Текст книги "Искатель, 2000 №1"

Автор книги: Филлис Эркл

Соавторы: Керен Певзер,Гарднер Фокс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Илюша.

– Мы поедем к нему, поедем, – поспешил ответить ее брат, – только отдохнешь с дороги, и сразу поедем.

– Я не устала. Отвези меня на кладбище… – ее лишенный интонаций голос был под стать ее внешнему виду.

В машине, когда мы уже выезжали из аэропорта, доктор Райс обратился ко мне на иврите:

– Валерия, меня пугает состояние сестры. Она в глубоком шоке, и неизвестно, сколько может продлиться это состояние. Здесь нужен психиатр.

– Может быть, все не так уж страшно, – ответила я ему на том же языке, чтобы Анжелика, сидящая сзади, не поняла, о чем мы говорим.

– И потом, вы обратили внимание, как она одета? – спросил он, не отрывая взгляда от дороги.

– Она в трауре, может быть, этим все объясняется?

– О чем вы говорите! – возмутился Иннокентий. – Вы просто не видели ее раньше! С детства моя сестра носила все самое лучшее. Я понимаю – траур, но не это безобразное тряпье, которое на ней надето. И потом, как вы объясните отсутствие багажа? Ладно, не надо платьев, но запасные трусы она должна была взять с собой?!

Мне нечего было возразить…

Мы въехали на территорию кладбища. Оставив машину на специальной стоянке, прошли по центральной аллее в самый конец. Со вчерашнего дня рядом с могилой Ильи появилось еще шесть.

– Пришли. Илюша здесь, – сказал Иннокентий.

Услышав эти слова, Анжелика, нетвердо ступая, подошла к свежему холмику и, упав на него, стала рыдать в голос. Мы с Иннокентием стояли, понимая, что ей нужно дать выплакаться.

Спустя некоторое время плач прекратился, и Анжелика зашептала молитву. Поначалу слов невозможно было разобрать, но потом ее голос окреп, и я, к своему удивлению, поняла, что молитва на латыни. Переведя дыхание, Анжелика перешла на церковнославянский и без всякого затруднения выговаривала слова архаичного языка, половину которых я не понимала.

– Господи, святой вседержитель, владыка света и владыка тьмы, прими и упокой раба твоего, не дай душе пасть в пропасть бездонную, а введи ее в чертоги златые, трубами херувимов осененные…

Хотя я не очень знакома с христианскими молитвами, мне стало ясно: Анжелика произносила слова, далеко выходящие за рамки церковного канона. Может, в Америке так молятся методисты или баптисты? Не знаю. «Владыка света и владыка тьмы» – это уж прямо говардовщина какая-то. В смысле толкиеновщина. Ну и христианочка…

– Валерия, – наклонился ко мне Райс, – что она говорит?

– Она читает молитву на латыни, – прошептала я ему. – Но, по-моему, очень странную. Если только я правильно поняла.

– Она что – так хорошо знает язык?

– Вы же сами говорили, что она училась в Америке… Может быть, и латынь выучила.

Анжелика тем временем прекратила молиться, наклонилась, порылась у себя за пазухой и достала мешочек из хлопчатобумажной ткани, висевший у нее на шнурке. Она высыпала содержимое кулька на могилу. Там оказались несколько желтых перышек, какие-то соломинки, щепотка песку. Мы смотрели на все эти манипуляции, не зная, как реагировать.

Прошептав еще пару слов, российская гостья поднялась с колен и, повернувшись к нам, произнесла обычным голосом:

– Здравствуй, Иннокентий.

– Здравствуй, – недоверчиво прошептал он, – Лика, дорогая, ты пришла в себя…

– Да, со мной все в порядке…

– Ну, слава Богу… – Иннокентий обернулся в поисках, куда бы присесть, и, не найдя ничего лучше, примостился на новенькое надгробие соседней могилы и закурил.

Его сестра исподлобья посмотрела на меня.

– Ты не говорил мне, что развелся с Еленой… Живешь во грехе?

– Познакомься, это Валерия. Я попросил ее побыть с тобой во время твоего визита в Израиль.

– Мне никто не нужен…

– Послушайте, Иннокентий, – я тронула его за рукав, – если ваша сестра во мне не нуждается, зачем нужно навязывать ей мое общество?

