Текст книги "Камни Фатимы"
Автор книги: Франциска Вульф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Значит, это правда, – пробормотала Беатриче. – Я оказалась в Средневековье. Но каким образом?
Мирват не понимая смотрела на нее.
– О чем ты? Что ты хочешь этим сказать?
– Я…
Беатриче оборвала себя на полуслове. Что сказать? Что она путешественница во времени, женщина из будущего? Как она могла объяснить Мирват то, в чем не разобралась сама и во что не могла поверить? Она попыталась представить свою реакцию, если бы в приемное отделение больницы поступил пациент, утверждающий, что он явился сюда из 2999 года после Рождества Христова. Незамедлительно были бы вызваны коллеги-психиатры, которые определили бы его в психиатрическое отделение. В христианской Европе его, скорее всего, объявили бы одержимым и сожгли на костре инквизиции. Что же тогда могут сотворить с ней в исламской стране? Она даже боялась об этом думать.
– Что с тобой? – Мирват участливо склонилась над Беатриче. – Ты сегодня какая-то странная. Сначала удивляешься карте, потом падаешь в обморок, и вот теперь – эти странные речи. Что, собственно…
– Ничего страшного, – быстро ответила Беатриче, стараясь сохранять спокойствие. – Я устала, меня замучили головные боли. Сегодня вечером было прохладно. Думаю, что немного простудилась в саду. Наверное, мне следует вернуться в свою комнату и выспаться.
Честно говоря, поверить в это можно было с трудом: как раз сегодня вечер выдался на удивление теплым. Но она надеялась, что Мирват пропустит это мимо ушей.
– И это будет действительно самым разумным, – сказала Мирват и окинула Беатриче понимающим взглядом. Она приняла ее ложь во спасение. – Ты уверена, что врач тебе не нужен?
– Конечно. Я сразу же лягу в постель. Вот увидишь, утром мне станет лучше.
– Как хочешь. Но если я тебе понадоблюсь, сразу пошли за мной.
Мирват проводила Беатриче до двери.
– Пожалуйста, никому не рассказывай о моем странном состоянии, – попросила Беатриче. – Мне бы не хотелось, чтобы обо мне говорили…
Мирват кивнула:
– Ты можешь на меня положиться. Иди спать. Утром тебе наверняка станет лучше.
Беатриче услышала, как за ней тихо закрылась дверь и Мирват щелкнула задвижкой. Была мертвая тишина, казалось, весь дворец погружен в глубокий сон. Коридор освещался лишь несколькими масляными лампами, расположенными на удалении друг от друга. Как она раньше не обратила внимание на отсутствие электрического освещения? Беатриче вздохнула и поплелась по полутемному коридору к своей комнате.
Понятно, что этой ночью сон к ней не шел. Она ходила по комнате, перебирая предметы, окружающие ее, тщетно пытаясь найти доказательства их принадлежности к XXI веку. Увы, она не обнаружила ни липучек вместо застежек на наволочке, ни кнопок вместо пуговиц на одежде, ни синтетических ниток в тканях портьер, ни этикеток с данными производителей на коврах и покрывалах, ни винтов и болтов на мебели. В отчаянии Беатриче даже разобрала кровать и перевернула все лари. Безрезультатно. Каждая вещь являла собой произведение средневековых арабских мастеров и только лишний раз подтверждала слова Мирват. Итак, она пребывала в триста восемьдесят девятом году исламского летосчисления.
Беатриче подошла к окну и прислушалась к ночным шорохам. Трещали сверчки, проносились летучие мыши, охотясь за насекомыми. Она не могла припомнить, чтобы в Гамбурге наслаждалась такой тишиной. Если движение транспорта ночью практически прекращалось, все равно время от времени проезжал автомобиль, раздавалась сирена полицейской машины или скорой помощи, голоса и смех молодежи, возвращавшейся с дискотеки. И там никогда не было так темно.
Она глубоко вздохнула. До сих пор она свято верила в то, что когда-нибудь автобусом, поездом или даже самолетом ей удастся вырваться из неволи. Но теперь об этом не могло быть и речи. Как она сможет попасть в Германию? Пешком?
