Текст книги "Человек с улицы"

Автор книги: Фредерик Дар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

7

Свежий ночной воздух взбодрил меня. Он был влажным и лип к коже, как мокрое белье.

Из соседнего дома доносились песни, смех, музыка, звон посуды.

Я с грустью подумал, что в нынешнюю новогоднюю ночь ее немудреными радостями наслаждаются все, кроме меня. А ведь я так ждал этой ночи.

Виски, наверное, позволили Фергюстонам и всей компании забыть о нашем отсутствии. Но, может быть, несколько тостов было поднято и в нашу честь!

Бульвар Ричарда Уоллеса выглядел все более призрачным. Не было видно ни одной живой души. В ночном мраке Булонский лес напоминал английский парк; его мокрые деревья блестели при свете фонарей, и от этого мрачного пейзажа веяло ужасной тайной.

Я сел за руль моего "олдсмобиля". Кожаные сиденья были холодны, неуютны, а от запаха мокрой резины меня затошнило. Подобные ощущения испытываешь, когда утром, после короткого и скверного сна, входишь в прокуренную за ночь комнату.

Я чувствовал себя безмерно уставшим, как будто уже наступил тоскливый рассвет. Во мне был тот же внутренний холод, та снедающая печаль, как после любой праздничной ночи. Мне было тягостно оставлять женщин одних в квартире. Хотя большое окно гостиной на фасаде горело в темноте так успокаивающе. Собственно, что могли предпринять против Люсьенн Массэ? Ее враги, наверное, убедились, что не могут добраться до нее, потому что она не одна! А вот что им нужно на самом деле? Почему звонивший хотел уверить Люсьенн, что ее муж еще жив? Зачем ему требовалось, чтобы она оставалась дома? Ради разгадки смысла происходящего я готов был пожертвовать своими полковничьими погонами. Впрочем, ладно, полиция, надо надеяться, окажется более проницательной, чем полковник американской армии.

Медленно тронувшись, я стал постепенно набирать скорость и почувствовал, что мало-помалу нервы мои расслабляются. Всегда, когда я был в дурном расположении духа, езда на машине успокаивала меня. Шины громко шуршали по мокрой брусчатке, а мотор работал так ровно, что я едва слышал его. С той поры, когда я ездил в морг, движение стало еще меньше. Зато почти во всех домах горел свет. Вдоволь наевшись и напившись, люди дожидались полночи, чтобы потопать ногами, что называется танцами, и при этом пообжиматься. Старый год закончится через час. Несмотря на весьма специфический характер моих забот, я не мог не вспомнить Бродвей в это же время, с его гигантской рекламой сигарет "Кэмел" и треугольным зданием редакции журнала "Таймс", освещенным, как новогодняя елка. Во мне остро вспыхнула ностальгия по шумной толпе, осаждавшей бродвейские кинотеатры, казино и бары. Я вспомнил заведение Джека Демпси[1]1
  Чемпион мира по боксу в тяжелом весе в 1919 – 1926 гг., затем владелец ресторана на Бродвее. (Прим. пер.)


[Закрыть], где на стенах висели фотографии славных чемпионов по боксу. Мысленно увидел громадную стойку в форме подковы, на ее краю стоял телевизор, в его экран уставились молчаливые парни, медленно жующие чуингам; увидел самого Джека, его здоровенную башку, очки с толстыми стеклами, его уши, похожие на цветную капусту. Однажды, несколько лет тому назад, я зашел в этот бар с одним приятелем. Это было как раз накануне Нового года. И среди шумной толпы веселых завсегдатаев бара приятель начал рассказывать мне о Париже, причем с такой тоской и нежностью, что именно тогда у меня родилась мечта встретить Новый год в столице Франции.

Вспомнив этот случай, я улыбнулся. Странная встреча Нового года! В заведениях, расположенных на Елисейских полях, уже начали раздавать серпантин и бумажные колпаки, а полковник Уильям Робертс в это время кружит по хмурому предместью Парижа в поисках оставленного черного "мерседеса". Я поступил более чем глупо, вмешавшись в это дело. В конце концов, разве я не иностранец? Проезжая мимо заводской стены, я прочитал надпись, сделанную по кирпичу: "ЮЭС гоу хоум!"

Хороший совет.