– Мне лучше знать, – резко ответил он. – Лика, ты не знакома со здешними реалиями, можешь заблудиться, вокруг надписи на иврите. Нет, тебе нужен сопровождающий. И Валерия, человек опытный в этом вопросе – всегда подскажет, поможет. Соглашайся.

– Не называй меня Ликой! – резко ответила она.

– Почему?

– Я приняла другое имя. Святыми продиктованное.

– Что?! – Иннокентий бросил окурок и растоптал его. – Святы… Ты в своем уме?! Где ты нахваталась этих глупостей? В Мичиганском университете?

He-Лика молчала и не двигалась. Я проследила за ее взглядом. Она неотрывно смотрела на перышки, высыпанные на могилу. Легкий ветерок успел снести их с холмика, и они плавно отлетали все дальше и дальше.

– Простите, – обратилась я к ней, избегая называть ее каким-либо именем, – как я поняла, вы – верующая христианка?

– Никакая она не христианка, она, слава Богу, еврейка! – выпалил Райс.

– Подождите, Иннокентий, дайте ответить вашей сестре.

– Я еврейка и христианка… – наклонила она голову.

– Но это невозможно. Одно исключает другое!..

– Ну почему же, доктор? – возразила я, словно бы для того, чтобы поддержать странную гостью. – Разве вы не знаете, что в Израиле существуют христианские миссионеры? Они еще называют себя мессианскими евреями? – Я вела себя так, будто мне ежедневно приходится вступать в теологические споры и ничего странного здесь не происходит. – В русскоязычных газетах постоянно печатаются их объявления, за которые редакция не несет никакой ответственности – это указывается особо рядом с подобными текстами.

– И что же там пишут? – В голосе Иннокентия послышалось раздражение. – Накормить страждущих, вылечить больных и подобные штучки, на которые ловятся простаки?!

– Иннокентий, не богохульствуй! – остановила его сестра.

– Пойми же ты, – повернулся он к ней, – ты моя младшая сестра, самая любимая, и сейчас я вижу, что с тобой происходит. Ну ладно, Илюша – он всегда был немножечко не от мира сего… Но ты, такая разумная, что же с тобой произошло? Когда эти миссионеры смогли затянуть тебя в свои сети?

– Иннокентий, не надо, – я пыталась утихомирить его. – Давайте поедем домой, уже темнеет.

– Они не имеют ко мне никакого отношения, эти твои миссионеры, – ровным голосом ответила Анжелика. – Я – харамитка.

– Нет, Валерия, я так не могу… – Иннокентий демонстративно схватился за сердце. – Что еще за харамитки такие? Ты что, Анжелика, при храме каком-нибудь служишь? Вроде вавилонской блудницы?

– Тьфу! – сплюнула она и отвернулась.

– Насколько мне известно, – осторожно начала я, – слово «херем» в иврите обозначает отлучение верховным духовным судом, или, одним словом, анафема. Следовательно, харамиты – по логике языка – должны представлять собой отлученных. Либо считающих себя таковыми.

Сестра Иннокентия впервые с момента нашего разговора посмотрела на меня с подобием интереса.

– Христос был харамитом! – убежденно сказала она. – И мы по всему миру собираем последователей его учения. К нам идут те, кто хочет познать блаженство соединения с Христом, таким же отлученным, как и они.

– Марш в машину! – приказал Иннокентий. – Я сыт по горло!

– Позвольте вопрос, – обратилась я к ней. – Скажите, ваш муж тоже был харамитом?

– Да, разумеется, – ответила Анжелика. – Илья первый понял, что за ними истина. А потом и я сподобилась.

Машина уже въезжала в Ашкелон. Я попросила остановить возле центральной автобусной станции – Даша просила купить тетрадки.

– Спасибо, Валерия, – Иннокентий вытащил бумажник. – Сколько я вам должен за потраченное время?

Приняв гонорар и его заверения в том, что мы еще увидимся, я вышла из машины.

