Текст книги "Мастер всея Галактики(сборник фантастических романов) "
Автор книги: Филип Киндред Дик
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Как ты провела это время? – сухо спросил Гамильтон.
– Прекрасно!
– Ты не помнишь, – решил прощупать почву Джек, – когда мы виделись в последний раз? Что тогда произошло?
– Помню, конечно, – уверенно ответила Силки. – Ты, я и Чарли Макфиф поехали в Сан–Франциско.
– Зачем?
– Макфиф захотел, чтоб ты побывал в церкви.
– Ну и… я побывал?
– Наверно. Вы оба вошли туда.
– И что потом?
– Понятия не имею. Я уснула в машине.
– Ты ничего не видела?
– Например?
Наверное, дико прозвучало бы, если б Джек изрек: «Например, как двое взрослых мужчин поднялись в Небо на зонтике?» И он счел за благо сменить тему:
– Куда мы едем? В Белмонт?
– Конечно. Куда же еще?
– Ко мне? – Что–то уж больно медленно проходило привыкание к этому миру. – Ты, я и Марша…
– Обед готов, – спокойно сообщила девушка. – Или будет готов к нашему приезду. Марша позвонила мне на работу, объяснила, что надо найти в магазине, и я все купила.
– К тебе на работу? – Лоб Джека аж покрылся испариной. – Э… что ж у тебя за работа?
Силки посмотрела озадаченно:
– Джек, ну и странный же ты!
– О!
Силки продолжала обеспокоенно глазеть на него, пока скрежет чьих–то тормозов не заставил ее сосредоточиться на трассе.
– Сигналь! – крикнул Гамильтон. Гигантский тягач–нефтевоз выруливал справа на их полосу.
– Чего? – не поняла Силки.
Гамильтон сердито вытянул руку и постучал по кнопке клаксона. Тщетно! Звуковой сигнал бездействовал.
– Зачем ты так делаешь? – с любопытством спросила–Силки, сбавляя скорость, чтобы пропустить вперед тягач с цистерной.
Снова впадая в медитацию, Джек занес новую информацию в свой банк данных. В этом мире понятие автомобильного клаксона упразднено. До него вдруг дошло, что над плотным потоком машин, торопившихся по домам, должна висеть отчаянная какофония. Но ее не было.
Очищая мир от недостатков, Эдит Притчет вырвала с корнем не просто предметы и явления, но даже целые их категории. Наверное, когда–то в прошлом ее привела в раздражение автомобильная сирена. Зато теперь, в приторно–розовой версии мира, таких вещей не стало вообще. Их не было.
Список недовольств и жалоб старой дуры, несомненно, значителен. И трудно даже с большими допусками угадать, что именно угодило в этот список. Подобная перспективка явно не способствовала приливу жизненных сил и праздничного оптимизма.
Если хоть какая–то малость омрачила убогое благополучие дамочки за все ее пятьдесят лет, то теперь эта вещь тихо придушена в зародыше. Джек боялся дать волю фантазии. Многого, ох, многого можно теперь недосчитаться! Мусорщики, гремящие контейнерами. Рассыльные, звонящие рано утром в дверь. Налоговые счета и прочие платежные бумажки. Плачущие младенцы (если только не все младенцы). Пьяницы. Грязь. Нищета. Вообще страдание.
Удивительно, как смогло уцелеть то, что Джек еще видит за окном машины.
– В чем дело? – сочувственно спросила Силки. – Плохо себя чувствуешь?
– Это смог виноват, – пробормотал Джек. – Мне всегда от него плохо.
– Что такое смог? Какое смешное слово…
Разговор надолго утих. Гамильтон просто сидел и тщетно пытался заставить свои мысли прекратить бешеную прискочку. Сейчас надлежало быть крайне осторожным и рассудительным.
– Хочешь, остановимся где–нибудь? – предложила Силки. – Может, выпьешь лимонаду?
– Ты заткнешься или нет?! – взорвался Гамильтон. Силки послала ему полный отчаяния взгляд и в испуге уставилась на дорогу.
– Извини. – Нахохлившись, Джек подыскивал себе оправдание. – Новая работа, неприятности всякие…
– Могу представить!
– Ты – можешь? – Он не смог подавить циничных ноток в голосе. – Кстати, ты собиралась рассказать… Твоя работа. В чем она состоит?..
– Все то же самое.
– Черт побери, что же это?
– Я по–прежнему работаю в «Тихой гавани».
