Текст книги "Северное сияние"

Автор книги: Филип Пулман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– А в шкафу-то у нее что! Батюшки мои! Все комом-жомом, хоть бы что на плечики повесила. Нет, вы посмотрите на это!

Посмотри сюда, посмотри туда… А если Лира никуда не хотела смотреть? Не открывая глаз после умывания, она нашарила рукой полотенечко и прижала его к лицу.

– Так, гладить некогда, пойдешь в мятом. Сама виновата. Силы небесные! А коленки! Посмотри, на что они похожи!

– Не буду я никуда смотреть, – буркнула Лира.

Миссис Лонсдейл отвесила ей звучный шлепок.

– А ну, живо! Мойся дочиста.

– С какой стати, – не выдержала Лира. – Я сроду коленки не мою! Кто на них будет смотреть-то? И вообще никуда я не пойду. Вам всем до Роджера никакого дела нет. Одной мне есть.

Снова последовал звучный шлепок.

– Думай, что говоришь, мисс Лира! Это мне-то до Роджера дела нет? Я в девичестве Парслоу, мы с отцом Роджера двоюродные. Но ты-то об этом ничего не знаешь. Зачем тебе? Ты же у нас умнее всех. И заруби себе на носу: Роджер мне родня, и я о нем забочусь. Я и о тебе забочусь, хотя, видит Бог, ты этого не ценишь.

Она схватила мочалку и так яростно принялась тереть Лирины коленки, что кожа на них стала пунцовой. Коленки теперь сверкали чистотой и немилосердно саднили.

– Тебя сегодня зовет сам магистр. Гости у него. Будешь с ними ужинать. Смотри веди себя как следует. К старшим не приставай. Как спросят – отвечай вежливо, тихим голосом. Не бычься, улыбайся, как хорошая девочка. И не вздумай плечами пожимать, как ты у нас любишь.

Миссис Лонсдейл проворно натянула на худенькие Лирины плечи парадное платье, несколько раз одернула подол, пытаясь расправить юбку, потом выудила из ящика комода обрезок красной ленты, схватила расческу с острыми зубьями и попыталась заплести Лире волосы.

– Ох, матушки мои, предупреди они меня пораньше, мы бы головку помыли. Эх, незадача. Ну ладно, может, близко никто подходить не будет. А ну-ка, стой пряменько. Так. Где твои парадные туфли?

Пять минут спустя принаряженная Лира робко стояла на пороге величественного, хотя и чуть излишне помпезного здания, выходившего фасадом на площадь Яксли. С другой стороны к дому примыкал библиотечный сад. Именно здесь и располагались личные покои магистра.

Пантелеймон, сама кротость и благовоспитанность, горностаем обернулся вокруг Лириной лодыжки. Дверь отворилась, и на пороге вырос Козинс, камердинер магистра и Лирин злейший недруг. Но на сегодня враждующие стороны принуждены были заключить перемирие и вступить в переговоры.

– Миссис Лонсдейл велела мне прийти, – тихонько сказала Лира.

– Правильно велела. – Козинс пропустил Лиру внутрь. – Давай-давай. Тебя ждут в гостиной.

Он проводил ее в большую комнату, окна которой выходили в тенистый библиотечный сад. Последние лучи предзакатного солнца играли на тяжелых рамах картин, плясали на старинных серебряных кубках. Лира вспомнила, что магистр – страстный коллекционер. Взглянув на гостей, она сразу же поняла, почему парадный ужин проходит в личных покоях, а не в столовой колледжа: дело в том, что среди гостей были дамы.

– А вот и Лира, – приветливо сказал магистр. – Наконец-то. Козинс, приготовьте для нее сок или какой-нибудь морс. Леди Ханна, позвольте представить вам нашу Лиру. Это племянница лорда Азриела, которого вы, несомненно, хорошо знаете.

Леди Ханна, директриса одного из женских колледжей Оксфорда, Лире сразу не понравилась – седовласая старуха с альмом-мармозетом, но, стараясь вести себя как подобает благовоспитанной барышне, девочка присела перед ней в почтительном реверансе. Потом Лиру представили другим гостям, но все они, как на подбор, были скучными – какие-то ученые из каких-то колледжей. Наконец магистр подвел ее к сидевшей в креслах молодой даме и отрекомендовал:

– Миссис Кольтер, позвольте представить вам нашу Лирушку. Лира, поздоровайся с миссис Кольтер.