На телеге, запряженной ослом? На спине мула? Беатриче невольно усмехнулась, представив, как будет гарцевать на маленьком лохматом осле по Ближнему Востоку, потом по Европе, чтобы когда-нибудь, через несколько лет, вновь оказаться в Гамбурге… Усмешка застыла на ее губах, так как память внезапно услужливо подсказала ей, что в первом тысячелетии нашей эры Гамбург представлял собой всего лишь укрепленную деревянным частоколом рыночную площадь, на которую с завидным постоянством нападали викинги. Тогда какой смысл был в ее возвращении в Германию? К чему тратить силы и подвергать свою жизнь опасности, если Германии и Гамбурга такими, какими она их знала, еще просто не существовало?
VI
– Мой господин, простите, что потревожил.
Селим так тихо вошел в кабинет, что Али вздрогнул от неожиданности. Он осматривал мальчика пяти лет, который вот уже два года не говорил ни слова.
– Ну что там у тебя? – последовал его резкий вопрос.
– У меня новость для вас…
Но Али не дал слуге договорить.
– Зайдешь, когда освобожусь. А пока жди за дверью.
Селим удалился еще незаметнее, чем появился. Он обидел Али. И Али был очень рассержен. Но слуга раз и навсегда должен запомнить, что ни при каких обстоятельствах непозволительно мешать своему господину, тем более во время обследования пациента. Даже тогда, когда отец пациента всего лишь простой пастух и не в состоянии оплатить лечение.
Вздохнув, Али вновь повернулся к маленькому мальчику, глядевшему на него большими темными глазами. Али осмотрел уши ребенка, полость рта, прощупал шею. Было непохоже, что малыш чем-то болен.
Али взглянул на отца. Тот, как и его сын, одет бедно, но чисто, худ и изнурен, выглядит почти стариком, хотя ненамного старше Али. Его лицо говорит о перенесенных лишениях, голоде, непосильной работе, бедности, бесправии, нужде. Однако он проделал с сыном нелегкий путь через пустыню, чтобы обратиться к лекарю, спасшему жизнь любимой жене эмира. Пять дней они находились в пути и еще три дня дожидались приема. Весь их продовольственный запас состоял из бурдюка с водой, маленького мешка молотого проса и вареной чечевицы. Он с таким благоговением смотрел на Али, будто от лекаря зависела не только жизнь сына, но и спасение его собственной души.
Между тем Али, осматривая ребенка, напряженно думал. Мальчик был физически здоров. Сказать неправду и назначить дорогостоящее лечение? Но тогда вся семья умрет от голода. Отправить восвояси и положиться на волю Аллаха тоже было не по сердцу. Так что же ему следовало сделать?
– Что скажете, господин? – спросил мужчина, нервно теребя в руках свою поношенную, с многочисленными заплатами, шапку. – Сможете помочь моему сыну?
– У твоего сына нет признаков физического заболевания, – чуть помедлив, начал Али в надежде, что спасительная идея, как это часто случалось, возникнет уже в начале разговора. – У него нет никаких отклонений, уши и язык в нормальном состоянии. Но… – Да, конечно же, вот оно! Интуиция не подвела Али, и спасительная догадка возникла! – Но есть одна причина упорного молчания. Возможно, это следствие перенесенного ребенком страшного события. Было такое?
Мужчина наморщил лоб и стал напряженно вспоминать.
– Не думаю. Но точно не знаю…
– Ты ведь мог в этот момент и не находиться с ним рядом. Есть и другие симптомы, говорящие, что что-то все-таки произошло. Он боится засыпать? У него тревожный сон? Не может один оставаться в темноте?
– Да, это так, господин! – удивленно воскликнул мужчина. – Откуда вам это известно?
Али улыбнулся. Снова спонтанно появившаяся удачная мысль помогла ему найти верный путь к исцелению.
– Я могу помочь твоему сыну. – Он открыл шкаф и достал из крохотного ящичка небольшую колбу, покрытую глазурью. – Это масло соцветий апельсина. Каждый вечер добавляй в воду по капле и купай в ней сына. А когда он ложится спать, посиди немного у его постели. Поступай так до тех пор, пока сын не заговорит. Я не знаю точно когда, но это обязательно произойдет.
– Слава Аллаху! – воскликнул мужчина, и глаза его наполнились слезами. – Вы на самом деле великий лекарь, господин! Сколько я должен?
– Нисколько, – отрицательно покачал головой Али.
Однако в посетителе взыграло чувство собственного достоинства.
– Нет, господин, я хочу оплатить ваш труд, – сказал он твердо. – Я продал козу. Деньги у меня есть.
Мужчина вытряхнул кожаный мешочек. На мозолистую руку высыпались один динар и пять медных монет. У Али перехватило в горле, когда он представил себе, что вот эти самые несколько монет и составляли все его богатство – кроме коз, жены и семи детей.
