Текст книги "Библия, которую читал Иисус"

Автор книги: Филип Янси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Библия, которую читал Иисус

Предисловие

Прежде всего приношу извинения за то, чего вы не найдете в этой книге. Хотя я пишу здесь о Ветхом Завете, о «Библии, которую читал Иисус», я не чувствую в себе ни склонности, ни права рассуждать о таких проблемах, как авторство и датировка, или погружаться в дебри литературного анализа и анализа жанра. Я читаю Библию как рядовой читатель, вступая во взаимодействие с ее контекстом, стараясь понять изначальный замысел автора. Поскольку сам я зарабатываю на жизнь пером, я порой пытаюсь «заглянуть за кулисы» и угадать, почему автор выбрал определенный образ, создал непривычную метафору или начал свое повествование с этого момента, а не с какого–нибудь другого.

После главы, описывающей Ветхий Завет как целое, я поставил ряд глав, посвященных важнейшим разделам Библии: ее исторической части, пророкам, поэзии и притчам. Почему я выбрал именно эти книги? Освальд Чемберс сказал как–то, что Псалмы учат нас молиться, книга Иова – страдать, Притчи – жить, а Екклесиаст – радоваться жизни. Хотелось бы и мне относиться к чтению Библии с таким же ясным оптимизмом, но, боюсь, мой выбор – книга Иова, Второзаконие, Псалмы, Екклесиаст, пророки – отражает скорее мои сомнения и тревоги, а не надежду, что именно эти книги раскроют мне тайну жизни. Они стали для меня верными спутниками в моем паломничестве. В них я нахожу самого себя. Я пишу о них личностно и субъективно, не подвергая их анализу.

Я начинаю с книги Иова, поскольку уделил в своих работах немало места вопросам, поднятым Иовом. Многие ученые считают книгу Иова древней легендой, запечатленной в Библии, величественной драмой, события которой разыгрались еще до эпохи Авраама. Иов снимает все покровы с взаимоотношений между человеком и Богом – одинокий, нагой человек оказывается лицом к лицу с Господом. В Ветхом Завете часто повторяется одна и та же схема: Бог ограничивает Себя в пользу свободы человека. И тот факт, что книга Иова с ее мощным протестом против несправедливости Бога включена в Библию, усиливает значение этой схемы.

Я выбрал Второзаконие потому, что мне импонирует его интонация меланхолического реализма. Все иудеи спешили как можно скорее перейти реку и войти в Землю обетованную. Но старый мудрый Моисей счел необходимым остановиться и поразмыслить над суровыми уроками, которые его подопечные уже получили, и гораздо более жестокими бедами, с которыми им предстояло вскоре столкнуться. Теперь выражение «перейти Иордан» стало для нас обозначением духовного торжества. Поэтому можно предположить, что мы так и не усвоили основной смысл этой изумительной книги. Другой вариант этой же главы я написал для брошюры, прилагавшейся к мультфильму «Принц Египта». Этот фильм рассказывает историю Моисея и Исхода. В каких–то подробностях я следовал сюжету фильма, расцвечивающего новыми подробностями библейское повествование. Еврейские читатели этой книги были возмущены. Что это за пессимизм, фатализм и даже скрытый антисемитизм в произведении, посвященном великому чуду исхода? Редактор даже написал на полях возле одного из наиболее суровых пассажей: «Это еще откуда?». Мне пришлось объяснить, что все вызывающие протест цитаты заимствованы из Второзакония, книги, которая входит в священную Тору.

Я много лет пытался понять поразительные противоречия, заключенные в псалмах, и пришел к выводу: лучший способ осмыслить их – откровенно признаться в том, что меня волнует и тревожит. Когда я сделал это, Псалтирь превратился в мою самую любимую книгу. В хоре составивших его голосов мы можем различить все интонации, какие только могут возникнуть при общении с Богом.

Каким образом книга Екклесиаста оказалась включенной в Библию? Я давно ломал себе голову над этим вопросом. Особенно в те периоды жизни, когда сам был близок к циничному мировоззрению этого не слишком религиозного автора. Что же касается пророков, то мне с самого детства приходится «приходить в себя» от проповеднического злоупотребления этими таинственными книгами. Теперь я пишу о них, потому что хочу их постичь.

