Текст книги "Саван для соловья (Тайна "Найтингейла")"

Автор книги: Филлис Дороти Джеймс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Матрона сухо сказала:

– Разумеется, это полная чушь, и вы должны были понимать это. Очевидно, Хитер Пирс была не слишком умной, но зато слишком высокомерной особой. Вы уверены, что она не предъявляла к вам других требований? Есть много способов вымогательства.

– Но она не стала бы этого делать, Матрона! – Кристина Дейкерс приподняла голову. – Пирс была… ну, она была доброй.

Казалось, она не находила подходящего определения и, сдвинув брови, отчаянно пыталась объяснить:

– Она помногу разговаривала со мной и давала мне выписки из Библии, которые я должна была читать каждый день. Раз в неделю она спрашивала у меня урок.

Матрону охватила такая ярость, что ей пришлось встать, чтобы как-то справиться с собой. Она подошла к окну и прижалась к холодному стеклу пылающим лбом. Сердце ее глухо колотилось о ребра, и с профессиональным интересом она заметила дрожь в руках. Через минуту она вернулась к кровати девушки.

– Не будем говорить о том, какой доброй она была. Послушной, совестливой и имеющей хорошие намерения, но не доброй. Если бы вы встретили настоящую доброту, вы бы поняли разницу. И меня не удивляет ваша радость по поводу ее смерти. При таких обстоятельствах было бы странно, если бы вы ее не ощущали. Со временем, возможно, вы сможете пожалеть и простить ее.

– Но, Матрона, это меня нужно простить! Ведь я воровка!

Не было ли оттенка мазохизма в этом жалком, дрожащем голосе, в извращенном самооговоре прирожденной жертвы? Мисс Тейлор резко сказала:

– Вы не воровка. Вы только однажды совершили кражу; это совершенно другое дело. У каждого из пас в жизни хоть раз случаются вещи, которых мы стыдимся и о которых сожалеем. Вы недавно узнали нечто о себе, о том, на что вы способны, и это потрясло вашу психику. Теперь вы должны жить, зная об этом. Мы можем понять и простить других, только когда сумеем понять и простить себя. Вы никогда снова не украдете. Я знаю это, и вы – тоже. Но однажды вы это сделали. Вы способны украсть. Понимание этого помешает вам быть всегда собой довольной и самоуверенной. Это только поможет вам быть более терпимой к недостаткам людей, понимать их – быть хорошей медсестрой. Но только не в том случае, если вы будете постоянно корить себя, поддаваться бесконечным угрызениям совести и горечи. Эти коварные чувства, может, и приятны, но они не помогут ни вам, ни кому-либо другому.

Девушка подняла на нее взгляд:

– А полиция должна об этом знать?

Вот это вопрос! И па пего мог быть только один ответ:

– Да. И вы должны будете рассказать им все, как и мне. Но сначала я сама поговорю со старшим инспектором. Это новый детектив, па этот раз из Скотленд-Ярда, и мне кажется, он умный и понимающий человек.

В самом ли деле он был таковым? Как она могла быть уверена в этом? Их первая встреча была такой короткой, они успели только обменяться взглядами и коснуться друг друга руками, когда здоровались. Не успокаивает ли она себя мимолетным впечатлением, полагая, что это властный человек, обладающий воображением, которому под силу решить загадку смерти обеих девушек, не нанеся излишнего вреда невинным и виноватым одинаково? Инстинктивно она чувствовала, что он именно такой, но были ли ее ожидания оправданными? Она поверила рассказу Кристины Дейкерс, но ведь она и была расположена верить ей. Какое впечатление ее рассказ произведет на офицера полиции, у которого полно подозреваемых, но нет веских мотивов для убийства? А это был вполне подходящий мотив. От любого каприза Хитер Пирс зависело все будущее Кристины Дейкерс, да и ее матери. И Дейкерс вела себя довольно странно. Действительно, она казалась больше всех расстроенной смертью Пирс, но довольно скоро пришла в себя. Даже во время непрерывных допросов полиции она сумела удержать при себе свою тайну. Тогда что же теперь заставило ее признаться и так мучиться угрызениями совести? Только ли потрясение, которое она испытала, обнаружив мертвую Фоллон? И почему смерть Фоллон произвела на нее такое впечатление, если она не имела к ней отношения?

