Текст книги "Пристрастие к смерти"
Автор книги: Филлис Дороти Джеймс
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Было почти десять часов вечера, и они уже собирались на ночь запереть документы в сейф, когда позвонила леди Урсула. Вернулся Гордон Холлиуэлл, и она была бы признательна, если бы полиция смогла встретиться с ним прямо сейчас. Он и сам хочет поскорее поговорить с полицейскими. Завтра у них обоих очень загруженный день, так что трудно сказать, смогут ли они найти время для встречи. Дэлглиш знал, что Массингем, будь он на его месте, твердо ответил бы, что они приедут завтра утром, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать, что полиция строит свою работу, сообразуясь с собственными потребностями, а не с нуждами леди Урсулы. Дэлглиш же, который с нетерпением ожидал момента встречи с Гордоном Холлиуэллом и никогда не испытывал потребности утвердить свой авторитет или потешить чувство собственного достоинства, сказал, что они постараются приехать как можно скорее.
Дверь открыла мисс Мэтлок. Она секунды две смотрела на них утомленным неприветливым взглядом, прежде чем отступить в сторону и пропустить в дом. Дэлглиш заметил, что кожа у нее посерела от усталости, а плечи расправлены несколько даже неестественно-горделиво. Ее длинный халат из цветастого нейлона туго обтягивал грудь и был подпоясан завязанным на два узла поясом – будто она боялась, как бы они не сорвали его.
– Я не одета для посетителей, – сказала она, сопроводив слова неловким движением, указывающим на халат. – Мы собирались лечь пораньше. Я не ожидала, что вы еще раз сегодня придете.
– Приношу свои извинения, что снова побеспокоили вас. Если вы хотите ложиться, быть может, мистер Холлиуэлл выпустит нас?
– Это не его работа. Он всего лишь шофер. Запирать дом – моя обязанность. Леди Урсула, правда, попросила его завтра отвечать на телефонные звонки, но это неуместно, неправильно. После шестичасовых «Новостей» мы не знаем ни минуты покоя. Если так будет продолжаться дальше, это убьет леди Урсулу.
Пока мисс Мэтлок вела их по коридору мимо восьмигранного кабинета, шаги по мраморному полу гулко раздавались в тишине. Второй раз за этот день они прошли через обитую дверь в заднюю часть дома и наконец, спустившись на три лестничных марша, очутились перед дверью черного хода. Дом стоял затихший в торжественном ожидании, напоминая опустевший театр. Как это часто случалось с ним в домах жертв преступлений, Дэлглиш ощутил в словно бы разреженном воздухе некое безмолвное присутствие. Мисс Мэтлок отодвинула задвижки, и они оказались на заднем дворе. Три статуи в стенных нишах были слабо освещены и как будто парили, тускло мерцая, в неподвижном воздухе. Ночь была на удивление тихой для осеннего времени, из какого-то ближнего сада веяло ароматом кипарисов, Дэлглишу на миг даже почудилось, будто он перенесся в Италию. И еще ему показалось неуместным то, что статуи освещены, – от этого красота дома обретала праздничный вид, между тем как Бероун, окоченевший, словно замороженная мясная туша, лежал в морге в своем пластиковом саване. Прежде чем последовать за мисс Мэтлок через вторую дверь, ведущую к старым конюшням, он инстинктивно протянул руку к выключателю.
Задняя часть стены была лишена каких бы то ни было украшений; останки великолепия восемнадцатого века не предназначались для глаз лакеев и кучеров, которые некогда наверняка жили при конюшнях. Мощеный двор вел к двум большим гаражам. Двойная дверь левого была открыта, и в свете длинных флуоресцентных ламп они увидели, что вход в квартиру находился на верхней площадке кованой железной лестницы, пристроенной сбоку к внутренней гаражной стене. Мисс Мэтлок показала на эту верхнюю дверь и сказала:
– Вы найдете мистера Холлиуэлла там, – после чего, словно желая объяснить причину такого пышного именования шофера, добавила: – Он служил сержантом в полку покойного сэра Хьюго, был награжден за храбрость Военной медалью.[12]12
Медаль, которой рядовой и сержантский состав награждается за храбрость, проявленную в боях. Учреждена в 1916 году.