Малая толика веры в разумность окружающего мира вернулась к Гамильтону. По крайней мере, кое–что осталось. По–прежнему существовала «Тихая гавань». Небольшой осколок прошлой реальности, за него можно ухватиться в трудную минуту.
– Заедем туда! – выпалил Джек с жадностью. – По паре пива, а потом – домой!
Когда они добрались до Белмонта, Силки поставила машину на противоположной от бара стороне улицы. Джек критически оглядел фасад кабака. Особых изменений пока не наблюдалось. Разве что малость почище. В оформлении четко присутствует морской элемент; алкогольные аллюзии как будто стали менее явными. По правде говоря, Джеку стоило труда прочесть отсюда рекламу «Золотистой пены». Горящие красные буквы сливались в плотное пятно. Если не знать, что они означают…
– Джек, – встревожилась Силки, – ты не объяснишь мне, что происходит?
– А именно?
– Сама не знаю. – Девушка растерянно улыбнулась. – У меня такие странные ощущения. Будто в голове крутятся беспорядочные воспоминания… Только какие–то бессвязные… Знаешь, как разорванные бусы.
– О чем они?
– О нас с тобой.
– А–а… – Джек покачал головой. – Может, там еще и Макфиф?
– Чарли – тоже. И Билли Лоуз. Словно все случилось очень–очень давно. Но ведь это не могло быть, правда? Мы же только–только познакомились, да?
Она сжала виски кончиками пальцев. Джек мимоходом отметил, что лак на ногтях отсутствует.
– Каша какая–то получается, честное слово!
– Хотелось бы тебе помочь, – искренне признался Джек. – Но я сам здорово запутался в последние дни.
– И что ты об этом думаешь? У меня такое чувство, будто я вот–вот должна ступить и провалиться сквозь мостовую!.. – Девушка нервно засмеялась. – Наверно, пора подыскать себе другого психоаналитика.
– Другого? Ты хочешь сказать, у тебя один уже есть?..
– Конечно! – Силки взволнованно обернулась. – В этом все и дело. Ты задаешь такие странные вопросы! Ты не должен спрашивать о таких вещах, Джек. Это неприлично. Ты мне причиняешь боль, Джек.
– Извини. – Гамильтон смущенно заерзал. – Не надо было подкалывать тебя.
– О чем ты?
– Оставим это!
Распахнув дверцу, Джек вылез на тротуар.
– Давай пройдем в бар и закажем пивка.
«Тихая гавань» претерпела внутреннюю метаморфозу. Квадратные столики, накрытые белыми крахмальными скатертями, расставлены аккуратно и с умом. На каждом зажжена свеча. Стены украшены гравюрами Ива и Кюрье. Несколько пожилых пар чинно ели зеленый салат.
– В глубине приятнее! – заметила Силки, ведя Джека между столиков. Вскоре они сидели в уютном затененном уголке, изучая меню.
Отведав поданное пиво, Джек решил, что это лучшее пивко за всю его жизнь. В меню значился «Маккой» – настоящее немецкое бочковое пиво, тот самый сорт, который всегда крайне редко удавалось найти. Впервые за все время, проведенное в мире Эдит Притчет, Джек испытал что–то вроде оптимизма.
Дружески подмигнув Силки, Гамильтон поднял кружку. Девушка улыбнулась и ответила тем же жестом.
– Как здорово быть снова здесь с тобой, – отхлебнув из кружки, сказала она.
– Точно.
Подвигав в нерешительности кружку с места на место, Силки наконец спросила:
– У тебя нет приличного психоаналитика? Я перепробовала их сотни… Всегда перехожу к кому–то получше. Так и самого лучшего найду, верно? В принципе каждый может кого–нибудь предложить…
– Только не я.
– В самом деле? Как странно!
Силки принялась разглядывать литографию на стене, изображавшую зиму в Новой Англии в 1845 году.
– Схожу посоветуюсь с консультантом МОПС. Обычно они помогают.
– Что такое МОПС?
– Международное объединение психологической санитарии. Ты разве не состоишь там? Все состоят!..
– Вообще–то я – маргинальный тип.
Силки вытащила из сумочки и показала членское удостоверение МОПСа.
– Они решают все проблемы, связанные с психическим здоровьем. Это просто чудесно, психоанализ в любое время дня и ночи!
– А лекарства – тоже?
– Разумеется. И еще у них – круглосуточная диетслужба. Джек простонал:
– С Тетраграмматоном, пожалуй, было легче!
