Текст книги "Земные радости"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
– На мой взгляд, ты должен продолжать учебу, – пояснил Джон.
– Какая от этого польза? – страстно воскликнул Джей. – Ты же никогда не посещал школу!
– И всегда чувствовал, как мне не хватает образования, – заметил Джон. – Хочу, чтобы ты читал и писал на латыни так же хорошо, как на английском. И чтобы ты вырос джентльменом.
– Мне это не понадобится. Я стану плантатором в Виргинии. Капитан Аргалл говорил, что на новой плантации джентльмены требуются меньше всего. Он уверял, что на плантациях нужны работяги, а не ученые.
При упоминании имени Аргалла Элизабет подняла глаза и поджала губы.
– Может, он и прав, – согласился Джон. – Но я-то рассчитываю, что ты поможешь мне здесь, до того как уедешь в Виргинию.
Джей замер от удивления.
– Помогу тебе?
– Сейчас всем растениям дают новые имена по-латыни. Когда мне пишут Робены, садовники французского короля, и посылают мне черенки, они отправляют их с латинскими названиями. Я надеялся, что ты научишься читать и писать по-латыни и поможешь мне.
– И буду работать с тобой?
– Конечно, – подтвердил Джон. – А как же иначе?
– То есть ты останешься дома и будешь меня учить? – уточнил Джей.
– После путешествия на Средиземное море, – поставил условие Джон. – Разрушу Алжир, разгромлю корсаров, соберу все растения вокруг Средиземного моря и вернусь. А после этого осяду дома, и мы займемся садом вместе.
Джей кивнул, принимая компромисс. Элизабет вдруг обнаружила, что крепко сжимает руки под фартуком, и ослабила хватку.
– Традескант и сын, – с удовольствием произнес Джон.
– Традескант и сын, – повторил Джей.
– Из Кентербери, – добавила Элизабет и увидела улыбку на лице мужа.
ВЕСНА 1620 ГОДА
– Говорят, что Алжир такой город, который нельзя взять, – заметила Элизабет, стоя на причале и отказываясь быть оптимисткой даже в момент прощания.
– Ты слишком много сомневаешься, – мирно ответил Джон. – Алжир можно победить, нет неприступных городов. И пиратов, которые используют его как свою базу, нужно остановить. Они добираются до Английского канала [18]18
Английский канал – пролив Ла-Манш.
[Закрыть]и даже в Темзу заходят. Сам король считает, что их необходимо проучить.
– Но почему именно ты должен этим заниматься? – возмутилась Элизабет.
– Между делом я буду собирать растения, – напомнил Джон. – Капитан Петт сказал, что у него не хватает офицеров и он возьмет меня. А я поставил условие, что взамен буду получать шлюпку и плавать на берег при любой возможности. Так что сделка выгодная для обеих сторон.
– Но ты не будешь участвовать в сражениях? – допытывалась Элизабет.
– Я буду выполнять свой долг, – отрезал Джон. – То есть все приказания капитана Петта.
Элизабет подавила гнев и обняла мужа за расширившуюся талию.
– Ты ведь уже не молодой, – промолвила она нежно.
– Позор мне. – Джон засмеялся. – Зато моя жена все еще как девушка.
Но ему не удалось отвлечь Элизабет, хоть она и улыбнулась.
– Я так хотела, чтобы ты остался дома.
Он покачал головой и легко поцеловал теплую макушку ее белого чепца.
– Знаю, любовь моя, но я не мог упустить такой шанс. Будь великодушной, проводи меня улыбкой.
Элизабет посмотрела мужу в лицо, и он понял, что она ближе к слезам, чем к улыбке.
– Ненавижу, когда ты уезжаешь! – страстно воскликнула она.
Традескант поцеловал ее в губы, в лоб, как тогда, во время их помолвки, и снова в губы.
– Прости меня, – попросил он. – И благослови. А сейчас мне пора.
– Да хранит тебя Бог, – напутствовала его Элизабет скрепя сердце. – И пусть Он вернет тебя невредимым.
– Аминь, – откликнулся Джон.
И прежде чем она добавила что-нибудь еще, он высвободился из ее объятий и взбежал по сходням в шлюпку «Меркурия».