– Здравствуй, Лира, – негромко сказала гостья.

Лира смотрела на нее во все глаза. Длинные темные волосы обрамляли ее прелестное молодое лицо, а на коленях у незнакомки сидел маленький золотистый тамарин.

Глава 4
Веритометр

– Если за ужином нас посадят вместе, – миссис Кольтер чуть подвинулась, приглашая Лиру сесть рядом с собой, – будешь мне подсказывать, что каким ножом и какой вилкой едят, хорошо? А то я от всего этого великолепия немножко растерялась, – сказала она, обводя глазами покои магистра.

– Вы, наверное, ученая? – спросила Лира, чуть споткнувшись на последнем слове. Дело в том, что к женщинам-ученым наша барышня, истинное дитя колледжа Вод Иорданских, относилась с некоторым снобизмом, считая их чем-то несерьезным, вроде цирковых собачек-математиков. Среди сегодняшних гостей, кстати, присутствовала парочка старых ученых грымз, но миссис Кольтер была не такова. Ослепительно прекрасная, утонченная, душистая, она казалась существом из другого мира, и Лира, глядя на нее во все глаза, знала наперед, что услышит «нет».

– Н-нет, не совсем. Я действительно связана с колледжем леди Ханны, но в Оксфорде бываю редко. По работе мне часто приходится разъезжать. А чем ты занимаешься? Ты все время живешь здесь, в колледже?

Пяти минут не прошло, как миссис Кольтер была в курсе всех перипетий бурной лириной жизни: она узнала о ее излюбленных местах для прогулок по крышам, о великой битве при глиняном карьере, о том, как Лира и Роджер хотели поймать и зажарить грача, оказавшегося при ближайшем рассмотрении вороной, о стратегических планах по угону цаганской лодки в Абингдон и еще о множестве других вещей. Понизив голос до заговорщицкого шепота, Лира поведала незнакомке о своих невинных играх в склепе.

– Ко мне ночью явились. Страшные, у всех головы отрезаны. Сказать ничего не могут, только, знаете, хрипят так и все пальцами в меня тычут. Я догадалась, чего они хотят, на следующее утро побежала и все сделала, как было, а то бы они меня, наверное, убили, правда-правда!

– Какая ты отважная! – В голосе миссис Кольтер звенело восхищение.

Разговор продолжался и за ужином, во время которого они сидели рядом. К своему соседу слева, а им оказался старенький библиотекарь, Лира просто повернулась спиной, настолько она была поглощена разговором с новой знакомой.

После ужина, когда дамам подали кофе, леди Ханна спросила:

– Скажи мне, детка, кто-нибудь намерен позаботиться о твоем дальнейшем образовании и воспитании?

Лира подняла на нее непонимающие глаза и собралась было пожать плечами, но вовремя осеклась.

– Почем я… то есть я не знаю. Вряд ли, зачем? – Потупив очи долу, она продолжала голоском пай-девочки: – Мне бы очень не хотелось кого-то обременять. Потом, это же очень дорого. Наверное, я просто и дальше буду жить в нашем колледже, а профессора смогут со мной заниматься, когда у них есть свободное время. У них так много свободного времени, если честно…

– А твой дядюшка, лорд Азриел, что-нибудь говорит о твоем будущем? – поинтересовалась одна из присутствующих мымр в очках.

– Конечно говорит, – гордо ответила Лира. – Только не про школу. Он говорит, что возьмет меня на Север, в свою следующую экспедицию.

– Да, я тоже об этом слышала, – негромко проронила миссис Кольтер.

Лира заморгала глазами. Ученые дамы чуть подобрались, а их альмы либо из деликатности, либо, как решила Лира, из глупости, только обменялись многозначительными взглядами.

– Я на днях встретила его в Королевском Институте Арктических Исследований, – невозмутимо продолжала прелестная гостья. – Собственно, из-за этого разговора я и приехала в Оксфорд.

– А вы тоже исследователь? – прошептала Лира.

– В какой-то мере. Мне приходилось несколько раз бывать на Севере. В прошлом году, например, я в течение трех месяцев проводила наблюдения за северным сиянием. Наша научная база находилась в Гренландии.