*

С некоторым сожалением я должен отказаться от обсуждения многих трудностей и проблем, с которыми сталкиваются люди, читая Ветхий Завет. К примеру, в Ветхом Завете есть по меньшей мере шестьсот сцен насилия, многие из которых инициированы Самим Господом. Как же нам сочетать это с проповедью ненасилия, исходившей от Иисуса, Сына Божьего? Я готов был оставить все остальные темы и заняться исключительно этой. Однако в таком случае у меня получилась бы совсем другая книга. Я же пишу не ради ученой дискуссии и не ради апологии, а скорее ради более глубокого познания самого себя. К тому же этими проблемами уже немало занимались более опытные исследователи, чем я.

И все же я должен сделать еще два замечания. Во–первых, я считаю Ветхий Завет прежде всего реалистическим произведением. Когда я смотрю драму, подобную «Макбету» или «Королю Лиру», или же такой фильм, как «Крестный отец» или «Спасти рядового Райана», я сталкиваюсь с миром зла, насилия и мести. Страдания трогают меня, потому что я узнаю свой собственный, полный насилия мир – будь то закоулки Чикаго или поля сражений в Европе и Азии.

В школе подростки стреляют друг в друга. Террористы взрывают дома и самолеты. Полицейские избивают людей, закованных в наручники.

Ветхий Завет изображает мир таким, какой он есть, ничего не скрывая. На его страницах вы найдете повести о страстной любви и мести, ужасающие рассказы об изнасиловании и расчленении трупов, хладнокровный отчет о похищении людей и продаже их в рабство, достоверное изображение войны с ее благородными подвигами и подлым предательством. В Ветхом Завете нет ничего скромного и опрятного. Сластолюбцы вроде Соломона и Самсона приобретают сверхъестественный дар, а на долю безукоризненно хорошего человека, Иова, выпадают одни лишь страдания. Сталкиваясь со всеми этими катастрофами, мы можем возмутиться или отвернуться от Бога, Который так или иначе к ним причастен. Но волшебство Ветхого Завета заключается в том, что он допускает любую реакцию. Бог предвосхищает наше недоумение и включает его в Священное Писание.

В книге «Дивная благодать» Кэтлин Норрис прекрасно описывает эту проблему:

«Ныне многие люди чувствуют, что в их жизни чего–то недостает. Они испытывают острое желание «чего–то еще», духовного прибежища, общности веры. Но обращаясь к чтению Библии, они в итоге отбрасывают ее от себя. Меня это ободряет. Мне это кажется хорошим исходным пунктом для установления отношений с Богом, открывающимся в Писании. Есть люди, которые отвергают Библию потому, что она во многих отношениях «негативна» – полна ненависти и насилия. Могу лишь надеяться, что на этом же основании люди воспротивятся и «развлекательному насилию» кинофильмов и телевидения, что будут произносить молитву всякий раз, когда берутся за газету или смотрят теленовости. На фоне реальной жизни Библия предстает как нечто удивительно цельное, как верный портрет человечества и его отношений со священным и повседневным. Я никогда не приобрету достаточных познаний в этой области, но мой путь – полагаться на то немногое, что я знаю, и продолжать с верой поиски Бога в Библии».

Во–вторых, я вижу в Ветхом Завете очень медленное, но несомненное движение к благодати. Евреи жили в страшные варварские времена. Их законы, которые кажутся нам столь жестокими, значительно смягчили уложения соседних народов. Евреи установили определенные правила ведения войны, освятили Законом уважение к бедным и заботу об окружающей среде. Они положили предел кровной мести, выделив города–убежища. Изучая времена кровной мести, рабства, полигамии и принудительного брака с вдовой брата, мы должны помнить: Богу приходилось иметь дело с моралью конкретного народа в конкретный период времени. В книгах, дошедших до нас от той эпохи, мы находим зерно – всего лишь зерно – Божьей благодати. «Писания свидетельствуют обо Мне, – говорит Иисус Своим современникам, читателям Торы, и тут же добавляет: – Но вы не пожелали прийти ко Мне и иметь жизнь».

«Как нянька, пекущаяся о детях, Бог вынужден «лепетать», говоря с нами», – сказал Жан Кальвин. Очень часто Бог прибегает в Ветхом Завете к лепету. Говоря со Своим народом на единственно понятном ему языке, Бог постепенно указывает народу нужное направление. Он становится на сторону угнетенных и обещает приход Страдающего Раба, Который искупит народ, не совершая насилие, а Сам сделавшись его жертвой. На какое–то время Бог допускает поведение, которого Сам не одобряет, – «ибо вы жестокосерды». Но постепенно, пусть и петляя, долгий исторический путь непременно выводит к Его Сыну, Иисусу, последнему откровению Бога, пришедшему в образе человека. Бог–человек уже не «лепечет» – Слово звучит громко и ясно.

Я бы хотел более подробно разобраться с этими вопросами. Но теперь не время. Сейчас я пишу не книгу ответов, а книгу вопросов, которые вызывает у меня Ветхий Завет – собрание текстов, столь же таинственных, ошеломляющих и вопреки всему имеющих столь же глубокий смысл, как и сама жизнь.

Один историк церкви отмечает, что в наше время либералы вновь открывают для себя Евангелие, пятидесятники – Деяния, а евангельские христиане – Послания. Нам бы, вероятно, стоило стремиться к экуменическому единству, чтобы заново открыть предшествующие Евангелию книги Библии. Как легко мы забываем, что поразительное утверждение Библии о Божественном источнике вдохновения – «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности; да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тимофею 3:16–17) – относится к тому Писанию, которое существовало на момент создания Нового Завета, т.е. к Ветхому Завету.

Еще одно предостережение: иметь дело с Библией небезопасно. Мы обращаемся к ней с вопросами, но, читая ее, обнаруживаем, что эти вопросы обрушиваются на нас самих. Царь Давид увлекся рассказом, который придумал пророк Нафан. Давид вскочил, негодуя, на ноги, и тут обнаружил, что шипы притчи вонзились в его собственное сердце. Со мной это происходит всякий раз, когда я перечитываю Писание. Меня тычут носом в то, что я называю своей верой. Меня заставляют вновь и вновь испытывать ее. Слова Томаса Мертона («Открывая Библию») о Писании в целом можно применить и отдельно к Ветхому Завету:

«Словом, в Библии нет ничего успокоительного, разве что мы сумеем настолько привыкнуть к ней, что сами успокоимся… Не перестали ли мы вопрошать эту книгу и воспринимать ее вопросы? Не перестали ли мы бороться с ней? Если да, то наше чтение больше не имеет смысла.

Для большинства людей понимание Библии должно быть сопряжено с борьбой. Трудность заключается не только в том, чтобы подобрать истолкования – их можно найти и в комментарии, – но главным образом в том, чтобы как–то принять, пропустить через свою личность все поразительные противоречия и вопиющие безобразия, на которые мы наталкиваемся в Библии…

Не стоит уверять себя, что мы хорошо знаем Библию. Если мы научились не удивляться, если мы научились не видеть этих проблем – это свидетельствует только об обратном».

Я провел много времени, изучая Ветхий Завет, и должен честно признаться, что изумление мое только возрастало, а не убывало.

Глава первая.
Стоит ли чтение Ветхого Завета наших усилий?

Вера заключается не в цепляний за святыню, а в неустанном паломничестве сердца. Дерзновенный замысел, пылкие песнопения, отважные мысли, охватившие сердце, порыв, подчинивший разум, – все стремление к Любящему, Который звонит в наше сердце, словно в колокол.

Абрахам Хешель

Мой брат, учившийся в библейском колледже, в пору своей легкомысленной юности любил шокировать группы верующих, цитируя свои «любимые стихи». Дав время всем остальным произнести благочестивые высказывания из Притчей, Послания к Римлянам или к Ефесянам, он поднимался и с непроницаемо серьезным лицом быстро говорил такую строчку:

«К западу у притвора на дороге по четыре, а у самого притвора по два»

(1 Паралипоменон 26:18).

Его соученики глубокомысленно морщились, пытаясь понять, какое духовное сокровище находит он в этой строке. И вообще, на каком языке он говорит?

Если же брат был мрачен, он произносил другую строку:

«Дочь Вавилона!… Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

(Псалом 136:8–9).

Озорничая, брат совершенно точно выделял две основные трудности, с которыми сталкивается читатель Ветхого Завета: одни стихи кажутся ему бессмысленными, другие – противоречащими современной этике. В силу этой и некоторых других причин Ветхий Завет, т.е. три четверти Писания, остается непрочитанным.