На этот раз Элизабет не стала ждать, пока корабль отойдет. У нее была серьезная причина торопиться. Днем Джей должен был прийти из школы, и она планировала успеть домой с кентерберийским фургоном, который ехал из Грейвсенда в середине дня. Но по правде говоря, имелась еще одна причина: Элизабет была сердита и обижена и не желала стоять на пристани и махать мужу, как покинутая девушка. Она никак не могла избавиться от мысли, что его отъезд – это неверность по отношению к ней. К тому же он нарушил обещание и не остался дома копаться в саду. Элизабет злилась на мужа, поскольку он не устоял перед соблазном приключений.
Джон, глядя с палубы на маленькую непреклонную фигурку с прямой спиной, уходящую прочь с причала, догадывался, что творится в душе супруги, и не мог не восхититься ею. Ему казалось, что она была бы более счастлива рядом с другим мужем, домоседом, слушавшим истории путешественников в деревенской таверне. И сам Джон был бы куда счастливее, если бы супруга провожала и встречала его с широкой улыбкой, а не цеплялась бы за него при расставании и не встречала бы с обидой. Но изначально их брак не был браком по любви. Любовь, которую они обрели в семье, любовь, которой они занимались, была чистой случайностью; ни они сами, ни их отцы, так мудро организовавшие их жизнь, не могли предвидеть подобного исхода. Их брак задумывался прежде всего как выплата долга. Необходимо было поместить приданое Элизабет в руки человека, который разумно им распорядится. А талант Джона отдать женщине, которая сумеет обеспечить достойный быт при постоянном продвижении мужа наверх. Старики сделали хороший выбор. Традескант богател, его заработки росли, как и доходы от торговли редкими растениями. Элизабет вела дом в Кентербери так же, как когда-то новый дом в Хэтфилде или как коттедж в Меофеме, – уверенно и честно. Она занималась хозяйством и в жилище священника, и в фермерском доме Гертруды. Она могла бы справиться с домом и побольше, чем тот, что достался ей в браке.
Но их отцы не приняли во внимание темперамент, желание и ревность. В семье Традескантов не было места для таких эмоций. И, глядя, как Элизабет уходит с причала, пока «Меркурий» отдает швартовы и баржи берут его на буксир, Джон размышлял о том, что жена взвесит все разочарования замужества и все преимущества и ей придется смириться с тем, что ее муж – искатель приключений и авантюрист. А когда он вернется домой, Элизабет вынуждена будет признать, что ее супруг не способен отказаться от путешествий по морям-океанам. Ведь когда такой шанс представляется, Джон всегда его использует.
Средиземноморский вояж привел Традесканта в Малагу, где команда присоединилась к остальному английскому флоту, готовому пойти приступом на Алжир. Все вместе они двинулись на Майорку для пополнения запасов продовольствия. На обеих стоянках Джон выпрашивал у капитана шлюпку и отправлялся на берег с мешком и маленькой мотыжкой. Обратно он привозил по полному мешку.
– Ты выглядишь так, будто убил дюжину неверных, – хмыкнул капитан Петт, когда Традескант, грязный и довольный, вернулся на закате средиземноморского солнца.
– Никаких трупов, – улыбнулся Джон. – Лишь несколько растений, которые прославят мое имя.
– Что там у тебя? – лениво поинтересовался капитан.
Он не был садоводом и мирился с энтузиазмом Джона только из-за неоспоримой пользы от присутствия на борту человека спокойного и опытного, который в случае необходимости может взять на себя командование отрядом.
Джон стал вытаскивать из грязного мешка свои находки и класть на отдраенную палубу.
– Посмотрите на это. Звездчатый клевер, сладкий желтый стальник… а это, как вы думаете, что такое?
– Понятия не имею.
– Гранатовое дерево с махровыми цветками, – гордо сообщил Джон, извлекая из мешка саженец длиной около фута. – Для него мне сразу же понадобится бочонок с землей.
– А оно будет расти в Англии? – полюбопытствовал капитан Петт.
Традескант улыбнулся.
– Неизвестно.
И капитан вдруг понял тот восторг, который вселился в его необычного временного офицера.
– Неизвестно, – повторил Традескант. – Культивированные сорта мы выращиваем в оранжереях, а это деревце намного более хрупкое и очаровательное. Но я должен попробовать. И если я добьюсь победы, у нас в Англии будут дикие гранаты… и тогда слава Господу! Каждый посетитель моего сада встретит такие растения, которые раньше можно было увидеть лишь за многие мили от нас. И он осознает, что Господь сотворил этот мир в разнообразии и блистательном богатстве и не устает радоваться этому изобилию. И я не устаю радоваться.
– Ты выращиваешь растения во славу Божью? – уточнил слегка сбитый с толку капитан Петт.