[Закрыть] Вероятно, леди Урсула вам это уже говорила. Он не заурядный шофер-слуга.
«Интересно, что могло означать это «не заурядный шофер-слуга» в наши эгалитаристские времена, отрицающие понятие «прислуга»?» – подумал Дэлглиш.
Гараж был достаточно просторным, чтобы вместить в себя «ровер» и белый «гольф». Машины были припаркованы аккуратно, так что оставалось место и для третьей. Проходя мимо «ровера» в густом запахе бензина, они заметили, что гараж использовался и в качестве мастерской. В глубине, под высоким узким окном, стоял деревянный верстак с выдвижными ящиками, над которым располагалась доска с колышками, аккуратно увешанная всевозможными инструментами. К правой стене был прислонен мужской велосипед.
Не успел Дэлглиш поставить ногу на нижнюю ступеньку, как дверь наверху открылась и в осветившемся проеме обрисовалась мужская фигура. Когда они подошли поближе, он увидел, что мужчина был и старше, и ниже, чем он ожидал, – его рост едва укладывался в требования устава, но широкие плечи и военная осанка сразу же производили впечатление сдержанной силы. Кожа у него была очень смуглой, прямые черные волосы, явно гораздо более длинные, чем во времена армейской службы, падали на лоб едва ли не до самых бровей, пересекая его, словно рельефные шрамы над глубоко посаженными глазами. Короткий нос с широкими ноздрями, решительный рот над квадратным подбородком дополняли портрет. На мужчине были отлично скроенные бежевые брюки и клетчатая шерстяная рубашка с открытым воротом. Во всем его облике не было ни тени усталости, он казался таким же бодрым, как если бы сейчас было утро. Мистер Холлиуэлл посмотрел на них проницательным, но лишенным всякого беспокойства взглядом – эти глаза видели кое-что похуже, чем пара следователей уголовного розыска, явившихся среди ночи. Отступая в сторону, чтобы дать им пройти, он сказал:
– Я как раз варю кофе. Или вы предпочитаете виски? – Его речь была почти безупречна.
Они согласились выпить кофе, и он вышел через дверь в дальней стене комнаты. Послышался шум льющейся воды, звяканье крышки о чайник. Низкие окна длинной и узкой гостиной выходили на заднюю сторону стены. Будучи хорошим архитектором, Соун сделал так, чтобы полностью защитить частную жизнь семьи: конюшни были видны только из окон верхнего этажа. Через другую, открытую, дверь в дальней стене можно было разглядеть край односпальной кровати. Викторианский камин у них за спиной, небольшой, с изящно выкованной чугунной решеткой, с резным деревянным ограждением и элегантной нишей, напомнил Дэлглишу о камине в церкви Святого Матфея. Современный электрический обогреватель был включен в розетку, расположенную рядом с камином.
Сосновый стол с четырьмя стульями вокруг занимал середину комнаты, по обе стороны камина стояли два весьма потертых кресла. В простенок между окнами был встроен верстак, над ним – доска с инструментами, поменьше, чем в гараже, и более изящная. Увлечением Холлиуэлла, очевидно, была резьба по дереву. Сейчас он работал над Ноевым ковчегом с каноническим набором животных. Детали ковчега были красиво соединены «ласточкиным хвостом», и вся великолепная конструкция подведена под составленную из узких планок крышу. Уже законченные фигурки животных – пары львов, тигров и жирафов – казались менее тщательно вырезанными, но, безусловно, были без труда узнаваемы, и в них даже играла жизнь.
Одну из стен от пола до потолка занимали книжные стеллажи. Дэлглиш подошел и с удивлением обнаружил, что Холлиуэлл являлся обладателем полного комплекта «Знаменитых судебных процессов Британии». Была в его библиотеке и еще одна книга, даже более удивительная. Дэлглиш достал ее и пролистнул: восьмое издание «Учебника по судебной медицине» Кита Симпсона. Поставив том на место, он окинул комнату взглядом и поразился рациональности царившего в нем порядка. Это было жилище человека, организовавшего свое жизненное пространство и, вероятно, жизнь, так, чтобы все отвечало его потребностям. Судя по всему, он хорошо изучил собственную натуру и научился жить с ней в ладу. В отличие от кабинета Пола Бероуна это была комната мужчины, чувствующего себя здесь спокойно и уверенно.
