Текст книги "Череп под кожей"

Автор книги: Филлис Дороти Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Корделия ничего такого не помнила.

– И вы хотите, чтобы я отправилась на остров вместе с леди Ральстон?

– Я надеялся поехать с ней сам, но это невозможно: у меня назначена встреча в западной части страны, и я не могу ее пропустить. Я собираюсь поехать в Спимут с женой рано утром в пятницу и покинуть ее в день премьеры. Но ей нужно, чтобы кто-то был рядом. Выступление очень важно для нее. Весной пьесу будут вновь ставить в Чичестере, и если она вернет себе былую уверенность, то, вероятно, сможет принять участие. Более того, она считает, что угрозы достигнут апогея в эти выходные и кто-то попытается убить ее на острове Корси.

– У нее должна быть причина, раз она так думает.

– Она не может этого объяснить. Как не может убедить полицию в том, что существует реальная угроза. Возможно, это иррационально. Но у нее такое ощущение. Она попросила меня обратиться к вам.

И он пришел к ней. Всегда ли он делал то, что просила жена? Корделия снова спросила:

– Что именно я должна буду делать, сэр Джордж?

– Защищать ее от внешних раздражителей. Отвечать на телефонные звонки. Открывать любые письма. Проверять сцену перед выступлением, если будет возможность. Находиться рядом с ней весь вечер. Именно во время выступления она нервничает больше всего. Также нужно привнести свежий взгляд на проблему писем. Выясните, если сможете всего за три дня, кто несет за это ответственность.

Прежде чем Корделия успела хоть как-то отреагировать на его четкие указания, ее снова пронзил обескураживающий взгляд серых глаз из-под суровых бровей.

– Вы любите птиц?

Корделия оторопела. Она предполагала, что не много найдется людей, за исключением тех, кто страдает определенной фобией, которые признаются в том, что не любят птиц. В конце концов, птицы – одни из самых изящных, хрупких созданий, созданных природой. Однако она подозревала, что сэра Джорджа интересует, сможет ли она опознать камышового луня на расстоянии пятидесяти ярдов. Она осторожно произнесла:

– Я не очень хорошо разбираюсь в необычных экземплярах.

– А жаль. На острове один из лучших птичьих заповедников в Великобритании, вероятно, самый интересный из тех, что находятся в руках частных владельцев, почти такой же интересный, как на Браунси-Айленд в Пул-Харбор. Хотя они очень похожи, если задуматься. На Корси не меньше редких птиц: синеухие и суинхолдские фазаны, а также канадские гуси, черные веретенники и кулики-сороки. Жаль, что вы этим не интересуетесь. Есть хоть какие-то вопросы по делу, о котором я рассказал?

Корделия задумчиво произнесла:

– Если мне предстоит провести три дня с вашей женой, разве она не должна поговорить со мной, прежде чем примет решение? Важно, чтобы она почувствовала, что может мне доверять. Она меня не знает. Мы даже не встречались.

– Встречались. Вот откуда она знает, что может вам доверять. Она пила чай у некой миссис Фортеск на прошлой неделе, когда вы вернули хозяйке их кота. По-моему, хулигана зовут Соломон. Очевидно, вы обнаружили его в течение получаса с момента начала поисков, так что ваш гонорар оказался поразительно мал. Миссис Фортеск обожает это животное. Вы могли бы запросить втрое больше. Она не стала бы спорить. Это произвело впечатление на мою жену.

Корделия сказала:

