Текст книги "Комната слёз (ЛП)"

Автор книги: Франк Лепрево

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

ГВИДО : Хорошо, но ведь вы пока не умерли.

МИШЕЛЬ : Замечание тонкое, но справедливое.

ГВИДО : В ожидании этого (спохватывается и после паузы начинает снова, все больше запутываясь и ухудшая свое положение). Я хочу сказать, до этого пока далеко. То есть: вопрос абсолютно не актуален. Тогда как ваша идея с прямой трансляцией конклава вполне может превратиться в актуальный репортаж. Пока мы будем совершенно парализованы и заперты здесь, кто займется прочими нашими обязанностями? Как будет гарантировано их исполнение?

МИШЕЛЬ : Земные заботы вполне могут и подождать пару недель. Еще один довод в пользу того, чтобы работать быстро и решать вопросы эффективно. Будем прагматиками. И тогда у нас хватит времени на урегулирование еще одной небольшой закавыки.

СТЕФАН : Еще одна небольшая заковыка… Опять французское понятие?

МИШЕЛЬ : Латинское. Index librorum prohibitorum.

ГВИДО : О чем вы?

МИШЕЛЬ : Вас в семинарии не учили латыни?

ГВИДО : Что вы хотите от Индекса? Вы только что его упоминали, но …

МИШЕЛЬ : Уф! А то я было уже испугался. Индекс! Пресловутый индекс! Список запрещенных книг. Вредоносны, судя по нему, стихи Бодлера, романы Флобера или произведения Сартра? Эти суждения не кажутся мне достойными нашей Церкви. И пока я затронул только французскую литературу. Если же мы отважимся на вылазку в область всемирной науки, то в этом списке фигурируют и Дарвин, и Коперник. Отвергать из идеологических соображений теорию эволюции и вращение Земли вокруг Солнца! и главное, запрещать католикам иметь на этот счет собственное мнение, – надо же было додуматься до такого. И это сделал Индекс. Мы наведем порядок: выметем все метлой.

СТЕФАН : Но что вы хотите сделать? Сократить Индекс? (Коварно) Тогда как современные события подталкивают скорее к тому, чтобы его расширить …

МИШЕЛЬ : А это мысль, включить в индекс новые книги. Тем более, что «Майн Кампф» никогда в списках не фигурировал.

ГВИДО : Писатель из Гитлера никудышный.

СТЕФАН : Историческое упущение. Но с этой оговоркой, я вас полностью поддерживаю в вашем новом крестовом походе.

МИШЕЛЬ : А вы, Гвидо, тоже за новый крестовый поход?

ГВИДО : Целиком за. Дело безотлагательное. Вы должны посвятить всю энергию этой жизненно-важной задаче. Нам надо перечесть, составить и актуализировать Индекс. В 1966г. Ватиканом было принято и опубликовано прискорбное решение об отмене индекса запрещенных книг.

МИШЕЛЬ : Действительно. Единственное, что осталось от Индекса, после утраты им нормативного характера и соответствующей цензуры, это функция морального ориентира. Таким образом, индекс еще не вполне мертв.

СТЕФАН (радостно): Мы его возродим.

МИШЕЛЬ : Мы его окончательно похороним, да.

СТЕФАН : Что ? Вы хотите покончить с моралью ?

МИШЕЛЬ : Мораль никоим образом не связана с запретом книг. После 2000 -летней истории …

ГВИДО : Чуть больше.

МИШЕЛЬ : Неважно : христианство вступило в возраст зрелости, вы не находите ? Так что не будем считать нашу паству стадом безмозглых баранов, которым надо говорить, что читать, а что не читать. Индекс запрещенных книг – не только список, но, главным образом, сама концепция индекса и его претензия на функции нравственного поводыря – так вот: все это, дорогой кардинал фон Харден, исчезнет, лопнет как пузырь. Ибо таково значение слова булла. Папская булла: в общем-то дань девятой музе. (Напевает песню Сержа Генсбура) И будет пуф ! Бабах ! Фью ! Плюх ! Вззззжик !

СТЕФАН : У вас ни за что не получится.

МИШЕЛЬ : Да что вы, вот увидите. Все займет пару недель. После историй с отлучением от церкви все пойдет как по маслу.

СТЕФАН : Невозможно.

МИШЕЛЬ : Невозможно – это не по-нашему, не по-гвиански. И потом вы забываете одну вещь.

СТЕФАН : Какую же?

МИШЕЛЬ : Хронологию.

ГВИДО : Он прав, это может пройти.

МИШЕЛЬ : Монсеньер Фальконе, вы любитель истории, думаю, вы уловили суть.

ГВИДО : Это будет третье и последнее поприще, по поводу которого нам придется высказаться, правда?

МИШЕЛЬ : Я вижу, что Монсеньер Фальконе следит за моими рассуждениями.

ГВИДО : Пройдет.

СТЕФАН : Как вы смеете такое говорить ? Никогда такое не пройдет.

