Текст книги "И заплакал палач..."
Автор книги: Фредерик Дар
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
16
Это был романтический и невеселый дом. Старый ветхий фасад стыдливо прятался за деревцами, которые позабыли подстричь.
Проржавевшая ограда со свисающими гроздьями глициний охраняла вход в сад. Все ставни были закрыты.
Я прислонился к стене напротив и долго глядел на пустой дом.
"Так, значит, вот где она жила", – подумал я.
От этого места веяло чем-то таинственным и даже тревожным. Я не мог оторвать от него взгляд.
Спустя некоторое время рядом послышался какой-то шум. Я повернул голову и увидел в окне соседнего дома старуху. Она смотрела на меня с тем жадным любопытством, с которым провинциалы гоняются за всем необычным. Вот старуха улыбнулась.
– Никого нет, – сказала она.
Я пошел к ней. Это была очень старая женщина. Во рту спереди торчал последний зуб, и от этого она сильно походила на карикатуры из "Тарелки или масла".
– Вы ищете мадемуазель Ренар?
– Гм... да.
– Она уехала. Почти месяц назад.
– А вы... вы не знаете, где она?
– Знаю, – спокойно ответила старуха, – она в Испании.
Я чуть не хлопнулся в обморок.
Старуха заметила, как я удивлен, и от этого прямо вся расцвела.
– Зайдите, – предложила она.
Я толкнул калитку. Старуха ждала меня на пороге.
– Вы ее друг?
– Нет... Я... Я из отдела по социальному обеспечению. Хотел навести кое-какие справки об ее ребенке.
– А-а...
Старуха, похоже, была чуть разочарована.
– Она одна уехала в Испанию?
– Нет, с малышом и со стариком вместе!
Я даже вздрогнул.
– Со стариком?
– Соседка буквально наслаждалась. Даже облизывалась от удовольствия.
– Ну да, с Бридоном... Со старым Бридоном. А вы что, о нем не слыхали? Ну как же, консервы "Бридон", помните? Сейчас-то в деле его сын...
Все эти сплетни она знала наизусть и теперь с радостью готовилась пересказать их новому слушателю.
– Вы не здешний?
– Нет, я из Парижа.
– Ага, ну тогда понятно. Так я вам расскажу...
Да, пусть расскажет! Я хотел знать. Нужно было опуститься до самого дна. Ведь я знал теперь наверняка: то, что она расскажет, будет не слишком привлекательным.
Самым невыносимым, конечно, было узнавать все это из уст такой старой сплетницы, для которой жизнь Марианны была только поводом для пересудов.
– Она рано потеряла отца... Он служил в отделе регистрации. Уважаемая такая была семья, поверьте...
Я весь кипел, но надо было терпеть. Она ничего не скрывала. Мне оставалось выбрать – узнать все или ничего.
– Когда он умер, Марианна была еще девочкой. Мать ее обеднела... И потом, алкоголь, знаете... Она напивалась, а прикидывалась порядочной женщиной. Хотя каждый вечер валялась без памяти, и бедной девочке приходилось все ио дому делать самой.
Неспроста я догадывался о какой-то трагедии по тоске во взгляде Марианны! И, странное дело, по мере того, как беззубая соседка вела свой рассказ, у меня появлялось ощущение, что такую историю я уже где-то слышал. Я вспоминал о портрете Марианны у меня в багажнике и теперь понимал, что все это сказал мне ее взгляд.
– У нее был любовник, старый Бридон... Настоящая свинья! Такой порочный, и вообще... Жуткие сцены они устраивали, когда она напивалась, и все это на глазах ребенка... Ведь мамаша Ренар его не любила, да только он их содержал... Как-то ночью у нее случился приступ этого... погодите, забыла, как называется...
– Белой горячки, – пробормотал я.
Соседка взглянула на меня с уважением.
– Да-да, это самое... Альбертина, это так звали мать Марианны, выбросилась из того окна, видите?
Узловатый палец указал на оконный переплет в доме напротив.
