Текст книги "Память сердца"

Автор книги: Флоренс Уэстли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Собираетесь восстанавливать здание?

– Конечно. Как только позволит страховая компания. Ее инспектор обещал приехать сегодня в течение дня и дать заключение.

Джон окинул опытным взглядом провисшие балки, огромные кучи мусора.

– Вероятно, в вашем округе закон не требует установки автоматической противопожарной системы.

– Нет. – Лицо Биллингса посуровело. – Я хотел сам приобрести, но остановила высокая цена.

– Тут решение зависит только от одного обстоятельства; что для вас важнее.

– Да, теперь я это понял. – Биллингс смотрел в направлении, где находится исторический центр города. Сейчас в разгаре туристский сезон, улицы полны приезжих. – Не хочу тревожить память усопшего, но Майк Шепард убедил меня, что автоматика не нужна.

Джон с трудом скрыл, что его это признание задело.

– Как жаль, что вы не послушались собственного внутреннего голоса.

– Да. Но теперь поздно об этом говорить!

Биллингс поднял голову, и утреннее солнце вспыхнуло в стеклах его очков.

– Еще больше мне жаль группу инвесторов, которые купили в прошлом году здание оперного театра. Они потеряли все свои вложения. Страховые выплаты даже и не начали покрывать сумму их расходов. – Биллингс изо всей силы поддел ногой почерневший лист жести. – Единственное, что они получат, – это налоговую скидку.

– К сожалению, такое случается, – сказал Джон, продолжая думать о Майке.

Джону было не по себе: какая циничная несправедливость в том, что человеческая жизнь оказывается равной налоговой скидке.

Скворец опустился на обгорелое стропило, надеясь хоть чем-нибудь разжиться на остывающем пожарище.

Шутя, Джон взял кусок оплавленного стекла и бросил в птицу. Он не попал, но стекло пролетело рядом. Скворец взмыл в небо, часто взмахивая куцыми коричневыми крыльями.

– Метко, – заметил Биллингс, впервые искренне улыбнувшись, как проницательно заметил Джон, за время их короткого знакомства.

– Да нет. Я целился в стропило, – объяснил он, взглянув в небо. – Жаль, дождь прекратился до начала пожара.

Густые дождевые тучи закрыли показавшееся было солнце, предвещая бурю. Собеседники стали осторожно выбираться на улицу.

Уже на тротуаре они снова обменялись рукопожатием.

– Я не смею надеяться, что вы подадите заявление о повышении по службе, – неожиданно сказал Биллингс.

– О каком повышении идет речь, Том?

– Начальником городской пожарной охраны. Наблюдательный совет нашего округа будет рассматривать кандидатуры, а я вам предоставлю уйму отличных рекомендаций.

Глядя на неулыбчивые серьезные глаза Биллингса, Джон подумал, что никто и не пытался преподнести подобный сюрприз бывалому пожарнику.

– А откуда вы знаете, что я достаточно подготовлен для такого ответственного поста?

Биллингс пожал плечами.

– Я прослужил двадцать лет в морской пехоте, пока не вышел в отставку и не купил отель. Может ли человек командовать, понимаю с первого взгляда.

– У меня есть работа, – сказал Джон.

– У вас вид человека, не удовлетворенного своим положением, стремящегося к большему. Может быть, Грэнтли дал бы вам то, что вы ищете.

– Когда-то это могло случиться, но теперь я понял, что обманывал сам себя.

Подбородок Биллингса упрямо выдвинулся вперед.

– Оставьте свою меланхолию. Поехали, я угощу вас обедом, и мы поговорим.

Джон хотел отказаться, оставаясь предельно вежливым. Но в этот момент старенький открытый "чиви" производства пятидесятых годов, проехавший мимо, внезапно остановился и дал задний ход, чтобы поравняться с ними.

Эту машину Джон хорошо знал. Она была гордостью и радостью Патрика.

Он не ошибся, дверца открылась, и из машины вышла Бетси. На ней были серые брюки и светло-зеленая, отливающая блеском рубашка. Вчера на поминках она тоже была в зеленом.

