355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Франц Таурин » Горний путь » Текст книги (страница 2)
Горний путь
  • Текст добавлен: 29 марта 2017, 06:00

Текст книги "Горний путь"


Автор книги: Франц Таурин


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

“Феина дочь утонула в росинке…”

 
Феина дочь утонула в росинке,
ночью, играя с влюбленным жучком.
Поздно спасли… На сквозной паутинке
тихо лежит. Голубым лепестком
божьи коровки ей ноги покрыли,
пять светляков засияли кругом,
ладаном синим ей звезды кадили,
плакала мать, заслонившись крылом.
А на заре пробудилась поляна:
бабочка скорбную весть разнесла…
Что ей – до смерти? Бела и румяна,
пляшет в луче и совсем весела.
Все оживляются… “Верьте не верьте, —
шепчут друзьям два нескромных цветка, —
феина дочь на мгновенье до смерти
здесь, при луне, целовала жучка!”
Мимо идет муравей деловитый.
Мошки не поняли, думают – бал.
Глупый кузнечик, под лютиком скрытый,
звонко твердит: так и знал, так и знал…
Каждый спешит, кто – беспечно, кто мрачно.
Два паука, всех пугая, бегут.
Феина дочь холодна и прозрачна,
и на челе чуть горит изумруд.
Как хороша! Этот тоненький локон,
плечики эти – кто б мог описать?
Чуткий червяк, уж закутанный в кокон,
просто не вытерпел, вылез опять.
Смотрят, толкаются… Бледная фея
плачет, склонившись на венчик цветка.
День разгорается, ясно алея…
Вдруг спохватились: “Не видно жучка!”
Феина дочь утонула в росинке,
и на заре, незаметен и тих,
красному блику на мокрой былинке
молится маленький черных жених…
 

1 декабря 1918

“Ты на небе облачко нежное…”

 
Ты на небе облачко нежное,
ты пена прозрачная нá море,
ты тень от мимозы на мраморе,
ты эхо души неизбежное…
И песня звенит безначальная.
Зову ли тебя – откликаешься,
ищу ли – молчишь и скрываешься,
найду ли? Не знаю, о Дальняя.
 

 
Ты сон навеваешь таинственный.
Взволнован я ночью туманною,
живу я мечтой несказанною,
дышу я любовью единственной.
И счастье мне грезится дальнее,
и снится мне встреча блаженная,
и песня звенит вдохновенная,
свиваясь в кольцо обручальное.
 

10 ноября 1918

Крым

НА КАЧЕЛЯХ

 
В листву узорчатую зыбко
плеснула тонкая доска,
лазури брызнула улыбка,
и заблистали небеса.
 

 
И на мгновенье, над ветвями,
я замер в пламени весны,
держась простертыми руками
за две звенящие струны.
 

 
Но ослепительно метнулась
ликующая синева,
доска стремительно качнулась,
и снизу хлынула листва.
 

 
И лиловеющая зелень
вновь заслонила небосвод,
и очарованно-бесцелен
дугообразный стал полет.
 

 
Так реял я, то опускаясь,
мелькая тенью по листам,
то на мгновенье приближаясь
к недостижимым облакам.
 

15 декабря 1918

НОВЫЙ ГОД

 
“Скорей, – мы говорим, – скорей!”
И звонко в тишине холодной
захлопнулись поочередно
двенадцать маленьких дверей…
И удалившихся не жаль нам:
да позабудутся они!
Прошли те медленные дни
в однообразии печальном.
А те, другие, что вошли
в полуоткрывшиеся двери,
те не печали, не потери,
а только радость принесли.
Но светлые дары до срока
они, туманные, таят,
столпились и во мгле стоят,
нам улыбаясь издалёка…
 

1 января 1919

Ю. Р

 
Как ты, я с отроческих дней
влюблен в веселую опасность…
Друг милый, родственную ясность
я узнаю в душе твоей.
 

 
Мы беззаботно сердцем юны…
(Пусть муза хмурится моя!)
На хрупкой арфе бытия
перебираем те же струны
 

 
и в соловьином забытьи
поем, беспечно принимая
от неба жизненного мая
грозу и радугу любви.
 