В торговом центре «Гирон» было, как всегда, многолюдно. Люди просто прогуливались, толпились возле киосков, торгующих бижутерией и сотовыми телефонами, приценивались к кувшинчикам и резным статуэткам, выставленным прямо посредине широкого мраморного коридора между магазинчиками. Слева доносился слащаво-мужественный голос Хулио Иглесиаса, весьма почитаемого в наших палестинах. Из магазина «Суперфарм» лился приторный аромат, и приятный голос диктора объявлял, на какие товары сегодня скидки. Услышав, что моя любимая помада «Пупа» продается за полцены, я тут же направилась к «Суперфарму». Но, завернув за угол, остановилась.

За небольшим столиком, заваленным выставленными на продажу самодельными бусами и браслетами из бисера, сидела знакомая мне девица с косичками, украшенными бусинами. Я подошла поближе.

Девица равнодушно скользнула по мне взглядом и занялась покупательницей, выбиравшей бусы из поддельных кораллов.

Повертев в руках пузырек с душистым маслом, на котором была надпись «Панданус», я уже решила спросить, сколько он стоит, так как не знала вообще, о чем я буду с ней говорить, но она пришла мне на помощь:

– Это масло для эротического массажа. Несколько капель достаточно, чтобы всю ночь вызывать желание мужчины. Возьмите, не пожалеете.

«Вызываю огонь на себя», – подумала я, но вслух спросила:

– У вас есть какие-нибудь амулеты?

– Вам для чего? – нимало не удивившись, спросила она, будто бы речь шла о хозяйственных принадлежностях.

– Понимаете, – понизила я голос, – я хочу приворожить любимого, и мне нужен амулет из желтых перьев.

– Не думаю, что желтые перья помогают в таких случаях, – она с сомнением покачала головой. – Нужно попробовать что-либо другое…

– Простите, как вас зовут? – спросила я.

– Сабрина.

– Так вот, Сабрина, постарайтесь, пожалуйста. Мне не важно, сколько это будет стоить, главное, чтобы этот амулет был такой, как мне надо: перья, немного песку и вообще то, что необходимо. Вы же харамитка, как я полагаю, и должны знать…

Эффект от моих слов был самый неожиданный. Услышав, что я назвала ее харамиткой, Сабрина вскочила, но тут же снова уселась на стул и побледнела.

– Уходите, уходите отсюда немедленно, – произнесла она свистящим шепотом.

– Да, но…

– Потом… Я ничего не знаю.

– Девушка! – протиснулась к столику необъятных размеров мадам. – Сколько стоят эти бусы?

– Я не торгую, – резко ответила Сабрина и принялась сворачивать свой товар.

– Но как же? Я хочу купить кораллы!..

– Я не торгую, – в голосе девушки послышался страх. Она просто подняла углы скатерти и завязала ее концы. Внутри позвякивали бусы и бутылочки с маслами.

Я отошла в сторону и увидела, как бледная Сабрина озирается по сторонам в поисках кого-то. Потом она исчезла.

Телефон в моей сумочке зазвонил, как всегда, неожиданно.

– Алло! Валерия, добрый день, это Иннокентий беспокоит.

– Здравствуйте, я вас слушаю.

– Валерия, мы продолжаем сотрудничество или как?

После встречи с испуганной девушкой мне очень хотелось ответить «или как», но я пересилила себя и наигранно-бодрым голосом произнесла:

– Ну конечно! Чем могу быть полезна?

– Лику пригласили в полицию для дачи показаний. Ей нужен переводчик. Вы пойдете?

– Вы знаете, к кому ее пригласили?

– Сейчас посмотрю… – я услышала. шуршание раскрываемой бумажки, и Райс ответил, – следователь Бор-нштейн.

– Буду, – коротко согласилась я.

Мы договорились о встрече, и он повесил трубку.

Что ж, судьба снова сводила меня с Михаэлем, старшим следователем ашкелонской полиции. Наверное, я никогда не забуду, как он спас меня от маньяка, грозившего перерезать мне горло. Несмотря на то, что Михаэль практически никогда не улыбался и всегда хмуро встречал меня, если наши дороги пересекались, я всегда испытывала необъяснимую симпатию к этому служаке невысокого роста. Хотя почему необъяснимую? Словом, я без раздумий согласилась пойти к нему с сестрой Иннокентия.