На короткое время Джон задумался, затем медленно произнес:
– Если честно, я цепляюсь за эту мысль. Ведь если думать иначе, то получится ересь.
Возможно, на земле капитан Петт повел бы себя по-другому. Но на своем пинасе [19]19
Пинас – небольшое парусное судно, распространенное в странах Северной Европы в XVI-ХVII вв. Имело плоскую корму, две-три мачты, служило в основном для торговых целей.
[Закрыть]он был хозяином и мог говорить свободно.
– Ересь? Что ты имеешь в виду?
– Что если Господь создал дюжины, даже сотни почти одинаковых растений, то это богатство и разнообразие либо приумножает славу Его святого имени, либо…
– Либо что?
– Либо это сумасшествие. Сумасшествие полагать, что Бог сделал дюжины растений почти одинаковых, но все же отличающихся. Тогда разумный человек приходит к заключению, что не Бог придумал такое разнообразие. Что земля, на которой растут цветы, и вода, которую они пьют, в разных местах разного качества. И это и есть та единственная причина, почему цветы отличаются. А если это так, то я отрицаю, что все в мире изначально сотворил Бог в Эдеме, где он работал как садовник шесть дней и отдыхал в субботу. А раз я отрицаю, значит, я проклятый еретик.
Капитан Петт помолчал, следуя извилистыми тропками логики Традесканта, потом коротко хохотнул, с силой хлопнул садовника по плечу и воскликнул:
– Ты попался! С одной стороны, открывая каждый новый вид, ты невольно сомневаешься в том, что Господь создал все это за шесть дней в Эдеме. С другой стороны, ты все-таки утверждаешь, что стремишься показать людям изобилие во славу Божью.
Традескант отшатнулся под натиском громогласного Петта.
– Да.
Капитан снова рассмеялся.
– Благодарю Тебя, Господи, за то, что сделал меня простым человеком, – сказал он. – Все, что мне нужно, – это захватить Алжир и проучить варваров-пиратов, чтобы они не осложняли жизнь английским морякам. А вот ты, Традескант, проводишь время, надеясь на одно, но постоянно натыкаешься на доказательства другого.
На лице Традесканта появилось хорошо знакомое выражение упрямства.
– Я храню верность, – произнес он серьезно. – Моему лорду, моему королю и Богу. Я храню верность. И четыре вида спаржи никак не подвергают сомнению мою веру в Бога, короля или лорда.
Петт был оптимистичен относительно легкости своей миссии в сравнении с метафизическими терзаниями Джона. Он был частью флота с хорошим снабжением, профессиональным командованием и ясным планом действий. Когда они приблизились к Алжиру, пинасам предстояло патрулировать фарватеры и не дать пиратам выйти из бухты.
В один из дней весь английский флот встал на якорь в полулиге от берега. Джона и других джентльменов, рекрутированных для этого предприятия, вызвали в каюту капитана.
– Мы пошлем два пожарных баркаса, – заявил Петт. – Они подожгут корабли, что ошвартованы у причала, и огонь уничтожит флот пиратов. Дым от пожара накроет бухту, и под этим прикрытием мы атакуем крепостные стены. Такова наша задача, затем вступаете вы, джентльмены.
Капитан развернул на столе карту. Английский флот был показан как двойная линия сужающихся белых флажков, на которых отчетливо виднелись красные кресты. Корабли пиратов были обозначены черными квадратиками.
– Какой ветер здесь преобладает? – спросил Традескант.
– К берегу, – ответил Петт. – Он поможет нашим пожарным зайти в бухту, а потом погонит дым в глаза пиратам.
– У нас есть штурмовые лестницы для крепостных стен? – осведомился кто-то.
Офицеры кивнули, и Традескант кивнул вместе с ними. Капитан Петт заканчивал инструктаж.
– Все знают, кто у кого в подчинении? Оборудование проверили?
Джон огляделся вокруг, размышляя, сдавило ли чью-то грудь чувство отвратительного ужаса, испытывает ли кто-то страх человека, никогда прежде не видевшего боя.
– Тогда выполняйте свой долг, джентльмены, – заключил капитан. – За Бога и короля Якова.