 
Нам до грядущего нет дела,
и прошлое не мучит нас.
Дверь черную в последний час
мы распахнем легко и смело.
 

 
Я верю сказкам вековым
и откровеньям простодушным:
мы встретимся в краю воздушном
и шуткой звезды рассмешим.
 

Январь 1919

УТРО

 
Как светлозарно день взошел!
Ну, не улыбка ли Господня?
Вот лапки согнутые поднял
нежно-зеленый богомол.
 

 
Ведь небеса и для него…
Гляжу я, кроткий и счастливый…
Над нами – солнечное диво,
одно и то же Божество!
 

1 февраля 1919

“На ярком облаке покоясь…”

 
На ярком облаке покоясь,
ты проплываешь надо мной.
Под липами, в траве сырой
Я отыскал твой узкий пояс.
Он ослепляет серебром…
Я удаляюсь… В песне четкой
я расскажу дриаде кроткой
об одиночестве моем…
Под липами – ручей певучий,
темнеют быстрые струи…
Подкидывают соловьи
цветные шарики созвучий…
Вот и янтарная луна.
В луче вечернем, чародейном,
ты дуновеньем легковейным
на небеса унесена…
 

СКИФ

 
Ночь расплелась над Римом сытым,
и голубела глубь амфор,
и трепетал в окне раскрытом
меж олеандров звезд узор.
 

 
Как бы струя ночной лазури,
плыл отдаленной лиры звон.
Я задремал на львиной шкуре
средь обнаженных, сонных жен.
 

 
И сон мучительный, летучий
играл и реял надо мной.
Я плакал: чудились мне тучи
и степи Скифии родной!
 

“Я был в стране Воспоминанья…”

 
Я был в стране Воспоминанья,
где величаво, средь сиянья
Небес и золота песков,
проходят призраки веков
по пирамидам смугло-голым,
где вечность, медленным глаголом
вникая в сумерки души,
волнует путника – в тиши
пред сфинксом мудрым и тяжелым.
Ключ неразгаданных чудес
им человечеству завещан…
О, глаз таинственный разрез!
 

 
На глыбе голубой, средь трещин,
застыл божественный Рамзес
в движенье тонко-угловатом…
Изиды близится закат;
и пальмы жестко шелестят,
и туч – над Нилом розоватым —
чернеют узкие струи…
 

 
Там – на песке сыром, прибрежном,
я отыскал следы твои…
Там, в полудымке, в блеске нежном,
пять тысяч лет тому назад,
прошла ты легкими шагами
и пела, глядя на закат
большими, влажными глазами…
 

17 февраля 1919

“О, встречи дивное волненье…”

 
О, встречи дивное волненье!
Взгляд заревой… Крылатый крик…
Ты осязаемо, виденье!
К тебе я трепетно приник…
 

 
Я по морям туманным плавал,
томился в пасмурной стране,
и скучный бог и скучный дьявол
бесцельно спорили во мне.
 

 
И на полночных перепутьях
Страсть появлялась предо мной —
босая, в огненных лоскутьях,
с закинутою головой…
 

 
Но не просил я ласок ложных,
я тосковал в садах земных…
Среди сомнительных и сложных
искал я верных и простых.
 

 
О достиженье, крылья, зори!
Мечта оправдана вполне!
С алмазной песнею во взоре
ты наклоняешься ко мне…
 

ПЧЕЛА

 
По ночам, во мгле лазурной,
вспоминаю жизнь мою;
поцелуев мед пурпурный
в сотах памяти таю.
 

 
На заре, в тени росистой,
о грядущем сны мои,
о цветах – в траве душистой
по краям путей любви.
 

 
А уж в полдень полновластный —
в ту весеннюю страну
прилечу пчелою красной
и к твоим устам прильну!
 

2 марта 1919

ПЕТР В ГОЛЛАНДИИ

 
Из Московии суровой
он сюда перешагнул.
Полюбил он моря гул,
городок наш изразцовый
 

 
и бродил вдоль берегов,
загорелый, грубый, юный.
Ветер. Пепельные дюны.
Стук далеких топоров.
 