На следующее утро, припарковав свою «Сузуки» около дома Иннокентия, я ждала Анжелику. Она появилась ровно в десять. На ней уже не было того балахона, в котором мы с доктором Райсом увидели ее пару дней назад, выходящую из зала ожидания. Но темный платок по-прежнему покрывал ее волосы.

Она села в машину, даже не поздоровавшись. Отнеся ее поведение на счет потрясения смертью мужа, я постаралась не возмутиться и двинулась в сторону полиции.

Пройдя мимо дежурного и показав ему повестку, мы добрались до уже знакомого мне кабинета. Михаэль что-то отбивал на компьютере.

– Можно? – спросила я.

– Валерия! – воскликнул он. – Рад вас видеть. У вас ко мне дело?

– Что-то вроде того…

– Вы сможете подождать, у меня назначена встреча, а после мы обязательно поговорим. Я надеюсь, ничего из ряда вон выходящего?

– Ваша встреча с Долгиной? – я подвинулась и пропустила в комнату Анжелику.

– Да, – кивнул он, и тут же до него дошло. – Валерия, вы опять взялись за свое?! Сколько раз вам говорить, чтобы вы не вмешивались не в свое дело!

– Простите, Михаэль, но я здесь нахожусь по своей работе. Эта дама заказала переводчика, а вы знаете, что у меня существует зарегистрированный бизнес.

Говоря все это, я села на стул для посетителей и предложила сесть Анжелике. Она без слов опустилась на жесткое сиденье.

– Ладно, ладно… – примирительно сказал следователь, – просто мне совершенно не хочется в очередной раз вытаскивать вас из всяких переделок.

– А это уже ваша работа, Михаэль, – улыбнулась я и добавила: – Моя полиция меня бережет.

Но на иврите эта фраза прозвучала совсем не так.

– Хорошо, – кивнул он, и тон голоса стал деловым, – позвольте ваши документы.

Анжелика протянула ему российский загранпаспорт. Михаэль сверился с фотографией, глянул на въездную визу и вернул его хозяйке.

– Расскажите, пожалуйста, госпожа Долгина, когда вы последний раз видели вашего супруга.

– Два месяца назад, – ответила Анжелика, а я принялась за свою привычную работу: голова полностью выключается из процесса, и язык действует в автономном режиме. – Он тогда завершил работу над новой программой и решил съездить к родственникам в Израиль отдохнуть.

– Уточните, к чьим родственникам?

– К моему брату, Иннокентию Райсу. У Илюши всегда были с ним прекрасные отношения.

– Да-да, понимаю… – сказал Михаэль, перебирая бумаги. – Скажите, ваш муж отличался какими-нибудь странностями? Отклонениями в характере?

– Вы на что намекаете? – повысила она голос. – Илья не был сумасшедшим. Он был гением! А все эти мещанские претензии только смешили его…

Мне пришлось туго при дословном переводе слова «мещанские», но я кое-как справилась, но, видно, не настолько хорошо. Следователь попросил объяснить, что Анжелика имеет в виду.

– Всем в глаза бросались сначала его одежда, волосы, борода. Он не придавал этому никакого значения. Всю свою энергию мой муж тратил на творчество, а не на то, чтобы лучше выглядеть. Ибо, украшая себя, ты совершаешь грех и обманываешь окружающих. Заставляешь их думать о тебе лучше, чем ты есть на самом деле!

Да уж, теперь понятно, почему Анжелика сама так выглядела. Видно, в их секте с этим строго.

Борнштейн слушал внимательно, не перебивая собеседницу, следя более, как мне показалось, за ее интонацией, нежели за моим переводом. Когда она замолчала, он спросил:

– Госпожа Долгина, есть ли у вас подозрения относительно того, кто мог убить вашего супруга?

– Нет, никаких.

– У него были завистники? Враги?

– Мой муж был существом из плоти и крови. Очень одаренный программист, создал уникальную программу по изучению иероглифов. Может быть, были люди, которые ревниво относились к его успеху, но чтобы явно завидовать? Нет, я не припомню…

– Как долго вы у нас пробудете, госпожа Долгина?

– Не знаю, около месяца. Хочу поездить по святым местам. Помолиться за мужа.

Михаэль понимающе кивнул. Он переложил на столе какие-то бумаги и совершенно обыденным голосом, как бы продолжая разговор, спросил:

– К какой концессии вы принадлежите?

