Текст книги "Провал операции «Z»"

Автор книги: Фредерик Дар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Холодильник! Я так думаю, мне легко будет поладить с островом Кокпинок!

Перехватив мой многозначительный взгляд, слуга спрашивает – Месье желает что-нибудь?

– На два пальца виски и на один – уединения! – отвечаю я Он проворно исполняет оба моих желания, за что я ему чрезвычайно благодарен Я беру стакан и иду на балкон, чтобы удобно устроиться в кресле и спокойно посмотреть на океан Но вдруг совсем рядом со мной раздается страшный крик. Крик, какой вы можете услышать только в фильмах ужасов.

Глава 5

Я, как вы знаете, никогда не теряю голову. Если необходимо срочно кого-то спасать, Сан-Антонио всегда готов бежать на помощь. Но для этого нужно провести подготовку в два этапа, то есть опустошить стакан виски и только потом выскочить из комнаты. Подчеркну для любителей, никогда нельзя допускать, чтобы кубик льда полностью растворился в виски. Вы медленно вращаете стакан в руке, и, когда кубик растает наполовину, преспокойно можете пустить жидкость по трубам. Лишь в этом случае вы получите истинное наслаждение! На дне стакана должна остаться примерно половина положенного туда льда, понятно? Хорошо!

Тогда исполняйте! Понравилось? То-то же!

Значит, я энергичным жестом отправляю в рот содержимое своего стакана и быстро покидаю комнату.

В коридоре тихо, поскольку комнаты прекрасно звукоизолированы.

Следовательно, я слышал крик только потому, что находился на балконе.

Звоню в дверь Глории.

Из переговорного устройства доносится:

«Да?» – и я отвечаю: «Тони».

Малышка открывает сама. На ней лишь бюстгальтер и пояс для чулок.

Но меня вообще трудно шокировать.

– Вы слышали? – спрашиваю я.

Она хмурит брови, нарисованные от руки.

– Слышала что, дорогой Тони?

– Крик?

– Какой крик?

Я вхожу в комнату. Дверь балкона открыта настежь, но радио включено на всю мощь, и, естественно, при такой какофонии джазовых звуков можно находиться в гуще бомбардировки Пирл-Харбора и ничего не слышать.

– Почему вы спрашиваете? Вы слышали, как кто-то кричал? произносит она, томно глядя мне в глаза.

– Потому что кто-то кричал, да, любимая, – отвечаю я, чувствуя легкое раздражение, поскольку ее манера разговаривать со мной по делу сбивает меня с толку.

Я ловлю ее за талию.

– По крайней мере теперь мне ясно, что кричали не вы… – говорю я тихо и целую в разные места, по-дружески, будто дарю какую-нибудь сущую безделицу, а затем спрашиваю о дальнейших планах.

– Что вы скажете о небольшой прогулке к морю и подводной охоте перед обедом, дорогой Тони?

Предложение заманчивое. Мне даже кажется, в этом уголке мирового водного пространства можно поймать что-то экзотическое и вернуться не с пустыми руками, как обычно бывает у нас.

Сказано – сделано. Через полчаса мы одеты в лягушачьи костюмы, о которых мог только мечтать капитан Немо. Маски, акваланги, ласты, ружье-гарпун и нож на бедре для солидности – и мы похожи на пару милых марсиан, прилетевших на Кокпинок провести медовый месяц.

Во дворце Окакиса все тихо. На лужайке перед дворцом музыканты, сидящие полукругом, исполняют что-то в высшей степени камерное, чтобы не мешать отдыху. В беседках, увитых дивными розами, несколько гостей попивают прохладительные напитки, в то время как Омон Бам-Там I в соответствии с национальным обычаем бреется на солнце с помощью осколка бутылочного стекла.

Мы спускаемся по вьющейся между тропическими цветами и деревьями тропинке, уложенной розовыми мраморными плитами, прямо к океану. Какое громадное удовольствие вновь нырнуть в изумрудные волны, тепло которых так изумительно ласкает тело и душу. (Когда я перечитываю свои изысканные фразы, отмеченные блистательным синтаксисом и правильной орфографией, то понимаю, что Гонкуровские премии сплошь пускают на ветер…) – Первый, кто подстрелит рыбку, получит право на исполнение желания! – заявляет Глория, ныряя в подвернувшуюся волну.