Традескант хотел, чтобы атака началась немедленно, уверенный, что его скудного запаса храбрости не хватит, если придется немного подождать. Он стоял со своим десантным отрядом у борта пинаса и наблюдал за тем, как пожарные баркасы вошли через узкий вход в бухту. Две небольшие шлюпки были нагружены взрывчатыми материалами и смолой. На каждом баркасе находилось по одному гребцу-добровольцу, которому предстояло провести маленькое суденышко через неспокойное море в бухту и подойти к кораблям, стоящим на якоре, так близко, как только возможно, невзирая на град мушкетных выстрелов с пойманных в ловушку кораблей. Доброволец должен был поджечь просмоленный якорный канат, словно фитиль, правильно нацелить лодку, прыгнуть в море и плыть как можно быстрее назад к английским кораблям. Предполагалось, что пожарная лодка с медленно тлеющим грузом взрывчатки сама подплывет к флоту противника.
– По крайней мере, не мне это приказали, – прошептал Джон сам себе глубоко несчастным голосом, видя, как рядом с маленьким суденышком, которое направляется в бухту, ужасающе тяжело падает в воду пушечное ядро.
Лодка запрыгала на волнах, голова моряка была еле различима… потом команда заметила огонек на фитиле… моряк ловко нырнул в воду и дальше… ничего.
Фитиль погас… раздались издевательски одобрительные крики пиратов… пожарная лодка бесполезно билась о деревянные борта их кораблей.
– Бесплатный подарок пороха и взрывчатки для наших врагов, – свирепо проворчал капитан Петт. – Отбой. Атаки не будет до завтрашней высокой воды.
Традескант провел бессонную ночь, мучаясь от страха. Утром он, глава штурмовой команды, с белым лицом явился на палубу и проверил своих людей. Мушкеты у всех были заряжены, каждый держал наготове надежно укрытый тлеющий фитиль. У одного в руках была штурмовая лестница, а на голове – каска, которую Джон ухитрился выклянчить на Майорке. Традескант, силясь изобразить уверенность, кивнул своему войску и с раздражением увидел потаенные улыбки – команда правильно оценила бледность на его лице.
– Скоро все закончится, сэр, – подбодрил его один из матросов. – Через несколько минут мы будем или мертвыми, или в безопасности.
– Спасибо.
Джон пресек разговоры и отошел к корабельному релингу, откуда смотрел, как продвигаются пожарные шлюпки. Они снова потерпели неудачу; на следующий день повторилось то же самое.
На четвертый день, с аппетитом позавтракав, Традескант у релинга наблюдал за очередной попыткой пожарных шлюпок. Чувствовал он себя так же беззаботно, как и его матросы. Скука и разочарование вытеснили опасения, и теперь он жаждал начала битвы. Труднее всего было переносить ожидание и бесконечную досаду, когда ветер стихал и пожарные шлюпки сгорали посередине бухты, не причиняя никакого вреда, а потом взрывались с громким треском, вызывая возгласы одобрения пиратов.
Светало. Прилив был как раз нужной высоты, и погода выдалась подходящей; серый туман над водой создал плохую видимость и сбивал прицел пиратских мушкетов. Задул свежий береговой ветер, несущий пожарные шлюпки в бухту.
– Трудно назвать это внезапной атакой, – ворчал Традескант у релинга пинаса.
Ветер, упорно стремящийся к берегу, приподнял поля его шляпы.
– Но принцип остается нерушимым, – раздался позади чей-то голос.
Джон вспомнил кредо Сесила: разумная практика выше принципов, но удержал язык за зубами.
Все наблюдали, как две шлюпки приближались к входу в бухту. Матросы на борту подожгли фитили взрывчатки, и просмоленные канаты загорелись. Никто не знал хотя бы примерно, как долго будут гореть фитили. Моряки на борту были храбрыми ребятами, они все медлили, стараясь подгрести как можно ближе к вражеским кораблям, оставаясь на борту шлюпки, которая могла взлететь на воздух в любую секунду. Оба матроса вели себя отважно.
– Прыгайте, – пробормотал себе под нос Традескант, когда шлюпки миновали вход в бухту и их снесло к вражеским кораблям.
Англичане, замершие в ожидании, заметили искры у бочонков с порохом. Потом над лодками взлетели две темные тени, послышались два всплеска. И ужасный грохот – первая шлюпка взлетела на воздух в языках пламени, и ее понесло к пиратским кораблям.
Но в момент, когда она должна была столкнуться с деревянным гребным кораблем, ветер внезапно стих.
– Ветер! – отчаянно закричал капитан Петт. – Что, черт побери, стряслось с ветром?
Это было всего-навсего затишье перед бурей, но его оказалось достаточно, чтобы разрушить все планы англичан. Пожарные шлюпки сгорели на темной воде Алжирской бухты, как два маленьких плавучих факела. Пиратские корабли, стоявшие на якорях в подветренной стороне, так и не пострадали. Их экипажи высыпали на палубы с шампурами в руках и сделали вид, что поджаривают к завтраку бекон на огне английской атаки.
– И что теперь? – спросил кто-то. – Опять отбой?
– Сегодня мы атакуем, – сообщил капитан Петт. – Мы выполняем приказ.
Джон ощутил, как его ноги в сапогах странно потяжелели. Ему нечем было заняться, пока «Меркурий» не подойдет достаточно близко к берегу или вражескому кораблю. Вот тогда он должен возглавить абордажную команду.
– Дыма не будет, – коротко заметил Джон. – Нет прикрытия. А пираты готовы, ждут и уверены в успехе.
– Приказываю атаковать независимо от результата пожарных шлюпок, – объявил капитан Петт.
Он велел поднять паруса; «Меркурий» стал медленно продвигаться к бухте. Перед ними шел другой пинас, за ними еще один. Все английские капитаны следовали приказу, хотя шансы на победную атаку без ветра были весьма невелики, тем более после того, как пожарные шлюпки зашипели и погасли в темноте. Турецкие пушки, которыми умело управляли с высоких крепостных стен, осыпали приближающихся англичан ядрами.
– Как утки в канаве, – сердито произнес Джон. «Меркурий» шел вперед, подчиняясь приказу.
– Умоляю Тебя, Господи, сделай так, чтобы нам не нужно было высаживаться на берег и лезть на стены, – прошептал Традескант в шейный платок.
Он оглянулся на свою команду. Матросы ждали его приказа с мрачными лицами. Перед ними возвышались стены форта с резкими контурами бойниц, из которых высовывалась дюжина мушкетов, ловивших момент, когда англичане приблизятся на выстрел. Вода, не прикрытая ни туманом, ни дымом, светлела в утреннем воздухе.
Капитан Петт вел корабль вперед, рядом с ним ожидал сигнала человек с биноклем, нацеленным на корабль командира эскадры. Эскадренный флаг неохотно затрепетал.
– Приказано отступать! – закричал моряк с биноклем.
– Отступаем! – рявкнул капитан Петт.
Сразу забил барабан, английские корабли развернулись и начали прокладывать путь назад из бухты, теперь уже против ветра. Остальной флот послал баркасы, взявшие корабли на буксир. Атака постыдно провалилась, но Джон, ощущая себя беззаботным, точно молодой парень, схватил канат и закрепил его. Жажда битвы была полностью вытеснена стремлением к безопасности и домашнему комфорту.
Элизабет встретила мужа прохладно. Она остро переживала, что он уехал вопреки ее желаниям. Каждый вечер она молилась, чтобы Небеса пощадили Джона, чтобы он вернулся и они бы начали все сначала, опять став друзьями и любовниками. Но когда он вошел в их кентерберийский коттедж без единой царапины, с загорелым и улыбающимся лицом, а снаружи на лужайке его поджидал маленький фургон с растениями, Элизабет испытала одно чувство – глубокое раздражение.
Отослав фургон в сад лорда Вуттона с распоряжением разгрузить и полить растения, Джон попросил жену приготовить ему ванну и сжечь белье в кухонном очаге.
– Там вши, – пояснил он. – Они просто сводили меня сума.
Элизабет поставила на огонь воду и притащила по каменным плитам пола большую деревянную лохань. Джон разделся догола и бросил одежду у двери.
– Слава богу! Как я счастлив, что наконец дома! – с улыбкой воскликнул Традескант.
Она не улыбнулась, не обняла его, не прижалась лицом к его теплой обнаженной груди. Джон тоже не раскрыл объятий. Он боялся, что плохо пахнет, и знал, что в его шевелюре и в усах вши. Однако Традесканту было бы приятно, если бы жена приветствовала его более эмоционально. Наливая горячую воду в лохань, Элизабет вела себя почтительно, но не более того. Волнения в ней не чувствовалось.
– Очень рада, что ты добрался благополучно, – спокойно произнесла она и поставила греться еще один котел с водой.
Джон попробовал воду ногой и залез в лохань. Элизабет протянула ему мочалку из трав, завернутых в тряпку, и кусок скользкого мыла.
– Я опасалась, что в вас будут стрелять, когда вы шли вдоль испанского берега, – призналась она. – Ходили слухи, что флот выступит против Испании.
– А мне казалось, ты была бы счастлива, если бы я запустил ядро в самое сердце католичества.
Сидя в лохани, полной мыльной воды, Джон смывал с шеи глубоко въевшуюся соленую грязь нескольких месяцев путешествия.
– Вовсе нет, если они при этом отстреливаются, – возразила Элизабет. – Просто я думала, что вы поссорились с неверными.
Джон плескал воду на лицо и отфыркивался, как кит.
– У нас были приказы, которые можно трактовать двояко, – сказал он. – По мне, так сплошная бессмыслица. Когда я оставляю сад на какое-то время, я даю садовникам указания: вот за этим ухаживайте так-то, когда это зацветет, сделайте так-то. Я не говорю им: решайте сами, действуйте на свое усмотрение. И когда я возвращаюсь, то понимаю, насколько правильно поступали садовники, и они сами понимают.
– А как же король? – поинтересовалась Элизабет.
Джон понизил голос:
– Яков приказал атаковать неверных и освободить наших бедных плененных соотечественников. Кроме того, был еще и секретный приказ нападать на Испанию. В других приказах, которые следовало открыть на месте, было написано, что Испанию надлежит уважать как союзника.
– Это нечестно, – категорично заявила Элизабет, покачав головой.
Джон улыбнулся, словно услышал старую, давно забытую шутку.
– Это практика. Но не принцип.
– Это грех.
Традескант задумчиво посмотрел на жену.
– Ты, женушка, всегда уверена в том, что грешно, а что нет. Собираешься стать проповедником, как твой отец?
К его удивлению, Элизабет не засмеялась и не отвергла это предположение, хотя именно так поступила бы еще пару лет назад.
– Я читаю Библию больше, чем раньше, – сообщила она. – Я и еще несколько женщин посещаем в среду по вечерам одного учителя. Он очень мудрый и грамотный. И я замечаю, что стала судить о многих вещах гораздо осторожнее, чем когда была легкомысленной девчонкой.
Джон неуклюже подогнул коленки в маленькой деревянной лохани и погрузился по плечи в мыльную пену.
– Не припомню, когда ты была легкомысленной, – ответил он. – Я всегда считал тебя богобоязненной серьезной женщиной.
Элизабет кивнула, и снова в ней промелькнула какая-то новая степенность.
– Времена сейчас страшные, – вздохнула она. – Чума с каждым летом все ужасней, и никто не ведает, где она ударит. Сплетничают, что король и двор не следуют заповедям Господним. А церковь даже не упрекает их в этом.
Традескант выпрямился и встал из лохани, вода с него хлынула на пол. Его супруга протянула ему льняную простыню, которую он накинул на плечи. Элизабет старательно отводила глаза, будто взгляд на наготу мужа мог ввести ее в грех. Именно эта отвернутая голова вызвала у Джона раздражение.
– В нашем доме мы не повторяем слухи о короле и его дворе, – отчеканил он.
Его жена хотела возразить, но Джон жестом заставил ее замолчать.
– И дело тут не в благочестии и не в поисках истины. Это урок, который мне преподал Сесил. Мы не обсуждаем короля. Если нас подслушают, цена может оказаться слишком высокой. И что бы ты ни учила, занимайся Библией и держись подальше от разговоров о короле Якове и его дворе. Иначе ты больше не пойдешь в свою школу.
Мгновение казалось, что Элизабет собирается спорить.
– Или этот ваш учитель в проповедях отрицает, что Господь возложил на мужей власть над женами? – сурово спросил Традескант.
Она опустила голову.
– Конечно нет.
– Хорошо, – кивнул Джон, сумев подавить неумеренное самодовольство.
– Я всегда хотела только одного: чтобы ты вернулся домой и оставался с нами, – сказала Элизабет, подтаскивая лохань к задней двери, где можно было выплеснуть воду во двор. – Если бы ты не отлучался, у меня не было бы времени посещать эти встречи.
– Не сваливай вину на меня, – ответил Джон, внимательно глядя на жену. – Ты можешь ходить туда, куда позволяет совесть, только если это не ведет к измене и к отрицанию власти тех, кто над тобой поставлен. Это я, твой муж, надо мной – господин, над ним – король, а над королем – Господь.
Элизабет широко распахнула дверь; холодный ветер задул вкруг голых ног Джона.
– Я никогда не усомнюсь во власти Господней, – промолвила она. – И не отрицаю власти мужа. Смотри не простудись.
Традескант резко повернулся и отправился в спальню одеваться.