 
Разноцветные заплаты
парусов над рябью вод.
Стая чаек. Небосвод,
как фаянс, зеленоватый.
 

 
Были мудры вечера.
Кружки. Сонные соседи.
Думы голосом победы
звали плотника – Пeтpa.
 

 
У стола мечтал он важно.
Четко тикали часы.
Помню: жесткие усы,
взор жестокий и отважный,
 

 
тень локтей и головы,
полки в маленькой таверне,
а на печке – блеск вечерний
и квадраты синевы.
 

17 марта 1919

РОССИЯ

 
Не все ли равно мне, рабой ли, наемницей
     иль просто безумной тебя назовут?
Ты светишь… Взгляну – и мне счастие вспомнится.
     Да, эти лучи не зайдут.
 

 
Ты в страсти моей и в страданьях торжественных,
     и в женском медлительном взгляде была.
В полях озаренных, холодных и девственных,
     цветком голубым ты цвела.
 

 
Ты осень водила по рощам заплаканным,
     весной целовала ресницы мои.
Ты в душных церквах повторяла за дьяконом
     слепые слова ектеньи.
 

 
Ты летом за нивой звенела зарницами,
     в день зимний я в инее видел твой лик.
Ты ночью склонялась со мной над страницами
     властительных, песенных книг.
 

 
Была ты и будешь. Таинственно создан я
     из блеска и дымки твоих облаков.
Когда надо мною ночь плещется звездная,
     я слышу твой реющий зов.
 

 
Ты – в сердце, Россия. Ты – цепь и подножие,
     ты – в ропоте крови, в смятенье мечты.
И мне ли плутать в этот век бездорожия?
     Мне светишь по-прежнему ты.
 

5 марта 1919

Крым

“Эту жизнь я люблю исступленной любовью…”

 
Эту жизнь я люблю исступленной любовью…
     По заре выхожу на крыльцо.
Из-за моря багряною пламенной кровью
     солнце буйно мне плещет в лицо.
 

 
Дуновенья весны, как незримые девы,
     с ярким смехом целуют меня.
Многозвучная жизнь! Лепестки и напевы,
     и на всем – паутина огня!
 

 
И когда все уйдет, и томиться я буду
     у безмолвного Бога в плену,
о, клянусь, ничего, ничего не забуду
     и на мир отдаленный взгляну.
 

 
С сожаленьем безмерным и с завистью чудной
     оглянусь – и замру я, следя,
как пылает и катится шар изумрудный
     в полосе огневого дождя!
 

 
И я вспомню о солнце, о солнце победном,
     и о счастии каждого дня.
Вдохновенье я вспомню, и ангелам бледным
     я скажу: отпустите меня!
 

 
Я не ваш. Я сияньем горю беззаконным
     в белой дымке бестрепетных крыл,
и мечтами я там, где ребенком влюбленным
     и ликующим богом я был!
 

9 марта 1919

КИПАРИСЫ

 
Склонясь над чашею прозрачной —
над чашей озера жемчужной,
три кипариса чудно-мрачно
шумят в лазури ночи южной.
 

 
Как будто черные монахи,
вокруг сияющей святыни,
в смятенье вещем, в смутном страхе,
поют молитвы по-латыни.
 

22 марта 1919

“Еще безмолвствую и крепну я в тиши…”

 
Еще безмолвствую и крепну я в тиши.
Созданий будущих заоблачные грани
еще скрываются во мгле моей души,
как выси горные в предутреннем тумане.
 

 
Приветствую тебя, мой неизбежный день.
Все шире, шире даль, светлей, разнообразней,
и на звенящую на первую ступень
всхожу, исполненный блаженства и боязни.
 

23 марта 1919

Крым

СТАМБУЛ

 
Всплывает берег на заре,
летает ветер благовонный.
Как бы стоит корабль наш сонный
в огромном, круглом янтаре.
 

 
Кругами влагу бороздя,
плеснется стая рыб дремотно,
и этот трепет мимолетный,
как рябь от легкого дождя.
 