Я плюхаюсь следом. В морских глубинах царствует прозрачная синева с легким зеленоватым переливом наподобие той, что бывает в старых соборах. Какое странное чувство вы испытываете в мире безмолвия! Но безмолвия, как вы понимаете, условного! Дно, усеянное то тут, то там красными и зелеными кораллами всевозможных оттенков, кажется, совсем близко – только протяни руку, настолько вода изумительно прозрачна.

Рыбы заняты своими неотложными делами. У них совершенно сказочная расцветка. Есть золотые, серебристые, голубоватые, красные, желтые, черные, зеленые, охряные, кобальтовые, всякие. Будто спятивший художник в бреду обдал их красками всей своей палитры. Заметив нас, рыбки срочно отваливают, но любопытные, как все животные, они возвращаются и разглядывают нас с удивлением.

В основном они маленькие, поэтому не представляют для нас интереса.

Мы их не трогаем, и они успокаиваются. Глория и я ищем крупную особь.

Чтоб было не стыдно сфотографироваться рядом на память. Я передвигаюсь в жидкой среде до удивления быстро. Одно мановение ластами – и я проделываю среди коралловых колонн расстояние, необычное для восприятия. Но глубина быстро растет, дно будто проваливается. Нужно быть осторожным, а то можно быстро схлопотать кессонную болезнь вместе с чрезмерным давлением на позвоночник. Я замедляю движение. По мере спуска вниз света становится меньше, многообразие цветов и оттенков гаснет. Я застываю за торчащей каменной глыбой и осматриваюсь. Меня окружает мрачноватый сумрак. Какого черта гнаться за рыбами, если можно подождать, пока какая-нибудь сама не приплывет и не скажет «здрасьте». Я пускаю пузыри, как тридцать шесть кардиналов, вместе взятых. Вдалеке различаю темный, расплывчатый силуэт Глории, проводящей разведку морской фауны. Нельзя, чтобы она отплывала далеко.

Не будем забывать, что мне платят за ее охрану. Недостаточно защищать ее от гангстеров, необходимо гарантировать ее безопасность в любой стихии.

И я плыву в ее направлении. Но бог мой, кого я вижу? Здоровенная рыбина, которая, дорогие мои домохозяйки, никак не влезет в вашу навороченную по последнему слову техники плиту. Не меньше полутора метров в длину, как мне кажется, и тянет килограммов на сто! У нее усы, как у Берты Берюрье – жены моего друга и доблестного помощника.

Да и в остальном на нее похожа, особенно мордой.

Рыба смотрит на меня, как любопытный ребенок. Скорее, шаловливо, как будто приглашая поиграть в салочки. Даже не очень могу себе представить, сколько этакая красавица на самом деле может весить. Я ведь из местности, где водятся щуки, форели, карпы, на худой конец…

Ну еще тунец в замороженном виде или рыба-меч – в банках! Поди разбери, какой у них натуральный размер! Но вкусно…

Про себя я размышляю, съедобна она или нет, но в любом случае такая толстуха будет прекрасным призом. Прижимаю к плечу ружье. Можно подумать, что рыбина разгадывает мои коварные намерения, поскольку тут же спохватывается и, лишь слегка вильнув хвостом, идет на предельной скорости ко дну. Я нажимаю на спусковой крючок. Трос пошел быстро разматываться, но рыбка говорит мне: «Пока, дурачок! После дождичка в четверг!» Гарпун лишь слегка цепляет ее за спинной плавник и уходит в глубину. Словом, клиент сорвался с крючка! Тащу за веревку, но она не поддается. Тогда я, следуя по тросу, спускаюсь вниз, чтобы вызволить гарпун.

Острие гарпуна вонзилось во что-то похожее на трубу, покрытую водорослями и лежащую на песчаном дне. Тащу изо всех сил, но все напрасно. Очевидно, придется отрезать веревку, хотя, конечно, жаль, поскольку на этом моя подводная охота закончится. Взяв в руку нож, пытаюсь расширить дыру, проделанную гарпуном. И в конце концов констатирую, что передо мной не труба, а рулон сетки. Толстый слой водорослей и кораллов совершенно закрыл ее ячейки.