– Тетраграмматон? – Силки вдруг забеспокоилась. – Где–то я слышала это раньше. Что оно значит? У меня такое впечатление…
Она печально тряхнула головой:
– Нет, не вспомнить…
– Расскажи–ка мне о диетслужбе! – пожалел девушку Гамильтон.
– Ну, они разрабатывают нам диеты.
– Я догадываюсь.
– Правильное питание крайне важно, Джек. В данный момент я живу на патоке и домашнем твороге.
– Кто б мне подал бифштекс с кровью! – плотоядно произнес Гамильтон.
– Биф–ште–е–екс? – Глаза Силки округлились от ужаса. – Мясо животных?!
– Еще бы! И побольше! С тушеным луком, печеной картошкой, зеленым горошком и… черным кофе.
У Силки страх сменился отвращением.
– О, Джек!..
– А что такое?
– Ты… ты – дикарь.
Наклонившись через столик, Гамильтон бодро сказал:
– Как насчет того, чтобы свалить отсюда? Пойдем–ка в парк на дальнюю аллейку и трахнемся хорошенько.
На лице девицы отразилось только недоуменное безразличие.
– Я не совсем поняла. Гамильтон сдался.
– Забудь об этом.
– Но…
– Забудь, говорю!
Он мрачно допил пиво.
– Пошли, нас ждут дома к обеду. Марша наверняка беспокоится, не случилось ли с нами чего.
Глава 10
Марша встретила их с радостным вздохом:
– Наконец–то. Долго же вы добирались. – Встав на цыпочки, она потянулась поцеловать Джека. В фартуке и ситцевом платьице Марша выглядела воистину свежей, стройной и душистой, как цветок. – Мойте руки и садитесь.
– Могу я чем–нибудь помочь? – вежливо спросила Силки.
– Все готово. Джек, возьми ее пальто.
– Не надо, – отмахнулась Силки, – я просто брошу его в спальне.
Она оставила супругов ненадолго одних.
– Этого мне только не хватало, – ворчал Гамильтон, вслед за женой проходя на кухню.
– Ты ее имеешь в виду?
– Ну да.
– Когда ты с ней познакомился?
– На прошлой неделе. Подружка Макфифа.
– Она миленькая. – Согнувшись, Марша извлекла из духовки горячую кастрюлю.
– Родная моя, это же проститутка.
– О… – Марша глупо хлопнула ресницами. – Правда? Она не похожа на… то, что ты сказал.
– Конечно, не похожа. Здесь у них такого не бывает. Марша просияла:
– Тогда и она – нормальная девчонка. Другого быть не может. Джек преградил жене дорогу, не пропуская ее с кастрюлей в гостиную.
– Но правда заключается в другом. Она действительно проститутка. В настоящем мире – она девка из бара, профессиональная подстилка для завсегдатаев.
– Ну да' – по–прежнему не верила Марша. – Мы с ней долго говорили по телефону. Она что–то вроде официантки. Очаровательный ребенок.
– Милая, ты бы видела ее в рабочей форме…
Он умолк при появлении Силки. В своем целомудренном наряде деваха была свежа, как огурчик.
– Джек, ты меня удивляешь. – Марша опять отправилась на кухню. – Как тебе не стыдно!
Гамильтон, чувствуя себя полным идиотом, побрел прочь. Черт с ними!.. Он взял вечерний выпуск «Окленд трибюн», шлепнулся на диван, закрывшись газетой от Силки, и пробежал глазами заголовки.
ФАЙНБЕРГ ОБЪЯВЛЯЕТ О НОВОМ ОТКРЫТИИ: ГАРАНТИРОВАНО ИЗЛЕЧЕНИЕ АСТМЫ!
Статья на первой полосе снабжалась фотографией улыбающегося упитанного лысика, который словно рекламировал средство для полоскания рта. Заметка повествовала о его открытии, потрясшем мир. На первой полосе первая колонка.
Колонка вторая подробно рассказывала об археологических раскопках на Ближнем Востоке. Черепки, горшки и вазы… Обнаружен неизвестный город Железного века. Человечество затаило дыхание…
Джека посетила любопытная мысль: а как же холодная война? И, если уж на то пошло, что стало с Россией? Джек быстро пролистал газету. То, что он обнаружил, заставило волосы подняться дыбом.
Россия как географическое понятие исчезла. Уж слишком отрицательные эмоции она вызывала. Миллионы людей, миллионы квадратных миль суши испарились! Что же осталось на ее месте? Бесплодная равнина? Или колоссальная бездна?..
