Текст книги "Дни барабанного боя"

Автор книги: Филип Шелби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Но он спешит. Такой путь слишком ненадежен. Если кто-то попытается остановить его, он потеряет время. Все обстоит по-другому, так как...

Холленд выскочила в коридор и обнаружила то, что искала, что должно было находиться там: грузовой лифт.

Она принялась искать карточку-ключ, моля Бога, чтобы код совпал. Он должен был совпадать, иначе как бы жильцы могли пользоваться лифтом в чрезвычайных случаях? Если только не существовало двух карточек...

Гудение механизма напугало ее. Она попятилась, наведя пистолет на двери лифта. Но кабина, обитая специальным материалом для сохранности перевозимой мебели, оказалась пуста.

Холленд бросилась внутрь и нажала кнопку с буквой "Г". Она уже поняла, как Пастор оказался шофером Синтии, как попал в дом, в пентхаус, как смог искромсать ее в пустой квартире. Подумала о шоферской шапочке, которую видела в спальне, о том, что можно было даже без нее догадаться о методе Пастора. И обратилась мыслями к тому, что где-то в темноте лежит, возможно, пока не обнаруженный, еще один труп – водителя лимузина, который...

Когда двери закрывались, раздался взрыв, где-то в коридоре треснули стены. Кабина закачалась, к ней понеслась туча пыли. Но проводка уцелела. Двери повиновались команде автомата.

От взрывной волны Холленд отлетела к обитой стенке, кабина качнулась и стала падать.

* * *

Вой сирены, исчезнувший из сознания Джонсона, вернулся со жгучей болью в плече.

Джонсон лежал на спине, чуть сместив вес тела влево. Рубашка липла к плечу и груди, но кровь его не пугала. Из такой раны ее не могло вытечь много. Удар был нанесен под столь острым углом, что сила его сошла на нет. Вместо того, чтобы вонзиться в тело, лезвие ударилось в ключицу и скользнуло по ней, рассекая кожу.

Подобной боли Джонсон еще не испытывал. Примерно такую же могло причинить сверло дантиста, круша эмаль здорового зуба.

Он понял, что смотрит на ботинки Пастора, на пятна крови, оставленные его подошвами. С трудом приподнял подбородок и увидел сильные пальцы, изящно, словно дирижерскую палочку, держащие нож, потом длинные руки и, наконец, склоненное над ним лицо.

Джонсон видел Пастора во плоти десять лет назад. Постепенно даже образ его исчез из сновидений. Он забыл, что глаза у него коричнево-желтые, словно у большого кота.

Все это вспомнилось Джонсону в единый миг, и стон, сорвавшийся с его губ, объяснялся не болью, а мучительным осознанием поражения. Пастор заслонял от него последний свет, какой ему оставалось видеть, и Джонсон видел в его глазах напоминание обо всех жертвах. Ликование и ярость, плясавшие желтыми искрами, символизировали вопли женщин, которых Джонсон не знал, помочь которым не смог. Жертвы каким-то необъяснимым образом требовали ответа. Но Джонсон не мог бы никому объяснить, как позволил вырваться из своих рук этому чудовищу.

Он вскрикнул, когда Пастор схватил его за галстук и дернул вверх, чтобы добраться до шеи.

– Привет, Арлисс.

Джонсон не отворачивался от усмехающейся маски. Он знал, чего хочет Пастор, чего каждый убийца в конце концов домогается от своей жертвы: чтобы он глядел на орудие убийства и умолял о пощаде, умолял, даже когда сталь начнет впиваться в тело.

Джонсон отказывал Пастору в таком удовольствии и видел, как того охватывает удивление, злость.

Пинг! Открываются двери лифта?..

Прогремел выстрел, пуля ударилась в колонну рядом с Пастором, осыпав бетонной пылью и его, и Джонсона.

Холленд видела, что Пастор среагировал мгновенно, упал и перекатился, еще две пули ударились о бетон рядом с его изгибающимся телом.

Когда двери лифта открылись, Холленд сидела в углу, прижимаясь к стенам. Руки она держала вытянутыми вперед между колен и выстрелила в тот миг, когда увидела Пастора, – под таким углом, что попадание было почти невозможно.

