Текст книги "Ночной гость"
Автор книги: Фиона Макфарлейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Все находилось в миллиметрах от нее, особенно море и заходящее солнце, но дом был неимоверно далеко. Во время остановок она соскальзывала вниз, теряя драгоценные миллиметры. Но если она не останавливалась, ее глаза наполнялись болью, которую причиняла спина, а руки теряли чувствительность. Тогда ей приходилось ложиться на спину, раскинув руки, словно крылья, или вытянув их вдоль тела, касаясь бедер. Нащупав вздутия на юбке, она пошарила в карманах и нашла таблетки. Еще одна не повредит, подумала она, и проглотила таблетку, подавившись собственной слюной с песком. Потом приподнялась и продолжала путь. Возможно, это повторялось не раз. Она научилась выворачивать ноги наружу, чтобы не скользить по песку, и держаться за траву, чтобы замедлить скольжение. Стала дольше отдыхать, и кошки утратили к ней интерес. Рут прекрасно осознавала свое положение: голодная, растерянная и поглощенная неуместным желанием помочиться. Она понимала, что выбралась из тигриной ловушки, потому что теперь у ее ног не было лилий.
Солнце зашло еще до того, как Рут достигла границы сада. Теперь она двигалась быстрее: трава здесь была гуще и Рут редко соскальзывала вниз. Она отдохнула, лежа наполовину на газоне, наполовину на дюне и размышляя о том, сумеет ли она, собрав все силы, одним великолепным рывком добраться до дому. Чтобы собраться с силами, требовалось время. На небе появилась яркая звезда, или это была Венера? Гарри умел распознавать созвездия. Он учил ее, глядя на Венеру, определять, где находится полюс. Или это было в Северном полушарии? Небо все еще было светлее моря, но в городе на той стороне залива уже зажглись огни, рассыпался по небу Млечный Путь, и вскоре под звездами той галактики, быть может, побежит по берегу Фридин тигр.
Пока небо не потемнело, в доме не заметно было признаков жизни. Потом зажглось одно окно, за ним другое, так что одна половина тела Рут лежала в тени, а другая – в желтом прямоугольнике света. Чья рука зажгла эти лампы? Рут не знала. Разумеется, рука Фриды, но возможно, Гарри или ее собственная. До сих пор она никогда не испытывала головокружения лежа. Ей показалось, что из дома донесся мужской голос, но это мог быть и телевизор. Кошки вертелись поблизости, выпрашивая ужин, но Рут не захотела присоединиться к их хору. Она ни за что не закричит. Она снова поднялась и теперь ползла вперед на локтях, таща ноги за собой, пока не оказалась у дома. Цепляясь за стену, она села у задней двери и, прислонившись к ней головой, перевела дух.
В саду было тихо. Он был таким далеким от всего. Казалось, вечер медлит и неохотно пускает темноту. Рут, опершись о стену, думала о том, что Фрида ждет ее в доме, но в то же время Рут была внутри, в своем кресле, вместе с Фридой, и та заботилась о ней. Она была и в доме, и в саду, она была без Фриды, но вместе с ней, она была голодна. Кошки снова принялись мяукать – какой шум могли поднять эти крохотные создания, – и наконец кто-то распахнул дверь и молча встал над Рут. Она видела только свет. Чьи-то руки попытались ее поднять, но она оказала сопротивление. Она вырывалась, цепляясь за траву, и в конце концов руки сдались. Дверь закрылась. Кто-то расхаживал по кухне, кормил кошек, напевал и готовил сосиски. От жирного запаха сосисок в голове у Рут прояснилось. Она вдруг вспомнила, что коробка досталась ей не от отца. Это коробка Гарри, она досталась им от его семьи, с Соломоновых островов, и Рут не имела к ней никакого отношения. Как можно было об этом забыть?