Забавно, что газета вообще выпущена без привычной передовицы, без сенсационных заявлений и разоблачений. Публицистика, если ее можно так назвать, сразу окунала читателя в грязновато–розовый прудик домохозяек: мода, светские сплетни, свадьбы, разводы, распродажи и реклама. Комиксы? Отчасти они тоже присутствовали – детский юмор, а также бытовые зарисовки. Но «страшные» комиксы, с драками и насилием, исчезли. Конечно, беда невелика. Но белые пустоты на газетном листе как–то обескураживали.
Вероятно, так же выглядел сейчас и север Азии: гигантское белое пятно, где еще недавно, во зло или во благо, теплились миллионы жизней. Эдит Притчет, пожилая располневшая дамочка, решила, что жили они напрасно. Россия раздражала ее; новости об этой стране докучали, как назойливый комар.
Кстати, о насекомых! Джек не заметил вокруг ни мух, ни комаров. Или, скажем, пауков. Когда мадам Притчет испустит последний вздох, мир станет весьма приятным для жизни… если уцелеет само понятие жизни.
– Скажи, – обратился он к Силки, – тебя не беспокоит, куда–то вдруг пропала Россия?
– Вдруг чего?.. – Силки оторвала взгляд от иллюстрированного журнала.
– Забудь! – махнул рукой Джек. Отшвырнув газету, он отправился на кухню. – От этого можно свихнуться! – бросил он жене.
– От чего, дорогой?
– Им всем просто наплевать! Марша краем уха слышала их разговор.
– Но России ведь никогда и не было!.. Зачем же беспокоиться о ней?
– А побеспокоиться следовало бы. Если бы миссис Притчет упразднила письменность, тоже бы никто не волновался. Даже не почувствовал бы потери, понимаешь?
– Если не чувствуешь потери, – задумчиво проговорила Марша, – стоит ли о ней говорить?
Джека сразила неоспоримость логики. И теперь, пока обе женщины накрывали на стол, он пребывал в задумчивости.
– Но это еще хуже! – вновь наехал он на Маршу. – Худшее из всего, что происходит. Эдит Притчет перекраивает мир, коверкает судьбы людей, а они даже не замечают. Это ужасно.
– Почему?! – взорвалась Марша. – Может, наоборот… – Понизив голос, она кивнула в сторону Силки. – Что ж тут ужасного? Неужели раньше она была лучше?
– Речь не об этом. Вопрос в другом… – Джек сердито направился вслед за женой. – От Силки не осталось и следа. Teперь это совсем другая личность. Восковая фигура, слепленная госпожой Притчет и подсунутая на прежнее место.
– А мне кажется, что это именно Силки.
– Ты же никогда ее раньше не видела.
– И слава Богу! – парировала Марша.
Жутковатое подозрение медленно заползало Джеку в мозг.
– Тебе это, видно, по душе! – тихо проговорил Джек. – Ты бы предпочла, чтоб все оставалось без изменений.
– Я этого не говорила, – уклонилась Марша от прямого ответа.
– Да, да! Тебе нравятся эти… нововведения!
Марша остановилась на пороге кухни с ложками и вилками в руках.
– Я об этом сегодня думала. Знаешь, действительно, теперь все намного чище и приличней. Нет того безобразия. Проще стало, что ли. Пришло в некое подобие порядка!
– Только осталось не так уж много.
– Ну и что?
– Может статься, мы сами еще окажемся нежелательными фрагментами. Ты не подумала об этом? – Джек возмущенно ткнул кулаком в стену. – Мы под колпаком! Оглянись вокруг – нас уже перекроили, слепили по–новому. Мы – бесполые уродцы. Тебе это нравится?
Марша не нашлась, что ответить.
– Тебе нравится!.. – задохнулся от ужаса Гамильтон.
– Позже поговорим, – сухо заметила Марша, унося столовые приборы.
Схватив жену за руку, Гамильтон грубо потащил ее назад.
– Ответь! Тебе нравится, как все закрутилось? Ты, может быть, рада, что суетливая толстая старуха изгоняет секс из этого мира!
– Если честно, – медленно проговорила Марша, – на мой взгляд, небольшая чистка миру не повредит. И если мужики не могут держать себя в руках… или не хотят…
– Должен тебе кое–что сказать, дорогая! – угрожающе заворчал Джек. – Еще быстрей, чем Эдит Притчет упраздняет реалии, я собираюсь их возродить. И первым я верну секс. Прямо с сегодняшней ночи.