Итак, сердце Лиры было покорено окончательно и бесповоротно. Она, как завороженная, слушала упоительные рассказы миссис Кольтер об эскимосских иглу изо льда и снега, об охоте на моржей, о лапландских ведуньях. Разве эти синие чулки из оксфордских колледжей могли поведать Лире что-нибудь хоть в половину столь же интересное? Конечно нет. Так что им оставалось только сидеть да молчать, прихлебывая свой кофе.

Ужин подошел к концу, гости засобирались. Магистр, отведя Лиру в сторону, украдкой шепнул ей:

– Не спеши, детка, мне нужно поговорить с тобой. Подожди меня в кабинете, я сейчас поднимусь. Это ненадолго.

Лира, сонная, но заинтригованная, послушно пошла вслед за Козинсом. Недоверчивый камердинер пропустил ее в кабинет, но дверь прикрывать не стал и, провожая гостей, несколько раз поглядывал наверх, чтобы убедиться, что в кабинете все в порядке. Лира пыталась из окна разглядеть миссис Кольтер, но в темноте ничего не могла разобрать. Дверь хлопнула. Это вошел магистр.

Он грузно опустился в кресло у камина. Альм-ворона примостилась на спинке, как на насесте, ее старые мудрые глаза смотрели на девочку. В комнате было тихо, только потрескивали дрова в камине да чуть шипела лигроиновая лампа.

– Ты сегодня весь вечер не отходила от миссис Кольтер, – начал магистр. – Тебе было с ней интересно?

– Да.

– Миссис Кольтер – дама весьма замечательная.

– Она такая чудесная! Я таких людей никогда в жизни не встречала!

Магистр тяжело вздохнул. В своей черной мантии он был так похож на старого мудрого ворона, что казался копией собственного альма. Лире вдруг подумалось, что недалек тот день, когда и он займет свое место в усыпальнице под домовой церковью, и какой-нибудь чеканщик будет выбивать изображение вороны на бронзовой пластине, врезанной в крышку гроба, а над каменной нишей появятся два новых имени.

– Я долго откладывал этот наш разговор, Лира, – помолчав, сказал магистр. – Я не хотел торопить события, но теперь, боюсь, нам их уже придется догонять. Дитя мое, здесь, за стенами колледжа Вод Иорданских, ты была в безопасности. И, мне думается, жизнь твоя текла светло и радостно. Подчас ты не слушаешься, шалишь, но мы все любим тебя и верим, что ты очень хорошая девочка. Господь одарил тебя добрым сердцем и крепким духом. Поверь мне, Лира, он сделал это не зря; и то и другое тебе вскоре очень понадобится. Понадобится там, в большом мире, от которого я так хотел уберечь тебя в нашей обители. Да, видно, время пришло.

Лира забеспокоилась. Ее что, отсылают?

– Ты уже большая девочка, ты понимаешь, что рано или поздно тебе пришлось бы подумать о школе, – продолжал старец. – Конечно, мы стараемся с тобой заниматься, но не систематически, и не так глубоко, как хотелось бы. Кроме того, наше знание особого рода, тебе нужно совсем другое. Есть вещи, которым старики вроде меня научить просто не могут. А ты взрослеешь. Можно было бы отдать тебя на воспитание в какую-нибудь добропорядочную семью, и они бы, спору нет, заботились о тебе, но ведь ты не кухаркина дочка. Тебе предначертан иной путь. Постарайся понять меня, девочка. Боюсь, что та глава твоей жизни, которая связана с колледжем Вод Иорданских, подошла к концу.

– Нет, нет, – испуганно замахала руками Лира. – Зачем вы так? Я никуда не хочу уезжать. Я хочу остаться здесь навсегда!

– Когда мы молоды, – улыбнулся магистр, – то с такой легкостью произносим слово «навсегда»! Тогда мы уверены, что наш мир всегда будет таким, каков он сейчас. А это не так. Годы идут. И через пару лет ты из подростка превратишься в девушку, юную леди. И тебе вряд ли будет по-прежнему легко и привольно в колледже Вод Иорданских. Поверь мне, Лира, я знаю, что говорю.

– Но ведь это мой дом!