Холлиуэлл вернулся с подносом, на котором стояли три керамические чашки, бутылка молока и бутылка виски «Беллз». Он сделал приглашающий жест рукой в сторону последней и, когда Дэлглиш и Массингем отрицательно покачали головами, влил щедрую порцию в свою чашку. Они расселись вокруг стола.
– Вижу, у вас есть полный комплект «Знаменитых судебных процессов Британии», – сказал Дэлглиш. – Должно быть, это немалая редкость?
– Это мое увлечение, – ответил Холлиуэлл. – Когда-то я мечтал стать юристом-криминалистом, но обстоятельства сложились по-другому.
Он говорил без всякой обиды, просто констатировал факт. Спрашивать, какие обстоятельства, не было нужды. Юриспруденция все еще оставалась профессией избранных. Парню из рабочего класса редко удавалось пробиться в «Судебные инны».[13]13
Четыре корпорации барристеров в Лондоне, пользующиеся исключительным правом приема в адвокатуру. Существуют с XIV в.
[Закрыть]
– Мне интересно судебное следствие, а не защита, – добавил он. – Большинство убийц кажутся тупыми и заурядными, когда видишь их на скамье подсудимых. То же самое будет, безусловно, и с этим парнем, когда вы до него доберетесь. Но возможно, животное в клетке всегда менее интересно, чем то, которое бегает на воле, особенно если на его след уже напали.
– Значит, вы полагаете, что имело место убийство, – констатировал Массингем.
– Я полагаю, что коммандер и старший инспектор уголовной полиции не приехали бы сюда после десяти часов вечера обсуждать, почему сэр Пол решил перерезать себе горло.
Массингем наклонился вперед, чтобы достать бутылку молока, добавил его в чашку и, помешивая свой кофе, спросил:
– Когда вы услышали о смерти сэра Пола?
– В шестичасовых «Новостях». Я позвонил леди Урсуле и сказал, что немедленно возвращаюсь. Она ответила, что никакой спешки нет. Машина ей не понадобится, и нет ничего такого, что требовало бы моего присутствия. Она также сказала, что полиция хочет встретиться со мной, но у вас полно дел, чтобы занять себя до моего возвращения.
– Что рассказала вам леди Урсула? – спросил Массингем.
– То, что знала сама, а это не много. Сказала, что у обоих было перерезано горло и что орудием убийства послужила бритва сэра Пола.
Дэлглиш заранее попросил Массингема взять на себя инициативу в разговоре с Холлиуэллом. Такой обмен ролями зачастую смущал подозреваемого, но только не этого. Холлиуэлл был либо слишком самоуверен, либо ничуть не встревожен, чтобы реагировать на подобные уловки. У Дэлглиша сложилось впечатление, что из них двоих скорее уж Массингем чувствовал себя не в своей тарелке. Холлиуэлл, отвечавший на его вопросы с, казалось, нарочитой медлительностью, имел странную и смущающую привычку вперять взгляд своих черных глаз в спрашивающего так, словно следователем был он и именно он пытался постичь сидящую перед ним неизвестную, ускользающую личность.
Холлиуэлл подтвердил: да, ему было известно, что сэр Пол бреется опасной бритвой, но в доме об этом знали все. Не новость для него и то, что ежедневник хранился в верхнем правом ящике письменного стола и вовсе не был личным дневником. Сэр Пол мог позвонить и попросить любого, кто подойдет к телефону, проверить время назначенной деловой встречи. Ключ от ящика обычно либо торчал в замке, либо лежал в самом ящике. Иногда сэр Пол запирал ящик и уносил ключ с собой, но такое случалось редко и никому не казалось необычным. Все это были детали, которые узнаешь, когда живешь или работаешь в доме. Но Холлиуэлл не мог припомнить, когда в последний раз видел бритву или ежедневник, и ему никто не говорил, что сэр Пол вчера вечером собирался посетить церковь Святого Матфея. Не мог он и сказать, знал ли об этом кто-то другой из домочадцев, – при нем никто об этом не упоминал.