– Наши услуги стоят довольно дорого. Но иначе мы не можем. Зато мы честны с клиентами. – Она вспомнила гостиную на Итон-сквер, пропитанную женственностью комнату (если понятие женственности подразумевает изысканность и богатство), разрозненную, но приятную коллекцию фотографий в серебряных рамках, чаепитие с обильным угощением за маленьким столиком напротив камина в стиле братьев Адам – и все это в окружении огромного количества цветов в традиционном стиле. Миссис Фортеск, не помня себя от радости и облегчения, из приличия представила гостью Корделии, но произнесла ее имя так нечетко, уткнувшись в мех Соломона, что Корделия так ничего и не запомнила. Однако впечатление о присутствовавшей даме она определенно составила. Посетительница спокойно восседала в кресле у камина, закинув одну стройную ногу на другую, а руки ее, унизанные тяжелыми кольцами, возлежали на подлокотниках. Корделия припоминала желтого цвета волосы, уложенные и закрученные над высоким лбом, маленький, словно распухший от пчелиных укусов рот и огромные, глубоко посаженные глаза под тяжелыми, словно опухшими, веками. И она явно чем-то отличалась от других. Казалось, она привносила в конформистскую роскошь этой гостиной некую изящную, почти священную грацию, и благодаря этому, несмотря на самый обычный деловой костюм из замши, представлялась личностью уникальной не то благодаря принадлежности к актерской профессии, не то из-за собственной эксцентричности. Несмотря на видимое спокойствие, умиротворения она не излучала.

Корделия сказала:

– Я не узнала вашу жену, но очень хорошо ее помню.

– И вы возьметесь за работу?

– Да, возьмусь.

– Это сильно отличается от розыска пропавших котов. Миссис Фортеск сказала моей жене, сколько вы берете за день. Полагаю, такая работа будет стоить дороже.

Корделия ответила:

– Дневной тариф остается неизменным, какой бы ни была работа. Конечная сумма счета зависит от затраченного времени, при этом не важно, работаю ли я сама или мои сотрудники. Расходы также учитываются. Иногда выходит довольно дорого. Но поскольку я приеду на остров в качестве гостя, не придется платить за проживание в отеле. Когда я должна приехать?

– Корабль отправляется с Корси. Он называется «Шируотер» и будет стоять на пристани Спимута, так что вы как раз сможете добраться туда на утреннем поезде из Ватерлоо, который уходит в девять тридцать три. Ваш билет лежит в этом конверте. Моя жена позвонила и сообщила мистеру Горринджу, что привезет с собой компаньонку-секретаршу, которая будет оказывать ей помощь в самых разных делах в течение этих выходных. Так что ваш приезд не станет сюрпризом.

Значит, Кларисса Лайл не сомневалась, что она возьмется за работу. Почему бы и нет? И она взялась. К тому же Кларисса явно не переживала на счет того, удастся ли ей договориться с Эмброузом Горринджем. Ей казалось, что предложенное объяснение появления Клариссы в сопровождении секретаря выглядит неправдоподобно. Корделия задалась вопросом, насколько ей поверят. Приезд в загородный дом на выходные в сопровождении частного детектива допустим для особы королевской крови, но когда речь идет о менее важной персоне, такое поведение явно свидетельствует о недостатке доверия к хозяину. А приглашение детектива инкогнито может расцениваться как нарушение этикета. Ей будет нелегко защищать мисс Лайл, не выдавая обмана, а правда едва ли порадует хозяина и других гостей. Она сказала:

– Мне нужно знать, кто еще будет на острове, а также все, что вам известно об этих людях.

– Рассказать я могу не много. Ко второй половине субботы, когда приедут актеры и приглашенные гости, на острове соберутся около сотни человек. Но вечеринка планируется небольшая. Моя жена, разумеется, будет с Толли – мисс Толгарт, своей костюмершей. Также приедет пасынок моей жены Саймон Лессинг. Это семнадцатилетний школьник, сын второго мужа Клариссы, утонувшего в августе 1977 года. Ему не понравились родственники, которых назначили его опекунами, поэтому жена решила взять его под крыло. Точно не знаю, зачем его пригласили, вообще-то он интересуется музыкой. Вероятно, Кларисса подумала, что ему пора обрести новых знакомых. Он застенчивый юноша. Еще ожидается ее кузина, Роума Лайл. Раньше она была школьной учительницей, а теперь держит книжный магазин где-то на севере Лондона. Она не замужем, ей около сорока пяти лет. Я видел ее только два раза. Возможно, она приедет со спутником, но даже если и так, я не могу вам сказать, кто он. Еще вы познакомитесь с театральным критиком Айво Уиттингемом. Это давний друг моей жены. Предполагается, что он напишет статью о театре и самом спектакле для одного из глянцевых журналов. Разумеется, там будет и Эмброуз Горриндж. А еще трое слуг: дворецкий Мунтер, его жена и Олдфилд – лодочник и на все руки мастер. Думаю, это все.

