Текст книги "Земные радости"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Король раскинулся в своем кресле, окруженный полудюжиной ближайших друзей, почти поголовно пьяных. Дворяне за ними поглощали выдержанное вино кувшин за кувшином, флиртовали, интриговали и предавались хмельному разгулу. Кое-кто так напился, что не мог говорить. А некоторых трудно было понять из-за сильного шотландского акцента. Двое человек, опасаясь, что их подслушают англичане, шептались на шотландском языке.
Позже должен был состояться маскарад, представляющий встречу Мудрости со Справедливостью; несколько придворных уже облачились в специальные костюмы. Мертвецки пьяный мужчина в одеянии Справедливости упал лицом на стол, а одна из помощниц Мудрости в глубине зала стояла, прислонившись к стене, пока какой-то шотландский дворянин исследовал слои ее нижних юбок.
Поняв, насколько невыгодно наблюдать такую сцену абсолютно трезвым, Джон взял у проходившего слуги бокал самого лучшего вина и опрокинул его одним глотком. Он вдруг вспомнил двор королевы, где, конечно же, были тщеславие и богатство, но все подчинялось жесткой дисциплине деспотически властной старухи, постановившей, что раз уж она сама отказала себе в удовольствиях, то и двор должен быть непорочным.
Везде, куда бы ни приезжала королева, организовывались маскарады, балы и пикники. Но люди под ее яростным свирепым надзором вели себя сдержанно. И Традескант догадался, что долгое путешествие из Шотландии в Англию было в чем-то сродни карнавалу и стало откровением для английских придворных, у которых в пути случилось внезапное озарение: теперь, оказывается, все позволено.
Король оторвался от слюнявого поцелуя с фаворитом и крикнул:
– Больше музыки!
Музыканты на галерее, тщетно пытавшиеся перекрыть шум в зале, заиграли с новой силой.
– Танцы! – скомандовал король.
Человек десять выстроились в два ряда и начали танцевать. Король притянул юношу к себе, усадил между коленей и стал ласкать его темные кудри, затем наклонился, поцеловал его прямо в губы и сказал:
– Мой чудный мальчик.
Джон ощутил, как вино ударило в голову и растеклось по венам. Но вино не убедило его в том, что происходящее полно веселья и что король мил и любезен. Закравшиеся мысли сами по себе были государственной изменой, к тому же Джон, человек исключительно лояльный, бежал от подобных сомнений. Он просто повернулся и покинул зал.
ИЮЛЬ 1604 ГОДА
Сэр Роберт нашел Джона в благоухающем саду, в квадратном внутреннем дворике, где садовник растил жасмин, жимолость и розы, которые вились по стенам, смягчая их мрачную серость. Джон балансировал на верхней ступени лестницы, обрезая только что отцветшую жимолость.
– Что у нас самое впечатляющее? – поинтересовался Сесил.
Джон повернулся к хозяину и сразу приметил следы напряжения на его лице. Первый год правления нового короля не стал для госсекретаря синекурой. Деньги и почести пролились потоком на Сесила, его семью и сторонников. Однако деньги и почести распространились и на сотни других. Яков, родившийся в нищей стране, был уверен, что богатства Англии неистощимы. И только сэр Роберт понимал, что казна, столь ревниво накопленная королевой Елизаветой, гораздо быстрее вытекает из хранилищ в Тауэре, чем пополняется.
– Впечатляющее? – уточнил Джон. – Самый впечатляющий цветок?
Он был так искренне озадачен, что его хозяин громко расхохотался.
– Боже мой, Джон, давно я так не смеялся. Этот испанский посланник все время ходит за мной по пятам, а король норовит ускользнуть на охоту. Придворные постоянно спрашивают меня, о чем думает его величество, а мне нечего ответить. Впечатляющее. Да, что тут у нас растет впечатляющее?
Садовник был явно сбит с толку.
– Даже не догадывался, что растения могут быть впечатляющими. Вы имеете в виду что-то редкое, милорд? Или красивое?
– Редкое, необычное, красивое. Это для подарка. Подарка, на который будут смотреть с восхищением, который заставит всех изумляться.