* * *

Когда я попал на ту улицу, у меня сжалось сердце. Вечером она выглядела по-другому: казалась гораздо шире, уходящей в бесконечность. Сейчас ее светофоры были переключены на желтый свет. Они образовывали на всем протяжении улицы словно бы елочную гирлянду, обозначив ею гибкое течение автомобильной артерии. Сначала улица слегка спускалась вниз, затем плавно поднималась к новым ярко освещенным домам.

Поскольку я ехал тогда в обратном направлении, мне было не очень понятно сейчас, где находится то место. Я только помнил, что несчастный случай произошел неподалеку от церкви и прямо напротив магазина электротоваров. Я притормозил и, не зная почему, поехал на той же скорости, на какой ехал тогда. Взгляд мой поймал дерущихся перед дверями кафе мужчин и орущих женщин, пытавшихся расцепить их. На большой скорости, воя сиреной, меня обогнала пожарная машина. Кое-где, чтобы расширить улицу, выкопали деревья, оставив незакопанными ямы, и улица выглядела как после бомбардировки. Я пересек один перекресток, затем другой. Два тяжелых бензозаправщика стояли у обочины друг за другом. Их шоферы не выключили моторы, один из них вышел наружу, мочился на заднее колесо своей машины и что-то кричал напарнику, высунувшемуся по пояс из кабины.

Вдоль тротуаров тянулись припаркованные легковые автомобили. Но среди них я не видел "мерседеса" Массэ. Кстати, была ли это его машина? Если следовать гипотезе Салли, Жан-Пьер Массэ мог воспользоваться машиной того человека, который сопровождал его.

Я поехал дальше, миновал ложбину и поднялся к островку новых домов, сиявших ярким светом, что делало их похожими на какой-то сказочный город.

И вдруг слева я заметил церковь. Значит, я проскочил роковой перекресток. Развернувшись, я поехал в сторону Парижа. "Мерседеса" не было видно. Вывод: мы с Салли правы. Когда Массэ бросился под мою машину, он был не один.

Я проехал светофор, и неожиданно – мне даже подумалось, что это галлюцинация, – перед глазами у меня оказался "мерседес". Он стоял сразу за перекрестком, черный, неподвижный, как ужасное чудовище, впавшее в зимнюю спячку. Какого черта я проглядел его? Но, увидев круглую табличку, обозначавшую автобусную остановку, я все понял. Машина стояла в десяти метрах от остановки, и, когда я проезжал здесь минуту назад, автобус заслонил ее от меня.

Я остановил свой "олдсмобиль" за черной машиной, прямо на переходе. Волнение мое было не меньше, чем тогда, когда я входил в квартиру Массэ. Я вторгался в чужую личную жизнь. Ступив на асфальт, я ощутил себя не в своей тарелке. Когда сидишь за рулем автомобиля, мир кажется тебе иным, чем пешеходу. Чтобы понять его, надо почувствовать под своими ногами землю. Воздух был свеж, ночной ветер обжигал мне лицо своим ледяным дыханием. Здешняя тишина была другой, чем на бульваре Ричарда Уоллеса: не так величественна, но более зловеща. Я посмотрел на жирную землю газона, на бордюр тротуара, отбрасывающий черную тень... Пять часов тому назад здесь погиб человек. Подумать только, этот богач, живший в роскошной квартире рядом с Булонским лесом, скончался в бедном городском предместье!

Массэ вел активную жизнь современного человека. Он любил, строил дома, играл в теннис, пил виски, читал книги, покупал машины, не зная, что где-то в Нантере его уже ожидает какой-то бордюрный камень, неотвратимый, как черта под колонкой цифр. Именно сейчас я прочувствовал, что значит слово "рок".

Стекла "мерседеса" запотели, внутри ничего не было видно. Я взялся за ручку дверцы. Имел ли я право открывать брошенную машину?

Когда дверца открылась, в кабине зажегся свет. Белый, почти больничный свет, он осветил всю машину: мягкие сиденья, обитые серой тканью, хромированные приборы на черной приборной доске.

Я уселся за руль. Это произошло совершенно бессознательно, я и сам не понял, зачем это сделал. Может быть, мне на ум пришла наивная мысль, что, оказавшись на месте Массэ, я смогу проникнуть в тайну, связанную с его смертью? Ведь тайна-то была! Туман ее застилал для меня весь этот вечер 31 декабря, начиная с той поры, когда супруг Люсьенн поставил свою машину рядом с автобусной остановкой. Почему он остановился именно здесь? Он собирался навестить кого-то или следовал чьему-то приказу?