Вскочив на ноги, она выбежала из кабины, бросилась на пол, ободрав локти и колени, и стала высматривать ноги Пастора. Надеялась, что он окажется под какой-нибудь машиной. Один выстрел в бензобак – и Пастор отправится в ад пылающим факелом.

Разъяренная Холленд поднялась и открыла стрельбу. Ветровые и боковые стекла машин разлетались. Она хотела вспугнуть Пастора, загнать в угол и разделаться с ним...

На слух полагаться было невозможно, потому что домовая сирена еще выла, но взглядом она уловила какое-то движение. И принялась стрелять навскидку. Потом увидела, как в противоположной стороне закрылась дверь запасного выхода с лестницей, ведущей наверх к другой двери, которая в аварийной ситуации автоматически откроется и выпустит Пастора в ночь...

Холленд повернулась и побежала к Джонсону.

– Со мной ничего страшного, – выдохнул он. – Не суди по виду. Снаружи Кобб и Марианна в джипе.

Отстранив протянутую руку Джонсона, Холленд распахнула на нем куртку. Рубашка была залита кровью.

– Вам нужно в госпиталь.

– Нет! Просто поцарапана ключица. Помоги встать!

Холленд помогла ему подняться и забросила его левую руку себе на плечи. Сделав первый шаг, Джонсон скривился, но продолжал идти. Холленд, поддерживая, вела его к воротам гаража, уже распахнутым для пожарных машин, потом вверх по пандусу.

Сирены и красные огни сотрясали тьму, пожарные машины и кареты «скорой помощи» стояли на улице и в подъездной аллее. Мимо пробегали люди в желтых комбинезонах и плащах из огнеупорного материала, кислородные баллоны подскакивали у них на спинах, в руках они держали красные ящики с инструментами, сквозь завывание сирен слышались их хриплые крики.

Один из пожарных остановился и, тяжело дыша, спросил, нужна ли помощь. Джонсон поспешил ответить, что у него сломана лодыжка. Разглядеть в темноте кровь на его груди пожарный не мог.

– Они там, – сказал Джонсон и указал подбородком в сторону джипа.

– Я поведу его, – сказал появившийся невесть откуда Брайент. Холленд видела на его широком лице страх и озабоченность, видела, как бережно ведет он Джонсона, едва не отрывая от земли.

Выскочившие из автомобиля Марианна и Кобб стали помогать Брайенту. Холленд отстала от них. Она не отдавала себе отчета в том, что смотрит на крышу «Риверсайд-Тауэрс», откуда поднимался дым, – пламя уже погасила домовая противопожарная система. Что стоит посреди улицы, что ее бранят и толкают пробегающие мимо люди. Наконец Брайент вернулся, накинул ей на плечи толстое пожарное покрывало и повел прочь.

27

– Тебе невероятно повезло, Арлисс. Четверть дюйма в ту или другую сторону, и...

Врач по фамилии Хупер поджидал их в комнате Холленд в центре Стюарта. Это был высокий тощий человек пятидесяти с небольшим лет, с прядью седых волос на блестящей лысине и суровым взглядом военного хирурга.

Он вскрыл коробочку и постучал пальцем по пластиковой ампуле:

– Это лекарство снимет боль.

– И усыпит меня.

– Ты что, собрался на танцы сегодня вечером? – Врач глянул на свои часы и поправился: – Сегодня утром.

Было половина первого ночи пятого апреля.

Хупер знал, что нужно Джонсону. Служа во Вьетнаме, он создал пилюли и микстуры, способные заглушить боль у раненого и позволить ему вернуться в бой.

Врач оглядел агентов, которых уже знал по фамилиям. Марианна с напарником, Коббом, курили, выпуская дым в приоткрытое окно. Здоровяк Брайент и Клара Крэнстон, которую Хупер знал уже много лет, сидели в креслах напротив кровати, наблюдая за врачом и пациентом. Третья женщина, Холленд Тайло, стояла, хотя Хупер видел, что силы ее вот-вот покинут. Она не отрывала глаз от забинтованных плеча и груди Джонсона. За действиями Хупера следила так пристально, что он, способный забыть обо всем за работой, чувствовал себя неуютно. У него мелькнула мысль: она не может до конца поверить, что Джонсону не грозит смерть, и хочет как-то передать ему оставшиеся силы.

Врач надорвал полоску фольги с двенадцатью капсулами.

– Сильнодействующие. По одной через шесть часов. Не больше.