На вопрос о его собственных вчерашних передвижениях он ответил, что встал около половины седьмого, совершил получасовую пробежку в Холланд-парк, потом сварил себе на завтрак яйцо. В половине девятого пошел в дом узнать, не нужно ли чего починить для мисс Мэтлок. Она дала ему настольную лампу и электрический чайник. Потом он съездил за педикюршей леди Урсулы, миссис Бимиш, которая живет в Парсонз-Грин и больше не водит автомобиль. Она всегда обслуживает леди Урсулу в третий вторник каждого месяца. Миссис Бимиш уже за семьдесят, и леди Урсула теперь ее единственная клиентка. Миссис Бимиш закончила после одиннадцати, он отвез ее домой, вернулся за леди Урсулой и отвез ее на обед с подругой, миссис Чарлз Блейни, в Университетский женский клуб. Припарковал машину возле клуба, пообедал один в ближайшем пабе и без четверти три повез дам на выставку акварелей в галерею Эгню, а оттуда – в «Савой», где дамы пили чай. После этого они отправились домой, на Камден-Хилл-сквер, через Челси, где высадили миссис Блейни возле ее дома. Они с леди Урсулой вернулись в пять тридцать три. Он так точно запомнил время, потому что взглянул на часы в машине, – он вообще привык организовывать свою жизнь по часам. Проводив леди Урсулу в дом, поставил в гараж «ровер» и остаток вечера провел в своей квартире, пока не отбыл в деревню вскоре после десяти вечера.
– Насколько мне известно, леди Урсула дважды звонила вам по телефону в тот вечер. Можете припомнить, когда это было?
– Да. Первый раз около восьми, второй – в четверть десятого. Она хотела уточнить наше расписание на следующую неделю и напомнить, что она разрешает мне взять «ровер». Я езжу на одной из первых моделей «кортины», но сейчас машина на технической профилактике.
– Когда все машины в гараже – ваша, «ровер» и «гольф», – гараж запирается? – спросил Массингем.
– Он запирается независимо от того, все ли машины в гараже. Внешние ворота, разумеется, под охраной, так что риск угона невелик, но мальчишки из соседней школы могут перелезть через стену, просто чтобы испытать свою храбрость. В большом гараже находятся опасные инструменты, поэтому леди Урсула считает, что благоразумнее всегда держать его на замке. Сегодня вечером я не стал его запирать, потому что знал, что вы приедете.
– А вчера вечером?
– Он был заперт начиная с семнадцати сорока.
– У кого, кроме вас, есть ключи?
– По комплекту у сэра Пола и леди Бероун и запасной, который висит на доске в комнате мисс Мэтлок. Леди Урсуле ключи не нужны; когда ей нужно, вожу ее я.
– Вы провели здесь, в этой квартире, весь вчерашний вечер?
– Да, начиная с семнадцати сорока.
– Возможно ли, что кто-нибудь из домашних или чужой, со стороны, взял машину или велосипед без вашего ведома?
Холлиуэлл подумал, потом ответил:
– Не представляю себе, как это можно было бы сделать.
– Мне хотелось бы, чтобы вы ответили на этот вопрос более определенно, мистер Холлиуэлл, если можете, – спокойно вставил Дэлглиш. – Возможно такое или нет?
Холлиуэлл посмотрел на него:
– Нет, сэр, невозможно. Я бы услышал, если бы кто-нибудь отпирал гараж, – у меня острый слух.
– Следовательно, вчера начиная с семнадцати сорока и до того момента, как вскоре после десяти отправились в деревню, вы находились здесь, в квартире, один и гараж был заперт?
– Да, сэр.
– Вы всегда запираете гараж, когда находитесь в квартире?
– Если знаю, что больше не буду выходить, да. Гаражные ворота обеспечивают и мою безопасность. На входной двери квартиры у меня всего лишь замок фирмы «Йель», так что я привык запирать ворота гаража.
– И куда вы направились отсюда? – спросил Массингем.
– В деревню. В Суффолк, навестить приятельницу. Это в двух часах езды отсюда, я приехал туда около полуночи. Она вдова одного из моих товарищей, убитого на Фолклендах. У него остался сын. Мальчик не скучает по отцу, потому что родился уже после его смерти, но его мать считает, что ему полезно изредка общаться с мужчиной.
