Текст книги "Еще одна из рода Болейн (Другая Болейн)"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Осень 1526
Мы вернулись в Лондон. Даже Гринвич, один из любимейших замков короля, не рассеял его мрачного настроения. Генрих проводил много времени с церковниками и советниками, поговаривали – он пишет новую книгу, еще один богословский трактат. Но я-то знала, в чем дело, – ночи напролет, пока он читал и писал, я сидела рядом. Король мучительно пытался понять, в чем состоит Божья воля: подобает ли жениться на вдове брата и тем самым позаботиться о ней, или надо отослать вдову брата прочь, ведь посмотреть на нее с вожделением – оскорбить брата. Но Бог не давал определенного ответа. В одном месте в Библии говорилось одно, в другом – другое. Чему же следовать? Такое решение под силу только целой коллегии богословов.
По-моему, очевидно – надо женится на вдове брата, тогда дети получат хорошее воспитание, а достойная женщина будет окружена заботой. Благодарение Господу, я не рискнула высказать свое мнение на вечерних совещаниях. Там дискутировали по-гречески и по-латыни, читали тексты в подлиннике, изучали мнение отцов церкви. Одно их явно не интересовало – что думает совершенно обыкновенная женщина с капелькой здравого смысла.
Я ничем не помогла королю, да и не могла помочь. Анна – вот кто ему был нужен. Ее быстрый ум, способность перевести путаный клубок богословских рассуждений в шутку, рассмешить его именно тогда, когда он ломает голову над этими проблемами.
Они гуляли под ручку каждый день, головы склонены друг к другу – то ли заговорщики, то ли любовники, но если помедлить возле них, услышишь:
– Но Апостол Павел ясно высказался по этому вопросу, – говорит Анна.
– Думаете, он имеет в виду именно это? А я полагаю, он отсылает к другому отрывку, – возражает Генрих.
Мы с Георгом тащимся за ними, как покладистые компаньоны, и наблюдаем – Анна то сжимает руку короля, убеждая в своей правоте, то отрицательно качает головой.
– Почему бы просто не бросить королеву? – спросил Георг. – Ни один двор в Европе его не осудит. Все знают, как он мечтает о сыне.
– Король любит быть о себе хорошего мнения. – Я увидела, как Анна повернула голову, услышала ее звенящий смех. – Не может позволить себе оставить женщину только потому, что она постарела. Значит, надо убедиться – на то Божья воля. Найти причину поважнее, чем собственное желание.
– Будь я королем, как он, я бы уж следовал своим желаниям, не беспокоясь, есть на то Божья воля или нет! – воскликнул Георг.
– Ты же цепкий, жадный Болейн. А он король и хочет поступать правильно. Не может решиться, пока не поймет – Бог на его стороне.
– Уж Анна ему поможет, – зло заметил Георг.
– Какой совестливый советник нашелся, – съязвила я. – В ее руках его бессмертная душа в безопасности.
Созвали семейный совет. Я этого ждала. Со времени возвращения из Ладлоу дядюшка молча, пристально наблюдал за мной и Анной. Этим летом он был при дворе, видел – король целый день проводит с Анной, его неодолимо влечет к ней. А с наступлением ночи привычно посылает за мной. Дядю сбивала с толку страсть короля к нам обеим. Он не знал, в какое русло направить короля, что Говардам повыгодней.
Георг, Анна и я встали в ряд перед столом, дядюшка уселся напротив, мать рядом, на стуле поменьше.
– Нет сомнения, король влюблен в Анну, – начал дядюшка. – Но если она просто заменит Марию в качестве фаворитки короля, мы ничего не выиграем. Хуже того, проиграем – она не замужем, и когда все кончится, будет ни на что не годна и никому не нужна.
Интересно, неприятно матери обсуждать любимую старшую дочь? По лицу не скажешь. Семейные дела, чувства тут ни при чем.
– Анна должна отступиться, – решил дядя. – Ты только портишь Марии игру. У нее сын и дочь от короля, а что мы за это получили, кроме земель?
– И титулов с должностями, – негромко вставил Георг.
– Не отрицаю. Но Анна гасит его пыл.
– Да нет у него никакого пыла, – злобно бросила Анна. – Просто привычка. Совсем другое дело. Вы же женатый человек, дядя, могли бы понимать.
Георг только рот раскрыл, а дядина улыбка больше похожа на волчий оскал.
– Благодарю, миссис Анна. Твое остроумие более уместно во Франции, но раз уж ты в Англии, напоминаю – английские женщины с милой улыбкой делают, что им велят.
Анна склонила голову, но было видно, она покраснела от злости.
– Поедешь в Гевер, – резко бросил он.
– Только не это! Что там делать?
– Ты непредсказуема и неуправляема, – произнес дядя с жестокой откровенностью.
– Если я останусь при дворе, он влюбится в меня. – Анна была в отчаянии. – Не отсылайте меня в Гевер. Это не для меня!
– Ну не навсегда же. Только до Рождества. Конечно, Генрих очень привязан к тебе, но как это использовать? Не можешь же ты стать его любовницей, пока не замужем, а ни один нормальный человек на тебе не женится, пока ты королевская фаворитка. Ну и положеньице!
Анна проглотила ответ, который вертелся у нее на кончике языка, и сделала реверанс:
– Весьма признательна. Но не могу понять, чем мое пребывание в Гевере в полном одиночестве, вдали от двора поможет семье.
– Уйдешь с дороги, не будешь мешать королю. Он разведется с Екатериной и сможет жениться на Марии, не забывай, у нее двое очаровательных малюток. Получит и жену и наследника разом. А ты только картину портишь.
– Так вы хотите меня вымарать? Кем вы себя вообразили, Гольбейном? [21]21
Гольбейны – семья немецких живописцев и графиков XV–XVI вв.
[Закрыть]
– Придержи язычок, – вмешалась мать.
– Найдем тебе мужа, – пообещал дядюшка. – Во Франции, если не в Англии. Вот станет Мария королевой Англии, так и найдем. Выберешь самого лучшего.
Анна впилась ногтями в стиснутые руки.
– Ничего мне от нее не нужно! Не будет она королевой! Выше, чем сейчас, ей не подняться. Раздвинула ноги, родила ему двоих детей, а он все еще не позаботился о ней. Она ему нравилась, пока он ее добивался, разве вы не видите? Он же охотник, ему нужна погоня. Мария попалась, игра окончена, видит Бог, ни одна женщина не уступала так легко. Сейчас он ее просто использует. Кто она – уж скорее жена, чем любовница, только жена без признания и уважения.
Она употребила неверное словцо.
– Жена? – улыбнулся дядя. – Надеюсь, что так. Пришла пора немного отдохнуть от тебя и посмотреть, чего сможет добиться Мария, если ты не будешь путаться под ногами. В этом соревновании у Марии больше шансов.
Сладко улыбаясь Анне, я сделала реверанс.
– У меня больше шансов, – повторила я. – Ей пора выйти из игры.
Зима 1526
Анна отправилась в Гевер, и я уложила в ее дорожный сундучок рождественские гостинцы детям. Екатерине – марципановый домик, с черепичной крышей из жареного миндаля и окошками из жженого сахара. Попросила Анну вручить подарок на двенадцатую ночь Рождества и передать – мама любит свою дочку, мама скучает и скоро снова приедет.
Анна плюхнулась в седло с грацией фермерши, собирающейся на рынок. Никто ее не видит, какой смысл казаться изящной и приветливой.
– Почему бы не наплевать на всех и не удрать к своим любимым деткам? – Ее слова бередили мне душу.
– Благодарю за совет. Уверена, ты желаешь мне только добра.
– Один Бог знает, что ты тут без меня наворотишь.
– Бог, конечно, знает, – с готовностью подтвердила я.
– Есть женщины, на которых женятся, и есть, на которых не женятся, – провозгласила Анна. – Мужчины не утруждают себя женитьбой на любовницах вроде тебя, дети там или не дети.
Я радостно улыбнулась. Конечно, Анна куда находчивей и остроумней, а тут, в кои-то веки, и у меня в руках оказалось оружие.
– Подозреваю, ты права. Но есть и третий сорт женщин – на них не только не женятся, а даже и любовницами не хотят сделать. Женщины, которые едут на Рождество в одиночестве домой. Похоже, ты именно из таких, дорогая сестрица. Счастливого пути!
Повернулась на каблуках и ушла. Что ей оставалось? Сестра кивнула сопровождавшему ее солдату, рысью выехала из ворот, поскакала по дороге в Кент. А хлопья снега кружились в воздухе.
Как только двор обосновался в Гринвиче, готовясь отпраздновать Рождество, положение королевы определилось. Ее не замечали, ею пренебрегали, любой придворный знал – она в немилости. До чего же мерзкое зрелище – мелкие птички среди бела дня толпой набросились на сову.
Племянник Екатерины, император Испании, подозревал – что-то затевается, направил в Англию нового посла по имени Мендоса. [22]22
Мендоса Уртадо, Диего (1503–1575) – испанский поэт и гуманист, знаток древних языков, философии и гражданского права. Посол императора Карла V в Англии, Франции, Венеции и Ватикане.
[Закрыть]Хитрый законник, без сомнения, сможет представлять интересы королевы и вновь привести Испанию и Англию к согласию. Я застала дядю за секретным совещанием с кардиналом Уолси, догадалась – он не облегчит задачу послу Мендосе.
И оказалась права. Посол не попал ко двору во время рождественских праздников. Бумаги якобы оказались не в порядке, его не допустили ни к королю, ни к королеве. За ее перепиской следили, она не могла даже получить подарки, пока их не обследуют слуги.
Близилась двенадцатая ночь, а новый посол все еще не встретился с королевой. Только к середине января Уолси прекратил игру в кошки-мышки и признал – посол Мендоса на самом деле является представителем императора Испании и может вручить верительные грамоты королю и письма королеве.
Я как раз находилась в покоях королевы, когда вошел паж кардинала и передал просьбу посла уделить ему внимание. Кровь бросилась королеве в лицо, она вскочила на ноги:
– Надо бы переменить платье, но нет времени.
Я стояла за ее креслом, одна я и осталась, остальные дамы прогуливались с королем по саду.
– Посол Мендоса привез вести от племянника. – Королева уселась в кресло. – Надеюсь, он сумеет укрепить союз между племянником и мужем. В семье не должно быть ссор. Сколько себя помню, Испания и Англия союзники, раздоры все испортят.
Я кивнула, дверь открылась.
Это не был посол со свитой, несущий подарки, письма и частные послания от императора Испании. В дверях показался кардинал, злейший враг королевы, который ввел в комнату посла, словно шут – дрессированного медведя. Посол был взят в плен. Он не мог поговорить с королевой наедине, его багаж давным-давно обыскали. Нет, этому человеку не удастся склонить короля к новому союзу с Испанией, ему не вернуть королеве подобающее положение при дворе. Он сам едва не стал заложником кардинала.
Рука, протянутая для поцелуя, не дрожит. Голос ласков и мелодичен. Королева учтиво приветствует кардинала. И как догадаться, что ее погибель входит сейчас вместе с угрюмым послом и улыбающимся кардиналом. В этот момент королева понимает: ни друзья, ни семья ей не помогут. Она совершенно одна, полностью беззащитна.
В конце января, во время рыцарского турнира король отказался сесть в седло и выбрал Георга сражаться вместо него за королевский штандарт. Георг выиграл бой и получил в награду пару новеньких кожаных перчаток.
Той же ночью я застала короля в мрачном расположении духа. Завернувшись в теплый плащ, он сидел у камина, рядом недопитая бутылка, еще одна, пустая, валяется в золе в лужице красного вина.
– Как вы себя чувствуете, ваше величество? – заботливо спросила я.
Он обернулся. Налитые кровью глаза, изможденное лицо.
– Плохо, – ответил спокойно.
– Что случилось? – Я говорила нежно и просто, как с Георгом. Сегодня он не был похож на грозного короля. Просто мальчик, печальный мальчик.
– Я сегодня не участвовал в турнире.
– Знаю.
– И больше, может быть, никогда не сяду на лошадь.
– Генрих, почему?
Помолчал.
– Я испугался. Разве это не позорно? Когда на меня начали надевать доспехи, понял, что боюсь.
Я не знала, что сказать.
– Это опасное дело – турниры, – обидчиво произнес король. – Вы, женщины, в шатрах, с вашими подарками, с вашими пари, слушаете себе, как трубят герольды, вам не понять. Это не игрушки, тут вопрос жизни и смерти.
Я ждала.
– Что, если я погибну? – спросил он беспомощно. – Что будет тогда?
На одно ужасное мгновение я подумала – речь идет о его бессмертной душе.
– Никто же не знает, – произнесла нерешительно.
– Я не о том. – Он отмел мои робкие соображения. – Что станет с троном? Что станет с короной моего отца? Он объединил страну после стольких лет сражений, никто не верил, что такое возможно. И никто, кроме него, не смог бы. Но он всего добился. И у него было двое сыновей, двое, Мария! И когда Артур умер, оставался я, чтобы наследовать трон. Он создал королевство, выполнил свой долг – и на полях сражений, и в постели. Я унаследовал прекрасную страну – крепкие границы, покорные лорды, сокровищница, полная золота, – и мне некому ее передать!
Нечего ответить на эти горькие слова. Я опустила голову.
– Жизнь без сына гнетет меня. Каждую минуту думаю с ужасом – вдруг умру, не оставив наследника. Не могу биться на турнире, даже охотиться не могу с легким сердцем. Впереди изгородь, надо, отбросив сомнения, довериться коню и прыгнуть, а я вижу как наяву – лежу в канаве со сломанной шеей, а корона Англии катится в кусты – подбирай кто хочет. А кто сможет ее поднять?
На лице его читалось страдание, в голосе слышалась мука. Слишком много для меня. Дотянулась до бутылки, наполнила стакан.
Подумала: «Пришло время, дядя одобрил бы то, что я собираюсь сказать».
– У вас есть дети от меня. Наш сыночек Генрих – ваш живой портрет.
Он плотнее завернулся в плащ:
– Можешь идти. Георг ждет тебя?
– Он всегда ждет. Не хотите, чтобы я осталась?
– У меня тяжело на сердце, – сказал он откровенно. – Перед лицом смерти не радуют любовные игры.
Я сделала реверанс. Перед дверью помедлила и обернулась. Он не смотрел в мою сторону. Сгорбился в кресле, закутался в плащ, глядит на угли в камине, словно хочет прочесть в пламени свою судьбу.
– Вы можете жениться на мне, – тихонько сказала я. – У нас двое детей, и один из них мальчик.
– Что? – Его глаза затуманены отчаянием.
Конечно, надо быть настойчивее, ведь именно этого и ждет дядюшка. Но не все женщины умеют настаивать.
– Доброй ночи, – ласково сказала я. – Доброй ночи, милый принц.
И оставила его наедине с собственными невзгодами.
Весна 1527
Власть королевы таяла на глазах. В феврале ко двору прибыли посланники из Франции. Их бумаги рассматривались без проволочек, в их честь устраивались праздники и пиры, и скоро стало ясно – цель приезда подготовить брак принцессы Марии либо с королем Франциском, либо с его сыном. Девочку вытащили из спокойного уединения замка Ладлоу, представили послам, заставили танцевать, играть, петь, есть. Господи, как же они кормили этого ребенка! Будто она могла подрасти да и объем груди увеличить прямо во время переговоров. Наш отец прибыл из Франции вместе с послами и поспевал всюду – давал советы королю, переводил, тайно обсуждал с кардиналом, как перекроить европейские союзы, а вместе с дядюшкой плел интриги – семью надо продвигать даже в такие беспокойные времена.
Они решили между собой – Анне пора вернуться ко двору. Уже начали удивляться, куда она подевалась, к тому же отец хотел представить ее французским послам. Дядюшка перехватил меня на лестнице по дороге в покои королевы, чтобы предупредить – Анна возвращается.
– Почему? – спросила я так грубо, как только осмелилась. – Не далее как прошлой ночью Генрих говорил о своей мечте иметь сына. Она вернется и опять все испортит.
– А о твоем сыне он вспомнил? – напрямик спросил дядя. Я молчала. – Нет, дело застопорилось. Анна была права. Мы совершенно не продвигаемся вперед.
Угрюмо отвернулась, взглянула в окно:
– А куда вас приведет Анна? Ей дела нет до блага семьи, печется только о собственной выгоде, о землях и титулах для себя. Она-то не станет слушаться.
Дядя кивнул, поглаживая крыло носа:
– Да, Анна о себе не забывает. Но король продолжает спрашивать о ней и жаждет ее куда больше тебя.
– У меня от него двое детей! – Я почти кричала.
Его брови взлетели вверх. Я опустила голову:
– Простите. Я сделала все, что могла. Разве Анна сделала бы больше? Я любила его, делила с ним ложе, родила ему здоровых детей. Это все, на что способна женщина, даже ваша драгоценная Анна.
– Может быть, она способна на большее. – Дядя не обратил внимания на злобу, так некстати прозвучавшую в моем голосе. – Если Анна забеременеет прямо сейчас, он может жениться на ней. Генрих отчаянно жаждет ее и отчаянно жаждет ребенка, одна страсть усилит другую.
– А я?
Он пожал плечами.
– Вернешься к Уильяму, – произнес, будто это не имело никакого значения.
Через пару дней Анна без шума вернулась ко двору, не прошло и нескольких часов, как она опять стала центром всеобщего внимания. Нам снова пришлось делить постель и досуг, снова я по утрам затягивала ей тесемки на платье, а вечером расчесывала волосы. Она не забыла, как вынуждена была помогать мне, и с тех пор беззастенчиво пользовалась моими услугами.
– Не боишься, что верну его обратно? – поинтересовалась как-то, причесывая сестру перед сном.
– Бояться тебя? – Самоуверенности Анне не занимать. – Да никогда. Это моя весна, и лето тоже мое. Он у меня по струнке ходить будет. От моих чар не избавиться. Ни ты, ни любая другая женщина не имеют значения. Я свела его с ума, теперь он мой.
– На весну и лето?
Анна взглянула задумчиво:
– Кто может удержать мужчину надолго? Сейчас он на гребне страсти, его несет волна любви, но в конце концов волна разобьется. Никто не может любить вечно.
– Если ты собираешься за него замуж, надо удержать его дольше чем на пару месяцев. Думаешь, удержишь на год? Или на два?
Я чуть не рассмеялась в голос, увидев, как самодовольное выражение сползает с ее лица.
– К тому времени, когда он получит свободу, если такое вообще случится, он уже успеет остыть. Любовь пойдет на спад. Он тебя почти забудет. Лучшие годы пройдут, будет тебе далеко за двадцать, останешься ты старой девой.
Анна упала на постель и стукнула кулаком по подушке.
– Не каркай, – сказала раздраженно. – Ворчишь, словно старая карга. Мало ли что может случиться. Мое будущее зависит от меня. Вот ваша любовь действительно на спаде, а ты слишком ленива, где тебе взять судьбу в свои руки. В отличие от тебя, я просыпаюсь каждое утро, чтобы идти своим собственным путем, и со мной любое чудо может произойти.
К маю переговоры почти завершились. Принцесса Мария выйдет замуж за французского короля или за его второго сына, как только достигнет брачного возраста. Решено устроить праздник – большой теннисный турнир, Анна, распорядительница, составляет списки играющих. Это непростая работа – записать имена придворных на небольших флажках, определить порядок игры. Король застал ее в раздумье над списком, один из флажков рассеянно прижат к груди.
– Что это у вас, миссис Болейн?
– Расписание теннисного турнира. Надо справедливо составить пары, чтобы знать – победил тот, кто действительно играет лучше всех.
– Я имел в виду – что это у вас в руке?
– Я и забыла, что держу флажок. Тут просто одно из имен. Надо разложить флажки по порядку.
– И кого из джентльменов вы прижимаете к себе?
Она ухитрилась покраснеть:
– Даже не знаю. Я не взглянула на имя.
– Вы позволите? – Король протянул руку, но Анна не отдала флажок.
– Какое это имеет значение? Я просто держала флажок в руке, думая, где его место. Позвольте укрепить его на доске, ваше величество, и мы сможем вместе посмотреть, кто с кем играет.
– Вы смутились, миссис Болейн, – насторожился король.
Она вспыхнула от гнева:
– Тут не из-за чего смущаться. Просто не хочу попасть в глупое положение.
– В глупое положение?
– Пожалуйста, позвольте мне закончить работу, тогда сможете дать совет, не надо ли что-нибудь изменить.
– Я хочу знать, какое имя написано на флажке.
На одно ужасное мгновенье я подумала – она вовсе не играет, сейчас обнаружится, что наш брат Георг занимает лучшее место в турнирной таблице. Она так убедительно смутилась, так была расстроена его настойчивостью, даже я подумала – сестра попалась. Король ведет себя точь-в-точь как гончая, взявшая след. От него что-то скрывают, и душа его разрывается между любопытством и любовью.
– Я приказываю, – спокойно произнес король.
Анна неохотно вложила флажок в его протянутую руку, сделала реверанс и ушла с корта, не оглядываясь. Сначала она скрылась из виду, потом затих шелест платья и стук каблуков по мощеной дорожке, ведущей к замку.
Генрих разжал ладонь и взглянул на имя, написанное на флажке, который Анна прижимала к груди. Это было его собственное имя.
Теннисный турнир продолжался два дня. Анна успевала повсюду – смеялась, отдавала приказания, судила матчи, подсчитывала очки. Осталось провести четыре игры – король против Георга, мой муж Уильям Кэри против Франциска Уэстона, Томас Уайетт, недавно вернувшийся из Франции, против Уильяма Брертона, и еще одна пара должна играть, когда все остальные отправятся обедать.
– Лучше убедись, что король не будет играть с Томасом Уайеттом, – сказала я Анне вполголоса, в то время как Генрих и наш брат Георг выходили на корт.
– Почему? – осведомилась она с невинным видом.
– Слишком сильное соперничество. Король хочет показать себя перед французскими послами, а Томас Уайетт – покрасоваться перед тобой. Думаешь, король мило примет поражение у всех на глазах?
Анна пожала плечами:
– Он же придворный. Не забывает о главной игре.
– Какой еще главной игре?
– Не важно, играешь ли ты в теннис, участвуешь в турнире, стреляешь из лука или флиртуешь, главное – угодить королю. Вот для чего мы здесь собрались. И все это прекрасно знают.
Она наклоняется вперед. Георг на своем месте приготовился подавать, король внимательно следит за ним. Анна поднимает руку, роняет белый платок. Георг подает, удачно, мяч с треском отскакивает от нависающей крыши и падает как раз перед Генрихом. Король отбивает, мяч перелетает через сетку. Быстроногий Георг моложе соперника на двенадцать лет, он гасит мяч, и Генрих поднимает руку, признавая поражение.
Король легко берет следующую подачу, мощно отбивает мяч, Георг даже не пытается его взять. Игра идет своим чередом, оба носятся по корту и со всей силы бьют по мячу, не давая противнику пощады и конечно же не поддаваясь. Георг неуклонно проигрывает, но делает это столь виртуозно, что ничего нельзя заподозрить, просто король отличный теннисист. На самом деле у короля действительно лучше техника, просто Георг движется вдвое быстрее. Георгу двадцать четыре, он в хорошей форме, а Генрих близок к середине жизненного пути и уже начинает полнеть.
К концу первого сета Георг посылает высокий мяч, Генрих тянется отбить его, чтобы выиграть очко, и вдруг со стоном падает на землю.
Дамы поднимают крик. Анна уже на ногах. Георг перепрыгивает через сетку и первым оказывается возле короля.
– Боже, что с ним? – спрашивает Анна.
Георг бледнеет:
– Нужен врач!
Паж торопится в замок, а мы с Анной открываем ворота и спешим на корт.
Король, багровый от боли, вцепляется мне в руку.
– Проклятие. Мария, избавься от всех этих людей.
Я поворачиваюсь к брату:
– Убери всех отсюда.
Король смущенно смотрит на Анну, и я понимаю – боль, которую он испытывает, ничто по сравнению с ударом по его гордости, ведь она видит, как он лежит на земле, едва сдерживая слезы.
– Ступай, Анна, – говорю я тихонько.
Она не спорит. Отходит к воротам, ждет, хочет услышать вместе со всем двором, что могло сбить короля с ног во время победного удара.
– Где болит? – настаиваю я. Боюсь, он покажет на грудь или живот, а может, повредил что-нибудь внутри или сердце дало сбой. Вдруг что-нибудь серьезное, непоправимое.
– Нога, – говорит он с трудом. – Так глупо. Упал. Сломал, наверно.
– Нога? – Я почти смеюсь от облегчения. – Боже мой, Генрих, я боялась, вы умрете.
Несмотря на боль, он усмехается:
– Умру? Раз я отказался участвовать в рыцарском турнире, так ты теперь думаешь, я могу погибнуть, играя в теннис?
Теперь я плачу от облегчения:
– Нет, конечно нет. Но вы так внезапно упали… Как громом пораженный…
– Пал от руки твоего брата, – говорит король, и теперь уже мы все трое стонем от смеха. Голова Генриха покоится у меня на коленях, Георг сжимает его руки, а король не знает, плакать или смеяться – нога болит, но уж очень курьезна мысль, что Болейн собирался предательски убить его теннисным мячом.
Французские послы собрались уезжать. Договор подписан, на прощанье намечается грандиозный бал-маскарад, который должен проходить в покоях королевы. Но ее мнения даже не спросили. Распорядитель празднества просто прибыл без приглашения и объявил волю короля – маскарад проведут в ее комнатах. Королева улыбнулась, как будто только и мечтала об этом, позволила снять мерку для занавесей, гобеленов, декораций. Придворные дамы в золотых и серебряных платьях будут танцевать с королем и его друзьями в маскарадных костюмах.
Интересно, сколько раз королева притворялась, что не узнает мужа под маской, сколько раз наблюдала, как он танцует с придворными дамами. Часто он вел меня в танце у нее на глазах, а сейчас мы вместе будем любоваться, глядя на него и Анну.
Она ничем не выдает своего возмущения, полагает – сама, как всегда, будет подбирать партнеров для танцев. Покровительствовать тому или другому – один из путей держать двор под контролем. Но распорядитель принес от короля список ролей для придворных дам, и Екатерина осталась ни с чем, пустое место в своем собственном доме.
К маскараду готовились целый день, и королеве негде даже присесть, пока к деревянным панелям на стенах прибивают драпировки. Она удалилась во внутренние покои, а дамы остались – примерять платья и упражняться в танцах, хотя из-за стука музыку едва слышно. Чтобы избежать беспорядка и шума, королева рано отправилась спать, а мы веселились допоздна.
На следующий день французских послов пригласили к обеду. Королева сидела по правую руку от Генриха, но он глаз не сводил с Анны. В полдень трубы дали сигнал, и, шагая в ногу, как солдаты на параде, в зал вошли слуги в сияющих ливреях, внесли блюда, одно за другим, сначала к главному столу, потом ко всем остальным. Пир отличался несоразмерной пышностью, каких только яств не наготовлено, на столе разное диковинное зверье, выпотрошенные и зажаренные туши показывают богатство короля и изобилие королевства. Кульминация празднества – блюдо из птицы, причудливая башня, украшенная павлиньими перьями. Павлины, начиненные лебедями, у тех животы набиты цыплятами, а у тех, в свою очередь, – жаворонками. Нелегкая задача – отрезать кусок от каждой птицы, не нарушая красоту целого блюда. Генрих попробовал все, но я заметила, Анна не съела ни кусочка.
Король поманил пальцем слугу, что-то прошептал ему на ухо и послал Анне самое сердце парадного блюда – жаворонка. Она изумленно взглянула на короля, как будто до этого не следила за каждым его движением, улыбнулась, кивнула, попробовала. Генрих смотрит, как Анна кладет в рот крошечный кусочек, и просто трепещет от страсти.
После обеда королева с придворными дамами разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться. Мы с Анной помогаем друг другу втиснуться в узкие корсажи шитых золотом платьев, Анна жалуется на слишком тугую шнуровку.
– Объелась жаворонками? – спрашиваю я без всякого сочувствия.
– Но ты видела, как он на меня смотрел?
– Не я одна.
Она сдвинула свой французский чепец на затылок, открывая волосы, поправила золотую подвеску в виде буквы «Б», которую всегда носила на шее.
– Что ты видишь, когда я так надеваю чепец?
– Твою самодовольную рожу.
– Ты видишь лицо без единой морщинки, блестящие темные волосы без намека на седину. – Она отступила от зеркала, любуясь золотым платьем. – Одета, как королева.
Раздался стук, Джейн Паркер просунула голову в дверь и жадно спросила:
– Секретничаете?
– Вовсе нет. Мы уже готовы.
Она проскользнула в комнату. Низко вырезанное, приоткрывающее грудь серебряное платье опущено еще ниже, на голове серебряный чепец. Взглянув на Анну, Джейн тут же подскочила к зеркалу и тоже сдвинула свой чепец на затылок. Анна подмигнула мне у нее за спиной.
– Он тебя из всех выделяет, – тихонько шепнула она Анне. – Он без ума от тебя.
– Кто бы сомневался!
Джейн повернулась ко мне:
– А ты не ревнуешь? Странно, наверно, делить постель с человеком, влюбленным в твою сестру?
– Нет, – отрезала я.
Ничто не может остановить эту женщину. Ее измышления – как липкий след улитки.
– Все-таки это очень странно. Ты вылезаешь из его постели и возвращаешься к Анне. Вы лежите рядом, обнаженные. Наверно, он мечтает как-нибудь прийти к вам в комнату и взять вас обеих разом.
Ну, это уже слишком!
– Прекрати болтать, ты оскорбляешь его величество. Что за грязные у тебя мысли!
Ее улыбочка более уместна в публичном доме, чем в комнате придворной дамы.
– Знаю я, что за мужчина приходит сюда ночью навестить очаровательных сестричек, когда они уже легли, – мой ненаглядный муженек. Ночью его можно застать где угодно, только не в моей постели.
– И кто его за это осудит? – выпалила Анна. – По мне, уж лучше с червяком спать, чем слушать твои нашептывания. Ступай отсюда, Джейн Паркер, отправляйся туда, где твои мерзкие слова и грязные мысли более уместны. А мы идем танцевать.
Едва дождавшись отъезда французских послов, в тишине и тайне, кардинал Уолси собрал секретный суд, куда вызвал свидетелей, истцов и ответчиков. Сам он, конечно, был судьей. Уолси, разумеется, действовал согласно своим соображениям, ему не нужны чьи-либо указания. Таким образом, развод может быть осуществлен по требованию Папы, а отнюдь не по просьбе короля. Удивительным образом, этот суд действительно остался тайным. Никто, кроме гонцов, потихоньку плывущих вниз по реке в Вестминстер, о нем не знал. Ни матушка, так пекущаяся о благе семьи, ни дядя Говард, искусный шпион, ни я, разомлевшая в постели короля, ни Анна, окруженная его доверием. И самое важное, ничего не знала даже королева. Три дня обсуждался брак ни в чем не повинной женщины, а она об этом и не подозревала.
Дело в том, что кардинал Уолси собирался привлечь к суду самого Генриха за незаконное сожительство с женой покойного брата Артура. Обвинение серьезное, а судилище совершенно нелепое. Они, должно быть, щипали себя, проверяя, не сон ли это, пока их приводили к присяге, а король, покаянно склонив голову на скамье подсудимых, выслушивал обвинение от своего собственного лорд-канцлера. Генрих признался, что вступил в брак с женой брата на основании ошибочного разрешения Папы. Он заявил, что в то время и потом имел «тяжкие сомнения». Уолси, глазом не моргнув, отдал распоряжение представить дело беспристрастному суждению папского легата – и король согласился, потом назначил адвоката и отказался от передачи дела в уголовный суд. Заседание длилось три дня, были вызваны богословы, чтобы засвидетельствовать – жениться на вдове брата незаконно. Дядина шпионская сеть наконец-то напала на след тайного суда, и он узнал о допросе, учиненном Линкольнскому епископу. Тут же вызвал нас, Анну, Георга и меня, в Виндзор.
– Развод – но с какой целью? – Его голос дрожит от волнения.