– Утром ее нашли на тротуаре... Она еще была жива... Но потом умерла в больнице... А старый" Бридон все приходил сюда. И взял в любовницы девчонку... Хотите верьте, хотите нет, но он ей даже ребенка сделал! В ее-то возрасте! Марианна больше почти никуда не ходила, ну, только за покупками. Я ее иногда встречала. А он-то терпеть не мог, если ее не оказывалось дома, когда он приходил. И бил даже... Я слышала крики... Все хотела позвонить в полицию... Да только ведь, знаете... В таких маленьких городках вмешаешься, а потом это обернется против тебя же... У бедняжки Марианны была только скрипка... Она всегда играла... Наверное, даже за малышом не ухаживала... Он был как маленький зверек, никогда не выходил за ограду...
Старуха умолкла.
– Вы плачете? – удивилась она.
– Есть от чего...
– Да-да... Когда я встречалась с Марианной и говорила с ней о старике, она всегда отвечала, что он, мол, скоро увезет ее в Испанию. Только об этом и мечтала... Прямо как наваждение...
Я в конце концов решился спросить:
– А вам не казалось, что она... ну не совсем нормальная?
– Как это?
Вместо ответа я покрутил пальцем у виска.
– Ах, вот оно что!
Она задумалась. Наверное, такой вопрос ей задавали впервые.
– Может, и так. Она была такая грустная, что, глядя на нее, плакать хотелось, добрый вы мой... Тихо так разговаривала, даже лицо не двигалось. У меня прямо сердце разрывалось...
– А потом?
– С месяц назад утром пришел молочник. Мы же здесь на отшибе живем, вот молочник и ездит... Она сказала, что не возьмет молока, потому что уезжает в Испанию. Я спросила ее просто так, для разговору, одна ли она уезжает, а она ответила – нет, вместе с Бридоном и ребенком.
– А потом?
– Потом я ее больше не видела. Когда встала утром на следующий день, все у них и в самом деле было на запоре.
Теперь я знал. Правда оказалась настолько печальной, что я даже и предположить не мог. В жизни не слышал истории ужаснее и мрачнее. И так жила женщина, которую я любил.
Я почувствовал, что очень устал. Ощущение усталости возникло внезапно. Я понял, что не могу больше выспрашивать у прохожих о прошлом Марианны.
– Уже уходите?
– Пора...
Напоследок я остановился у проржавевшей решетки. Удивительная тишина царила над заброшенным садом. Я надавил на калитку. Она поддалась. Кинул взгляд на домик старухи. У окна ее не было. Она проводила меня до ограды, а обратно, видно, еле тащилась, вот и не успела еще добраться до своего наблюдательного поста.
Тогда я откинул крючок и вошел в сад.
17
Там пахло смертью. Ну, или кладбищем. В сущности, это одно и то же. У этих грустных мест был крепкий, обволакивающий запах. Запах сгнивших растений. Сад весь зарос травой и колючими кустами. Кустики ириса погибали под щебнем полуразвалившейся стены. С нижней ветки яблони на одной веревке свисали драные качели.
Я медленно шел по остаткам садовой дорожки и к замшелому крыльцу. На этот раз я проник в самую сердцевину прошлого Марианны. Это ее память я несмело топтал ногами.
Я поднялся на крыльцо. Двустворчатая дверь снаружи была заклеена. За стеклами виднелась резная решетка. Я тронул стекло в том месте, где был засов. Не знаю, какая мрачная сила толкала меня вперед. Стекло поддалось. Замазки не осталось, и держалось оно на нескольких ржавых гвоздиках.
Стоило чуть нажать, и стекло отошло. Оно даже не упало, а застряло в решетке. Я просунул руку внутрь и смог ухватиться за засов. После нескольких попыток удалось наконец повернуть его. Дверь открылась.
Я ступил в обветшалый коридор. Пахло сыростью. Так вот среди какого убожества протекала ее ушедшая жизнь!
Было от чего впасть в отчаяние. Жизнь взаперти в полном трагическом смысле этого слова.
Я открыл одну из дверей. Она вела в гостиную. Но какую! Наполовину отодранные обои висели смятыми клочьями, а те их куски, которые еще держались на стене, пошли пузырями и цветом напоминали мочу. Я подошел к окну. Там стоял пюпитр. На нем были разложены ноты. Чайковский. Я увидел оконный шпингалет в форме львиной головы с разинутой пастью.
