Текст книги "Меридон, или Сны о другой жизни"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
ГЛАВА 3
Мы не уходили с арены до ночи, пока не кончилось представление и я не вычистила и не покормила лошадей. Я спокойно работала, зная, что Данди рядом и ждет меня, не сводя с Джека глаз.
– Я сегодня получила два пенса, – ликующе сообщила я, подходя к сестре и вытирая грязные руки о такую же грязную юбку.
– А у меня есть три шиллинга, – просияла в ответ Данди. – Могу один из них дать тебе.
– Данди! – с ужасом воскликнула я. – Из чьего это кармана?
– Одного толстого старого джентльмена, – тут же призналась она. – Он дал мне полпенни, чтобы я купила для него стакан лимонада у разносчика. И когда я вернулась со стаканом, его карман оказался в опасной близости от моей руки.
– А вдруг он узнает тебя? – спросила я.
– Конечно узнает. – Данди с раннего детства была осведомлена о своей красоте. – Но он никогда не подумает, что это сделала я. Побежали скорей, потратим деньги.
Мы оставались на ярмарке, пока не спустили все наши денежки. Данди с удовольствием обчистила бы еще пару карманов, но вокруг работала целая шайка воров и они могли ее заметить. В этом случае нам пришлось бы отдать им все, что было у нас, и получить взамен изрядную взбучку.
Было уже темно, когда мы возвращались домой. Я пошла взглянуть на наших лошадей: старый мерин улегся спать, и было мало надежды, что утром он сможет проснуться. А от дохлой лошади проку немного, даже если попытаться выдать ее мяснику за говядину.
Мы все уже спали, когда дверь отворилась и в фургон ввалился отец. Займа даже не проснулась. Она храпела как извозчик, причем развалилась на кровати прямо в одежде и даже не сняв позолоченного ожерелья. Все это заставило нас предположить, что она тоже не теряла времени даром. Наш фургон шатало, как корабль в плохую погоду, пока отец добирался до койки, я слышала, как хихикала Данди под одеялом, но мне было не до смеха. Отвернувшись к грязной стене, я пыталась вообразить знакомый дом из желтого песчаника, тенистый парк и белого, как морская пена, жеребца, скачущего ко мне. А я стояла на террасе в зеленой, как трава, амазонке, поджидая его.
Утром отец жестоко расплатился за свое пьянство, но Займа пострадала еще больше. Он увидел ожерелье и потребовал деньги, которые она заработала. Она клялась, что у нее был только один мужчина и заплатил ей всего шиллинг, но отец не поверил и принялся бить жену ее же ботинком. Данди и я поспешили укрыться под фургоном. Сестра прихватила с собой и ребенка, она всегда очень боялась, что Займа однажды запустит им в отца в пылу драки.
Мы сидели между колесами и чувствовали себя в полной безопасности. В это время на ступеньках своего фургона появился Роберт Гауэр с кружкой дымящегося чая и приветливо пожелал нам доброго утра.
Следом за ним вышел Джек. Они оба вели себя так, будто были слепы и глухи, но мы не покидали своего убежища. Наконец шум наверху затих и плач Займы стал тише. Данди и я не спешили вылезать, но Роберт Гауэр встал со ступенек и зашагал к нашему фургону.
– Джо Кокс! – громко позвал он.
– А, это вы, – угрюмо отозвался отец, появляясь в дверях и щурясь от яркого солнца. – Вы надумали купить моего прекрасного жеребца? Он все еще продается.
Прекрасный жеребец лежал совсем неподвижно. Вызывало большое сомнение, что он сможет когда-нибудь подняться.
– Может быть, я куплю пони, если он будет готов к концу недели, – ответил Роберт Гауэр. – Я наблюдал, как ваша дочка тренирует его. Сомневаюсь, что она добьется этого.
– Она просто ленивая сучка, – огрызнулся отец и сплюнул на дорогу. – Она и ее ни на что не годная сестрица. Это не мои дочки, меня ими однажды наградили. – Тут он повысил голос. – А моя жена – шлюха и воровка. И она тоже намерена всучить мне девку.
Роберт Гауэр понимающе кивнул. Его чистая рубашка так и сверкала в утренних лучах.