Мисс Тейлор снова задумалась о Пирс. Как же мало мы знаем своих студенток! Пирс, если бы кто-нибудь взял на себя труд поразмышлять над ее персоной, представляла собой скучную, добросовестную, малопривлекательную студентку, которая, вероятно, выбрала профессию медсестры, не имея возможности иначе удовлетворить свои честолюбивые устремления. Обычно хоть одна такая студентка попадается на каждом курсе. Когда они подают заявление на поступление, им трудно бывает отказать в приеме, потому что на экзаменах они получают хорошие оценки и представляют безупречные характеристики. И в целом из них выходят неплохие сестры. Правда, они редко вырастают в высокопрофессиональных работников. Но теперь Матрона начала сомневаться. Если Пирс обладала таким скрытым желанием власти, что сумела обратить проступок этого ребенка и ее растерянность на удовлетворение своего самолюбия, значит, она была далеко не такой простой и безвредной. Она была опасной девушкой.

И все-то она так умно подстроила. Выждав неделю, уверившись, что Дейкерс потратила деньги, она не оставила ей выхода. Девочка уже не могла сказать, что поддалась внезапному импульсу, но намерена вернуть деньги. И если бы Дейкерс решилась признаться хотя бы ей, Матроне, об этом бы пришлось рассказать и Диане Харпер: Пирс должна была это понимать. И только Харпер могла бы решать, заводить ли на Дейкерс дело. Возможно, на нее можно было бы повлиять, уговорить ее пожалеть девушку. Но, допустим, это не получилось бы? Диана Харпер наверняка рассказала бы об этой истории отцу, и Матрона не была уверена, что мистер Роланд Харпер проявил бы снисходительность к тому, кто воспользовался его деньгами. Знакомство с ним мисс Тейлор было кратким, но исчерпывающим. Он прибыл в госпиталь через два дня после смерти Хитер Пирс, крупный, лощеный, самоуверенный и агрессивный, неповоротливый в своей меховой куртке. Без каких-либо объяснений он разразился заранее заготовленной тирадой, обращаясь к Матроне так, как будто она была электромехаником, обслуживающим его машину. Он не позволит своей дочери остаться хоть на минуту в учреждении, где разгуливает убийца, не важно, будет заниматься этим полиция или нет. С самого начала эта идея получить профессию медсестры казалась ему вздором, а теперь он намерен положить этому конец. Его Диане вообще не нужна карьера. Она обручена, вот так! С молодым человеком из очень хорошей семьи! С сыном его партнера! Они могут ускорить женитьбу, вместо того чтобы ждать до лета, а тем временем Диана будет жить дома и помогать ему в офисе. Он немедленно забирает ее с собой и хотел бы посмотреть на того, кто посмеет остановить его!

Никто его не останавливал. Девушка тоже не возражала отцу. Она стояла в кабинете Матроны притворно покорная и застенчивая, но исподтишка улыбалась, как будто была довольна тем скандалом, который учинил ее самоуверенный мужественный отец. Странно, подумала Матрона, что никто всерьез не подозревал Харпер; и оба убийства были делом одних рук, инстинкт ее не обманывал. В последний раз она видела девушку усаживающейся в громадный и безобразный автомобиль отца, кутающейся в новую меховую шубку, которую отец купил ей, чтобы компенсировать прерывание учебы, и обернувшейся помахать остающимся девушкам с видом кинозвезды, снизошедшей до толпы своих обожателей. Да, не очень-то приятная семейка: мисс Тейлор жалела любого, кто оказался бы в их власти. И все же – таковы противоречия личности – Диана Харпер была прекрасной медсестрой, во многих отношениях лучше Пирс.

Но оставался еще один вопрос, и Матроне пришлось призвать па помощь все свое самообладание, чтобы задать его.