– Простите, не поняла?

– Вы христианка, иудейка?

Анжелика нахмурилась.

– Я еврейка и признаю Христа…

Следователь поморщился, видимо не совладав с собой.

– Понятно… Все, у меня больше нет вопросов. Валерия, – обратился он ко мне, – я благодарю вас за помощь, иначе мне пришлось бы бегать за нашим штатным переводчиком. А он вечно занят.

– Не стоит, – ответила я, и мы с Анжеликой вышли из кабинета.

– Куда вас отвезти? – спросила я ее, когда мы сели в машину.

– На раскопки, – коротко ответила она, и я поняла, что ей хочется увидеть место трагедии.

До Национального парка мы доехали за десять минут. Заплатив сбор в пятнадцать шекелей, я въехала за шлагбаум и оставила машину на стоянке. Дальше мы пошли пешком.

Начало марта – это та пора, когда земля цветет, пропитанная зимними дождями. Солнце не печет так, как оно начнет сразу после пасхальных праздников, на зеленом травяном ковре вовсю распускаются ярко-желтые ромашки и красные маки. Хочется плюхнуться в это великолепие и лежать, раскинув руки.

Мы шли по парку. Миндаль уже отцвел, а мандариновые деревья только начали выбрасывать белые бутоны. Цветущие цитрусовые с неубранными с прошлой зимы золотыми плодами представляли собой феерическое зрелище и категорически опровергали все законы ботаники.

Мы прошли Ханаанские ворота – самое древнее место раскопок. Именно здесь была найдена фигурка тельца, прообраз именно того, библейского золотого тельца, из-за которого Моисей разбил скрижали. Согласно легенде, Иосиф прекрасный, тот самый еврей, премьер-министр при фараоне, разгадавший сон с семью тучными и с семью тощими коровами, происходил из рода, фетишем и покровителем которого был телец. Гроб с телом Иосифа похоронили в Ниле, и он ушел глубоко в придонный ил. Перед смертью Иосиф приказал евреям, если они уйдут из Египта, забрать и его гроб. И оставил золотую табличку с вырезанным на ней быком.

Когда Моисей призвал народ свой выйти из Египта, то он бросил табличку в Нил и приказал: «Бык, встань!», и гроб поднялся со дна Нила. Но потом, – как, впрочем, это бывает всегда, – история повторилась совершенно не в том виде, в котором была задумана. Уйдя на гору Синай, Моисей оставил свою паству без присмотра, и они стали развлекаться. Решили создать себе идола и для этого бросили в огонь и расплавили свои золотые драгоценности. Золотая табличка с быком полетела туда же. И встал бык, он же золотой телец. Чем все это кончилось, известно каждому…

Мы прошли уже несколько раскопанных стоянок. Везде работали люди. Сезон дождей закончился, и можно было приступать к новым открытиям. Около каждой стоянки я осведомлялась, где работает Барбара Уорнер. Мне показывали направление, и мы с Анжеликой продолжали свой путь.

Стоянку Барбары мы нашли почти на краю парка, у самой кромки воды. Около тридцати человек копали, переносили камни, осторожно просеивали породу в поисках находок. Весь район раскопок был окружен сеткой и мешками с песком. С высоты около восьми метров площадка напоминала коробочку с хаотичным броуновским движением.

Мы спустились в котлован. Барбару я узнала сразу. Высокая костистая американка с прямыми прядями, небрежно собранными в хвост, в джинсах и очках полумесяцами сидела на корточках и осторожно смахивала кистью налипшие пылинки с маленького черепка. На вид ей было лет около пятидесяти, но кроме морщинок под глазами ничто не напоминало о ее возрасте. Мы молча остановились около нее. Она не сразу оторвалась от работы.

Аккуратно завершив свой труд, американка отложила кисть в сторону и поднялась.

– Здравствуйте, – сказала я по-английски. – Вы – Барбара, мы не ошиблись?

– Да, – ответила она, – вы пришли на экскурсию или хотите нам помочь? Мы рады добровольцам.

– Ни то, ни другое, – опередила меня Анжелика. – Я пришла к вам по личному делу.

– Вот как? В таком случае мы не могли бы поговорить попозже? Сейчас у меня много работы.