– Ты мой спаситель.

Джонсон, кривясь, потянулся за лекарством.

Хупер собрал свои инструменты. Когда он собрался уходить, Клара подошла к нему, взяла за руку и погладила по лицу.

– Эрон.

Хупер обернулся.

– Спасибо.

– Постарайся побыстрее поймать того, кого ловишь. – Врач небрежно откозырял двумя пальцами. – Удачи, Арлисс.

Когда Клара удалилась вместе с Хупером. Брайент жестом велел Марианне и Коббу выйти.

– Холленд...

– Томми, она останется.

Брайент знал этот тон и не стал спорить. Джонсон приподнялся на подушках, достал одну капсулу и проглотил не запивая.

– Что у тебя?

Брайент невольно глянул на Тайло. Боевое крещение боевым крещением, но то, что он хотел сообщить Джонсону, не предназначалось для ее ушей. И стал тщательно подбирать слова:

– Пришли ответы на запрос относительно Пастора. В Лос-Анджелесе, Сан-Франциско и Сиэтле он не появлялся. А вот в Ванкувере был замечен. Канадская полиция фотографирует американские паспорта якобы для налоговой службы. Фамилия у Пастора была другая, однако на паспортной фотографии он почти не загримирован. Они прислали факс.

Брайент протянул лист бумаги, повернув его к Холленд чистой стороной.

Джонсон сразу же посмотрел на серийный номер паспорта, который Брайент подчеркнул красным.

– Как мы его получили? – спокойно спросил он.

Брайент повел подбородком в сторону письменного стола, где стоял факсимильный аппарат.

– Эта линия надежна, так ведь? На всякий случай я оставил номер вашей секретарше.

Джонсон глянул на мелкие цифры вверху страницы: 11.17. Как раз в это время взрыв потряс пентхаус «Риверсайд-Тауэрс».

– Канадцы уверены в этом номере?

Брайент кивнул.

Холленд видела, как сошло напряжение с лица Джонсона, как расслабились мышцы. Он походил на человека, понесшего непоправимую утрату.

– Ладно, – сказал Джонсон. – Принимайся за поиски. Ты знаешь, чья подпись нас интересует. Выдать паспорт без нее никак не могли. – И вернул факс Брайенту. – Теперь начинай стучаться во все двери. Как только найдешь подтверждение, позвони. Марианна и Кобб смогут обойтись без сна?

– Смогут, но...

– Позаботься о надежной связи. Выйдешь на меня через них.

Брайент тщательно сложил лист и спрятал куда-то под куртку. Потом откашлялся и сухо сказал:

– Я бы предпочел остаться с вами.

Джонсон знал, что мучает Брайента. Он не мог простить себе, что не был поблизости, когда его начальника едва не убил Пастор. Требовалось загладить вину, свести счеты, а Брайент чувствовал, что такой возможности ему не представится.

– Томми, ты понимаешь, что значит для нас эта подпись. Такое дело я могу доверить только тебе.

Когда Брайент вышел, Джонсон напряг мышцы живота, затем медленно спустил ноги на пол и повертел головой. Осторожно потрогал повязку на плече. Пилюля действовала отлично.

– Хочешь знать, в чем тут дело? – спросил он Холленд.

Она молча взглянула на него.

– Полученный серийный номер принадлежит партии «черных» паспортов, изготовленных для ЦРУ, госдепартамента, министерства финансов. Эти учреждения имеют дело с людьми, нуждающимися в глубокой конспирации. В редких случаях мы выдаем их иностранцам, чтобы те могли покинуть свою страну.

Партия эта невелика, всего несколько сотен документов, однако Брайенту потребуется время. Иногда ту или иную бумагу найти очень трудно. Но когда он найдет, мы узнаем, кто распорядился выдать этот паспорт Пастору.

– У Крофта есть власть отдать такое распоряжение? Или принудить кого-то сделать это?

Джонсон чуть улыбнулся:

– Я, кажется, не поблагодарил тебя за спасение жизни.

Холленд, когда он взглянул на нее, пришлось отвернуться.

В глубине души она сознавала, что сделала для него. Но радоваться этому мешали Синтия Палмер, не дающие покоя кровавые образы.