– Джозефипа Фоллоп знала об этом деле? Девушка ответила сразу, уверенно, но с некоторым удивлением:

– О нет, Матрона! Во всяком случае, я так думаю. Пирс поклялась мне, что ни одной душе об этом не скажет, и она не особенно дружила с Фоллон. Я уверена, она ничего не рассказывала Фоллон.

– Да, – сказала Матрона, – я тоже думаю, что она не рассказывала.

Она осторожно приподняла голову Дейкерс и поправила ей подушки.

– А теперь я хочу, чтобы вы попробовали уснуть. Когда вы проснетесь, вам будет намного лучше. И постарайтесь ни о чем не думать.

Девушка расслабилась. Она улыбнулась Матроне и, протянув руку, быстрым и робким жестом погладила ее по щеке. Затем откинулась на подушки, как будто решила спать. Значит, все в порядке. Но так и должно было быть. У Матроны это всегда получалось. Как легко и просто было оказать помощь советом и успокоением, зная, с каким словом обратиться к тому или иному человеку! Она могла бы быть женой викария во времена Виктории, могла бы наблюдать за раздачей супа беднякам. Каждому по его потребностям. В больнице это происходило каждый день. Бодрый профессиональный голос палатной сетры: «А вот и Матрона пришла проведать вас, миссис Кокс. Боюсь, сегодня миссис Кокс не очень хорошо себя чувствует, Матрона». Усталое, измученное страданиями лицо больной храбро улыбается ей с подушек, рот кривится от усилия произвести более приятное и спокойное впечатление. Сестры идут к ней со своими проблемами, постоянными неразрешимыми проблемами в работе и между собой. «Ну, теперь вы немного успокоились, сестра?» – «Да, благодарю вас, Матрона, мне стало гораздо легче». Секретарь комитета управления больницей, отчаянно надоедающий ей своей нерешительностью: «Я чувствовал бы себя увереннее, Матрона, если бы мы могли с вами обсудить эту проблему».

Еще бы! Всем не терпелось перекинуться с ней хотя бы одним словом по поводу своих проблем. И все они уходили от нее ободренные и решительно настроенные. Услышать слова успокоения, которые скажет наша Матрона. Казалось, вся ее работа заключалась в самонадеянно отнятом ею у Бога праве прощать и успокаивать. И насколько же легче было давать и принимать это бледноватое молоко человеческой доброты, чем ядовитую правду. Она иногда представляла себе тупое непонимание и возмущение, с которым они восприняли бы ее личное кредо: «Мне нечего вам предложить. Я никак не могу помочь. Мы все одиноки, с момента рождения до самой смерти. Наше настоящее и будущее идет от нашего прошлого. Мы вынуждены жить наедине с самими собой до самого конца. Если вы хотите спасения, посмотрите в глубь себя. Больше обращаться не к кому».

Она еще немного посидела, затем тихонько вышла из палаты. Кристина Дейкерс на прощанье улыбнулась ей. Выйдя в коридор, она увидела сестру Брамфет и мистера Куртни-Бригса, покидающих палату больного. Сестра Брамфет бросилась ей навстречу:

– Извините, Матрона, я не знала, что вы в отделении.

Она всегда обращалась к ней официально. Они могли проводить вместе все время, свободное от работы, разъезжая на машине или играя в гольф; раз в месяц они посещали какое-нибудь шоу в Лондоне с монотонным однообразием пожилой супружеской четы; вместе пили чай рано утром и по чашке горячего молока на ночь все с тем же нудным постоянством. Но в больнице Брамфет всегда называла ее Матроной. Проницательные глазки медсестры уставились на нее.

– Вы уже видели нового детектива из Скотленд-Ярда?

– Очень коротко. Я встречусь с ним, как только вернусь в Найтингейл-Хаус.