Значит, Марианна играла здесь, в этой комнате. Я знал: если раскрыть ставни, прямо перед стеклом появится ветка. Но проверять не стал из-за старухи – та, наверное, уже заняла свой наблюдательный пост.
Комната напротив оказалась столовой с обстановкой в стиле рококо. Туда я заходить не стал. Мне хотелось увидеть самое гнусное: спальню. Спальню, где ее развращал похотливый старикашка.
Потом, после этого, мне казалось, можно будет прийти в себя, уехать в "Каса Патрисио" и встретиться с ней, преисполнившись не только любви, но и безмерной жалости.
В конце коридора скрипучая лестница вела на второй этаж. Я двинулся вверх. Но по мере подъема в нос мне начал бить какой-то жуткий запах. Я никак не мог понять, что же это такое. Наверное, Марианна, уезжая, оставила где-то продукты, и они протухли.
Наверху были две двери. Я открыл одну из них и понял, что она вела не в спальню, а в настоящий ад.
В ставнях не хватало пары дощечек, и комната, как аквариум, была наполнена мутноватым светом. На кровати валялся труп. Труп старика. Разложение уже оставило на его лице свои кошмарные следы. Простыни под ним были коричневыми. Я понял, что это от его высохшей крови. На шее старика и внизу живота зияли страшные раны. Видно, она бросилась на него, как помешанная, движимая исступленной яростью. На полу возле кровати валялся старинный кинжал с кривым лезвием. Это и было орудие убийства.
18
Не верьте, если кто-нибудь вам скажет, что при виде трупа очень испугался. Обнаружив останки Бридона, я испытал целую гамму различных чувств, но страха не было. Скорее ошеломление и, конечно, отвращение. Оно и понятно... От трупа так разило, что меня даже вырвало. В жизни не видел ничего отвратительнее, чем этот искромсанный жирный труп с позеленевшей кожей.
Отступив, я заметил за дверью детскую кроватку. Маленькую кроватку с большим белым муслиновым пологом. Сам не знаю почему я приподнял полог и заглянул внутрь. Иногда действуешь, подчиняясь каким-то бессознательным рефлексам. И с тех пор никогда не забуду того маленького мертвеца. На нем не было никаких ран. Наверное, он умер от истощения.
Я даже глаза зажмурил. Все происходило, как во сне. Столкновение с этой мерзостью было выше человеческих сил. Нервная система не выдерживала: так под слишком сильным напряжением начинает плавиться предохранитель.
Я вышел, пошатываясь. И громко хлопнул дверью. Я больше не мог терпеть эти дантовские видения.
Цепляясь за перила, я начал спускаться по лестнице, а внизу сел на последнюю ступеньку. Кружилась голова. От запаха из спальни я даже захмелел, как от спиртного. Он буквально въелся в меня, и я подумал, что никогда от него не избавлюсь. В голове всплыли слова барселонского врача: "Не думаю, чтобы потеря памяти наступила вследствие травмы... Мне кажется, эта женщина еще раньше перенесла какое-то нервное потрясение..."
Но увиденный кошмар как-то не ассоциировался с Марианной, наоборот, к ней я чувствовал лишь огромную жалость. Несчастное создание! Насилие, затворничество, которые ей приходилось выносить, были для нее смягчающими обстоятельствами. Понемногу она начала терять рассудок, даже не рассудок, а ощущение реальности. Довела до истощения ребенка и бросила... Он умер. И как-то раз, когда Бридон явился утолить свою похоть, разъярилась и заколола его. А потом взяла скрипку и...
Испания?
Это были ее первые слова в Кастельдефельсе: "Я всегда мечтала увидеть Испанию".
Почему именно Испанию? Может, из-за солнца, света... В этом жутком темном доме с ледяными сквозняками она мечтала о "Каса Патриота", хотя тогда его и не знала. Но уже предчувствовала. И, конечно, мечтала о таком парне, как я: молодом, сильном, который прижмет ее к своей груди... отмоет от гнусных ласк старика...
Да, во мне она любила мужчину, которого ждала всю жизнь. Но как же все-таки удалось ей попасть в Барселону? Это так и оставалось загадкой.