Джон кивнул, по-мальчишески легко спустился вниз с лестницы и деловито зашагал прочь из сада. Но сразу же вспомнил, кто идет следом, и замедлил движения.
– Не старайся подлаживаться под меня, – разрешил Сесил, торопясь за садовником. – Я догоню.
– Вы ни при чем, я просто задумался, милорд, – поспешно пояснил Джон. – Проблема в том, что главный сезон цветения закончился. Сейчас середина лета. Если бы вы пожелали роскошное растение пару месяцев назад, я мог бы предложить вам превосходные тюльпаны или розовые нарциссы, которые в этом году особенно удались. Но сейчас…
– Ничего нет? – перебил возмущенный граф. – Акры сада, и ты ничего не можешь мне показать?
– Ну, не совсем ничего, – возразил Традескант, явно уязвленный. – У меня по второму разу цветут розы, лучшие во всем королевстве.
Садовник остановился у насыпного холма высотой с двухэтажный дом. Дорожка, ведущая к вершине, была достаточно широкой для пони и тележки. На самом верху находился банкетный зал с небольшим столом и стульями. Иногда трое детей Сесила развлекались тем, что забирались на холм и обедали там, оглядывая сверху свои владения. Сам Роберт Сесил присоединялся к ним редко. Подъем был слишком крут для него, а ехать верхом, когда дети шли пешком, ему не хотелось. Живые изгороди вдоль дорожки были увиты всеми видами английских роз, какие только Традескант нашел в соседних графствах: кремовые, персиковые, розовые, белые. Каждый год он прививал и прививал новые цветы на старые стебли, пытаясь получить еще один цвет, форму или запах.
– Все считают, что вот эта роза прелестна. – Садовник указал на цветок с лепестками в алую и белую полоску. – Называется «Розамунда». С ароматом.
Лорд наклонился и понюхал цветок.
– Как ты выводишь сорта с новыми запахами, если сам их не чувствуешь? – полюбопытствовал он.
Джон пожал плечами.
– А я спрашиваю знакомых, как пахнут мои цветы: так же хорошо, как другие сорта, лучше или хуже. Но об этом трудно судить. Люди описывают запахи, исходя из других запахов. А поскольку мой нос никогда не различал никаких ароматов, то я ничего не понимаю. Скажут, например, что пахнет лимоном, а я понятия не имею, как пахнет лимон. Или скажут «запах меда», но мне этого не представить, для меня лимон – это кисло, а мед – сладко.
Роберт Сесил кивнул; он был не из тех, кто сочувствует людям с изъянами.
– Ну что ж, по-моему, аромат недурственный, – заключил он. – Можешь приготовить к августу большие букеты таких роз?
Джон колебался. Менее преданный слуга ответил бы «да», а в последнюю минуту разочаровал бы своего господина. Какой-нибудь ловкий царедворец привлек бы внимание Сесила к чему-нибудь другому. Традескант же просто покачал головой.
– Я решил, что цветы нужны сегодня или завтра. Эти розы завянут к августу, милорд. Увы.
Сесил отвернулся и захромал к дому.
– Пойдем со мной, – бросил он через скошенное плечо.
Традескант догнал его и зашагал рядом. Сесил оперся о руку садовника; тот принял на себя легкий вес своего хозяина, и его сердце смягчилось жалостью к этому человеку, который несет на себе всю ответственность за три, нет, уже четыре королевства с вновь добавившейся Шотландией, не имея при этом реальной власти.
– Цветы для испанцев, – пояснил Сесил тихо. – Подарок, о котором я говорил. А что народ думает о мире с Испанией?
– По-моему, не доверяют этому миру, – признался Джон. – Мы долго воевали с ними, были близки к поражению. Невозможно уже на следующий день считать их друзьями.
– Я не позволю нам продолжать войну в Европе. Мы разоримся, если и дальше будем тратить золото на Голландскую республику и на Францию и отправлять туда людей. А Испания больше не угрожает нам. Мне нужен мир.
– Всем плевать на то, что делается в Европе, милорд, – нерешительно произнес Джон, – пока они не заявятся к нам. Обычных людей волнуют свой дом и собственная страна. Половина жителей Чесханта или Уолтем-Кросса хотят одного – чтобы никаких испанцев не было в Суррее.