Мистер Куртии-Бригс сказал:

– Вообще-то я знаю его не очень хорошо, по мы с ним встречались. Вы найдете его рассудительным и умным следователем. У него отличная репутация – говорят, он очень быстро раскрывает дела. На мой взгляд, это значительное преимущество. Больнице нелегко переносить такое серьезное нарушение режима. Думаю, он захочет меня увидеть, но ему придется подождать. Пожалуйста, Матрона, передайте ему, что я сразу приду в Найтиигейл-Хаус, как только закончу обход больных.

– Я скажу ему, если он меня спросит, – спокойно сказала Матрона и обернулась к сестре Брамфет: – Кристина Дейкерс немного успокоилась, но мне кажется, будет лучше, если ее не тревожить. Возможно, ей удастся немного поспать. Я пошлю ей несколько журналов и букет цветов. Когда ее должен навестить доктор Спеллинг?

– Он сказал, что придет перед ленчем, Матрона.

– Вы не попросите его зайти ко мне поговорить? Я буду в больнице весь день.

Сестра Брамфет сказала:

– Полагаю, этот детектив из Скотленд-Ярда захочет встретиться и со мной. Надеюсь, он будет не слишком долго меня допрашивать. У меня на руках очень серьезный больной.

Со своей стороны Матрона надеялась, что Брамфет не проявит характера при допросе. Будет досадно, если она решит, что к старшему инспектору полиции можно относиться как к домашнему врачу. Мистер Куртпи-Бригс, без сомнения, не упустит случая проявить свое обычное высокомерие, но у нее было ощущение, что старший инспектор Делглиш сумеет справиться с мистером Куртни-Бригсом.

Они вместе дошли до выхода из отделения. Голова мисс Тейлор уже была забита новыми проблемами. Нужно что-то делать с матерью Кристины Дейкерс. Пройдет еще несколько лет, пока девушка получит высшую квалификацию районной медсестры. Тем временем ее нужно избавить от постоянной тревоги за мать. Может быть, стоит поговорить с Раймондом Гроутом. Возможно, в больнице найдется какая-нибудь несложная канцелярская работа, которая устроит ее. Но будет ли это правильно? Нельзя позволять себе удовлетворять свои желания за счет других. Какие бы проблемы в наборе больничных служащих ни были в Лондоне, Гроут прекрасно находит помощников в своей канцелярской работе. Он имеет право ожидать квалифицированной помощи; а все миссис Дейкерс этого мира, угнетенные отсутствием профессии и злым роком, обычно не могут ее предложить. Она решила, что стоит поговорить с этой женщиной по телефону, да и с родителями других девушек. Необходимо на время забрать девушек из Найтингейл-Хаус. Учебная программа не будет слишком нарушена; она и так очень напряженная. Пожалуй, лучше ей вместе с начальником больницы переселить их в сестринский дом – сейчас так много больных медсестер, что там найдется свободное место, – а они могли бы каждый день посещать библиотеку и лекции. И еще нужно проконсультироваться с заместителем председателя Комитета управления больницей и как-то разобраться с представителями прессы, а также присутствовать на дознаниях и обсудить вопросы похорон девушек. Люди постоянно ждут возможности обратиться к ней. Но прежде всего, и это самое важное, она должна увидеться со старшим инспектором Делглишем.

Глава 4
Вопросы и ответы

1

Матрона и сестры имели свои квартиры на четвертом этаже Найтингейл-Хаус. Когда Делглиш добрался до верха лестницы, он увидел, что юго-западное крыло отделено от остального здания специальной деревянной перегородкой, окрашенной в белый цвет, в которой на двери, маленькой по контрасту с высокими потолками и дубовыми панелями степ, висит вывеска «Квартира Матроны». Он заметил на ней кнопку звонка, но прежде, чем нажать на нее, быстро осмотрел коридор. Он был таким же, как и внизу, но пол, застланный ковровой дорожкой, хотя выцветшей и потертой, все же придавал иллюзию комфорта этому верхнему этажу.