– Уж очень много ртов вам приходится кормить, – с сочувствием сказал он. – Кому, интересно, удастся кормить семью из четырех человек и при этом наладить свое дело.
Отец тяжело опустился на ступеньки фургона.
– Вы правы, – согласился он. – Две бесполезные девчонки, одна бесполезная шлюха и один бесполезный ребенок.
– Что, если пристроить их на работу? – предложил Роберт. – Девочкам уже пора зарабатывать на жизнь.
– Скоро я так и сделаю, – пообещал отец. – До сих пор я нигде не останавливался достаточно долго, чтобы отдать их на работу. К тому же я поклялся матери этих чертовок, что не выкину их из фургона. Но скоро я, пожалуй, заставлю их взяться за ум.
– Я бы взял маленькую, – безразлично предложил Роберт. – Как ее там, Мери, что ли? Она могла бы работать с моими лошадьми. Толку от нее было бы не много, но у вас бы стало одним ртом меньше.
Босые грязные ноги отца появились около наших голов и направились к сияющим ботинкам Роберта Гауэра.
– Вы возьмете Меридон? – недоверчиво переспросил он. – И дадите ей работу?
– Почему бы нет? – подтвердил Роберт. – Если бы мы сговорились насчет пони.
Последовало короткое молчание.
– Нет, – тихо сказал отец. – Я все-таки дал ее матери обещание заботиться о ней. Я не могу отпустить ее, пока она не найдет хорошую работу с твердым жалованьем.
– Как хотите, – ответил Роберт Гауэр, и его ботинки стали удаляться. Они не успели сделать и трех шагов, как босые ноги отца поспешили за ними.
– Если бы вы отдавали ее жалованье мне, я бы еще подумал, – предложил он. – Я поговорю с Меридон. Она неглупая девочка. А для вашего бизнеса просто находка. Всех моих лошадей дрессировала она.
– Эти девчонки идут десяток за пенни, – сказал Роберт Гауэр. – За первый год мне придется ухлопать на нее кучу денег. Гораздо выгоднее взять парнишку, за учение которого мне станут еще и платить. Если бы вы уступили мне пони по сходной цене, я бы, пожалуй, освободил вас от вашей дочки, как ее там. У меня большой фургон, и я ищу помощника.
– Это очень хороший пони, – вдруг сказал отец. – Я хочу получить за него приличные деньги.
– Например? – поинтересовался Роберт Гауэр.
– Два фунта. – Эта цена ровно в четыре раза превышала то, что отец заплатил при покупке жеребенка.
– Гинея, – быстро предложил Роберт.
– Один фунт и двенадцать шиллингов и Меридон в придачу. – В голосе отца звучала настойчивость.
– Решено, – быстро согласился Роберт, и я поняла, что папаша продал пони слишком дешево.
Тут меня осенило, что меня он продал еще дешевле. Я выскочила из-под фургона как раз в ту минуту, когда он плевал на ладонь в подтверждение сделки.
– И Данди, – вмешалась я, теребя его руку, но смотря при этом на Роберта Гауэра. – Данди и я пойдем вместе.
Роберт посмотрел на отца.
– Она очень ленивая, – сказал он просто. – Вы сами сказали.
– Она могла бы готовить, – с отчаянием возразил отец. – Она будет держать ваш фургон в чистоте.
Роберт Гауэр перевел взгляд со своей ослепительной рубашки на застиранное белье отца.
– Мне не нужно двух девчонок, – твердо сказал он. – Я не собираюсь платить за то, чтобы дешевый плохонький пони и две никудышные девчонки занимали место в моем фургоне.
– Одна я никуда не пойду, – отрезала я, и мои глаза сверкнули. – Данди и я будем работать только вместе.
– Ты сделаешь, как тебе говорят, – гневно вскричал отец.
Он попытался схватить меня, но я увернулась и спряталась за спину Роберта Гауэра.
– Данди не бесполезна, – затараторила я. – Она умеет ловить кроликов и хорошо готовит. Она может вырезать цветы из дерева и плести ивовые корзиночки. Она показывает карточные фокусы и танцует. И она очень хорошенькая, вы же сами видели. Она могла бы собирать плату за вход. Она ворует только у чужих!
