Текст книги "Битвы, изменившие историю"

Автор книги: Флетчер Прэтт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

VI

Победа не принесла незамедлительных результатов. После битвы христианская армия взяла несколько городов и разбрелась, как и предвидел Мухаммед аль-Назир. Два года спустя Альфонсо VIII умер, и между его отпрысками начались свары, как у их предков. Через год после Лас-Навас-де-Толоса Педро Арагонский погиб в сражении – том самом, перед которым его пришлось подсаживать на лошадь. Наследники Педро обратили взгляды на восток, к Балеарским островам и Сицилии. На юге империя Альмохадов рухнула, раздробившись на мелкие владения.

Создается впечатление, что битва при Лас-Навас-де-Толоса ничего не решила. В действительности она решила практически все. После этого сражения цвет мавританской армии был уничтожен – лезвие выщерблено, острие затуплено. За пятьдесят лет династия Альмохадов вымерла, а другая не пришла ей на смену. Мавры больше не совершали набегов на земли христиан, мусульманские провинции и города постепенно приходили в упадок и исчезли с завоеванием последнего уголка Гранады, которая давно платила дань христианским королям. Можно предположить, что Альмохады в итоге рухнули бы под действием тех же сил, которые сломили Альморавидов, но это не случилось, если придерживаться исторических фактов. Военная аристократия Альмохадов была уничтожена на поле битвы. Мусульманские завоевания никогда не опирались на солидные резервы; им нужен был постоянный успех, постоянный приток новобранцев, чтобы война питала войну. Когда их военная сила подверглась решительному уничтожению, конструкция, которая все держала, развалилась.

Победа испанцев важна по причинам духовного и тактического характера. В Лас-Навас крушение постигло не восточную монархию, ослабленную упадком и моральным разложением. Там было разгромлено движение, если не находившееся в зените, то достаточно крепкое, чтобы привлекать сторонников начиная от пятидесятой долготы и пятнадцатой широты. Не просто Альмохады, но мусульманский мир и мусульманская система потерпели поражение. Как это произошло, не менее важно, чем само поражение. Большая часть Испании так похожа на Северную Африку, что ближневосточная тактика булавочных уколов, применяемая конными лучниками, полностью оправдывала себя, и можно было предположить, что так будет на остальной части Пиренейского полуострова. Битва при Лас-Навас-де-Толоса показала ошибочность этого предположения, доказала, что мавританская армия успешно действует лишь в привычной обстановке и можно вынудить ее сражаться в неблагоприятных условиях.

Урок не прошел даром для пришедших позже христианских королей, хотя не был сформулирован в свое время. Он помогает понять, почему процесс эрозии мавританских государств продолжался до тех пор, пока они не исчезли. По существу, битва решила, что ни одна часть Европы не будет частью Африки; и западные врата закрылись для наследников сарацин. Европейская военная организация обладала гибкостью, с которой не могли соперничать ни арабская, ни африканская системы. Испанцы не уступали маврам на их земле; а когда европейцам удалось навязать арену действия по своему выбору, маврам пришел конец.

Но результаты были куда масштабнее. После победы центральная часть Испании попала под власть кастильского королевства, и стало возможным объединение полуострова. До той поры Испания была не более чем географическим названием, такой же раздробленной, как средневековая Италия или Германия, в отличие от централизованных Англии, Дании, Польши или даже Франции. Битва вложила в руки кастильских королей истоки всех крупнейших рек и контроль над дорогами, проложенными вдоль водных путей. Испания оставалась разделенной в течение еще 250 лет, но ее объединение стало неизбежным с получением контроля над путями сообщения. В Лас-Навас-де-Толоса был заложен фундамент будущего союза, а не завоевания. Оказалось, что господство в Испании невозможно без владения бассейном центральных рек, испанские королевства способны действовать сообща ради одной цели, если целью был крестовый поход.

Хотя центробежные силы остались, преувеличить их роль трудно; стоит вспомнить слова одного из кастильских королей, произнесенные им в ответ на просьбу участвовать в защите Иерусалима: «Мы уже внесли свою долю, потому что здесь мы всегда в крестовом походе». Именно в таком духе, с уверенностью, что испанским королевствам суждены великие свершения, если они возьмутся за дело вместе, как было в Лас-Навас-де-Толоса, сразу после изгнания мавров состоялось завоевание Америки.

Глава 6
Жанна д'Арк и незавоевание Англии

I

Они встретились на мосту Монтеро, где река Обе пробивается сквозь нагорья Бургундии и вливается в Сену. Великий герцог с горсткой вассалов выступил вперед и преклонил колена у ног дофина Карла, показывая тем самым, что их распрям настал конец и отныне они вместе будут бороться против англичан. Как только герцог Жан склонил голову, вперед шагнул Таннги Дюшатель, приближенный дофина. Прежде чем кто-то успел вымолвить слово, он обрушил алебарду на шею герцога. Кровь хлынула рекой, раздались крики; кто-то из французов вонзил меч в живот другого бургундца, остальную свиту герцога взяли в плен и заковали в цепи.

Это произошло 19 сентября 1419 года и положило начало беспорядкам, которые раздирали Францию в течение следующих тридцати лет. Нельзя сказать, что французскому королевству не хватало напастей до убийства на мосту Монтеро. Армии короля Англии Генриха V тяжело навалились на страну; разгромив французских рыцарей при Азенкуре, англичане захватили почти всю Нормандию. Король Франции Карл VI регулярно страдал приступами летнего умопомешательства; королева Изабелла была известна своим распутством и развлекалась тем, что в лицо называла дофина, своего сына, незаконнорожденным. При Жане Бесстрашном Бургундия, ставшая мощным государством, простиравшимся от Альпийских гор до Северного моря, была достойным соперником Франции, и в момент повествования бургундцы владели королем, королевой и Парижем.

Дофин Карл, конечно, имел право претендовать и претендовал на регентство как глава нации. Но это был безвольный слюнтяй и хитрый сластолюбец, окруженный кликой графов Арманьяков, обладавших всеми качествами опытных головорезов. Они разоряли казну дофина, лишая денежного довольствия его гвардию, и так дурно пользовались своей властью, что парижане сами выгнали их из города и впустили бургундцев. И так было повсюду. Когда Генрих Английский осадил Руан, французы храбро защищались, но после того, как город был вынужден сдаться, едва ли кто из рыцарей и дворян, питавших глубочайшее отвращение к партии короля, отказался принести присягу захватчику – высокомерному чужаку, но способному обеспечить порядок и сравнительно честно вести дела.

Высокомерие чужака могло бы показать Франции путь к спасению. Генрих, развязавший войну, тайно уведомил герцога Жана Бургундского о том, что согласен на руку принцессы Екатерины и Нормандию в качестве приданого. Но после Азенкура он поднял планку и заявил, что вдобавок желает получить Анжу и сюзеренитет над Бретанью. В этот момент на сцену впервые выходит Таннги Дюшатель. При средневековом дворе тайна не могла долго оставаться тайной, и дофин со своим окружением получил полные сведения о требованиях Генриха. Дюшатель отправился к герцогу Жану с предложением: если он возьмется за правое дело изгнания англичан, то встанет во главе королевского совета.

Это была ловушка, которая привела герцога на мост Монтеро. Дофин Карл и его приверженцы Арманьяки ни на минуту не собирались ударить с бургундцами по рукам и самым явным образом показали это. Возникает справедливый вопрос, полностью ли они отдавали отчет в своих действиях, ибо у Жана Бесстрашного был сын по имени Филипп двадцати трех лет от роду (что в 1419 году считалось зрелым возрастом), доказавший свое умение в гражданских и военных делах. Ответ, вероятно, заключается в том, что Карл никогда не жил своим умом, а его любимцы Арманьяки думали только о том, как отомстить за выступление парижан против их партии, и не ломали себе голову над последствиями.

А последствием стало то, что Филипп созвал бургундцев и их сторонников в Аррасе. Предметом обсуждения была месть дофину за предательское убийство. Съезд постановил заключить мир с Генрихом Английским на любых условиях, чтобы объединенными силами сразиться с негодяем Карлом. Выдвигая условия, Генрих еще выше взвинтил свою цену: он потребовал, кроме принцессы Екатерины, назначить его регентом при полубезумном короле и признать наследственное право на французский трон, для чего следовало изгнать дофина, которого его мать называла бастардом. Бургундия приняла условия, и ее альянс с Англией упрочился женитьбой Джона, герцога Бедфордского и брата Генриха, на сестре Филиппа – Анне. В случае перехода корон Англии и Франции в одни руки договор предусматривал исключительно личную унию с сохранением обеими нациями своих законов и обычаев, формирование национальных правительств из собственных граждан и передачу парижскому парламенту властных полномочий во Франции при верховной власти короля.

Заключив это соглашение, англичане и бургундцы взялись за покорение Франции. Успех сопутствовал им, поскольку на их стороне был законный король Франции и Париж находился во власти бургундцев. Остатки оппозиции больше молчали, чем возвышали голос; больше бездействовали, чем действовали, а действия проявлялись в неповиновении городов, что превратило войну в серию осадных операции. Но летом 1422 года Генрих, прозванный во Франции Завоевателем, заразился свойственной завоевателям болезнью – переутомлением, которая доконала его в несколько недель. В октябре безумного Карла постигла та же участь, и младенец нескольких месяцев от роду был провозглашен королем Англии Генрихом VI и королем Франции Генрихом II.

II

Регентом и протектором обоих государств стал Джон Плантагенет, герцог Бедфордский, и даже в этом семействе талантливых и неистовых деятелей мало кто мог соперничать с ним. Большую часть времени он проводил, руководя французским походом, оставив Англию на своего брата Хамфри Глостерского, который не справлялся с возложенными обязанностями и рассорился с епископами и дворянами, поэтому Джону часто приходилось выручать его из разных передряг.

Но главные события истории разворачивались во Франции. Бедфорд уступал Генриху V, с которым могли сравниться немногие, но сумел сохранить с Бургундией превосходные отношения. Его действия создавали впечатление, что он старается управлять Францией в ее интересах. Он реформировал судебную систему и основал Каннский университет. Правителями провинций «в послушание королю Генриху» назначались французы; и подавляющее большинство членов регентского совета тоже были французы. Регулярно созывались Генеральные штаты, и тогдашние хроники говорят о Бедфорде с непритворным восхищением. Короче говоря, ему удалось покорить ту часть Франции, которую Генрих V завоевал. Ги де Бутийе, командовавший обороной Руана против Генриха V Английского, стал преданным прево города Парижа при Генрихе II Французском.

И все же англичан принимали лишь высшие классы общества, а под ними оставалась немая оппозиция. Бедфорд проводил просвещенную политику, направленную на примирение, но те, кто осуществлял ее внизу, не были ни просвещенными, ни мирными. Это были захватчики, чужаки, «годоны» [6]6
  Godons, искаженное «goddam» – «черт побери» (англ.).


[Закрыть], так они себя и вели. Приходя в город, они забирали яйца и кур, молоко и коров, насиловали всех женщин, которые попадались на глаза. Бургундцы, говорившие на французском языке, были не намного лучше; и на этом низком уровне дело редко обходилось без уличных драк и скандалов.

Безусловно, не так было в крупных городах, где командование поддерживало порядок, но англо-бургундская оккупация тяжким беременем легла на сельскую местность, и его тяжесть усугублялась условиями, в которых шла война. Англичане довольно прочно закрепились в оккупированной Нормандии и не имели необходимости устанавливать особый надзор, а в Пикардии и на севере Шампани бургундский герцог был законным сюзереном и не мог считаться захватчиком. Но в Мэне, Анжу, Иль-де-Франсе, Южной Шампани то и дело попадались островки сопротивления, тут и там бунтовали жители городков, владельцы отдельных замков, стоящие за дофина. И туда тянулись отряды англичан и бургундцев, высматривая очаги оппозиции, чтобы подавить их, а заодно пограбить под предлогом, что они встретили противодействие, действительное или мнимое – неизвестно.

У англобургундцев не хватало сил, чтобы систематически уничтожать эти островки сопротивления. Англия только начала приходить в себя после двух эпидемий «черной смерти», и ее народонаселение насчитывало около 2 миллионов человек; а на территории Франции тех лет проживало около 20 миллионов. Часть из них принадлежала к настроенным за англичан бургундцам, но численное превосходство французов было велико, к тому же во время регентства Бедфорда на службе у французов находилось значительное количество шотландцев.

Эти числа сами по себе не могли воспрепятствовать полному покорению Франции. Англия когда-то перешла под власть столь же малочисленных по отношению к основному населению норманнов, да и Александр Великий завоевал весь Восток с войском, чуть более чем вдвое превосходившим английский контингент, который Бедфорд мог разместить во Франции. Но нужно учитывать местные условия. По всей территории к югу от Луары и вдоль ее русла были плацдармы, подчинявшиеся французскому правительству, которое, каким бы презренным, неумелым и корыстным оно ни было, имело право заявлять о своей легитимности. Пока Франция владела значительной частью территории и была способна собирать армии и взимать налоги, пока у нее был административный центр, завоевание нельзя было считать завершенным. Именно отсутствие центра управления сопротивлением привело к тому, что захватчики победили в Персии и позже в Англии; уничтожение такого центра сделало победу при Лас-Навас-де-Толоса решающей.

Немаловажную роль играли способы ведения войны в ту эпоху. Почти за сто лет до того английский король Эдуард заменил феодальные призывы в армию долгосрочной оплачиваемой службой профессиональных солдат и разработал тактическую доктрину наилучшего использования такой армии. Его тактика основывалась на построении плотного блока пеших латников, вооруженных копьями, мечами и боевыми топорами, расположенного между выдвинутыми вперед на флангах клинообразными отрядами лучников. В таком положении англичане ждали атаки. Мощь залповой стрельбы лучников заставляла рыцарскую конницу сбиваться в кучу; тяжеловооруженные рыцари не могли преодолеть зону обстрела без больших потерь. С различными вариациями эта схема использовалась в битвах при Креси, Пуатье, Азенкуре и дюжине мелких сражений. Будучи оплачиваемыми профессионалами, англичане могли позволить себе вести длительные кампании. Как правило, они дожидались атаки, потому что рыцарская честь противника повелевала ему не стоять на месте.

В то время не существовало эффективного средства против английского «ежа». Никакая броня не была способна противостоять стреле, пущенной из английского длинного лука; он позволял вести стрельбу с такой скоростью и дальностью, что оставлял далеко позади другое ручное метательное оружие; и лучники обладали такой подвижностью, что тяжеловооруженные латники оказывались бессильны против них. Владению длинным луком требовалось обучать с ранней юности, но это было нетрудно в стране, большей частью покрытой лесами, где жители обычно добывали себе пропитание охотой. Становясь профессиональными солдатами, они продолжали делать то, к чему привыкли, – стрелять из лука. Вследствие этого английская армия в тех условиях, где ей приходилось воевать, превосходила любую другую европейскую армию и прекрасно сознавала этот факт.

Однако английских лучников всегда было меньше, чем хотелось бы их командирам; кроме того, они не владели осадным искусством. Пушки были еще слишком слабы, чтобы пробить прочную каменную кладку, и слишком громоздки, чтобы использоваться в полевых условиях. Обычно крепости брали осадой, поскольку штурмы обходились слишком дорого, учитывая людские потери, а людские ресурсы были главным дефицитом английской армии.

Итак, война во Франции при регентстве Бедфорда повторяла войну Генриха V; она велась длинной серией осад, время от времени перемежавшейся сражениями. Самое важное из таких сражений состоялось при Вернейле в 1424 году, где французам удалось собрать значительную силу под началом молодого герцога Жана Алансонского при участии многочисленного шотландского контингента. Единственным отличием от классической битвы между английскими и французскими войсками было то, что до атаки с тыла на англичан Алансон выделил ударный отряд для предварительного нападения на английский обоз. Бедфорд предвидел это и оставил сильные отряды лучников охранять обоз; они разметали ударный отряд, нанесли свирепый ответный удар и смяли французскую линию фронта. Алансон попал в плен; Бедфорд доносил о 7 тысячах с лишним убитых и плененных французах. Если цифры не преувеличены, то Вернейль стал для французов таким же тяжелым поражением, как Азенкур.

Таким образом, старый фокус по-прежнему работал. Война осад продолжалась, граница покоренных англичанами земель медленно, но неуклонно продвигалась вперед. Медленно, потому что Бедфорду приходилось периодически наведываться на родину, чтобы распутывать узлы, запутанные его братом. Но в 1427 году Бедфорду удалось привести дела в достаточный порядок, чтобы вернуться и заняться управлением Франции. Он поставил графа Томаса Солсбери во главе полевой армии в 5 тысяч солдат, включая несколько бургундских отрядов, и отдал приказ выступить на осаду Орлеана.

Для войны осад это было здравое стратегическое решение. Орлеан защищал главную переправу через Луару, ближайшую к Парижу; это был один из крупнейших городов, оставшихся в руках дофина (Бордо взяли англичане), символ его власти. Луара обладала каким-то мистическим значением во французской военной истории. Из позднейших событий видно, что не менее трех раз – в 1815, 1871 и 1940 годах Франция сдавалась после того, как врагу удавалось перейти Луару; а прошлое показывает, что когда готам не удалось перейти эту границу в Шалоне с севера, а маврам в Туре с юга, Франция выстояла.

В то время городская часть Орлеана располагалась на северном берегу реки, окруженная зубчатой стеной. Еще одна крепость с двумя сильными башнями – Турель стояла на островке посреди реки, соединенная с городом каменным мостом и подъемным мостом с внешними укреплениями на южном берегу. Солсбери, проявивший себя способным военачальником, рассудил, что ключом к городу является южный вход, и бросил туда свои силы. 23 октября после нескольких неудачных попыток ему удалось штурмом взять укрепление и Турель. На этих позициях главные улицы города оказались в зоне досягаемости его пушек; стоит отметить, что во время этой осадной операции, первой, проводившейся с участием артиллерии, они использовались исключительно для уничтожения живой силы противника.

Вокруг внешних стен на северном берегу англичане устроили шесть фортов, но Солсбери не хватало войск для полного окружения. Промежутки между укреплениями патрулировали конные отряды, которые не могли поставить преграду гонцам или мелким конвоям. Реку не удалось полностью блокировать. Солсбери твердо решил уплотнить осаду и уже приступил к осуществлению своего плана, когда 3 ноября погиб от пушечного ядра; его преемником стал лейтенант Уильям де ла Пол, герцог Суффолкский.

Он участвовал в битвах при Азенкуре и Вернейле, доказал, что способен командовать людьми, и был неплохим дипломатом. Но Суффолк занимался осадой меньше, чем следовало. Год прошел без существенных изменений, и, когда наступил февраль 1429 года, орлеанцы, как и англичане в укрепленных лагерях, стали испытывать недостаток продовольствия.

В этот момент Бедфорд посылает из Парижа продовольственный конвой, в основном бочонки с сельдью, для Великого поста, под охраной тысячи лучников и тысячи двухсот парижских ополченцев. Командовал ими Джон Фастольф, попавший в легенды и пьесы Шекспира под именем Фальстафа, комического персонажа, но на самом деле это был способный офицер. Кто-то в окружении дофина узнал о снаряженном конвое, и граф Клермонский с набранным на скорую руку отрядом из 4 тысяч человек отправился ему наперерез. Он встретился с Фастольфом близ Руврэ 12 февраля, и состоялся не вполне обычный англофранцузский бой. Фастольф выстроил повозки в круг (видимо, он слышал, что так поступали гуситы в Богемии), поставив на бочонках с сельдью лучников, а между повозками копейщиков. Французы Клермона не справились с этим непривычным приемом обороны; отряд потерпел сокрушительное поражение, и с ним исчезли последние полевые войска французов.

Осада Орлеана