Текст книги "Тайна черного янтаря"
Автор книги: Филлис Уитни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Сильвана Эрим нетерпеливо взглянула на Трейси, но, заметив в руках Халиды сверток, переключила на него все свое внимание.
– Вы привезли домой самовар! Хорошо…
Трейси пришлось повиноваться властному взмаху руки миссис Эрим и войти в комнату. Она с тревогой наблюдала за тем, как служанка ставит сверток на стол, Сильвана срывает с самовара газеты, и вот он уже стоит во всей своей красе, такой изысканный и важный, словно, как человек, дает понять, что уже одно только его присутствие делает каждый дом дворцом.
Сильвана обошла вокруг самовара, что-то взволнованно бормоча по-французски и от удовольствия хлопая в ладоши. Ее ярость от ссоры с деверем мгновенно улетучилась. Она раскраснелась. У Трейси не было никаких сомнений, что разговор с Мюратом сильно ее расстроил, но самовар действительно отвлек ее внимание.
– О, за ним плохо ухаживали, – печально заметила миссис Эрим, с восхищением дотрагиваясь до пузатых боков. – Естественно, я не собираюсь пить из него чай, но его все равно необходимо отполировать до блеска. Я сделаю это сама.
Она что-то сказала Халиде по-турецки, очевидно объясняя деревенской девушке, откуда взялся самовар, какова его история. Глаза Халиды начали расширяться. Вдруг она попятилась и точно так же, как мальчишка в лавке, выскочила из комнаты.
Сильвана рассмеялась.
– Наши деревенские девушки всего боятся и верят в глупые суеверия, – объяснила она Трейси. – Они с благоговением относятся к патриархальным обычаям. Вы обратили внимание на то, что Халида всегда ходит с покрытой головой? Она делает это потому, что до сих пор в Турции некоторые считают, будто женщинам нельзя показывать волосы мужчинам.
Сильвана обошла маленький столик, на котором стоял самовар, не сводя с него восторженного взгляда.
– Анатолийский самовар! – негромко воскликнула она. – Так его называют. Конечно, самовар сам по себе не может приносить зло, как думает Халида. Просто он оказался свидетелем многих жестокостей. Легенда гласит, что мать султана пила чай из этого самовара в тот роковой день, когда ее зарезали после обеда. Развалины ее летнего дворца, в котором она погибла, недалеко отсюда.
– Может быть, это те развалины, по которым я вчера ходила? – спросила Трейси.
– Да… те самые. Кстати, как ваша нога?
– Она меня уже не беспокоит, – ответила Трейси. Сильвана не могла надолго отвлечься от самовара и продолжила рассказывать его историю.
– Трагедии, происходившие в присутствии этого самовара, можно перечислять очень долго. Он был, например, при том, когда задушили юного сына султана. Если вспомнить, сколько жен имели султаны, неудивительно, что в гареме всегда бушевали зависть и ревность. Фавориткам султана приходилось день и ночь быть начеку. Они боялись тех жен султана, которые хотели посадить на трон своих сыновей, и придворных, которые боялись, что у них отнимут власть. Босфор славится своей кровавой историей. Говорят, что значительно позже, когда самовар был похищен из музея, вор, сделавший это, тоже погиб. Но я могу совершенно спокойно слушать такие леденящие кровь истории.
Трейси с трудом заставляла себя слушать миссис Эрим. Она вспомнила про шарф, который нашла в развалинах вчера вечером, и ее взгляд двинулся в глубь комнаты в поисках знакомой ткани. Конечно, вот же он… тот самый шелк – на подушках на диване под окнами.
Девушка взяла в руки одну подушку.
– Какой замечательный шелк!
Сильвана рассеянно кивнула.
– Да… его привезли из Дамаска. Я купила целый рулон в прошлом году.
– Из него вышел бы очаровательный шарф, – задумчиво произнесла Трейси.
Сильвана похлопала по боку самовара и по-хозяйски обняла его.
– Наверное, его у вас больше не осталось? – не отступала от своего Трейси.
Сильвана равнодушно посмотрела на подушку.