Делглиш бесшумно передвигался от двери к двери. На каждой имелась выполненная от руки табличка, помещенная в медную рамку. Он увидел, что сестра Брамфет занимает соседнюю квартиру с Матроной. Дальше следовали помещения для ванн, разделенные на три небольшие кабинки, в каждой из которых находились ванная и туалет. На следующей двери было указано имя сестры Гиринг; две соседние квартиры были пустыми. Сестра Рольф занимала квартиру в северном конце коридора рядом с кухней и подсобной комнаткой. У Делглиша не было права заглядывать в спальни, но он попробовал повернуть ручки каждой из них, и, как он и ожидал, они оказались запертыми.

На звонок сразу открыла Матрона, и он проследовал за ней в гостиную. Ее размеры и великолепное убранство поразили его. Гостиная занимала всю юго-западную башенку, просторное восьмиугольное помещение со стенами, окрашенными в белый цвет, с высоким потолком, который ослеплял золотой с синим росписью, с двумя высокими окнами, выходящими на здание больницы. Одна из стен от пола до самого потолка была уставлена белыми книжными шкафами. Делглиш с трудом устоял против того, чтобы подойти к ним и попытаться определить характер Мэри Тейлор по ее литературным вкусам. Но даже с того места, где он остановился, он видел, что в шкафах не было учебников, никаких деловых книг или справочных материалов. Это была жилая гостиная, а не офис.

В камине уютно потрескивали дрова. И тем не менее воздух в комнате оставался холодным и очень неподвижным. Матрона была одета в короткую алую пелерину поверх серого платья. Она сняла свой официальный головной убор, и крупный узел бледно-золотых волос лежал тяжелым грузом на хрупкой шее.

Ей повезло, подумал он, что она родилась в том веке, когда ценится индивидуальность черт лица и сложения, в которых невозможно найти и следа женственности. Сто лет назад ее назвали бы некрасивой, даже страшной. Но сегодня большинство мужчин нашли бы ее интересной, а некоторые даже красивой. На вкус Делглиша, она была одной из самых прелестных женщин, которых он встречал в своей жизни.

На дубовом столике, помещенном точно в центре между тремя окнами, был установлен телескоп. Делглиш сразу понял, что это не игрушка любителя, а дорогой и сложный инструмент, который главенствует в комнате. Матрона заметила его взгляд и спросила:

– Вы интересуетесь астрономией?

– Не то чтобы очень. Она улыбнулась:

– «Le silence eternel de ses espsces infini m’affraie»? 2[2]
  «Вечное молчание этого бесконечного пространства меня пугает».


[Закрыть]

– Скорее вносит в душу дискомфорт, чем ужасает. Возможно, причина тому мое тщеславие. Я не умею интересоваться вещами, которые я не только не понимаю, но уверен, что никогда и не пойму.

– А меня именно это и привлекает. По-моему, это форма ухода от действительности, стремление заглянуть в чужой мир – это созерцание бесстрастной Вселенной, на которую я никак не могу повлиять или контролировать, и еще лучше, что там никто и не ждет этого от меня. Это освобождение от ответственности. Оно помогает вернуть своим личным проблемам их нормальные пропорции.

Она пригласила Делглиша сесть на черный кожаный диван перед камином. На низком столике на подносе были приготовлены кофейник, горячее молоко, сахар и две чашки.

Когда он уселся, то, улыбнувшись, сказал:

– Когда я хочу позволить себе насладиться созерцанием непостижимого и смирением перед ним, я предпочитаю любоваться первоцветом. Стоимость пустячная, удовольствие получаешь сразу же, и такую же ценную мораль.

Ее подвижный рот усмехнулся в ответ.

– И во всяком случае вы ограничены в возможности предаваться этим опасным философским размышлениям всего несколькими неделями весны.

Он подумал, что их разговор напоминает старинный бальный танец. Если я не проявлю осторожность, я полностью им увлекусь. Интересно, когда она перейдет к делу? Или она ждет, чтобы первый шаг сделал я? А почему бы нет? Это же я предложил встретиться, я здесь посторонний, вторгшийся в эту женскую обитель.