– Ну конечно, конечно! Ты ведь чокнулся на сексе, только об этом и думаешь!
– Буду трахаться с подругой! – Гамильтон мотнул головой в сторону гостиной, где Силки умиротворенно расправляла скатерть на столе. – Затащу ее вниз – и поехали!
– Милый, – деловито заметила Марша, – это невозможно.
– Почему?..
– Она… – Марша сделала неопределенный жест, – у нее нет того, что тебе нужно…
– А в остальном тебе наплевать?
– Ну не сходи с ума. Это беспредметный разговор. Ты ведь не стал бы спорить о розовых крокодилах. Их не существу–у–ет!
Широким шагом Гамильтон ринулся в гостиную и схватил Силки за руку.
– Пошли! – отрывисто приказал он. – Спустимся в подвальчик послушать квартеты Бетховена.
Недоуменная девушка, спотыкаясь, неохотно побрела за Джеком.
– А как же обед?
– К черту обед! – Он рывком распахнул дверь на лестницу. – Поторопись, пока Притчет не упразднила музыку.
В подвале было холодно и сыро. Гамильтон включил обогреватель и спустил шторы. Когда вместе с теплом вернулся уют, Джек принялся пачками доставать пластинки.
– Что будем слушать? – спросил он нервно. Перепуганная Силки жалась к дверям.
– Я хочу есть! Марша приготовила чудный обед…
– Только скот ест! – проворчал Гамильтон. – Отвратительное занятие. И неприличное! Я отменил его.
– Не понимаю! – жалобно заныла Силки. Включив усилитель, Гамильтон подкрутил регуляторы.
– Что скажешь о моей системе? – гордо спросил он.
– М–м… симпатичная.
– Симпатичная… Параллельный выход в противофазе! Никаких искажений вплоть до тридцати тысяч герц. Одних низкочастотных колонок – четыре! Восемь – высокочастотных. Трансформаторы ручной работы. Алмазный звукосниматель, идеальная кинематика! – Он поставил пластинку на проигрыватель и, не удержавшись, добавил: – Способна крутить восьмитонный груз без потери скорости хотя бы на десятую процента! Неплохо, а?
– Угу.
Зазвучала «Дафнис и Хлоя»… Добрая половина фонотеки загадочным образом испарилась – в основном современные аранжировки или эксперименты с ударными. Миссис Притчет предпочитала добротных классиков: Бетховена, Шумана, тяжеловесные концерты, привычные для слуха человека пуританских устоев. Утрата любимой коллекции Бартока привела Джека в страшное уныние. Вещи Белы Бартока лучше всего ложились Джеку на душу, отзываясь самым интимным переживаниям. Нет, жить в мире миссис Притчет нельзя – старуха постраш–ней Тетраграмматона.
– Как теперь? – почти машинально спросил он, убавив свет лампы почти до нуля. – Больше не бьет в глаза?
– Она и не била, Джек! – откликнулась Силки. Смутное беспокойство отразилось у нее на лице. – Странно… Я не вижу, куда идти. Боюсь, упаду!..
– Упадешь – так найдем! – усмехнулся Гамильтон. – Что будешь пить? Где–то тут оставалась бутылочка виски. Дернув дверцу бара, он опытной рукой пошарил внутри. Пальцы обхватили горлышко бутылки. Одновременно он нагнулся за стаканами. Бутылка показалась подозрительно легкой – ближайшее ознакомление подтвердило отсутствие выпивки.
– Тогда хлебнем мятного ликера, – вздохнул Джек. – О'кей?
«Дафнис и Хлоя» уже наполняли полутемную комнату великолепием страсти и неги. Джек подвел Силки к тахте и усадил девушку. Она послушно взяла рюмку ликера и чинно пригубила. Джек с видом судебного эксперта на месте преступления расхаживал взад–вперед, то регулируя звук, то убавляя свет. Потом взбил подушку на тахте, убедился в том, что дверь заперта на ключ. Сверху слышалось, как Марша суетится на кухне. Что ж, сама виновата…
– Закрой глаза и расслабься! – приказал он Силки.
– Я расслабилась!.. – В ее голосе по–прежнему звучал испуг. – Этого, что ли, недостаточно?
– Конечно, конечно, – мрачно согласился Джек. – Все просто замечательно. Послушай, а что, если ты сбросишь обувку и сядешь по–турецки? Вот увидишь, Равель будет восприниматься совсем по–другому.