– Он был твоим домом. А теперь тебе нужен новый.

– Только не пансион. Я не поеду в пансион.

– Не горячись. Пойми, что тебе нужно женское общество, женское влияние.

Слова о «женском обществе» вызвали в памяти Лиры образы давешних ученых грымз, и ее передернуло от отвращения. Бог ты мой, променять славу и величие колледжа Вод Иорданских… на что? На закопченные кирпичные домики где-то на северной окраине Оксфорда, кажется, именно там находится этот их идиотский пансион для девочек. Женский колледж! Представляю себе! Куча старых дур в вылинявших юбках, пропахших вареной капустой и нафталином.

Весь этот «ряд волшебных изменений милого лица» не укрылся от внимательного взгляда магистра, да и глаза Пантелеймона, который из горностая превратился в ощеренного хорька, красноречиво блеснули яростным огнем.

– А если такой женщиной будет, скажем, миссис Кольтер? – осторожно спросил старик.

Коричнево-бурый мех хоря-Пантелеймона в мгновение ока сменился белоснежной горностаевой шубкой. Лира спросила, не в силах поверить собственным ушам:

– Честно?

– Кроме того, она ведь знакома с лордом Азриелом. Ты же знаешь, твой дядя очень печется о твоем благе, поэтому, когда он рассказал о тебе миссис Кольтер, она сама предложила ему взять тебя… на воспитание. Кстати, имей в виду, что она вдова. Ее супруг погиб при трагических обстоятельствах несколько лет назад. Это я к тому, чтобы ты не задавала ей лишних вопросов.

Лира с готовностью кивнула и спросила, едва веря своему счастью:

– Она и вправду собирается… взять меня?

– А ты сама этого хочешь?

– Да! Ужасно!

Магистр с улыбкой смотрел на приплясывающую от возбуждения девочку. Улыбка на его лице была таким редким гостем, что он почти разучился улыбаться. И если бы сейчас кто-нибудь взглянул на сидящего в кресле старца (Лира, по крайней мере, этого не сделала), то он бы не догадался, смеется магистр или… плачет.

– Значит, теперь спросим саму миссис Кольтер.

Он, кряхтя, встал, вышел из кабинета и, немного погодя, вернулся в сопровождении дамы с золотистым тамарином. Лира бросилась к ней навстречу. Миссис Кольтер нежно улыбнулась девочке, а ее альм задорно подмигнул ей, обнажая в приветственной гримаске мелкие белые зубы.

– Прошу садиться, – пригласил магистр, предлагая даме кресло. Миссис Кольтер легонько погладила Лиру по волосам, и девочка почувствовала, как по всему ее телу разливается горячая волна, даже щеки зарделись румянцем.

Опустившись в кресло, гостья грациозно поднесла к губам рюмку брантвейна и лукаво спросила:

– Итак, Лира, насколько я понимаю, отныне у меня есть помощница, да?

– Да! – выпалила Лира. Она бы сказала «да» на что угодно.

– Но у меня очень много дел…

– Я буду все делать.

– И я часто в разъездах.

– Я тоже буду ездить.

– А если это опасно? Возможно, мне придется поехать на Север.

Лира несколько раз беспомощно пыталась хватать ртом воздух и, наконец-то обретя дар речи, выдохнула.

– Скоро? Когда?

Миссис Кольтер серебристо рассмеялась.

– Поживем – увидим. Только, дружочек мой, придется изрядно потрудиться и заняться математикой, штурманским делом, научиться ориентироваться по звездам.

– Мы будем с вами… то есть вы меня сами будете учить, да?

– Да. А ты будешь помогать мне делать записи и кое-какие расчеты. В общем, бумажная работа. Я тебе потом все объясню. Кроме того, мы тебя приоденем, нам ведь придется выезжать, выходить в свет, встречаться с очень важными людьми. Так что дел у нас много, Лира.

– Пускай. Я буду очень стараться.

– Конечно! И в один прекрасный день ты вернешься в Оксфорд, в эти стены, но уже не маленькой девочкой, а прославленным путешественником, да? А сейчас давай-ка ложись побыстрее спать. Мы улетаем завтра на рассвете, с первым же дирижаблем, так что спокойной ночи, детка.