Свет в магазине электротоваров был погашен, металлическая решетка защищала выставленные на витрине телевизоры, их погашенные экраны мерцали молочно-белым светом. Шатаясь, прошел пьяный. Он прятал руки в карманах своего расстегнутого пальто и орал во всю глотку песню.

Я открыл "бардачок", при этом внутренность его осветилась. Там обнаружилось несколько дорожных карт, новая автомобильная свеча, водительские перчатки, счета за гараж, выписанные на имя Массэ, прибор для измерения давления в шинах и электрическая лампочка.

Из всего этого хлама только счета за гараж представляли какой-то интерес. Я спрятал их в карман, как настоящий детектив. Расследование по поводу смерти человека, которого я сам убил! Уж чего-чего, а мрачного юмора в этой истории было предостаточно.

Я исследовал передние и задние сиденья, но ничего не обнаружил. Мне оставалось только отправиться в комиссариат. Я взглянул, на месте ли ключ зажигания. Его там не было. Наверное, прежде чем выйти из автомобиля, Массэ взял его. Значит, он не пытался поспешно скрыться, как я думал совсем недавно. Он остановился, выключил зажигание, вынул ключ... А может быть, он действовал рефлекторно? Лично мне частенько доводилось оставлять машину в гараже, чтобы ее помыли, и при этом я всегда забирал с собой ключ. Не правят ли нами привычки?

Когда я выбирался из машины, то фуражкой зацепился за верх дверного проема, и она упала на пол. Нагнувшись за ней, я обнаружил под передним сиденьем коробку. Случай! Хотя, скорее нет – судьба. Не произойди этого незначительного события, возможно, дело Массэ так бы и осталось для меня загадкой.

* * *

Эта деревянная коробка была размером с ящичек для сигар. Вытащив ее из-под сиденья, я удивился, что она влажная снизу, а с углов даже капает. Там, где она стояла, натекла маленькая лужица. Закрывалась коробка на простой медный крючок. Подняв крышку, я не сразу понял, что же там внутри. Коробка до краев была заполнена пробковой стружкой. Раздвинув ее пальцем, я сообразил, что это – своеобразная упаковка, сохраняющая холод, подобная той, которую используют уличные торговцы мороженым. Под пробковой стружкой я обнаружил маленький целлофановый пакет, в котором лежала пустая стеклянная ампула, оба ее конца были отрезаны; рядом находилась аптечная пилочка из голубоватой стали.

Что означала эта пустая ампула? Почему ее так тщательно сохраняли, даже вместе с отпиленными обломками? Во всей этой истории одна тайна следовала за другой. И всякий раз, когда я надеялся получить какое-то объяснение, я натыкался на новый знак вопроса.

Я снова принялся рыться в пробковой стружке. Вода вытекла из коробки, а не из ампулы: та была слишком мала.

В конце концов я вытащил из коробки цинковый бачок, который есть в любом холодильнике. В его пластиковых углублениях еще сохранились кубики льда, но большая их часть растаяла, несмотря на специальную упаковку.

Я долго исследовал свою странную находку, но так и не понял, что же она означала. В автомобиле эти кубики льда казались совершенно ненужными. Поставив бачок обратно в стружки, я решил взять коробку с собой. Несколько стружек упало на сиденье, я смахнул их рукавом.

Жан-Пьер Массэ мог улыбаться в морге: сложную задачу задал он мне, прежде чем уйти на тот свет.

* * *

Поставив коробочку рядом с собой на сиденье «олдсмобиля», я задумался, как встретит меня в комиссариате дежурный полицейский. Я понимал, насколько бессвязным покажется мой рассказ здравомыслящему человеку. Парень может решить, что над ним просто издеваются. К тому же бульвар Ричарда Уоллеса не входит в район, обслуживаемый этим комиссариатом.

Но, по крайней мере, подвел я итог своим размышлениям, инспектор сможет дать мне полезный совет.

Прежде чем тронуться, я взял сигарету из пачки, прикрепленной к приборной доске. Это была первая моя сигарета за весь вечер. Пока нагревалась встроенная зажигалка, я рассеянно всматривался в мертвую перспективу улицы. Вдали сверкал Париж. Свет из окон, отражаясь от мокрой мостовой, рикошетом уходил в небо.

Один из последних сегодняшних автобусов с тяжелым гулом танковой колонны приближался со стороны Парижа. Он остановился на противоположной стороне улицы.