– Ты продал козу? – Али сделал вид, что разочарован. – Жаль. К твоему сведению, я люблю козье мясо. Я не решался спросить, но мясо козленка в Бухаре чрезвычайно дорого. Быть может, вместо денег…
По лицу мужчины проскользнула светлая улыбка.
– Так мне принести вам козленка?
– Ну, если, конечно, это возможно…
– С радостью, господин! На днях у нашей лучшей козы окот. Принесу вам хорошенького нежного козленка.
– Прямо и не знаю, смогу ли я его принять. Такая дороговизна…
Но мужчина не дал ему договорить.
– Нет, господин, я обязан отблагодарить вас. Вы помогли моему сыну.
– Ну теперь ты можешь идти, – сказал Али, пытаясь скрыть смущение, – ведь другие больные тоже ожидают приема.
– Простите, господин, что отняли у вас так много драгоценного времени. – Мужчина, благоговея, поклонился Али. – Да благословит вас Аллах! Пусть подарит вам долгую жизнь, благоденствие и многочисленное потомство!
Али выпроводил мужчину с сыном и с облегчением закрыл дверь. Он опустился на мягкую банкетку и выпил розовой воды. С тех пор как произошло чудесное исцеление любимой жены эмира и весть об этом разнеслась повсюду, в его дом потянулись люди. Некоторые шли лишь за тем, чтобы потом похвалиться перед родственниками, что были на приеме у врача-чудотворца. Другие же, как этот простой бедный пастух, приходили от безысходности. В их глазах он читал надежду на исцеление. И если некоторые торговались за оплату его услуги, как торговцы коврами на базаре, то бедные люди были готовы отдать за лечение все свое имущество. Они смело доверяли ему свою жизнь. А если Али был не в состоянии облегчить их страдания, то считали, что такова воля Аллаха, и никогда не обвиняли его.
– Простите, господин, можно мне сейчас…
Али поднял глаза.
– Ах, Селим, чуть было не забыл о тебе. – Он провел рукой по лицу и волосам, неожиданно почувствовав себя уставшим. – Еще много пациентов?
– Мой господин, перед дверью еще трое: одна старая, почти слепая женщина с сыном, мужчина на костылях и муж с женой. Но внизу, в зале, людей много. Сказать, чтобы они уходили и приходили завтра? Скоро зайдет солнце. Вы целый день вели прием. Выглядите утомленным, мой господин, вам следует отдохнуть.
На секунду Али прикрыл глаза. Отдохнуть. Да, это было бы неплохо – горячая ванна, массаж с теплым маслом и, наконец, сон. Но больные, ожидавшие его консультации, возможно, проделали долгий путь до Бухары.
– Нет. Этих пациентов я приму. В конце концов они прождали весь день. – Он вздохнул. – Ты хотел мне что-то сказать?
– Да, мой господин. Эмир прислал гонца, который просит передать, что повелитель ждет вас завтра, сразу после утренней молитвы, для разговора и пришлет за вами паланкин.
Али наморщил лоб. Что понадобилось от него эмиру? Он не навещал Нуха II уже довольно продолжительное время, а точнее, с тех пор, как с Мирват случилось несчастье и он якобы спас ей жизнь. Или повелитель считает, что Али уделяет ему мало внимания? Не стоит сейчас ломать голову, завтра все выяснится.
– Спасибо, Селим, – рассеянно произнес Али.
Старый слуга удивленно посмотрел на него.
Не так уж часто приходилось ему слышать слова благодарности от своего господина, да еще за столь незначительную услугу.
– Рад служить вам, – произнес в ответ Селим и склонился в благоговейном поклоне.
– Позови старую женщину и ее сына. – Али поднялся. – И закрой ворота, чтобы другие пациенты больше не приходили. На сегодня прием окончен.
– Будет исполнено, мой господин. Я позабочусь об этом.
Пока Селим уходил, шаркая подошвами, Али проклинал себя за то, что согласился провести прием до конца. Добродушие покинуло его. В конце концов тот, кто сидел весь день, мог бы подождать и до следующего утра.
В «час женщин» Беатриче и Мирват прогуливались по саду и наслаждались вкусом свежих фиников, которые предлагала им служанка. Мирват рассказывала, что иные зимы здесь бывают настолько холодными, что пруды затягиваются ледяной коркой и замерзают фонтаны. К счастью, до зимы еще далеко.