Гарпун пробил несколько слоев сетки и застрял настолько плотно, что вытащить его оттуда кажется невозможным. Но все же мне удается сдвинуть и расшатать рулон. Делаю для себя странное открытие: с двух сторон рулон связан толстой металлической проволокой и к ней привязаны куски армированного бетона.

Удивительная находка, правда?

Отбросив к чертям мечты о подводной охоте, пытаюсь размотать проволоку. Приходится возиться добрых минут пять. Может, не ко времени будет сказано, но мне хочется подняться на поверхность, потому что я начинаю испытывать проблемы с воздухом.

Однако парень по имени Сан-Антонио самый упрямый из всех живущих на земле. Я упираюсь, как бык, раскручивая толстую проволоку. Отвязываю один кусок бетона… Надеюсь, Глория достаточно умная девочка, чтобы не уплывать слишком далеко от берега… Второй кусок бетона отвязать легче, поскольку проволока обламывается у меня в руках.

Начинаю задыхаться. Воздух кончается. Вы как, умеете дышать под водой без акваланга? Или с аквалангом, но без воздуха? Долго про держитесь? Тогда доброго здоровья! Хотя и с трудом, но мне удается поднять весь рулон на поверхность. Я оказываюсь, к счастью, значительно ближе к берегу, чем ожидал. Под водой теряешь ощущение расстояния. Плыву до торчащей из воды скалы и в бессилии ложусь на нее грудью, изображая Робинзона Крузо. Несколько минут я лежу без движения, задыхаясь и пыхтя, как старый локомотив. Как же хорошо вдохнуть чистого воздуха непосредственно из атмосферы! Сдвинув маску на лоб, оглядываюсь по сторонам. Океан спокоен, как Средиземное море.

Что-то не видно мисс Виктис. Горизонт пуст, как счет в банке продюсера после съемок фильма из разряда «Кино не для всех», если вы понимаете, о чем я. Меня охватывает легкое волнение. Уж не утонула ли моя милая, не свело ли у нее ногу? Хорошо же я буду выглядеть! Дважды играть в Зорро и спасать ее от опасных бандитов и дать утонуть прямо у себя под носом. Веселенькое дело!

Но выхода нет. Будь что будет. Надо подождать. Чтобы успокоить нервы и занять чем-нибудь руки в ожидании, принимаюсь распаковывать рулон. Прямо скажу, задача нелегкая, поскольку долгое лежание в воде превратило его в подобие цементного монолита. Орудуя ножом, стараюсь побыстрей размотать концы проволоки. В голове застряла шальная надежда найти там клад. Разве этот уголок Тихого океана не идеальное место для хранения кладов?

Распутывая и разрезая узлы сетки, я раню пальцы в кровь, но в конце концов мне удается развернуть рулон. Действительно, внутри кое-что есть, но не сокровище, о нет! Труп!

Мне вообще везет: если я выхожу на охоту, то уж точно что-нибудь найду!

Честно говоря, трупа-то нет – от него остался лишь желтоватый скелет. Похоже, дивные райские рыбки попировали здесь на славу. Даже кости друг от друга отделились. Я беру в руки то, что когда-то было головой, и по объему определяю: это был мужчина. Затылочная кость разбита, и, когда я верчу в руках череп, что-то металлическое падает на камни: пуля. Одиннадцатого калибра, что подтверждает мои опасения парень умер не от свинки.

– О-о!

Я поднимаю голову. Далеко (так и хочется сказать: на горизонте) над поверхностью воды машет загорелая рука моей невесты. Я вздыхаю с облегчением: не съели мою Глорию.

Машу ей в ответ, затем, приняв быстрое решение, заталкиваю находку в расщелину среди кораллов и спешу засыпать песком и камнями. Десять минут – и работа сделана: можете принимать! Когда моя красавица, как наяда, выходит из воды, скелет уже надежно спрятан.

Глория, похоже, очень рада встрече. И не столько встрече, а скорее тому, что ей удалось загарпунить здоровенную рыбину, которую она с трудом тащит за собой.