– Значит, вы поехали навестить мальчика? – уточнил Массингем.
В устремленных на него черных глазах промелькнула искра, однако Холлиуэлл ответил просто:
– Нет, сэр, я поехал навестить его мать.
– Ваша личная жизнь – это ваше личное дело, но нам необходимо убедиться в том, что вы приехали в дом вашей приятельницы именно в указанное вами время. А это значит, что нам нужно знать ее адрес, – сказал Массингем.
– Вполне вероятно, сэр, но я не вижу причин, по которым я должен вам его давать. Ей и так за последние три года досталось; не хватало еще, чтобы ее беспокоила полиция. Я уехал отсюда сразу после десяти. Если сэр Пол был убит раньше, что я делал после этого времени, никого не касается. Может быть, вам известно время его смерти, а может быть, нет. Когда вы получите результаты вскрытия, все станет яснее. Вот тогда, если у меня не будет иного выхода, кроме как сообщить вам ее имя и адрес, я это сделаю. А пока подожду. Вам придется убедить меня, что это необходимо.
– Мы ее не обеспокоим, – заверил Массингем. – Ей придется ответить всего на один простой вопрос.
– Вопрос, касающийся убийства. Хватит с нее смертей. Послушайте, я уехал отсюда в начале одиннадцатого и приехал туда почти ровно в полночь. Она скажет вам то же самое. Если это важно, если я имею какое-то отношение к смерти сэра Пола, неужели вы думаете, что я не договорился с ней заранее?
– Почему вы выехали так поздно? – продолжал спрашивать Массингем. – Сегодня у вас выходной. Зачем было торчать здесь до десяти, если вам предстояло провести в дороге два часа?
– Я предпочитаю ездить, когда на шоссе спадает интенсивность движения, к тому же мне нужно было закончить кое-какие дела: починить вилку на настольной лампе и электрический чайник. Оба предмета там, на верстаке, если захотите проверить. Потом я принял ванну, переоделся, приготовил себе еду.
Если не сами слова, то интонация его речи граничила с дерзостью, однако Массингем держал себя в руках. Дэлглиш, сам заставлявший себя сохранять спокойствие, знал почему: Холлиуэлл был солдатом, отмеченным наградами, героем. Массингем вел бы себя куда менее сдержанно с любым другим человеком, к которому инстинктивно не испытывал бы такого уважения. Если Холлиуэлл убил Пола Бероуна, Крест Виктории[14]14
Высший военный орден, которым награждаются военнослужащие и гражданские лица за боевые заслуги. Учрежден королевой Викторией в 1856 г.
[Закрыть] не спасет его, но Дэлглиш знал, что Массингем предпочел бы на месте обвиняемого увидеть почти любого другого подозреваемого.
– Вы женаты? – спросил Массингем.
– У меня были жена и дочь. Обе они умерли. – Он повернулся и, посмотрев прямо в лицо Дэлглишу, спросил: – А вы, сэр? Вы женаты?
Дэлглиш потянулся назад, к верстаку, взял одного из двух резных львов и, осторожно вертя его в руке, ответил:
– У меня были жена и сын. И она, и он тоже умерли.
Холлиуэлл снова повернулся к Массингему и вперил в него свои черные неулыбающиеся глаза.
– Если этот вопрос был неуместен с моей стороны, то так же неуместно с вашей интересоваться моими женой и дочерью.
– Когда речь идет об убийстве, – возразил Массингем, – не бывает неуместных вопросов. Эта дама, которую вы навещали вчера, вы с ней помолвлены?
– Нет. Она еще не готова к этому. И после того, что случилось с ее мужем, не знаю, будет ли когда-нибудь готова. Вот почему я не хочу давать вам ее адрес. Она не готова и к подобным вопросам со стороны полиции, равно как и к любым другим.
