Текст книги "История Швейцарии"

Автор книги: Фолькер Райнхардт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

12. Отважиться на большую демократию (1848–1919)

Победители немедленно воспользовались своим успехом для переустройства союза. Во время обсуждений новой конституции сохранились, однако, старые линии размежевания между мировоззренческими и политическими группировками. Консерваторы надеялись спасти как возможно больше федерализма и тем самым в сущности сохранить суверенитет кантонов; радикалы делали ставку на принцип непосредственного суверенитета народа в едином государстве с однопалатным парламентом. Так сформировался либеральный центр. Разработка новой конституции началась 17 февраля 1848 г. – за пять дней до того, как события в Париже возвестили о начале года европейских революций. Компромисс, найденный в результате обсуждений, обнаруживал самостоятельные решения, несмотря на все наличные образцы в США и Европе. Орган законодательной власти состоял из двух палат. Национальный совет формировался на основе всеобщего избирательного права для мужчин; при этом один депутат приходился на 20 тысяч граждан. Напротив, в Совете кантонов история оставалась живой. Здесь каждый кантон (или, соответственно, полукантон) был представлен двумя депутатами, независимо от своей величины и численности населения. Федеральное собрание, состоявшее из депутатов обеих палат, избирало Федеральный совет в количестве семи человек, действовавший как коллегиальный орган, но de facto разделенный на отдельные ведомства, между которыми осуществлялась ротация. Члены Федерального совета должны были по истечении срока своих полномочий в три (позже четыре) года идти на переизбрание, в котором им редко отказывали. Кроме того, Федеральное собрание назначало на один год федерального президента, который как Primus inter pares[39]39
  Первый среди равных (лат.).


[Закрыть] председательствовал в коллегии и представлял Швейцарию в мире. До 1920 г. федеральный президент был преимущественно главой политического департамента, то есть министром иностранных дел.

Уникальным в рамках евроатлантического конституционного развития было (и остается) положение Федерального совета по отношению к парламенту. Избрание его членов, конечно, в той мере зависело от соотношения сил между партиями, в какой оно отражалось в Федеральном собрании. Но результаты выборов в Национальный совет отнюдь не оказывали неизбежного непосредственного воздействия на состав высшего органа исполнительной власти. Этот состав подбирался скорее в соответствии с особым принципом голосования за партии и личности одновременно. В нем вырисовывалось усилие, имевшее целью в зародыше пресечь возможность исключительного положения отдельных руководящих лиц, которое могло бы возникнуть в случае их вовлечения в коллегию. Вместе с тем несомненным было стремление придать высшему национальному правительственному органу как можно большую неуязвимость от партийной суматохи. И это тоже исторический рефлекс, а с учетом опыта Гельветической республики – прямо-таки урок истории.

Федеральная конституция была до сентября 1848 г. принята 15 с половиной из 22 кантонов и вслед за тем по решению тагзатцунга вступила в силу. По сравнению с принципами 1815 г. и более древними швейцарскими традициями, предполагавшими единогласие, это означало революционный разрыв с действующим правом. Однако сопротивления этому Fait accompli[40]40
  Совершившийся факт (фр.).


[Закрыть] не последовало. Положение либеральных и радикальных победителей было слишком гегемонистским. К тому же конституция оказалась способной к развитию. Так, статья 111 предусматривала пересмотры основного закона, а статья 113 даже инициативу по пересмотру. Право на полный пересмотр было дополнено в 1891 г. правом законодательной инициативы на частичный пересмотр. Это стало приемлемым не в последнюю очередь благодаря хорошо дозированной неопределенности. Так, в статье 1 кантоны характеризовались как суверенные, в статье 3, напротив, только в той мере как суверенные, в какой этот суверенитет не ограничивался федеральной конституцией. Эти сивилловы или соломоновы формулировки оставляли открытыми свободные пространства для трактовок. Впоследствии упомянутые пространства были заполнены преимущественно в пользу союза. В 1848 г. он был наделен скромными полномочиями. Его компетенция охватывала поначалу внешнюю и внутреннюю безопасность и тем самым внешнюю и военную политику, а также таможенные и монетные дела и почту.