– Спокойной ночи, – выпалила Лира и побежала из комнаты, но у самой двери взыгравшие вдруг зачатки хорошего тона заставили ее притормозить. – Спокойной ночи, магистр.

– Спокойной ночи. Спи сладко, – кивнул ей старик.

– Спасибо! Спасибо огромное. – Лира вновь устремила сияющие счастьем глаза на миссис Кольтер.

* * *

Наконец ей удалось заснуть, хотя Пантелеймона все не брал угомон, так что пришлось дать ему тумака, а он в ответ на это из вредности обернулся ежиком и улегся рядом с Лирой в кровать. Но спали они недолго, потому что вдруг девочка почувствовала, что кто-то трясет ее за плечо.

– Проснись, девочка, да проснись же!

В неверном свете свечи Лира разглядела склоненное над собой лицо экономки Лонсдейл, которая быстро приложила ей палец к губам:

– Ш-ш-ш… Быстренько вставай. Магистр приказал тебе до завтрака явиться к нему в кабинет, только так, чтобы никто не заметил. Обогнешь дом сзади и зайдешь внутрь через стеклянные двери, со стороны библиотечного сада, поняла? Давай, давай, просыпайся.

У Лиры весь сон как рукой сняло. Она понятливо кивнула и сунула босые ноги в стоявшие перед кроватью туфли, которые заботливо приготовила экономка.

– Так, умываться некогда, это все потом, – хлопотливо говорила миссис Лонсдейл. – Шустренько беги к магистру, а потом сразу назад. А я пока начну собирать твои вещи. Господи, еще же платье надо приготовить! Ну, что ты стоишь?

Лира выскочила во внутренний двор колледжа и зябко поежилась. В узком прямоугольнике ночного неба над головой еще мерцали бледные звезды, но на востоке, над крышей трапезной, тьма словно бы выцвела. Занимался рассвет. Лира проскользнула в библиотечный сад и на мгновение застыла, не в силах отвести взгляд от ажурных шпилей храмины. Вон те серебристо-зеленые купола – это корпус Шелдона, а вот эта белая крыша, похожая на гигантский китайский фонарик, – библиотека. Последний раз она видит все это… Сердце девочки вдруг заныло от тоски.

В темном окне кабинета мелькнул свет. Опомнившись, Лира подкралась к дверям и легонько забарабанила по стеклу. Ее ждали. Дверь мгновенно приоткрылась.

– Умница, что пришла. Так. У нас очень мало времени.

Магистр плотно задернул на стеклянных дверях шторы. Взглянув на его черную мантию, Лира подумала, что он, наверное, даже не ложился.

– Я что, никуда не еду? – встревоженно спросила девочка.

– Едешь, – устало проронил магистр. – Ничего, дружочек мой, не попишешь.

Лире показалось вдруг, что и слова эти, и голос старика звучат как-то очень странно.

– Вот что, детка. Ты должна дать мне слово, что никогда и никому не покажешь то, что я тебе сейчас дам.

– Клянусь.

Шаркая ногами, магистр подошел к бюро и вынул из ящичка какой-то предмет, завернутый в кусок черного бархата. Держа его на ладони, старик размотал тряпицу, и Лира увидела не то бронзовый, не то медный диск с хрустальной полусферой в центре. Он был похож на морской компас, только маленький, не больше будильника.

– Что это такое? – с любопытством спросила Лира.

– Это веритометр, детка, вещь очень редкая. Во всем мире их всего шесть. Ради всего святого, Лира, никому его не показывай. Никому – значит, и миссис Кольтер тоже. Твой дядя…

– А этот… веритометр, он для чего? – перебила старика Лира.

– Veritas по-латыни «истина». Он поможет тебе узнать истину. Только тебе самой придется научиться читать по нему, как по книге. Теперь беги. Уже светает, не дай бог, заметит кто.

Он аккуратно завернул диковинный подарок в тряпицу и протянул его Лире. Несмотря на небольшой размер, веритометр оказался на удивление тяжелым, так что девочка его едва не уронила.

Магистр взял Лирино личико в ладони и на мгновение притянул девочку к себе.

Она мелко заморгала и чуть дрогнувшим голосом спросила:

– Я перебила вас, когда вы говорили о дяде.

– Просто твой дядя несколько лет назад преподнес веритометр в дар нашему колледжу. Может статься…

Закончить фразу он так и не успел, в дверь негромко постучали и Лира почувствовала, как вздрогнули руки старика.

– Все, детка, пора, – произнес он чуть слышно. – Нашим миром правят могущественные силы. Они играют судьбами людей, и игры эти много опаснее, чем может показаться. Часто мы не властны над своей судьбой. Заклинаю тебя, Лира, слушай только голос своего сердца. Храни тебя Бог, дитя мое, храни тебя Бог.

– Спасибо, – тихонько прошептала Лира.

Прижимая к груди увесистый сверток, она проскользнула через стеклянные двери в библиотечный сад и в последний раз оглянулась на окна кабинета. Старая ворона-альм магистра зорко смотрела ей в след. Уже совсем рассвело и воздух был полон утренней свежести.

– Что ты еще приволокла? – пыхтя, спросила миссис Лонсдейл, налегая всем телом на крышку старого чемодана. Наконец замки защелкнулись, и экономка перевела дух.

– Мне магистр дал. Можно это положить в чемодан?

– Ну уж нет, я его еле закрыла. Не беда, сунешь свой подарок в карман пальтишка. И давай, живо-быстро в столовую, там тебя с фонарями ищут!

* * *

Лира распрощалась со слугами, вернее, с теми немногими, кто был в этот ранний час на ногах, обняла миссис Лонсдейл и только тут вспомнила о Роджере, вспомнила впервые с того момента, как в ее жизни появилась миссис Кольтер. Сколько же всего произошло за один только вечер!

И вот она уже сидит – где бы вы думали? – в дирижабле и смотрит в окошко, а горностай-Пантелеймон острыми коготками царапает ее коленки, потому что он тоже хочет смотреть в окошко, а задние лапки, как на грех, скользят. В кресле рядом с Лирой сидит миссис Кольтер, она очень занята и с головой погружена в какие-то документы. Но вот бумаги отложены в сторону, и обе спутницы увлеченно беседуют. О, какая это упоительная беседа! Не о Севере, нет. На этот раз миссис Кольтер рассказывает завороженной Лире о Лондоне, о балах, ресторанах, о дипломатических раутах, о влиятельных друзьях в министерстве, об интригах в правительстве и Парламенте. Весь этот светский калейдоскоп поражает Лирино воображение ничуть не меньше, чем мелькающие за окном пейзажи, она даже не знает, что интереснее: смотреть или слушать, ведь абсолютно все, что произносит миссис Кольтер, источает аромат взрослости, одновременно пугающий и маняще-прекрасный аромат изысканно-утонченной светскости.

Дирижабль совершает посадку в Фольксхолле, затем паром перевозит их на противоположный берег широкой мутной реки, затем набережная и роскошный жилой дом, где швейцар, увешанный медалями, почтительно приветствует миссис Кольтер и подмигивает Лире, которая смеривает его за это ледяным взглядом.

И, наконец, квартира…

От восторга Лира лишь восхищенно ахнула. Нельзя сказать, что в течение всей своей коротенькой жизни она не знала, что такое красота. Разумеется, знала. Но это была красота Оксфорда, красота колледжа Вод Иорданских, исполненная величия и помпезности, красота, в которой явственно звучало мужское начало.

В колледже Вод Иорданских все поражало взор, а не ласкало его. Квартира миссис Кольтер взор не просто ласкала – она его нежила. Сквозь огромные окна лился солнечный свет, нежно гладя золотисто-белый узор на обоях… По стенам поблескивали резными золочеными багетами прелестные картины, из старинной рамы смотрело зеркало, причудливые бра кокетливо прятали яндарические лампочки под оборками и рюшами абажуров. Оборки были всюду: на диванных подушках, на занавесках, на затканных цветочками ламбрекенах. Под ногами, словно усыпанная листьями изумрудная лужайка, раскинулся пушистый ковер, и, как показалось неизбалованным подобной прелестью Лириным глазам, каждая полочка, каждый столик в этом гнездышке служил только для того, чтобы на нем пели, плясали, принимали изящные позы фарфоровые пастушки и арлекинчики или стояли крошечные китайские шкатулочки.

Заметив Лирин восторг, миссис Кольтер улыбнулась.