Силки послушно сбросила белые кроссовки и, подтянув ноги, уселась по–восточному.
– Очень мило, – проговорила она с грустью.
– В сто раз лучше, правда?
– Ага.
И тут неожиданный приступ отчаяния накатил на Джека.
– Все бесполезно, – подавленно забормотал он. – Ничего не получится!
– Что не получится, Джек?
– А, не важно!
На пару минут повисло гнетущее молчание. Потом Силки тихо и осторожно тронула Джека за руку:
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Я виновата, да?
– Немного. Так сразу не объяснишь. Чуть поколебавшись, Силки сказала:
– Можно тебя спросить?
– Конечно. О чем угодно.
– Ты бы хотел…
Голос девушки звучал едва слышно. В сумерках ее широко распахнутые глаза напоминали две тусклые звездочки на затянутом тучами небе.
– Джек, хочешь меня поцеловать? Один только раз?
Джек крепко обнял девушку и притянул к себе. Взял в ладони ее маленькое острое личико и поцеловал. Силки прильнула к нему, легкая, хрупкая и ужасно костлявая. Джек не разжимал объятий, пока девушка сама не высвободилась. Впрочем, какая девушка? Всего лишь слабая тень, потерянная своим владельцем в сумерках.
– Мне так плохо. – Голос ее задрожал.
– Не надо…
– Я какая–то… опустошенная. У меня все болит. Почему, Джек? В чем дело? Почему мне так плохо?
– Оставь! – отрывисто бросил он.
– Мне страшно. Мне хочется тебе что–то дать… и нечего. Я – всего лишь пустое место, да? Пустышка?
– Не совсем.
Силки вскочила на ноги и теперь маячила размытым силуэтом, быстро передвигаясь по комнате. Когда Джек вновь поднял глаза, Силки предстала уже полностью нагой. Одежда аккуратной стопочкой сложена рядом на тахте.
– Ты меня хочешь?
– Да, но… скорее теоретически.
– Ты можешь!
– Могу? – иронически усмехнулся Гамильтон.
– Тебе – можно, я хотела сказать. Гамильтон протянул ей обратно тряпки:
– Одевайся. Мы зря теряем время, а обед стынет.
– Что, бесполезно?
– Да! – с горечью ответил Джек, стараясь не смотреть на нелепо исковерканное женское тело. – Абсолютно бесполезно. Но ты сделала все, что могла.
Как только Силки оделась, Джек взял ее за руку и повел к двери. Проигрыватель за спиной все еще плел бессмысленные кружева любовных призывов. Ни Гамильтон, ни Силки не слышали их, удрученно поднимаясь по лестнице.
– Извини, я так подвела тебя, – шептала Силки.
– Забудь.
– Может, найдется какой–нибудь выход. Может, я…
И вдруг голос ее смолк, оборвавшись на половине фразы. А ладонь Джека уже не сжимала тонкие сухие пальчики. Шокированный, он резко обернулся и вытаращился в темноту.
Силки исчезла. Она выбыла из этой реальности.
Джек замер на месте, с дрожью в коленях поджидая новых сюрпризов. И тут наверху распахнулась дверь, на лестнице показалась Марша.
– О!.. – удивленно воскликнула она. – Вот ты где. Поднимайся быстрей, у нас гости.
– Гости!.. – тупо повторил Джек.
– Миссис Притчет. И она привела еще кое–кого. Похоже, намечается вечеринка.
Как в дурмане, Гамильтон одолел оставшиеся ступеньки и проковылял в гостиную. И окунулся в оживленное многоголосие. Из всех пришедших выделялась громоздкая фигура женщины в кричаще–дешевой шубе и нелепой шляпе с громадными перьями… Ее перекрашенные локоны обрамляли одутловатое лицо и морщинистую шею.
– А вот и вы! – восторженно закричала миссис Притчет, едва завидев Джека. – Сюрприз! Сюрприз!
Приподняв набитую до отказа картонку, она громко объявила:
– Я привезла изу–уми–и–ительные пирожные! И глазированные фрукты – уверяю, вы таких в жизни не пробовали!
– Что вы сделали с ней? – рявкнул Гамильтон, наступая на женщину. – Где она теперь?
На миг миссис Притчет лишилась дара речи. Затем ее пятнистые пухлые щеки разъехались в коварной улыбке:
– Да ведь я упразднила ее, милый! Всю эту категорию. Вы не знали разве?