Христиане быстро забывают Ветхий Завет. В массовой культуре даже следы его практически отсутствуют. Смеха ради Джей Лино проверял аудиторию на знание Библии: «Назовите хотя бы одну из Десяти заповедей». Кто–то отважился: «Бог помогает тем, кто сам себе помогает». Раздался общий хохот. Но другие участники справились ничуть не лучше. Опросы показывают, что восемьдесят процентов американцев, согласно их собственному мнению, верят в Десять заповедей. Однако очень немногие способны перечислить хотя бы четыре. Половина взрослого населения Америки не знает, что книга Бытия – это первая книга Библии. Четырнадцать процентов считают, что Жанна д'Арк была женой Ноя[1]1
  «Arc» – по–английски «ковчег» (прим. пер.).


[Закрыть].

Что еще удивительнее: профессор Уитон–колледжа Гэри Бердж обнаружил, что незнание Ветхого Завета распространено и в церковных кругах. В течение нескольких лет Бердж опрашивал абитуриентов своего колледжа, дающего фундаментальное евангельское образование, и убедился, что молодые люди, с детства посещавшие воскресную школу, смотревшие по телевизору мультики про библейских героев и прослушавшие бесчисленное множество проповедей, не знакомы с самыми главными фактами, содержащимися в Ветхом Завете.

Одну из причин этого невежества назвал Барри Тейлор, бывший рок–музыкант, а ныне священник. «В начале семидесятых один мой приятель принял христианство. Я решил, что он спятил, и принялся просматривать Библию в поисках аргументов для спора с ним. Даже ради собственного спасения я не смог бы понять, с какой стати Богу интересоваться надломленным крылом голубки, а тем более почему он приказал перебить сорок тысяч амаликитян, да и кто такие эти амаликитяне? К счастью, я все–таки продолжал читать, продираясь через эти трудные книги. И вот, когда я добрался до Нового Завета, я понял, что, кроме Иисуса, нет другого пути. Таким образом я тоже стал приверженцем Иисуса».

Я рад, что Барри Тейлор пришел к Иисусу. Но на этом пути он столкнулся с теми же трудностями. Почему Библия уделяет столько внимания храмам, священникам и правилам жертвоприношения – тем более, что все это давно утратило силу? Почему Бога так интересуют животные с дефектом – хромые ягнята и голубки со сломанными крыльями? Почему Он заботится о том, чтобы козленка не варили в молоке его матери, но при этом способен погубить целый народ – тех же амаликитян? Можем ли мы извлечь какой–то смысл из странностей Ветхого Завета и будет ли этот смысл применим к нашей нынешней жизни? Короче говоря, стоит ли Ветхий Завет тех усилий, которые мы затратим на его чтение и попытку понять его?

Я слышал от миссионеров, работающих в Африке и Афганистане, что эти народы с готовностью принимают Ветхий Завет, ибо места Ветхого Завета о тяжбах из–за земли, праве пользования водой, племенных распрях и родственных браках в точности соответствуют их современному укладу. Однако эти обычаи были уже далеки для мыслящего на греческий лад образованного человека, каким был апостол Павел. И уж тем более были они чужды горожанину или жителю предместья, скажем, во Флориде. Когда мы, жители развитых стран, беремся за Ветхий Завет и начинаем его читать, нас вполне может одолеть скука, смятение или даже возмущение изображенными здесь сценами насилия. Мы в состоянии представить себя рядом с Иисусом. Нам кажется, что мы понимаем апостола Павла. Но что сказать о варварах, живших тысячи лет назад на Ближнем Востоке?

Большинство людей решают эту проблему просто: забывают о Ветхом Завете или, хуже того, перепахивают его в поисках малого зерна истины, которое якобы можно извлечь на свет Божий, словно алмаз из тонны руды. Правда, забавы моего брата показывают, что можно извлечь и крупицу шлака из тонны алмазов.

Но есть одно «преимущество» в том, что люди забыли Ветхий Завет. Еврейский ученый Бубер когда–то сказал: «Современному человеку следовало бы читать Писание как что–то совершенно ему неведомое, как если бы он никак не был подготовлен к его восприятию». Теперь «пожелание» Бубера сбывается: сегодня большинство людей и впрямь читают Ветхий Завет как совершенно незнакомый текст.

К чему все это?

В этой книге рассказывается о том, как я начал читать Ветхий Завет и в конце концов полюбил его. Признаюсь, что сначала меня побуждали к чтению не слишком возвышенные мотивы: мне за это платили, потому что я редактировал «Библию для студентов». И все же спустя много лет после того, как «Библия для студентов» была издана и попала на полки книжных магазинов, я продолжал возвращаться к этому чтению.

И здесь мой читательский опыт совпал с тем, который я получил раньше, читая Шекспира. В приступе идеализма я дал новогодний обет осилить за год все тридцать четыре пьесы великого драматурга. Поездки, переезд через всю страну и другие обстоятельства вынудили меня продлить этот срок. И все же, к моему удивлению, осуществление этой задачи оказалось скорее удовольствием, чем тяжкой работой. Сперва приходилось разыскивать в словаре архаизмы, стараться не перепутать различных персонажей и приспособиться к трудному жанру пьесы. Однако вышло так, что по мере продвижения вперед я привыкал и к ритму, и к языку. Отвлекающие моменты отходили на второй план, и я с головой погружался в драму. Вскоре я уже с нетерпением ждал наступления вечера, отведенного для чтения Шекспира.

Я надеялся больше узнать о мире писателя и о живших в этом мире людях. Но на деле я гораздо больше узнал из этих пьес о своем собственном мире. Этот драматург остается неизменно притягательным для нас именно потому, что его гений позволил ему проникнуть в тайны людских сердец. Его искусство и ныне, через несколько столетий после его смерти, привлекает к нему читателей в Штатах, Китае, Перу, в самых разных уголках мира. В его драмах мы встречаемся с самими собой.

Через тот же процесс мне пришлось пройти и при чтении Ветхого Завета. От первоначального неприятия его я нехотя перешел к пониманию того факта, что обязан прочитать три четверти Библии. Преодолев первые препятствия (похожие на те, что возникли при знакомстве с Шекспиром), я почувствовал потребность читать дальше. Мне страстно захотелось получить то, чему эта книга меня учила. Наконец, я уже и сам хотел прочесть все тридцать девять книг, утолявшие во мне некий голод, не подвластный никакой другой книге, даже, полагаю, Новому Завету. Книги Ветхого Завета учили меня жизни с Богом – не тому, как следовало бы ее строить, а тому, как она строилась на самом деле.

Нелегко обрести награду, которую сулит нам Ветхий Завет. Чтобы привыкнуть к его текстам, потребуется и время, и немалое усилие. Всякое достижение, будь то в области скалолазания, игры на гитаре или спортивных состязаний, требует такого же упорного труда. Мы преодолеваем препятствия, потому что верим в грядущее вознаграждение.

При чтении Ветхого Завета сталкиваешься с трудностями, не возникающими при чтении других книг. К примеру, меня первоначально отпугнула непоследовательность изложения. Складывалось впечатление, что Ветхий Завет – это не логичный рассказ, а какая–то смесь стихов, исторической прозы, проповедей и коротких повестей, написанных разными авторами и расположенных вперемешку. В свое время никто, разумеется, и не воспринимал Ветхий Завет как единую книгу. Каждая книга составляла отдельный свиток. Длинная книга, например пророчества Иеремии, была свитком длиной в семь, а то и десять метров. Входя в синагогу, иудей видел перед собой не отдельную книгу, а рулоны свитков и, зная о различиях между ними, делал соответствующий выбор (например, в некоторые торжественные дни иудеям разрешалось читать только из Иова, Иеремии и Плача Иеремии, чтобы соблюсти траур; все остальные книги считались чересчур развлекательными).

С другой стороны, меня удивило, что такое разнородное собрание текстов, писавшихся в течение тысячелетия несколькими десятками авторов, все же обладает столь заметным единством. Чтобы представить себе это, попытайтесь вообразить книгу, которую начали писать за пятьсот лет до открытия Америки и только теперь закончили. Поразительное единство Библии – одно из мощнейших доказательств в пользу утверждения, что Сам Бог руководил ее созданием. Используя множество авторов в самых различных культурных ситуациях, Бог создал всестороннее описание того, что хотел нам сообщить. Удивительным образом разнородные части оказались так пригнаны друг к другу, что из них сложилось цельное повествование.

Чем дальше я продирался через эти страницы, тем больше понимал. А чем больше я понимал, тем чаще находил в этой книге себя. Даже в столь светском обществе, как Соединенные Штаты Америки, книги, подобные «Заботе о душе» Томаса Мура и «Прогулкам по монастырю» Кэтлин Норрис, становятся бестселлерами, утоляя глубокую духовную жажду. Но Ветхий Завет, как никакая другая книга, обращен к нашей глубочайшей духовной потребности. В ней не найти урока богословия, состоящего из аккуратно выстроенных и логически упорядоченных абстрактных концепций. Напротив: Библия – это урок жизни с Богом, полный страсти и личного опыта.