– Нет, – резко ответила Анжелика, – я не могу ждать!

– И что вы хотели узнать?.. – Тон американки стал холоден.

– Меня зовут Анжелика Долгина. Я – жена Ильи.

– A-а, Лайдж… Теперь понятно. Бедный, бедный Лайдж. Мы его все любили…

– Я бы хотела знать, где и кто его нашел.

– Мы – я, Джошуа, Майк и Меир. Как всегда, мы приехали утром на раскопки в машине Меира, спустились вниз, а он лежал тут, – Барбара показала на каменный саркофаг, наполовину выкопанный из земли. Его длина достигала около двух метров в длину, и по всему периметру были выбиты непонятные значки и орнаменты.

Анжелика подошла к саркофагу и положила ладонь на его теплую поверхность. Ее губы зашептали снова какую-то молитву. Я понимала, что с ней сейчас происходит.

Пока Анжелика молилась, я, чтобы перемочь паузу, спросила Барбару:

– А что, саркофаг был пустой, когда вы его выкопали?

– Да, – кивнула она. – Обычно в таких захоронениях находят мумии или скелеты, а в нем ничего не было. Скорее всего это было не ритуальное, а символическое захоронение. Наличие тела не предполагалось… Эх, если бы все знать, что здесь происходило!..

Было непонятно, к чему относилась последняя фраза – ко времени захоронения саркофага или к недавнему страшному происшествию.

Вокруг нас стали собираться люди. Вскоре все, кто работал на площадке, столпились около саркофага и сочувственно смотрели на закрывшую глаза вдову.

– Здесь уже была полиция. Они забрали тело и всех нас расспрашивали, – сказала Барбара. Она смотрела по сторонам. Ей явно не нравилось, что все прекратили работать и с любопытством рассматривают закутанную в платок Анжелику.

– Он лежал, завернутый в белую простыню, – сказал один из стоявших поблизости, маленький рыженький парень.

– Причем так плотно, с головой, что мы сначала не поняли, что это. Меир предложил развернуть, но я вызвал по сотовому полицию.

– А где были его вещи? – спросила я, вспомнив, что в кабинет к Иннокентию Илья вошел полностью экипированный для походной жизни.

– Ничего не было, – снова отозвался рыжий. – Мы даже вокруг посмотрели, ничего не было.

– Он никогда не расставался со своим рюкзаком, – сказала Барбара. – У Лайджа там был весь дом.

Видя, что народ не желает расходиться, Барбара объявила получасовой перерыв. Все принялись доставать бутерброды и термосы.

К нам подошел лысый толстяк с бородой и в кедах и обратился к Анжелике по-русски:

– Пойдем с нами, помянем твоего друга. Хороший был мужик.

Толстяка я узнала – я видела его с Ильей в день моего знакомства с доктором Райсом. Мы сели на камни, расставленные вкруговую. Большая плоская плита служила столом. К нам подошли еще несколько человек, видимо составляющие русскую часть бригады археологов, и на плите появилась початая бутылка водки, одноразовые стаканчики и немудреная закуска: огурцы, помидоры, брынза и ломти черного хлеба. Один из сидящих споро разлил по стаканчикам водку, каждому досталось немного. Анжелика выпила, я отказалась. Словоохотливый бородач представил нам сидящих. Двое, Костя и Роман, были студенты, подрабатывающие для оплаты учебы, Геннадий, высокий темноволосый молодой человек, попал сюда по направлению с биржи труда. А Петр, мужчина лет сорока, ничем не примечательной внешности, сидящий с книжкой по археологии в руках, был туристом из России, гостящим у родственников. В общем, компания собралась пестрая.

Когда все выпили, не чокаясь, я спросила бородача, которого звали Ефимом:

– Скажите, а что Илья нашел примерно два месяца назад?

– Много чего, – усмехнулся Петр, – вот саркофаг, например…

– Он знак на нем увидел и жутко обрадовался, – добавил Геннадий.

– Какой знак? – удивилась я.

Рабочие загалдели наперебой. Только бородач сидел в стороне и не принимал участия в обсуждении знака. И Анжелика была слишком уж тихой.