Едва автобус затормозил, как кондуктор дал сигнал ехать дальше. Зеленое чудовище, совершенно пустое, с лязгом и стоном тронулось. Мгновение назад его оставил последний пассажир. Вернее, пассажирка. Женщина в элегантном леопардовом манто быстрым шагом пересекла улицу.

* * *

Странно было видеть ее совсем одну посреди пустынной ночной улицы. Я сразу же узнал ее, словно давнюю знакомую. Я мог безошибочно утверждать, что передо мной Элен, кузина мадам Массэ, я видел, как она выходила из квартиры в сопровождении горничной.

Слабый щелчок означал, что зажигалка нагрелась, но я и не подумал воспользоваться ею. Моя сигарета так и осталась незажженной. Я смотрел, как красивая брюнетка элегантной походкой манекенщицы – ровным, хорошо рассчитанным шагом – направляется ко мне. Однако, не обратив на меня никакого внимания, она подошла к машине Массэ. Я увидел, как, раскрыв сумочку, она достала из нее связку ключей. Затем села в "мерседес", и через несколько секунд из выхлопной трубы вылетел белый дымок.

Какую роль играла Элен в этом деле? Как она могла узнать, где находится автомобиль, откуда у нее ключи от него? Новые вопросы – новые загадки...

"Мерседес" медленно отъехал от тротуара. Если я хотел рассеять тьму, еще более сгустившуюся над этим делом, мне не следовало терять кузину Люсьенн из виду. Наконец-то у меня появился хоть какой-то след! И я, в свою очередь, тронулся, естественно, выдерживая дистанцию, потому что "олдсмобиль" с откидывающимся верхом не лучшая машина для слежки. Я полагал, что девушка в леопардовом манто направится в Париж, но на следующем перекрестке она свернула налево.

Я притормозил, чтобы дать ей возможность оторваться от меня, чувствуя, что моя огромная белая машина заполнила собой все ее зеркало заднего обзора. На широких улицах мое преследование еще могло остаться незамеченным, но в переулках мой автомобиль уж слишком бросался в глаза. Для Франции он был непомерно велик.

Через несколько сот метров "мерседес" выехал на тройную развилку. Девушка поехала по средней улице. Потушив фары своей машины, я сбавил газ. Красные задние огни автомобиля Массэ светились передо мной, мы ехали друг за другом по грустной улочке с маленькими домами. На перекрестке девушка затормозила, и я понял, что она колеблется, какую дорогу выбрать. Элен высунулась из окна "мерседеса". Затем она повернула направо, на уютный бульвар, тротуары которого были обсажены акациями. Она тащилась со скоростью похоронной процессии, из чего я сделал вывод, что скоро мы приедем на место. Действительно, несколько мгновений спустя "мерседес" затормозил. Элен остановилась в темном месте улицы. Фонари здесь были почему-то довольно редки. Вообще этот квартал, уж не знаю почему, напоминал мне провинциальный городок. Хотя это было уже не предместье.

Я думал, что сейчас Элен выйдет из машины. Но она оставалась сидеть за рулем, только выключила фары. Я стоял в сотне метров от нее, также в темноте.

"Мерседес", казалось, дремал. Сквозь запотевшее заднее стекло я смутно различал силуэт Элен. Этот же пар на стекле мешал ей заметить меня. Я мысленно похвалил себя за то, что выключил фары.

Время шло, девушка все не выходила из машины. Ждала ли она кого-то? Похоже, что да. Она поставила свой автомобиль у серой стены, ощетинившейся поверху бутылочными осколками. Я по-прежнему сжимал в зубах сигарету, но она была вся разлохмачена, потому что, следуя за "мерседесом", я не переставал грызть ее. Проехали мы совсем немного. От перекрестка, где произошел несчастный случай, до этого маленького пригородного бульвара было не больше двух километров. Я терпеливо ожидал продолжения событий. Что-то обязательно должно было произойти! Иначе зачем же Элен вернулась за машиной Массэ?

Она ли была с ним в тот момент, когда произошла трагедия? Когда я появился на бульваре Ричарда Уоллеса, Элен выходила из квартиры. Ей вполне могло хватить времени вернуться туда с места происшествия, пока я давал показания в комиссариате. И все же эта версия маловероятна.

Если б она была свидетельницей происшествия, она бы наверняка узнала меня, когда мы столкнулись у дверей квартиры. Но я запомнил ее абсолютно безразличный взгляд, которым она удостоила полковника американской армии, выходя на лестничную площадку. Она как бы посмотрела сквозь меня.