Теплый воздух касался их щек, и свет заходящего солнца покрывал все золотистыми отблесками. Вокруг царила атмосфера праздника – настолько все было великолепно.
Беатриче уже несколько дней мучило нарастающее беспокойство, которое именно сегодня достигло своего апогея. Не было никакой возможности изменить что-либо в ее загадочном пребывании в восточном Средневековье. Она была подавлена, удручена, нервозна, раздражительна…
– Что ты на это скажешь?
Ее размышления прервал вопрос Мирват.
– О, думаю, ты права, – поспешно ответила Беатриче.
– Не утруждайся, Беатриче, – возразила Мирват с улыбкой. – Ведь ты не услышала ни слова из того, что я сказала. Где ты витаешь?
В бессильном отчаянии Беатриче воздела руки к небу. Возможно ли здесь скрыть что-нибудь?
– Мне очень жаль, но я действительно думала о другом. Это пока еще разрешается? – Она заметила, что ее вопрос прозвучал резче, чем она предполагала. – Извини, у меня сегодня не очень хорошее настроение.
– Да, я сразу это заметила. – Мирват покачала головой. – Что с тобой происходит? Ты вся на нервах, раздражена, как лев в клетке.
Беатриче на секунду задумалась. Как лев в клетке. Пожалуй, Мирват дала самое точное определение ее состояния. Она была пленницей в этом дворце, тюрьме категории «люкс» с мраморными полами, шикарной мебелью и служанками, исправно несущими свою службу. Ни на секунду ей не удавалось остаться наедине с собой. Женщины из гарема эмира искали ее общества, служанки и евнухи постоянно крутились рядом – приносили еду, убирали комнату, помогали одеваться, раздеваться, причесываться. Когда по утрам она только открывала глаза, Жасмина уже ждала от нее указаний, а вечером, перед тем как лечь спать, служанка разглаживала простыни. Беатриче вздрагивала во сне, чувствуя, что и ночью за ней наблюдают.
Кроме того, она страдала от смертельной скуки. Поначалу женщины часто обращались к ней за советом по поводу здоровья, зачастую даже ночью. Но со временем их визиты почти прекратились. И Беатриче уже подумывала о том, что могла бы оказывать медицинскую помощь тем несчастным в тюрьме работорговца, хотя это, конечно, было запрещено. Мирват чуть не хватил удар, когда Беатриче поведала ей о своих намерениях, но как она могла помочь Беатриче в осуществлении этого плана? Ее связей было недостаточно, она даже не знала, где находится эта тюрьма.
Время тянулось долго. Жизнь Беатриче ничем не была заполнена. Ни радио, ни телевизора, чтобы отвлечься, – только разговоры, темы которых всегда сходились к одному и тому же: мужчинам, тряпкам, детям. Беатриче сильно тосковала по книгам, мечтая уединиться где-нибудь в тихом уголке за чтением романа. Но она была пленницей этой эпохи. И не видела никакой возможности обрести свободу.
– Ты выглядишь печальной, – сказала Мир-ват и взглянула на нее изучающим взглядом. – Что с тобой?
Беатриче вздохнула.
– Думаю, что это ностальгия – тоска по родине.
– Скучаешь по своей семье? – с сочувствием осведомилась Мирват.
Беатриче наморщила лоб. Странно, но она совсем не думала ни о своих родителях, ни о друзьях. Да и что могло с ними случиться? Заметили ли они ее исчезновение? Возможно, переживают за нее, думая, что она лежит где-нибудь при смерти. Ей стало страшно.
– Да, я скучаю по своей семье. Но больше всего мне не хватает моей привычной жизни, свободы действий.
– Но ты вольна делать то, что хочешь, – возразила Мирват, с непониманием качая головой. – Никто не имеет права приказывать тебе.
– Да, да, конечно, – с горечью в голосе согласилась Беатриче.
Мирват, конечно, не понимала ее. Пределом мечтаний ее родителей было отдать дочь в гарем эмира, так как жизнь во дворце казалась раем. Ну а для нее самой? Беатриче такой образ жизни казался преддверием ада. В своей прошлой жизни после напряженного рабочего дня она только и мечтала о том, чтобы, вернувшись домой, лечь спать, благодаря Бога за возможность отдохнуть. Здесь же сон был не нужен в принципе. Ее душа и тело требовали привычной интенсивной работы, от которой наступала бы усталость, требующая отдыха. Беатриче спала плохо, часто просыпалась среди ночи и потом долго не могла заснуть. Ей снилась всякая чепуха. Часто она вставала к окну, чтобы посмотреть на звезды. Но деревянная решетка искажала вид ночного неба. Если бы она могла хоть иногда исполнять свои личные желания… Но как раз это и было невозможно.