Я поднялся. Невыносимо было дольше находиться тут рядом с этими двумя мертвецами на втором этаже. С отцом и сыном... Наверное, она возненавидела в ребенке живое продолжение вечного Бридона! Даже сам Золя не смог бы придумать истории ужаснее.
Я шагнул к крыльцу. Теперь ясно, отчего здесь пахло, как на кладбище. Только я закрыл дверь, как снаружи скрипнула решетка. Я быстро обернулся. В сад вошел какой-то крепкий мужчина в бежевом плаще. И не нужно было обладать особенной прозорливостью, чтобы понять: уж он-то на самом деле был полицейским!
19
Опасность! Мне удалось стряхнуть оцепенение и выйти как ни в чем не бывало.
– Кто вы такой? – рявкнул человек.
Как будто пролаял.
– Инспектор из отдела социального обеспечения...
Я кивнул на дом:
– Все открыто, заходи, кто хочешь... А хозяев нет.
– Точно?
– Я вот только что обошел все кругом. А вы здесь живете? – решил я притвориться простачком.
– Нет, я из комиссариата. Расследую одно дело об исчезновении.
Я почувствовал, как у меня похолодело все внутри.
– Это из здешних кто-нибудь исчез?
– Ну да... Бридон... Сын вот уже месяц его не видел.
– Правда? А может, он куда-нибудь уехал?
– Да нет, иначе бы взял деньги из банка.
Полицейский вдруг спохватившись, что выкладывает свои профессиональные секреты первому встречному, пожал широкими плечами:
– Ничего, найдем...
Он прошел мимо меня и стал подниматься по ступенькам на крыльцо. В ушах у меня зазвенело, а перед глазами поплыли красные круги.
– Вы знаете, там никого нет, только время потеряете, – выдохнул я.
– Ничего, пойду все-таки взгляну.
Что делать, дотошный попался сыщик.
Я ринулся к выходу по заросшей сорняками дорожке, а когда оказался за оградой, как безумный, понесся к машине; Сердце будто оторвалось и скакало в груди, как горошинки внутри свистка.
Не намного я опередил сыщика! Минуты через четыре он обнаружит трупы, и во всем квартале поднимется такая суматоха!
Я с бешеной скоростью погнал машину в Париж. Поставил ее в гараж к одному торговцу углем и спрятался в мастерской.
В шкафчике у меня еще оставалось немножко виски. Я стал пить прямо из горлышка, но от спиртного тошнота только усилилась. Пришлось даже лечь на диван и закрыть глаза, чтобы так не переворачивалось все внутри.
Я долго пролежал с закрытыми глазами, будто в темноте, обуреваемый страшными мыслями. Потом вроде чуть успокоился, пришел в себя.
Теперь уже и речи быть не могло о том, чтобы дожидаться свидетельства о рождении и добывать фальшивый паспорт. Времени не оставалось! Скоро повсюду разошлют приметы Марианны. Инспектор и мои заодно добавит: это будет конец. Я-то, конечно, ничем не рисковал, но вот она...
Ее приметы обязательно пошлют в Испанию, ведь она, как назло, всем говорила, что уезжает туда. В Барселоне сразу же поймут, что разыскиваемая девушка в точности подходит под мое описание ее примет, и вспомнят о наезде. Значит, надо было во что бы то ни стало ехать к ней и приискать в Испании надежное укрытие... В противном случае ей грозит заключение или сумасшедший дом.
Я чуть было не побежал за машиной. Но вовремя вспомнил, что ее номер тоже могли заметить. Тогда в Испании из-за этого могут быть неприятности. Лучше по телефону заказать место на самолет в Барселону. Меня попросили сказать номер паспорта. Заглянув туда, я побледнел: нужна была новая виза, а для этого требовалось время!
Я выскочил на улицу, добежал до банка и забрал со своего счета все деньги, которые там были. Пока непонятно было, как их провезти, но я рассчитывал, что случай поможет.