 
Стамбул из сумрака встает:
два резко-черных минарета
на смуглом золоте рассвета,
над озаренным шелком вод.
 

6 апреля 1919

Золотой Рог

“По саду бродишь и думаешь ты…”

 
По саду бродишь и думаешь ты.
Тень пролилась на большие цветы.
 

 
Звонкою ночью у ветра спроси:
так же ль березы шумят на Руси?
 

 
Страстно спроси у хрустальной луны:
так же ль на родине реки ясны?
 

 
Ветер ответит, ответят лучи…
Все ты узнаешь, но только смолчи.
 

27 апреля 1919

Фалер

“Что нужно сердцу моему…”

 
Что нужно сердцу моему,
чтоб быть счастливым? Так немного…
Люблю зверей, деревья, Бога,
и в полдень луч, и в полночь тьму.
 

 
И на краю небытия
скажу: где были огорченья?
Я пел, а если плакал я —
так лишь слезами восхищенья…
 

5 марта 1919

ВЕРБА

 
Колоколов напев узорный,
волненье мартовского дня,
в спирту зеленом чертик черный,
и пестрота, и толкотня,
и ветер с влажными устами,
и почек вербных жемчуга,
и облака над куполами,
как лучезарные снега,
и красная звезда на палке,
и писк бумажных языков,
и гул, и лужи, как фиалки,
в просветах острых меж лотков,
и шепот дерзких дуновений:
лети, признаний не таи!
О юность, полная видений!
О песни первые мои!
 

26 июня 1919

Париж

РУСАЛКА

 
Пахнуло с восходом огромной луны
сладчайшею свежестью в плечи весны.
 

 
Колеблясь, колдуя в лазури ночной,
прозрачное чудо висит над рекой.
 

 
Все тихо и хрупко. Лишь дышит камыш;
над влагой мелькает летучая мышь.
 

 
Волшебно-возможного полночь полна.
Река предо мною зеркально-черна.
 

 
Гляжу я – и тина горит серебром,
и капают звезды в тумане сыром.
 

 
Гляжу – и, сияя в извилистой мгле,
русалка плывет на сосновом стволе.
 

 
Ладони простерла и ловит луну:
качнется, качнется и канет ко дну.
 

 
Я вздрогнул, я крикнул: взгляни, подплыви!
Вздохнули, как струны, речные струи.
 

 
Остался лишь тонкий сверкающий круг,
да в воздухе тает таинственный звук…
 

13 июля 1919

“Разбились облака. Алмазы дождевые…”

 
Разбились облака. Алмазы дождевые,
сверкая, капают то тише, то быстрей
с благоухающих, взволнованных ветвей.
Так Богу на ладонь дни катятся людские,
так – отрывается дыханьем бытия
и звучно падает в пределы неземные
песнь каждая моя…
 

23 августа 1919

“Мне так просто и радостно снилось…”

 
Мне так просто и радостно снилось:
ты стояла одна на крыльце
и рукой от зари заслонилась,
а заря у тебя на лице.
 

 
Упадали легко и росисто
луч на платье и тень на порог,
а в саду каждый листик лучистый
улыбался, как маленький бог.
 

 
Ты глядела, мое сновиденье,
в глубину голубую аллей,
и сквозное листвы отраженье
трепетало на шее твоей.
 

 
Я не знаю, что все это значит,
почему я проснулся в слезах…
Кто-то в сердце смеется и плачет,
и стоишь ты на солнце в дверях.
 

13 августа 1919

ПАМЯТИ ДРУГА

 
В той чаще, где тысяча ягод
краснели, как точки огня,
мы двое играли; он на год,
лишь на год был старше меня.
 

 
Игру нам виденья внушали
из пестрых, воинственных книг,
и сказочно сосны шуршали,
и мир был душист и велик.
 

 
Мы выросли… Годы настали
борьбы, и позора, и мук.
Однажды мне тихо сказали:
“Убит он, веселый твой друг…”
 

 
Хоть проще все было, суровей,
играл он все в ту же игру.
Мне помнится: каплями крови
краснела брусника в бору.
 

“Простая песня, грусть простая…”

 
Простая песня, грусть простая,
меж дальних веток блеск реки,
жужжат так густо, пролетая,
большие майские жуки.
 

 
Закатов поздних несказанно
люблю алеющую лень…
Благоуханна и туманна,
как вечер выцветший, сирень.
 

 
Ночь осторожна, месяц скромен,
проснулся филин, луг росист.
Берез прелестных четко-темен
на светлом небе каждый лист.
 

 
Как жемчуг в раковине алой,
мелькает месяц вдалеке,
и веет радостью бывалой
девичья песня на реке.
 

17 августа 1919

ВЬЮГА

 
Тень за тенью бежит – не догонит,
вдоль по стенке… Лежи, не ворчи.
Стонет ветер? И пусть себе стонет…
Иль тебе не тепло на печи?
 

 
Ночь лихая… Тоска избяная…
Что ж не спится? Иль ветра боюсь?
Это – Русь, а не вьюга степная!
Это корчится черная Русь!
 

 
Ах, как воет, как бьется – кликуша!
Коли можешь – пойди и спаси!
А тебе-то что? Полно, не слушай…
Обойдемся и так, без Руси!
 

 
Стонет ветер все тише и тише…
Да как взвизгнет! Ах, жутко в степи…
Завтра будут сугробы до крыши…
То-то вьюга! Да ну ее! Спи.
 

30 августа 1919

“Катится небо, дыша и блистая…”

 
Катится небо, дыша и блистая…
Вот он – дар Божий, бери не бери!
Вот она – воля, босая, простая,
холод и золото звонкой зари!
 

 
Тень моя резкая – тень исполина.
Сочные стебли хрустят под ступней.
В воздухе звон. Розовеет равнина.
Каждый цветок – словно месяц дневной.
 

 
Вот она – воля, босая, простая!
Пух облаков на рассветной кайме…
И, как во тьме лебединая стая,
ясные думы восходят в уме.
 

 
Боже! Воистину мир Твой чудесен!
Молча, собрав полевую росу,
сердце мое, сердце, полное песен,
не расплескав, до Тебя донесу…
 

13 сентября 1919

ОСЕНЬ

 
И снова, как в милые годы
тоски, чистоты и чудес,
глядится в безвольные воды
румяный редеющий лес.
 

 
Простая, как Божье прощенье,
прозрачная ширится даль.
Ах, осень, мое упоенье,
моя золотая печаль!
 

 
Свежо, и блестят паутины…
Шурша, вдоль реки прохожу,
сквозь ветви и гроздья рябины
на тихое небо гляжу.
 

 
И свод голубеет широкий,
и стаи кочующих птиц —
что робкие детские строки
в пустыне старинных страниц.
 

25 сентября 1919

М. W

 
Часы на башне распевали
над зыбью ртутною реки,
и в безднах улиц возникали,
как капли крови, огоньки.
 

 
Я ждал. Мерцали безучастно
скучающие небеса.
Надежды пели ясно-ясно,
как золотые голоса.
 

 
Я ждал, по улицам блуждая,
и на колесах корабли,
зрачками красными вращая,
в тумане с грохотом ползли.
 

 
И ты пришла, необычайна,
меня приметила впотьмах,
и встала бархатная тайна
в твоих языческих глазах.
 

 
И наши взгляды, наши тени
как бы сцепились на лету,
и как ты вздрогнула в смятенье,
мою предчувствуя мечту!
 

 
И в миг стремительно-горящий,
и отгоняя, и маня,
с какой-то жалобой звенящей
оторвалась ты от меня.
 

 
Исчезла, струнно улетела…
На плен ласкающей любви
ты променять не захотела
пустыни вольные свои.
 

 
И снова жду я, беспокойный,
каких чудес, какой тиши?
И мечется твой ветер знойный
в гудящих впадинах души.
 