ГВИДО : Пройдет. Поможет обмен веществ.

СТЕФАН : Обмен веществ?

ГВИДО : Все кардиналы, без исключения, все – и вы тоже захотите выйти из конклава. Они сдадутся, не выдержат сухофруктов, сухарей и теплой воды. И жизни скопом.

МИШЕЛЬ : Видите, мой голос – отнюдь не глас вопиющего в пустыне. Даже Монсеньер Фальконе обратился в мою веру.

ГВИДО : Скорее поверил в вашу стратегию.

МИШЕЛЬ : Это начало.

ГВИДО : Я поражен вашей откровенностью. Вот так раскрыть нам свои намерения. Благодарю вас за такое доверие.

МИШЕЛЬ : Разве не лучше друг другу говорить все?

ГВИДО : И ничего не скрывать?

МИШЕЛЬ : Звучит новаторски, да? Но и доверие имеет границы. Теперь я хотел бы переодеться. В одиночестве.

ГВИДО: Это не принято.

МИШЕЛЬ: Когда-то все было внове.

СТЕФАН : Монсеньер Фальконе прав. Это против обычаев. Что скажут другие кардиналы, когда увидят, что мы выходим без вас?

МИШЕЛЬ: Могут забеспокоиться, да? (Пауза) Даже подумать плохое … Ну так скажите им, что со мной все в порядке. (Пауза) А то они привыкли к дурным новостям.

СТЕФАН : Но Ваше Святейшество, моя обязанность – одеть вас, облачить вас в мантию вашего понтификата …

МИШЕЛЬ : Слушайте меня хорошенько – и оба: я намерен одеваться самостоятельно. Наполеон прекрасно сам себя короновал, и ничего страшного не случилось, правда? Можете считать это французской прихотью. Можете даже сказать, что это такая гвианская привычка, если так легче скормить это вашим коллегам. Безобидный заскок – перед тем, как в полной мере заняться всемирным служением.

СТЕФАН : Прозрачность процесса требует того, чтобы я остался с вами, вдали от посторонних взглядов.

МИШЕЛЬ : Оригинальные у вас взгляды на прозрачность. Иезуитские. Я со своей стороны абсолютно прозрачно изложил вам свои взгляды, и, кстати, возможно как раз потому, что я не замалчивал некоторых тем – меня в конце концов и выбрали. Чтобы претворить их в жизнь. Блестящая победа после 42 туров голосования. А в остальном, я уверен, что в Риме есть места стриптиза гораздо более пикантные, чем комната слез.

СТЕФАН : Ваше Святейшество!

МИШЕЛЬ : Мне что, заставить вас клясться, что вы не знаете адресов? Не надо? Ладно. Тогда выйдите немедленно, пока я не передумал, и возвращайтесь через полчаса.

Гвидо и Стефан направляются к двери. Гвидо открывает дверь и выходит. Стефан оглядывается.

СТЕФАН : Ваше Святейшество …

МИШЕЛЬ (знаком приказывая ему удалиться) : Extra omnes.

Стефан выходит и закрывает дверь.

Мишель провожает его взглядом и еще несколько секунд задумчиво смотрит на дверь, – то ли, чтобы убедиться окончательно, что он ушел, то ли размышляя о характере этого человека.

МИШЕЛЬ : Хоть этот не позабыл азов латыни (Пауза). Ну, теперь пора.

Мишель направляется к шкафу. Он волнуется, секунду медлит прежде, чем открыть его, – ведь это начало новой жизни. Наконец, открывает и в изумлении отступает назад.

МИШЕЛЬ: Что такое? Что вы здесь делаете? Выходите! Немедленно выходите!

СОФИЯ (робко выходит из шкафа): Простите, я не хотела вас испугать.

МИШЕЛЬ : Кто вы? Что вы делаете в этом шкафу? Вы журналистка и шпионите за выборами папы, да?

СОФИЯ : О нет, что вы, вовсе нет, не думайте так!

МИШЕЛЬ : Немедленно скажите мне, кто вы такая. Или я позову охрану.

СОФИЯ : Только не это, они меня и так повсюду ищут.

МИШЕЛЬ (удивленно): Объяснитесь, и постарайтесь говорить ясно.

СОФИЯ : Умоляю вас, Ваше Святейшество.

МИШЕЛЬ : Откуда вы знаете, что я новый понтифик? Вы подслушивали?

СОФИЯ : Я услышала невольно. Я здесь сижу с прошлой ночи, спряталась прямо перед тем, как камерлинг впустил всех кардиналов в Сикстинскую Капеллу. А поскольку потом все закрыли на ключ, мне было не выйти. Ой, чуть не забыла: поздравляю вас с избранием, Ваше Святейшество, Искренне.

МИШЕЛЬ : И вы тоже.

СОФИЯ : Что?

МИШЕЛЬ : Но вам еще надо доказать вашу искренность. Кто вы, в конце концов?