– Я получила огромное удовольствие, – говорит она взволнованно. – А вам удалось поймать что-нибудь?

Я воздерживаюсь от признаний относительно природы моего улова.

– Нет, вернулся ни с чем, Глория. Пытался загарпунить одну, да промахнулся.

– Помогите-ка мне вытащить мою. Она весит не меньше шестидесяти килограммов.

– Думаете, эта штука съедобна?

– Не знаю. Может, с майонезом ничего. Свою же добычу я не рискнул бы есть ни с майонезом, ни под английским соусом. Почему я вдруг принял решение не рассказывать ей о своей находке?

Загадка! Бывает, иногда я подчиняюсь сиюминутным импульсам своего сознания и лишь потом в уютном спокойствии начинаю задавать себе вопросы. Как сейчас: просто сказал себе, что промолчу о «своем» яйце с сюрпризом. Наверное, во-первых, мне подсознательно не хотелось портить праздник Окакиса, хотя бы из приличия, а во-вторых, самая лучшая политика – умолчание. Со всех точек зрения.

– Вы чем-то озабочены, Тони? – замечает Глория. – Может, немного завидуете? Мне удалось поймать такой великолепный экземпляр, а вам нет?

Мысленно двигаю себе ногой в зад и силюсь улыбнуться.

– Да, Глория, наверное, так и есть!

Она встает передо мной и совсем не по-дружески начинает покрывать поцелуями мое лицо и шею.

– А мы скажем, что именно вам удалось загарпунить эту рыбину, дорогой.

– Ни в коем случае! У меня нет привычки снимать сливки с чужого молока!

– Тони! Не спорьте! – смеется мисс Виктис. – Вы мой герой! И должны им оставаться при любых обстоятельствах.

Ах эти женщины, клянусь!

Глава 6

Грехов за мной много, но хлебать из чужих стаканов, как говорят в Савойе, не люблю. Разыгрывать из себя Тартарена, потрясать добычей, не мной пойманной, ниже моих моральных устоев.

Все, что я могу сделать, – помочь Глории дотащить ее улов до дворца судовладельца. По дороге машинально продолжаю думать о своем.

Например, меня интересует, давно ли «мой» труп лежит на дне океана.

Судя по толстому слою водорослей и кораллов, послуживших ему саркофагом, давно. Но чтобы дать более точный ответ, необходим специалист. Я так думаю, речь может идти о сведении счетов между контрабандистами. Тихий океан набит ими. Галапагосские острова кишат всякими торгашами и бандитами, промышляющими в Южной Америке.

Но стоит ли делиться новостью с Окакисом? Вот в чем вопрос, как сказал бы Шекспир, цитируя самого себя.

Так я терзаю себя догадками и сомнениями, пока мы с триумфом не появляемся на парадной площадке перед дворцом. Свежий улов и шампанское, как писал когда-то чревоугодник Пьер Гурманн. Он бы так вкратце и изложил нынешнюю ситуацию. То есть мы, значит, приносим свежий улов, а господа и дамы уже вкушают шампанское в душистой тени окакисовского рая. Клянусь, этот грек сумел воссоздать Олимп!

Между тем на гидроплане прибыли новые гости. Окакис как раз заканчивает церемонию представления. Я имею честь непосредственно пожать пять Сальвадору Маразмелло, бывшему диктатору с Берега Берцовой Кости; королеве Педоке из крошечного государства Бью-бегги, утонувшего в Атлантическом океане после землетрясения; толстухе, чей зоб не удается закрыть даже двадцатью двумя рядами огромных жемчужных бус, и, наконец, пожимаю двумя руками одновременно протянутые пятерни господ Берри и Носси из банковского дома «Жесткая валюта».

Я уже собираюсь отчалить, но не тут-то было, поскольку Окакис подводит меня к еще одному столу.

– А вот два ваших соотечественника, мой дорогой друг, – любезно произносит владелец танкерного флота. – Профессор В. Кюветт из Центра научной обработки околонаучных разработок наукообразных исследований и его верный помощник Верзиль.