Бедняги с виллы на улице Гро-Мюр уже не тревожили меня. Моим сознанием безраздельно завладело ощущение близкой опасности. Оно гнало меня вперед. Оставалось лишь несколько часов, потом будет слишком поздно. Прихватив свои сбережения, я отправился в испанское консульство. Там было полно народу. Я попросил передать консулу мою визитную карточку и добавить, что я пришел от Хаиме Галардо, главы новой испанской школы живописи.
Консул сразу же и довольно радушно принял меня. Я сказал, что только что приехал из Испании, но там осталась моя невеста, и вчера я получил телеграмму о том, что ночью у нее начался перитонит. Якобы мне срочно надо ехать к ней, • но визы нет, и...
В общем спустя три часа я уже садился в самолет.
Часть четвертая
10
Волшебная ночь опустилась на Барселону. Россыпь огней внизу под самолетом походила на гигантский светящийся план большого города.
Слева виднелось матовое, переливающееся в бесконечности море. И я почувствовал облегчение. Это была Испания... Благородная, страстная Испания. Она ждала меня, вселяла покой.
В аэропорту автобусы ожидали пассажиров в Барселону. Но Кастельдефельс находился совсем в другой стороне, недалеко от аэропорта, и я нанял машину. Деньги были у меня при себе. На границе я разложил их между страницами толстого журнала, а журнал небрежно засунул под мышку.
Везла меня старая французская машина. Таких у нас еще полно в деревнях. Сзади у нее был небольшой кузов, и ее можно было использовать, как грузовик. Сидя в кабине, я на себе ощущал каждую выбоину на дороге. Чем ближе мы подъезжали к Кастельдефельсу, тем страшнее становилось увидеться с ней. Да-да, это был настоящий ужас. Я боялся встретиться с Марианной, теперь, когда узнал, кто она, или, по крайней мере, кем была. Я понимал: она убийца. Или помешанная с манией убийства, что в каком-то смысле еще хуже.
И эти глаза на портрете... Как ни странно, взглядом художника я уловил больше, чем когда смотрел на нее, как мужчина. А тогда, на пляже она оторвала у бабочки крыло... Может быть, именно дремавший втуне инстинкт толкал ее на жестокости.
Я как раз погрузился в эти безрадостные размышления, когда тарантас въехал на ухабистую дорогу, ведущую к пляжу.
Шофер остановился у тростникового загончика. Я расплатился, взял чемодан и, даже не ответив на его "до свидания", зашагал к "Каса".
* * *
Ее я увидел первой у террасы рядом с огромным разросшимся кустом. На ней была красная юбка, которую я ей купил. Марианна сидела, уткнув подбородок в колени, обхватив руками щиколотки. И, не отрываясь, глядела на море. Никогда я еще не видел ее такой красивой. Легкий ночной ветерок шевелил длинные волосы. На террасе вязала сеньора Родригес, дожидаясь субботы, а с ней и нового поклонника. Неподалеку от них на земле сидел Техеро, грустно что-то напевая, а мистер Джин все так же прохаживался по пустой столовой походкой заправского выпивохи.
Под моей ногой хрустнула ветка, и Марианна подняла голову. На лицо ей попал лунный луч, осветив его желтоватым светом.
– Даниель!
От радости она даже не могла устоять на ногах. Зубы стучали, словно она вдруг оказалась посреди сибирской зимы.
И я вмиг избавился от запаха ее дома. Он преследовал меня с самого утра, давил, как тяжелая ноша. А тут вдруг все стало ясным, очистилось... как она сама. Осталась только Марианна! Новая девушка! Понимаете? Совсем новая!
Чемодан упал на колючие толстые листья... Она припала ко мне. Все остальное разом вылетело из головы. Я нашел ее такой же, как и оставил. Ничто больше не имело значения.
– Марианна...
Я впился поцелуем ей в губы; столкнувшись, скрипнули зубы, лицо опалило ее дыханием. Нежный женский запах принес чувство искупления, на которое я уж и не надеялся.
– На чем ты приехал?
– На самолете...
– Не мог больше жить вдали от меня, правда, Даниель?
– Да, Марианна, правда...
– Любимый!
Мы не могли ни смеяться, ни плакать. Счастье наше было таким всеобъемлющим, что оставалось лишь торжественно молчать.
Техеро стал, покряхтывая, подниматься на ноги. Он кивнул мне с видом человека, которому абсолютно на все наплевать.