Лондон

Marble Arch

“Звон, и радугой росистой…”

 
Звон, и радугой росистой
малый купол окаймлен…
Капай, частый, капай, чистый,
серебристый перезвон…
 

 
Никого не забывая,
жемчуг выплесни живой…
Плачет свечка восковая,
голубь дымно-голубой…
 

 
И ясны глаза иконок,
и я счастлив, потому
что церковенка-ребенок
распевает на холму…
 

 
Да над нею, беспорочной,
уплывает на восток
тучка вогнутая, точно
мокрый белый лепесток…
 

“Будь со мной прозрачнее и проще…”

 
Будь со мной прозрачнее и проще:
у меня осталась ты одна.
Дом сожжен и вырублены рощи,
где моя туманилась весна,
 

 
где березы грезили и дятел
по стволу постукивал… В бою
безысходном друга я утратил,
а потом и родину мою.
 

 
И во сне я с призраками реял,
наяву с блудницами блуждал,
и в горах я вымыслы развеял,
и в морях я песни растерял.
 

 
А теперь о прошлом суждено мне
тосковать у твоего огня.
Будь нежней, будь искреннее. Помни,
ты одна осталась у меня.
 

12 ноября 1919

ЗИМА

 
Только елочки упрямы —
зеленеют – то во мгле,
то на солнце. Пахнут рамы
свежим клеем, на стекле
перламутровый и хрупкий
вьется инея цветок,
на лазури, в белой шубке
дремлет сказочный лесок.
 

 
Утро. К снежному сараю
в гору повезли дрова.
Крыша искрится, по краю —
ледяные кружева.
Где-то каркает ворона,
чьи-то валенки хрустят,
на ресницы с небосклона
блестки пестрые летят…
 

1 декабря 1919

“Мой друг, я искренно жалею…”

 
Мой друг, я искренно жалею
того, кто, в тайной слепоте
пройдя всю длинную аллею,
не мог приметить на листе
сеть изумительную жилок,
и точки желтых бугорков,
и след зазубренный от пилок
голуборогих червяков.
 

2 января 1920

ВЕСНА

 
Взволнован мир весенним дуновеньем,
вернулись птицы, и звенят ручьи
бубенчиками влаги. С умиленьем
я разбираю мелочи любви
на пыльных полках памяти. Прохладно
в полях, и весело в лесу, куда
ни ступишь – крупный ландыш. Как вода,
дрожит лазурь – и жалобно, и жадно
глядит на мир. Березы у реки —
там, на поляне, сердцем не забытой,
столпились и так просто, деловито
развертывают липкие листки,
как будто это вовсе и не чудо,
а в синеве два тонких журавля
колеблются, и может быть, оттуда
им кажется зеленая земля
неспелым, мокрым яблоком…
 

17 января 1920

“Маркиза маленькая знает…”

 
Маркиза маленькая знает,
как хороша его любовь.
В атласный сад луна вступает,
подняв напудренную бровь.
Но медлит милый, а былинке
былинка сказывает сон:
на звонком-тонком поединке
он шпагой мстительной пронзен.
Фонтаны плещут, и струисто
лепечет жемчуг жемчугу:
лежит он, мальчик серебристый,
комочком шелка на лугу.
Она бледнеет и со страхом,
ища примет, глядит на птиц,
полет их провожая взмахом
по-детски загнутых ресниц.
А все предчувствие живее;
рыданий душит горький зной,
и укорачивает веер
полупрозрачный, вырезной,
то смутно-розовый, то сизый,
свою душистую дугу,
а рот у маленькой маркизы —
что капля крови на снегу…
 

22 января 1920

СМЕРТЬ

 
Выйдут ангелы навстречу, —
многорадужная рать,
на приветствия отвечу:
не хочу я умирать!
 

 
Надо мной сомкнутся крылья,
заблистают, зазвенят…
Только вспомню, что любил я
теплых и слепых щенят.
 

5 февраля 1920

КАПЛИ КРАСОК

1. ВСЕПРОЩАЮЩИЙ
 
Он горстью мягкою земли
и кровь и слезы многим вытер;
Он милосерден. В рай вошли
блудница бледная и мытарь.
 

 
И он своим святым простит,
что золотые моли гибли
в лампадах и меж слитых плит
благоуханно-блеклых библий.
 