– Да, Лира, – пропела она, – здесь все совсем по-другому, правда? Ну, давай же, снимай пальто. С дороги нужно принять ванну. А потом мы пообедаем и пойдем по магазинам.

В ванной Лиру ждали новые чудеса. Ей, привыкшей мыться в щербатом тазу, не знавшей, что на свете бывают разные сорта мыла, а не только дешевое желтое, почти не дающее пены под чахлой струйкой воды, которая почему-то никогда не бывает горячей, только еле теплой, зато ой как часто бывает бурой от ржавчины, вдруг открылась новая сторона мытья. Оказывается, вода может быть горячей, душистое розовое мыло можно взбивать в ароматную пену, а пушистые банные полотенца на ощупь могут оказаться нежнее лебяжьего пуха. Из чуть запотевшего зеркала, подсвеченного тремя розовыми фонариками, на Лиру смотрела какая-то новая, незнакомая девочка, которую Лира не узнавала.

Пантелеймон, сидя на бортике ванны, пытался обернуться золотистым тамарином и корчил Лире уморительные рожи, за что немедленно был засунут в мыльную воду. Внезапно девочку пронзила одна мысль: веритометр! Она же бросила пальтишко в комнате, совсем позабыв, что в кармане его лежит предмет, который магистр велел никому не показывать. Никому, вспомнила вдруг она, это значит, и миссис Кольтер.

И что же ей делать? Кого ей слушать? Миссис Кольтер была так добра, так мила, так необыкновенно умна… А магистр? Она же своими глазами видела, как он пытался отравить дядю Азриела! Так на чьей же она стороне?

Наскоро вытершись, Лира бросилась в гостиную, где на кресле по-прежнему лежало ее пальтишко, лежало в точности так, как она его оставила.

– Ну, – спросила миссис Кольтер, грациозно входя в комнату, – готова? Тогда я приглашаю тебя отобедать в Королевском Институте Арктических Исследований. И, поскольку практически все сотрудники этого института мужчины, то у меня, как у единственной или почти единственной дамы, должны быть небольшие привилегии, как ты считаешь?

Двадцать минут спустя, после чудесной прогулки, они сидели за покрытым белоснежной скатертью столом в просторном банкетном зале Королевского Института Арктических Исследований и ели нежнейшую телячью печенку.

– Телячья печенка, – говорила миссис Кольтер, поднося ко рту серебряную вилку, – это очень питательно. Моржовую печень мне тоже доводилось едать. А вот медвежья… Представляешь, ни один человек, даже если он умирает с голоду во льдах Арктики, не станет есть медвежью печень. А знаешь почему? Это смертельный яд. Одного кусочка достаточно, чтобы человек умер в страшных мучениях, причем за считанные минуты.

В зале они были не одни. Миссис Кольтер обратила Лирино внимание на некоторых из присутствующих.

– Вон, видишь, за тем столиком сидит пожилой джентльмен в красном галстуке? Это полковник Карборн, который совершил полет над Северным полюсом на аэростате. А вон тот высокий возле окна – это тоже профессор. Его зовут Сломанная Стрела.

– Какое смешное имя! Он скраелинг, да?

– Да. Это он составил карту течений Великого Северного Океана.

Расширенными от любопытства глазами Лира смотрела на всех этих великих мужей, которые равно сочетали в себе больших ученых и отважных исследователей. Профессор Сломанная Стрела наверняка все до тонкостей знал о том, почему нельзя есть медвежью печень. А вот знал ли это библиотекарь колледжа Вод Иорданских – это, прямо скажем, вопрос.

После обеда миссис Кольтер показала Лире институтский музей, где в витринах были выставлены уникальные экспонаты, связанные с историей освоения Арктики. Затаив дыхание, Лира переходила от одной реликвии к другой: вот гарпун, которым был убит легендарный кит Гримссдур; вот испещренный загадочными письменами камень, который сжимал в окоченевших пальцах погибший полярный исследователь лорд Рух, когда поисковая партия отыскала наконец его палатку, вот огниво капитана Хадсона, оно было с ним во время экспедиции к Земле Ван Тирена. И о каждом из них миссис Кольтер могла говорить часами, а Лира слушала, и сердце ее учащенно билось, ибо его переполняло благоговейное восхищение перед отвагой и мужеством этих славных сынов Англии.