И, сделав вопросительное лицо, жестом показал: "есть". Я вспомнил, что с самого утра ни крошки в рот не брал и теперь буквально умирал от голода.
– Си, Техеро.
Принесли холодных пирожков, которые мне показались просто восхитительными. Марианна с нежностью наблюдала, как я ем.
– Сумел достать документы?
– Сделал все, что надо, – соврал я. – Скоро их вышлют.
– А когда мы уедем?
– Скоро...
Я жевал и глядел на нее. Как могло случиться, чтобы такое дивное создание стало убийцей?
Когда прошел первый порыв радости, ко мне стало возвращаться ощущение опасности.
Что же, так и сидеть, оцепенело глядя на эту женщину, и спокойно ожидать того, что все равно должно было случиться? Я знал, что в прежней жизни Марианну довели до убийства, но сейчас в ней от былых преступлений ничего не осталось. Она освободилась от прошлого. Все слетело с нее, как перезрелые плоды. И в жилах Марианны потекла новая кровь. Только вот полиции и дела нет до ее перерождения.
Они там, наверное, уже плетут свою паутину, чтобы отловить преступницу. И газеты, видимо, вовсю кричат об этом. Если бы речь шла только об убийстве Бридона, ее, возможно, и оправдали бы, но смерть ребенка Марианне ни за что не простят. Наверное, называют ее сен-жерменской матерью-убийцей, людоедкой или еще как-нибудь в том же духе.
Сбежав в Испанию, я на время отделался от полиции. И в запасе у нас по крайней мере сорок восемь часов, пока слухи об этом не докатятся сюда, на эту сторону Пиренеев. Значит, надо воспользоваться передышкой... Дорога каждая минута... Я было решил сразу бежать, но потом передумал. У нас нет никакого средства передвижения. Да и не могу же я тащить Марианну куда-то на ночь глядя, даже не объяснив, что к чему.
Я жестом подозвал Техеро. Он подошел, волоча за собой драные сандалии.
– Маньяна... Монсерра...
Это была обычная экскурсия, ее совершают все туристы, приезжающие в Барселону.
– Si[9]9
Да (исп.).
[Закрыть].
Я постарался объяснить, что моя машина сломалась и хозяин должен будет завтра с утра подвезти нас к вокзалу.
– Си...
Уладив это, я поднялся и пошел к себе. Марианна двинулась следом.
Она села на кровать. В моей каморке было так мало места, что больше никуда и не денешься. Она ждала, что я подсяду к ней, но мне что-то не хотелось. Любовь моя стала чище, непорочнее, чем в начале нашей совместной жизни.
– Ты, кажется, расстроен, Даниель...
Она смотрела на меня с удивлением и грустью.
– Это от усталости, любимая... Сама понимаешь...
– Да-да, верно... Тоща не надо завтра ехать на экскурсию.
– Надо.
– Может, лучше побыть здесь вдвоем, на пляже?
– Я и сам жутко тосковал. Ужасно не хотелось уезжать из "Каса Патрисио".
– Послушай, Марианна, нам надо отсюда уехать. Не спрашивай ни о чем, я сам тебе потом объясню.
Она все-таки хотела о чем-то спросить, но увидев мое перекошенное лицо, промолчала.
Скрипка лежала отдельно от футляра. Она увидела, что я на нее смотрю, и сказала:
– Когда тебя не было, я "приходила сюда поиграть... Так хорошо было! Как будто мы снова вместе!
Марианна взяла инструмент. У меня перед глазами возникла обшарпанная гостиная в доме на улице Гро-Мюр, львиная пасть на шпингалете, тюлевые занавески...
– Оставь ее, Марианна!
Она положила скрипку на место. И когда обернулась ко мне, в глазах у нее стояли слезы.
– Даниель, – прошептала она, – ты что, больше меня не любишь?
Да, именно это я и хотел услышать. Люблю ли я? О, Господи! Конечно, люблю! Я любил ее до потери рассудка, умереть был готов... Да-да! Именно умереть! Теперь я понимал, что это значит!
Я кинулся на Марианну как дикий зверь. Сорвал юбку, блузку, и распял ее на постели.