Действовавшее избирательное право, основанное на мажоритарной системе, в течение 70 лет давало свободомыслящей партийной группировке либералов и радикалов уверенное большинство в обеих законодательных палатах. Однако на кантональном уровне спектр правящих сил отличался куда большей неоднородностью уже в последующее десятилетие. Так, во Фрибуре и Валлисе господствовавшее радикальное меньшинство демократическим путем сменилось консервативными правительствами. Даже если в 1855 г. в Тессине еще имел место путч либералов против их радикальных и консервативных противников, то в долговременной перспективе все свидетельствовало об ориентации на компромисс. Предпосылка этого заключалась, с одной стороны, в том, что в отдельных кантонах, например в Берне и Люцерне, представители политического меньшинства были кооптированы в правительства. С другой стороны, обострявшееся в 1860-е гг. противоречие между либералами и радикалами нового типа в долгосрочной перспективе способствовало преодолению традиционных антагонизмов. Именно последние были двигателем пересмотра конституции, который в 1874 г. укрепил национально-государственную сплоченность и форсировал демократизацию. Так союз, упрочившийся в финансовом отношении, получил дополнительные военные полномочия, а также расширенные компетенции в сфере юстиции (постоянный федеральный суд с местопребыванием в Лозанне) и в школьной политике. Но самые большие последствия имело внутреннее преобразование, состоявшее во введении факультативного референдума по федеральным законам и обязательным для всех союзным постановлениям. 30 тысяч голосов полноправных граждан или восемь кантонов могли в будущем добиваться проведения народных опросов по этому поводу. Таким способом политический руководящий слой был сильнее, чем в какой-либо другой европейской стране, подчинен контролю с помощью плебисцитов. Демократизация 1874 г. способствовала интеграции католической части населения благодаря тому, что теперь консервативные референдумы могли блокировать законопроекты свободомыслящего большинства. (За 70 лет до этого стремление к интеграции выразилось в избрании в Федеральный совет представителя консервативно-католического меньшинства, жителя Люцерна Йозефа Цемпа.)

Но до этого лежал еще далекий и тернистый путь. Ведь и в статьях, касавшихся церкви, пересмотр конституции не ставил под сомнение их радикализм. Так, было ужесточено ограничительное законодательство против иезуитов и монастырей; создание новых епископств зависело теперь от одобрения со стороны союза. Эти положения отражали атмосферу культуркампфа, разогретую, как и в Германии, заявлением Первого Ватиканского собора 1870 г. о непогрешимости [Папы Римского], но четко продолжавшую линию традиции, начатую конфликтами 1840-х гг., а в конечном счете столкновениями 1798–1799 гг. Швейцарский культуркампф достиг своей кульминации в 1873 г. с высылкой апостолического викария Женевы Гаспара Мермийо, отстранением от должностей епископа Базельского и симпатизировавших ему священников. Но после этого антикатолический образ врага неудержимо утрачивал свою интегрирующую силу.

Такому течению событий решающим образом способствовало экономическое и социальное развитие. Индустриализация, далеко продвинувшаяся уже около 1800 г., ускорилась после 1848 г., чему содействовала экономическая политика молодого союзного государства. Благодаря созданию единого внутреннего рынка и либерализации, его законодательство благоприятствовало развитию больших акционерных компаний и появлению таких крупных капиталистов, как Альфред Эшер из Цюриха. Этот финансовый магнат обрел важнейшее поле своей деятельности в приватизированном с 1852 г. железнодорожном строительстве. Законченная в 1882 г. при значительном участии иностранного капитала железнодорожная линия через перевал Сен-Готард являла миру изумительный пример самого современного инженерного искусства. Но с внутриполитической точки зрения железные дороги были щекотливым вопросом. Так, вероятно, наиболее влиятельный в швейцарской истории член Федерального совета, свободомыслящий Эмиль Вельти, в 1891 г. ушел в отставку после референдума против национализации, которая семью годами позже была тем не менее проведена. В 1856 и 1860 гг. дело дошло до внешнеполитических кризисов в отношениях с Пруссией и Францией из-за Невшателя и, соответственно, старых швейцарских притязаний на Савойю.