Словно прочитав его мысли, она вдруг сказала:

– Странно, что обе девушки были такими необщительными и обе – сироты. Это несколько облегчает мою задачу. Слава богу, у них нет родственников, которых пришлось бы утешать. У Хитер Пирс есть только дедушка и бабушка, которые ее вырастили. Дед – ушедший на пенсию шахтер, и они довольно бедно жили в домике иа окраине Ноттингема. Они принадлежат к очень пуританской религиозной секте, и единственной их реакцией на смерть внучки были слова: «Воля Господня должна была свершиться». Мне показалось это довольно странным ответом на трагедию, которая свершилась по воле какого-то человека.

– Значит, вы считаете, что Хитер Пирс погибла от руки убийцы?

– Не обязательно. Но я не могу обвинять Бога в том, что он касался пищеводной трубки.

– А родственники Джозефины Фоллон?

– У нее никого нет, насколько мне известно. Ее спрашивали о ближайших родственниках, когда она поступала сюда, и она ответила, что она сирота и у нее нет живых родственников. У нас не было причин проверять это. Возможно, это было правдой. Но завтра о ее смерти объявят в газетах, и, если вообще есть какие-либо родные или знакомые, мы о них услышим. Я полагаю, вы уже поговорили со студентками?

– Я только провел с ними общую предварительную беседу. Я виделся с ними в демонстрационной комнате. Это помогло мне составить представление об обстановке, в которой произошла трагедия. Все они согласились дать свои отпечатки пальцев, что сейчас и делается. Мне понадобятся отпечатки пальцев всех, кто провел в Найтингейл-Хаус прошлую ночь и сегодняшнее утро, хотя бы только для того, чтобы сразу отмести невиновных. И конечно, я должен буду допросить каждого в отдельности. Но я рад, что вы дали мне возможность сначала увидеться с вами. Ведь вы были в Амстердаме, когда умерла Джозефина Фоллон. Для меня это означает, что в деле на одного подозреваемого меньше.

Он с удивлением заметил, как побелели суставы пальцев Матроны, сжимавшие ручку чашки. Ее лицо вспыхнуло. Она прикрыла глаза, и ему показалось, что он услышал ее тихий вздох. Он несколько растерянно наблюдал за ней. То, что он сказал, наверняка было понятно для женщины ее ума. Он даже не знал, зачем он это сказал. Если причиной второй смерти было убийство, тогда все, имеющие алиби на вчерашний день и сегодняшнее утро, освобождались от подозрений. Как бы почувствовав его удивление, она сказала:

– Извините, должно быть, я показалась вам бестолковой. Я знаю, глупо чувствовать такое облегчение при мысли, что на тебя не падает подозрение – ведь ты все равно знаешь, что невиновна. Возможно, потому, что никто из нас в полном смысле этого слова не является полностью невиновным. Уверена, это мог бы объяснить психолог. Но как вы можете быть таким уверенным? Разве не мог яд – если там был яд – быть помещен в бутылку виски, которую купила Фоллон, в любой момент после того, как она ее купила, или в другую такую же, которой заменили только что ею приобретенную? А это могло быть сделано до того, как я уехала во вторник вечером в Амстердам.

– Боюсь, вам придется примириться с мыслью о своей невиновности. Мисс Фоллон купила именно эту бутылку виски в винном магазине Сканторпа на Хай-стрит вчера днем, сама открыла ее и сделала из нее только глоток в ту ночь, когда умерла. Бутылка почти полна, оставшееся виски, насколько мы знаем, не отравлено, и единственные отпечатки на бутылке принадлежат мисс Фоллон.

– Вы быстро работаете. Следовательно, яд мог быть влит или в стакан после того, как она налила себе горячий напиток, или в сахар?