Не просто в зеленом, Джон, говорил ее взгляд. В изумрудно-зеленом. Как любила Скарлетт из "Унесенных ветром". Неужели в твоей душе не осталось ничего романтического?

Лицо Биллингса просветлело. Его обрадовала встреча с миссис Шепард.

– Привет, Бетси.

– Доброе утро. Как ваша матушка?

– Как всегда, в полном порядке, – усмехнулся Биллингс, но опомнившись, быстро переменил тон. – Примите глубокое соболезнование в связи со смертью вашего дяди Майка.

– Я… Спасибо. И благодарю за щедрое пожертвование в фонд Добровольного общества вспомоществования пожарникам в память о Майке.

– Нам всем его будет недоставать. Я тут только что говорил Джону, как мы искренне любили Майка.

Бетси уловила многозначительный взгляд Биллингса, предназначенный Джону.

– Что привело вас в центр так рано? Подозреваю, но только стремление увидеть жалкие развалины, хотя большинство горожан побывало здесь ради этого, далеко не радостного зрелища.

– Я возвращалась домой из административного здания округа, когда заметила вас двоих и решила перекинуться несколькими словами с Джоном, пока он не уехал.

Она безмятежно улыбалась, но в глазах затаилось волнение, которое Бетси не удалось скрыть от Джона. Его встревожил ее внутренний нервный трепет, вызвав дорогой образ шестнадцатилетней девушки, которая улыбалась ему снизу вверх и в ее прозрачных глазах отражались звезды…

Биллингс окинул удивленным взглядом Бетси и Джона.

– Так вы знакомы?

Джон заметил, как напряглось лицо Бетси, прежде чем она снова улыбнулась.

– Мы росли вместе. – Нежность, прозвучавшая в ее голосе, пронзила Джона.

– Да, отец Бетси поймал меня, когда мне было четырнадцать лет и я украл что-то из инструментов в открытом сарае. Он предложил воришке на выбор: поселиться у него в доме или стать гостем штата Орегон в одном из исправительных заведений для малолетних преступников. Меня совсем не привлекала будущность обитателя тюрьмы, поэтому я с радостью откликнулся на гостеприимство Пата. Шесть лет спустя я отблагодарил великодушного человека тем, что подпалил его сарай. Он же погиб, спасая мою никчемную жизнь. Я уехал на следующий день после похорон Патрика, которого любил как родного отца, и с тех пор ни разу не был в Грэнтли.

Биллингс растерянно моргал, услышав исповедь беспощадного к себе Джона.

– Да… Понимаю.

Джон открыто смотрел ему в лицо.

– Да. Мне показалось, вы поймете.

Он кивнул обоим на прощание, и собрался уходить, но Бетси преградила ему путь.

– Я только что узнала… Ну о Люси Биллингс. Весь город говорит о том, как ты спас ее.

– Ты удивлена?

Саркастическая интонация больно задела самолюбие Бетси, но она заслужила ее.

– Прежде чем я уеду, – сказала она, – я… хочу извиниться за свое недостойное поведение вчера вечером.

– Почему?

– Потому что тогда я не знала, что ты – пожарник.

– А что это знание меняет? Я тот же Джон Стэнли.

Бетси почувствовала острую боль в ладонях, сообразив: она так сильно сжала кулаки, что ногти врезались в кожу.

– Конечно, меняет.

– Я – не герой, Бетси. Просто обыкновенный человек, который старается выполнять свою работу как можно лучше.

– Ты смертельно боишься огня. Старый Шон рассказал мне.

Его губы дрогнули, глубже обозначились морщинки на впалых щеках. Темные брови горько сошлись в прямую линию.

– Неужели, теперь все выглядит по-другому, Рыжик?

– Да, – шепнула она. Горло ее внезапно сжалось. – Даже в большей степени, чем ты себе можешь представить.

В его глазах проглянуло отчаяние.

– Вот и хорошо. Рад, что мы наконец поняли друг друга.

Сделай Джон хотя бы два шага, и он был бы в безопасности. Но… Если бы она не подошла ближе. Если бы не взяла в ладони его лицо, не поднялась на цыпочки и не поцеловала!

Джону за все эти годы приходилось встречать немало ударов судьбы – неожиданных, коварных, запретных, сокрушающих, подлых, но ничто, ничто не потрясло его так, как это быстрое волнующее касание ее губ.

Он сжал ее запястья, оторвал ладони от лица.

– Зачем? – Его голос прерывался. – Зачем ты сделала это? Во имя всего святого отвечай!

– Затем, что я должна была публично извиниться перед тобой. А может быть, и потому, что ты нуждаешься в этом.

Не дожидаясь ответа Джона, она по-приятельски обняла Тома, сказав что-то о визите к его матери, прежде чем та уедет на ранчо, и бросилась в машину.

– Интуиция мне подсказывает, что я вмешался в генеральное сражение, – пробормотал растерявшийся Биллингс, когда мужчины замерли в клубах выхлопных газов, а машина Бетси, взревев, унеслась прочь.

– Будь я проклят, если я понял, что все это значит, – прошептал обескураженный Джон.

Сирена пожарной тревоги резко зазвучала в тишине, но Джон оставался спокойным. Он взглянул на часы: сигнал, отмечающий полдень. Неизменная городская традиция.

– Какой сегодня день недели? – спросил Джон.

– Пятница, а что?

– В аптеке Гроулера в кафетерии по-прежнему подают по пятницам тройные гамбургеры в обеденное время?

– Несомненно.

– Тогда пошли. Я покупаю ленч, а вы расскажете подробнее о работе, которую так упорно мне предлагаете.

Жирная еда пришлась не по вкусу Джону. Он брезгливо отодвинул пустую тарелку и положил локти на мраморный столик.

– Видите витрину с красивой надписью золотом?

Биллингс кивнул.

– Так что с этой витриной?

– Однажды ночью я запустил в нее кирпичом? Толстое стекло разлетелось на миллион осколков.

– Чем она вам не понравилась?

– Я взбесился, потому что старина Гроулер поймал меня, когда я стянул у него аспирин. Он наябедничал моему отцу, и я получил очередную порцию березовой каши, – усмехнулся Джон.

Биллингс доел мороженое, вытер губы салфеткой и спросил спокойно:

– Но Боже милостивый, зачем же воровать аспирин?

Джон потер ноющие виски кончиками пальцев.

– Я стащил аспирин для моей матери. У нее опять разболелась голова.

– Мигрень?

– Отец был провинциальным проповедником старого типа. Он не верил врачам и отрицал медицину. Если что не так, Господь, мол, позаботится – надо только обратиться к нему с верной молитвой. Маме никогда не удавалось найти эту самую верную. Она чуть с ума не сходила от головных болей. Она умоляла, чтобы я ей доставал лекарства тайком от отца.

Биллингс попытался скрыть удивление, но это у него не получилось.

– Ваш отец, похоже, был не совсем здоров.

– Он так не считал.

– А ваша мать?

Джон недоуменно повел плечами.

– Отец был человеком со странностями, нетерпимым к тем, кто не разделял его сугубо личный взгляд на добро и зло. Она пыталась… Но, думаю, потом просто сдалась.

– Ну а вы? Он так же деспотически относился и к вам?

– Всякий раз, когда я переступал его воображаемую черту между допустимым и невозможным, он неукоснительно требовал раскаяния. Тогда я доказал отцу: от меня он никогда не дождется покаяния. К двенадцати годам у меня была такая скандальная репутация, что даже отец со своим красноречием не мог ничего объяснить прихожанам. Поэтому, как только мне исполнилось четырнадцать, он упаковал свою Библию, раздал мебель моей матушки и исчез из города. В одиночестве.

– А ваша мать?

Джон полюбовался миловидной девочкой-подростком, оживленно болтавшей у стойки с долговязым пареньком с нежным пушком там, где со временем появится борода. Мать Джона была миловидна. Он видел ее фотографии, но отец сжег их все до одной то ли в порыве гнева, то ли раскаяния.

– Она умерла, когда я был еще ребенком. Утонула в Норт-Ампква.

По словам отца, это был несчастный случай во время сильной весенней бури. Джон пришел домой из школы в тот день и услышал о трагедии от отца. Старый Тернер Стэнли даже нашел нужным вызвать сына из школы, чтобы мальчик мог в последний раз поцеловать свою мать, прежде чем ее забрали люди из погребальной службы. Когда сын добрался до морга, миссис Стэнли уже превратили в подобие восковой куклы.

– Мне стал ненавистен отец-самодур, и когда он уехал, я был только рад. Никто не указывал мне, что я должен делать, никто не морочил мне голову надуманными дикими правилами. Мне было очень хорошо. По крайней мере, так я говорил добродетельным ханжам, полным благородной решимости спасти меня от ада.

– Надеюсь, они не были похожи на отца Бетси?

Джон взял свой кофе, отпил глоток и поморщился. За разговором все остыло. Тем не менее он допил холодный кофе. В зеркале у старомодного устройства для разлива газированной воды он увидел свое отражение, не доставившее ему радости.

Ему часто говорили, что он плохо разбирается в людях. Немногие женщины, с которыми он был в интимных отношениях, находили, что он притягателен как мужчина. Другие в лицо называли его хладнокровным, лишенным темперамента, а за глаза и того хуже. Все, что говорили его "любовницы", имело некоторые справедливые основания. Джон держался сурово и отчужденно с теми, кого мало знал, даже в детстве, запуганный отцом-монстром.

Джон долго и упорно вырабатывал в своем характере неприступную суровость, отстраненность, чем впоследствии оттолкнул от себя людей, которые, быть может, искренне симпатизировали ему. А когда осознал наконец тяжесть одиночества, скрываемого за вечно хмурой физиономией и заносчивостью, то обнаружил, что просто забыл, как можно вести себя, чтобы все было совсем по-другому. Не понимал, что в доброжелательном отношении к окружающим его спасение.

– В те юные годы я считал человека чуть ли не самым отвратительным творением в мире, а кончил тем, что едва не начал его боготворить.

Джон соскользнул с высокой скамейки и вытащил из заднего кармана бумажник.

– А насчет заявления на пост начальника…

– Так, что?

– Куда посылать необходимые бумаги?

– Посылайте на имя председателя наблюдательного совета округа.

– А это кто?

– Я.

Лицо Биллингса расплылось в довольной улыбке. Он протянул руку Джону.

– Рад приветствовать вас в родных местах, начальник.

Глава третья

– Ничего не могу с собой поделать, старый Шон. У меня сердце болит за нее.

Бриджет добавила сливок в чай и тщательно помешала ложечкой. Всю последнюю неделю, как только Джон Стэнли был официально введен в должность начальника пожарной службы округа Грэнтли, город, кажется, не занимался больше почти ничем, кроме толков о возвращении блудного сына.

Те, кто знал Джона в детстве и отрочестве, возмущались, что у него с его прошлым хватило наглости появиться в городе. Иные, недавно приехавшие в Грэнтли, были довольны. Они гордились тем, что такой небольшой городок сумел привлечь к себе на работу прославленного батальонного командира пожарной охраны Сан-Франциско.

У каждого было свое мнение. У каждого, кроме Бетси. Она отказывалась обсуждать назначение Джона даже со своими близкими.

Потянувшись через стол, старый Шон побил черной шестеркой красную семерку. До полуночи оставалось несколько минут, и старинные друзья с аппетитом закусывали перед тем, как Бриджет запрет дверь, а Шон отправится в конец аллеи, где тридцать лет назад собственными руками построил свой коттедж.

– Наша девочка – крепкий орешек, хотя и выглядит слабенькой, Бриджи.

– У меня красная пятерка. – Бриджет с отсутствующим видом бросила карту и отхлебнула обжигающе горячий чай. – Бетси плохо спит. Три ночи подряд я спускаюсь вниз и всякий раз вижу, как она сидит на крыльце и смотрит на реку.

Старый Шон пошевелил густыми бровями, обдумывая слова Бриджет.

– Она любила этого парнишку. И я думаю, он, несмотря на все его сумасбродные выходки, тоже любил ее.

– Если ты так считаешь, то ты еще глупее, чем думают некоторые самонадеянные люди, старый Шон О'Кейси.

– Он был на ее свадьбе. Ты знала об этом?

– Кто?

– Джон. Я видел его своими собственными глазами. Он стоял в отдалении, позади всех, и вид у него был странный, какой-то дикий. Похоже, ему было так больно, что потерял свое железное самообладание.

Бриджет фыркнула.

– Ты уже был пьян, когда священник начал свадебный обряд. Удивительно, как это ты не увидел в церкви еще и Патрика и вдобавок всех святых.

– Я знаю, что я видел, не беспокойся. Мужчина не забывает выражения безмерного страдания на лице другого мужчины.

– Выдумал тоже, страдания, как же! У Джона Стэнли душа черная, бесчувственная. Не понимаю, что только наша душечка могла найти в нем достойного; но теперь уверена, она и близко его не подпустит к себе, чтобы он снова не разбил ей сердце.

Шон проиграл и собрал карты в колоду.

– Не стал бы биться с тобой об заклад, а тем более рисковать скромными семейными реликвиями, – сказал Шон, разгибаясь, на что ему потребовалось больше времени, чем обычно.

Бриджет удивленно посмотрела на своего старого приятеля, не понимая, что он имеет в виду.

– Что означают твои загадочные слова?

– Я наблюдал его лицо. Готов поклясться, что в темных, как смертный грех, глазах Джона, когда он смотрел на Бетси, светилось его сердце…

– Держи его, Мэри! – крикнула Бетси дочери, бросившись за шлангом. – Не отпускай ни за что.

Щенок, помесь сенбернара и лайки, еще не вышел из младенческого возраста, однако уже был сильнее маленькой рыжекудрой девчушки, которая пыталась удержать его за ошейник. Несмотря на свой рост и силу, он так и не стал победителем в недавнем поединке со скунсом.

– Ой, от него ужасно пахнет! – жаловалась шестилетняя Мэри, уткнув носик в плечо, чтобы не чувствовать отвратительного запаха.

– Бэр, прекрати, – прикрикнула Бетси на разыгравшегося песика, возвратившись со шлангом. Она направила струю воды прямо на вырывающегося щенка. – Ты только делаешь себе хуже.

Щенок попробовал вырваться из ошейника и жалобно взвизгнул.

– Тихо, маленький дурачок, – приговаривала Бетси. Она сердилась, хотя ей было смешно. – Ты сам во всем виноват.

Хлопнула задняя дверь, и Анжелика, сестра-близнец Мэри, ворвалась во двор; в грязной ручке она сжимала крохотный пузырек с лавандой.

– Я не могла найти мыло для собак. Поэтому вместо него принесла из твоей ванной шампунь! – крикнула Анжелика.

– О нет! Это же мой "Секрет жасмина".

Единственная роскошь, которую Бетси себе позволяла, и чтобы ею отмывали дворняжку – любительницу гоняться за вонючими скунсами! Спокойная вторая половина дня грозила превратиться в сражение с детьми.

– Полей ему на голову, – сказала Бетси дочери. – Не слишком много. И осторожно, чтобы не попало Бэру в глаза.

Боже мой, чем только не приходится заниматься, сокрушалась Бетси и принялась намыливать лохматую коричневую шерсть Бэра. Ее окутал нежный аромат жасмина, перемешанный с омерзительным запахом скунса.

Бэр завывал и пытался стряхнуть с себя холодную мыльную пену. Бетси прижимала ладонью его тельце, не давая псу убежать. В этот момент Мэри обратила ее внимание на ярко-красный мини-автобус, который остановился сзади их машины. На дверце золотыми буквами было написано: "Округ Грэнтли. Пожарное управление". За рулем сидел человек в голубом мундире.

– Это дядя Майк! – радостно воскликнула девочка, узнав знакомый автобус.

– Нет, дорогая, дядя Майк умер, разве ты забыла? На пожаре в здании оперного театра.

– Но это его машина!

– Да, но теперь на ней ездит новый начальник пожарной охраны.

На мгновение руки Бетси дрогнули, и счастливый Бэр вырвался на свободу. Мокрый щенок изо всех сил встряхнулся, обдав мыльной водой хозяйку и ее дочерей, и пулей вылетел на улицу.

– Держи его! – крикнула Бетси, но было слишком поздно. – Бэр! Вернись назад, хулиган несчастный!

Все произошло как в кадрах кинохроники: мчавшийся мокрый щенок, отчаянный крик о помощи; способность Джона к спринтерскому бегу, выработанная тысячами часов тренировки. Он рассчитал, как побежит собака и с какой скоростью, прыгнул, растянувшись, и схватил намыленного беглеца прямо поперек туловища.

Человек и пес свились в большой ком, поднимая вокруг облако красной пыли. Испуганный щенок, бешено лая, катался по земле, увлекая за собой Джона. Оба уже покрылись грязью, но внезапно преследователя обдало ужасающей вонью.

– Ах ты, мерзавец!

Джон едва успел закончить гневную тираду о неразборчивости дворняжек и с жаром проклясть собственную глупость, как приглушенное хихиканье возбудило его любопытство.

Он поднял глаза и увидел двух маленьких рыжих девочек-близнецов, которые смотрели на него голубыми глазами Бетси. У Джона перехватило дыхание…

Одно дело – знать, что девушка, когда-то любимая тобой, стала матерью. Совсем другое – встретиться лицом к лицу с детьми, которых она родила от другого мужчины.

Опомнившись, он заметил, что к ним идет Бетси. В этот на редкость жаркий весенний день она оделась в обрезанные джинсы с бахромой и безрукавку из бумажной материи. Бетси была босая, и ее изящные узкие ступни покрылись ярко-красной пылью.

Джон почувствовал прилив острого возбуждения и тут же неимоверным усилием воли подавил его, поклявшись, что подобное с ним произошло в первый и последний раз. Она могла поцеловать его на многолюдной улице, но в мимолетном, почти бесплотном касании ее губ не было и тени чувственности.

– Неужели этот бешеный, дурно пахнущий зверь принадлежит вам? – обратился он к близнецам.

Джон пытался уговорить себя, что он вовсе не избегает Бетси. Просто выигрывает время, чтобы остудить взбунтовавшуюся кровь.

– Угу-у, – ответила одна из фей, кивнув головой, – Мне и моей сестре. – Я – Мэри, а это – Анжелика. Только мы ее называем Ангел, хотя она ведет себя не лучше меня.

– И ты тоже не ангел, – лукаво возразила Анжелика.

– А наш дядя Майк был пожарным, пока не сгорел на пожаре, – сказала девочка, не вдумываясь в значение этих страшных слов.

Но откуда же ей знать, в каких мучениях Майк умирал? А Джон знает. И Бетси – тоже.

– Да, я слышал. Теперь я работаю на его месте.

Обе пары доверчивых голубых глаз вспыхнули.

– Вот это да! Можем мы прийти покататься на большой машине с лестницей? Дядя Майк обещал, только ему всегда было некогда.

– Конечно… то есть, если мама разрешит.

– Можно, мами? – хором попросили дети, подпрыгивая с таким восторгом, что Бэр отозвался заливистым лаем. – Ну мами, пожалуйста, скажи "да".

– Да как-нибудь, – уклончиво ответила Бетси.

– Какие чудесные девочки. Я полагаю, твои? – спросил Джон.

Полагай, глупец, полагай! Он разозлился на себя. Совершенно исключено, чтобы эти голубоглазые, рыжекудрые эльфы были дочерьми какой-то другой матери, а не Бетси.

– Да, мои. – Ее голос смягчился, и Джон ощутил, как что-то пробуждается у него в груди, глубокое и нежное.

Уже много лет он не ощущал ничего подобного и в душе боялся, чтобы это сладостное томление, не приведи Бог, посетило его когда-нибудь еще.

– Что произошло с их отцом?

– Стив погиб, когда плыл на плоту с друзьями по реке Роуг. Это один из тех загадочных несчастных случаев, которые не должны повториться никогда.

– Очень сожалею.

– Я тоже.

– Должно быть, трудно растить детей одной?

Труднее было бы жить одной без детей, подумала Бетси.

– Справляемся, но в одном ты прав: это действительно нелегко.

– А вообще-то, сколько у тебя сейчас здесь детей?

– Четверо. Близнецы и две девочки, взятые на воспитание, хотя надеюсь добавить к Рождеству еще четверых. Правда, предстоит помучаться. Столько требуется бумаг, обычно в трех экземплярах. Иногда ложишься спать, а в голове – различные бланки, просыпаешься ночью и думаешь, какой куда надо посылать.

Он весело рассмеялся:

– Это напоминает порядки в пожарной охране.

– Как там идут дела?

Ветер, играя пышными кудрями, создал золотистый нерукотворный нимб вокруг ее лица. Солнечные блики отражались в голубых глазах. Джон уловил исходящий от нее запах цветов – аромат роз. На носу Бетси слабыми пятнышками проступили веснушки, алые губы были влажными и блестели. Она была сама женственность…

– Примерно, как я и ожидал.

– То есть?

– Ребята, которые пришли работать с Майком, рвут и мечут, что бы я ни сделал. Молодежь пока помалкивает, а новички не знают, к кому примкнуть.

Бетси удивило, что она может так спокойно разговаривать с Джоном, словно они дружили и были любовниками еще вчера, а не двадцать лет назад.

Взгляд ее затуманился. Она ощутила нечто похожее на горечь потери. Нет! Эти чувства надо задушить в корне, решила Бетси. Прошлое умерло!

– Мами! Бэр не хочет стоять на месте.

– Кажется, тебя вызывают.

– Да.

– Я положу на порог вещи Майка, ладно?

– Какие вещи Майка?

– Ну то, что было у него в кабинете. Я подумал: может, тебе захочется их сохранить?

В коробке было все – от запасной пары белья, полупустой бутылки ирландского виски до коллекции безделушек, которая, как понял Джон, была собрана для Майка близнецами.

– Как стыдно! – расстроилась Бетси, закусив губку. – Я давно собиралась разобрать эту коробку, еще до твоего назначения, но, как всегда, дела помешали… Да, на крыльцо, пожалуйста. Спасибо.

– Не за что, Бетси!

Джон открыл заднюю дверцу автомобиля и достал большую картонную коробку.

– Я не смотрел, что в ней, просто все сложил в кучу. Думал подождать тебя, но я пока сплю в своем рабочем кабинете – еще не нашел постоянную квартиру, – а там тесновато.

– Не оправдывайся, Джон, ты сделал мне большое одолжение.

Джон поставил коробку на крыльцо. У него возникло странное ощущение, что время круто повернулось вспять: все это однажды уже было… Он обернулся, чтобы попрощаться с Бетси, но не в силах был сдвинуться с места. Джон не смог оторвать взгляда от нее, совсем как в прежние времена, Когда оба еще не понимали, что же с ними происходит?

Утренний ветерок опять играл ее пламенеющими на солнце золотисто-рыжеватыми прядями. Джона охватил внезапный прилив страсти, готовый смести все преграды… И он снова увидел себя двадцатилетним, а ее – шестнадцатилетней девушкой с огненным темпераментом, чувственной и сводящей юношу с ума.

Врожденный инстинкт, так много раз спасавший ему жизнь, подсказывал – "немедленно уезжай". Однако другое чувство, сильнее любого инстинкта, пригвоздило его к земле. Он стоял как изваяние. Но, спустя мгновение, Джон произнес:

– Бетси! Я совсем забыл, но у меня осталось еще что-то только твое: его я обязан вернуть.

– Разве?

Он нежно взял ладонями ее лицо и благоговейно прикоснулся губами к ее рту.

– До свидания, – сказал он и быстро удалился.

– Не возражай, все очень просто! Этот красавчик в мундире отлит из такой же бронзы, что и все герои.

Прищелкнув языком от сознания своей находчивости, Полайна Пруденс Пластиноу, известная своим друзьям как Пруди, а друзей у нее было пруд пруди (каламбур получался сам собой), кисточкой из перьев в последний раз смахнула пыль с кузова старинной кареты, дверца которой была открыта. У дверцы с другой стороны стояла Бетси отгороженная от Пруди сиденьем с новой обивкой.

Через дощатую дверь сарая на бетонный пол яркими полосами падал луч солнца. Подняв глаза, Бетси зажмурилась от ослепляющего потока света, хлынувшего в сарай.

– Пру, милая моя, по-твоему, каждый мужчина старше двадцати и выше шести футов и двух дюймов – без малого герой.

Пруди обиженно надулась, как это делают самолюбивые подростки.

– Это вовсе не правда. С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, мои вкусы изменились.

Надо бы быстрее повзрослеть, чуть не сказала вслух Бетси, думая о ребенке, которого носила Пруди. Она упорно не желала назвать имя отца ребенка, но инспектор социальной службы подозревала, что ее соблазнитель – паренек из Портленда, с которым Пруди познакомилась в ночлежке.

– Когда же ты встретишься со своим "героем" снова? – поинтересовалась Пруди.

– Никогда.

– Ты об этом пожалеешь. Твой новый друг – первый сорт.

– У тебя замашки свахи, Пруди. На прошлой неделе ты меня запросто обручила со слесарем, который пришел чинить насос: потому что у него, по твоему описанию, "шикарные ляжки".

– Не отрицаю! Но у шефа Стэнли еще мощнее, хотя ему не помешало бы немного поправиться.

– Он выглядит довольно худым, правда?

– Может быть, ему нужна нянька, чтобы кормила его, держала за ручку или за что-нибудь поинтереснее?

– Пруди! Прекрати говорить пошлости!

– Слушаюсь, мэм.

В глазах у шалуньи промелькнуло злорадное чувство; а Бетси смутилась и покраснела, чем была обязана своему ирландскому происхождению – способности краснеть от любого невинного замечания.

– Мами, ты здесь? Мэри взяла мою куклу и не хочет отдавать.

– Но ты сама мне разрешила.

– Не разрешала я.

– Не ссорьтесь, я иду, – крикнула Бетси и заботливо взглянула на Пруди. – Ты уверена, что доктор предвидит двойню?

– Да. Только у меня будут два, мальчика, – уверенно сказала будущая мама.

Пруди похлопала по животу с довольной улыбкой. Когда-то в младенческом возрасте ее бросили родители, а сейчас она все еще не соглашалась с тем, что и ее детей необходимо отдать приемным родителям.

Бетси старалась быть реалисткой, но ее сердце разрывалось из-за страданий приемной дочери. Какое бы решение она ни приняла, жизнь ее сломана.

Обнявшись, они прошли через прохладный сарай к другому его концу, где образовался солнечный квадрат. Четырехлетняя кобыла по прозвищу Ягодка высунула голову за ограду и ждала, что хозяйка погладит ее влажный нос.

Бетси остановилась и пошарила в кармане своих оборванных шортов. Она искала морковку, которую чуть не забыла дома.

– Не получишь! – поддразнила она свою любимицу, жадно потянувшуюся за лакомством.

Привычные мирные звуки и запахи после столь бурного полудня успокаивали Бетси.

Похлопывая кобылу по грациозно изогнутой шее, Пруди заявила:

– Близнецам он сразу понравился.

– Девочкам нравится каждый повстречавшийся им мужчина старше пятнадцати лет, – ответила Бетси, прижимаясь лбом к шее лошади, как бы лаская Ягодку. – Это такой период у детей, особенно у тех, кто потерял отца в раннем возрасте.

Пруди недовольно усмехнулась. Лошадь навострила уши.

– Но они же не проявили симпатии к Гранту Коху.

– Грант – нахал, вот и все. У него сын уже почти студент. Он не умеет обращаться с маленькими детьми.

– Понятно. Зато шеф Стэнли умеет, да?

– О ради Бога! – возмутилась Бетси. – Прекрати, пожалуйста, сочинять свой бредовый роман и делать из меня его главную героиню.

Она приласкала на прощание Ягодку и направилась к двери. Пруди шла за ней.

– А знаешь, что? Я впервые видела с тех пор, как попала сюда, что ты вышла из себя.

– Жара виновата.

– Ничего подобного, мами. Нравится тебе или нет, ты для этого парня все еще ставишь вечером свечку на окно.