– И ты без нее ко мне не пойдешь? – испытующе спросил Роберт.
– Без Данди – нет, – решительно отказалась я. Мой голос дрогнул при мысли, что я могла бы избавиться от отца, от Займы, от грязного фургона и от всей этой жалкой жизни. – Я не могу уйти без Данди. Она единственный человек, которого я люблю. Если у меня ее отнимут, мне некого станет любить. А что будет со мной, если я никого не буду любить?
Роберт Гауэр посмотрел на отца.
– Гинея, – сказал он. – Гинея за пони, и я забираю у вас обеих девчонок.
Отец вздохнул с облегчением.
– По рукам, – согласился он и сплюнул на ладонь. В закрепление сделки они обменялись рукопожатием. – Они могут перебраться в ваш фургон сразу. Я собираюсь сегодня уезжать.
Я проводила его глазами. Папаша не собирался уезжать сегодня. Он заторопился, боясь, что Роберт Гауэр передумает и лишит его одиннадцати пенсов прибыли. Но я понимала, что гинея была первой ценой, предложенной Робертом, и подумала, что он, должно быть, с самого начала знал, как развернутся события.
Я пошла в свой фургон, Данди уже суетилась там, намереваясь прихватить с нами и ребенка.
– Нет, Данди, – сказала я так, будто была намного старше ее. – Мы сегодня достаточно испытали свое счастье.
Всю неделю мы старались вести себя наилучшим образом.
Данди уходила из города на общественную землю и каждый день приносила домой мясо.
– Откуда ты достала это? – свистящим шепотом спросила я, наблюдая, как она варит в котле кролика.
– У одного доброго джентльмена, который живет в том большом доме, – безмятежно ответила она.
Я водрузила кастрюлю на стол и стала раскладывать ложки.
– Что тебе пришлось сделать взамен? – тревожно поинтересовалась я.
– Ничего, – последовал ответ. – Он только попросил меня сидеть у него на коленях, плакать и вскрикивать: «Не надо! Ах, не надо, папочка» – и что-то вроде этого. Затем он дал мне пенни и послал на кухню за кроликом. И сказал, что завтра я, пожалуй, получу фазана.
Я смотрела на нее неодобрительно.
– А ты сможешь убежать, если придется?
– Конечно, – лукаво сказала она. – Мы сидим около окна, и оно все время открыто.
Я кивнула, не совсем успокоенная. Мне предстояло защищать Данди от странных, пугающих нападений на нее этого дикого мира взрослых. Ее никому до сих пор не удавалось поймать. Ее никогда еще не наказывали. Обчищала ли она карманы или танцевала перед пожилыми джентльменами, подняв высоко юбки, она всегда возвращалась домой с карманами, набитыми монетами. Но если Данди чувствовала опасность, она всегда находила возможность улизнуть.
– Зови их, – велела она, кивнув в сторону двери.
Я вышла на ступеньки и позвала:
– Роберт! Джек! Обедать!
Мы уже называл и друг друга по именам, быстро сблизившись при тесной жизни в одном фургоне. Джек и Данди иногда обменивались влюбленными взглядами, но Роберт заметил это в самый первый вечер и, взглянув на Данди, обратился к ней:
– Послушай, девочка. Я буду говорить с тобой откровенно. Я взял тебя, поскольку имею на твой счет кое-какие планы, о которых расскажу тебе позже. Скажу только, что у тебя будет великолепный костюм и ты будешь танцевать под музыку и все глаза будут устремлены на тебя. И каждая девушка станет завидовать тебе.
Он помолчал, довольный произведенным эффектом, и затем продолжил:
– Я могу рассказать тебе, что я планирую для своего сына. Он мой наследник, и это шоу перейдет к нему, когда меня не станет. Но прежде я подыщу для него хорошую работящую девушку, которая занимается таким же делом, что и мы. С порядочным приданым, с известным именем. Это будет Обручение талантов.
Он на минуту прервался, уйдя мыслями далеко вперед.
– Это лучшее, что я могу сделать для вас обеих, – продолжал он. – Но если я замечу, что ты увиваешься около моего парня или он запускает руки под твои юбки, я тут же выгоню тебя на улицу. И не позволю даже оглянуться. Джек тоже не станет оглядываться, уверяю тебя. Он прекрасно знает, с какой стороны хлеб намазан маслом.