– Это пройдет, – сказал Джонсон. – Боль будет долгой, мучительной, но ты непременно ее осилишь. Ничего больше сделать для Палмер ты не могла. Пастор перехитрил нас обоих. Может, если бы пленку с похорон мы получили раньше, то сообразили бы, что к чему. Но это я позволил Палмер остаться без охраны. – Джонсон замялся и добавил: – А взрывное устройство, Холленд, предназначалось для тебя. Пастор рассчитывал, что ты поедешь к Палмер домой. Он точно знал, сколько времени потребуется ему на работу, сколько боли нужно причинить, чтобы она наверняка сказала правду.

Ты приехала чуть раньше, чем ожидал Пастор, но он был уже готов улизнуть. Он знал, как ты среагируешь на то, что увидишь. И считал, что не покинешь Палмер. Однако он слегка ошибся в расчете...

– И мы уцелели, – договорила Холленд.

– Да.

– И кое-что узнали.

Джонсон поглядел на Холленд и увидел по глазам, что ей есть чем его обрадовать.

– Что Палмер сказала тебе? – прошептал он.

– О Дэниелс Уэбстере[5]5
  Дэниел Уэбстер (1782 – 1852) – американский политический деятель, оратор и дипломат.


[Закрыть], – ответила Холленд.

* * *

Пастор – белый, хорошо одетый, похожий на подвыпившего туриста – остановил такси без труда.

По счастью, водитель оказался арабом, плохо знавшим английский язык, и не приставал с разговорами. Пастору не хотелось отвечать на расспросы о трех пожарных машинах у «Риверсайд-Тауэрс».

Город араб знал хорошо и без зазрения совести мчался на красный свет. Машину швыряло из стороны в сторону, когда она двигалась по Нью-Хемпшир-авеню, потом по Коннектикут-и Флорида-авеню. Наконец она въехала на пологий холм, к громадному, уродливому зданию вашингтонского «Хилтона».

Здесь Пастор вскоре после регистрации в «Четырех временах года» снял номер под другой фамилией. Теперь он являлся Эндрю Макджи и располагал полным набором документов, в том числе калифорнийскими водительскими правами и членским билетом, свидетельствующим о его надежном положении в Ассоциации американских торговцев недвижимостью.

В отеле проходил ежегодный съезд ассоциации. Там собрались тысяча четыреста хищников, обменивающихся сведениями о деловых успехах. Пастор затерялся среди этой публики. То, что именно в этом отеле был ранен Рейган, придавало происходящему определенную пикантную иронию.

Даже в час ночи в похожем на пещеру вестибюле царило оживление. Пастор пробирался сквозь группы выходящих из баров участников съезда, болтающих друг с другом или заигрывающих с разодетыми проститутками. Он не видел ничего опасного для себя, да и не ожидал увидеть. Джонсон хорошо знал его и потому не поднял общую тревогу, не заставил полицейских мотаться из отеля в отель, показывать фоторобот скучающим служащим. Знал, что при своих многочисленных талантах он сразу же обнаружит слежку и, если окажется загнанным в угол, легко не сдастся.

Подходя по коридору к своему номеру, Пастор был начеку. Подошел к юному гватемальцу, собиравшему выставленную для чистки обувь, и, притворившись подвыпившим, заговорил.

Гватемальца он видел насквозь и, будь в номере засада, прочел бы это по его глазам.

Войдя в номер, Пастор развернул оставленный на подушке шоколад, положил в рот, раскрыл стенной шкаф и стал набирать комбинацию цифр на дверце сейфа для постояльцев.

Вскрыть этот сейф не представляло бы труда, но Пастор принял свои меры. Очень осторожно приоткрыв дверцу на дюйм, он удалил пальцами проволочки, подводившие ток от девятивольтовой батарейки к шашке взрывчатки размером с бейсбольный мяч.

Обыкновенный взломщик распахнул бы дверцу и остался бы без лица или без рук.

Отложив мину-сюрприз в сторону, Пастор извлек набор документов для путешествия, о планировании которого достопочтенный сенатор Крофт ничего не знал. Очень досадно было уезжать, не нанеся повторного визита Арлиссу Джонсону. И Холленд Тайло.

Пастор был достаточно самокритичен и понимал, что сам отчасти виноват. Он заманил Джонсона в гараж и одержал над ним верх, мог через секунду полоснуть его по горлу. Но решил подольше насладиться его страданием и позволил Тайло опередить себя. Утешало его только то, что на своем пути он оставил немало трупов. Джонсону придется давать множество объяснений, не способствующих укреплению его репутации.