– Расскажите мне о мистере Горриндже.

– Горриндж знает мою жену с детства. Отцы обоих были дипломатами. Он унаследовал остров от дяди в 1977 году, когда находился за границей. Это было как-то связано с уклонением от уплаты налогов. Он вернулся в Соединенное Королевство в 1978 году и последние три года занимался замком и наводил порядок на острове. Горриндж – мужчина средних лет, не женат. Читал лекции по истории в Кембридже, если не ошибаюсь. Эксперт по Викторианской эпохе. В жизни и мухи не обидел.

– Мне нужно задать один последний вопрос. Очевидно, ваша жена боится за свою жизнь, причем настолько, что не желает ехать на остров Корси без сопровождения. Будет ли среди гостей человек, которого она могла бы бояться или подозревать? – спросила Корделия и тут же заметила, что вопрос ему не понравился.

Вероятно, он наводил сэра Джорджа на мысль, которую он не осмеливался высказать вслух: его жена опасалась за свою жизнь без всяких на то оснований, и все это попахивало истерикой. Она требовала, чтобы ее защищали, и он подчинялся. Однако он не считал, что это необходимо. Он не верил ни в реальность опасности, ни в эффективность тех мер, которые предпринял, чтобы успокоить ее. А теперь в глубине души негодовал из-за того, что хозяин дома и приглашенные гости окажутся под тайным пристальным наблюдением. Он сделал то, о чем попросила жена, однако сам отнюдь не гордился этим поступком.

– Думаю, эту мысль вы можете спокойно выкинуть из головы. У моей жены нет причин подозревать, что кто-либо из присутствующих может хоть как-то навредить ей, ни малейшей причины, – вежливо произнес сэр Джордж.

Глава вторая

Больше ничего важного сказано не было. Сэр Джордж посмотрел на часы и встал. Две минуты спустя он учтиво попрощался с ней у двери, ведущей на улицу, больше ни слова не сказав о возмутительной вывеске. Поднимаясь по лестнице, Корделия спрашивала себя, могла ли она провести беседу более продуктивно. Жаль, что все закончилось так внезапно. Остались вопросы, которые она хотела бы задать, в частности о том, знали ли люди, с которыми ей предстояло познакомиться на острове Корси, о посланиях с угрозами. Теперь придется подождать, пока она не увидится с мисс Лайл.

Корделия открыла дверь офиса, мисс Модсли и Бивис подняли головы, оторвавшись от пишущих машинок, и жадно уставились на нее. С ее стороны было бы жестоко не поделиться с ними новостями. Они почувствовали, что сэр Джордж – клиент необычный, и любопытство вместе с волнением буквально парализовало их. Пока он сидел у нее в кабинете, в коридоре не слышалось стука клавиш, что было весьма подозрительно. Корделия сообщила им минимум информации, только чтобы удовлетворить их интерес и при этом не раскрыть почти никаких важных сведений. Она упирала на то, что мисс Лайл ищет компаньонку-секретаря, которая могла бы защитить ее от неприятных, но не особенно опасных посланий. Корделия не рассказала об угрозах, которые содержались в письмах, и опасениях актрисы за свою жизнь и предупредила их, что это задание, как и все остальные, даже самые мелкие, должно держаться в тайне.

– Разумеется, мисс Грей. Бивис тоже прекрасно это понимает! – воскликнула мисс Модсли.

Бивис страстно заверил ее в том же.

– На самом деле я надежнее, чем кажусь. Я и слова не пророню, честно. Я никогда никому ни о чем не рассказываю, если это касается агентства. Но если меня начнут мучить, я не выдержу. Я не выношу боли.

– Никто не собирается вас мучить, Бивис, – успокоила его Корделия.