– Если она вообще была отравлена. Мы ни в чем не можем быть уверены, пока не получим отчета о вскрытии тела, а возможно, даже и тогда. Сахар сейчас проверяют в лаборатории, но это только формальность. Большинство девушек наливали себе чай из заварного чайника, и по меньшей мере две из них выпили чай с сахаром. Так что мы остаемся только с бокалом из-под виски и с лимоном. Мисс Фоллон облегчила дело для убийцы. По-видимому, весь Найтингейл-Хаус знал, что, если она не ушла куда-нибудь вечером, она смотрит телевизор, пока не закончатся все программы. Она плохо спала и никогда рано не уходила в спальню. Когда телевизор прекращал работу, она шла к себе и раздевалась. Затем в тапочках и халате направлялась в маленькую буфетную и готовила себе питье па ночь. Она держала свое виски в спальне, но там нет воды и плитки, чтобы согреть ее. Поэтому она брала с собой в буфетную особый бокал с налитым в

него виски и добавляла в него горячую воду с лимоном. Запас лимонов лежал в буфете вместе с какао, кофе, шоколадом и другими продуктами, которые студентки использовали для приготовления своих любимых напитков на ночь. Затем она относила бокал в спальню, ставила его на ночной столик у кровати и шла принимать душ. Она всегда очень быстро мылась и любила сразу после этого забираться в постель, пока ей было тепло. Думаю, именно поэтому она и готовила напиток до того, как принять душ. К тому времени, когда она возвращалась из ванной и ложилась в постель, напиток как раз остывал до нужной температуры. И по всей видимости, она никогда не изменяла сложившейся привычке.

Матрона сказала:

– Меня ужасает, сколько людей знают о привычках каждого в таком маленьком замкнутом обществе, как наше. Но разумеется, это неизбежно. На самом деле здесь никто не имеет настоящего уединения. Да и как это возможно? Конечно, я знала о виски, но мне казалось, это не мое дело. Девушка определенно не относилась к категории начинающих алкоголиков, и она не заражала этим остальных студенток. В ее возрасте она имела право сама выбирать, что ей пить на ночь.

Делглиш спросил, каким образом Матрона узнала про виски.

– Мне сказала об этом Хитер Пирс. Она попросила у меня разрешения прийти и дала мне информацию в духе «я не хочу разносить сплетни, но думаю, вы должны это знать». Для Хитер Пирс выпивка и дьявол были равнозначны. Но я не думаю, что Фоллон делала из своей привычки пить виски какой-то секрет. Да и как она могла? Как я уже сказала, мы все знаем о привычках друг друга. Но было, конечно, кое-что, чего мы не знали. Джозефина Фоллон была очень замкнутой девушкой. Я не могу сообщить вам никаких сведений о ее жизни вне госпиталя и сомневаюсь, сможет ли это сделать кто-то другой.

– С кем она здесь дружила? Ведь должен же был у нее быть кто-то, кому она доверяла? Разве это не является неизбежным для такого ограниченного общества женщин?

Она поглядела на него с легким удивлением:

– Да, мы все нуждаемся в ком-то. Но думаю, Фоллон меньше, чем другим, нужна была подруга. Она была необыкновенно самодостаточна. Но если она кому-то и доверялась, то это должна быть Мадлен Гудейл.

– Такая скромная, с круглым лицом и в больших очках?

Делглиш вспомнил ее. Ее вовсе нельзя было назвать непривлекательной, в основном из-за очень хорошей кожи и умных серых глаз за очками в толстой роговой оправе. Но Мадлен Гудейл не могла быть иной, кроме как скромной. Он подумал, что может обрисовать ее будущее: годы прилежного обучения, блестящий успех на экзаменах, постепенное повышение квалификации и ответственности, пока она не станет второй Матроной. Не было ничего необычного в том, что она дружила с более привлекательной девушкой. Это было в некотором роде прикосновение к более романтичной, менее посвященной долгу жизни. И опять, словно угадав его мысли, мисс Тейлор сказала:

– Мадлен Гудейл одна из наших самых квалифицированных медсестер. Я надеюсь, после окончания учебы она останется в нашем штате. Но только вряд ли. Она обручена с нашим местным викарием, и они хотят пожениться на Пасху.

Она бросила на Делглиша настороженный взгляд, как бы предостерегая его от чего-то.

– Он считается самым подходящим женихом. Кажется, вы удивлены, старший инспектор?