СОФИЯ : Меня зовут София. Я бухгалтер. Бухгалтер в Банке Ватикана.

МИШЕЛЬ : И что вы тут делаете?!? В шкафу банкоматов нет!

СОФИЯ : Курия меня всюду разыскивает. Я здесь спряталась.

МИШЕЛЬ : Слушайте, я ничего не понимаю в том, что вы мне рассказываете. Я думаю, что лучше всего мне теперь позвать гвардейцев и еще врача, чтобы вас осмотрели.

СОФИЯ : Нет, заклинаю вас, не делайте этого. Вы про меня не слышали? Даже имени? Не знаете, что меня разыскивают?

МИШЕЛЬ : Говорю вам, я ничего не понимаю. И вообще, с тех пор, как я приземлился, плюс смена часового пояса, трансфер в капеллу, – где мне было читать газеты. Я просмотрел только одну из них, и вас там не было. Вы опасный преступник?

СОФИЯ : Ваше Святейшество, я не опасный преступник.

МИШЕЛЬ : Это успокаивает. Значит, мелкая преступница?

СОФИЯ : Не думаю. Просто я знаю вещи, которых… Лучше бы мне не знать.

МИШЕЛЬ : Неудивительно! Если вы прячетесь в шкафах и подслушиваете…

СОФИЯ : О, вы совсем не то подумали!

МИШЕЛЬ : Относительно вас я пока ничего не думаю. Но готов выслушать. И заодно вас услышит Бог.

СОФИЯ : Что мне делать? Что же мне делать? Я пропала.

МИШЕЛЬ : Доверьтесь мне.

СОФИЯ : Значит, это вроде исповеди?

МИШЕЛЬ : Так ведь проще всего? В конце концов, ведь эта ризница прекрасно подходит для исповеди?

СОФИЯ : Не знаю. Я сто лет не исповедовалась. И я боюсь. Я так боюсь.

МИШЕЛЬ : Меня? Вы сами меня здорово напугали, когда я открыл шкаф.

СОФИЯ : Я нечаянно, Ваше Святейшество. Уверяю вас. Но только теперь я боюсь. Я в ужасе.

МИШЕЛЬ : Ну что вы! Чего вы боитесь?

СОФИЯ : Они убьют меня, если я все расскажу.

МИШЕЛЬ: Возможно, вы преувеличиваете без всяких на то оснований.

СОФИЯ : Ох нет, поверьте мне. Они уже так делали. Они убьют меня. Если я скажу то, что знаю. А если я скажу вам, они и вас убьют.

МИШЕЛЬ : Кто же это?

СОФИЯ : Они!

МИШЕЛЬ : Вы помните, как говорил Иоанн-Павел II ? « Не бойтесь » : эти слова изменили облик мира. Они разрушили стену, стену позора, так что…

СОФИЯ : Вообще-то этот папа заработал пулю.

МИШЕЛЬ : Но он выжил. А стена исчезла.

СОФИЯ : Мне все-таки страшно. Чуть меньше, но все-таки страшно.

МИШЕЛЬ : Я рядом и я защищу вас.

СОФИЯ : Мне немного спокойней, когда вы со мной говорите. Когда вы рядом. Я слышала вас только что. Ну, я не слушала специально, но как не услышать? Вы вправду хотите все это сделать? Это не шутка?

МИШЕЛЬ : Я похож на шутника?

СОФИЯ : Ну тогда …

МИШЕЛЬ : Ну тогда ?

СОФИЯ : Вы воспринимаете вещи так легко. Такие трудные вещи.

МИШЕЛЬ : И потому я шутник?

СОФИЯ : Я не умею сказать. Вы меня смущаете.

МИШЕЛЬ : Не знаю, дозволено ли мне вас смущать. Тем более что это не лишено приятности. Тем больше грех на мне, – да ладно! Что я могу поделать?

СОФИЯ : Ваше Святейшество …

МИШЕЛЬ : Зовите меня Мишелем.

СОФИЯ : Как ?

МИШЕЛЬ : Ну да, надо же мне привыкнуть, так что зовите меня Мишелем.

СОФИЯ : Звать по имени ? Я никогда не осмелюсь.

МИШЕЛЬ : Во-первых, это мое новое имя, и вообще, теперь это и мое имя, и фамилия. Так что …

СОФИЯ : А номер какой?

МИШЕЛЬ : В смысле?

СОФИЯ : Мишель I…

МИШЕЛЬ : Я не тороплюсь привести к власти второго. Так что зовите меня просто Мишель, без номера, по-простому. Теперь вы меньше смущаетесь?

СОФИЯ : Не уверена.

МИШЕЛЬ : Тем лучше! (Пауза). Попробуйте.

СОФИЯ : Ми… Ваше Святейшество : у меня ни за что не получится!

МИШЕЛЬ Ну давайте, попробуйте еще раз! Упорствуйте и вам воздастся.

СОФИЯ : Это из Библии?

МИШЕЛЬ : Практически да : это я сам придумал.