Словно подтверждая мои подозрения, она поднялась со своего камня и, подойдя к Ефиму, отвела его в сторону и о чем-то оживленно заговорила. Он отвечал ей, словно оправдываясь, но она продолжала наступать. Со стороны их движения напоминали странный танец, когда партнер делает шаг назад, а партнерша тут же снова сокращает расстояние.

– Нет, как она ей заявила, – давился со смеху один из студентов, кажется, Костя, хотя после поминального стакана это было не вполне тактично, – убери свою… пожалуйста. И по-русски, надо признать.

– Кто? – спросила я.

Студенты наперебой принялись рассказывать:

– Назиля, татарка, тоже здесь работает.

– Да вон она, – показал рукой Рома.

Оглянувшись, я увидела толстую бабищу, копавшуюся в песке. Весу в ней было не менее ста двадцати килограммов, а такой широкой задницы я в своей жизни не видала.

– И что она натворила? – спросила я.

– Когда откопали саркофаг, Барбара чуть с ума не сошла от счастья. Она его чуть не облизывала, всех отгоняла, пользовалась только самыми нежными кисточками. Там внутри сохранилась прекрасная мозаика, а на ней иероглифы. А у Барбары как назло пленка кончилась. И во время обеденного перерыва она поехала домой за какой-то особой сверхчувствительной пленкой для фотоаппарата. Нас всех предупредила, чтобы мы до саркофага не дотрагивались.

– А вы дотронулись?

– Не мы, Назиля… Она решила проверить, влезает ли ее тухес в усыпальницу фараонов. И всю мозаику, к чертям собачьим, осыпала.

– Убить ее мало за такое, – проворчал рядом сидящий Петр.

– Как она умудрилась туда влезть, ума не приложу! – удивился Геннадий. – Мы ее потом вчетвером из саркофага вытаскивали – застряла.

– А у Барбары русский от злости прорезался, – снова засмеялся Костя. – Назилька потом жаловалась, что та с ней некультурно обошлась. Но Барбара сказала «пожалуйста»…

– Это произошло до трагического инцидента с Илюшей или после?

Роман сразу погрустнел.

– Илюшу нашли в саркофаге на следующее утро, – ответил он.

Барбара закричала, призывая всех закончить перерыв. Рабочие встали из-за импровизированного стола и пошли к месту, где они оставили инструменты. Ко мне подошел Геннадий.

– Вы, наверное, не помните меня, – сказал он скорее утвердительно, нежели в качестве вопроса, – мы с женой приходили к вам переводить документы, когда только приехали в страну.

– Может быть, – ответила я, – я, к сожалению, не помню. Ко мне многие приходят…

– Да, я понимаю, просто…

– Говорите, Гена, я вас внимательно слушаю.

– Вы тогда нам так хорошо посоветовали насчет квартиры, и про холодильник, спасибо вам за это.

– Не за что, просто я стараюсь помогать по мере возможности…

– Мы разошлись с женой, – вдруг сказал он, словно хотел сбросить тяжкий груз с души.

– Я сожалею…

– Она осталась в квартире, а я ушел. Пару раз ночевал у Илюши, а иногда здесь, в спальнике – он дал мне свой…

– Генка, где же ты? Давай сюда! – закричали с раскопок.

– Извините, я должен бежать.

– Геннадий, зайдите ко мне на работу, скажем, завтра, после четырех. Вам удобно?

– Да, – кивнул он на ходу.

– Там вы мне все и расскажете. Хорошо?

– Приду! – крикнул он и побежал к своим.

Анжелика стояла одна, видимо дожидаясь, когда я закончу разговаривать.

– Валерия, смотри, – она протянула мне грязный обрывок бумаги.

В центре равностороннего треугольника был нарисован глаз. Под основанием треугольника виднелось изображение голубя с распахнутыми крыльями. Всю эту композицию пересекала жирная черная молния с наконечником, смотрящим вниз.

– Что это? – спросила я. – Масонский знак? Или часть доллара?

– Ни то, ни другое, – Анжелика отобрала у меня бумажку. – Это наш знак.

– Чей наш? – Я ничего не понимала.

– Наш, харамитов. А Илюша нашел его на этом саркофаге. Знак был высечен на внутренней стенке, а вокруг него – иероглифы. Скорее всего они обозначали смысл или приказ.

– Ну так давай посмотрим на него живьем…

– Невозможно, – вздохнула она, – в тот день, когда нашли Илюшу в саркофаге, эти знаки были стесаны. Причем неизвестно, кто это сделал – Илья или тот, кто его убил.

– Да уж, история… Ты думаешь, что если бы мы знали, о чем говорят эти иероглифы, то мы бы нашли убийцу Ильи?

– Разумеется, – Анжелика серьезно взглянула на меня. – А из-за чего еще его убивать? Тихий, спокойный человек, мухи не обидит. Если убили, значит, он что-то знал. А другие у него это хотели выведать. Вот и все.

– Тебе не кажется, что нужно обо всем рассказать Бор-нштейну? – спросила я, кстати вспомнив, чем заканчивались обычно самодеятельные истории, в которых я принимала участие.

– Интересно, и что ты ему скажешь? – В голосе моей спутницы послышалась издевка. – Покажешь бумажку? Он пошлет тебя, и правильно сделает. Ты забыла, как он тебя встретил? В штыки!

– Ты преувеличиваешь. Откуда у тебя эта картинка?

– Ефим дал. Потом муж нарисовал еще один рисунок, со всеми иероглифами. А этот черновик Фима просто сунул в карман, когда Илья пошел домой обмозговать открытие.

– И что ты собираешься с этим делать?

Анжелика посмотрела на меня с обидой:

– Какая ты черствая, Валерия! Это же Илюша нарисовал! Эх… – она махнула рукой и пошла к машине.

Нет, вдова-харамитка мне определенно действует на нервы!

Геннадий постучал в дверь моего кабинета в пять минут пятого.

– Заходите, присаживайтесь…

Он нескладно примостился на кончике стула и смутился.

– Чем я могу быть вам полезна, Геннадий?

– Вот… – он достал из кармана небольшую плоскую коробочку с экраном.

– Что это? – удивилась я. – «Тетрис»?

Пластмассовая игрушка с кнопками и надписями на английском языке была удивительно похожа на «Тетрис», мода на который прошла несколько лет назад.

– Это компьютер. Илюша носил его на шее, не снимая. И даже ночью, когда ложился спать, всегда клал рядом. Вот поэтому компьютер и оказался у меня.

Геннадий говорил сбивчиво, видимо боясь, что я заподозрю его в краже, но, с другой стороны, было заметно, что он хочет высказать все, что ему известно. Нажав на несколько кнопок и поняв, что это безрезультатно, я положила коробочку на стол.

– Простите, Гена, вы не путаете? Может быть, этот прибор – обычный калькулятор? И потом, он не работает.

– Нет, что вы, Илюша писал на нем!

– Но как? Здесь нет клавиатуры.

– Он писал палочкой на экране, и там возникали буквы. Я видел.

– А почему бы вам не отнести это в полицию? Там бы и разобрались.

Лицо Геннадия выразило откровенный испуг. Он откинулся на спинку стула и замахал перед собой руками:

– Не надо полицию! Я не хочу иметь с ними никакого дела. Жена уже подавала на меня жалобу и пригрозила, что выбросит меня из страны. А я русский и приехал с ней, как муж еврейки…

Ну вот, еще одна жертва иммиграции. Это уже не в первый раз я слышу от своих клиентов, находящихся в процессе развода, что их, как неевреев, могут выкинуть из страны. Причем грозят им именно их еврейские половины. Отвратительно!

– Успокойтесь, Гена, никто вас не вышлет. А если вы не хотите обращаться в полицию, то оставьте мне компьютер, я сама передам его. Кроме того, я хорошо знакома со следователем, ведущим это дело. – Видя, что он немного успокоился, я спросила: – Кстати, что сказать, если спросят, откуда у вас этот предмет?

– Так Илюша отдал мне свой спальник, – Геннадий удивился, что я спрашиваю элементарные вещи, словно я должна была об этом знать.

– Ну и что?

– А там внутри и был компьютер. Наверное, он его забыл. Я хотел на следующее утро передать его, а Илью уже убили.

– Так вы что, спали на месте раскопок в ту ночь? – В животе у меня похолодело.

– Нет, возле моря ночью на песке очень холодно. И сыро. Я пошел подальше, туда, где деревья.