Текст книги "Ты дивно устроил внутренности мои"
Автор книги: Филип Янси
Соавторы: Пол Брэнд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
17.
Прикосновение
В период правления в Уганде Иди Амина, установившего кровавый режим, группа американских миссионеров послала туда письмо на имя епископа. В письме спрашивалось: «Чем мы можем помочь вашему народу? Что вам прислать?» Вскоре пришел ответ: «Не надо присылать нам еду, не надо присылать лекарства. Пришлите 250 пасторских воротничков». Далее шло объяснение: «Возможно, наша просьба покажется вам странной. Вы – люди Запада, и ваши взгляды сильно отличаются от наших. Но постарайтесь понять: когда наших людей сгоняют в толпы и расстреливают, они должны иметь возможность выделить в этой толпе своих священников».
Пол Сибэри
Доктор Гарри Ф. Харлоу обожал стоять у клеток с животными в своей лаборатории в Висконсинском университете. Он подолгу наблюдал за детенышами обезьян. От его взгляда не ускользнуло, что малышам очень нравятся разложенные на полу тряпичные подстилки. Обезьянки обращались с ними с какой–то особенной нежностью: брали на руки, обнимали, укачивали на руках, как дети укачивают плюшевого медвежонка. В результате наблюдений было установлено: те обезьянки, которые росли в клетках с мягкими подстилками, становились более крепкими и здоровыми, чем те, которые росли на голом сетчатом полу. Неужели основополагающим фактором было наличие ткани – нежной и приятной на ощупь?
Доктор Харлоу смастерил из махровой ткани оригинальную искусственную маму. Сзади приделал к ней лампу подогрева, чтобы она была теплой. Спереди к «маме» прикрепили резиновые трубки с сосками, откуда детеныши могли сосать молочко. Новорожденные обезьянки приняли ее с большой радостью. А почему бы и нет? Она всегда была рядом с малышами: кормила, согревала и в то же время, в отличие от настоящей мамы, никогда не сердилась на них, не шлепала и всегда была под рукой.
Убедившись, что можно вырастить детей с помощью неживой суррогатной матери, доктор Харлоу стал исследовать степень важности осязательных или тактильных характеристик, присущих матери. Он проделал такой эксперимент: поместил в большую клетку мягкую махровую куклу–маму и еще одну искусственную «маму», сделанную из грубой проволочной сетки. Потом принес и положил туда восемь обезьяньих детишек. Когда пришло время кормления, ассистенты доктора распределили детей между двумя мамами – четырех одной и четырех другой. Каждый детеныш мог получить молочко только у той мамы, к которой был распределен.
Результат не заставил себя ждать: все восемь малышей проводили все свое время бодрствования (шестнадцать – восемнадцать часов в день) около махровой куклы. Они прижимались к ней, обнимали и поглаживали ее, лазили по ней. Те детеныши, которым было положено питаться у проволочной куклы, ходили туда только за едой. А потом быстро возвращались к махровой «маме», которая была такой приятной и нежной на ощупь. Когда малыши пугались чего–то, они сразу же крепко прижимались к махровой кукле или залезали на нее, ища успокоения, – все восемь детенышей.
Доктор Харлоу пришел к выводу: «Мы не удивились, обнаружив, что приятное осязательное ощущение составляет основу привязанности и любви. Но мы не ожидали, что это ощущение имеет такое большое значение для детенышей – большее, чем кормление. Это несоответствие настолько велико, что мы считаем возможным предположить: основная функция ухода за новорожденными – обеспечение как можно более частого непосредственного осязательного контакта между малышом и матерью. Другими словами, для нормального развития грудному ребенку недостаточно одного молока»[18]18
Ashley Montagu, Touching (new Yourk: Columbia University Press, 1971), p. 30.
[Закрыть].
Антрополог Эшли Монтэгю описывает подобные и многие другие эксперименты в своей оригинальной, увлекательной книге «Прикосновение». Он делает вывод: близкий физический контакт матери и детеныша просто необходим для нормального развития животного.
В отличие от человека, все остальные млекопитающие посвящают огромное количество времени тому, что вылизывают своих малышей. Часто те новорожденные, которых не вылизывают родители, умирают. Причина этого заключается в том, что сами они не могут удалять собственные отходы. Но это лишь одна из причин. Доктор Монтэгю пришел к выводу: вылизывание детенышей одинаково важно как для поддержания чистоты, так и для тактильной стимуляции.