Когда пару дней назад она сказала Жасмине, что хотела бы одеваться сама, та, громко заплакав, выбежала из комнаты, решив, что ее гонят с работы. Мирват определенно ни разу в своей жизни не одевалась сама и уж, само собой, ни дня не трудилась. Поэтому ей было невдомек, чего так не хватает Беатриче.
– Давай присядем, Мирват, – предложила Беатриче. Они устроились на скамье в отдаленном уголке сада. – Дома, в Гамбурге, – начала Беатриче после того, как они немного посидели молча, прислушиваясь к пению птиц, – я заботилась о себе сама. Покупала продукты и готовила еду. Сама принимала ванну, одевалась и стирала вещи.
– Но ведь это так противно! – воскликнула Мирват с нотками отвращения и одновременно сострадания. – У тебя вообще никогда не было слуг? Бедняжка!
Беатриче улыбнулась.
– Это не так уж противно, как тебе кажется. Мне не надо, стирая вещи, стоять у фонтана. Для этого есть специальные машины, которые помогают стирать. А вода по водопроводным трубам подается прямо в квартиры и дома. Но, – продолжала Беатриче, не обращая внимания на удивленное выражение лица Мирват, – я всегда была сама себе госпожой, сама себе хозяйкой. Когда мне хотелось побыть одной – я наслаждалась одиночеством, когда становилось скучно – звала друзей. Как мужчин, так и женщин.
– Что???
– Тебе, конечно, сложно поверить. Но это правда. Я пила с мужчинами кофе, прогуливалась по городу… ходила в кино! – продолжала Беатриче, с тоской вспоминая о прошлом. Неужели были те счастливые времена?..
Мирват с недоверием качала головой.
– Но ведь это невозможно! Никто не позволил бы тебе открыто встречаться с мужчинами. Ты ведь женщина!
Беатриче печально улыбнулась.
– Там, где я родилась, это возможно. Женщина вправе появляться в обществе в любое время наравне с мужчинами и в открытой одежде – нам не нужна паранджа.
– Не может быть! Не делай из меня дуру. Выдумала себе сказочку.
– Нет, Мирват. Клянусь, все чистая правда. Сначала я даже не собиралась рассказывать тебе об этом. Я знала, как трудно тебе будет поверить, что все услышанное не сказка. Но, может быть, теперь, после всего, что ты узнала, ты сможешь понять, почему ваши обычаи кажутся мне странными и мне сложно к ним привыкнуть.
– Не верю ни одному твоему слову! – воскликнула Мирват и вскочила со скамьи. – Каждое слово – ложь. И разговоры о целительстве тоже вранье. На самом деле ты не врач, а знахарка, ведьма и хочешь изменить нашу жизнь приемами черной магии!
– Успокойся, пожалуйста, Мирват! – в испуге попыталась утихомирить подругу Беатриче.
О чем она говорила?
– Нет! – завизжала Мирват и с широко распахнутыми глазами отскочила от нее. – Не дотрагивайся до меня!
– Мирват! Потише, пожалуйста, тебя могут услышать!
– А это разрушит твои планы, не так ли? Что ты хочешь сделать с нами? Заколдовать и отправить в свою черную страну? А может быть, убить всех по очереди, друг за другом? Думаю, что и болезнь Зекирех на твоей совести. Вдруг она умрет от твоего сглаза?..
Это было уж слишком. Беатриче влепила Мирват такую пощечину, что звук разлетелся по всему саду. Молодая женщина с испугом уставилась на нее, держась за щеку. Она медленно приходила в себя.
– Как ты смеешь говорить такое?! – Беатриче вся дрожала от гнева. – Если бы я хотела всех умертвить, то разве стала бы вынимать из твоего горла финиковую косточку? Я бы наверняка позаботилась о том, чтобы дать тебе скончаться в страшных мучениях.
Беатриче заплакала.
– Беатриче, пожалуйста, я…
Но Беатриче была слишком разгневана, чтобы слышать ее.
– Исчезни, Мирват, я не хочу тебя видеть. Когда придешь в себя и поразмыслишь над тем, что я тебе сказала, тогда и приходи. Ты знаешь, где найти меня.