Как и везде в индустриализованной Европе, в Швейцарии тоже создавались рабочие организации нового типа, в программном отношении сменявшие прежние объединения, например, основанный в 1838 г. национал-реформистский «Грютли союз». Так, в 1880 г. было основано Всеобщее объединение профсоюзов, а восемью годами позже Социал-демократическая партия Швейцарии. Хотя новая партия и выступала с целевыми установками марксистского характера, проникнутыми духом классовой борьбы, в сравнении с другими европейскими социал-демократическими партиями она обрела скорее умеренный облик и стала в результате этого привлекательной и для левобуржуазных кругов. В целом умеренную ориентацию партии следует рассматривать с учетом особых швейцарских условий. Рабочие организации сталкивались здесь не с силовым государством (по меньшей мере на определенных фазах очень репрессивным), как в Пруссии, а с политической системой, чей демократический, уважающий волю народа (мужчин) характер в конечном счете не подлежал сомнению.

Тем не менее буржуазный лагерь реагировал на вызов слева, как и в других странах – посредством изоляции «врагов системы» и сближения старых партий, то есть либералов и консерваторов, реформатов и католиков. Сигналом в этом отношении стало избрание Цемпа в Федеральный совет. К тому же теперь рыхлые центристские и правые объединения местной знати превращались в партии нового покроя. В одном и том же 1894 году были основаны Свободомыслящая демократическая партия в качестве резервуара сил, поддерживающих существующий государственный строй, и Католическая народная партия (с 1912 г. Швейцарская консервативная народная партия) как орган старых противников вышеназванной партии, тем временем ставших гораздо более близкими к государству.

В качестве единственной демократии в Европе (с избирательным правом для мужчин) Швейцария занимала – до основания в 1870 г. Французской республики – в Европе монархий и агрессивного империализма особое конституционное положение. Она навлекала на себя нападки прежде всего своей политикой предоставления убежища. Благодаря этой политике уже после потерпевших поражение революций 1848–1849 гг. на швейцарской земле нашли пристанище такие подвергавшиеся преследованиям деятели искусств, как Рихард Вагнер и Готфрид Земпер, что стимулировало их творческую деятельность. Однако сюда приезжали не только профессиональные революционеры, например Ленин или Роза Люксембург, но притекала и рабочая сила, ставшая необходимой в условиях бурной индустриализации. Незадолго до Первой мировой войны каждый седьмой житель Швейцарии был иностранцем, что составляло самую высокую долю в Европе.

Начало Первой мировой войны в августе 1914 г. должно было поставить страну, использовавшую немецкий, французский и итальянский в качестве национальных языков, перед испытанием на внутреннюю прочность. Ситуация стала критической из-за того, что главнокомандующий швейцарской армией Ульрих Вилле был заподозрен в явных симпатиях к странам оси Германия – Австро-Венгрия. Для многих он воплощал тип дружественного Пруссии офицера, заигрывающего с мировоззренческими принципами, предполагающими силовое государство. Возмущение в Романдии, франкоговорящей Западной Швейцарии, было усилено тем, что два офицера швейцарского генерального штаба, поставлявшие державам оси военную информацию, отделались дисциплинарными взысканиями без осуждения военным судом. Как нарушение нейтралитета в ущерб союзникам была интерпретирована также и самоуправная инициатива швейцарского министра иностранных дел Артура Хоффмана в мае и июне 1917 г., нацеленная на заключение мира между Россией и Германией, но имевшая следствием только его отставку.

В годы войны главная проблема Федерального совета, наделенного значительными полномочиями, состояла в экономическом снабжении страны, которая после вступления Италии в войну в мае 1915 г. оказалась со всех сторон окруженной территориями воюющих государств. Это снабжение обеспечивалось с помощью соглашений с воевавшими державами, а также деятельности государственных контрольных органов. Тем не менее покупательная способность широких слоев населения существенно снизилась. Особенно плохо приходилось солдатам, отправленным на защиту границ в рамках обороны страны – меры, за проведение которой в 1914 г. высказались все партии, включая и социал-демократов. Социальные противоречия обострялись, марксистские группировки, стоявшие левее Социал-демократической партии, полагали, что час революции, пробивший в России, близок и в Швейцарии. В ноябре 1917 г. в Цюрихе дело дошло до волнений, сопровождавшихся гибелью четырех человек. Толчок для дальнейшей эскалации дала забастовка банковских служащих Цюриха 30 сентября – 1 октября 1918 г. То обстоятельство, что было позволено мобилизовывать также и представителей «привилегированных» профессий, шокировало круги, задававшие тон в политическом и экономическом отношении. В начале ноября, когда в Германии дело пошло к свержению монархии, в Цюрихе и Берне сосредоточились войска. На эту демонстрацию силы руководство организованного рабочего движения (Ольтенский комитет действий) ответило 9 ноября прекращением работы во многих местностях, а после обострения ситуации в Цюрихе – и бессрочной всеобщей забастовкой с 12 ноября. Большинство требований, выдвинутых в связи с этой «общенациональной забастовкой», оказались умеренными: пропорциональные выборы парламента (то есть количество мест в соответствии с долей голосов), страхование по старости и на случай инвалидности, 48-часовая рабочая неделя и право голоса для женщин. Только требование о погашении государственного долга имущими лицами было по своему характеру проникнуто духом классовой борьбы. Переговоры с цюрихским кантональным правительством складывались многообещающе. Но забастовка, добившаяся при участии примерно трети промышленных рабочих, прежде всего в Цюрихе и Винтертуре, самых значительных своих результатов, закончилась не компромиссом – она была прекращена давлением сверху. Федеральный совет усилил контингенты войск и потребовал безоговорочного прекращения акций. В ночь на 14 ноября комитет действия принял этот ультиматум. У левых оставалась память о событиях, а правобуржуазный лагерь сформировал отряды милиции, легализованные с помощью судебных решений, и намеревался основательно использовать свою победу над организованным рабочим движением. До июня 1919 г. Цюрих был занят армейскими подразделениями. Новая всеобщая забастовка, объявленная в качестве реакции на это в начале августа 1919 г., не вызвала большого отклика.

13. Между фашизмом, национал-социализмом и Второй мировой войной (1920–1945)

На фоне массовых увольнений, вздорожания и быстрого сокращения государственных социальных выплат социальное и политическое противостояние ожесточалось. Тем не менее недостатка в свидетельствах ослабления напряженности тоже не было. Уже в 1919 г. были претворены в жизнь два главных требования общенациональной забастовки: 48-часовая рабочая неделя, а после всенародного опроса в октябре 1918 г. – право выборов в Национальный совет на пропорциональной основе (начало этому положил Цюрих, за которым последовали другие кантоны). Такое изменение в избирательном законодательстве имело следствием перераспределение соотношений большинства на выборах в Национальный совет в 1919 г. Если Швейцарская консервативная народная партия смогла более или менее сохранить свою долю участия, а социал-демократы сравнялись с консерваторами, то свободомыслящий «лагерь основателей», восходивший к 1848 г., снизил количество своих депутатов с 105 до 60 и поэтому безвозвратно утратил первенствующую позицию. В том же году консервативные католики завоевали свое второе место в Федеральном совете, десятью годами позже туда вошел представитель Партии крестьян и бюргеров. Социал-демократы по-прежнему оставались исключенными из высшего органа исполнительной власти, хотя в 1935 г. стали сильнейшей партией в Национальном совете. В марте 1921 г. вследствие разногласий относительно вступления в III Интернационал от них откололась Коммунистическая партия. В 1925 г. в ходе всенародного опроса было поддержано создание системы страхования по старости и на случай потери кормильца (ССПК), а Федеральный совет был уполномочен разработать эту систему. Правда, окончательно она была реализована только после еще одного плебисцита в 1947 г.

Серьезно изменилось и положение Швейцарии в мировом сообществе. С основанием Лиги Наций возникла государственно-правовая проблема совместимости нейтралитета Конфедерации с членством в новой организации. Решение заключалось в «дифференциальном» нейтралитете, освобождавшем страну от участия в военных санкциях. После бурной избирательной борьбы, в ходе которой против такой позиции выступали социал-демократы и консерваторы, избиратели, а также кантоны проголосовали в мае 1920 г. за вступление страны в форум мирового сообщества.

С выдвижением вождя фашистов Бенито Муссолини на пост итальянского премьер-министра осенью 1922 г. на горизонте появились новые угрозы. Если радикальные ирредентисты уже в конце XIX столетия требовали возвращения «неосвобожденных» областей, то есть и Тессина, к нации-матери Италии, то при диктаторском режиме дуче такие лозунги должны были обрести еще большую пробивную способность. С учетом этой ситуации и формировалась швейцарская внешняя политика под руководством уроженца Тессина Джузеппе Мотта (член Федерального совета с 1912 по 1940 г.). Так, в 1936 г. Швейцария признала противоречащий нормам международного права захват Эфиопии Италией – вразрез с мерами Лиги Наций. Следствием этого шага было возвращение в мае 1938 г. к полному (интегральному) нейтралитету, который больше не обязывал даже к участию в экономических санкциях.

Мировой экономический кризис, воздействия которого все сильнее ощущались с 1930 г., имел своим следствием значительные изменения внутри страны. Государственные меры помощи безработным и пораженным кризисом отраслям экономики расширяли полномочия Федерального совета и укрепляли его положение внутри политической структуры. Новая позиция, как представлялось, соответствовала сильному, хотя и диффузному течению, проявившемуся в европейском духе времени. Это течение требовало покончить с либерализмом и парламентаризмом, осуществив вместо них во имя «принципа фюрерства» селекцию лучшего (вне демократических институтов), внутреннего устройства на началах корпоративного государства и более мощной исполнительной власти. В 1933 г. такие группировки получили импульс в Швейцарии благодаря захвату власти в Германии национал-социалистами. В их фарватере складывались различные «фронты» правоавторитарного оттенка, самые радикальные элементы которых требовали и в Швейцарии введения поста «ландаммана»[41]41
  Так традиционно назывался пост председателя кантонального правительства.


[Закрыть], наделенного диктаторскими полномочиями. Хотя «весна фронтов» и была кратковременной, о чем свидетельствовало отклонение в 1935 г. предложения о полном пересмотре федеральной конституции, она не прошла без последствий для внутриполитического климата. К примеру, время от времени с фронтами сотрудничали консервативные организации, имевшие своей целью создание корпоративного строя в соответствии с католическим социальным учением.

С другой стороны, острота ситуации снижалась благодаря последовавшему в 1935 г. выступлению социал-демократов в пользу обороны страны и мирному соглашению между работодателями и профсоюзами в металлообрабатывающей и часовой промышленности, достигнутому в 1937 г. Состоявшееся годом позже признание ретороманского в качестве четвертого государственного языка, а также национальная выставка 1939 г. придали символическое выражение принципу национального государства, основанного не на «крови и почве», а на надэтническом образе мыслей граждан. 30 августа 1939 г., за два дня до нападения Гитлера на Польшу, Федеральное собрание избрало уроженца кантона Во Анри Гизана главнокомандующим. Назначение на этот пост франкоговорящего генерала свидетельствовало об извлечении уроков из опыта Первой мировой войны. Заявления о нейтралитете, опубликованные в момент начала войны, были составлены по образцу деклараций 1914 г. С военно-экономической точки зрения они предусматривали одинаковый подход ко всем воюющим сторонам.

Конечно, действительность выглядела иначе. После победы национал-социалистской Германии над Францией и вступления в войну Италии в июне 1940 г. Швейцария была, в отличие от Первой мировой войны, полностью окружена державами «оси». Вопрос о том, почему Гитлер не отдал приказ о время от времени обсуждаемом захвате Швейцарии военной силой, до сих пор окружен легендами. Согласно распространенному мифу, такие намерения оказались беспредметными перед лицом твердой решимости обороняться со стороны Швейцарии, о чем свидетельствовал «Рапорт на Рютли» генерала Гизана 25 июля 1940 г. и создание бастиона («Редут») в Альпах. Сторонники противоположной позиции исходят из того, что Конфедерация купила свою неприкосновенность ценой оказания разнообразных услуг финансово-экономического характера, а также содействуя снабжению Германии.

Гегемония национал-социалистской Германии в Европе с 1940 г. не осталась без последствий для позиции политического руководящего слоя. Под впечатлением от военных успехов Гитлера новый министр иностранных дел (и федеральный президент) Швейцарии Пиле-Гола заявил в выступлении по радио, что Европа должна найти совершенно новое равновесие, в обретение которого Лига Наций не способна внести сколько-нибудь существенный вклад. Эти слова были истолкованы как согласие с германским господством над континентом. Во всяком случае, выводы, сделанные отсюда Пиле-Гола для самой Швейцарии, не допускали кривотолков: народ должен, исполнившись доверия, следовать своим вождям, сознающим возложенную на них ответственность, и концентрировать свою энергию на экономике. Либералы и левые сделали отсюда заключение, что может быть запланировано упразднение демократии и установление патерналистско-авторитарного режима. Они считали, что подобные тенденции наблюдаются и в продуктах «духовной национальной обороны», которая в своих пропагандистских текстах делала сильный акцент на традиционных идеалах дома, очага и семьи. В этом смысле пропагандировались, кроме того, – согласно представлениям агронома, а позже члена Федерального совета Фридриха Трауготта Валена – «битвы за выращивание», призванные способствовать обеспечению продовольственного снабжения. Овощи росли теперь далее в садах вокруг здания Федерального собрания. Оказалось, однако, что эта кампания не в состоянии осуществить желаемую автаркию. Под знаком социально-политического гражданского мира в 1943 г. в Федеральный совет был избран первый социал-демократ – Эрнст Нобс, в свое время один из организаторов общенациональной забастовки.