Они договорились пообедать пораньше. Бивис принес бутерброды из кулинарии на Карнаби-стрит, а мисс Модсли сварила кофе. Удобно устроившись в коридоре, они принялись оживленно обсуждать, к чему приведет это интересное новое задание. Так что час не прошел даром. Как ни странно, стоило им разговориться, как выяснилось, что и мисс Модсли, и Бивис знают кое-что интересное об острове Корси и его владельце. Такое происходило не впервые. Возможно, она и подозревала о талантах своих подчиненных, однако они не часто вознаграждали ее, делясь полезными слухами.

– Вам понравится замок, мисс Грей, если вы интересуетесь викторианской архитектурой. Мой брат за месяц до смерти возил туда женщин из Союза матерей [6]6
  Международная благотворительная христианская организация, которая оказывает поддержку семьям во всем мире с целью продвижения ценностей брака и семейной жизни.


[Закрыть]. Разумеется, я не являюсь полноправным членом организации, да мне и не положено по статусу, но я обычно ездила на экскурсии, и эта оказалась самой интересной. Особенно мне понравились картины и фарфор. А еще там есть одна восхитительная спальня, где воссоздана обстановка, как в Музее движения искусств и ремесел Викторианской эпохи: плитка Моргана [7]7
  Морган Уильям Френд де (1839–1917) – выдающийся английский художник по керамике.


[Закрыть], наброски Рескина [8]8
  Рескин Джон (1819–1900) – английский мыслитель, эстет и художник, критик и публицист.


[Закрыть], мебель Макмурдо… [9]9
  Макмурдо Артур (1851–1942) – английский художник и архитектор.


[Закрыть]Я помню, это была очень дорогая поездка. Мистер Горриндж, владелец острова, устраивает прием лишь раз в неделю во время туристического сезона и ограничивает число приглашенных двенадцатью. Так что, полагаю, ему приходится брать солидную плату, чтобы все выглядело прилично. Но никто не жаловался, даже миссис Бэггот, которая, боюсь, вообще любит пожаловаться на жизнь. И сам остров так красив! И пейзажи там разнообразные, и такая тишина! Пологие утесы, леса, поля и болота. Словно целая Англия в миниатюре.

– Милые мои, я вспомнил: что мы были в театре, когда она забыла роль. Я о Клариссе Лайл. Это было ужасно. Она не просто забыла строки. Хотя я не представляю, как можно забыть «Леди Макбет», – эта роль говорит сама за себя. Она просто умолкла. Мы слышали, как суфлер практически кричал, с того места, где сидели мы с Питером – это мой друг. Потом она изумленно ахнула и убежала со сцены.

Возмущенный возглас Бивиса привел мисс Модсли в чувство, заставив отвлечься от счастливых воспоминаний о портретах Орпена и гобеленах Уильяма Морриса.

– Бедняжка! Это было просто ужасно для нее, Бивис!

– Это было ужасно для всех остальных актеров. И для нас тоже. Это вообще стыд и срам! В конце концов, она профессиональная актриса, и довольно известная. Никто не ожидал, что она поведет себя как школьница, потеряв самообладание на первом любительском концерте. Я страшно удивился, когда Метцлер предложил ей роль Виттории после провала «Макбета». Начала она неплохо, и рецензии выходили положительные, но, говорят, какие-то проблемы возникли еще до того, как постановку закрыли.

Бивис говорил как человек, участвовавший во всех переговорах. Корделию часто удивляла уверенность, которую он излучал всякий раз, когда они говорили о театре – этом экзотическом мире фантазий и желаний, его обетованной земле, воздухе, которым он дышал.

– Хотел бы я посмотреть на викторианский театр на острове Корси. Он очень маленький: всего сотня мест, – зато, по слухам, являет собой образец совершенства. Первый владелец построил его для Лилли Лэнгтри, когда она была любовницей принца Уэльского. Раньше он приезжал на остров и развлекал гостей любительскими постановками, – добавил он.

– Откуда вам это известно, Бивис?