В то время как Гамильтон пытался взглядом сокрушить миссис Притчет, Марша тихонько подошла и шепнула ему на ухо:
– Осторожней, Джек! Будь осторожен! Он повернулся к жене:
– И ты причастна к этому?
– Косвенно. – Она пожала плечами. – Эдит меня спросила, где ты, и я сказала ей… Не в подробностях, ты не думай… просто в общих чертах.
– В какую же категорию угодила Силки? Марша улыбнулась:
– Эдит очень точно определила. Маленькая говнюшка или что–то вроде.
– Но их же множество! – воскликнул Гамильтон. – Стоило ли так?..
За спиной у Эдит Притчет показались Билл Лоуз и Чарли Макфиф. Оба навьючены, как грузчики из бакалейной лавки.
– Большое торжество! – доложил как бы извиняющимся тоном Лоуз, осторожно кивнув Гамильтону. – Где тут кухня? Я хочу скорей это поставить!
– Как жизнь, приятель? – хитро подмигнул Макфиф. – Неплохо время проводишь, верно? У меня в мешке двадцать банок пива.
– Здорово, – еще не до конца очухавшись, буркнул Джек.
– Тебя стоит только пальцем ткнуть!.. – добавил раскрасневшийся Макфиф. – То есть, я говорю, это ей стоит только пальцем…
Подошла хмурая Джоан Рейсе. Мальчишка, Дэвид Притчет, шагал рядом с ней. Замыкая процессию, ковылял с каменным выражением лица старый ветеран.
– Все здесь?! – не вполне понимая происходящее, спросил Гамильтон.
– Мы собираемся играть в шарады, – радостно сообщила Эдит Притчет. – Я забегала на минутку после ленча, – пояснила она Гамильтону. – И мы отлично поболтали с вашей женушкой. От души!
– Миссис Притчет… – начал было Джек, но Марша сразу оборвала его.
– Пошли на кухню, ты мне поможешь! – четко скомандовала она.
Джек поплелся без особого желания за Маршей. В кухне торчали с неприкаянным видом Макфиф и Билл Лоуз. Лоуз состроил гримасу, что, видимо, должно было означать улыбку – опасливую и отчасти виноватую. Гамильтону было нелегко определить. Лоуз торопливо отвернулся и принялся распаковывать бесконечные кульки и свертки с закуской. Миссис Притчет явно питала слабость к бутербродам.
– Бридж! – торжественно объявила миссис Притчет в соседней комнате. – Но нам потребуются четверо. Мы можем рассчитывать на вас, мисс Рейсе?
– Боюсь, из меня никудышный игрок, – бесцветным голосом ответила мисс Рейсе. – Но я сделаю все что смогу.
– Лоуз! – окликнул Гамильтон. – Не могу поверить, что ты играешь в это… Я не удивился бы Макфифу, но чтобы – ты?!
– Беспокойся о себе! – не поднимая глаз, проворчал Лоуз. – Я сам о себе позабочусь!
– В твоей башке достаточно мозгов, чтобы…
– Масса Гамильтон, – стал кривляться Лоуз. – Даст Бог день, даст Бог и пищу. Мая дольше жить будит.
– Прекрати! – покраснев, сердито бросил Джек. – Кончай придуриваться!
С издевательской ухмылкой Лоуз повернулся к Джеку спиной. Но несмотря на всю его браваду, было заметно, как он дрожит. Руки Лоуза тряслись так сильно, что Марше пришлось отнять у него кусок копченого бекона, чтоб негр не уронил.
– Оставь его в покое, Джек! – фыркнула она осуждающе. – Не лезь в чужую жизнь.
– Тут ты и не права! – возразил Гамильтон. – Это ее жизнь, ты поняла? Сама–то ты сможешь питаться только холодными закусками?
– Не так уж и плохо, – философски заметил Макфиф. – Ты что, приятель? Проспись! Это старушкин мир, не так ли? Она тут заправляет!
В дверях появился Артур Сильвестр.
– Пожалуйста, можно мне стакан теплой воды и немного соды? У меня небольшая изжога.
Сильвестр молча прошел мимо к кухонной мойке. Там он получил от Марши стакан подогретой воды и соду. Удалившись в угол, он всецело сосредоточился на процедуре.
– Никакие могу поверить… – как заведенный бормотал Джек.
– Во что, дорогой?
– Силки. Она исчезла! Абсо–лют–но! Как мошка под паровозом. Марша безразлично пожала плечами:
– Ну, она должна быть где–то в другом мире. В том самом настоящем мире. Скорей всего опять клянчит у мужчин выпивку и предъявляет свой товар.
О «настоящем мире» Марша упомянула как–то двусмысленно, если не презрительно.
– Могу я вам помочь? – колыхаясь телесами в цветастом шелковом платье, возникла на пороге Эдит Притчет. – О, мне бы только передник, дорогие мои!
– Вон там, в чулане, дорогая! – Марша показала ей где и как.
Джек брезгливо отстранился, когда нелепое создание оказалось рядом. Старуха ласково улыбнулась ему, но за приторной улыбочкой пряталась самая настоящая ненависть.
– Ну–ну, мистер Гамильтон, не будьте букой! Не портите нам вечер.
Когда миссис Притчет убралась из кухни в гостиную, Джек прижал в углу Лоуза:
– Ты что же, будешь и дальше плясать под дудку этого чудовища? Позволишь распоряжаться собственной жизнью?
Лоуз пожал плечами:
– Да у меня и жизни–то никогда толком не было. Это жизнь, по–твоему, – водить экскурсии по «Мегатрону»? Зевак, ничего не смыслящих в этом. Они просто забрели с улицы, им ведь все равно – что нейтрон, что электрон!
– Хорошо, чем ты занят теперь? Лоуз гордо выпрямился:
– Я возглавляю исследовательские программы в «Лакман соуп компани». Это в Сан–Хосе.
– Никогда не слыхал о такой.
– Ее придумала миссис Притчет, – смущенно пояснил Лоуз. – Она производит всевозможные душистые шампуни…
– Бож–же праведный! – выдохнул Гамильтон.
– Для тебя это глупость, да? Вашу милость, конечно, не заманишь на такую работенку – мелковата.
– Ну уж я не стал бы делать шампуни для Эдит Притчет!
– Я вот что тебе скажу. – Лоуз перешел на зловещий шепот, весь дрожа от обиды и ярости. – Влезь в шкуру цветного – тогда болтай. Попробуй покланяйся со словами «да, сэр» перед всяким белым дерьмом, что появляется у тебя под носом… Перед каким–нибудь ублюдком из Джорджии, что сморкается на пол или не может без посторонней помощи отличить мужской туалет от женского! Я, оказывается, должен был учить его, как спускать штаны. Нравится такая работенка? Повкалывал бы ты шесть лет, чтоб оплатить колледж, помыл бы тарелки после белых посетителей в закусочной на шоссе! Я слышал о твоих предках: папочка – светило в физике. Ты купался в деньгах; тебе не приходилось работать в дешевой забегаловке. А попробовал бы ты заработать диплом, как я его заработал. И потом потыркайся с ним в кармане, поищи работу. В результате – поводырь идиотов. Иди получай нарукавную повязку, будто еврей в концлагере… Тогда и мыльный завод покажется раем земным.
– Даже если этот мыльный завод не существует?
– Здесь он существует! – Темное, худое лицо Лоуза исказилось в судороге отчаяния. – Я там работаю. Пользуюсь шансом на все сто.
– Но это же иллюзия!
– Иллюзия? – Лоуз саркастически ухмыльнулся, стиснул кулак и ударил костяшками по стене. – По–моему, вполне реально.
– Не более чем бредовые навороты Эдит Притчет. Послушай, при твоих–то знаниях…
– Хватит! – грубо оборвал Лоуз. – Не хочу ничего слышать. В том прошлом мире тебя не слишком волновали мои знания. Тебя не беспокоило, что я работал гидом.
– Тысячи людей работают гидами, – попытался оправдаться Джек.
– Люди вроде меня, конечно! Но не такие, как ты. Хочешь знать, почему здесь я чувствую себя лучше? Из–за тебя, Гамильтон. И ты, а не я в этом виноват. Подумай над этим. Если б ты попытался хоть что–нибудь сделать – там… но ты не сделал. У тебя было все: жена, дом, кот, машина и работа. И теперь, естественно, ты хочешь назад. Но у меня все по–другому. И я не хочу назад.
– Все равно ты вернешься, когда накроется этот мир, – заметил Гамильтон.
Холодная ненависть сверкнула во взгляде Лоуза.
– Ты бы уничтожил его?
– Можешь не сомневаться.
– Тебе хочется, чтоб я снова напялил нарукавную повязку? В таком случае, ты не особо отличаешься от остальных. Никакой существенной разницы. Мне всегда говорили: «Не верь белым людям». Но тебя я считал своим другом.