Пастор собирался нанести последний визит. Синтия, как он и предвидел, разговорилась. Теперь он мог завершить свои дела и притом оставить на совести Джонсона еще одну болезненную зарубку.

Он убедился, что взял все необходимое, в том числе и билет на самолет до Лондона, вылетающий в 7.20 из аэропорта имени Даллеса. Спустившись, получил у портье небольшой коричневый конверт. Вскрыл его и обнаружил свежеизготовленный ключ.

Пастор с улыбкой подбросил его, поймал на лету и сунул в карман. Направляясь к бару, он думал, как приятно работать с профессионалами вроде Крофта, всегда доставляющими обещанное.

Пробравшись сквозь плотную толпу, Пастор нашел у стойки свободный табурет. Поманил к себе бармена и заказал чистый тоник. Оглядев зал в зеркале за рядами бутылок, решил, что долго ждать не придется.

* * *

Уайетт Смит сидел за своим столом напротив Джонсона. Было два часа ночи, директор два часа назад вернулся из военно-морского госпиталя.

– Что показало обследование? – спросил Джонсон.

– Перемен никаких. Пока, разумеется. Врачи иногда бывают очень бесцеремонными.

– Может, они ведут отсчет времени иначе, чем мы.

Смит чуть заметно улыбнулся:

– Они не заговаривают о неизбежном. Просто раздумывают, резать или нет. Однако ты пришел ко мне не для этого разговора. Кстати, Арлисс, раз уж речь зашла о госпиталях, я думаю, тебе сейчас место на койке.

Джонсон, входя в дверь, пристально наблюдал за реакцией Смита. У директора накопилось множество вопросов, но он задал лишь один:

– Тяжело ранен?

Джонсон ответил, а когда Смит высказал по этому поводу собственное суждение, спорить не стал.

– Ты слышал, что произошло в «Риверсайд-Тауэрс»? – сказал он, пропустив замечание Смита мимо ушей.

– Взрыв, потом пожар. Подробностей не знаю, но репортеры установили, что место происшествия – квартира Синтии Палмер. Она единственная жертва. Ну и что?

– Имей в виду – все находившиеся там были под моим началом. Вся ответственность лежит на мне.

Смит огляделся, будто аукционист, приглашенный для оценки дома.

– У тебя есть свои маленькие секреты, так ведь, Арлисс? Надежное убежище, медицинская помощь... Ты поднял по тревоге отряд быстрого реагирования, а потом безо всяких объяснений отменил вызов. Моррисон из ФБР выразил мне неудовольствие по этому поводу. – И понизил голос: – Что еще у тебя?

Джонсон, не тратя времени на оправдания, принялся рассказывать обо всем. И как отыскал Холленд, и о ее договоренности с Крофтом. Когда упомянул о Пасторе, Смит словно бы окаменел. Он прекрасно знал, что представляет собой этот человек. Много лет назад они с Джонсоном просиживали ночи над следственными материалами, пытаясь отыскать ниточку, которая завяжется петлей на его шее.

– Уэстборн с любовницей, японские туристы, Синтия Палмер – все они погибли от руки Пастора, – сказал Джонсон.

– Как же так? – спросил Смит. – Что привело его обратно через столько лет?

Джонсон стал рассказывать о дневниках Уэстборна, которые стали причиной убийства, о том, как Холленд невольно оказалась втянутой в это дело, о видеопленке ФБР с Синтией Палмер, о том, как слишком поздно понял, что вдова еще тогда стала объектом внимания Пастора...

– Тайло об этом догадалась и едва не поплатилась жизнью, – сказал Джонсон. – Пастор установил в квартире Палмер взрывное устройство, зная, что Тайло или я – а может, на его счастье, и оба – явимся туда. Он хотел ликвидировать всех, кто опасен ему и тем, кто его нанял.

После паузы Джонсон заметил:

– Ему это едва не удалось.

Смит, задумчиво глядя в пространство, молчал около пяти минут.

– Я ведь слышал о них, – неторопливо произнес он. – О дневниках. Временами до меня доходили слухи, что кое-кто потерпел крах, потому что Уэстборн располагал о нем компрометирующими сведениями. Я не придавал этому значения. Камни за пазухой Уэстборна казались не тяжелее, чем у других.

Смит говорил, отвернувшись, словно обращаясь к темноте за окном.

– Арлисс, кто могут быть «те», наниматели? Думаешь, тут замешан не только Крофт?

– Это известно только Пастору, потому я и хочу взять его живым.

Смит захлопал глазами, словно Джонсон сказал ему то, что должен был уже знать. Повернулся, оглядел комнату, словно ожидая увидеть кого-то еще.

– Тайло здесь нет. Думаю, и вообще в этом здании. Брайента тоже, а он твоя лучшая ищейка. «Чероки» на улице не вижу, стало быть, Дженкинс с Коббом тоже нет. Ты загнал его в угол, так, Арлисс? Знаешь, куда Пастор поехал из «Риверсайд-Тауэрс», следишь за ним?

Джонсон промолчал.

– А что Крофт? – спросил Смит. – Его связь с Пастором ты установил. Разве нельзя узнать через него, кто нанял Пастора? Если, конечно, не он сам.

– Неопровержимых улик у меня нет, – сказал Джонсон. – А Крофт – сенатор; он вывернется. Уайетт, я не хочу этого допустить. – Немного помолчав, он продолжал: – Пастор единственный, кто может сдать мне Крофта. Когда я возьму его, доберусь и до всех остальных.

– А Пастор на это пойдет? Ты ведь не можешь обещать ему неприкосновенности?

Джонсон грустно посмотрел на директора:

– Ответа тебе лучше не знать на тот случай, если придется давать показания перед Комитетом по внутренним делам.

* * *

На Джудишери-сквер между двумя внушительными прямоугольными зданиями расположен памятник погибшим полицейским, гранитный реквием, обращенный фасадом на Е-стрит. Поскольку место это имеет особое значение для столичной полиции, патрулируют его добросовестно. Торговцы наркотиками и лица без определенных занятий, которых могла бы прельстить низкая квартплата на Третьей и Четвертой улицах, благоразумно там не селятся.

Кэпитол-Хиллз-апартментс и окружающие это шестиэтажное здание постройки отделены от улицы прямоугольными газонами. Квартиры с одной или двумя спальнями в нем просторны. Внутренняя планировка одинаковая: крохотная прихожая, слева кухня с проходом в столовую, примыкающую к гостиной. Разделенные встроенными шкафами спальня и ванная находятся справа.

Секретаршам и младшим конторским служащим, не дающим замереть вашингтонскому муравейнику, жилье там как раз по карману. Благодаря регулированию квартплаты они слегка благоустраивают квартиры на свое жалованье; одинокие женщины особенно любят кое-что переделывать по своему вкусу. Съезжают оттуда редко.

Холленд нашла квартиру уютной. В изящных бронзовых рамках висели гравюры океанских лайнеров 1930 года. На паркете лежал хороший индейский ковер машинной работы. Вместо стандартных флюоресцентных ламп под потолком комнату освещали напольные со светло-розовыми абажурами.

Сидя в столовой, Холленд наблюдала за суетившейся на кухне Джудит Траск, слышала, как свистит чайник, как постукивают ложечки в кофейных чашках. Хозяйка казалась ей женщиной, не расстающейся с прошлым: хранящей в выдвижных ящиках фотоальбомы, школьные объявления и приглашения пятнадцатилетней давности; коробки из-под обуви с письмами подруг, уже разъехавшихся по всей стране; любовные послания от ребят, которые сейчас не узнали бы ее, перетянутые резинкой и засунутые в самые темные уголки.

Траск была высокой, худощавой, тридцатипятилетней. Ее каштановые волосы спадали на плечи, лицо и глаза опухли после сна. На ней был форменный спортивный костюм Джорджтаунского университета, брюки слишком обтягивали живот.

– Со сливками и сахаром? – крикнула Джудит с кухни.

– Спасибо, черный без сахара.

– Бутерброды?

– Только кофе.

– Я ем, когда нервничаю. Знаю, что не следует, но...

Джудит поставила чашки на блюдца с видами приморского городка в Род-Айленде. Увидела, что Холленд разглядывает их.

– Купила прошлым летом, в отпуске.

– Поймите, никто не причинит вам вреда, – сказала Холленд, глядя ей в глаза.

– Я спокойна, – ответила Джудит. – Правда. Только слегка ошарашена.

Холленд отхлебнула кофе. Она переоделась в темно-серые вельветовые брюки и черную ветровку. Молния на ветровке была расстегнута почти до конца, и Холленд понимала, что Джудит видит ее кобуру. Она специально демонстрировала оружие, чтобы слова звучали более весомо.

– Понимаете, вы вдруг звоните среди ночи, а потом появляетесь и заводите речь о... миссис Уэстборн.

– Ждать я не могла, – сказала Холленд. – Вы можете знать то, что мне необходимо.

– Я мало что знаю о ней, – негромко произнесла Джудит. – То, что произошло, просто ужасно.

– Видели когда-нибудь этого человека?

Холленд протянула ей фотографию Пастора. На оригинальный снимок, сделанный десять лет назад, с помощью компьютера были нанесены возрастные изменения.

– Нет.

– Уверены?

– Никогда не видела. – Джудит замялась. – Это тот...

– Он убил миссис Уэстборн. И сенатора. И Шарлотту Лейн, женщину, обнаруженную с ним.

Холленд увидела, что при упоминании о Шарлотте она скривилась.

– Вы очень любили его, правда? Чарльз был для вас всем на свете.

На глазах Джудит выступили слезы, и она отвернулась.

– Стереотип, не так ли? Сенатор и референт заводят интрижку, предаются любви на письменном столе, на полу, где угодно. – Голос ее от горечи звучал резко. – Именно так у нас все и было, и, должна сказать, замечательно, – продолжала она уже помягче. – Он мог заполучить любую женщину. Видит Бог, я слышала о его победах. Я мало чего не слышала.

Но я видела его ежедневно, проводила с ним много часов, и он казался совсем не тем человеком, о котором ходили эти сплетни. Знаете, каково это, когда вы одни в комнате и весь мир перестает существовать? Исчезают все картины, звуки, запахи. И вы вдвоем, совершенно одни. Я увидела в этом мужчине то, чего не видел никто на свете. Видела, как лицо его менялось тысячу раз, и знала наверняка, что он думает, что скажет, в чем нуждается, чего хочет.

Я была ближе к Чарльзу, чем кто бы то ни было. И всегда буду в этом уверена. Думаю, он тянулся ко мне, потому что знал это. Я не могла предложить ему ни красоты, ни других искушений. Но он все равно приходил ко мне, зная, что любить его, как я, не сможет никто.

– Приходил, но не оставался, – сказала Холленд.

Джудит, закусив губу, поглядела на нее:

– Да, не оставался. Значит, все стереотипы верны, созданы для неудачниц вроде меня.

– Он знал, что вы беременны?

Джудит покачала головой:

– Не думала, что вы заметите, при моей фигуре... Да, я сказала ему. Но он отказался от меня.

В ее голосе прозвучала боль.

Некрасивое лицо уроженки Среднего Запада отразило и страдание, и любовь к новой жизни, которую она несла в себе, и унижение той неудавшейся попытки разделить радость с отцом ребенка.

– Оттолкнул меня, – повторила Джудит. – Не спросил ни о чем. Ни о ребенке, ни о моем самочувствии, ни о моих нуждах... Я сказала, что не доставлю ему неприятностей. Буду говорить всем, что отец ребенка живет там, откуда я родом. Сказала, что растить малыша буду сама. Единственное, о чем попросила, – немного денег для начала.

– Он решил, что вы хотите его шантажировать?

– Чарльз знал, что этого не может быть. – Джудит сделала паузу. – Он пообещал подыскать мне другую работу, получше, где-нибудь в Капитолии. Это была бы государственная служба, с пенсией и пособиями по болезни. Я была бы обеспечена. Отказывал он мне только в своей любви. – Джудит утерла щеку тыльной стороной ладони. – Дело не в ребенке, понимаете? Я мечтала, что он не расстанется со мной, может, когда-нибудь женится на мне. В мечтах нет ничего дурного... Когда Чарльз отвернулся от меня, мне было очень плохо. Он устраивал со мной... непристойные сцены. Иногда приводил других женщин, смотрел, как я их ублажаю. Иногда приходилось ублажать и их, и его. Были фотографии, видеопленки...

Я шла на это. Потому что, когда мы бывали вдвоем, он обнимал меня, ласкал и я чувствовала себя с ним очень хорошо и уверенно. Мы готовы на все, если кто-то подарит немного доброты, правда?

– Но вы знали его секреты, так ведь? – спросила Холленд.

– Иногда мне кажется – не знала ничего.

– Я спрашиваю о работе, Джудит. Как он работал, где хранил вещи.

– В кабинете он не хранил ничего, если вы об этом. По крайней мере ничего личного.

– Сейфа там не было?

– Нет. Он арендовал сейф в Первом федеральном банке. Я видела ключи в ящике стола. Взять оттуда что-то или положить туда он никогда не просил.

– В кабинете было место, где хранились документы, компьютерные дискеты?

Джудит покачала головой:

– Там царил беспорядок. Бумаги валялись повсюду. Мне приходилось разбирать все, прежде чем мы могли запереться.

– Так, – сказала Холленд. – Кажется, я иду по ложному следу.

Она старалась не выдать голосом беспокойства. Оставался последний вопрос.

– Имя «Дэниел Уэбстер» вам что-нибудь говорит? Цитировал Уэстборн фразы из его трудов? Была ли какая-нибудь любимая работа, на которую он ссылался, томик, который всегда держал под рукой?

Джудит встала и прошла до края индейского ковра.

– Нет, – сказала она, повернувшись. – Чарльзу нравились Медисон и Джефферсон[6]6
  Джеймс Медисон (1751 – 1836) – четвертый президент, один из авторов проекта конституции США. Томас Джефферсон (1743 – 1826) – третий президент США, составитель Декларации независимости.


[Закрыть]. Все их книги стояли у него на полках. Постепенно я вызубрила много цитат из их сочинений. Он любил приправлять ими свои речи.

Надежды Холленд рухнули, навалилась усталость. Это была последняя возможность выяснить, что могли означать последние слова Синтии Палмер.

Всю ночь Холленд носилась с этими словами, будто с амулетом. Палмер долго терпела боль перед тем, как сказать это. Значит, то была правда, как признание на предсмертной исповеди.

Но какая?

Холленд была совершенно уверена, что Джудит объяснит, что она знает об Уэстборне то, о чем Палмер не подозревала. Где-то между этими женщинами, с которыми безжалостно обходился один и тот же мужчина, лежал необходимый ей ответ...

– Дэниел Уэбстер.

Холленд пристально посмотрела на Джудит: – Да?

– Как я сказала, Чарльз никогда Уэбстера не читал. Но у него было кое-что уэбстеровское.

Холленд подскочила:

– Что же, Джудит?

– Его стол.

* * *

В час сорок пять служащие бара «Столичная братва» стали подавать последние заказы.

Пастор, сидевший у стойки, смотрел, как бармен наполняет стаканы. Глянул в зеркало, понаблюдал за шумной, пьяной суетой и легко разглядел, что к нему кое-кто направляется.

– Господи, ну и толпа! Можно, я присяду здесь на минутку, подальше от этого жуткого шума?

У стойки было восемь свободных табуретов, однако блондинка в облегающих вечерних брюках, белой блузке и красной куртке тореадора уселась рядом с Пастором.

– Привет! Я Бобби Сью.

– Не сомневаюсь. Меня зовут Эндрю. Эндрю Макджи.

– Хорошее имя. Нравится мне больше, чем Энди.

Под светом ярких ламп видны были черные корни ее белокурых волос. Пастор подумал, что макияж хорош, но кожа у нее грубая. И лет ей не тридцать пять, как может показаться, а больше.

– Откуда ты, Бобби Сью?

– Из Мэриленда, по соседству.

Пастор усомнился в этом. Говор ее походил скорее на северофлоридский. Решил, что из какого-нибудь захолустья, где определение девственницы – сестричка, способная убежать от брата.

– Снимаешь номер здесь, Эндрю?

– Нет. Я просидел весь день на этом съезде и чуть с ума не сошел. Один старый друг уехал и оставил мне ключи от квартиры.

Пастор слегка улыбнулся, видя, как Бобби Сью пытается скрыть разочарование. Подумал, что она уже обслужила клиента, а то и двух, но хочет закончить вечер на победной ноте. Выглядела она довольно свежей, возможно, потому, что ублажать пьяных дельцов – самое легкое в ее профессии.