София смеется.

СОФИЯ : Видите, вы шутите.

МИШЕЛЬ : Это снимает напряжение. Ну, кто я для вас ?

СОФИЯ (берет себя в руки, но все же робеет) : Мишель …

МИШЕЛЬ : Ну вот. (пауза). София. (Пауза). Вы позволите мне называть вас Софией ?

СОФИЯ (улыбается ему) : У меня нет никакого выбора.

МИШЕЛЬ : Вам сколько лет?

СОФИЯ (игриво, даже со смехом) : Вот так вопрос в лоб (Пауза). Сколько вы мне дадите ?

МИШЕЛЬ : 43 года.

СОФИЯ (в изумлении) : Ух ! У вас точный глаз. Но почему такая цифра ?

МИШЕЛЬ : Мне нравятся простые числа и у меня слабость к нечетным. 43 вам очень подходит.

СОФИЯ : Я думала, выгляжу моложе. На самом деле, я думала, что выгляжу на свой возраст. Видимо, работа бухгалтером в Ватикане приводит к преждевременному старению. Мне 41. Могли бы выбрать и это число. 41 удовлетворяет вашим критериям: простое и нечетное.

МИШЕЛЬ : Надо было выбрать его, извините за ошибку. Но честное слово, у вас хороший цвет лица для зрелой женщины.

София снова смеется.

СОФИЯ : Умеете вы сказать. (Пауза). Мишель.

МИШЕЛЬ : Право, простите меня. Я неловок. Я много лет как разучился общаться с женщинами.

СОФИЯ : Это как езда на велосипеде. Невозможно полностью разучиться тому, что ты научился делать. И навык быстро возвращается.

МИШЕЛЬ : У вас есть дети?

СОФИЯ : У вас молниеносные ассоциации.

МИШЕЛЬ : Как вы сказали?

СОФИЯ : Нет. (Пауза). Нет, у меня нет детей, не было времени.

МИШЕЛЬ : Время можно найти.

СОФИЯ : Вы всегда такой?

МИШЕЛЬ : Какой ? О, простите. Я хотел сказать, вы привлекательны.

СОФИЯ : Для зрелой женщины.

МИШЕЛЬ : Вы привлекательны внутренне.

СОФИЯ : Спасибо. Очень милые слова.

МИШЕЛЬ : Я уверен, что ваш муж …

СОФИЯ : Я никогда не была замужем.

МИШЕЛЬ : Я тоже . То есть не был женат . Но у меня другое, а вы. Простите за любопытство.

СОФИЯ : Это почти что исповедальня, и значит, все останется в тайне, правда?

МИШЕЛЬ : Почти что.

СОФИЯ : Любопытство наверняка пригодится вам и после того, как вы переступите этот порог. Я так боюсь того, что мне стало известно. И вашего любопытства тоже боюсь.

МИШЕЛЬ : Вы позволите мне говорить прямо ?

СОФИЯ : Могу ли я вам запретить ?

МИШЕЛЬ : Можете.

СОФИЯ : Допустим. Я отказываюсь от этого права. По крайней мере, пока. Задавайте вопрос, пожалуйста. Прямой вопрос.

МИШЕЛЬ : Вы остановите меня ?

СОФИЯ : Надеюсь, мне не придется вас останавливать.

МИШЕЛЬ : Вы никогда не влюблялись ?

СОФИЯ (немного сбита с толку, но держится) : Не вижу, причем тут …

МИШЕЛЬ : У вас кто-то есть ? Сейчас в вашей жизни кто-то есть ?

СОФИЯ: Никого. Но при чем тут …

МИШЕЛЬ: Мне нужно вам верить, София. Чтобы я поверил в то, что вы мне расскажете о ваших страхах, о банке, о причинах вашего бегства и попытки спрятаться здесь, мне нужно верить вам во всем, София.

СОФИЯ : У меня нет никого. Говорю вам, у меня никого нет.

МИШЕЛЬ : Вы лжете.

СОФИЯ : Как вы смеете ?

МИШЕЛЬ : Кто-то живет в вашем сердце, кто-то его занимает. Все в вас говорит об этом. Кричит! И этот кто-то – не Бог, Его я бы распознал. Вы лжете.

Мишель направляется к двери.

СОФИЯ : Что вы делаете?

МИШЕЛЬ : То, что должен был сделать с самого начала, – зову гвардейцев. Будете объясняться с ними.

СОФИЯ : У меня никого нет. Теперь у меня никого нет. Мое сердце высохло. Вот: вы это хотели услышать?

София на грани слез, но борется с собой и превозмогает плач. Слезы не должны пролиться. Они потекут в пьесе только один раз. Мишель довольно долго смотрит, как София борется со слезами.

МИШЕЛЬ (ласково, с огромным пониманием и сочувствием): Вы мужественная женщина.

СОФИЯ (не может ничего сказать и прячется за этой фразой, как за укрытием) : У меня никого больше нет.