– Вскоре после того как мистер Горриндж закончил реставрацию, в одной из воскресных газет вышла статья о замке. Мне показал ее друг. Он знает, что мне это интересно. Зрительный зал просто восхитителен. Там даже есть королевская ложа, украшенная гербом принца Уэльского. Жаль, я не смогу там побывать. Я вам страшно завидую.

Корделия произнесла:

– Сэр Джордж рассказал мне о театре. Должно быть, нынешний владелец очень богат. Реставрация театра и замка и покупка викторианских предметов искусства не могли обойтись дешево.

Как ни странно, на этот раз высказалась мисс Модсли:

– О, конечно, богат! Он сколотил состояние на бестселлере «Вскрытие». Это он его написал, Э.К. Эмброуз. Разве вы не знали?

Корделия не знала. Она купила книжку в мягкой обложке, как и тысячи других людей, потому что ей надоело смотреть на кричаще оформленное издание на прилавках магазинов, причем не только книжных. Она поддалась соблазну узнать, что такое было в первом романе доселе не известного автора, позволившее ему якобы заработать полмиллиона еще до публикации. Роман оказался удивительно длинным и жестоким. И еще она помнила, что не могла оторваться от книги, как и было обещано в аннотации, однако не запомнила сюжетную линию и главных героев. Идея была простой. В романе описывалось вскрытие жертвы и ее убийство, а также излагались подробности, касающиеся всех, кто имел к этому отношение: в их число вошли патологоанатом, полицейский, сотрудник похоронного бюро, члены семьи жертвы, сама жертва и, наконец, убийца. Корделия полагала, что эту книгу можно было назвать детективом с большой натяжкой, поскольку в ней описывался в основном секс, как традиционный, так и не очень, а не расследование, хотя автор пытался совместить популярный жанр семейной саги с детективной линией. Стиль идеально подходил для массового читателя – не слишком сложный, чтобы запугать простого человека, но и не слишком примитивный, чтобы люди стыдились читать роман на публике. В конце повествования она испытала разочарование, но так и не смогла понять отчего: оттого ли, что почувствовала, будто ею манипулировали, или из-за ощущения, что человек, скрывавшийся за псевдонимом Э.К. Эмброуз, мог бы написать книгу получше, если бы захотел. Однако сексуальные сцены, хитроумно вплетенные в повествование, все, как одна, с нотками иронии и отвращения к самому себе, а также подробное описание разделывания женского тела, разумеется, завораживали читателя своей натуралистичностью. По крайней мере здесь писатель был на высоте.

Мисс Модсли поспешила подчеркнуть, что не пыталась своим вопросом намекнуть на невежественность начальницы.

– Неудивительно, что вы не знали. Я и сама не узнала бы, да одна из членов союза, участвовавших в поездке, замужем за человеком, который владеет книжным магазином, она нам и рассказала. Мистер Эмброуз не афиширует этот факт. Я думаю, это единственная книга, которую он написал.

Корделию уже распирало от любопытства, она жаждала увидеть исключительно талантливого Эмброуза Горринджа и его остров и сидела, размышляя над странностями нового задания, а Бивис тем временем собирал кофейные чашки – настала его очередь мыть посуду. Мисс Модсли погрузилась в мечтательную тишину, сложив руки на коленях. Вдруг она подняла голову и сказала:

– Надеюсь, для вас в этом нет никакой опасности, мисс Грей. Ведь в анонимных письмах есть что-то нехорошее, можно даже сказать, зловещее. Однажды какой-то злоумышленник буквально наводнил ими приход, и все это очень трагично закончилось. Они были пропитаны удивительной злобой.

– Злобой, но не опасностью. Скорее я заскучаю, чем испугаюсь. И я не могу даже представить, чтобы что-то ужасное произошло на острове Корси, – возразила Корделия.

Бивис, с трудом сохраняя равновесие с тремя чашками в руках, повернулся к ним, добравшись до двери.

– Но там и правда случались неприятности. Правда, не знаю точно, какие именно. В статье, которую я читал, это не уточнялось. Но современный особняк построен на месте средневекового замка, который использовался для охраны той части Ла-Манша, так что, возможно, там до сих пор живет парочка привидений. К тому же автор упомянул о кровавой истории острова.