Если коробка не принадлежала ее отцу, а двери не были заперты, тогда, быть может, Сува не столица Фиджи? И разве это так важно? От Фиджи почти не осталось никаких воспоминаний. Только ощущение, которое, вероятно, есть у каждого, что ее детство было в определенном смысле необыкновенным. Но она действительно была на королевском балу. Рут видела маленькую фигурку – королеву на балу. Странно было наблюдать за тем, как королева стареет. Поэтому Рут казалось, что сама она совершенно не меняется. Но, конечно, они обе менялись. Как и следовало ожидать, у них прибавилось ответственности, это неизбежно. Рут размышляла над тем, должна ли королева помогать тебе замечать течение времени: каждый год ты видишь ее профиль на обратной стороне монет, который с возрастом становится мягче, но вместе с тем из-за нее ты вообще теряешь чувство времени в том смысле, что королева на своем далеком троне представляется чем-то неизменным и застывшим. Ее ночное появление на балу, на другой стороне планеты, было совершенно неправдоподобным. Но что-то было в том, что в один из дней 1953 года они одновременно оказались в одном и том же месте. Поэтому Рут почувствовала себя уязвленной, когда Филип завел речь о том, что королева вовсе не нужна, что она анахронизм, когда же Рут возразила ему, указав на достоинство и терпение королевы, Джеффри, как всегда, поспешил сказать: «Мы ничего не имеем против нее лично, ма». – «Верно, – согласился Филип, – я уверен, что она соль земли».
Но разве соль не убивает растения? Разве засоленные поля не бесплодны? Кто тогда захочет быть солью земли? И разве соль не приходит с моря? Выходит, соль земли – это песок. А Фрида ненавидит песок. Рут казалось, что, проснувшись однажды утром, она обнаружит, что Фрида смела весь песок в море. Она представляла себе ее с большой метлой, сметающей песок, и мысленно видела послушные волны, которые принимали все, что она в них бросала. Оголившийся пляж опустеет: камни и ископаемые, нескромные кости динозавров, огромных окаменелых морских чудовищ, пепелища древних пожаров. После Фриды все станет чистым, белым и мертвым. Она все промоет своим эвкалиптовым раствором и лишь тогда почувствует себя счастливой. Рут не могла сказать, хочет ли она, чтобы Фрида была счастливой. Раньше, еще совсем недавно, у нее было собственное мнение. Фрида, Фрида, Царица Савская, Королева. И там же, при королеве, исполнявшей свои обязанности, был Ричард, целующий Рут, но все время любивший другую. Мысль об этом – о Ричарде, любящем другую, любящем ее или, возможно, их обеих, или, возможно, это было одно и то же – утомила ее больше, чем подъем на дюну. Эта мысль превратилась в дерево можжевельника, внучек пиратов и в похороны, в то время как она, Рут, даже не была уверена, что ей удастся снова подняться на ноги.
Сзади раздался шум, скрипнула дверь, и чьи-то руки унесли Рут из сада. Она слишком ослабла и не могла сопротивляться. Никто не сказал ни слова, но двери открылись и закрылись, а потом она лежала в своей постели. Она выпила воды и проглотила несколько таблеток. После этого ее никто не беспокоил. Рут все лежала и лежала, она проголодалась и забеспокоилась, но так как к ней никто не подошел, она заснула. Утром спина не болела, и солнце приглашало погулять по травке. Рут почувствовала, что в доме не спит она одна: ни мужей, ни мальчиков – никого. Она скатилась с кровати и нашла свою сумку в кабинете Гарри. Кошелек лежал внутри. Рут понимала, что почему-то надо действовать быстро и бесшумно. Когда она закрыла за собой наружную дверь, та тихо скрипнула.
Трава на тенистой аллее была такой высокой! Это сулило хороший урожай. Этим путем по утрам ходил Гарри, сначала по подъездной дорожке, потом по дороге, поэтому Рут направилась к дороге и посмотрела вниз. Она с удивлением заметила людей на автобусной остановке. Они столпились вокруг, как будто там что-то случилось. Рут осторожно начала спускаться с холма. Внизу широко раскинулось море, которое стало еще красивее из-за тянувшейся вдоль берега дороги. Из-за стеклянного блеска водной глади морю не хватало цвета, но ближе к берегу оно становилось зеленым. Рут вспомнила, как объясняла детям, что блеск воды был отражением тысяч и тысяч солнц от волн, плескавшихся под разными углами; каждый отблеск был повторением солнца. Ей надо чаще сюда приходить.
Как оказалось, люди, стоявшие на остановке, собрались здесь не потому, что что-то случилось, а в ожидании автобуса. Они пришли с пляжа, небо над морем обещало дождь. Мысль о дожде огорчила Рут, но она чувствовала себя на редкость умиротворенно, оставив позади перипетии своей жизни и чувствуя себя причастной к счастливым судьбам окружавших ее людей, как будто все они стояли в очередь к вратам в Царство Божье. Приехал автобус. Она замешкалась с мелочью, но ей помогли. Водитель выбрал монетки с ее ладони, как птица, склевывающая червяков. Вежливый молодой человек уступил ей место. Она, расчувствовавшись, села, ощущая любовь и заботу, и стала наблюдать за тем, как молодой человек, лишившийся места, проходит вглубь автобуса. В заднем стекле, как на картине, появилась крепкая женщина, спускавшаяся с холма. Над морем нависли серые облака. Заднее стекло начало удаляться от женщины. «Ах, она не успеет!» – воскликнула Рут, хотя не испытала никакого сожаления. Мужчина, сидевший через проход, скептически посмотрел на нее, и Рут улыбнулась. Когда Фрида подбежала к остановке, автобус уже взобрался на вершину следующего холма.
13
Автобус высадил Рут на склоне холма, на улице, где вместо магазинов и вокзала она обнаружила одни дома. Их темно-оранжевые черепичные крыши выделялись на фоне моря, как будто предупреждая о приливе или наводнении. Горизонт располагался выше, чем обычно, и поэтому море так нависло над домами, что у Рут закружилась голова, и ей пришлось идти, держась рукой за низкие кирпичные стены. В конце концов она вспомнила эту улицу. Однажды она была здесь с Джеффри, когда тот был маленьким. Он уронил мелочь, та закатилась под машину, и Рут не пожалела своей спины, чтобы ее собрать. Джефф не плакал, просто стоял, крепко сжав кулачки, с выражением нестерпимой тревоги на лице. Когда она вернула ему мелочь, он в самых изысканных выражениях торжественно поблагодарил ее, словно маленький иностранец, которому турист оказал услугу. Через несколько минут он потратил эту мелочь на булку и снова стал счастливым непослушным ребенком. По улице прошла большая рыжая собака. Она внимательно поворачивала голову из стороны в сторону, как будто охотилась. Прижавшись к стене, Рут остановилась. Ей нравились аккуратные непритязательные дома, тенты над окнами с белыми рамами и кирпичные заборы, такие же рыжие, как собака. Один из этих домов, возможно, принадлежал Фридиной матери. Плечи у Рут болели, как будто она всю ночь таскала тяжести.
Свернув за угол, она оказалась на главной улице города. Магазины жались друг к другу опрятными рядами. Казалось, что сейчас Рождество, потому что поперек улицы тянулись гирлянды лампочек. Быть может, теперь всегда горят огни, чтобы придать покупкам праздничность. Рут вспомнила веселого мясника, который каждый год вывешивал грамоты, объявлявшие его Колбасным королем Южного побережья. Этот, несомненно, официальный титул он получал год за годом и ревностно отстаивал. По улице проехало такси, и Рут спряталась от него в дверном проеме мясной лавки. Своим маневром она заблокировала вход, поэтому ей, двери и женщине за дверью пришлось проделать несколько веселых па, и женщина, выйдя наружу, ее узнала.
– Миссис Филд! Рут! – воскликнула женщина.
Она была такой маленькой – «petite», как сказала бы мать Рут, – что Рут вспомнила о крошечной игрушке из дорогого рождественского календаря. Рут попыталась изобразить на своем лице гримасу узнавания, но, видимо, это ей не удалось, потому что женщина с надеждой произнесла:
– Я Эллен.
– Ах, Эллен! – воскликнула Рут и, произнеся имя вслух, вспомнила ее как Эллен Гибсон. – Как забавно! Вы тоже здесь живете?
– Да, да, конечно, – сказала Эллен. – Я собиралась вам позвонить. Как приятно снова вас видеть!
Рут просияла. Да, приятно – какое верное слово, красивое и недооцененное. Оно означало не только любезность, но и благородную попытку быть внимательным и добрым. Приятных людей в этом мире, подумала Рут, считают безропотными и слабыми. Ранимыми, подумала она. Но Рут ценила приятных людей, как и Эллен Гибсон. Это связывало их. Вот почему Эллен остановила свою машину, чтобы спросить пожилого человека с изысканными манерами, который странно дышал на краю дороги, как он себя чувствует.
– Как поживаете? – спросила Эллен.
– Очень хорошо, моя милая. И конечно, у меня есть Фрида. Она мне помогает. – В тот момент Рут думала о Фриде как о защите и опоре, которой она обладает. – Фрида убирается и все готовит. Она моя правая рука.
– Я очень рада, – сказала Эллен. – А что привело вас в город? Покупки?
Рут в точности не знала, что ее привело. Но ей казалось, что в конце концов она должна оказаться на вокзале.
– Хотите, я куда-нибудь вас подвезу? – спросила Эллен. – Я с удовольствием подброшу вас домой. Мне нравится ездить той дорогой.
Рут захотелось согласиться, потому что это порадовало бы Эллен. Как приятно радовать людей! Но это было невозможно.
– Я не хочу домой, – ответила она.
– Хорошо, – согласилась Эллен. Из-за сдвинутых на волосы солнцезащитных очков у нее на макушке поблескивали вспышки света. – Давайте я отвезу вас куда-нибудь еще.
– Мне нужно кое-что купить. – Рут заглянула в кошелек, надеясь обнаружить там список покупок. Она всегда брала с собой в город такой список, но сегодня его там не оказалось – такое часто случается. Но рядом была мясная лавка. – Сосиски, – проговорила она, и дверь в мясную лавку скрипнула, когда она ее открыла.
Внутри магазина стоял холодный запах крови. Эллен с удивленным лицом осталась на улице, но Рут не стала из-за этого расстраиваться. Колбасный король Южного побережья стоял за прилавком, болтая и лучезарно улыбаясь, а его придворные заказывали бараньи котлеты и бифштексы. К тому же он помнил, как ее зовут. Неужели ее имя помнят все?
– Миссис Филд! – воскликнул он.
Она почувствовала себя знаменитостью. Возможно, именно поэтому ему присуждалось это почетное звание год за годом; не за колбасу, а за память. Когда-то Рут знала, как зовут Колбасного короля. На Новый год, когда Рут с семьей приезжала на побережье, он всегда устраивал прием для «любимых клиентов». Она бывала у него дома. Он готовил барбекю с безудержной гордостью и заставлял гостей пробовать все подряд. Теперь он ей подмигнул, что на его языке означало: «Я не хочу обслуживать эту женщину, я хочу обслуживать вас и не могу дождаться этого момента», и улыбнулся. Рут ждала своей очереди. Они с Гарри часто подшучивали над веселыми заигрываниями Колбасного короля, не оскорблявшими никого из мужей. Она знала этого человека почти сорок лет.
– Миссис Филд, – сказал он, поворачиваясь к ней.
Он был высокий, веселый и подтянутый. Она вспомнила, что он был очень огорчен из-за сына, который не захотел стать мясником. Или, наоборот, захотел. Колбасный король был в полосатом фартуке, а его руки казались совершенно безволосыми. Руки были большими, розовыми и молодыми из-за возни со всем этим мясом.
– Давненько мы вас не видели в городе, – сказал он, подмигивая. – Скажите мне, где вы все время скрывались?
Это она тоже помнила. Он по-королевски всегда употреблял множественное число, как бы говоря от своего лица и от лица колбас. Но как же его зовут?
– Нигде, – робко ответила она. Он всегда вгонял ее в краску, и, вероятно, по этой причине она понимала, что его ухаживания вполне невинны. – У меня теперь есть помощница, которая делает покупки.
Фрида всегда покупала мясо в супермаркете, в пластиковой упаковке; Колбасный король этого не знал, но все же Рут, почувствовав свою вину, вновь покраснела.
– Очень рад вас видеть снова, – сказал он и повернулся к другим покупателям, которые были моложе Рут и Колбасного короля. – Миссис Филд – одна из моих старейших постоянных клиентов. Мы знали друг друга еще до того, как вы все родились.
Рут снова залилась краской. Никто из присутствующих не был настолько молод, – возможно, это она была так стара.
– Что вам сегодня предложить? – спросил он. – Баранина просто чудо. Молодая баранина.
– Ах да, баранина. Из Новой Зеландии.
– Австралийская баранина, миссис Филд! Всегда! Итак, для жаркого? Или отбивные?
– Даже не знаю, – сказала Рут.
Другие покупатели забеспокоились с вежливым раздражением. Многие из них пришли в магазин раньше верной миссис Филдс.
– Для котлет, – сказала она, чтобы не получить нагоняя от Фриды. Возвращаясь из супермаркета, Фрида долго рассуждала о дороговизне.
– Значит, отбивные. Сколько? Сколько? – пел Колбасный король. Его проворные розовые руки выбирали отбивные получше, сдвигая пластиковую петрушку. – Пять девяносто девять килограмм, для вас пять пятьдесят.
В ответ на щедрую любезность Колбасного короля покупатели покачали головой.
– Пять пятьдесят, – повторила Рут.
– Что-нибудь еще? – Он завернул баранину в белую вощеную бумагу.
Рут нравилась прохладная тяжесть пакетов с мясом – они напоминали ей детей.
– Это все, – сказала она, желая обрести уверенность в том, что это действительно все.
– А сосиски? Знаете что, я брошу вам парочку туда же, за счет заведения.
В магазине назревал мятеж. Дверь распахнулась, зазвонил колокольчик. Кто-то ушел. Колбасный король запеленал сосиски в белую бумагу. Рут заметила, что он подмигнул другой женщине, которую он будет обслуживать за ней.
– Итак, пять пятьдесят для миссис Филд.
Рут кивнула. Она открыла кошелек, но там не оказалось денег, только несколько монет, оставшихся после поездки на автобусе. И еще библиотечная карточка.
– О господи! – воскликнула она. – Я забыла кошелек. – (Колбасный король посмотрел на кошелек в ее руках.) – То есть я хотела сказать, что он пустой. Какая же я бестолочь!
Он держал наготове мягкие белые пакеты.
– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, – успокоил он, но теперь он смотрел на других покупателей и усмехался.
Его усмешка говорила: «Безмозглая старушонка». «Старая, старая, старая» и «глупая, глупая, глупая», говорила она. Однажды, когда король был еще молодым, он подарил ее сыновьям шапки из вощеной бумаги, и они с восторгом носили их целый день.
– Даже не могу себе представить… – начала Рут, но женщина, которой он подмигивал, шагнула вперед и деловито, но доброжелательно и протянула Колбасному королю шесть долларов.
– Ну вот! – воскликнул он, как будто с молодой бараниной случилось истинное чудо.
Как он любил этот мир и как ему доверял! Это было написано у него на лице. Он потрепал женщину по руке. Она получит приглашение на новогоднее барбекю.
– О, спасибо, огромное спасибо, – сказала Рут, забирая свои пакеты с их мягким детским весом.
У нее промелькнула мысль о том, чтобы послать Фриду с шестью долларами к своей спасительнице, но женщина уже делала заказ, сложный заказ, рассчитанный на большую семью и потребовавший всей сноровки восхищенного мясника. Выражение его лица решительно не допускало никакого вмешательства или дальнейших благодарностей.
– До свиданья, миссис Филд! – воскликнул Колбасный король.
Рут помахала ему рукой, прижимая свертки и пустой кошелек к груди, а женщина распахнула перед ней дверь.
Дернулся колокольчик. Когда она выходила на улицу, покупатели засмеялись какой-то шутке мясника. Рут ненавидела его и его грубые заигрывания. Вот Гарри был по-настоящему добр, по-настоящему галантен. Он не устраивал из этого спектакля. Она скажет ему об этом, когда вернется домой, и еще спрячет это постыдное бесплатное мясо от Фриды, которая нередко возмущалась всякими нахлебниками, теми, кто пользовался бесплатной раздачей еды, а не зарабатывал себе на жизнь тяжелым честным трудом. Фрида никогда не узнает о пустом кошельке, об оскорбительно услужливой женщине и искушении, испытанном при виде свежей баранины, и не будет сердиться. Эти мысли пробудили у Рут потребность в действии. Куда пойти теперь? Вокруг было множество привлекательных мест. Рядом находилась аптека, через дорогу булочная, а дальше банк. Интересно, почему она не приезжала в город чаще? Где она оставила машину? Она никогда этого не помнила. В конце улицы был вокзал, с которого каждые три часа отправляются поезда в Сидней. Почему думать об этом так приятно? У нее по-прежнему болели руки.
Перед аптекой стояли в ожидании два мальчика с тем особым скучающим и возбужденным видом, какой бывает у мальчиков, которым за терпение обещана награда. Они с интересом рассматривали каждую проезжавшую машину. Когда улица пустела, их плечи уныло опускались. Они переминались с ноги на ногу, покачиваясь, как новорожденные жирафята. У них были мальчишеские лица, как у певчих в церковном хоре во время рождественского представления, и длинные светлые волосы, которые они отбрасывали с лица красивым движением головы. Должно быть, им было девять и одиннадцать лет. Старший мальчик был уверен в своих жестах, в движениях головы и ног, а младший ему подражал, поэтому их сходство казалось не столько генетическим, сколько результатом упорной тренировки. Сердце Рут преисполнилось горячей любовью к этим мальчикам, ждавшим около аптеки и изгладившим воспоминания о Колбасном короле. Они были в серо-голубой школьной форме. Они ждали, понурясь, в тени полосатого тента, и за проявленное ими терпение она купила бы каждому из них по молочному коктейлю или мороженому, если бы они захотели. Наверняка на это хватит мелочи.
Рут поспешила к ним, раскрыв объятия, ее кошелек упал прямо к их ногам, и старший мальчик поднял его и протянул ей. Он был с нее ростом и держал кошелек с робкой, почти женственной элегантностью, превратившей его лицо в любезную маску.
– Спасибо, мой дорогой! – воскликнула Рут и обняла его.
– Не за что, – быстро пробормотал он тем хриплым срывающимся голосом, который бывает у мальчиков в переходном возрасте, и она отпустила его неподатливые плечи.
– Вы так терпеливо ждете, какие вы хорошие мальчики. Как насчет молочного коктейля?
Рут протянула руку к младшему, который спрятался за спину старшего брата и посмотрел на нее так, словно она совершила ужасную бестактность прямо на улице. Но Рут знала, как мальчики ведут себя в определенном возрасте, она умела не обращать внимания на предательски сжавшееся горло и весело потрепала его по голове:
– Что скажешь? Молочный коктейль или, может быть, мороженое? Ты наверняка его заслужил.
– Мам, – озадаченно и, пожалуй, немного испуганно произнес он и посмотрел через ее плечо на женщину, выходившую из аптеки.
– Еще раз здравствуйте, – сказала женщина, оказавшаяся Эллен Гибсон. – Вы познакомились с моими мальчиками? Это Бретт, а это Джейми. Мальчики, это миссис Филд.
Мальчики кивнули светлыми головами и слегка присели. У них была та же застенчивая улыбка. Их звали Бретт и Джейми. Казалось, они решили скрыть возникшую неловкость от матери.
– Вы купили мясо, Рут? Можно мне теперь отвезти вас домой?
Рут посмотрела в сторону вокзала. Она не может заплатить за билет библиотечной карточкой. К тому же мясо испортится.
Мальчики уже пошли куда-то. Пошла и Эллен. Рут пришлось последовать за ними. Море отступило, как если бы его опустили с помощью лебедки, и в этом было что-то от капитуляции.
– Сюда. Моя машина красная. – Эллен улыбалась и кивала точно так же, как ее сыновья. – Сначала я отвезу мальчиков в школу, хорошо? Они сегодня были у дантиста и поэтому опаздывают.
Мальчики, уже пристегнутые на заднем сиденье, как по сигналу, шумно вздохнули, как будто им не понравилось, что их визит к врачу обсуждается публично. Рут почувствовала себя неловко. Наверное, ее место было обещано одному из них, а теперь она его захватила.
– О господи, – сказала Рут, которой никак не удавалось застегнуть свой ремень безопасности.
Эллен со щелчком вставила его в гнездо, пока Рут держала руки вверх, словно под дулом пистолета, по обе стороны от своего склоненного лица.
Школа была недалеко. Мальчики побежали к входу и, казалось, провалились в него. Рут изумило, как они вообще могли передвигаться на своих длиннющих ногах.
– Наверное, они будут очень высокими, да? – сказала она.
Эллен с улыбкой кивнула:
– Как их отец. – Она гордилась ими и провожала взглядом, пока они не скрылись из виду.
– Забавно смотреть, как растут дети.
– Это счастье, – сказала Эллен.
Рут критически рассмотрела эту возможность. Нет, подумала она, это печально и странно. Дети – это что-то очень временное. Когда родился Джеффри, Гарри, погладив сына по носу, сказал: «Поразительно, что это навсегда». Но это было не навсегда. Это не продолжалось и месяца. Через несколько недель Джеффри стал другим. Слепой, дрожащий, мокрый Джеффри исчез. Он стал розовым и пухлым. И тыкался в лицо, как кошки. Рут подумала, что скучает по своим детям, но не таким, какими они стали сейчас, когда у них появились собственные дети, а таким, какими они были в детстве. Она никогда их больше не увидит. Джеффри на берегу, когда они приезжали сюда только на каникулы. Тяжело дышавшего Филипа. Их маленькие ладошки. Ей безумно захотелось выругаться.
– А теперь я отвезу вас домой, – сказала Эллен.
– Вы знаете дорогу? – спросила Рут, так как ее одолели сомнения.
– Да. Но вы подскажете мне, где свернуть.
Рут попыталась представить себе поворот, но увидела только траву, высокую выцветшую траву, в которой разгуливал тигр. Она неопределенно улыбнулась. Ей было так удобно в машине, которую уверенно вела Эллен. Они проехали город, потом море. Угроза дождя исчезла, и бледное безоблачное небо побелело.
Эллен хотелось знать, чем занимается Рут, бывают ли у нее гости, гуляет ли она и получает ли от прогулок удовольствие?
– Как ваши сыновья? – спросила она.
И Рут ответила:
– Они вырастут очень высокими.
– Вы часто выбираетесь в город?
– Довольно редко. Знаете, как это бывает. Дела, дела, дела.
– О да, – подтвердила Эллен.
– Вам это знакомо. Вы мать.
– Вам кто-нибудь помогает?
– Обо мне очень хорошо заботятся, – сказала Рут. Машина ехала так легко. – Но это еще не все. Меня защищают.
– Защищают? От чего?
Рут уловила удивление в голосе Эллен – в последнее время она чутко улавливала малейшие изменения в реакции собеседника, они служили важным сигналом, предупреждая о том, что ей, возможно, следует пересмотреть свои предшествующие реплики, – поэтому она ответила:
– От превратностей судьбы.
– Беспощадной судьбы, – со смехом проговорила Эллен.
Рут была благодарна ей и также Фриде, которая, не жалея сил, неусыпно заботилась о доме, и о кошках, и о ней самой и к тому же прогнала тигра. Но у нее возникло опасение, что она вызвала неодобрение Фриды. Почему она ее боится? Страх пришел и ушел. Тогда она смутно вспомнила, что вчера устроила в доме разгром, разбросала таблетки по полу и цветы по дюне. Неудивительно, что Фрида сердилась.
Море, когда Рут ехала на большой скорости, было другим. Солнце сияло из каждой частицы неба и воды, отовсюду лился яркий свет. Закрыв глаза, Рут увидела яркий розовый цвет. Почувствовав, что машина едет в гору, она сказала: «Теперь направо». Потом, когда она открыла глаза, ей показалось, что она впервые подъезжает к дому. Она увидела траву и густой кустарник, от которого следовало расчистить подъездную дорожку, одичавший запущенный сад и посреди всего этого буйства аккуратный дом с чисто вымытыми окнами. От него исходили опрятность и покой, но вместе с тем он выглядел не совсем обычно. За ним поднимался легкий дымок, тускло-серый и почти невидимый на фоне моря. Эллен остановила машину.
Фрида сидела на нижней ступеньке перед входной дверью, безучастно глядя перед собой. Ее лицо выражало покорность судьбе, а руки безжизненно висели на коленях с вывернутыми наружу кистями, как бы в ожидании наручников. Но, заметив незнакомую машину, она поднялась со ступеней с медленной сосредоточенностью, заставлявшей вспомнить о ее мифическом тучном прошлом. Эллен, перегнувшись через Рут, распахнула дверцу, и Рут вдруг захотелось, чтобы дверца захлопнулась опять. Захотелось отгородиться от Фриды. Но было уже поздно: Эллен вышла из машины, а Фрида приближалась. Рут завертелась на сиденье, и ее ноги повисли в воздухе, как это бывает с детьми. Похоже, это подвигло Фриду на более решительные действия. Она протянула руки, раскрыв Рут объятия, и Рут подчинилась. Тело Фриды никогда не было так близко. От него исходило взволнованное тепло. Рут вспомнила это объятие. Так она обняла Джеффри в тот день, когда вернулась из больницы с его малюткой-братом. Возможно, Фрида совсем не сердится. Эллен отвела глаза и стала вглядываться в окутанный дымом дом.
– Господи, где ты пропадала? – воскликнула Фрида.
Но Рут, не забыв о манерах, отпрянула назад и повернулась к Эллен.
– Это Эллен, – сказала она. – Фрида, это Эллен.
– Здравствуйте, – сказала Эллен. – Вы сиделка Рут?
– Я социальный работник. – Фрида выпустила Рут из объятий.
– Фрида, позвольте мне спросить, что здесь происходит? – Эллен была лаконична и уверенна. Она напоминала детектива до тех пор, пока Фрида не сделала к ней страшного шага и разница в их размерах не стала пугающей.
– Что происходит? – огрызнулась Фрида, но потом, вероятно пересмотрев свою позицию, сбавила тон: – Я чуть с ума не сошла, когда Рути исчезла. Я ждала своего брата, чтобы он помог мне ее найти.
Тон был мягкий, но вместе с тем деловитый и независимый. Рут стояла у двери со своим кошельком и свертками с мясом, опасаясь, что встреча Эллен с Фридой плохо кончится. Она чувствовала горьковатый запах старого лесного пожара.
– Вы не знали, что она ушла из дома?
– Я хватилась ее, когда она уже была на полпути к остановке. Послушай, – сказала Фрида, обращаясь к Рут, – ну и номер ты отколола. – Сделав шаг назад, она притянула Рут к себе одной рукой. Эллен, загремев ключами, бросила взгляд на машину.
– Лучше поблагодари свою подругу, – сказала Фрида, – за то, что она доставила тебя домой в целости и сохранности.
И Рут, понимая, что в этом нет нужды, улыбнулась Эллен. А Эллен улыбнулась Рут. Между ними было взаимопонимание.
– И часто это случается? – спросила Эллен, глядя на Рут.
– Раньше такого не было, – ответила Фрида. – Но со старичками обычно так и бывает. Они воображают, что должны что-то сделать, и уходят.
– Если вам когда-нибудь захочется поехать в город, – Эллен по-прежнему обращалась к Рут, – позвоните мне. Я с удовольствием пообедаю с вами. У вас есть мой телефон, верно? – Она перевела взгляд на Фриду. – У нее есть мой номер телефона. Эллен Гибсон. Я та женщина, которая… помогала, когда…
Фрида деловито кивнула. Разумеется, ей известны подробности смерти Гарри, но это не означает, что она считает свой труд, ежедневную заботу о вдове, более скромным, чем блестящее участие Эллен в происходящем.
– Ну хорошо, – сказала Эллен и повернулась к машине.
Казалось, она чего-то ждет – возможно, заверений в том, что она действительно может идти. Фрида не сделала ни шагу ни к Эллен, ни к дому. Она как будто вросла в это место мягкими корнями и древесным стволом, твердо решив остаться здесь навсегда. И не выпускать из объятий Рут.