МИШЕЛЬ: Кто-то всегда есть. Даже когда никого не осталось.

СОФИЯ (гневно и пристально смотрит на него): Вы Бога мне, что ли, решили подсунуть, да? Не выйдет.

МИШЕЛЬ (после довольно продолжительной паузы, произносит эти слова с нежностью, глядя на Софию с искренним состраданием): Вы наверно ужасно его любили. Безумно.

СОФИЯ : Кого?

МИШЕЛЬ : Того, чьим отсутствием полно ваше сердце. До краев.

СОФИЯ : Да что вы во всем этом понимаете? Ничего вы не знаете. Так что перестаньте меня мучить. Времена инквизиции прошли. Да, я любила. Но все в прошлом. Так что перейдем к другой теме.

МИШЕЛЬ : А ребенок?

СОФИЯ : Я вам сказала: у меня нет детей.

Мишель снова направляется к двери.

СОФИЯ (не плачет) : Стойте. (Пауза) Стойте. (Пауза) Я вам не лгу. У меня нет детей. Он не хотел, он мне сразу сказал. А потом, все случилось, и… Когда я ему сказала, когда он меня увидел, он… Он меня… Ужаснее всего были его слова. Он… Он сказал, что я его использовала, что я хотела его поймать, что я его обманула, что я… я… Он бросил меня. Я умоляла его остаться. Он ничего не хотел слушать. Мне было страшно. Я не знала, что делать. Я… Я избавилась от ребенка… Как больно было… Не тогда, когда я спицами… Я хотела вернуть его… Но даже после он не вернулся. Он вообще не хотел слышать обо мне. Он говорил, что я убила жизнь. Он был очень набожный. Я внушала ему отвращение. И с тех пор …

МИШЕЛЬ : Мне очень жаль.

СОФИЯ : Вы получили то, чего хотели.

МИШЕЛЬ : Простите меня.

СОФИЯ : Я никому не рассказывала. Это не должно пойти дальше вас. Вы ничего не скажете?

МИШЕЛЬ : Ничего не скажу.

СОФИЯ : Что вы сделаете?

МИШЕЛЬ : Я не позову гвардейцев.

СОФИЯ : Нет, я имела в виду … что вы со мной сделаете? Отлучите от церкви?

МИШЕЛЬ : Нет. Ни у кого нет права вас судить.

СОФИЯ : А как же … Я хотела сказать …

МИШЕЛЬ (угадал) : Бог?

СОФИЯ : Да.

МИШЕЛЬ : Беру на себя. Я буду молиться за вас. Бог милосерден. Он видит души насквозь. Он даст вам свое прощение. (Пауза, потом меняет тон на более легкий) Так вы что, верите в Бога ? Вот бы не подумал.

СОФИЯ : Крещена, прошла конфирмацию, не замужем.

МИШЕЛЬ : Словом, по церковной линии все в порядке.

София грустно улыбается.

СОФИЯ : В общем, да, Ваше Святейшество.

МИШЕЛЬ : Не забывайте : Мишель.

СОФИЯ : Мишель.

МИШЕЛЬ : София ?

СОФИЯ : Да ?

МИШЕЛЬ : Я помолюсь за то, чтобы вы сами себя простили.

СОФИЯ : Простила себя …

МИШЕЛЬ : Я буду молиться, чтобы вы приняли жизнь. И снова открыли свое сердце. Или хотя бы приоткрыли его. Вы привлекательны, говорю вам. Это не мимолетная прелесть, нет. Ваша привлекательность в другом: в испытаниях, которые вы прошли, в страданиях, которые вам выпали, в трудах, которые вынесли. Вы пронесли этот крест. Вы сильная женщина. Будьте же еще и смелой. Простите себе, заклинаю вас. Сбросьте балласт. Расчистите немного места в вашем сердце, а потери, все потери, сложите в одну коробку. Закройте эту коробку и не заглядывайте туда без крайней нужды. Но потом не забывайте запирать ее на ключ после каждого визита. Осмельтесь быть красивой. В вас есть на это силы.

СОФИЯ : Я не знаю.

МИШЕЛЬ : Я все-таки специалист по человеческим душам. Перед вами профи.

София смеется.

СОФИЯ : Я попробую.

МИШЕЛЬ : Пройдитесь немного, пожалуйста.

СОФИЯ : Прошу прощения?

МИШЕЛЬ : Не вижу повода.

СОФИЯ : Нет, я хочу сказать : зачем вам надо, чтобы я теперь перед вами ходила?

МИШЕЛЬ : Допустим, это научный опыт.

СОФИЯ : Не понимаю.

МИШЕЛЬ : А пути Господни неисповедимы. И не боясь показаться нескромным, я могу сказать, что по некоторым пунктам мы с ним схожи. Пройдитесь, пожалуйста.

София колеблется.

МИШЕЛЬ : Прошу вас, София, доставьте мне такое удовольствие.

София делает несколько шагов к Мишелю. Тот рукой показывает ей развернуться и сделать еще несколько шагов в обратную сторону. Она подчиняется, потом снова разворачивается к Мишелю.

МИШЕЛЬ : Так и знал.

СОФИЯ : Что именно?

МИШЕЛЬ : Вы обладаете именно тем типом привлекательности, к которому я мог бы быть неравнодушен.

СОФИЯ : Могли бы?

МИШЕЛЬ : Ну да – « мог бы ». Я должен сопротивляться соблазну, не забывайте. Однако ваша привлекательность неоспорима, ну – то есть для мужчины моего типа.

СОФИЯ : Вы что … ухаживаете?

МИШЕЛЬ : Если бы имел возможность, – непременно стал бы, поверьте мне. На мой взгляд, у вас есть одно неоспоримое достоинство.

СОФИЯ (заинтригована) : Я знаю, любопытство – страшный порок, но мне интересно знать, что вы там такое уловили, и в чем эта моя привлекательность.

МИШЕЛЬ : Нулевой угол.

СОФИЯ : Простите ?!?

МИШЕЛЬ : Эй, это становится привычкой. Одна просьба о прощении – еще ничего, но…

СОФИЯ : Это только вторая.

МИШЕЛЬ : Поживем-увидим.

СОФИЯ : Что это за истории с нулевым углом?

МИШЕЛЬ : Возможно, это удивит вас …

СОФИЯ (прерывает его) : Ну и пусть! Говорите.

МИШЕЛЬ : Так вот, я нахожу, что очарование женщины обратно пропорционально углу, который образуют ее ноги при ходьбе. Американки ходят по-утиному, вы заметили? Видимо, синдром Дональда Дака. Вследствие этого получаем простейшее уравнение : большой угол = шарм, как у кряквы. Но вы ходите, соблюдая гармоничную параллельность обеих ног. Угол между ними составляет ноль градусов. Оптимально. Лучше не бывает. Вот теперь: скрестите ноги так, как будто ждете автобуса.

СОФИЯ : Простите?

МИШЕЛЬ : Вот и троица. Три раза извинились. Теперь на пять минут перестаньте извиняться и давайте-ка скрестите ноги, как будто вы стоите и ждете автобуса на остановке. Доставьте мне удовольствие во второй раз.

СОФИЯ (стоя, по-женски скрещивает ноги, ставя правую ступню параллельно левой): Интересно, что будет за третье удовольствие.

МИШЕЛЬ : Чудесно. Видите?

София смотрит на свои ноги.

МИШЕЛЬ (назидательно) : Вы видите, что даже в такой женской позе ожидания ваши ноги сохраняют взаимную параллельность. Ни одна американская утица на такой подвиг не способна. (Пауза) Вы уже красивы, София. (София улыбается) По крайней мере, на мой взгляд.

СОФИЯ : Ну, хоть что-то. В конце концов, вы умеете говорить с женщинами – но используя совершенно поразительные приемы. Эта история про углы – она вам уже помогала добиться успеха?

МИШЕЛЬ: Простите?

СОФИЯ : Открываем счет?

МИШЕЛЬ : Простите?

СОФИЯ : И – два.

МИШЕЛЬ : Извините меня.

СОФИЯ : Ну что ж, можно считать, что это три. Так как же?

МИШЕЛЬ : Вы хотите сказать – эээ …

СОФИЯ : Да, я хочу сказать – эээ … Ну так как же, вы были близко знакомы с женщинами до того, как дали обет воздержания? Хотя, если говорить о женщинах, тут дело вкуса, может, вас как раз привлекают, наоборот …

МИШЕЛЬ : Могу вас заверить, что вкусы мои вполне традиционны.

СОФИЯ : Традиция, царящая в вашей среде … В этом аспекте …

МИШЕЛЬ : Вы что, исповедовать меня собрались?

СОФИЯ : Это не в моей компетенции. Но я тоже хотела бы знать, можно ли вам довериться. То, что мне надо сказать, опасно. Я рискую по-крупному, если ошибусь на ваш счет. Возможно, рискую жизнью.

МИШЕЛЬ (довольно долго раздумывает, взвешивает за и против того, чтобы все раскрыть) : Я попрошу вас об одном. Поклянитесь на том, что у вас самого дорогого, что вы не повторите никому, никогда, ничего о том, что я вам сейчас скажу.

СОФИЯ : Вот с этим проблема.

МИШЕЛЬ : В таком случае …

СОФИЯ : У меня нет ничего « самого дорого ».

МИШЕЛЬ (довольно долго молчит, потом решается) : Протяните ко мне ладони (София нерешительно протягивает к нему руки). Смотрите мне в глаза, София (София смотрит на него). Просто скажите, что вы навсегда сохраните молчание о том, что я вам сейчас скажу.

СОФИЯ : Вам хватит моего слова?

МИШЕЛЬ : Я иду на риск. (Пауза) Да, мне хватит слова.

СОФИЯ : Даю вам слово. Я не скажу никогда, ничего и никому.

МИШЕЛЬ : Я верю вам.

МИШЕЛЬ (после долгого молчания Мишель приступает к исповеди) : Это было в Польше. Я ездил туда за несколько месяцев до рукоположения. Дописывать диссертацию по теологии. Я уехал из Южной Америки, залитой солнцем, и впервые в жизни оказался в стране, где все казалось тусклым. Дело было январским днем. Я помню, шел снег. В четыре часа дня уже темнело. Я работал в Варшавском университете. В библиотеке. Изучал одну миниатюру в фолианте 15 века. Он пережил время, войны. Чудо. Патриция сидела рядом. Она тоже работала в отделе старинных рукописей. Мы говорили о книгах, о религии. А потом о цветах, и я не знал… Не мог представить, что в такой стране могут расти такие прекрасные цветы. Ей было 28 лет. Она показала мне свой город. Совсем другой город. Цветочные магазины. Которые прятались в станциях метро, чтобы скрыться от полярной стужи. Зима же стояла. Но мне было жарко, поверьте. Мы встречались каждый день все шесть месяцев. Мы обошли весь город. Проспекты, улицы. Дворец «на воде», Бельведер, концерты Шопена весной в парках. И за город тоже ездили. Она меня… (долго молчит) Я заколебался, я усомнился в своем выборе, признаюсь. Я думал даже отказаться от всего этого, уйти из семинарии. Выбрать иную стезю… Я думал начать жить. Найти счастье вместе с ней. Вера моя не пошатнулась, неизменной была и любовь к Богу – требовательному, неотступному… Патриция…. Патриция все это чувствовала. Все эти внутренние вопросы, переживания. Она все это ощущала. Она… Она пощадила меня… Я нашел… Письмо лежало на столе в моей комнате. Патриция исчезла за 10 дней до окончания моей стажировки в Варшаве. Оставив мне это письмо. Я и теперь его храню. Оно всегда со мной. Куда бы я ни шел.

СОФИЯ : Вы встречались еще с этой женщиной – с Патрицией?

МИШЕЛЬ : Нет. Никогда.

СОФИЯ : Вы не пытались узнать, что с ней стало?

МИШЕЛЬ : Я боялся, что не внесу это испытание. И предпочел не знать. Я струсил. И потом … Время сделало свое дело. Я выбрал Бога.

СОФИЯ : А если бы Церковь разрешила священникам жениться, вы думаете, от этого стали бы худшим священником? Худшим папой?

МИШЕЛЬ : В то время догма не допускала этого. Получить лучшее и в этом мире, и в ином – одновременно невозможно. Вопрос не стоял.

СОФИЯ : Но теперь-то, когда вы решили за две недели покончить с отлучением от церкви женщин, совершивших аборт после изнасилования, и наоборот, отлучить священников-педофилов и отменить индекс запрещенных книг, – вам не кажется, что можно накинуть недельку и как-то урегулировать вопрос женитьбы для священнослужителей?

МИШЕЛЬ : Я и правда подумываю взяться за это дело. Но не в первый год. Нужно дать кардиналам переварить первую волну реформ. А вот насчет второго года – не буду зарекаться. Я не хочу, чтобы другим приходилось так же, как мне когда-то, выбирать между убеждениями и полноценной мужской жизнью. Я не слепец. У Церкви много священников, имеющих тайные семьи, у них есть дети, живущие таясь, во лжи, хотя они-то ничего плохого не совершили. Я хочу избавить этих детей от боли, которую они испытывают, слыша, как чужие люди говорят «Отец мой» – их отцам, которых официально у них нет. Я хочу защитить сердце этих детей, они тоже творения божьи.

СОФИЯ : А что ваше собственное сердце – до краев полно одной лишь любовью к Богу? Целиком? Или же в нем тоже угнездилась пустота? Антиматерия?

МИШЕЛЬ : Вы жестоки.

СОФИЯ : От вас научилась. Так как же?

МИШЕЛЬ (Помолчав): Мое сердце – как кусок кремня, который иногда находишь на пляже, знаете? Иногда повезет, и найдешь его. Кремень никогда не бывает ровным и гладким. Кремень – он другой. Плотный, угловатый камень, он колется и царапает, и его тоже ломают и оббивают. Это камень, весь состоящий из граней, провалов и шишек. Острие, грань и шишка… Все это… Все это формирует камень. Все это дает ему силу и характер. Теперь вы знаете мое сердце. Кремень.

СОФИЯ : Значит, и у него есть шишки.

МИШЕЛЬ : Да. Давно я не заходил на эту «нейтральную полосу», София.

СОФИЯ : Кремень – это еще источник искры.

МИШЕЛЬ (Пауза, неотрывно смотрит на Софию): При некоторых обстоятельствах – да.

СОФИЯ (Пауза). Спасибо.

МИШЕЛЬ : Вы верите мне? Вы мне доверяете?