Делглиш засмеялся:

– После двадцати лет службы полицейским я научился не судить людей поверхностно. Думаю, сначала мне нужно встретиться с Мадлен Гудейл. Я понял, что комната, которую вы мне предоставили, еще не готова. Не могу ли я снова использовать демонстрационную комнату? Или, возможно, она вам понадобится?

– Если вы не возражаете, я бы предпочла, чтобы вы беседовали с девушками где-нибудь в другом месте. Эта комната для них полна трагических воспоминаний. Мы даже перестали ею пользоваться для практических работ. Пока для вас не подготовят гостиную на втором этаже, я с радостью предоставила бы вам свою.

Делглиш поблагодарил ее и поставил на поднос свою чашку. Поколебавшись, она произнесла:

– Мистер Делглиш, хочу вам кое-что сказать. Я чувствую себя… я, так сказать, замещаю своим студенткам родителей. Если какой-нибудь вопрос… если вы заподозрите кого-нибудь из них, могу я рассчитывать, что вы дадите мне знать об этом? Ведь им может понадобиться защита. Им понадобится адвокат.

Она снова нерешительно помолчала.

– Пожалуйста, простите, если я случайно оскорбила вас. У меня так мало опыта в подобных делах. Но это только потому, что я не хотела бы, чтобы их…

– Обманывали?

– Чтобы их заставляли говорить вещи, которые ошибочно повлекли бы за собой обвинение в преступлении их или кого-то другого из персонала.

Делглиш почувствовал себя беспричинно раздраженным.

– Вы знаете, на этот счет существует правило, – сказал он.

– Ох уж эти правила! Знаю я их. Но я уверена, что вы слишком опытны и слишком умны, чтобы позволить им помешать вам. Я только напоминаю вам, что эти девушки не так умны и в подобных делах далеко не столь опытны.

Подавляя раздражение, Делглиш официальным тоном ответил:

– Могу только сказать, что существуют определенные правила и в наших же интересах соблюдать их. Вы можете себе представить, какой подарок для защиты представляет собой любое нарушение закона с нашей стороны? Молодая неопытная девушка, студентка школы медсестер, которую запугивает старший офицер полиции, имеющий за плечами много лет работы по выстраиванию ловушек для беззащитных свидетельниц! В этой стране и так предостаточно препятствий в работе полицейского, мы не хотим, чтобы их стало больше.

Она покраснела, и он с интересом заметил розовую волну, залившую ее гладкое бледно-золотистое лицо, как будто по ее жилам пробежал огонь. Но это мгновенно прошло. Изменение было таким быстрым, что он едва верил, что видел эту сказочную метаморфозу. Она сдержанно сказала:

–У каждого из нас свои обязанности. Будем надеяться, они не войдут в конфликт. В то же время вы должны понимать, что меня так же беспокоит выполнение моего долга, как вас – вашего. И это подводит меня к тому, что я должна сообщить вам некую информацию. Она касается Кристины Дейкерс, студентки, которая обнаружила мертвую Джозефину Фоллон.

Коротко и сдержанно она описала свой визит в частную палату. Делглиш с интересом отметил, что она никак не комментировала эту историю, не высказывала своего мнения и не пыталась оправдать девушку. Он не спросил ее, верит ли она ее рассказу. Она была чрезвычайно умной женщиной и должна была понимать, что дает ему первый мотив убийства. Он поинтересовался, когда ему будет позволено допросить Кристину Дейкерс.

–Сейчас она спит. Доктор Снеллинг, который отвечает за здоровье сестер, навестит ее чуть позже. Затем он сообщит мне о ее состоянии. Если он разрешит, вы сможете поговорить с ней сегодня днем. А сейчас я пошлю за Мадлен Гудейл. То есть если больше я ничего не могу вам сказать.

–Мне крайне необходимо получить информацию о возрасте ваших людей, их прошлом и о времени, которое они провели в больнице. Эти данные могут содержаться в их личных делах? Если бы я мог их получить, это здорово помогло бы нам.

Матрона задумалась. Делглиш заметил, что при этом у нее стало абсолютно спокойное лицо. Через минуту она сказала: