Текст книги "Мастер всея Галактики(сборник фантастических романов) "

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Марша тревожно оглядывалась вокруг:

– На самом деле это совсем не бар, так ведь? Только жалкое подобие…

– Бар, вид спереди, – уточнил Гамильтон. – А тебе что нужно?

– Тогда сзади, – медленно продолжила Марша, – это… партячейка. А твоя подружка…

– Ты работаешь на Гая Тиллингфорда, верно? В тот день я тебя там посадила в машину?

– Да. Но Тиллингфорд меня уволил. Полковник Эдвардс выгнал, Тиллингфорд выгнал… и боюсь, что этим не закончится.

Гамильтона почему–то крайне позабавил тот факт, что пролетарии, окружавшие столик, оказались при оружии. Каждый в этом мире вооружен. И каждый – на той или на другой стороне. Даже юная потаскушка.

– Силки, – проговорил вслух Джек, – я тебя с кем–нибудь другим не перепутал?

Девица на миг смутилась. Потом тряхнула головой, расплескав по плечам волны светлых волос.

– Правда… все кажется немножко странным… Ничего не понять.

– Да, каша заварилась густая…

– Я–то, дура, решила, – сокрушенно вздохнула Силки, – что мы на одной стороне баррикад. Что мы друзья…

– А мы и так друзья. По крайней мере – были. Где–то в другом месте… Далеко–далеко отсюда.

– Разве ты не собирался меня эксплуатировать?

– Дорогая моя… – заметил Джек с горечью. – Эксплуатировать тебя – мое самое заветное желание. В любом месте, в любом чокнутом мире. Ох, как хочется взять тебя покрепче и так от… отэксплуатировать, чтоб твоя сказочная грудь затряслась, как осинка на ветру.

Она прильнула к Джеку, прижавшись щекой к его плечу. Он неуклюже поиграл белокурым локоном, упавшим девушке на глаза.

– Жаль, – монотонно произнесла она, – что так ничего и не получилось.

– Да, жаль… Но я буду заглядывать на огонек, опрокинуть с тобой по рюмочке…

– Подкрашенной воды! – напомнила Силки. – А бармен даст мне тонюсенький бутерброд…

В некоторой нерешительности окружившие их работяги подняли винтовки.

– Сейчас? – спросил один из них. Высвобождаясь, Силки поднялась на ноги.

– Пожалуй… – еле слышно пробормотала она. – Приступайте. И кончайте побыстрей.

– Смерть фашистским собакам, – замогильно пошутил Лоуз.

– Смерть мерзавцам! – добавил Гамильтон. – Мы можем встать?

– Конечно, – сказала Силки. – Как хотите. Мне очень жаль, Джек… Правда, правда! Но вы же не с нами, так?

– Боюсь, что не с вами, – почти добродушно согласился с ней Гамильтон.

– Ты против нас?

– Я должен быть против. Мне трудно быть кем–то другим.

– Мы что, так и позволим прикончить себя? – запротестовала Марша.

– Это наши друзья. – Голос Макфифа напоминал булькающий клекот паралитика. – Сделай что–нибудь! Неужели ты не можешь поговорить с ними?

Джек развел руками:

– С ними бесполезно говорить.

Он бережно поставил Маршу на ноги.

– Закрой глаза, – шепнул он ей. – И расслабься. Это не очень больно.

– Что ты собираешься делать? – пролепетала Марша.

– Вызволить нас отсюда. Единственно возможным способом…

И когда уже лязгнули затворы и поднялось полукружие нацеленных стволов, Джек отвел назад кулак, тщательно примерился и ударил жену точно в подбородок.

Слабо вздрогнув, Марша повалилась как сноп на руки Билла Лоуза. Гамильтон подхватил ее легкое тело и остался стоять с самым идиотским видом… Идиотским – поскольку бесстрастные фигуры пролетариев были вполне осязаемы и реальны. И по–прежнему готовились пустить в ход оружие.

– Боже, – хрипло сказал Лоуз. – Они все еще здесь. А вокруг отнюдь не «Мегатрон».

Не зная, куда деваться от смущения и отчаяния, негр рванулся к Джеку и помог тому подержать потерявшую сознание Маршу.

– Какие же мы болваны! Марша здесь абсолютно ни при чем!

Глава 15

– Полный маразм! – деревянным голосом проскрипел Джек. Он крепко обхватил неподвижное теплое тело жены. – Кто ж тогда устроил эту пакость, а?

И вдруг боковым зрением он заметил…

С Чарли творилось что–то неладное. Казалось, Макфиф полностью сбрендил и теперь действует не более осознанно, чем заводной болванчик. Странные метаморфозы вылезали из темных глубин его естества. Словно проклюнулся чудовищный, доселе дремавший внутри зародыш и сейчас прорывается наружу.

Макфиф рос прямо на глазах. Пока Джек и Билл пялились на компаньона, он превратился из приземистого, грубо сколоченного толстяка с пятачком куцего носа в рослого, великолепного мужчину. Божественное благородство снизошло на него. Идеально сложенный, глаза горят пламенем праведного гнева. Квадратные челюсти высокоморального Чарли стиснуты с выражением неумолимой строгости и справедливости.

Сходство с Тетраграмматоном просто поразительное! Макфиф явно не смог расстаться со своими затаенными страхами.

– Что это? – потрясенно спросил Лоуз. – Во что это он превратился?

– Ой, что–то мне нехорошо… – нелепо–звучно и полновесно произнес Макфиф. – Надо бы принять бром…

Нескладные фигуры работяг опустили винтовки. Дрожа и благоговея, они глазели на Макфифа, разинув рты.

– Товарищ комиссар, – пробормотал один из них. – Мы не узнали вас.

Болезненно поморщившись, Макфиф повернулся к Гамильтону.

– Дураки проклятые! – прогремел его зычный повелительный голос.

– О, что,я вижу… – ухмыльнулся Джек. – Разрази меня гром, если это не Святой Папаша собственной персоной?

Благородные уста Макфифа зашевелились, но звук почему–то отсутствовал.

– Теперь ясно, – скривился Гамильтон, – почему тогда, на зонтике, Тетраграмматон так тебя разглядывал… Понятно, почему ты чуть не свихнулся! И болячками ты запаршивел не зря.

Макфиф ответил не сразу.

– Я растерялся. Знаешь, не очень–то верилось, что увижу Его там. Казалось, мол, все это шарлатанство и выдумки.

– Чарли! – Джек чуть не взвыл от восторга. – Ты же коммуняка!

– Да, – тяжко выдохнул Макфиф. – Это так.

– И давно?

– С Великой Депрессии.

– Какого черта? Маленького братика застрелили агенты ФБР?

– Нет. Просто голод, безработица и отчаяние…

– Вообще–то ты парень неплохой, – примирительно заметил Джек. – Но душа у тебя вся изодрана. Ты безумец покруче мисс Рейсе. Ты еще больший жлоб и зануда, чем миссис Прит–чет. В суевериях и предрассудках ты переплюнешь даже Сильвестра. В тебе дерьма гораздо больше, чем у всех предыдущих психов. А так – ты в полном порядке.

– Нет смысла выслушивать эту ахинею! – величественно объявило божество.

– И вдобавок ко всему ты порядочная мразь. Отвратительный, бессовестный лжец, властолюбивый мошенник… и редкостная сволочь. Как ты мог поступить так с Маршей? Как ты мог устроить такую подлость?

Помедлив, сиятельная фигура ответила:

– Как говорится, цель оправдывает средства.

– Еще один дешевый лозунг…

– Люди вроде твоей жены опасны.

– Почему? – искренне удивился Джек.

– Они никому не отдают предпочтения. Они только заигрывают со всеми. Стоит лишь повернуться к ним спиной…

– И поэтому вы их уничтожаете! Отдаете на растерзание невменяемым фанатикам.

– Фанатики нам близки и понятны, – ответствовал Макфиф. – А вот твоя жена – нет. Она подписывает партийные воззвания и в то же время читает «Чикаго трибюн». Людям, подобным ей, чужда жесткая дисциплина и самоконтроль. Они больны индивидуализмом. Заражены слюнявой романтикой и примитивной этикой. Они не способны беспрекословно подчиняться авторитету. А это переворачивает все с ног на голову. На таком фундаменте ничего не построишь.

– Макфиф, – сказал Джек, – прости меня.

– За что?

– За то, что я собираюсь сделать. Хотя это, конечно, безнадежно. Ну и пусть! Все равно я вышибу из тебя дух!

С этими словами он бросился на Макфифа. У монстра мгновенно напряглись мощные мускулы. Схватка вышла, увы, слишком неравной: Джек не мог даже как следует подобраться к великому вождю. Макфиф отступил назад, сгруппировался и контратаковал.

Зажмурив глаза, Джек изо всех сил обхватил Макфифа. Весь залитый кровью из рассеченного лба, потеряв большую часть зубов, он крепко вцепился в чудовище. Повис на нем, как истерзанная крыса, даже в предсмертной агонии не разжимающая челюстей. Им овладело почти религиозное неистовство: он впился в Макфифа в экстазе отвращения и ненависти. Он остервенело колотил божество головой о стену. Железные пальцы врага, казалось, вот–вот разорвут его на кусочки, словно старую газету, но Джек не отпускал гада.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Яростный приступ сгинул, как пустой выхлоп, как холостой выстрел. Лоуз валялся на полу с проломленным черепом, неподалеку от смятой фигурки Марши. Сам Джек кое–как еще держался на ногах. Но вот поднялись винтовочные приклады… Значит, время пришло.

– Давай, смелее! – подбодрил он убийц. – Это ничего не меняет. Даже если порвете нас на клочки. Даже если построите из наших тел баррикады или сотрете в порошок! Марша ни в чем не виновата – и это главное…

Жестокий удар швырнул Джека на пол. От страшной боли тело скрючилось в уродливую загогулину. Один из пролетариев пнул Джека в пах; другой стал методично крушить ему ребра. В кровавом тумане массивное тело вождя исчезло. Из клубящейся темноты возникали и тут же пропадали фигуры вооруженных боевиков. Хрипя, харкая горячей, липкой слюной, Джек встал на четвереньки. Сквозь красную пелену ненависти, отчаяния и боли, сквозь жесткую корку запоздалого раскаяния пробивалась, как острие шпаги, только одна мысль – разыскать и придушить Макфифа.

Крики, команды, стоны… Удары прикладами в голову и в ребра. Он дрожал, слабо отмахивался скользкими от крови ладонями… Заметив чье–то неподвижное тело, Джек пополз туда.

– Оставьте, пусть подыхает… – прокаркал грубый голос. Джек уже не обращал внимания на побои, он на ощупь искал Макфифа. Но неподвижное тело оказалось не комиссаром, а всего лишь несчастной Джоан Рейсе.

После долгой отчаянной возни он все–таки наткнулся на Чарли. Пошарил в груде мусора что–нибудь поувесистее. Вот! Осколок кирпича… и хлесткий удар ногой отшвырнул Джека далеко в сторону. Враг снова ускользнул, пропал в хаосе свалки и медленно оседающей завесы пепла.

Реальность опять сдвинулась. Вновь проступили искореженные потроха «Мегатрона» и медленно ползущие силуэты спасателей.

Справа от Гамильтона неподвижно лежала его жена; одежда на ней обгорела. Одна рука неестественно вывернута за спину. Марша казалась беззащитным зверьком, брошенным безжалостной рукой на почерневший бетон. Чуть дальше распростерся Макфиф. Гамильтон, превозмогая боль, судорожно пополз к нему. На полпути его остановили спасатели и попытались уложить на носилки. Почти теряя сознание, не в силах вымолвить ни слова, но все еще движимый страстным порывом, Гамильтон оттолкнул спасателей и со стоном сел.

Беднягу Макфифа, в экстазе кровавого гульбища, вырубили собственные бойцы. Его физиономия до сих пор хранила гримасу крайнего негодования. Дыхание было неровным и хриплым. Что–то бормоча, Чарли дергался и вздрагивал, толстые пальцы хватали воздух, пытаясь то ли схватить кого–то, то ли нащупать опору.

Мисс Рейсе, наполовину засыпанная щебнем, тоже потихоньку шевелилась. С трудом поднявшись на колени, она попыталась вслепую разыскать свои очки.

– О! – простонала она, слепо моргая, испуганно роняя слезы. – Что же это…

Близоруко прищурившись, оглядела себя и трясущимися руками стала приспосабливать обгоревшие лоскуты одежды, чтобы хоть как–нибудь прикрыть свои худосочные прелести.

В это время спасатели отыскали миссис Притчет. Они быстро сгребли в сторону мусор, заваливший ее необъятные телеса. Джек ползком подобрался к жене и принялся сбивать скачущие по ее платью язычки пламени. Марша задрожала.

– Не двигайся, – прохрипел Джек. – У тебя, может, что–нибудь сломано.

Она послушно застыла, не открывая глаз.

Откуда–то из–за едких клубов гари послышался испуганный плач Дэвида Притчета… Что ж, кажется, несчастные люди, угодившие на мельницу безумия, возвращаются к жизни. Вон Билл Лоуз бессмысленно таращит глаза на окруживших его санитаров… Вопли, крики, рев сирен…

Наконец–то! Неподдельные звуки настоящего мира. Дым пожарища, обгоревшие железо и камень. Нервная беготня медиков, спешащих оказать первую помощь.

– Мы вернулись! – крикнул Гамильтон жене. – Ты меня слышишь?

– Слышу, – откликнулась Марша.

– Ты рада?

– Да, – проговорила она еле слышно. – Не кричи, дорогой. Береги силы.