– Никаких иезуитов, – поправил Сесил, назвав самое страшное зло.
– Боже упаси, – подтвердил Джон. – Кому охота снова видеть сожжения на рыночной площади?
Сесил посмотрел в лицо своему садовнику.
– Ты хороший человек, – заметил он. – От тебя за одну прогулку от горки к оранжерее я узнаю больше, чем от своих шпионов, которыми наполнена вся страна.
Оба замолчали.
Двойные двери оранжереи Теобальдса, выкрашенные белой краской, были распахнуты. Через них вливался внутрь теплый солнечный свет. Нежные саженцы и молодые побеги лимонных и апельсиновых деревьев, виноградные лозы все еще находились в оранжерее – Традескант был известен своей предусмотрительностью. Однако взрослые фруктовые деревья, помещенные в объемные бочки с четырьмя ручками с каждой стороны, в хорошую погоду выставлялись наружу. Летом они украшали три центральных двора Теобальдса и вносили элемент экзотики в этот самый английский из всех английских дворцов. Задолго до намеков на первые заморозки Традескант отдавал распоряжение убирать деревья в оранжерею, где постоянно поддерживаемый огонь в очагах сохранял растения всю английскую зиму.
– Боюсь, апельсины не произведут должного впечатления, – рассуждал Джон. – Уж на испанцев точно. Они ведь живут в апельсиновых рощах.
Сесил хотел было согласиться, но заколебался.
– Сколько апельсинов мы можем собрать?
Джон подумал о трех взрослых деревьях, по одному в центре каждого двора, и уточнил:
– Вы имеете в виду апельсины со всех деревьев?
Сесил кивнул.
Традескант сглотнул слюну при мысли о такой жертве.
– Баррель. [4]4
Баррель – мера вместимости и объема. 1 баррель = 163,65 литра.
[Закрыть]К августу, возможно, два барреля.
– Вот оно! – воскликнул его светлость, хлопая садовника по плечу. – Суть в том, что мы им покажем: у них нет ничего такого особенного, чего не было бы у нас. Мы преподнесем им целые ветви с апельсинами, демонстрируя, что обладаем теми же богатствами. Что мы не просители, а люди с властью. Что у нас есть вся Англия и апельсиновые сады в придачу.
– Ветви? – Джон заметно погрустнел. – Вы что же, решили не только собрать плоды?
Сесил покачал головой.
– Это станет подарком короля испанскому послу. Подарок должен выглядеть превосходно. Баррель апельсинов можно купить в порту, но большая ветвь прямо с дерева, да еще с плодами, – испанцы по качеству листьев сразу догадаются, что ее срезали недавно. Это должны быть ветви, усыпанные плодами.
При мысли о том, что придется варварски обрубить прекрасные ветви, Джон с трудом подавил возглас боли.
– Разумеется, милорд, – вздохнул он.
Поняв настроение садовника, Сесил обнял его за плечи и от души поцеловал в щеку.
– Джон, бывало, люди жизнь за меня отдавали с более легким сердцем. Прости, но мне нужен широкий жест для короля. И твои апельсины будут жертвенным агнцем.
Традескант через силу улыбнулся.
– Тогда я буду ждать вашего приказа, милорд. Я срежу фрукты и отправлю их в Лондон, как только получу указание.
– Привезешь их сам, – распорядился Сесил. – Не хочу никаких ошибок. Ты будешь оберегать их лучше всех. Оберегать, как своего первенца.
АВГУСТ 1604 ГОДА
Апельсины Джона украсили праздник перемирия.
Король Яков и принц Генрих перед дворянством и испанскими посланниками поклялись на Библии, что за Лондонским перемирием установится священный и длительный мир. Во время великолепной церемонии де Веласко произнес тост в честь монарха, выпил из агатовой чаши, украшенной бриллиантами и изумрудами, и передал чашу королю. Королева Анна, восседавшая рядом с супругом, получила стеклянный кубок и три алмазные подвески.
Затем король Яков кивнул Сесилу. Тот повернулся лицом к своему садовнику, и Джон Традескант вышел вперед, с трудом неся на руках довольно тяжелый вес – огромную развесистую ветвь апельсинового дерева. Ее зеленые листья блестели. Капельки воды, подобно жемчужинам, все еще перекатывались вдоль центральных жилок. Округлые плоды, спелые и сочные, ослепительно сияли и благоухали, как квинтэссенция солнечного света. Яков дотронулся до плода, подал специальный знак, и Традескант положил ветвь у ног испанского посла. Два помощника садовника опустили еще две ветви в пирамиду зрелого богатства.
– Апельсины? – удивился посол.
Яков улыбнулся, кивнул и сказал:
– На тот случай, если вы скучаете по родине.
Де Веласко обернулся и бросил быстрый взгляд на свою свиту.
– Не знал, что в Англии выращивают апельсины, – с завистью произнес он. – Мне казалось, здесь слишком холодно и сыро.
Роберт Сесил сделал небрежный жест и невозмутимо ответил:
– О нет. Мы можем выращивать все, что угодно.
Через толпу пробирался паж с большим плетеным коробом для фруктов. На почетном месте, уютно расположившись среди ароматных листьев из южных лесов, лежала большая бледная дыня. На юноше была ливрея лорда Вуттона.
– Постой! – остановил Джон. – Дай взглянуть.
– Мне надо идти, – отмахнулся паж; он явно торопился. – Я должен преподнести королю дыню для подарка испанскому послу.
– Откуда это? – прошипел Джон.
– Из сада лорда Вуттона в Кентербери, – пояснил юноша, протискиваясь дальше.
– Садовник лорда Вуттона умеет выращивать дыни? – изумился Джон.
Он повернулся к соседям, но, судя по их лицам, новость была интересна только ему самому.
– Каким образом лорд Вуттон выращивает дыни в Кентербери?
Ответа Традескант не получил. В ближайшем трактире он отыскал садовника лорда Вуттона, который попросту посмеялся над ним и сказал, что в этом деле есть определенная загвоздка, а если Джон хочет разузнать побольше, ему лучше поступить на службу к лорду Вуттону.
– Вы сажаете их в оранжерее! – догадался Джон. – У вас там внутри грядки?
Его собеседник рассмеялся.
– Сам великий Джон Традескант просит у меня совета. Приезжайте в Кентербери, сударь, и выясните мои секреты.
Джон покачал головой.
– Уж лучше я останусь с самым великим господином в самых великолепных садах Англии, – заявил он высокопарно.
– Недолго ему оставаться самым великим, – предостерег садовник Вуттона.
– Это почему? На что вы намекаете?
Садовник Вуттона пододвинулся поближе.
– Поговаривают, что он подал письмо с просьбой об отставке. Теперь, когда Испания заключила мир с Англией, можно не сомневаться, что лорды, сохранившие свою веру во все эти сложные времена, вернутся ко двору и снова займут места при короле.
– Католики при дворе? – уточнил Джон. – С нашим-то королем? Да он никогда этого не потерпит.
Его собеседник пожал плечами.
– Король Яков – это тебе не старая королева. Ему нравится, когда у людей разные мнения. Он обожает дискутировать. Сама королева Анна ходит к мессе. Мой хозяин, когда приезжает за границу, тоже ходит к мессе. И избегает англиканскую церковь, когда только возможно. А раз король ему покровительствует, поскольку лорд Вуттон преподносит королю дыни и всякое такое, значит, приоритеты меняются. Может оказаться так, что преданные защитники старой веры, вот как твой хозяин, вдруг обнаружат, что их время кончилось.
Традескант кивнул, купил своему собеседнику еще кружку эля, покинул трактир и отправился на поиски Сесила.
Тот в одном из дворов Уайтхолла готовился сесть на барку, которая должна была проплыть вверх по реке и доставить его в Теобальдс.
– А, Джон, – кивнул Сесил. – Поедешь со мной по воде или предпочтешь повозку?
– Я бы присоединился к вам, милорд, если не возражаете, – отозвался Традескант.
– Тогда скорее тащи свой мешок, мы отбываем немедленно: хочу поймать прилив.
Джон быстренько сбегал за своими вещами и вернулся как раз тогда, когда барка приготовилась отчалить. Гребцы отсалютовали поднятыми веслами. Вымпел Сесила развевался на носу и на корме. Сэр Роберт сидел под балдахином в центре лодки; у его ног лежал меховой коврик, уберегающий от вечерней прохлады.
Джон ловко запрыгнул на борт и устроился на корме, позади золоченого кресла. Рулевой дал команду, и гребцы стали орудовать веслами в обычном ритме. Весла били по воде; лодка то продвигалась вперед, то замирала, то снова продвигалась. Это мерное движение убаюкивало, но Джон не спускал глаз со своего хозяина. Он видел, как голова лорда, припорошенная преждевременной сединой, дернулась, а потом свесилась на грудь.
Сэр Роберт был измотан долгими месяцами нескончаемой любезности и трудных переговоров, преимущественно на иностранном языке. Джон придвинулся поближе и оберегал сон хозяина, пока не опустилось солнце, раскрасив небо золотыми и персиковыми красками и превратив реку в сияющую дорожку, по которой они медленно возвращались в свои сады.
Когда небо стало темно-синим и выглянули первые звезды, Традескант потянулся к своему господину и поплотнее обернул одеялом его искривленные плечи. Самый великий государственный деятель в стране, а может, и во всей Европе был легким, словно подросток. Его голова упала на плечо Джона и осталась там. Обняв своего господина, садовник оберегал его отдых, пока лодка спокойно шла вверх по реке по встречному течению.
Сесил проснулся перед самым причалом Теобальдса и улыбнулся, обнаружив, что его поддерживают руки Джона.
– Сегодня ты был для меня теплой подушкой, – пошутил сэр Роберт.
– Не хотел вас беспокоить, – ответил садовник. – Вы выглядели таким усталым.
– Как побитая собака. – Сесил зевнул. – Но теперь могу отдохнуть пару дней. Испанцы уехали; король вернется в Ройстон и займется охотой. Мы можем снова подстричь наши апельсиновые деревья до нужной формы, а, Джон?
– Есть одна новость, милорд, – осторожно начал садовник. – Я кое-что услышал и думаю, должен с вами поделиться.
Сесил мгновенно собрался, будто и не дремал вовсе.
– Какая новость? – тихо произнес он.
– Я общался со слугой лорда Вуттона, и он предположил, что теперь, в мире с Испанией, католики вернутся ко двору и у вас появятся новые соперники в борьбе за благосклонность его величества. Слуга лорда Вуттона утверждает, что королева стала католичкой и ходит к мессе. Он сказал, что его господин молится по-старому, когда имеет такую возможность, например за границей. А дома старается избегать своей церкви.
Сесил медленно кивнул.
– Что-нибудь еще?
Джон покачал головой.
– Нет слухов о том, что испанцы мне платят? – поинтересовался сэр Роберт. – Что меня подкупили протолкнуть мирный договор?
Джон был глубоко потрясен.
– Упаси боже, милорд! Нет!
– Стало быть, об этом еще не знают, – с довольным видом заключил лорд.
Он посмотрел на изумленное лицо садовника и хмыкнул.
– Ах, Джон, мой Джон, брать деньги у врагов короля – это еще не измена. Взять деньги у врагов, а потом выполнять их просьбы – вот это настоящее предательство. Я согласен на первое, но никогда не делаю второго. На испанское золото я куплю много земли и расплачусь со своими долгами в Англии. То есть испанцы заплатят работящим английским мужчинам и женщинам.
Но Традескант не выглядел успокоенным. Сесил сжал его руку и добавил:
– Учись у меня. Принципов не существует, есть только практика. Заботься о своей практике, а другие пусть волнуются из-за принципов.
Джон кивнул, плохо понимая, о чем речь.
– Что касается возвращения католических лордов, – задумчиво продолжал Сесил, – то я их не боюсь. Если католики заживут в Англии мирно и по нашим законам, то я терпимо отнесусь к появлению нескольких новых лиц в королевском совете.
– Разве они не клянутся подчиняться Папе?
– Мне плевать, что за мысли в их головах. Меня заботят только их поступки. Если они не будут мешать добрым англичанам следовать своим убеждениям, то могут молиться по-своему. – Сесил выдержал небольшую паузу, а затем тихо признался: – Вот буйных я опасаюсь. Безумцев, не способных к здравому суждению, не признающих соглашений. Они жаждут лишь действий. Они скорее умрут за веру, чем согласятся на спокойное сосуществование с соседями.
Лодка мягко стукнулась о причал, и гребцы резко подняли весла. На деревянном пирсе и по обеим сторонам широкой лиственной аллеи, ведущей к дому, была зажжена дюжина фонарей, освещающих для господина дорогу.
– Если же они посягнут в Англии на мир, за который я так тяжело боролся… тогда они покойники, – закончил свою речь Сесил.
ОКТЯБРЬ 1605 ГОДА
Мир, ради которого трудился сэр Роберт, наступил не сразу. Год спустя, в середине осени, Джон увидел, как кто-то из домашних слуг спускается к нему в регулярный сад по мокрым ступеням террасы. Сесил наконец согласился убрать гравий в саду и заменить его растениями. Джон как раз высаживал крепкую сантолину кипарисовидную, полагая, что зимой, после того как растение побьет морозом, листья станут напоминать белые перья и приобретут необыкновенную красоту. Садовник надеялся убедить хозяина в том, что сад чудесен благодаря разнообразию растений, а не только безукоризненным совершенным формам, выложенным из камня.
– Вас хочет видеть граф. – Слуга с особым удовольствием подчеркнул новый титул Сесила. – Граф находится в своих покоях.
Джон выпрямился, почуяв неприятности.
– Я должен помыться и переодеться, – сообщил он, показав грязными руками на грубые штаны.
– Граф велел: немедленно.
Традескант рванул к дому, вбежал в боковую дверь с Королевского двора, пересек большой холл, теплый и молчаливый после шума дневного обеда, обогнул трон лорда и открыл маленькую дверь в личные апартаменты хозяина.
Во внешней комнате пара пажей и слуг наводили порядок, а несколько придворных из свиты лорда играли в карты за маленьким столиком. Джон проскочил мимо них и постучал в дверь. Звук ирландской лиры, наигрывавшей печальную мелодию, оборвался.
– Входите! – раздался голос.
Джон чуть-чуть приоткрыл дверь и протиснулся внутрь. Его светлость был против обыкновения один. Он сидел за рабочим столом с арфой на колене. Джон тут же ощутил беспокойство.
– Я пришел по вашему приказанию, но я грязный, – начал он с порога.
Садовник ждал, что сэр Роберт посмотрит на него, но голова хозяина была опущена, он глядел на арфу. Джон не видел лица Сесила и не мог прочитать его выражение.
– Слуга заявил, что это срочно…
Фигура за столом хранила неподвижность. Царило молчание.
– Ради бога, милорд, скажите, что вы здоровы и что с вами все в порядке! – воскликнул Джон.
Тут Сесил поднял голову; лицо его, обычно несущее глубокие следы боли, было освещено озорством. Глаза сияли, рот под аккуратными усами улыбался.
– Предлагаю тебе одно дело, Джон. Если ты не против.
Традескант испытал глубокое облегчение, увидев своего господина счастливым, и согласился сразу, не раздумывая.
– Конечно!
– Тогда садись.
Садовник пододвинул к столу темного дерева маленький стул; головы двух мужчин сблизились. Роберт Сесил говорил так тихо, что если бы кто-то находился поблизости, то ничего бы не услышал.
– У меня есть письмо, которое необходимо доставить лорду Монтиглу, – прошептал Сесил. – Доставить именно ему, и никому другому.
Джон кивнул и отклонился назад.
– Я готов это сделать.
– Тут задача не для простого мальчишки-посыльного, – продолжал сэр Роберт. – Содержания письма достаточно, чтобы отправить на виселицу Монтигла, а заодно и курьера. Нужно передать письмо в строгой секретности, без свидетелей. Твоя собственная жизнь будет зависеть от того, сможешь ли ты добраться до Монтигла и остаться незамеченным. Ты сделаешь это для меня?
Глаза Джона широко распахнулись. Наступило короткое молчание.
– Конечно, милорд. Я ваш человек, – наконец ответил Традескант.
– Тебе интересно узнать, что в письме?
Джон суеверно покачал головой.
Чрезвычайно развеселившись при виде ошарашенного до немоты садовника, Сесил не выдержал и громко рассмеялся.
– Джон, мой Джон, конспиратор из тебя никакой.
– Я в этом не силен, милорд, – заявил Традескант с достоинством. – Среди ваших слуг есть куда более искусные в подобных делах. Но если вы желаете, чтобы именно я отвез письмо и сделал это тайно, то я подчинюсь. – Он немного помолчал. – А это не погубит лорда Монтигла? Не хочу быть Иудой.
Сэр Роберт пожал плечами.
– Письмо – лишь слова на бумаге. Это не яд, который убивает. Лорд Монтигл волен выбирать, что сделать с посланием. И от этого выбора будет зависеть, чем все закончится.
Джон почувствовал, что плавает в темных и глубоких водах.
– Я выполню вашу просьбу, – пробормотал он, цепляясь исключительно за преданность своему господину и собственную клятву верности.
Сесил откинулся назад и перебросил через стол небольшой листок бумаги. Письмо, адресованное лорду Монтиглу, было написано не Сесилом и не его секретарями.
– Отправляйся сегодня же, – велел сэр Роберт. – У пристани тебя будет ждать лодка. Запомни: никто не должен тебя видеть ни на улицах, ни в доме Монтигла. Послание спрячь и никому не показывай. Если тебя схватят, письмо уничтожь, если станут допрашивать, все отрицай.
Традескант кивнул, поднялся на ноги и направился к двери.
– Джон, – окликнул Сесил.
Садовник остановился и обернулся. Его господин сидел за столом. Лицо его и вся поза выражали оживление от интриг и хитроумных уловок в политической игре, которую он вел с совершенством виртуоза.
– Никому другому я не доверил бы столь важное дело, – добавил Сесил.
Встретив живой взгляд хозяина, Джон осознал, как приятно чувствовать себя фаворитом. Он поклонился и вышел.
Сначала садовник отправился в регулярный сад и собрал свои инструменты. Затем отнес обратно в питомник и прикопал растения, которые еще не успел посадить. Даже акт государственной измены не мог заставить Джона Традесканта позабыть о работе.
Он оглядел огороженный стенами сад. Поблизости никого не было. Джон выпрямился, отряхнул с рук землю, вошел в сарайчик для садового инвентаря, взял свою зимнюю накидку и перебросил ее через руку, словно собирался в холл, чтобы перекусить. Однако вместо этого повернул к реке.
У личного причала лорда его поджидала небольшая шлюпка. Вокруг было пустынно.
– В Лондон? – спросил лодочник без особого интереса. – Срочно?
– Да, – коротко отозвался Джон.
Он ступил в маленькую лодку. Та качнулась под его весом, и сердце Традесканта учащенно забилось. Он устроился на носу лодки так, что лодочник не мог разглядеть его лицо, уютно завернулся в накидку и опустил на глаза шляпу. Пока лодка шустро неслась по течению, Джон был уверен, что солнечные лучи, отражавшиеся от речной глади, слишком его высвечивают и что все рыбаки, прохожие, торговцы и нищие на берегу смотрят на него с особым интересом.
Река словно помогала быстрее добраться до Лондона, наступил отлив. Путешествие закончилось раньше, чем надеялся Джон. Когда лодка причалила у ступеней Уайтхолла и Джон выскочил на берег, сумерки только-только опустились на город. Традесканта тошнило, и он винил в этом покачивания лодки, отказываясь себе признаться в собственном страхе.
Никто не обратил внимания на работягу в шляпе, надвинутой на глаза, и накидке с воротником, поднятым до ушей. Сотни, тысячи ему подобных торопились по улицам Лондона, чтобы поспеть домой к ужину. Джон знал дорогу к дому лорда Монтигла и пробирался от тени к тени, стараясь как можно тише перемещаться по грязи и пыли улиц.
Дом лорда Монтигла освещали двойные горящие факелы, укрепленные снаружи. Парадная дверь была широко распахнута. Все слуги лорда, приживальщики, приятели и попрошайки входили и выходили без помех. Сам Монтигл обедал в холле за главным столом; вокруг него толпились люди, друзья дома, слуги и вассалы, ближе к дверям – просители и простолюдины, явившиеся исключительно ради забавы – поглазеть на лорда за обедом. Джон спрятался в задних рядах и затаился.
Пока он ждал и наблюдал, какой-то человек тронул его за плечо, протискиваясь в толпе и спеша к обеду. Традескант узнал одного из слуг лорда, которого звали Томас.
Письмо было зажато у Джона в руке.
– Минутку, – остановил он слугу и вложил в его ладонь послание. – Для твоего господина. Во имя Девы Марии.
Традескант прекрасно понимал, каким колдовским эффектом обладает это имя. Томас взял письмо и поднял глаза на Джона, однако тот уже отвернулся и быстро нырнул в аллею. Там Традескант выждал немного, после чего стал следить за слугой. Томас Уорд миновал большую двойную дверь и теперь пробирался к главе стола. Джон видел, как слуга наклонился к уху хозяина и передал письмо. Дело было сделано. Традескант вышел на улицу и не торопясь зашагал прочь, стараясь сдерживаться, преодолевая искушение побежать. Он двигался медленно, будто усталый работяга, бредущий в трактир в надежде на ужин.
Тревогу никто не поднял, погони не было. Джон завернул за угол и только тогда позволил себе ускориться – ровно настолько, насколько торопится обычный человек, который знает, что его ждут дома к определенному часу. Еще один поворот – и Джон перешел на неторопливую трусцу. Так может спешить человек, который опаздывает на встречу, но не потерял надежду успеть. Традескант очень внимательно следил, куда ступает его нога среди грязи и булыжников, боясь поскользнуться и упасть. Он поддерживал быстрый темп, пока его не отделили от дома лорда Монтигла сначала десять минут, потом пятнадцать. Наконец он оказался совсем далеко, запыхавшийся, но в безопасности.
Традескант пообедал в трактире у реки и понял, что слишком устал и не способен на обратный путь в Теобальдс. Тогда он направился к дому своего господина близ Уайтхолла, где всегда мог рассчитывать на кров и постель. Джон переночевал в комнатке под крышей вместе с двумя другими слугами, объяснив, что его послали в доки за какими-то редкостями, обещанными купцом из Восточной Индии, но выяснилось, что купец все выдумал.
Когда часы Лондона пробили восемь, Джон спустился в большой холл и обнаружил там своего господина, который, как по волшебству, оказался в Лондоне и теперь спокойно завтракал, сидя в широком кресле во главе стола. Роберт Сесил вопросительно поднял бровь, и Джон еле заметно кивнул. И хозяин, и слуга в двух разных концах холла вернулись к хлебу с сыром, запивая трапезу слабым элем, причем ели с большим удовольствием.
Наконец Сесил поманил Джона длинным пальцем.
– У меня для тебя еще одно несложное задание, – сообщил он. – Потом можешь возвращаться в Теобальдс.
Садовник ждал.
– В Уайтхолле есть одна небольшая комнатка, где хранятся горючие материалы. Ты должен там все как следует намочить, дабы не случился пожар.
Джон нахмурился, глаза его остановились на озорном лице хозяина.
– Милорд?
– У меня есть парнишка, он покажет тебе, где это, – без запинки продолжал Сесил. – Возьмешь пару ведер и проследишь, чтобы все промокло насквозь. Затем уходи, мой Джон, тайно и незаметно.
– Если есть опасность пожара, я могу там все вычистить, – предложил Джон.
У него вновь появилось ощущение, что он плывет в глубокой и опасной воде, которая для его господина как раз предпочитаемая стихия.
– Я вычищу все сам, но только когда выясню, кто разложил огонь, – произнес Сесил очень тихо. – Пока только все намочи, сделай это для меня.
– Потом я вернусь в сад, – заявил Традескант.