Те, у кого есть домашние животные, знают: и маленькие, и взрослые животные любят, когда их гладят. Любят они и сами себя гладить. Кот выгибается, выворачивает голову и нежно, старательно вылизывает себе бока и спинку. Собака ложится на ковер и поднимает лапки кверху: она ждет, чтобы ей погладили животик. Обезьяна тщательнейшим образом очищает и вычесывает шерсть своих сородичей.
Монтэгю считает, что даже человеческие зародыши, находящиеся в утробе матери, нуждаются в большом количестве тактильных стимуляций, чтобы стать физически крепче. Это необходимо для облегчения прохождения через родовые пути, которое у человека является самым длительным и самым напряженным. Эти четырнадцать часов родовой деятельности, кстати, так хорошо описанной матерями и никак не описанной новорожденными, – очень важный стимул для окончательного созревания некоторых органов и систем организма ребенка. Может быть, этим и объясняется тот факт, что дети, появившиеся на свет с помощью кесарева сечения, имеют более высокий уровень смертности и больший процент заболеваемости?[19]19
Ibid., p. 82.
[Закрыть]
Хотя роль тактильной стимуляции во время родов остается спорной, необходимость осязательного контакта после рождения ребенка была ярко продемонстрирована драматическим, даже трагическим способом. В конце двадцатых годов уровень смертности новорожденных в некоторых приютах для подкидышей в Америке достиг 100 %. В те годы доктор Фриц Тэлбот из Бостона оказался в Германии и познакомился там с концепцией «о нежном и заботливом уходе», которая, казалось бы, не имела никакого отношения к науке. При посещении детской больницы в Дюссельдорфе он обратил внимание на то, что одна пожилая женщина постоянно ходит по коридорам больницы с больным, слабеньким ребенком на руках. Сопровождающий врач сказал: «Это бабушка Анна. Когда мы сделаем больному ребенку все что положено с медицинской точки зрения, а он все равно не выздоравливает, – мы зовем бабушку Анну, и она выхаживает малыша».
Когда Тэлбот предложил эту оригинальную идею администрации американских лечебных заведений, то его просто подняли на смех. Руководство не принимало в расчет такое архаичное представление, что простое прикосновение может обеспечить выздоровление больного ребенка. Но очень скоро неумолимые цифры статистики убедили их. Первыми стали реализовывать новую идею в Беллевейской больнице в Нью–Йорке. Там было введено правило: каждого ребенка надо обязательно брать и какое–то время носить на руках, а также нежно гладить по головке несколько раз в день. Вскоре уровень смертности новорожденных снизился там с 35 до 10 процентов.
Несмотря на подобные открытия, и сейчас еще многие рассматривают осязательный контакт как неотъемлемую часть более важных процедур – кормления и купания. Очень редко к прикосновениям относятся, как к чему–то необходимому для полноценного развития ребенка. Представители еврейской нации придают большое значение осязательным ощущениям, так же как и латиноамериканцы. А вот англичане, американцы и немцы не считают прикосновения настолько важными. Другими словами: чем выше социальный уровень, тем меньше родители дотрагиваются до своих детей. Мне кажется, в Америке уже дошли до крайности: матери совершенно не носят своих новорожденных малышей на руках, а постоянно возят их в пластиковых колясках, а отцы прикасаются к ребенку, в среднем, в течение тридцати секунд в день.
В случаях с тяжело больными детьми, например страдающими аутизмом, только постоянное и настойчивое прикосновение может дать надежду на излечение. Ребенок, больной аутизмом, нуждается в том, чтобы его гладили и массировали практически постоянно. Только так можно вывести его из состояния тяжелейшей депрессии.
Монтэгю на основании своих исследований приходит к выводу: кожа – самый важный из всех органов чувств, важнее, чем глаза или уши. Кожа не только передает нам информацию о внешнем мире, но еще и пробуждает сильнейшие чувства. Любят ли меня, радуются ли мне? Безопасен или враждебен мне этот мир? Кожа автоматически впитывает все эти понятия и ощущения, получаемые извне.