СОФИЯ : Да.

МИШЕЛЬ : Хотите, я поклянусь на Библии? На Священном Писании?

СОФИЯ : Отчего мне в вас сомневаться? Нет желания. Нет смысла клясться на Библии или на Евангелии. (Пауза) К тому же я не уверена, что в этом случае вы поклянетесь самым дорогим.

Мишель и София испытующе смотрят друг на друга и улыбаются – печально, но без горечи.

МИШЕЛЬ : Спасибо, София. (Пауза) А теперь расскажите мне о ваших банковских неприятностях.

СОФИЯ : Это вопрос денег. Больших денег. Никак не связано …

Дверь внезапно открывается, и в ризнице появляются Гвидо и Стефан.

СТЕФАН : Женщина ?!?

МИШЕЛЬ (Оборачиваясь к Софии и оглядывая ее с головы до ног): Вне всякого сомнения. (Поворачиваясь к Стефану) Вы наблюдательны.

ГВИДО: Это она! Та, что повсюду ищут. (поворачивается к двери) Гвардейцы !

МИШЕЛЬ : Монсеньер Фальконе, перестаньте орать и закройте дверь.

Мишель смотрит на Гвидо и укрощает его взглядом, без единого слова. Продолжительное немое противостояние. Гвидо выполняет приказ.

МИШЕЛЬ : Спасибо. (Долгая пауза). Неужели ватиканские обычаи вытеснили элементарные правила общежития? Вас никто не учил стучать прежде, чем войти? Ваше воспитание оставляет желать лучшего.

ГВИДО : Нам послышались крики, доносящиеся отсюда.

МИШЕЛЬ : Вам теперь мерещатся голоса?

СТЕФАН : Мы подумали, вам сделалось плохо. Такое уже случалось, понимаете? Мы хотели успеть вовремя.

МИШЕЛЬ : Вы что-то стали слишком много думать. Обычно это вам не свойственно. И многовато берете на себя, на мой взгляд. Хотя в этом как раз у вас есть приличный опыт … Господа, я предупрежу вас, когда надумаю падать в обморок. Вы узнаете об этом первыми. Но в данный момент здоровье мое отменное. Сударыня беседовала со мной. (Повернувшись к Софии, очень по-доброму, Мишель добавляет) И я ей за это очень благодарен.

ГВИДО : Но как она сюда вошла?

МИШЕЛЬ : Силой Святого Духа.

СТЕФАН : Кто она такая?

ГВИДО : Это София. Она оказалась недостойна оказанного ей доверия. Слила информацию журналистам.

СОФИЯ : Неправда!

ГВИДО : Так это вы! Это вы все рассказали!

СОФИЯ : Неправда! Я ничего не говорила!

ГВИДО : Она прирожденная лгунья! Нельзя верить ни слову, сказанному этой змеей.

СОФИЯ : Неправда! Говорю вам, все не так.

МИШЕЛЬ (к Софии) : Успокойтесь, София, я здесь, рядом с вами. (Поворачивается к Гвидо) Монсеньер Фальконе, расскажите-ка мне об этих разоблачениях …

ГВИДО : Сплетни для бульварной прессы. Всякая дрянь.

МИШЕЛЬ: Господь вездесущ, знаете ли. Всякая низость дойдет до него. И потом я тоже люблю время от времени наводить справки о всяких проказах, реальных или вымышленных, моей паствы. Кстати, это напомнило мне о том, что нужно указать мой новый адрес.

СТЕФАН : Кому? Через двадцать минут весь мир будет знать, что вы живете в Риме.

МИШЕЛЬ : Не в Риме, монсеньер фон Харден. Не в Риме. В Ватикане. Но уверяю вас, служба доставки подписного журнала Closer не перепутает.

СТЕФАН : Closer ? Французский еженедельник?

ГВИДО : Журнал, который опубликовал новость о том, что французский президент …

МИШЕЛЬ : Он самый. На скутере! В каком-то смысле это было очень по-итальянски. Скутер … Но этим сходство между двумя соседними странами исчерпывается.

ГВИДО : Как прикажете это понимать?

МИШЕЛЬ : Да так… Ни один итальянец так и не уяснил назначение шлема. Так вот, именно журналисты из Closer, определили, кто был человек, подвозивший горячие круассаны… В шлеме и в строгом деловом костюме … Одной очаровательной белокурой актрисе.

СТЕФАН : И вы читаете такое?

МИШЕЛЬ (скромно) : Ага.

СТЕФАН : И вы прикажете доставлять журнал сюда?

МИШЕЛЬ (скромно) : Ага. Если повезет, он будет у меня как раз вовремя. А не после драки. В Гвиану журнал доходил на неделю позже, чем в метрополию. Позор. Я даже написал издателям жалобу. На официальном бланке. Они не поверили, и ничего так и не изменилось. Вы не думаете, что мне стоит слегка намекнуть на это – в речи, которую я буду сейчас говорить с балкона?