– Так пишут все журналисты, – сказала Корделия. – У них любая история кровавая. Это не означает, что привидения до сих пор разгуливают по острову. – Когда она это говорила, у нее не было никаких предчувствий. Она лишь радовалась, что наконец-то получила настоящую работу и скоро выберется из Лондона, пока на дворе еще стоит теплая осень, и уже представляла себе взмывающие ввысь башни, болота c кричащими чайками, пологие холмы и леса этой миниатюрной Англии, такой загадочной и прекрасной, ожидающей ее в лучах солнца.

Глава третья

Теперь Эмброуз Горриндж так редко приезжал в Лондон, что стал задаваться вопросом, оправдывает ли себя его членство в городском клубе. В столице еще оставались районы, где он чувствовал себя уютно, но было и много других – таких, где он раньше бывал с удовольствием, но теперь казавшихся ему грязными, полуразрушенными и чужими. Когда ему требовалось по делу встретиться с биржевым брокером, агентом или издателем, он планировал для себя целую программу, расценивая ее как развлекательную. Получалось нечто вроде взрослой реконструкции школьных каникул: он не оставлял себе ни одного свободного часа в день на размышления о том, как его вообще занесло в Лондон. Визит в маленький антикварный магазин Сола Гаскина близ Ноттинг-Хилл-гейт неизменно входил в его программу. Бо2льшую часть викторианских картин и мебели он купил в лондонских аукционных домах, но Гаскин знал о его страсти к Викторианской эпохе и отчасти разделял ее. Поэтому Эмброуз мог быть уверен: у Гаскина его ждет небольшая коллекция сувениров, в гораздо большей степени передающих дух эпохи, чем самые крупные из его приобретений.

Стояла нетипичная для сентября жара, и в заваленном бумагами душном кабинете в задней части магазина пахло как в берлоге. Гаскин, с белым худым лицом, цепкими маленькими руками и в потертом жилете из молескина, суетился подобно настырному грызуну. Вот он наконец отпер ящик стола и с благоговением выложил перед любимым покупателем находки, собранные за последние четыре месяца. Набор с графином из голубого бристольского стекла с гравировкой в виде виноградной лозы был очень красив, но включал всего пять предметов, а Горриндж предпочитал полные комплекты. Одна из пары веджвудских ваз по проекту Уолтера Крейна оказалась с небольшим сколом, и он удивился, что Гаскин, знавший о его стремлении к совершенству, потрудился сохранить их для него. А вот с изысканно украшенным меню приема, который устраивала королева в Виндзорском замке 10 октября 1844 года в честь пожалования королю Франции Луи Филиппу титула рыцаря ордена подвязки, ему очень повезло. Горриндж подумал, что было бы забавно подать те же блюда в замке на Корси в годовщину этого события, но напомнил себе о пределах кулинарных возможностей миссис Мунтер и числе гостей, которых он может принять.

Однако самое лучшее Гаскин приберег на потом. С привычным для него серьезным видом, как человек, служащий некую мирскую мессу перед ревностным католиком, он вытащил две тяжелые траурные броши в великолепном обрамлении из черной эмали и золота. Вокруг завитков и лепестков каждой из них была причудливо закреплена прядь волос. За ними последовал черный траурный чепец, все еще лежавший в шляпной коробке, в которой его доставили, и мраморное изваяние пухлой детской ручки на фиолетовой бархатной подушке. Горриндж взял чепец в руки, поглаживая гофрированный атлас – воплощение претенциозной печали, – и задался вопросом, что произошло с его владелицей: последовала ли она в могилу за своим супругом, уснув вечным сном слишком рано и не пережив горя, или чепец, хоть и дорогой, просто ей не понравился? И он, и две броши станут прекрасным дополнением к коллекции в спальне замка на Корси, которую он называл «memento mori» [10]10
  Помни о смерти ( лат.).