Слова, обозначающие прикосновения, образуют в нашем языке выражения, с помощью которых мы передаем свое отношение к окружающим. Мы можем «гладить кого–то против шерсти» или «погладить кого–то по головке». Доверчивых, добрых людей мы называем «мягкими», а с капризными и несговорчивыми можно обращаться только осторожно, дипломатично, лишь «в лайковых перчатках». Мы все делимся на «толстокожих» и «тонкокожих», мы стараемся не оказаться «в чужой шкуре». Мы ведем себя тактично или бестактно – производные от слова «тактильный», что значит «осязательный».
Интимные сексуальные отношения – самое сильное осязательное ощущение нашей кожи. Наши прикосновения друг к другу настолько пылкие, что два организма на какое–то время становятся одним. На Западе, где культура ориентирована на зрительные восприятия, слышны призывы к тому, чтобы во время секса (который часто ошибочно принимается за любовь?) был максимальный кожный контакт.
С годами мы начинаем понимать: такие важные эмоции как любовь должны выражаться естественными способами. Кожа сама предлагает их нам. Именно кожа – наш главный орган общения с другими людьми. Клетки кожи предлагают прямой путь в неиссякающий эмоциями сосуд, который мы метафорически называем «человеческим сердцем».
Но прикосновение может вызывать и неприязнь. Мы рискуем испытать холодное сопротивление раздраженного чем–то супруга или недовольство ребенка, равнодушно пожимающего плечами, что означает: «Оставь меня в покое!» Но оно может также внезапно пронзить электризующим чувством взаимной любви, когда вы испытываете симбиоз ощущений. Это случается, когда одновременно ты прикасаешься к любимому человеку и он прикасается к тебе. Поцелуй или пощечина – и то и другое – формы прикосновения и одновременно общения.
Кожа Тела Христова тоже является органом общения с миром: через него мы являем миру любовь.
Я вспоминаю, как вел Себя Иисус, пребывая в земном теле. Он протягивал руку, чтобы прикоснуться к глазам слепого, коже прокаженного, ноге увечного. В толпе к Нему прижалась женщина, чтобы впитать исцеляющую силу, которая, как она верила, в Нем крылась. Он почувствовал истечение Своей энергии, остановился в шумной толпе и спросил: «Кто прикоснулся ко Мне?» Его прикосновение источало силу.
Я порой думал: почему Иисус так часто прикасался к исцеляемым? Многие из них были обезображены болезнью – грязные, дурно пахнущие люди. Он обладал такой силой, что мог бы легко исцелять взмахом какого–нибудь волшебного жезла. Кстати говоря, волшебным жезлом можно было бы прикоснуться к гораздо большему количеству людей. И вообще можно было бы разделить больных на группы – отдельно положить паралитиков, отдельно – горячечных, отдельно – прокаженных, – а потом взмахом руки в их сторону исцелять всю группу целиком, т.е. всех скопом. Но Он этого не делал. Иисус пришел на землю не для того, чтобы объявить крестовый поход против болезней. (Если бы было иначе, то почему осталось столько больных в мире и почему Он велел ученикам молчать об исцелениях?) Нет, Он пришел, чтобы служить людям, и больным в том числе. Он хотел, чтобы все эти люди, один за другим, почувствовали Его любовь, Его тепло, Его близость к ним. Иисус знал, что не может явить Свою любовь толпе – любовь передается через прикосновение.
В 7–й главе я говорил, что нам, Телу Христову, нужно помогать всему Телу – помогать едой и медикаментами, которые мы посылаем в разные страны. Я побывал на передовой – видел, какую пользу приносит гуманитарная помощь. И я твердо верю: подобную любовь лучше выражать лично, через прикосновение. Чем больше мы отдаляемся от нуждающихся, тем дальше мы отходим от того идеала служителя, который оставил нам Иисус.
В Индии, когда мне встречался трудный случай и я назначал лекарство, родственники пациента шли в аптеку, покупали лекарство, а потом часто несли ко мне: просили, чтобы я сам дал его больному, потому что у меня «добрая рука». Они верили, что лекарство лучше помогает больному, если его дает рука врача.
Я живу на территории единственного в Соединенных Штатах лепрозория. У Карвилля очень интересная история. Больница была создана после гражданской войны, когда представительницы ордена католических монахинь «Дочери милосердия» выразили желание ухаживать именно за больными проказой. Никто из местных жителей не хотел, чтобы рядом с ними открывали лепрозорий. Поэтому все было сделано тайно: на берегу Миссисипи купили заболоченный участок земли, якобы, чтобы организовать ферму для разведения страусов. Первые пациенты были доставлены туда нелегально глубокой ночью. Их привезли на баржах для перевозки угля, накрытых окрашенным в черный цвет брезентом.
Но, конечно же, слух о том, что здесь будет больница для прокаженных, быстро облетел округу – тогда строители бросили все и ушли. Для людей слово «проказа» означало что–то жуткое и страшное, и никто не хотел рисковать своей жизнью. И лишь монахини были полны решимости. Под руководством своей смелой и отважной настоятельницы они взяли в руки мотыги и лопаты и стали рыть рвы и канавы – надо было прежде всего осушить болотистую почву. Не имея никакого опыта в строительстве, сестры в длинных накрахмаленных рясах выкопали котлован под фундамент и возвели стены. И потом они не брезговали ухаживать за пациентами, прибывшими к ним под покровом ночи.
Теперь, спустя почти столетие, я лечу пациентов с диагнозом «проказа» в этой самой больнице. Для многих из них, к чему бы они ни прикасались – к мебели, ткани, траве, асфальту, – ощущение всегда одно и то же. Если они дотрагиваются до чайника с кипятком, они не чувствуют, что им горячо. Им все равно: что горячо, что холодно, а я потом лечу их обожженные руки. Я ненавижу проказу. Тем больным, которым не оказывается лечение, болезнь постепенно калечит руки и ноги, для них наступает самое худшее: они теряют способность чувствовать прикосновение. Многие не чувствуют, когда до них кто–то дотронется или погладит по руке. Из–за невежества и суеверий больные люди лишаются социального общения: с ними больше не встречаются ни друзья, ни коллеги, ни соседи. Проказа – заболевание, приводящее к полному одиночеству.
В Карвилле стало возможным лечить пациентов и проводить постоянные научные исследования благодаря усилиям христианской церкви, особенно Миссии помощи больным проказой, точнее, одному из ее отделений – Американской миссии помощи больным проказой. Я часто удивлялся, почему для проказы создана своя миссия: я никогда не слышал о «Миссии помощи больным малярией» или «Миссии помощи больным холерой». Я думаю дело тут вот в чем: именно больные проказой больше всех нуждаются в человеческом участии. И участие это необычно – оно связано с риском. Христианская любовь к ближнему как раз и отвечает таким требованиям.
Бригады врачей в больнице для страдающих проказой в Веллоре (Индия) делали все, чтобы спасти своих пациентов. Врачи терпеливо лечили мокнущие язвы, скрупулезно восстанавливали ноги и руки, делая пересадку кожи и пластические операции. Они осуществляли хирургическую трансплантацию новых бровей взамен уже отсутствующих; восстанавливали бездействующие веки; нередко даже возвращали людям зрение. Они учили пациентов, что нужно делать в восстановительный период. Они давали им новую жизнь.
Но самое большое, что только можно подарить больному проказой, – это прикосновение. Мы не морщились при виде больных, как другие. Мы протягивали им свои руки, мы любили их всей своей кожей – наша кожа дарила им свою любовь.
18.
Любовь
Христианство – это не статистический отчет о жизни.
Мальколм Маггеридж
Простая женщина, известная под именем Мать Тереза, стала лауреатом Нобелевской премии за вклад в дело мира. Она удостоилась этой высокой награды за свою благотворительную деятельность в Калькутте. Там она помогала людям, принадлежащим к самому низшему в Индии сословию. Она не могла спасти все население Индии, поэтому решила помочь самым нуждающимся – обреченным на умирание. Найти их можно было повсюду: в выгребных ямах и на мусорных свалках Калькутты, откуда они и доставлялись в благотворительную больницу усилиями Матери Терезы. В этой больнице они были окружены заботой и любовью. Улыбающиеся женщины смазывали их раны, смывали налипшую слоями грязь, одевали в чистое белье. И эти несчастные, ослабевшие настолько, что даже были не в силах произнести слово, лишь смотрели широко открытыми глазами на никогда ранее невиданные проявления любви, такие запоздалые в их жизни. Может, они уже умерли и попали на небеса? Что означает такая неожиданная и бескорыстная забота? Почему их так ласково кормят из ложечки теплым, вкусным супом?
Корреспондент в студии Нью–Йоркского телевидения – элегантный щеголь в костюме–тройке, постоянно поглядывающий за подсказками на стоящий за камерой телесуфлер, – расположился напротив Матери Терезы, задавая ей стандартный набор вопросов. Бросалось в глаза, что он очень гордился своими вопросами. Ну зачем же она, в самом деле, тратит средства на людей, у которых все равно нет надежды на спасение? Не лучше ли потратить эти и без того ограниченные средства на людей, которых еще можно спасти? Какими же успехами может похвастаться ее больница, если все пациенты рано или поздно умирают? Мать Тереза смотрела на него молча, слушала вопросы и пыталась проникнуть сквозь внешнюю оболочку в его душу, чтобы понять, что он за человек. У нее не нашлось ответов, понятных таким беззаботно щебечущим, как он. Поэтому она тихо сказала: «Всю жизнь с этими людьми обращались, как с собаками. Самое страшное их заболевание – ощущение того, что они никому не нужны. Разве у них нет права умереть подобно ангелам?»
Мальколма Маггериджа, написавшего книгу о Матери Терезе, тоже очень мучили подобные вопросы. Он был в Калькутте, своими глазами видел всю эту жуткую бедность и грязь и, когда вернулся в Англию, страстно и возмущенно описал это. Но, как заметил он сам: разница между ним и Матерью Терезой состояла в том, что он вернулся в Англию… а она осталась в Калькутте. Надо признать, что по статистическим данным она добилась небольшого результата: вырвала из жуткой клоаки нужды и лишений всего нескольких несчастных. Свою книгу он заканчивает выводом: «Но ведь христианство – не статистический отчет о жизни».
И это действительно так. Это не статистический отчет о жизни. Когда пастух в поле, пересчитал своих овец и увидел, что их девяносто девять вместо ста, он кинулся на поиски пропавшей овечки и долго, запыхавшись, с бешено бьющимся сердцем бегал и искал ее. А когда нашел, положил на плечи и принес в стадо (Лк. 15:4–7). И случай, когда хозяин заплатил одинаково всем своим работникам: и тем, которые работали целый день, и тем, которые работали всего один час (Мф. 20:1–16), – не статистический отчет о жизни.
Христианская любовь к ближнему, милосердие, бескорыстие – это не статистические понятия. Восприятие кожей – сильнее, чем восприятие глазом или ухом. Оно дает четкое представление о потребности другого человека и инстинктивно помогает отзываться на эту потребность.
Я не верю, что миссионерская работа обязательно станет эффективнее, если будет более специализированной, но безликой. Технологические усовершенствования, конечно, необходимы везде и в христианских медицинских центрах, в частности. Но я сам видел в Индии хорошие христианские медицинские заведения, которые постепенно теряли свою изначальную сущность. Они принимали официальный статус, обрастали новыми зданиями и раздували свой штат. «Качество» их лечения улучшалось – но и стоимость возрастала. Чтобы окупить свои затраты, они приобретали дорогое современное оборудование, рекламируя которое, могли привлечь богатых пациентов. А тем временем бедные, обделенные здоровьем люди уже не в состоянии были заплатить за лечение в миссионерской больнице. Они вынуждены были обращаться за помощью в государственные клиники.
Мне вспоминается тот вклад, который, в отличие от подобных миссий, внесли мои родители. Они поехали в Индию проповедовать Евангелие. Прожив там год, они научились понимать потребности простых людей и стали заниматься медицинской, сельскохозяйственной, образовательной, евангельской, а также переводческой деятельностью. Осознание ими нужд других людей (податливость) и определило ту форму, которую приняла их любовь.
Мои мама и папа проработали семь лет, прежде чем смогли обратить кого–нибудь в христианство. Но первые обращенные в христианство люди – прямой результат их исцеляющей любви. Очень часто деревенские жители оставляли больных родственников на пороге нашего дома, и мои родители лечили и выхаживали их. Однажды, когда индусский священник умирал от осложнений после гриппа, он прислал свою слабенькую, болезненную девятимесячную дочку моим родителям на воспитание. Никто из его окружения не ухаживал за больным ребенком – девочка лежала и умирала. Мои родители взяли ее, выходили, а потом удочерили. Я приобрел сводную сестру, Руфь, а родители завоевали доверие людей. Односельчане были так тронуты этим примером христианской любви, что вскоре сами приняли любовь Христа.
Много лет спустя, когда моей маме, Грэнни Брэнд, было восемьдесят пять лет, уже много позже смерти отца, она помогла сделать открытие в области медицины. Часто ей как врачу приходилось сталкиваться с тяжелыми гнойными абсцессами, поражающими кожу на ногах жителей горных деревень. Она лечила их: вскрывала воспаленное место, удаляла из раны гной и извлекала тонкого червячка – источника воспаления. Такой червячок называется «ришта». Маму очень беспокоило огромное количество подобных заболеваний. Она стала искать причину и обнаружила: будучи личинкой, этот червяк–ришта какую–то часть своего жизненного цикла живет в воде. Если бы можно было нарушить этот цикл, то появилась бы возможность уничтожить и самого червя. Мама приступила к поискам решения этой проблемы. А пока, познакомившись поближе с образом жизни горцев, она пришла к выводу: люди заражаются, когда берут воду из родников и вступают в нее босыми ногами. Тогда она верхом на лошади объездила все окрестные деревни, убеждая людей построить каменные мостки для подхода к родникам. За десятилетия своей христианской деятельности она снискала любовь и доверие этих людей. Поэтому люди послушались ее. Через несколько лет эта пожилая женщина собственноручно истребила всех червей–ришт и, соответственно, вызываемое ими заболевание в окрестностях двух горных хребтов.
У моей жены была похожая ситуация с заболеванием глаз у детей. Каждый раз, когда она сталкивалась с этим заболеванием, я догадывался об этом в тот же вечер по выражению отчаяния на ее лице. Я только сочувственно смотрел на нее и вопросительно произносил одно слово: «Кератомия?» Она утвердительно кивала головой.
Эта болезнь возникает из–за недостатка витамина А и белка у детей от года до двух лет. Пока ребенка кормили грудью, он получал все необходимое. Но это продолжалось до тех пор, пока на свет не появлялся его младший братик или сестричка, и тогда грудное молоко доставалось уже младшему. Однообразное питание, основу которого составлял рис, не обеспечивало детский организм необходимыми витаминами, поэтому организм малышей подвергался инфекции. Она не заставляла себя долго ждать и поражала глаза ребенка. У ребенка развивался конъюнктивит. Это инфекционное заболевание очень легко поддается лечению у нормально питающихся детей. Но у получающего неполноценное питание ребенка конъюнктивит все больше и больше разъедает глаза. Глядя на такой глаз, мы видели лишь желеобразную, влажную, размягченную массу, как будто под воздействием какого–то невидимого горячего луча все составные части глаза расплавились. Осмотр даже одного такого ребенка, испуганно отворачивающегося от света, всегда выводил Маргарет из состояния душевного равновесия, – и уже не имело значения, сколько успешных операций провела она в этот день.
Маргарет начала бить во все колокола. Она писала в различные медицинские институты и просила помощи. Ученые одного из институтов занялись этой проблемой. Вот что они обнаружили: обычная зеленая трава, в изобилии растущая в той местности, где жили дети с инфекционным заболеванием глаз, содержит очень высокую концентрацию витамина А. Они также обнаружили, что арахис, урожай которого жители собирали каждый год для изготовления растительного масла, содержал необходимый детям белок. После того как из арахиса отжималось масло, жители обычно отдавали отжимки на корм свиньям.
Теперь надо было растолковать людям о необходимости кормления детей травой и арахисом. Маргарет и приехавшие ей на помощь медсестры начали проводить разъяснительную работу. Вскоре матери маленьких детишек возбужденно рассказывали своим соседкам о том, что простая трава и арахис могут предотвратить слепоту у ребенка. Эта новость распространялась по округе с огромной скоростью. Через некоторое время дети уже забыли об этом жутком заболевании.
Конечно же, эти два примера являются исключением. В основном миссионерская деятельность состоит из изнурительного труда и мало заметного результата. Но обе эти женщины продемонстрировали ощутимые результаты христианской любви. Правительственные банки данных, оснащенные современным оборудованием больницы, специалисты сельского хозяйства имели все необходимое, чтобы победить кератомию и червя–ришту. Но они были лишены доверия местных жителей. Движущей силой медицинских открытий стали не они, а те труженики, которые постоянно «держали руку на пульсе» страданий простого народа и которые очень много потрудились, чтобы заслужить доверие и уважение людей своими делами.
Китайская пословица говорит: «Ничто не может загладить обиду от подарка, кроме любви человека, который его делает». Если я подойду к бедняку, суну ему в руку десятидолларовую бумажку и уйду прочь, – я сильно оскорблю этого человека. Мой поступок означает: «Ты не в состоянии позаботиться о себе – вот тебе подарок». Но если я приму участие в его жизни, узнаю его нужды, пойду по жизни рядом с ним, поделюсь с ним тем, что имею, – тогда я не обижу его.
Могу себе представить, какой был бы результат, если бы Грэнни Брэнд разбрасывала с самолета листовки, призывающие построить каменные мостки у источников воды.
Каждую неделю мой почтовый ящик переполнен письмами от христианских организаций, занимающихся благотворительной деятельностью: кормят голодных, одевают нагих, посещают заключенных, лечат больных. В письмах они рассказывают, в каких ужасающих условиях живет мир, и просят у меня денег на то, чтобы облегчить страдания мира. Очень часто я жертвую деньги, потому что сам жил и работал среди страдальцев мира сего. Я знаю, что большая часть этих организаций изливает любовь и сострадание на жаждущих во многих странах мира. Но мне становится грустно оттого, что единственная нить, соединяющая миллионы христиан–даятелей с нуждающимся миром, – это почта. Чернила на бумаге… Фразы отредактированы так, чтобы достичь наилучшего результата, но нет кожи, нет прикосновения.
Если свою любовь я выражаю опосредованно – через присланный мною чек с пожертвованием, то я никогда не увижу того удивительного отклика, который всегда порождает тихая верная любовь. Не каждый из нас может поехать в страны третьего мира, где проживает большая часть нуждающихся. Но каждый может посетить заключенных в тюрьме, отнести обед прикованному к постели инвалиду, помочь матери–одиночке, сироте. Если мы будем любить только тех, с кем нас разделяют мили пути, то сами окажемся в проигрыше: чтобы кожа сохраняла чувствительность, ей нужно постоянно находиться в контакте с окружающим миром.
И лучший пример тому – Иисус Христос, воплощение Бога Живого, ходивший по нашей земле. В Послании к Евреям писатель подводит итог Его земной жизни. Он говорит, что наш Первосвященник может проявлять сочувствие к нашей слабости (см. Евр. 4:15). Бог Сам решил, что Ему нужно прийти к нам. Ему мало было любить на расстоянии, да и как показать Свою любовь иначе, чем облекшись в человеческую плоть? Об Иисусе сказано, что Он «страданиями навык послушанию» (Евр. 5:8). Вроде бы глупо звучит: Божий Сын чему–то учился здесь у нас на земле. До облечения в человеческое тело Бог никогда не испытывал физической боли, не жил под одной крышей с нуждающимся. Но Бог пребывал с нами и прикасался к нам. Проведенное на земле время позволило Ему прочувствовать всю полноту нашей боли.
Выходит, что лучше всего дарить любовь тем, к кому можешь прикоснуться: соседу, родственнику, бедняку. В Индии мне представилась такая возможность. Сегодня я дарю свою любовь людям из Карвилльской клиники для прокаженных – любовь через прикосновение. Я не стал, естественно, безразличен к нуждам жителей Индии. Я ищу людей, которые могут занять мое место там. Этих миссионеров и посылающие их организации я стараюсь поддерживать молитвами и пожертвованиями.
Но у прикосновений бывают посредники – такое случается и в жизни, и в церкви. Рецепторы давления находятся глубоко в моей коже. То, что происходит на поверхности кожи, передается им через посредников – другие клетки. Я могу помогать индусам через свою дочь, живущую в Бомбее, через друга, доктора Фритчи, работающего в больнице для прокаженных в Карджири. И каждый раз я жду от них известий о том, какой отклик вызвала моя любовь. Моя обязанность – быть частью их труда, и для этого мне надо знать о них все: читать поступающие от них весточки, молиться за них. Когда я молюсь за них – за клетки, находящиеся на передовой, – я могу чувствовать их боль и их борьбу. Итак, мы можем поддерживать связь с членами Тела Христова, находящимися в других странах, и они становятся нашими болевыми рецепторами.
Нужды накатывают на мир, словно лава при извержении вулкана. Каждый день несет нам печальные известия о голоде, войнах, эпидемиях. Порой мы узнаем о несчастьях мира, копаясь в набитом едой холодильнике. Мы переключаем телевизор на другую программу, когда на экране появляется голодный черный ребенок со вспученным животом. Нужды мира так велики, что происходит парадоксальная вещь: вместо того чтобы пробудить в нас сострадание, поток известий о бедствиях делает нас жестокими и бесчувственными.