Я приветствую профессора, поскольку его имя мне знакомо. По-моему, именно он открыл и придумал много интересного, а главное, полезного, например, дырокол для сыра, трубку с двумя чашечками для табака, дезодорант для слонов, жевательную резинку с никотином, позволяющую некурящим вдоволь отравиться, кофейную чашку для левшей, штопор обратного действия, карниз для вертикальных занавесок и машинку для чистки артишоков. Это принесло ему неслыханную славу. Кроме того, профессор получил награды и звания, в том числе розетку для включения в сеть ордена Почетного легиона, а ныне носит новую награду – Детей Марии (его мать была Марией). Кюветт маленького роста, лысый, сильно смахивает цветом лица на кабачок цуккини.

Отдав должное профессору, я поворачиваюсь к его верному соратнику, и тут, мужики, на меня наваливается столбняк! Человек крупной наружности, весь из себя в белом костюме, стоящий передо мной, вылитая копия Берюрье. Двойник! Одно лицо! То ли они оба от одного пэра, то ли от одного мэра! Наманикюренный, побритый, причесанный, набриолиненный, напудренный, воспитанный, с манерами и прочее, но Берю! Отпад! Потрясающее сходство!

На помощнике ученого большие очки-велосипед с затемненными стеклами и дужкой шириной с бампер автомобиля. На массивную голову напялена легкая шляпа желтоватого цвета, украшенная лиловой лентой. Белая шелковая рубашка с безукоризненными манжетами придает ему очень важный вид.

Рука расслабленная, мягкая, что очень отличается от лап костолома Берюрье – того, настоящего.

Мы выказываем обоюдную радость от знакомства. Голос также не похож на рык моего Берю – глотка скорее работает в высокой тональности, во всяком случае, не в харкающем баритоне моего сослуживца.

Для проформы обмениваемся несколькими фразами.

– Мы прибыли в Гуаякиль сегодня утром, – объясняет мне двойник Толстяка. – Там мы сели на гидроплан, принадлежащий господину Окакису, который доставил нас сюда за рекордно короткое время. Я полагал, эпоха гидропланов закончилась, но мне представился случай по достоинству оценить полезность их применения в районах архипелагов.

Если минуту назад у меня и кипел котелок по поводу сходства этого малого с моим Берюрье, то теперь все сомнения улетучились. Зная способности Толстяка, могу с уверенностью утверждать, что он в жизни не сформулирует такую фразу.

И действительно, какого, собственно, черта Берю попрется на Галапагосы? Он сейчас крутится где-нибудь в Конторе, составляя отчет, так как должен уехать в отпуск после моего возвращения.

Я откланиваюсь, поскольку до сих пор пребываю в лягушачьей коже, и иду нацепить что-нибудь цивильное.

Разодевшись как рекламная картинка, быстренько сматываюсь из номера, не оставив адреса, пока ненасытная Глория не накинула на меня аркан. Мне тоже необходимо, хоть я и в роли жениха, глотнуть немного воздуха свободы. Широко открыв ноздри и рассчитывая на свой прирожденный нюх, иду на поиски Антигоны Окакис, дабы убедиться в благосклонности ее возможных намерений по отношению ко мне, а заодно и слегка пофлиртовать, показывая настойчивую искренность собственных.

Гости куч куются по ранжиру, в зависимости от важности положения.

Королевы с королевами треплются о шмотках «от Картье» , короли между собой – о футболе, а финансисты с калькуляторами в руках про свое купить-продать. Омон Бам-Там I учит мамашу Меланию из Брабанса чистить кожуру банана ногами, в то время как баночный князь Франц-Иосиф Хольстен (светлый) объясняет сырному королю, как осветлять сусло и сколько нужно добавлять солода в хмель, чтобы не вылететь в трубу.

Барон Самуил де Леви-Тель-авош разъясняет господам из «Жесткой валюты» причины падения курса туалетных бумаг на нью-йоркской бирже. Тут же рядом господин Педе из Разъединенных Наций пытается ухаживать за церемониймейстером Окакиса.

Как вы помните, судовладелец горячо рекомендовал гостям делать все, что им заблагорассудится. Так, например, мне, Сан-Антонио, чемпиону по разгадкам тайн всех категорий, первым делом заблагорассудилось вытащить на свет божий труп, лежавший на дне океана. Вы можете подумать, что это сущая безделица, согласен, но зато она внесла некоторое разнообразие в бессодержательное времяпрепровождение, не так ли?

Так, прохаживаясь, принюхиваясь и приглядываясь, из передней в гостиную, затем из сада на теннисный корт, я в конце концов прихожу к мнению, что тусовка смахивает на прием в доме для престарелых.

Дряхлость собравшихся выбивает меня из колеи. Я очень люблю стариков, но в небольших дозах. Приятно смотреть на жизнерадостного румяного дедушку в хорошем состоянии и на ходу, но толпа еле передвигающихся развалин ввергает меня в уныние, заставляя опасаться эпидемии.

Двойник Берюрье, толстомордый Верзиль, листает технический журнал, изданный на языке чао-чао.

– Вы читаете на чао-чао? – удивляюсь я.

– Бегло, – отвечает мне спокойно помощник профессора. – Нас всего шесть человек во Франции, свободно владеющих этим языком.

Чем больше я на него смотрю, тем больше поражаюсь сходству с моим Толстяком.

– Вы случайно не родственник одного моего хорошего друга по имени Александр-Бенуа Берюрье? – решаюсь я.

Он напрягает гладкое лицо.

– Не имею чести знать такого!

Поскольку полиглот, похоже, уже сыт моими вопросами, я продолжаю свой путь в поисках красавицы Антигоны. Даже странно, что она так въелась мне в душу. В принципе, можно было бы ограничиться и Глорией у меня к ней жалоб и рекламаций нет. Просто я, видно, попал под секундное очарование Окакисовой дочки, когда наши взгляды встретились.

Не знаю, случалось ли вам ощущать внезапное высвобождение вашего эмоционального потенциала? А? Хотя понимаю – вы так же романтичны, как трактат по статическому электричеству. Не надо кукожить ваши несвежие рожи! Ответьте мне честно! Ах, вы обиделись? Почему это я назвал вас несвежими рожами?

Не будьте буками! Если вы немного поджаритесь на солнце и нацепите противогаз, то будете выглядеть весьма презентабельно. Но если вы считаете этот вопрос нескромным посягательством на вашу личную жизнь, то – пожалуйста, можете не отвечать! Я вас спросил так, из вежливости.

Есть люди, способные обижаться по пустякам… Думаю, проституция не была бы так распространена, если бы мужчины не желали во что бы то ни стало излить душу. Большинство господ запрыгивает на девочек не для физических упражнений, а прежде всего потому, что хотят выложить кому-нибудь, желательно понятливому и благодарному слушателю, все, что у них накопилось на душе. А на душе бывает всякое: например, хочется кому-нибудь рассказать, как вы соблазнили служанку или как провели отпуск в Дании, о любовных связях вашего шефа, об осложнениях после гриппа у младшего сына или о семейных распрях в результате завещания, оставленного вашим дедушкой. И проститутка в такой ситуации идеальный слушатель, поскольку мы ей платим. В жизни, дорогие мои, по-настоящему получают удовольствие только от того, за что платят. Все остальное приносит лишь проблемы. Будь то женщина, машина или голоса избирателей – если вы их не покупаете, они принесут вам множество хлопот.

Кто ищет, особенно упорно, тот, как вы знаете, всегда найдет.

«Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир», как сказал один известный всем ученый муж. Рычаг, слава богу, у меня есть, снабженный шарикоподшипниками и универсальным пробойником. Остается лишь найти точку опоры – в данном случае очень притягательную и изумительно красивую мисс Окакис (Антигона для друзей и господина Софокла). И я нахожу ее (точку опоры) на теннисном корте. Скажу вам сразу без преамбулы, поскольку забыл все преамбулы на своем ночном столике: мисс Антигона в короткой белой юбочке способна поднять курс валют на бирже.

Такие бедра, как у нее, можно увидеть лишь в гранд-варьете типа «Лидо», и то не оптом по дюжине в пакете, можете мне поверить! Кожа цвета охры, зажигательная, аппетитная, шелковистая, с легким светлым пушком. До безумия прелестное лицо с красивыми, идеально посаженными глазами цвета чего-то коричневого с золотистым, зубы ослепительной белизны, будто на рекламе «Колгейт» , руки бронзовые, как я не знаю что (похоже, у меня авария со сравнениями – повторяюсь или просто не нахожу). Вас очаровывают, ловят, хватают, забирают. Так что вас пробирает.

Когда я подхожу к корту, она делает великолепный эйс своему противнику. Человек, играющий против нее, большого роста, худой, с мешками под глазами, носом больше похожим на маленький хобот, чахлой растительностью на подбородке, напоминающей кисточку для акварели, и залихватскими тараканьими усами. Этого типа я уже где-то видел, но в костюме теннисмена не могу узнать. Хотя понятно, что речь идет о какой-то знаменитости! И тут меня осеняет: да это же Экватор Сали, художник! Помните? Тот, что нарисовал огромных улиток, ползущих на фоне газовых факелов при неоновом свете, и велосипеды с колесами из розовых гирлянд!

– Партию-реванш, мэтр? – предлагает Антигона.

– К великому сожалению, я сдаюсь. Вы слишком сильный соперник для меня, – галантно отвечает запыхавшийся Экватор.

Тот единственный, кто никогда не упускает возможность показать товар лицом, это ваш дорогой и любимый Сан-Антонио! Вы не знали?

Словом, я рискую.

– Если вы не очень требовательны в выборе партнера, мадемуазель, то я к вашим услугам.

Красавица награждает меня таким проникающим взглядом, который не способны остановить даже мелкие ячейки сетки-рабицы. Я быстро понимаю, что мое предложение ей понравилось.

– Охотно.

И вот на арену выхожу я. Вовремя я сообразил надеть шорты и майку «Лакост». Художник, без которого улитка так и осталась бы просто улиткой, с двусмысленной улыбкой на физиономии отдает мне свою ракетку.

– Мальчик мой, – говорит он с неопределенным акцентом, который ему пришлось шлифовать долгие годы, – я вам желаю массу удовольствий!

– Благодарю, папаша, – отвечаю я хамским тоном.

Он выпучивает глаза, от чего отвисают подглазные мешки. Обычно толпы народа кидаются к его ногам. Дамы бросают под его башмаки лифчики вперемешку с розовыми лепестками, чтобы облегчить его передвижения по бренной земле, а мужчины покрывают лестью с головы до ног, одновременно бешено завидуя. Он отвешивает мне черный взгляд.

Честное слово, если бы у живописца под рукой была палитра, он на века запечатлел бы мое невежество и зазнайство, по-своему пригвоздив к позорному столбу. Экватор Сали изобразил бы меня в образе злого и коварного монстра с подпорками или растекающейся задницы на фоне горящих жирафов, уж поверьте! Его репутация желчного и мстительного старика известна всем!

Смех наблюдающей за сценой Антигоны указывает мне, что я ей доставил удовольствие.

Мы начинаем с небольшой разминки. Я быстро замечаю, что моя спортивная форма осталась в раздевалке. Как, черт возьми, вы сможете отражать мячи, посланные такой красоткой, когда только и делаете, что рассматриваете ее лицо и ноги? Она до того хороша, до неврастении так и хочется сыграть ей серенаду на ракетке, как на мандолине. Но, с другой стороны, мне очень хочется показать ей, на что способен. А способен я на многое, в частности заставить восхищаться толпу! Разве не так? Было время, когда на турнире «Ролан-Гарро» меня называли Сан-А-Сатана. Очень образно, правда?

Мы начинаем партию. Вначале я выгляжу неуклюже и смешно. Экватор по ту сторону решетки прыскает со смеху и издевается, как Мефистофель.

Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то закончит день с ракеткой вокруг шеи, так что сможет потом запечатлеть себя на очередном автопортрете. Первая подача за моей партнершей, вторая тоже.

Причем легко! Но в третьей я вынимаю свои способности из кармана, и девушка не может противостоять.