[Закрыть]. В нее входили викторианские реликвии, связанные с миром усопших: посмертные маски Карлайла, Рескина и Мэтью Арнольда, траурные, в черных рамках открытки с рыдающими ангелами и сентиментальными стихами, памятные чашки, медали и кружки, целый гардероб из траурной одежды – черной, серой и цвета лаванды. В эту комнату Кларисса вошла лишь один раз, содрогнулась и с тех пор притворялась, будто ее не существует. Однако он с удовольствием отмечал, что если среди его гостей попадались влюбленные, независимо от того, встречались ли они в открытую или таились от других, то они периодически ночевали там. Горриндж находил в этом сходство с тем, как шлюхи восемнадцатого века совокуплялись с клиентами на могилах кладбищ в Ист-Энде, со злобой и легким презрением наблюдая за этим симбиозом эротизма и смерти, как и за другими человеческими слабостями, которые были ему чужды.

Наконец он сказал:

– Я возьму их. И, наверное, мраморное изваяние тоже. Где вы это нашли?

– На закрытой распродаже. Думаю, эти памятные вещицы не имеют отношения к реальному погребению. Владелец заявил, что это копия одного из мраморных изваяний частей тела королевских детей из резиденции в Осборне, которые создавали для королевы Виктории. Возможно, это ручка наследной принцессы.

– Бедная Вики! Если вспомнить о ее суровой матери, и сыне, и Бисмарке, можно сказать, что она была не самой счастливой из принцесс. Перед этой вещицей почти невозможно устоять, но не по такой цене.

– Подушечка – это оригинал. А если перед нами ручка принцессы, то это, вероятно, уникальный экземпляр. Насколько мне известно, других копий из Осборна не существует.

Они, как обычно, начали торговаться, но Горриндж почувствовал, что Гаскин делает это не вполне искренне. Он был человеком суеверным, и мраморное изваяние, к которому он, похоже, не мог заставить себя прикоснуться, видимо, одновременно завораживало и отталкивало его. Он жаждал от него избавиться.

Едва они успели завершить дело, как в дверь позвонили. Гаскин пошел открывать, а Горриндж поинтересовался, может ли он воспользоваться телефоном. Ему вдруг пришло в голову, что если он поторопится, то успеет на поезд, который отправляется раньше. Как всегда, на звонок ответил Мунтер.

– Замок Корси.

– Это Горриндж, Мунтер. Я звоню из Лондона. Я все-таки понял, что успею на поезд, который уходит в два тридцать. Буду на пристани в четыре сорок.

– Очень хорошо, сэр. Я дам соответствующие указания Олдфилду.

– Все в порядке, Мунтер?

– Вполне, сэр. Сегодняшнюю генеральную репетицию едва ли можно назвать успешной, но, насколько я понимаю, сами актеры остались довольны.

– А освещение в удовлетворительном состоянии?

– Да, сэр. Если можно так выразиться, в труппе больше талантливых электриков-любителей, чем актеров.

– А миссис Мунтер? Вам удалось пригласить кого-то ей в помощь на субботу?

– Не совсем. Две девушки из города не смогут приехать, но миссис Чемберз привезет внучку. Я поговорил с девушкой, и у меня сложилось впечатление, что она очень положительно настроена, хоть и неопытна. Если гастроли на Корси станут ежегодными, сэр, возможно, нам придется задуматься о том, чтобы привлекать новых работников, по крайней мере на одну неделю в течение года.

– Не думаю, что вам либо миссис Мунтер надо полагать, что труппа будет гастролировать у нас каждый год, – спокойно произнес Горриндж. – Если вам так уж необходимо распланировать все на двенадцать месяцев вперед, то целесообразнее считать, что это последнее выступление леди Ральстон на Корси.