А потом наступил черед похода по магазинам.

Этот пестрый, ни на что не похожий день преподносил Лире один сюрприз за другим, но самые упоительные восторги она испытала в магазинах. Бог ты мой, входить в нарядные просторные залы, где так много восхитительных платьев, и можно померить любое, а потом еще вдосталь покрутиться перед зеркалами. А то, что одежде, оказывается, полагается быть красивой, это как?

В Оксфорде Лириным гардеробом ведала экономка миссис Лонсдейл, большинство платьев приходилось за кем-то донашивать, и все они были изрядно застиранными и штопаными-перештопаными. В тех редких случаях, когда Лире вдруг покупали что-нибудь новое, то выбирали прежде всего ноское и немаркое. Никому и в голову не приходило, что можно взять и купить что-нибудь красивое или, наконец, спросить Лиру, чего бы ей самой хотелось.

Сейчас все было по-другому. Миссис Кольтер что-то деликатно советовала, что-то настоятельно рекомендовала и щедрой рукой оплачивала Лирин выбор.

У девочки пылали щеки и возбужденно блестели глаза, а голова чуть кружилась от усталости. Миссис Кольтер распорядилась, чтобы все их покупки, за исключением, может быть, двух-трех мелочей, были доставлены на дом, потому что эти свертки, объяснила дама приказчику, они намерены забрать сразу.

Потом неторопливая прогулка по городу, возвращение домой и душистая ванна с пеной. Миссис Кольтер помогла Лире вымыть голову, но делала это совсем не так, как экономка Лонсдейл. Та нещадно терла и трепала волосы, а все движения миссис Кольтер были очень нежными и осторожными. Изнемогающий от любопытства Пантелеймон полез было подглядывать, но прекрасная дама так строго на него посмотрела, что он мигом присмирел и стыдливо отвернулся, беря пример с золотистого тамарина. Впервые он отвел от Лиры глаза; впервые у Лиры появились от него какие-то женские секреты.

И вот после блаженства в ванне – стакан горячего молока, чай с травами, а потом – новая ночная рубашка, такая мягенькая, в мелкие-мелкие цветочки, а по подолу – фестончики, да к ней еще новые тапочки, нежно-голубые, а внутри мех, и, наконец, в кровать!

Ах, эта дивная кровать! Такая мягкая, с прелестной яндарической лампой на ночном столике. А до чего хороша комната! Какие восхитительные шкафчики, и туалетный столик, и комод для белья, где завтра она разложит свои обновки. А какой ковер, не прикроватный коврик, а огромный ковер на полу! А какие занавески на окнах – все в звездочках, полумесяцах, планетах. Лира лежала среди всего этого великолепия, слишком уставшая, чтобы взять и заснуть, слишком потрясенная всем происшедшим, чтобы задавать какие-нибудь вопросы.

Миссис Кольтер пропела нежное: «Спокойной ночи, дорогая!» – и прикрыла за собой дверь. Пантелеймон бесцеремонно дернул Лиру за волосы, она слабо отмахнулась, но он не отставал:

– Где это?

Лира мгновенно поняла, что он имеет в виду. Ее старое пальтишко висело в гардеробе на плечиках, значит, на цыпочках к шкафу и пулей в кровать, прижимая к груди загадочный подарок магистра. И вот она уже сидит по-турецки, Пантелеймон пристроился рядом, и в неярком свете ночника оба, не дыша, смотрят на то, что же скрывает черная бархатная тряпица.

– Ты запомнил, как эта штука называется? – выдохнула Лира.

– Какой-то веритометр.

Слово звучало непонятно, да и вещица была диковинная. Хрустальная полусфера в центре переливалась разноцветными огнями. Искусно выполненный медный корпус удивительно напоминал компас или очень большие карманные часы, потому что сквозь хрусталь были прекрасно видны стрелки, но указывали они не на цифры. Вдоль внешнего края веритометра шла череда миниатюрных изображений, искусно выполненных тончайшей колонковой кисточкой на желтоватых пластинках слоновой кости. Лира медленно поворачивала в руках циферблат, завороженно разглядывая картинки: якорь, увенчанные черепом песочные часы, бык, улей, – всего тридцать шесть рисунков. Знать бы еще, что они означают!