Взъерошенная собака пробежала по тротуару с серьезным видом, принюхиваясь к стенам. Остановилась, затем продолжила свой бег, как будто точно знала, куда направляется.

Чего же ждала Элен? Стекла моего "олдсмобиля" тоже начали запотевать. Время от времени я протирал ветровое стекло тыльной стороной ладони. Бросив в пепельницу разлохмаченную сигарету, я взял новую и наконец закурил.

Это ожидание безумно смущало меня. У Элен, безусловно, был сообщник, или, скорее, она сама была сообщницей этого человека, который старался испортить жизнь семейству Массэ. А уж он-то был рядом с архитектором, когда все случилось.

Затем он потихоньку сбежал и... Нет, хватит придумывать новые версии. Если бы Салли была сейчас здесь, у нас бы наверняка возникли дополнительные гипотезы, но один я не чувствовал в себе достаточно сил. Я мог только ждать и наблюдать. Я был всего лишь внимательным свидетелем, ожидающим продолжения событий...

Колокол на ближайшей часовне пробил половину одиннадцатого. Недалеко от того места, где я стоял, находилась небольшая вилла из известняка, там вовсю веселились. Пьяный смех то и дело долетал до меня. В какой-то момент гости с истеричными криками принялись хлопать в ладоши, отбивая ритм.

Интересно, а как там дела у Фергюсонов? Наверное, мои малыши уже спят на матрасах, постеленных прямо на полу в комнате старшей дочери Фергов... Салли оберегает сон Люсьенн, вздрагивая при малейшем шуме. А я сижу здесь, в засаде, на незнакомой улочке, прислушиваясь к пьяным гулякам. Подумать только, что мы целых две недели готовились к встрече Нового года! Еще сегодня в шесть часов вечера я, счастливый, ехал по городу с корзиной, полной подарков!

Какая-то явно до безумия напившаяся женщина вопила, хлопая по столу, заставленному посудой.

– Он будет петь! Он будет петь! Он будет петь!

Ей хором вторила вся компания:

– Он будет петь! Он будет петь!

Я завидовал им. Мне было холодно и печально. Гуляки, перестав отбивать ритм, зааплодировали, а затем какой-то, без сомнения, пожилой человек затянул дребезжащим голосом меланхолическую песенку.

Между тем Элен по-прежнему не выходила из "мерседеса". Боже мой! Чего же она ждет у этой длинной серой стены? Бутылочные осколки вспыхивали под светом фар редких автомобилей.

Покончив с одной сигаретой, я закурил другую, потом третью... От дыма щипало глаза. Я никогда много не курил; стоило мне выкурить четыре или пять сигарет подряд, как меня начинало тошнить. Нажав на кнопку, я опустил боковое стекло, оно бесшумно скользнуло вниз. Старческий голос зазвучал более сильно, более явственно. Он затянул новую песню.

Я сгорал от желания кинуться к "мерседесу", властно усесться рядом с Элен и бросить ей в лицо:

– Ну-ка, выкладывайте все, да поживее! Я должен все знать!

Потому что ключ от всех загадок был у нее. Она знала, зачем была послана пневматичка Люсьенн Массэ. Внутренний голос подсказывал мне, что ее написала именно Элен. Разве она не работала бок о бок с Жан-Пьером? Ведь ока являлась его помощницей! У нее было достаточно времени, чтобы узнать его почерк и потренироваться в его воспроизведении. Она знала причину этих кошмарных телефонных звонков! Она знала, что означает коробочка с пробковой стружкой...

Прошло еще четверть часа. Старичок с надтреснутым голосом явно изнемог и закончил свое пение. Но он был награжден громом аплодисментов. Теперь пришла очередь петь маленькой девочке. После каждого куплета она запиналась и ждала, пока взрослые подскажут ей слова. По противоположному тротуару прошла, нежно обнявшись, парочка. Они останавливались на каждом шагу, чтобы поцеловаться. Я полагал, что скоро появится какой-то человек и подойдет к "мерседесу". Этот человек и будет мистером X. Всякий раз, как на бульваре возникала мужская фигура, я протирал стекла и напряженно таращил глаза. Но, горбя под снова зарядившим мелким дождем спину, человек проходил мимо машины Элен.

Скоро должна была наступить полночь. Впервые после нашей свадьбы я не обниму Салли в первую секунду Нового года. От этой мысли мне стало так тяжело, что я с трудом удержался, чтобы не бросить все и не вернуться в дом Массэ.