– Благодарю вас, сэр. Должен сообщить, что леди Ральстон звонила. Сэр Джордж должен принять участие в одной встрече, так что он вряд ли приедет раньше вечера субботы, а может, появится даже после представления. Отсутствие супруга и одиночество леди Ральстон собирается компенсировать, пригласив секретаря и компаньонку, некую мисс Корделию Грей. Та приедет вместе с остальными в пятницу утром. Леди Ральстон, похоже, подумала, что вовсе не обязательно обсуждать это лично с вами. – В голосе Мунтера даже по телефону явно слышалось неодобрение, как и тщательно контролируемая ирония. Он безошибочно определял, как далеко может зайти, и поскольку его завуалированное негодование никогда не обрушивалось на работодателя, Горриндж потакал ему. Человек, особенно слуга, имел право на проявление строптивости в ознаменование уважения к самому себе. Горриндж с самого начала отметил, что поведение Мунтера напоминало ему выходки литературных героев Дживса и его почти тезки Бунтера, гранича с пародией, когда их тщательно выстроенные планы хоть немного менялись. Когда Кларисса приезжала в замок, он начинал вести себя почти возмутительно и совсем по-бунтарски. Горриндж с удовольствием наблюдал за странностями слуги, отмечая, насколько его экстравагантная внешность не соответствует его поведению, нисколько не интересовался его прошлым и едва ли задавался вопросом, существовал ли настоящий Мунтер и если да, то какой он.

Он услышал, как Мунтер сказал:

– Я думаю, мисс Грей может разместиться в комнате Моргана, если вы согласны.

– Это хорошая идея. А если сэр Джордж приедет в субботу вечером, он сможет устроиться в зале memento mori. Солдат не должен бояться смерти. Нам что-то известно о мисс Грей?

– Молодая девушка, насколько я понимаю. Полагаю, она будет есть вместе со всеми в обеденном зале.

– Разумеется.

Что бы ни задумала Кларисса, это по крайней мере позволит выровнять число гостей за столом. Но мысль о том, что Кларисса собирается приехать с секретарем-компаньонкой, да еще к тому же женщиной, заинтриговала его. Он надеялся, что ее появление не усложнит предстоящие выходные еще больше.

– До свидания, Мунтер.

– До свидания, сэр.

Вернувшись в кабинет, Гаскин обнаружил, что его посетитель с задумчивым видом сидит и держит мраморную руку, и невольно содрогнулся. Горриндж положил изваяние на подушечку и уставился на Гаскина, который, отыскав маленькую картонную коробку, принялся выстилать ее изнутри оберточной бумагой.

– Вам она не нравится? – спросил он.

Гаскин мог позволить себе говорить откровенно. Рука была продана, а мистер Горриндж никогда не отказывался от покупки, когда цену уже обсудили. Он опустил руку в коробочку, стараясь касаться не ее, а только подушечки.

– Не могу сказать, что мне жаль с ней расставаться. Мне в целом симпатичны фарфоровые модели человеческих рук, которые так нравились людям Викторианской эпохи и использовались как подставки для колец. На прошлой неделе ко мне поступил один прекрасный образец, но манжета вокруг запястья оказалась со сколом. Вам бы это не понравилось. Но детская ручка! Да еще «отрезанная» таким образом! Я считаю, это омерзительно, возможно даже – попахивает извращением. Это мои личные чувства к этому объекту. Вы знаете, какой я человек. Такая вещь навевает мысли о смерти.

Горриндж бросил последний взгляд на броши, прежде чем их завернули и положили в коробку.

– Но такие ассоциации не настолько обоснованны, как в случае с драгоценностями и чепцом вдовы. Я согласен с вами. Сомневаюсь, что это «похоронное» изваяние.

Гаскин уверенно сказал:

– Тут дело в другом. Эти вещи меня не беспокоят, как и другие ритуальные принадлежности. Но с рукой все иначе. По правде говоря, я невзлюбил ее, как только она попала в магазин. Всякий раз, когда я смотрел на нее, у меня кровь стыла в жилах.

Горриндж улыбнулся.

– Я должен провести эксперимент над моими гостями и понаблюдать, как они отреагируют. В следующие выходные на Корси будут играть «Герцогиню Амальфи». Если бы это было изваяние мужской руки в натуральную величину, мы могли бы использовать его в качестве реквизита. Но, даже пребывая в полном отчаянии, герцогиня едва ли могла бы спутать ее с рукой мертвого Антонио.