Громко рыдая, Мирват убежала прочь. Беатриче опустилась на скамью.
Сейчас, когда злость начала постепенно стихать, она уже жалела о том, что ударила подругу. Но как иначе она могла привести в чувство впавшую в истерику женщину?
– Ты все сделала правильно, – неожиданно раздалось за спиной, – иначе Мирват всему дворцу рассказала бы, что ты ведьма.
Ошеломленная Беатриче повернулась и увидела перед собой Зекирех.
– Ты все слышала?
– Ну не все, но достаточно для того, чтобы понять, о чем речь. Мирват не особенно заботилась о том, чтобы ее не было слышно.
Беатриче вздохнула. Очень может быть, что и другие слышали их спор и наутро весь дворец будет знать об этом.
– Я не хотела вас подслушивать. – Зекирех опустилась на скамью рядом с Беатриче. – Все получилось совершенно случайно. Я разыскивала тебя.
– Как ты себя чувствуешь? Боли усилились?
– Нет, – ответила Зекирех и руками оперлась о свою палку. – Странно. Но с тех пор, как я узнала, что умру, боли уменьшились. Предчувствие неминуемой смерти облегчает страдания. Дни мои сочтены, но у меня еще есть время отдавать распоряжения. – Она рассмеялась. – Мирват чудовищно глупа. Однако я пришла для того, чтобы кое-что сказать тебе. Обязательно сходи к Замире.
– К Замире? – удивленно переспросила Беатриче. За все время, что она провела во дворце, она ни разу не слышала этого имени. – Кто эта Замира?
– О, уж ее-то Мирват, несомненно, сразу назвала бы ведьмой, – улыбаясь, ответила Зекирех. – Она целительница и ясновидящая. Замира живет на окраине Бухары. Я хочу увидеть ее, чтобы спросить совета. Если пожелаешь, Ханнах может проводить тебя к ней.
– И что мне там делать? – спросила Беатриче.
– Я знаю о тебе мало, Беатриче, и не желаю знать больше. Но то, что ты не такая, как мы, стало ясно уже в первую нашу встречу. Ты самостоятельная, умная женщина, и тебе не пристало исполнять любые повеления такого жирного, рыхлого мужлана, как Нух II. – Зекирех вздохнула. – Хоть он и мой сын, но я не боюсь называть вещи своими именами. – Она ударила палкой о землю. – Замира знает больше кого-либо в Бухаре. Она разбирается в таких делах, в которых никто другой не смыслит. Быть может, в ее силах помочь тебе.
Беатриче пожала плечами. В конце концов терять ей было нечего.
– А почему бы и нет?
Зекирех кивнула:
– Хорошо. Я сделаю необходимые приготовления. О времени сообщу.
Зекирех кряхтя поднялась со скамьи и молча пошла прочь. Беатриче глядела ей вслед и не знала, восхищаться этой женщиной или жалеть ее. Казалось, что и Зекирех чужда своему времени. Беатриче чувствовала, что если бы у этой женщины был выбор, она бы предпочла для себя другую судьбу взамен судьбы матери эмира Бухары.
Удар гонга, означавший окончание «часа женщин», разнесся по саду и прервал размышления Беатриче. С третьим ударом женщины должны были покинуть сад.
Поднявшись со скамьи, Беатриче медленно направилась к дворцу. Она подняла глаза: небо было усеяно россыпью звезд. Прямо над дворцом расположилось особо красивое созвездие, название которого Беатриче не могла вспомнить. Всякий раз, глядя на него, она тихо радовалась. Гонг раздался во второй раз, так что у нее было еще немного времени. Беатриче поймала себя на мысли, что расположение звезд напоминает форму глаза. Пришло осознание того, что жизнь готовит ей новый поворот. Тот, кто наверху, не бросит ее в беде.
– Иди во дворец. Пора.
Голос Юсуфа вернул ее на землю. Бесшумный и темный, как ночь, евнух внезапно появился за ее спиной. Беатриче не заметила его, хотя тот стоял совсем рядом.
– Да, сейчас иду, – ответила она.
Беатриче знала, что Юсуф ни на секунду не выпускает ее из поля зрения. Евнух исправно нес свою службу.
Как только Беатриче подошла к двери гарема, гонг прозвучал в третий раз. На лестнице она обернулась, чтобы напоследок взглянуть на созвездие. Глаз, большой и светящийся, смотрел прямо на нее.