Я выигрываю третью подачу, затем четвертую, пятую и в конце концов выигрываю сет. Первый, кто прекращает свои радостные вопли и хмыканья, тот самый художник, с хоботом и усами. Усы поникли и потеряли тараканий задор. Ему надо бы их накрахмалить, чтобы приподнять свой имидж.

Мы начинаем второй сет. Моя подача. Я подбираю два мяча и бью.

Вышло коряво: мяч угодил в сетку. Я изготавливаюсь послать второй мяч, но вдруг останавливаю движение руки – молниеносный рефлекс! Будущее принадлежит тем, кто быстро реагирует. Представьте себе, в тот момент, когда я хотел подкинуть мяч, чтобы сделать подачу, меня удивила одна вещь – вес мяча. Я жестом приношу извинения Антигоне и взвешиваю мяч на руке. Сомнений нет – он весит на несколько граммов больше, да и сделан будто бы из другого материала.

– Что у вас произошло? – спрашивает малышка, приближаясь ко мне.

Я показываю ей мячик.

– Попробуйте взвесьте, он не похож на другие!

Она соглашается.

– Он, наверное, просто намок?

– Не думаю. И упругость отличается.

– Да, правда, – отвечает мисс Окакис.

И, чтобы испытать отскок мяча, она с силой бросает его в корт.

О-ля-ля, что творится, мадам! Война на Тихом океане, новая версия, улучшенная и модернизированная – римейк! Страшный взрыв! Огненная вспышка! Осколки в разные стороны! Столб дыма! Мы оглушены. Потрясены ударной волной! Мы парализованы! Мы в крови!

В крови и, возможно, в клочья!

Нет! Целы! Прижаты друг к другу. Антигона побелела. Сюрприз так сюрприз (на всех языках звучит одинаково)! Вот уж чего не ждали и даже не успели испугаться. Этот фальшивый мячик оказался маленькой изящной гранатой.

– Вы ранены, моя девочка? – спрашиваю я у Антигоны.

Она смотрит на меня своими огромными красивыми глазами и, похоже, не понимает моего вопроса. Вы ведь знаете – в душе я родился капитаном океанского корабля. Женщины и дети в первую очередь! Все, что касается посадки на шлюпки и организации спасательных работ на тонущем корабле, тут я впереди всех, мое слово – закон!

Поскольку она не в состоянии вымолвить ни слова, я сам провожу инвентаризацию, как у себя в Конторе к концу года. У нее порез на руке, еще один – на щиколотке и ссадина на лбу. Я рассматриваю юбку и майку: нет ни дырок, ни пятен крови – все о'кей! Помазать зеленкой – и все пройдет. Короче, пронесло! На то же самое я надеюсь и в отношении малого по имени Сан-Антонио. Краткая инспекция моей атлетической фигуры. Один осколок угодил мне в бедро, другой – в мякоть левой руки.

Если бы малышка имела неосторожность бросить мяч у наших ног, то мы бы сейчас были похожи на решето. Я рисковал перед смертью увидеть свое сокровенное в теннисной сетке. Ах, какая была бы невосполнимая потеря для дам с нежным сердцем и склонностью к легким головокружением.

Представляете себе, что бы могло получиться, если бы у меня не было божественного дара, а вернее, волшебного рефлекса, и я вместо того, чтобы взвесить мяч на руке и почувствовать некоторый излишек веса, треснул бы по нему ракеткой. Моя собственная судьба была в моих руках – все было как бы на весах истории, и стукни я по мячу, единственный сын моей матушки Фелиции был бы вычеркнут из этой истории навсегда.

Представляете себе, а?

Взрыв привлек к теннисному корту людей, и они бегут сюда со всех сторон. Нужно видеть этот забег, как на Олимпийских играх для паралитиков, среди которых коронованные, титулованные, с гербами, состояниями, наградами и прочими почестями высокочтимые особы.

Японский посланник пересекает финишную ленточку первым – папаша Нету Метро Киото обладает истинно самурайскими качествами. Он визжит, как крыса, чей хвост попал в шестеренки кофейной мельницы:

– Мисс Окакис! Мисс Окакис!

И его превосходительство спешит заключить в свои руки малышку Антигону, которая и так уже находится в объятиях, но в моих. Я шлепаю по плечу старого ловеласа.