2. JOIE DE VIVRE[2]2
  Радость жить (франц.).


[Закрыть]
 
И в утро свежее любви
на берег женственно-отлогий
мы выбегали, и твои
босые вспыхивали ноги.
 

 
Мы задыхались в серебре
осоки сочной, и, бывало,
подставя зеркальце к заре,
ты отраженье целовала.
 
3. КРЫМСКИЙ ПОЛДЕНЬ
 
Черешни, осы – на лотках;
и, точно отсвет моря синий,
на знойно-каменных стенах
горят, горят глаза глициний.
 

 
Белы до боли облака,
ручей звездой в овраге высох,
и, как на бархате мука,
седеет пыль на кипарисах.
 
4. БЫЛИНКИ
 
Мы пели в поле, и луны
блуждало блещущее диво.
Былинки были так бледны,
так колебались боязливо.
 

 
Мы шли, и, может быть, цветок,
между былинками, в тревоге
шепнул: “Я вижу – я высок:
блуждают блещущие боги…”
 
5. ХУДОЖНИК
 
Он отвернулся от холста
и в сад глядит, любуясь свято
полетом алого листка
и тенью клена лиловатой;
 

 
любуясь всем, как сын и друг,
без недоверья, без корысти,
и капля радужная вдруг
спадает с вытянутой кисти.
 
6. ЯБЛОНИ
 
Где ты, апреля ветерок,
прелестный, в яблони влюбленный?
Цветут, цветут, а ты снежок
сдуваешь этот благовонный…
 

 
В былые, благостные дни,
в холодном розовом тумане,
да, сладко сыпались они,
цветы простых очарований.
 
7. РЕЧНАЯ ЛИЛИЯ
 
На лодке выцветшей вдвоем
меж камышей мы проплываем.
Я вялым двигаю веслом,
ты наклоняешься над краем.
 

 
И зеленеет глубина,
И в лени влаги появленье
лилеи белой, как луна,
встречаешь всхлипом восхищенья…
 
8. В ЛЕСУ
 
Шептала, запрокинув лик,
ты о разлуке предстоящей,
а я глядел, как бился блик
на дне шушукающей чащи,
 

 
как – в дымке – ландыша душа
дышала, и как с тонкой ношей
полз муравей, домой спеша,
такой решительный, хороший…
 
9. ВДОХНОВЕНЬЕ
 
Когда-то чудо видел я;
передаю созвучьям ныне
то чудо, но душа моя —
как птица белая на льдине,
 

 
и хоть горит мой стих живой,
мне чуждо самому волненье.
Я скован. Холод заревой
кругом. И это – вдохновенье…
 
10. LA MORTE DE ARTHUR[3]3
  Смерть Артура (франц.).


[Закрыть]
 
Все, что я видел, но забыл,
ты, сказка гулкая, напомни;
да: робким рыцарем я был,
и пряжка резала плечо мне.
 

 
Да. Злая встреча у ручья
в тот вечер шелково-зеленый,
кольчуги вражьей чешуя,
и конь под траурной попоной.
 
11. DECADENCE[4]4
  Упадок (франц.).


[Закрыть]
 
Там, говорят, бои, гроза…
А в Риме сумеречном, тонко
подкрасив грустные глаза,
стихи расплескиваю звонко.
 

 
Но завтра… Сердца стебелек
я обнажу, из нежной раны
в воде надушенной дымок
возникнет матово-румяный…
 
12. КРЕСТОНОСЦЫ
 
Когда мы встали пред врагом,
под белоснежными стенами,
и стрелы взвизгнули кругом,
Христос явился между нами.
 

 
Взглянул – и стрелы на лету
в цветы и звезды превратились
и роем радостным Христу
на плечи плавно опустились.
 
13. КИМОНО
 
Дыханье веера, цветы,
в янтарном небе месяц узкий…
Зевая, спрашиваешь ты,
как слово happiness[5]5
  Счастье (англ.).


[Закрыть]
по-русски.
 

 
А в тучках нежность хризантем,
и для друзей я отмечаю,
что месяц тающий – совсем
лимона ломтик в чашке чаю.
 

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю