Текст книги "Много шума из–за церкви…"

Автор книги: Филип Янси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Божья электричка

Несколько лет я посещал курс для писателей в Чикагском университете. Университет находится в южной части города. Добирался я туда электричкой и автобусом.

В электричке можно познакомиться с представителями всех социальных групп в городе. На моей остановке английскую речь заглушали испанские, польские и греческие слова. В толпе я ехал в центр города. Там к нам подсаживались хорошо одетые клерки. Но и клерки, и остальные «народы мира» покидали вагон еще до того, как я доезжал до своей остановки. В вагоне начинали появляться черные лица. Вместе с чернокожими я пересекал сначала зажиточные районы, потом районы бедные и, наконец, «пояс нищеты».

Я смотрел на церкви, мелькавшие за окном электрички. В районах, где жили иностранцы, преобладали католические церкви. Это были мини–соборы, построенные в европейском стиле с островерхими куполами и колокольнями. В афро–американских районах церкви носили экзотические названия —

Современная миссионерская церковь земли Беула, Церковь Божия Святого Духа и братства во Христе, Баптистская церковь «Имени Воды из камня». Недалеко от Чикагского университета я видел величественный готический собор, построенный семьей Рокфеллера.

В университете я изучал творчество Элиота, Одена, Серена Кьеркегора, Джона Донна, японского новеллиста–христианина Шусако Эндо. После занятий я выходил из–под внушительных серых сводов и пускался в обратный путь. Сначала через трущобы… и дальше.

Снова и снова меня поражала широта христианской веры. В ней достаточно величия и глубины, чтобы вдохновить такие умы, как Джон Мильтон и Джон Донн, Лев Толстой и Томас Элиот, чтобы заинтересовать студентов–агностиков, которые и по сей день изучают творчество этих великих писателей. Но первоначально Евангелие было дано простым крестьянам. Похоже, что некоторые из основателей нашей религии не умели читать и писать. Сам Иисус не оставил нам ни единой строчки, написанной Собственной рукой.

Путь в университет и обратно открыл мне две грани церкви. И они обе нужны мне. Баптистская церковь «Имени Воды из камня» показывает мне простую красоту Евангелия, которое доступно пониманию каждого мужчины, каждой женщины. Я учусь искать Духа Святого, Который до сих пор пребывает на земле. В то же время я вижу великую тайну, которую пытались разгадать Кьеркегор и Эндо, но смиренно признали, что ни один из нас не может до конца постичь весть о кресте и Божьей благодати.

Эту истину признавал и Блез Паскаль:

Прочие религии, религии языческие, более популярны, ибо они состоят из внешних проявлений. Они хороши для необразованных людей. Чисто интеллектуальные религии подходят для образованных, но бесполезны людям простым. Только христианская религия годна для всех, ибо состоит из проявлений как внешних, так и внутренних. Она возвышает простых людей до внутренних истин и смиряет гордых через внешние свои проявления. Она не будет совершенна без этих двух своих сторон, ибо простые люди должны понимать дух буквы, а образованные – подчинять свой дух букве.

Можно сказать словами апостола Павла: «Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное» (1 Коринфянам 1:27). Несомненно: Бог избрал несколько редчайших людей, таких, как сам апостол Павел. Но даже этот величайший интеллектуал смирился, встретившись лицом к лицу с Богом. Церковь, Божья церковь, достаточно велика и достаточно мала для того, чтобы вознести смиренных и смирить возгордившихся.

Божья семья

Об этом образе церкви мне говорить легко, потому что он не раз упоминается в Библии. Я думаю, что представление о церкви как о семье имеет в наши дни даже более глубокий смысл, чем во времена библейские. И все потому, что наше общество сильно изменилось.

Прочтите книгу Бытия. Это история семьи. Она начинается с Адама и Евы. У них один сын хороший, а другой – плохой. Читая дальше, вы узнаете о семье Авраама. На обзаведение семьей этому человеку понадобилось немало лет. Далее следует история семьи Исаака и Иакова. Затем говорится только о семье Иакова, ибо Ветхий Завет рассказывает историю «народа Израилева», а Израиль – новое имя Иакова.

Сравните это повествование с подходом современных учебников по истории, в которых написано о расцвете и падении цивилизаций. В газетах вы читаете о странах и городах, об университетах и правительственных органах, о промышленных компаниях. В фокусе нынче не семья, а учреждения. Тем не менее Новый Завет упрямо представляет нам церковь больше похожей на семью, чем на предприятие.

Организация строится на том, что в ней есть «табель о рангах». Каждый солдат в армии знает свое место в строю, нашивки показывают звания. Школьные отметки говорят об успехах учащегося. В мире бизнеса существуют должности, зарплаты и прочие показатели «значимости» того или иного индивидуума. В Центре международной торговли в Нью–Йорке, просто переходя с этажа на этаж, по меблировке офисов можно сразу понять: чем выше этаж – тем крупнее начальство.

В организации статус человека зависит от качества исполнения им своих обязанностей. В мире бизнеса известно, что люди стараются подняться по должностной лестнице, чтобы получить большее вознаграждение. В семье же статус каждого члена определяется несколько иначе. Как? Ребенок «завоевывает» право было членом семьи в момент рождения. Ребенка–неудачника никто не выгоняет из семьи. Наоборот, больной ребенок часто получает больше внимания со стороны остальных членов семьи, чем его здоровые братья и сестры. Джон Апдайк писал: «Семьи учат нас тому, что любовь выше слов «нравится» и «не нравится». Она может сосуществовать с равнодушием, ревностью, даже антипатией».

Так обстоит дело и в Божьей семье. В ней нет «ни иудея, ни грека, ни мужчины, ни женщины, ни раба, ни свободного». Все эти искусственные разграничения тают в лучах солнца Божьей благодати. Мы усыновлены Богом. Мы обретаем те же самые права – причем совершенно незаслуженно, – которые есть у Самого Иисуса Христа. Послание к Ефесянам снова и снова подчеркивает эту удивительную истину.

И поэтому мне грустно видеть, что церкви становятся больше похожи на общества с ограниченной ответственностью и перестают быть похожими на семью. Рассуждая о духовных дарах, апостол Павел предостерегает: нельзя одного члена церкви ставить выше другого:

Не может глаз сказать руке: «ты мне не надобна»; или также голова ногам: «вы мне не нужны». Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее, и которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечения; и неблагообразные наши более благовидно покрываются, а благообразные наши не имеют в том нужды. Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном бульшее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены

(1 Коринфянам 12:21–26).

В этом отрывке Павел развивает свою любимую идею – о сходстве между церковью и человеческим телом. Эта истина воплощается в группе людей, например, в семье, собравшейся за праздничным столом.

В каждой семье есть и преуспевающие члены, и жалкие неудачники. На рождественском обеде тетушка Мария – вице–президент крупной фирмы – сидит рядом с дядюшкой Чарльзом, который, как всегда, много пьет и в очередной раз уволен с работы. За столом собрались люди умные и глупые, уродливые и привлекательные, здоровые и инвалиды. Но в семье все эти различия стираются. Кузен Джонни старается держаться ото всех в стороне, но это ему плохо удается. Он, как и мы все, – часть семьи. У нас общие предки, в наших клетках – общие гены. Неудачника не выбрасывают из семьи. «Семья, – сказал Роберт Фрост, – это такое место, в которое тебя обязаны впустить, если ты пришел».

Иногда я думаю, что Бог изобрел семью в качестве учебного полигона. Именно там мы учимся общаться с людьми в рамках других общественных институтов. Семья становится крепче, когда ее члены не спорят из–за того, что они не похожи друг на друга, а просто радуются этому. В здоровой семье поддерживают слабых членов, не унижая при этом сильных.

Мать Джона Уэсли говорила так: «Кого из детей я больше всех люблю? Я люблю больного сильнее других. И так, пока он не поправится. Я люблю путешественника крепче других. И так, пока он не вернется».

Семья – это единственный социальный институт, в отношении которого у нас нет права выбора. Мы попадаем в него просто по праву рождения. В результате, сами того не желая, мы оказываемся в одном сообществе со странными и не похожими друг на друга людьми. Церковь же призывает нас сделать следующий шаг: добровольно стать членом еще более странного окружения лишь потому, что составляющие его индивидуумы веруют в Иисуса Христа. Я обнаружил, что подобные общества напоминают семью больше, чем все остальные общественные институты. Анри Ноуэн как–то сказал, что общество – это «то место, где ты всегда оказываешься рядом с человеком, с которым тебе меньше всего хочется быть рядом». Его определение можно отнести как к группе людей, которая собирается на Рождество за одним столом, так и к группе людей, которая встречается по воскресеньям в стенах церкви.

Божья раздевалка

В течение всего года я довольно успешно борюсь со своей страстью к телепередачам. Но каюсь: ближе к весне меня охватывает таинственная сила, известная в Америке под названием «мартовское безумие». Она заставляет меня уткнуться носом в телеэкран. Речь идет о баскетбольном турнире студенческих команд. Этому искушению я противиться не в силах.

Ни одному человеку не приходится так трудно, как этим молодым спортсменам. Им по 19 – 20 лет, и они уже сражаются перед тридцатью миллионами телезрителей за честь своего университета, своего штата. На карту поставлена их профессиональная карьера. Каждый прыжок, каждый бросок имеют значение. В финале последние минуты игры бывают самыми напряженными. И кажется, что все сезоны заканчиваются одной и той же картиной: восемнадцатилетний паренек стоит на линии штрафного броска, в руках у него – мяч, до конца игры – одна секунда.

Он стоит на линии, нервно играя мячом, – нужно, чтобы рука не подвела… И тут тренер противника берет тайм–аут, потому что понимает: это помешает нападающему сосредоточиться.

Следующие две минуты игрок проведет рядом с наставником, будет слушать его советы, стараясь не думать о том, о чем кричат двадцать тысяч болельщиков, – о броске. Товарищи по команде треплют его по плечу, но не говорят ничего. За сезон на тренировках он сделал несколько тысяч штрафных, добрые три четверти из них попали в цель. Но это бросок отличается от других.

Если штрафной будет удачным, паренек станет героем всего университета. Его фотография появится на первых страницах газет – хоть в губернаторы баллотируйся! Если же он промажет, то станет козлом отпущения. Как после этого смотреть в глаза товарищам по команде? Как жить после этого? Через двадцать лет он окажется в кабинете психотерапевта и все свои жизненные неудачи будет объяснять вот этим неудавшимся броском… И вот он возвращается на площадку. От этого мгновения зависит все его будущее.

Как–то во время одного такого матча я напряженно наблюдал за игрой. Лоб мальчишки был сосредоточенно наморщен, он кусал нижнюю губу, левая нога дрожала. Двадцать тысяч болельщиков орали, размахивали флагами, носовыми платками, мешали ему сосредоточиться.

Вдруг у меня раздался телефонный звонок – мне пришлось выйти в другую комнату. Когда я вернулся, картина была совершенно иной. Тот же самый парень, но уже успевший забить мяч в корзину, вылил бутылку минеральной воды себе на голову, чтобы остыть, и восседал на плечах своих друзей: они держали его, а он срезал баскетбольную сетку – таково право победителя. Он был счастлив и беззаботен. Улыбка его заполнила экран – он попал в кольцо!

Эти две картинки – паренек, сжавшийся у линии штрафного броска, и он же, празднующий победу на плечах товарищей, – стали для меня символами закона и благодати. Если я под законом, я получаю только то, что заслужил. Чтобы угодить толпе, тренеру, партнерам, чтобы угодить Богу – мне нужно попасть в кольцо. От этого зависит моя судьба, моя вечность. Если я промажу, я погиб навсегда. Мне нужно попасть в цель. Я не имею права на ошибку.

Царствие Иисуса Христа открывает нам другой путь. На этом пути все зависит не от нашей удачливости, а от свершенного Им труда. Нам не нужно ничего зарабатывать, достаточно следовать за Иисусом. Он уже заработал для нас победу, дорогой ценой купил Божье расположение. Следовательно, церковь – это не место для конкурентной борьбы, здесь никто никого не будет оценивать. Когда победитель возвращается в раздевалку, там разворачивается торжество. Церковь – это «раздевалка победителя». Там мы воздаем благодарение, празднуем великую весть о прощении грехов, о Божьей любви, об одержанной победе. Церковь – это маяк благодати, освещающий путь миру, а не цитадель законничества.

По крайней мере, именно такой описывает ее Библия.

Последнее сравнение

Разум мой ищет сравнения, чтобы описать современную церковь. И сравнений может быть много.

Церковь – это Божья социальная служба, это учреждение, призванное исцелять слепых, освобождать пленников, кормить голодных, нести Благую весть бедным. Именно так описывал Свою миссию Иисус Христос.

Церковь – это как кухня в квартире друзей, которые все о тебе знают. Знают о твоем самодуре–начальнике, о больной матери, о взубнтовавшемся ребенке–подростке. Здесь ты можешь излить душу, рассказать о наболевшем, встретить сочувственный взгляд друга. Здесь тебя не осудят.

Я перебираю сравнения, но постоянно возвращаюсь к тому, которое Павел счел наиболее точным и подходящим: церковь – Тело Христово. В 12 – 14 главах 1 Послания к Коринфянам апостол начинает размышлять над темой, которая чуть позднее всплывет в Послании к Ефесянам. «Ибо, как тело одно, но имеет многие члены, и все члены одного тела, хотя их и много, составляют одно тело, – так и Христос», – говорит Павел (12:12). Глаз, рука, почки, нога, нос – тело работает согласованно, когда достигается полное единство противоположностей, когда пребывают в согласии люди всех цветов кожи и всех размеров одежды, становясь единым телом во Христе. Я не буду говорить здесь обо всех удивительных параллелях, вытекающих из этого великого образа. В сотрудничестве с доктором Полом Брендом мы написали на эту тему целых две книги: «Ты дивно устроил внутренности мои» и «По образу Его». Но из этой аналогии я делаю для себя один самый главный вывод: мы – я и ты – представляем собой суть Божьего присутствия в миру.

Каков Бог? Где Он живет? Как может мир познать Бога? Господь больше не пребывает в скинии, на Синае или в Иерусалимском храме. Бог сделал Свой выбор: Он пребывает в простых, даже неказистых людях, таких, как ты и я. Когда кто–нибудь, стараясь сделать приятное нашему пастору, говорит: «Какая у вас красивая церковь», тот неизменно отвечает: «Спасибо за комплимент. Я последнее время сидел на диете–хорошо, что вы это заметили». Своими словами он хочет сказать, что Божья церковь – это люди, а не здания.

Воскресным утром я обвожу взглядом прихожан церкви и вижу, как рисковал Бог. По какой–то причине сегодня Бог являет Себя миру не столпом дыма и огня и даже не в теле Сына Своего, а в толпе чудных людей, наполняющих церковь, в любой толпе, собирающейся во имя Его.

Мир свернул с истинного пути, мирские дороги вводят в заблуждение, и мы призваны показать миру, каков Бог, сделать Бога видимым для мира. Мартин Лютер Кинг называл нас «масками Бога». Он сказал, что мир не вынес бы прямого воздействия – вида славы Божьей, а потому Бог показывает Себя через людей.

Похоже, апостолу Павлу так и не удалось до конца оправиться от шока, вызванного этой истиной. Он так серьезно относился к бытовым проблемам коринфян, потому что верил: все происходящее сказывается не только на репутации самих коринфян, но и на репутации Бога в мире. Мир наблюдает за нами. Только мы можем показать ему, что Бог жив. Мы телесно показываем, каков Бог.

Когда я смотрю на тела окружающих меня верующих, я редко радуюсь: чаще всего мы вводим мир в заблуждение, показывая Бога не Таким, Какой Он в действительности. Но стоит мне открыть 1 Послание к Коринфянам, как я вижу проблеск надежды. Кому адресовал Павел возвышенные слова из глав 12 – 14? Сборищу коринфян – идолопоклонников, прелюбодеев, скандалистов…

Ни одна из известных мне церквей не походит полностью на все приведенные мной образы. Но каждая из церквей хотя бы частично напоминает один из этих образов. Это внушает надежду. Даже в несовершенстве своем мы показываем миру определенные черты Божьего естества. Что думает Бог о церкви, которая так неточно отражает Его образ? На этот вопрос можно ответить словами Малькольма Маггериджа: «Когда Бог глядел на творение Свое, то в сердце Его бесконечное разочарование боролось с безграничной любовью».

Мы причиняем Богу великую боль, тем не менее Бог страстно любит нас. Не следует ли нам хотя бы частично испытывать те же самые чувства по отношению к церкви?

Глава 3. За стенами церкви

Милостивым взглядом Своим Бог видит тебя не таким, каким ты был в прошлом, не таким, какой ты сейчас, а таким, каким ты хочешь быть.

«Облако неизведанного»

В одной из своих притч Серен Кьеркегор рассказывает, как стая домашних гусей посещала церковь. Каждую неделю они приходили в церковь и слушали речь пастора о том, как чудесно летать. «Зачем просто ходить по земле? Вы можете улететь отсюда!» – увещевал он их. «Мы можем подняться в воздух, мы можем парить, можем улететь в теплые страны. Мы способны летать!». Прослушав проповедь, гуси дружно крякали «аминь», бросались толпой к двери и ковыляли по домам, чтобы заняться своими делами. А ведь им стоило только взмахнуть крыльями и…

Честно говоря, многие церкви даже близко не подходят к выполнению тех обетовании, которые даны нам в образах церкви. Они похожи на закрытые клубы, организованные только для своих членов. Но новозаветная модель церкви иная: она существует большей частью для блага людей посторонних. Что мешает нам стать такой церковью, какую задумал Бог?

Я не раз видел одну и ту же схему: церковь создается, чтобы служить высоким идеалам, разворачивает бурную деятельность, потом постепенно теряет свое видение, успокаивается, забывает о своих идеалах. Когда я смотрел на церковь со стороны, у меня возникало много претензий к ней. Но стоило мне стать ее членом, как я понимал: поддерживать церковь в том виде, который описан в Новом Завете, очень трудно. Когда я стал одной из причин церковных неудач, то и относиться к этим неудачам начал более сочувственно. Церковь «доводит нас до святости», как сказал Ричард Pop, который сначала показал нам сияющий идеал, а потом предложил стать частью более серой реальности.

Я испытал на себе, как сильно снижается планка, когда сам начинаешь заниматься служением. Сначала испытываешь прилив энергии, потом накатывает волна усталости и разочарования, и возникает искушение сдаться. Служение невозможно без стрессовых ситуаций и самопожертвования, а это выматывает даже самых преданных делу служителей. Конечно, отдавать блаженнее, чем брать, но как же при этом устаешь!

Каждый из нас призван к служению. Если же мы не понимаем всех связанных с этим трудностей – священники ведь тоже находятся в «группе риска», – то церковь неизменно начнет отступать: постепенно главной ее целью станет служение самой себе, а не миру. Если такое произойдет, то мы перестанем отличаться от всяких мирских организаций. Уникальное призвание церкви канет в небытие.

Я наблюдал за христианскими служителями, размышлял о собственной жизни и понял, как важно найти золотую середину между сверхчувствительностью и черствостью. Некоторые христианские служители так близко к сердцу принимают проблемы других людей, что чужая боль ломает их. Иные же развивают в себе определенную духовную черствость, и при этом служение становится всего лишь работой, рядом трудных поручений, за выполнение которых они получают награды. Ни тот ни другой служитель не смогут долго трудиться в церкви. Я очень хорошо осознал это, когда наблюдал за Телом Христовым и за своим собственным телом – особенно своей левой ногой.