Преимущественное значение экономики имело еще одно измерение, обращенное вовне. Следствием полного пресечения импорта в Швейцарию стал бы крах ее промышленного производства. Чтобы гарантировать продолжение производства, требовались значительные ответные услуги; вытекавшее отсюда экономическое и финансовое переплетение с Германией дало себя знать во всей своей сложности и интенсивности лишь позже. Так, Швейцария предоставляла Германии кредиты, служившие и для покупки оружия. Сохранявшиеся в то же время торговые отношения с союзниками [по антигитлеровской коалиции] не могли воспрепятствовать тому, что после 1945 г. победители пригвоздили Конфедерацию к позорному столбу как государство, нажившееся на войне. После длительного замалчивания официальными инстанциями и последующего повышения общественной чувствительности к прошлому поднятые вопросы были обстоятельно исследованы в 1990-е гг. двумя комиссиями. Одна работала во главе с бывшим руководителем Федеральной резервной системы США Полом Волкером, вторую возглавлял преподававший в Цюрихе историк Жан-Франсуа Бержье. Соответственно, планировалось разыскать около 54 тысяч счетов в швейцарских банках, относительно которых доказывалось или предполагалось их отношение к жертвам холокоста. Комиссия Волкера резко критиковала обращение кредитных учреждений с этими авуарами. Согласно решению трибунала, жертвам были присуждены компенсации.

Комиссия Бержье определила поток золота из Германии в Швейцарию во время Второй мировой войны в сумму от 1,6 до 1,7 млрд. франков, включая золото, принадлежавшее еврейским жертвам холокоста. Швейцарский национальный банк знал об этом золоте с 1940 г. Обстоятельства трансакций, предпринятых до апреля 1944 г., впоследствии, однако, систематически скрывались. Еще более «взрывчатыми» оказались результаты исследований политики в отношении беженцев. Страх перед «еврейским засилием» в Швейцарии, подпитываемый и раздуваемый высокопоставленными чиновниками, привел к тому, что в ходе введения обязательной выдачи визы в 1938 г. был применен дискриминирующий штемпель J[42]42
  Сокращение от немецкого слова Jude – еврей.


[Закрыть], означавший отказ в праве на предоставление убежища. Эта уступчивость по отношению к национал-социалистской Германии отражала антисемитизм, распространенный в различных идеологических лагерях, не в последнюю очередь в правокатолических кругах. Хотя с 1941–1942 гг. имелись достоверные сообщения о холокосте, эта ограничительная позиция была ослаблена только с конца 1943 г. Удалось установить более 24 тысяч случаев отказа беженцам, которым тем самым часто оказывался предначертан путь в лагеря смерти. Вместе с тем во время Второй мировой войны было предоставлено убежище в целом 60 тысячам лиц, несколько менее половины которых составляли евреи.

Из информации, над которой работала комиссия Бержье, она сделала вывод о расхождении между знанием и действием, и поставила диагноз моральной капитуляции. Возможности свободы действий оставались неиспользованными. Тем не менее о коллективной вине населения Швейцарии не следовало бы говорить. Невзирая на все фобии по поводу «переполненной лодки», была доказана многообразная индивидуальная готовность к помощи и действию. Правда, она не была вознаграждена со стороны государства, происходило обратное, как доказывает случай с капитаном полиции из Санкт-Галлена Паулем Грюнингером. Вопреки указаниям свыше, но следуя своей совести, он помог остаться в Швейцарии многим людям, искавшим убежища, и был за это уволен со службы с лишением права на получение пенсии. Полная юридическая реабилитация неудобного государственного служащего состоялась только после его смерти.