– Да, я его весь использовала. А последний кусок пошел как раз на шарф. Я подарила его Нарсэл. – И только после этих слов ее внимание наконец сфокусировалось на Трейси. – Насколько я поняла, мистер Рэдберн в конце концов позволил вам остаться на неделю. Вы уже начали работать? Как продвигается дело?
– Не слишком быстро, – ответила Трейси. – Очень много перерывов и помех. – Она внимательно наблюдала за лицом Сильваны, мысленно спрашивая себя, что известно француженке об утреннем происшествии в кабинете Майлса.
– Меня очень удивило его разрешение. Может, мисс Хаббард, в вашей работе есть нечто такое, о чем вы не хотите нам рассказывать?
Трейси понятия не имела, что она имела в виду, но тем не менее, насторожилась.
– Я вас не понимаю, – осторожно проговорила она.
– Ничего страшного. – Улыбка Сильваны стала еще таинственнее. – Не буду вас задерживать, раз вы так заняты. Спасибо за то, что принесли самовар.
Попрощавшись с Сильваной, Трейси вышла. Прошла по крытому переходу в яли, поднялась на третий этаж, сняла по пути пальто и бросила его на стул в верхнем салоне. Потом сняла берет и пробежала пальцами по волосам. Клипсы легко запрыгали по щекам, и она сняла их, сунула в берет. Необходимость носить их, чтобы доказывать свою независимость, исчезла.
8
Когда Трейси подошла к двери кабинета Майлса, она увидела, что он оставил ее открытой. Неудивительно: стояла по-весеннему теплая погода. Рэдберн работал, нагнувшись над чертежной доской, и она вновь удивилась, как он умеет концентрироваться на работе. Он рисовал черными чернилами.
Художник поднял на нее глаза.
– Вы смотрите на меня так же, как смотрели утром в мечети. Что означает этот взгляд на вашем лице? – спросил он.
– Простите, если я пялилась, – извинилась Трейси, входя в кабинет. – Вы были так сосредоточены на работе, что я не хотела отрывать вас.
Рэдберн раздраженно буркнул:
– Не обманывайте меня, я по вашим глазам вижу, что дело не только в нежелании отрывать меня от работы. О чем вы сейчас думали?
Его настроение, по сравнению с тем, какое оно было в ресторане, изменилось. Но, по крайней мере, подумала Трейси, он больше хоть не гонит меня.
– Меня восхищает ваша способность копировать эти мозаики. Они напоминают мне лес из перевернутых шпилей соборов.
Какую-то долю секунды Трейси боялась, что он бросит со злостью в нее кистью или спрячется за своей стеной отчуждения. Рэдберн не сделал ни того, ни другого. К ее изумлению, он громко рассмеялся. Смех был не очень радостным, но в любом случае он был лучше хмурости.
– Хорнрайт должен непременно узнать, как вы выполняли его задание. Мне кажется, он не понимал, кого спустил на меня, а также того, какому риску подвергает вас, посылая сюда. Что ж, я признателен вам уже за то, что вы не молчите, а откровенно говорите, что думаете, какими бы дурацкими ни были ваши выходки. Но должен вас предупредить, что я являюсь вашей проблемой только в тех пределах, в каких это касается рукописи книги.
После этих его слов к Трейси неожиданно вернулось чувство юмора, и она улыбнулась, представив картину, которую он нарисовал.
– Постараюсь запомнить, – весело ответила она.
– Ну и хорошо! – В голосе Майлса прозвучала озабоченность, несмотря на шутливый тон ее последнего замечания. – А сейчас вы можете продолжить наводить порядок. Я не могу больше выносить безобразие, которое творится у меня под столом. Я предпочитаю свои собственные формы беспорядка.
Трейси почувствовала, что он хотел уколоть ее, и поэтому решила держать себя в руках, сохраняя, несмотря ни на что, полнейшее хладнокровие. Она подошла к столу, приподняла юбку и села, скрестив ноги, как турчанка. Трейси решила забыть о том, что может означать это происшествие, и просто разложить материал по соответствующим стопкам, не думая ни о чем, даже о Нарсэл и шарфе, принадлежавшем ей.
В кабинете царила тишина, изредка прерываемая только тихим шорохом бумаг. Работая, Трейси все больше и больше начинала интересоваться самой книгой. Она собирала страницы, относящиеся к периоду сельджукских турок, и время от времени пробегала глазами текст. Очевидно, сельджуки оставили после себя в мечетях и мавзолеях мозаики поразительной красоты. Они пришли на эту землю до принятия ислама, и в их мозаиках изредка попадались изображения людей и животных. Они часто использовали бирюзу, белый индиго и позолоту. На некоторых мозаиках встречался розоватый оттенок, отмечал в рукописи Майлс, но он появлялся под воздействием вещества, которое соединяло плитки. Несколько цветных репродукций иллюстрировали великолепие сельджукских мозаик.
Трейси так увлеклась поисками рисунков, соответствующих тексту, что, когда Майлс Рэдберн заговорил с ней, она испуганно вздрогнула.
– Когда я вернулся домой пару часов назад, то услышал большой шум. Кажется, Сильвана и Мюрат поссорились. Не знаете, что там у них произошло?
Трейси удивилась, что он спрашивает ее об этом.
– Понятия не имею, в чем дело, – ответила она. – Мы с Нарсэл поднимались по лестнице к салону миссис Эрим, когда доктор Эрим выскочил оттуда и помчался вниз. Нарсэл бросилась за ним, и после этого я ее больше не видела. Мы с Халидой отнесли миссис Эрим самовар. Она показалась мне очень расстроенной, но я не знаю, по какой причине. Естественно, миссис Эрим не стала мне ничего объяснять.
Майлс вернулся к каллиграфии, и в комнате вновь воцарилась тишина. Трейси добралась наконец до уже знакомого ей материала, который сортировала вчера, и работа пошла быстрее. Молчание вновь нарушил Майлс, взявший на этот раз мягкий, рассудительный тон, словно хотел в чем-то ее убедить.
– Наверное, описание узоров мозаик и их истории со стороны может показаться элементарным копированием и конспектированием, и тем не менее, это необходимо делать. Очень много памятников старины разрушается, процесс этот неумолим, остановить его практически невозможно. Знаете, в Турции еще совсем недавно не существовало описательной истории и было мало архивов, куда можно было обратиться за консультацией, сделано всего-навсего несколько переводов. Но не думайте, что я занимаюсь этой работой в одиночку. Собирать материал мне помогает множество помощников. Когда книга наконец увидит свет, их труд будет вознагражден.
Трейси подняла голову. Со своего места на полу она могла видеть Майлса, сидящего на стуле и нагнувшегося над чертежной доской. Контраст света и тени подчеркивал суровость черт его лица и скорбную линию рта, но как бы приглушая его всегдашнюю холодность, которая так часто вызывала у нее отвращение. В ней вдруг проснулось какое-то странное теплое чувство к нему. Она с удивлением для себя увидела в Майлсе Рэдберне человека, безгранично преданного своему делу, самоотверженно делающего рутинную для художника его масштаба работу, которую он сам взвалил на себя.
Трейси отважилась задать ему вопрос:
– Но разве не может кто-нибудь другой скопировать эти мозаики и освободить вас от монотонного труда?
– Так уж получилось, что копирование мне самому стало очень интересно, – сухо ответил Майлс.
Трейси смотрела на него невольно с большей симпатией, чем ожидала от себя. Она помолчала некоторое время, стараясь как можно точнее сформулировать свои мысли, чтобы увидеть истинное лицо мужа Анабель. Может, откровенность будет тем ключом, что позволит ей открыть дверь в стене, которой он отгородился от внешнего мира.
– Миссис Эрим считает, что вы никогда не закончите книгу, – сказала она, – а также что вы по-настоящему вовсе не хотите написать ее. Она хочет, чтобы я вернулась домой и сообщила мистеру Хорнрайту, что книга никогда не будет дописана…
– А что вы сами думаете по этому поводу? – полюбопытствовал Майлс Рэдберн.
– Откуда мне знать, кто из вас прав? Только что вы говорили с таким видом, будто верите в нее, но порой и мне кажется, что на самом деле вы не очень-то торопитесь закончить ее.
Трейси попыталась представить себе его реакцию в том случае, если бы она передала ему мнение Нарсэл, считавшей, что написание этой книги было для него своего рода власяницей… что-то вроде наказания, которому он сам подверг себя за жестокое обращение с Анабель в прошлом. Но она и так зашла уже слишком далеко для одного разговора и не осмелилась облечь свою мысль в слова. Неожиданно у Трейси мелькнула мысль, что она больше не хочет, как раньше, злить его и расставлять ему ловушки. Сейчас она видела в Майлсе Рэдберне не только мужа Анабель, но и незаурядную личность, яркого человека.
– У миссис Эрим могут существовать личные причины, по которым она не хочет видеть эту книгу завершенной, – заметил Майлс Рэдберн. – Те же самые причины, которые, возможно, привели к ее сегодняшней ссоре с деверем. Возможно, она и права, и вы напрасно тратите свое время здесь, Трейси Хаббард.
Трейси больше не сомневалась в том, что миссис Эрим ошибается. Она уже хотела сказать ему это, но он вдруг посмотрел на дверь.
– Послушайте! – сказал Рэдберн.
С лестницы донесся быстрый перестук женских каблуков-шпилек. Майлс нагнулся над доской. Трейси уловила запах розовых духов Сильваны, это означало, что миссис Эрим в дверях в кабинет.
– Могу я поговорить с тобой, Майлс? – спросила Сильвана Эрим.
Трейси никогда не слышала раньше ее голоса как бы в отрыве от тела, как сейчас. Она непроизвольно отметила его слегка вопросительную интонацию и легкую скрипучесть. Голос Сильваны не казался столь же спокойным, как ее манеры и внешний вид.
– Конечно… пожалуйста, входи, – кивнул Майлс.
– Случилась небольшая неприятность, – негромко сообщила Сильвана, входя в комнату.
Несомненно, она не заметила Трейси, сидящую на полу и наблюдающую за ней поверх стола. От белокурых волос, аккуратно уложенных в густое тяжелое кольцо на затылке, до кончиков изящных черных туфелек, она выглядела совершенным воплощением хладнокровия. Если бы не резкие, слегка назойливые нотки в ее голосе, можно было бы подумать, что она, несмотря ни на что, не испытывает ни малейшего беспокойства.
– Во-первых, – сообщила Сильвана Майлсу, – думаю, эта молоденькая американка должна немедленно отправиться домой. Меня удивило то, что ты позволил ей остаться, когда…
– Эта молоденькая американка находится здесь, – сообщил Майлс и, приподняв брови, кивнул в сторону Трейси. – Может, ты сама расскажешь ей, почему хочешь, чтобы она вернулась домой?
Сильвана Эрим даже бровью не повела, лишь небрежно взглянула на макушку Трейси и жестом дала понять, чтобы та вышла из комнаты.
– Пожалуйста, оставьте нас вдвоем. Я хочу поговорить с мистером Рэдберном с глазу на глаз.
Трейси встала и вопросительно посмотрела на Майлса.
– Но мне тоже хотелось бы узнать, почему вы не хотите, чтобы я осталась.
– А я уверена, что вы прекрасно знаете, почему, – строго ответила ей Сильвана Эрим.
Майлс кивнул на дверь.
– Я позову вас, когда мы закончим разговор.
Миссис Эрим вошла в кабинет и сразу же направилась к чертежной доске, не обращая на Трейси ни малейшего внимания. Трейси направилась вон из комнаты. Вслед ей донесся радостный возглас Сильваны:
– Какая изумительная работа! Самая лучшая из того, что ты сделал, мой друг. Нью-йоркский покупатель останется очень доволен. Там неожиданно возник большой спрос на турецкую каллиграфию. Они используют ее как орнаменты и декоративные детали.
Трейси тихо закрыла за собой дверь и быстрым шагом пошла в свою комнату. С нее было достаточно унижений. Сейчас ей просто необходимо как-то добраться хотя бы до одного из подводных течений, которые скрывались под гладкой поверхностью внешне спокойной и размеренной жизни в этом доме. Трейси прекрасно понимала, что Сильвана ей ничего не скажет. Доктор Эрим за что-то сердился на нее. Оставалась еще Нарсэл. Что ж, настало время вывести милую турчанку на чистую воду и расставить в их отношениях все точки над «i».
У себя в комнате Трейси открыла ящик и вытащила шарф, который нашла вчера вечером в развалинах дворца. Сложив его и сунув в сумочку, она отправилась на поиски Нарсэл.
Нарсэл у себя не оказалось. Трейси встретила в самом низу лестницы Халиду и спросила о Нарсэл. Служанка показала рукой в направлении лаборатории, которая находилась в киоске.
Трейси пока так и не побывала еще в этой части дома на холме, она проходила мимо него, только когда проходила по лестнице. Большую часть первого этажа киоска занимала огромная и ярко освещенная комната, из которой можно было выйти в две или три более маленькие комнатки. Огромная лаборатория была заставлена шкафами и столами с оборудованием и полками, на которых стояли клетки с мышами и морскими свинками. На каждой клетке висела табличка. От клеток немного пахло зоопарком, но этот неприятный запах перебивал аромат духов. В дальнем конце лаборатории доктор Эрим работал с двумя молодыми помощниками. Однако когда Трейси Хаббард вошла в комнату, Мюрат даже не поднял головы.
В одной из маленьких клетушек горел свет, и Трейси услышала, как кто-то там напевает грустную турецкую песню. Она заглянула внутрь и обнаружила Нарсэл. Девушка была в белом халате и что-то аккуратно замеряла в стеклянном измерительном сосуде. Она подняла голову и улыбнулась Трейси.
– Вы пришли навестить меня? Хорошо. Пожалуйста, входите.
Трейси вошла в маленькую комнату и на короткое время почувствовала, как сильный запах сандалового дерева перебил более слабые запахи. На полках у стен стояло огромное множество пробирок и пузырьков с ярлычками. Они были классифицированы соответственно их происхождению: запахи животных, цветов, растений.
– Вы сами очищаете масла? – поинтересовалась Трейси Хаббард.
– Иногда, весной и летом, это делает миссис Эрим, – ответила Нарсэл. – Но процесс это довольно сложный, и проще работать с несколькими основными маслами и уже готовыми экстрактами. Мне интересно смешивать запахи. Ну-ка, скажите, пожалуйста: вам это нравится или нет?
Она открыла маленький пузырек и капнула духами на запястье Трейси в то место, где бился пульс. Для того чтобы уловить тонкий аромат сирени, очень легкий и очень освежающий, Трейси пришлось избавиться от запаха сандалового дерева и выйти в главную лабораторию.
– Очаровательный запах, – похвалила Трейси, возвращаясь к Нарсэл. Однако она пришла разговаривать не о духах. – Вы очень заняты? Мне бы хотелось поговорить с вами.
– А я думала, что вы вновь взялись за наведение порядка, – сказала Нарсэл. – Что, у мистера Рэдберна опять испортилось настроение?
– Просто миссис Эрим захотела поговорить с ним наедине. По-моему, она хочет убедить его немедленно отправить меня домой. Не знаете, почему она так настроена против моего пребывания здесь? Не понимаю, ведь в сущности она сама меня сюда пригласила.
Нарсэл склонилась над стеклянной пробиркой и очень аккуратно перелила в нее жидкость.
– Пожалуй, я могу кое-что предположить, но не думаю, что она откроет мистеру Рэдберну истинную причину, по которой хочет отправить вас домой.
Через ее плечо Трейси посмотрела в конец длинной комнаты. Доктор Эрим был полностью поглощен своей работой и, казалось, не замечал ее.
– Не могли бы мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз? – попросила Трейси.
– Конечно, – Нарсэл закончила переливать жидкость и закрыла стеклянную пробирку пробкой. – Это подождет. – Она понюхала свои пальцы и сморщила носик. – Эссенции, которые нравятся Сильване, на мой взгляд, обладают слишком резкими запахами. Подождите… я помою руки, и мы пойдем туда, где нам никто не помешает.
Девушка ополоснула руки в раковине, сняла свитер с вешалки и протянула Трейси.
– Наденьте его… на улице довольно прохладно. Мое пальто висит у двери. Пойдемте… я вам кое-что покажу.
Она не сказала своему брату ни слова, когда они выходили из здания, а он тоже не обратил никакого внимания на их уход. Выйдя на улицу, девушки двинулись по тропинке на холм и шли через лес до тех пор, пока не взобрались на его вершину. Там стоял маленький летний домик с арочными дверями и стенами решетчатой конструкции. В летнюю жару в этом домике можно было найти уютное убежище от солнца. Нарсэл остановилась у двери и обвела рукой открывающийся с холма ландшафт.
С высоты в лучах послеобеденного солнца далеко открывался Босфор, извилистая голубая лента, разделяющая Европу и Азию. Над Стамбулом низко нависла прозрачная дымка, похожая на вуаль, за которой прячет свое лицо красавица из гарема. Ближе к яли, на другой стороне пролива, в золотых лучах солнца стояли каменные стены и башни Румели Хизар, постепенно темневшие.
– Как прекрасен… наш Босфор, вы не находите? – спросила Нарсэл. – Но его течение коварно… Черное море не такое уж и соленое, и из него по проливу к Мраморному морю направляется поверхностное прохладное течение. Из Мраморного моря в Босфор попадают более теплые воды и направляются в противоположном направлении в сторону России. В этих двух морях водятся даже разные виды рыб. Если ночью выглянуть в окно, то можно увидеть лодки с зажженными керосиновыми лампами. Рыбаки держат их над водой, чтобы заманить рыбу в сети. Но хватит о Босфоре… Вы хотели поговорить со мной не о рыбе, а о чем-то серьезном. Пойдемте. Тут рядом есть скала, на которой можно погреться на солнышке и спокойно поговорить.
Шершавая сухая поверхность большого валуна была ощутимо теплой. Девушки взобрались на него и некоторое время сидели молча. Трейси никак не могла решить, как бы поделикатнее начать разговор. Наконец она достала из сумочки шелковый шарф и протянула его Нарсэл.
– Я вам сейчас верну ваш шарф. Миссис Эрим сказала, что он ваш.
Турчанка на мгновение заколебалась, потом взяла шарф в руки и развернула его. Полоски сливового и кремового цвета пробежали между ее пальцами, как струи воды, и упали теплой лужицей на колени.
– Значит, это вы были в развалинах вчера? – полувопросительно-полуутвердительно спросила Трейси.
Темная головка Нарсэл склонилась еще ниже, она не подняла глаз. Наконец, когда Трейси уже начала думать, что турчанка так и не ответит, Нарсэл негромко проговорила:
– Да, это была я.
– Ахмет там тоже был, – сказала Трейси. – Он следил за вами. С вами был кто-то, с кем вы разговаривали…
Нарсэл приподняла голову и взглянула на Трейси. Глаза ее были непроницаемо темными. Сейчас никто не сказал бы, что они принадлежат девушке мягкой и покорной.
– Разговаривали… да. Но до этого никому нет дела.
– Никому, кроме меня, – возразила Трейси. – Мне очень интересно узнать, почему разговор шел обо мне? Мужчина, который произнес мою фамилию, был явно не в самом благодушном настроении.
– Так вы не знаете, почему? – испуганно спросила Нарсэл.
– Да нет, откуда я могу это знать? Я ведь не знаю турецкого, я разобрала из всего услышанного только свое имя. А может, с вами был мистер Рэдберн? Или ваш брат?
Нарсэл печально вздохнула и начала нервно накручивать шарф себе на пальцы. Это было похоже на то, как мужчины перебирают четки, когда хотят успокоиться.
– А вы умеете хранить чужие секреты? Хотя, благодаря Ахмету-эффенди, наш секрет перестал быть таковым. Он не одобряет того, что мы делаем. Если я открою вам свою тайну, то буду полностью в ваших руках. Обещайте, что вы ничего никому не расскажете.
– Едва ли я побегу к миссис Эрим, вашему брату или мистеру Рэдберну исповедоваться, – ответила Трейси.
Нарсэл Эрим еще несколько секунд пристально рассматривала ее, как бы стараясь найти ответ на вопрос: можно ей доверять или нет? Наконец она кивнула.
– Нередко обещание американца надежнее обещания европейца. Может, вы станете моей подругой и замените Анабель. На встречу со мной в развалины вчера пришел Хасан.
Трейси недоуменно повторила имя:
– Хасан?
– Не помните? Сегодня на Крытом базаре… в маленьком магазинчике, где я покупала агатовые четки для Мюрата. Хасан – сын Ахмета-эффенди.
Трейси сразу же вспомнила молодого человека. И тут же к ней вернулась тревога, которую она испытала, услышав грубый мужской голос тогда в развалинах.
– Я хочу выйти замуж за Хасана, – призналась Нарсэл. – Но его отец придерживается патриархальных взглядов и считает, что такой брак невозможен. Мой брат тоже придет в ярость от этой новости. Но он ничего еще не знает. Мюрат по-своему тоже подвержен предрассудкам и поэтому сделает все, чтобы расстроить наш брак. У меня тогда останется единственный выход: сбежать из дома. Но Хасан сейчас еще не может позволить себе содержать жену. Ждать трудно, но я должна ждать и хранить наши отношения в тайне, пока не наступит подходящий момент. Потом я просто рассмеюсь в лицо любому человеку, который попытается вмешаться в наши отношения. Мне не нравится… что Ахмет-эффенди следит за нами. Значит, придется выяснять с ним отношения, убеждать его, что он не прав.
– Миссис Эрим тоже будет против вашего брака? – спросила Трейси.
Нарсэл усмехнулась.
– Сильвана будет только счастлива, если я покину яли. Она с удовольствием бы выселила из дома всех нас, заполнила его своими друзьями и развлекалась в свое удовольствие. Она не питает теплых чувств к близким родственникам моего отца и старшего брата. Мюрат терпеть ее не может, но Ахмет-эффенди не забывает, что старший брат очень любил эту женщину и привел ее в дом. Он не забыл, что брат дал ей все, что мог. После нашего отца Ахмет-эффенди больше всего любил нашего старшего брата.
В голосе Нарсэл слышалась такая горечь, что она, казалось, испытала облегчение, выговорившись.
Трейси ласково дотронулась до руки турчанки, стараясь успокоить и подбодрить ее.
– Мне очень жаль, что я невольно помешала вам. Обещаю, что никому ничего не скажу. Но я все же не понимаю, почему вы упомянули обо мне тогда?
– Потому что с вами в дом вошли новые неприятности. Потому что там, где вы, похоже, всегда можно ждать каких-то происшествий. Взять хотя бы то, что произошло сегодня утром с вашей работой. Но больше всего меня беспокоит то, что такое уже бывало.
– А как, по-вашему, Сильвана способна на подобную шутку? – спросила Трейси.
Нарсэл приподняла колени и крепко обхватила их руками.
– Иногда лучше не думать… не видеть.
– А мне не нравится играть в страуса, – решительно заявила Трейси. – Что имел в виду мистер Рэдберн, когда перед обедом говорил о полтергейсте? Что вы имеете в виду, когда говорите, что «это» началось опять?
– Об этом я не хочу говорить, – покачала головой Нарсэл. – Когда подобные происшествия случались раньше, они становились прелюдией к беде. Даже к смерти.
– К смерти… жены мистера Рэдберна? – уточнила Трейси.
– К смерти вашей сестры, – мягко поправила Нарсэл.
На какое-то мгновение тишина на залитой солнцем вершине холма обрела почти осязаемую напряженность. Какую-то долю секунды Трейси еще надеялась, что ей показалось, будто Нарсэл произнесла слово «сестра», но нет, ошибки быть не могло. Это подтверждал изучающий взгляд турчанки.
– И давно вы об этом знаете? – нарочито сдержанно поинтересовалась Трейси Хаббард.
Нарсэл негромко вздохнула, словно испытала облегчение, открыв свою тайну.
– С той минуты, как Сильвана позвонила мне в город и попросила заехать в отель за американкой по имени Трейси Хаббард.
– Вы знали… и молчали?
– Мне показалось, вы хотели хранить все это в тайне, – пожала плечами Нарсэл. – Я предоставила вам много возможностей признаться в том, что вы сестра Анабель, но вы молчали. Мне порой даже становилось страшно, что мое поведение покажется вам странным. Я знаю за собой эту слабость: временами могу быть надоедливой.
– Но как вы могли узнать? Анабель не раз мне говорила, что никому не рассказывала о своей семье.
– Да… Она объяснила мне причину. – Нарсэл погладила шелковый шарф, лежащий у нее на коленях. – Анабель хранила молчание об этом до нашего последнего разговора. Он произошел утром в день ее смерти. Анабель была страшно несчастна, рассеянна, сама не своя. Майлс поступил с ней ужасно грубо и жестоко. Он покинул ее в самый трудный для нее момент, когда она так отчаянно нуждалась в его помощи. Анабель попросила меня съездить за ним в аэропорт и попытаться отговорить от поездки в Анкару, но я опоздала. Перед самым моим выездом у нее почти случилась истерика. Тогда-то Анабель и рассказала мне о своей младшей сестре в Америке. Сестре, которую она звала… и которая так и не приехала к ней на помощь.
– Пожалуй, она была права, – кивнула Трейси, но не стала объяснять, что посчитала просьбу Анабель о помощи очередной ложной тревогой.
– Тогда почему вы все же приехали? Почему явились инкогнито, якобы для того, чтобы помогать Майлсу Рэдберну? Чтобы насладиться тем, что можете водить всех нас за нос?
Трейси было трудно встречаться глазами с обвиняющим взглядом Нарсэл. У нее под ногами словно разверзлась земля, и она не знала, как себя вести.
– Я могу объяснить все, – наконец ответила Трейси. – Но это долгая история.
Нарсэл ждала продолжения, но Трейси замолчала. Она не могла заставить себя рассказать постороннему, в общем-то, человеку об истеричном звонке Анабель за несколько часов до самоубийства.
– Вы сохранили мое инкогнито в тайне? – спросила она у Нарсэл. – Несмотря на то, что с первой минуты нашего знакомства знали, кто я такая?
– Я посвятила в эту тайну одного человека, но не сразу, – кивнула Нарсэл.
Трейси напряженно выпрямилась, готовясь к худшему.
– Кто этот человек?
– Простите, – сказала Нарсэл, – но мне показалось, что Мюрат тоже имеет право знать об этом. Вчера вечером я рассказала ему правду. Ему не понравилось, что вы сыграли с нами такую злую шутку. Поэтому он и вел себя с вами за завтраком не очень вежливо.
– Теперь мне понятно его поведение… Но больше никто не знает, что я сестра Анабель?
– Мюрат решил, что Сильвана тоже должна знать, кто вы, поскольку сейчас этот дом в некотором роде принадлежит ей. Поэтому он рассказал ей о вас сегодня во время нашей с вами поездки в Стамбул.
Трейси вспомнила туманные намеки Сильваны, которые сейчас стали ей понятны. Вполне вероятно, что в эту самую минуту Сильвана Эрим рассказала Майлсу Рэдберну о том, что она сестра Анабель. Трейси не сомневалась, что он ни секунды не станет терпеть ее присутствия после того, как узнает о жестокой шутке, которую она сыграла с ним.
Нарсэл произнесла мягко, будто прочитала мысли Трейси:
– Не думаю, что Сильвана раскроет правду о вас Майлсу. Мне кажется, она побоится, что он может захотеть оставить вас, что вы можете объединиться с ним как сестра Анабель… против нее.
– Но почему?
– Потому что она не хочет, чтобы он закончил эту книгу. Поначалу книга была прекрасным предлогом, чтобы предложить ему гостеприимство… потому что она была нужна и важна. Но сейчас книга отнимает у него все его время, все его внимание. Больше Рэдберну ничего не нужно, а это ей не по душе. Сегодня Сильвана поссорилась с Мюратом из-за Майлса. Мюрат хочет, чтобы тот покинул дом, а Сильвана ждет, когда он забудет Анабель и примет мир и спокойствие, которыми она желает окружить его… заплатив свою собственную цену.
Трейси пристально смотрела на нее и ждала объяснения.