Массингем редко допускал такие ошибки и не стал осложнять дело объяснениями или извинениями, а Дэлглиш – вмешиваться. Важный рубеж – восемь часов вечера. Есть у Холлиуэлла алиби вплоть до десяти часов – значит, он чист и имеет право на тайну частной жизни. Если он старается наладить трудные отношения с потерявшей мужа ранимой женщиной, можно понять, почему он не хочет, чтобы к ней явилась полиция со своими сколь угодно тактичными, но не обязательными вопросами.
– Как давно вы здесь работаете? – спросил Дэлглиш.
– Пять лет и три месяца, сэр. Я поступил сюда, когда майор Хьюго был еще жив. После того как его убили, леди Урсула попросила меня остаться. Я остался. Жалованье меня устраивает, место – тоже, можно сказать, что и леди Урсула меня устраивает. Как, очевидно, и я ее. Мне нравится жить в Лондоне, и я еще не решил, что делать с моим пособием.
– Кто платит вам жалованье? Кто конкретно является вашим нанимателем?
– Леди Урсула. Основная моя обязанность – возить ее. Сэр Пол обычно сам водил машину или пользовался служебным автомобилем. Иногда я возил его и ее светлость, его молодую жену, если у них было вечернее мероприятие. Но это случалось нечасто. Они не были светской парой.
– А какой парой они были? – с напускным равнодушием спросил Массингем.
– Они не держались за руки, сидя на заднем сиденье, если это вас интересует. – Он помолчал и добавил: – Думаю, она его немного побаивалась.
– На то были основания?
– Я их не видел, но не сказал бы, что у сэра Пола был легкий характер. Не то чтобы это была счастливая пара. Если не можешь справиться с чувством вины, лучше стараться не делать того, что заставляет тебя его испытывать.
– Вины?
– Он ведь убил свою первую жену, не так ли? Да, конечно, это был несчастный случай – мокрая дорога, плохая видимость, опасный поворот… Все это выяснилось во время дознания. Но за рулем-то был он. Мне доводилось и раньше встречаться с подобными людьми. Они никогда себя до конца не прощают. Что-то вот здесь, – он постучал пальцем по груди, – заставляет их задавать себе снова и снова вопрос: было ли это на самом деле несчастным случаем?
– Нет никаких улик, свидетельствующих об обратном, к тому же он сам мог погибнуть, так же как и его жена.
– Вероятно, последнее не было для него так уж существенно. И все же он-то не погиб. А она умерла. И потом: всего пять месяцев спустя он женился снова. На невесте своего брата. Поселился в доме брата, получил его деньги и титул.
– Но не его шофера?
– Нет, меня он не получил.
– Для него имел значение титул? – вступил Дэлглиш. – Мне так не казалось.
– О, очень даже имел, сэр. Не само рыцарство, полагаю, а его древность. Тысяча шестьсот сорок второй год. Ему нравилось ощущение непрерывности, преемственности – свой кусочек в некотором роде бессмертия.
– Ну что ж, все мы так или иначе на это надеемся, – сказал Массингем. – Вам, похоже, он не слишком нравился?
– «Нравиться» – неподходящее слово для наших с ним отношений. Я возил его мать, она мне платила. Если я ему не нравился, он этого не показывал. Но думаю, я напоминал ему о том, что ему хотелось бы забыть.
– А теперь, с его смертью, все кончилось, даже титул, – заметил Массингем.
– Может быть. Время покажет. Подождем девять месяцев, чтобы удостовериться.
Это был намек на то, о чем Дэлглиш уже и сам подозревал, но он не стал педалировать тему, а вместо этого спросил:
– Когда сэр Пол оставил свой министерский пост, а потом и депутатское кресло, как отнесся к этому домашний персонал?
– Мисс Мэтлок этот вопрос не обсуждала. В этом доме не принято, чтобы прислуга, сидя на кухне и попивая чаек, сплетничала о хозяевах. Мы в хозяйские дела не лезем, для прислуги есть телевизор. А мы с миссис Миннз считали, что дело пахнет скандалом.
– Какого рода скандалом?
– Касающимся интимной жизни, полагаю. Чаше всего так бывает.
– У вас были основания так полагать?
– Никаких, если не считать того комка грязи, который швырнула в него «Патерностер ревю». У меня нет доказательств. Вы ведь спросили меня всего лишь о том, что я думал. Так вот это я и думал. Выходит, ошибался. Наверное, все было гораздо сложнее. Так ведь он простым человеком и не был.
Массингем перешел к вопросу о двух погибших женщинах. Холлиуэлл ответил:
– Терезу Нолан я почти не видел. У нее была здесь своя комната, но она либо сидела в ней большую часть времени, либо уходила из дома. Жила обособленно. Ее наняли в качестве ночной сиделки, и ее рабочий день начинался с семи вечера. В дневное время леди Урсулу обихаживала мисс Мэтлок. Тереза Нолан казалась тихой, даже робкой девушкой. Думаю, слишком даже застенчивой для сиделки. У леди Урсулы не было к ней никаких претензий, насколько мне известно. Но лучше спросить об этом ее саму.
– Вы знаете, что Тереза Нолан забеременела, пока служила в этом доме?
– Возможно, но это случилось точно не в этой квартире и вообще не в этих стенах, насколько я знаю. Нет ведь закона, предписывающего иметь интимные отношения только между семью часами вечера и семью часами утра следующего дня.
– А Дайана Траверс?
Холлиуэлл улыбнулся:
– Это была совсем другая девушка. Живая, очень яркая, я бы сказал. Ее я видел чаще, хотя она приходила сюда всего два раза в неделю – по понедельникам и пятницам. Странная работа для такой девушки, как она, должен вам сказать. И немного странное совпадение: увидеть объявление мисс Мэтлок как раз в тот момент, когда тебе понадобилась почасовая работа. Обычно подобные листки висят в витринах, пока не побуреют так, что на них ничего невозможно прочесть.
– Судя по всему, брат леди Бероун, мистер Суэйн, весь вчерашний вечер провел здесь, в доме. Вы его видели? – спросил Массингем.
– Нет.
– Он часто здесь бывает?
– Чаще, чем хотелось бы сэру Полу. Да и другим домочадцам тоже.
– В том числе и вам?
– И мне, и его сестре, как я догадываюсь. Он имеет привычку появляться здесь, чтобы принять ванну и поесть, когда ему заблагорассудится, но совершенно безобиден. Злобен, однако опасен не более, чем оса.
Слишком поверхностное суждение, отметил про себя Дэлглиш.
Вдруг все трое насторожились и прислушались. Кто-то шел через гараж. Топот ног, обутых в мягкую обувь, стремительно прокатился по лестнице, дверь резко распахнулась, и на пороге появился Доминик Суэйн. Должно быть, Холлиуэлл не защелкнул замок на двери. Любопытный недосмотр, подумал Дэлглиш, если, конечно, он в какой-то мере не ожидал подобного вторжения. Но если так, то он ничем себя не выдал, лишь на несколько секунд сосредоточил на Суэйне свой темный негостеприимный взгляд, прежде чем снова перевести его на чашку с кофе. Суэйн должен был знать, что они здесь, поскольку в дом его явно впустила мисс Мэтлок, но он весьма убедительно, надо отдать ему должное, сыграл удивление и неловкость.
– О Господи! Простите, простите! Похоже, у меня входит в дурную привычку врываться в комнату, когда полиция делает там свое дело. Что ж, оставляю вас продолжать свой допрос с пристрастием.
– Почему было не попробовать сначала постучать? – холодно спросил Холлиуэлл.
Но свой ответ Суэйн адресовал не ему, а Дэлглишу:
– Я только хотел сказать Холлиуэллу, что сестра разрешила мне завтра воспользоваться «гольфом».
Не шелохнувшись, Холлиуэлл заметил:
– Вы можете пользоваться «гольфом» без предварительного уведомления. И обычно так и делаете.
Суэйн по-прежнему смотрел только на Дэлглиша.
– Ну, тогда хорошо. Послушайте, раз уж я здесь… Может, вы еще о чем-нибудь хотите меня спросить? Если хотите, не стесняйтесь.
Массингем встал из-за стола, взял в руки резного слона и голосом, подчеркнуто лишенным всяких эмоций, произнес:
– Просто для того, чтобы еще раз подтвердить, что вы провели здесь, в доме, весь вчерашний вечер с того времени, как приехали незадолго до семи, до того момента, когда отправились в «Радж» в половине одиннадцатого?
– Правильно, инспектор. Рад, что вы запомнили.
– И за все это время вы ни разу не покидали дом шестьдесят два?
– Совершенно верно. Послушайте, я отдаю себе отчет в том, что едва ли здесь ко мне относятся как к любимому родственнику, но я не имею никакого отношения к смерти Пола. И не понимаю, почему Пол меня так не любил, разве что я напоминал ему о ком-то, о ком он предпочитал не вспоминать. Я не пью – разве если кто-нибудь заплатит за выпивку, но это случается слишком редко, так что я почти трезвенник. Работаю, когда есть стоящая работа. Признаю, я моюсь в его ванне и ем за его счет время от времени, но не вижу причины, почему это должно его возмущать – он ведь не в нужде живет, – как и то, что я играю в скраббл с бедняжкой Ивлин. Никто другой ведь до нее не снисходит. И я не перерезал Полу горло. Я совсем не кровожаден. Думаю, у меня бы и духу не хватило. Я ведь, в отличие от Холлиуэлла, не обучен ползать по скалистым ущельям с лицом, измазанным черной краской, и с ножом в зубах. Это развлечение не для меня.
Массингем поставил слона на место.
– Ну да, вы предпочитаете вечерний скраббл со своей подругой. Кто победил?
– О, Ивлин, конечно, она почти всегда выигрывает. Вчера она поставила на тройной счет слово «сапфир», умная девочка. Триста восемьдесят два очка против моих двухсот. Невероятно, как часто ей достаются «дорогие» буквы. Если бы она не была так удручающе честна, я бы подумал, что она мошенничает.
– Слово «зигзаг» стоило бы еще дороже, – сказал Массингем.
– Да, но в скраббле нет двух «з». Вижу, вы не любитель. А вы попробуйте как-нибудь, инспектор. Эта игра очень способствует тренировке мозгов. Ну, если это все, я пойду.
– Не совсем все, – остановил его Дэлглиш. – Расскажите нам о Дайане Траверс.
Несколько секунд Суэйн стоял как вкопанный, часто моргая блестящими глазами, но быстро справился с шоком, если это был шок. Дэлглиш видел, как расслабились мышцы его рук и плеч.
– А что о ней рассказывать? Она мертва.
– Это нам известно. Она утонула после вечеринки, которую вы устраивали в «Черном лебеде». Вы были там, когда она погибла. Расскажите, как все произошло.
– Нечего рассказывать. Вы ведь, наверное, читали заключение следователя. Я не понимаю, какое отношение это имеет к смерти Пола. Она не была его девушкой и вообще ничего такого.
– Мы и не предполагаем, что была.
Суэйн пожал плечами и вскинул руки в пародийном жесте благоразумной покорности.
– Ну что вы хотите знать?
– Начните, например, с того, почему вы пригласили ее в «Черный лебедь».
– Никакой особой причины не было. Можете назвать это порывом великодушия. Я знал, что моя дорогая сестра устраивает то, что она назвала ужином для узкого круга по случаю своего дня рождения. Видимо, для совсем узкого, поскольку я приглашен не был и поэтому решил организовать собственное небольшое торжество. Я приехал в тот день сюда с подарком, поздравить Барбару, и, уходя, увидел, как Дайана пылесосила вестибюль. Вот я ее и позвал. Подхватил ее у станции метро «Холланд-Парк» в половине седьмого и повез в «Черный лебедь», где уже ждала компания.
– И где вы тоже ужинали.
– Где мы тоже ужинали. Хотите знать подробное меню?
– Только в том случае, если это имеет отношение к делу. Предположим. Оттуда вы двинулись дальше?
– После ужина мы пошли на берег реки и нашли там плоскодонку, привязанную чуть выше по течению. Большинство участников вечеринки решили, что было бы забавно покуролесить на реке. А мы с Дайаной подумали, что еще забавнее покуролесить на берегу. Она была хорошо на взводе. Алкоголь, не наркотики. Потом нам показалось, что будет весело доплыть до плоскодонки и неожиданно вынырнуть рядом с ней.
– Предварительно раздевшись?
– Так мы к тому времени уже были раздеты. Простите, если я вас шокировал.