Данди бросила взгляд на Джека, как бы ожидая защиты. Но Джек чистил свои ботинки, не поднимая головы, будто он оглох. И я подумала, что Роберт прав и его наследник никогда не пойдет против отца.
– А как насчет Меридон? – угрюмо поинтересовалась Данди. – Что ж вы не предупреждаете ее насчет вашего драгоценного сына?
Роберт быстро взглянул на меня и улыбнулся.
– В этом нет необходимости, – отрезал он. – Все, что нужно Меридон от моего сына и от меня, – это чтобы мы позволили ей ухаживать за лошадьми.
Я кивнула. Это была чистая правда.
– Убедилась? – спросил Роберт Данди. – Я бы не взял тебя сюда, если б знал, что вы с Джеком собираетесь завести амуры. Но я всегда могу выставить тебя, и тогда тебе придется разыскивать своего отца. Если тебя интересует Джек, можешь убираться хоть сейчас.
Данди еще раз взглянула на Джека. Он уже принялся за второй ботинок. Я подумала, что он, наверное, никогда в жизни не чистил их так усердно.
– Ладно, – проговорила она. – Можете оставить своего драгоценного сыночка при себе. Мне он не нужен. У меня полно парней получше.
– Умница, – просиял Роберт. – Надеюсь, что ты отвечаешь за свои слова и больше мне не придется об этом говорить. И я скажу тебе кое-что еще. Если ты будешь хорошо себя вести, то с такой внешностью ты вполне можешь рассчитывать на выгодный брак. С богатым человеком. Имей это в виду.
Это утешило Данди, спать она отправилась вполне довольная собой и расчесывала и заплетала свои волосы с особенной тщательностью. В сторону Джека она больше и не глядела. Во всяком случае, пока мы оставались в Солсбери.
Это было чудесное лето 1805 года. Я гордилась своей работой. Скоро я сменила ветхую юбчонку на старую рубашку и брюки Джека и теперь была чрезвычайно довольна тем, что не привлекаю к себе внимания мужчин. Мы часто переезжали из города в город, нигде не задерживаясь больше чем на три дня. Везде мы показывали одно и то же представление: танцующие пони, конь, который умеет считать, битва при Бленхейме и сцены с Ричардом Львиное Сердце.
Но каждый вечер оно проходило немного по-разному. То захромал один из пони и стал отставать от других. То Джек повредил лодыжку, и одно действие пришлось отменить, пока он не поправился. Это были небольшие хлопоты, но все они лежали на мне. И я многому научилась за это время.
Скоро все заботы о лошадях перешли ко мне. Это стало моей работой. Данди хлопотала в фургоне, она содержала его в такой чистоте, что Роберт был приятно удивлен. Все время мы учились работать. Нас поражал контраст между тяжелой жизнью на колесах и блеском костюмов и громом аплодисментов. Мы привыкли быть в центре внимания сотен людей. И нам нравилось это. Роберт постоянно стремился к чему-то новому. Он всегда посещал чужие представления, даже если для этого приходилось пропускать свое собственное. Он надевал свой лучший твидовый сюртук, садился на Сноу и отправлялся хоть за двадцать миль посмотреть, что придумали другие. Его привлекали не только конные шоу. Я поняла это, когда однажды вечером Джек, вернувшись домой, протянул Роберту афишу и сказал:
– Думаю, это заинтересует тебя, отец.
Афиша изображала мужчину, стоящего на руках на перекладине, закрепленной высоко под потолком. У него были большие усы и блестящий, туго облегающий костюм.
– Меридон, что случилось? – воскликнул Роберт, глядя на меня. – Ты побелела как полотно.
– Ничего, – ответила я, но почувствовала, что сейчас упаду в обморок.
Я проскользнула мимо Роберта, продолжавшего держать эту ужасную афишу, и вышла на свежий воздух теплого августовского вечера.
– Ты сможешь работать? – раздался вопрос Роберта из глубины фургона.
– Да, да, – слабо отозвалась я. – Мне просто стало немного не по себе.
Я замолчала, наблюдая за нашими лошадьми, тихо щиплющими траву. На фоне опалового неба виднелось заходящее солнце.
– Это твои обычные недомогания? – с грубоватым сочувствием спросил Роберт, возникая в темном дверном проеме.
– Нет, – сдержанно отозвалась я.
– Я не хотел тебя обидеть, – извиняющимся тоном объяснил он. – Что все-таки случилось?
– Это из-за этой картинки, афиши… – Я едва могла объяснить мой ужас самой себе. – Что делает этот человек? Он находится так высоко.
Роберт вынул афишу из кармана:
– Он называет себя Артист Трапеции. Это совершенно новый номер, я собираюсь съездить в Бристоль посмотреть его. Хочется знать, как это делается. Вот взгляни…
Он протянул мне афишу, но я резко отвернулась.
– Терпеть этого не могу! – совсем по-детски воскликнула я. – Я просто не в состоянии смотреть на это.
– Ты боишься высоты? – В голосе Роберта звучала странная заинтересованность в моем ответе.
– Да, – коротко бросила я.
В моем отчаянном мальчишеском детстве было только одно, что могло вызвать у меня страх. Например, я никогда не участвовала в экспедициях за птичьими гнездами, я всегда оставалась на земле, в то время как другие карабкались по деревьям. Только однажды, когда мне было лет десять, я заставила себя влезть на дерево. Но я сумела добраться только до самой нижней ветки и там замерла, скрючившись, совершенно не в состоянии ни подниматься дальше, ни спускаться назад. Я боялась даже взглянуть вниз, откуда на меня смотрели запрокинутые жестокие лица. И только Данди единственная из всех догадалась залезть ко мне наверх и мягкими просьбами и уговорами заставила меня наконец спуститься вниз.
– Черт побери, – будто про себя пробормотал Роберт, дымок из его трубки вырывался частыми гневными колечками, что всегда говорило о плохом расположении духа ее владельца. – А как Данди? Неужели она тоже боится высоты?
– Вроде нет, – ответила я. – Вы думаете о новом шоу? Вам лучше спросить ее, но в детстве она прекрасно лазала на все деревья.
– Я просто размышляю вслух.
Роберт не стал удовлетворять мое любопытство. Но когда он пошел проверить лошадей перед представлением, я слышала, как он бормочет про себя: «Великолепное Воздушное Шоу. Ангел без Крыльев. Восхитительная Мамзель Данди».
Он съездил в Бристоль посмотреть это представление, но, вернувшись поздно вечером, ничего нам не стал рассказывать. Однако я уже узнала достаточно, чтобы понять, что обещание, данное Данди, приближается к исполнению.
Когда я рассказала сестре о своих догадках, она очень обрадовалась. Со временем наше участие в подготовке каждого представления заметно расширилось. Когда мы прибывали в новый городок или деревню и Джек отправлялся зазывать публику, он часто сажал с собой на лошадь Данди. Однажды Роберт увидел эту привлекательную картину. При этом он даже замер, думая, однако, о деле, а не о любви.
– Тебе следует обзавестись подходящей амазонкой, – предложил он Данди. – Это будет выглядеть очень красиво. Великолепное Конное Шоу Роберта Гауэра с Леди Данди на Арене.
Он дал ей пять шиллингов на отрез самого настоящего бархата, и сестра ухитрилась всего за два вечера сшить себе чудесный костюм. И когда Джек в следующий раз отправился объявлять о нашем приезде, Данди, сидя позади него в роскошной амазонке, сияла улыбкой и никого не могла оставить равнодушным. В этот день мы имели такие сборы, как никогда прежде.
– Зрителям нравится смотреть на девушек, – объяснил нам Роберт за ужином после представления. – Я хотел бы, чтобы ты, Меридон, выступала на арене каждый день. А ты, Данди, оставайся в своем костюме, когда будешь сидеть на входе.
– А в чем я буду выступать? – спросила я, и Роберт глянул на меня весьма критически.
Так как мне надоело каждый день расчесывать копну своих густых медных волос, я упросила Данди подстричь их покороче, как у деревенского парня. За это лето я не поправилась, но сильно вытянулась и теперь была долговязая и неловкая, как молодой жеребенок, в то время как Данди уже приобрела округлые формы молодой женщины.
– Понятия не имею, – ухмыльнулся Роберт. – Ты выглядишь как маленькая беспризорница, и если ты намереваешься стать такой же хорошенькой, как твоя сестра, то тебе следует поторопиться.
– А что, если одеть ее под мальчика? – неожиданно предложил Джек, который в это время усердно вычищал свою миску корочкой хлеба. Он оторвался от своего занятия и улыбнулся мне. – Не обижайся, Меридон. Но если ты наденешь шелковую рубашку, обтягивающие белые бриджи и высокие ботинки… Отец, это будет выглядеть очень хорошо. – Тут он оживился и воскликнул: – Отец, а ты помнишь то шоу, которое мы с тобой когда-то видели: кто-то выходит из толпы и пытается влезть на лошадь. Мы могли бы устроить нечто подобное, например, я выхожу, притворяюсь пьяным и пытаюсь скинуть ее с лошади.
– Никаких падений, – запротестовала я. – У меня их было достаточно, когда я объезжала лошадей для отца.
– Но это же не взаправду, – возразил Джек, тепло глядя на меня. – И это совсем не больно. Кроме того, ты могла бы научиться выполнять кульбиты на спине лошади, как делаю я.
Роберт задумчиво смотрел на меня, что-то прикидывая.
– Кульбиты будешь выполнять в бриджах, а все остальное – в амазонке. Это лучше смотрится на девушке. – Он удовлетворенно кивнул. – Ты согласна, Меридон? Я стану платить тебе.
– Сколько? – немедленно поинтересовалась я.
– Полпенни за представление, пенни в день.
– Пенни за представление, – быстро сказала я.
– Пенни в день, независимо от количества выступлений, – предложил он, и мы ударили по рукам.
Мои тренировки начались незамедлительно. Каждый день я видела выступления Джека на большом пегом пони, и сама я часто скакала верхом на лошади. Но я никогда не пыталась встать ногами на ее спину. Теперь я садилась впереди Джека, потом он на ходу вставал на ноги и пытался помочь мне подняться тоже. Но это было неимоверно трудно; шаг лошади, до того совершенно гладкий, становился подпрыгивающим и неровным, и я, не успев подняться, тут же начинала крениться то в одну, то в другую сторону. А один раз, проклиная себя, даже увлекла за собой в падении Джека.
Но настал наконец день, когда я ухитрилась встать на лошадь и удержаться в таком положении несколько секунд.
– Неплохо, – сказал скупой на похвалу Роберт. – Повторишь это завтра.
Мы с Джеком тут же побежали на речку купаться, чтобы охладить разгоряченные тела. Я бросилась в воду и перевернулась на спину, глядя в голубое небо. Уже наступил сентябрь, но было жарко, как в июле. Мои тонкие руки и ноги казались в воде бледными, как у утопленницы. Я разглядывала свои пальцы с неотмывающейся грязью под ногтями без всякого стыда. Потом я перевернулась на живот и нырнула. Вода щекотала мое лицо и шевелила волосы, разделяя их на пряди, это ощущение мне не понравилось, и я тут же вынырнула, фыркая и отплевываясь.
Я вышла на берег, где валялся на траве Джек. Тут он приподнял голову и уставился на меня. С меня струйками стекала вода, мокрая рубашка прилипла к телу, под ней со всей отчетливостью вырисовывалась моя крохотная грудь, соски, напрягшиеся от холода, и тень от завитков волос ниже живота.
– Тебе не тяжело работать как парню, когда ты уже становишься женщиной? – лениво спросил Джек.
– Нет, – коротко бросила я. – Мне нравится, что ты и твой отец обращаются со мной как с мальчишкой.
– Мой отец – возможно. – Джек улыбнулся своей горячей улыбкой. – Но разве ты не хотела бы, чтоб я относился к тебе как к молодой женщине?
– Нет, – сказала я. – Я видела, каков ты с женщинами.
– Эти-то! – И он пренебрежительно махнул рукой. – Они ведь всего лишь деревенские неряхи. Ты совсем другое дело, Меридон. Ты такая смешная в своих бриджах и моих старых рубашках. Я бы хотел, чтобы тебя радовало, что ты родилась женщиной. И чтобы ты отрастила ради меня волосы.
– Почему? – с откровенным удивлением спросила я его.
– Не знаю. – Он капризно пожал плечами. – Ты никогда не смотришь на меня. Сегодня все утро ты была в моих объятиях и прижималась ко мне, чтобы не упасть. Я чувствовал всю тебя – да! – и ужасно хотел тебя. А сейчас ты спокойно сбрасываешь с себя бриджи и лезешь в воду, будто я для тебя всего лишь одна из наших лошадей!
Я встала и стала натягивать штаны.
– Ты помнишь, что сказал твой отец в тот вечер Данди? – серьезно спросила я. – Он предупредил, что выбросит ее на дорогу, если она станет твоей любовницей. С тех пор она даже не смотрит на тебя. Я делаю так же.
– Данди! – Он говорил о ней так же небрежно, как о деревенских неряхах. – Да она прибежит ко мне, стоит мне только свистнуть. Но я не верю, что ты не обращаешь на меня внимания, потому что боишься моего отца.
– Да, не поэтому, – откровенно призналась я. – Я не думаю о тебе, потому что ты мне неинтересен. Ты прав, я отношусь к тебе так же, как к нашим лошадям. – Тут я на минутку задумалась. – Хотя нет, к Сноу я отношусь гораздо лучше.
Джек с негодованием вытаращил на меня глаза, но тут же вскочил на ноги и пошел прочь, пробормотав на ходу: «Чертово цыганское отродье!» Я опустила голову на песок, прищурила от яркого света глаза и, когда убедилась, что он уже далеко, громко рассмеялась.
Мой партнер совсем не был злопамятным, и на следующий день, когда мы тренировались, он держал меня так же уверенно и надежно, как это делал всегда. Это я была виновата, что падала чаще, чем обычно, а раз даже нечаянно вцепилась в него, и он тяжело рухнул на землю, больно ударившись головой.
– Какая ты неуклюжая сегодня! – отругал меня Роберт и слегка шлепнул по уху. – Ты что, не можешь прислониться к Джеку, как это делала вчера? У него есть опыт. Он умеет держать баланс. Дай ему придержать тебя.
Джек все еще потирал ушибленную голову, но тут он взглянул на меня и виновато улыбнулся.
– Это из-за вчерашнего? – откровенно спросил он. – Ты из-за этого держишься от меня подальше?
Я кивнула, и мы улыбнулись друг другу.
– Пожалуйста, забудь это, – мягко попросил он. – Мне не хочется падать с лошади все утро. Давай заниматься, не думая ни о чем.
Роберт непонимающе переводил взгляд с одного из нас на другого.
– Вы поссорились вчера? – сухо спросил он.
Мы молчали. Он отошел в сторону, затем повернулся к нам. Его лицо было каменным.
– А теперь послушайте меня, – сказал он сурово. – Я больше не буду повторять то, что скажу сейчас. Что бы ни происходило за ареной или даже за этой декорацией, если вы появляетесь здесь, вы должны работать. Когда представление окончено, можете хоть топор между собой класть. Но работать вы должны серьезно, а для этого вам надо забыть все постороннее, буквально все во время представления.
Мы послушно кивнули. Роберт мог быть очень убедительным, если хотел.
– А сейчас попробуйте еще раз, – велел он.
Джек вспрыгнул на лошадь, протянул ко мне руки и посадил меня вперед. Затем, ухватившись за кожаный ремень, он поднялся на ноги, и его пальцы буквально впились в потную спину пегого пони Блубелли. Тут я почувствовала, как его рука сжала мое запястье, и я тоже стала подниматься, сначала на согнутых коленках, затем выпрямившись, и встала так же ровно, как он. Мы проскакали целый круг, даже не шелохнувшись, и при ободряющем восклицании Джека я спрыгнула с лошади в самый центр арены, а затем, выполнив триумфальное сальто, Джек приземлился рядом со мной.
– Хорошо! – Лицо Роберта сияло от восторга. – Завтра в то же время.
Мы согласно кивнули, и рука Джека дружески сжала мое плечо. И я пошла к лошадям, ведя за собой Блубелли.