Полковник Эдвардс молча внимал докладу Джека. После того как были суммированы все основные пункты, в конференц–зале воцарилась тишина. Чуткое ухо уловило бы только сухое потрескивание дымящихся сигар и скрип карандаша стенографистки.

– Вы обвиняете нашего офицера безопасности в принадлежности к коммунистической партии, – после долгой паузы хмуро проговорил Эдвардс. – Я вас верно понял?

– Не совсем…

Джек был еще немного слаб; всего неделя с небольшим минула со времени аварии.

– Я заявляю, что Макфиф – коммунист по убеждению. Он подчиняется партийной дисциплине и использует свое служебное положение для осуществления тайных целей.

Резко повернувшись к Макфифу, Эдвардс спросил:

– Что скажешь, Чарли?

Не поднимая взгляда, Макфиф ответил:

– Скажу, что это очевидная клевета.

– Значит, Гамильтон просто пытается поставить под сомнение ваши мотивы?

– Именно так, – бубнил монотонно Макфиф. – Вместо того чтобы защищать жену, он атакует меня.

Полковник снова повернулся к Джеку:

– Боюсь, с этим мне придется согласиться. Ведь речь идет о вашей жене, а не о Чарли Макфифе. Постарайтесь говорить по существу.

– Как вы понимаете, – взволнованно начал Джек, – я не могу прямо сейчас доказать, что Марша не коммунистка. Однако мне вполне ясно, почему Макфиф обвинил ее. Я могу открыть всю реальную подоплеку этого дела. Подумайте о положении, которое Чарли занимает. Кто ж его заподозрит? У него свободный доступ к секретным досье. Он может обвинять кого угодно по собственному выбору… Идеальное положение для диверсанта! Всех, кто мешает, можно запросто устранить.

– Безосновательно, – отмахнулся Эдвардс. – Все логично, но где доказательства? Вы можете доказать, что Чарли – красный? Вы же, сами сказали, что он не состоит в компартии.

– Я не детектив, – ответил Гамильтон. – У меня нет возможности собрать сведения. Полагаю, он постоянно контактирует с каким–нибудь связником… Откуда–то он должен получать приказы? Если парни из ФБР возьмут его в оборот и потолкуют вдумчиво…

– Значит, доказательств нет, – прервал его Эдвардс, пожевав сигару.

– Нет, – признал Гамильтон. – Трудно, знаете ли, залезть человеку в мозги. Тем более что–то оттуда вытащить. Это, кстати, относится и к моей жене. Откуда вам знать, что у нее творится в голове?

– У нас обширный компромат на нее. Всевозможные воззвания, подписи, походы на сомнительные сборища. А покажите мне хоть одну петицию, подписанную Чарли Макфифом. Назовите хоть один шабаш, на котором он побывал!

– Ни один настоящий диверсант не раскроет себя, – проворчал Джек, сам прекрасно понимая, насколько нелепо это утверждение.

– Мы не можем на этих основаниях уволить Чарли. Слишком абсурдно тогда получится.

Губы полковника чуть дрогнули в неком подобии улыбки.

– Сожалею, Джек. Ты ничего не доказал.

– Я знаю.

– Знаешь?.. – Эдвардс крайне удивился. – И сам признаешь это?

– Конечно, признаю. Я и не надеялся вас убедить. – Джек уже подрастряс изначальные воодушевление и напор. Теперь голос его отдаленно напоминал гул погребального колокола. – Нет, не надеялся… Хотел только привлечь внимание. Может, для досье и сгодится.

Макфиф не проронил ни слова. Лишь еще больше надулся, глубоко погрузившись в кресло, как булыжник в тесто. На Джека он старался не глядеть.

– Я честно пытался тебе помочь… – с усилием проговорил Эдвардс. – Но, Джек, черт возьми… Следуя твоей логике, нам надо каждого считать фактором риска.

– Вы так и поступаете. Я всего лишь перекинул ваш метод на Макфифа. Жаль, что он вышел сухим из воды! Жалко и мерзко…

– Полагаю, – сухо произнес Эдвардс, – что высокая порядочность и патриотизм Чарли Макфифа выше упреков и подозрений. Вам прекрасно известно, что этот человек сражался на войне в ВВС армии США. Он ревностный католик. И состоит в организации «Ветераны экспедиционных войн».

– К тому же, наверное, еще и бойскаут! – усмехнулся Джек. – И каждый год наряжает рождественскую елку.

– Не хотите ли вы сказать, что католики и легионеры – предатели? – Полковник аж потемнел лицом, словно кактус, в который впрыснули шприцем чернила.

– Нет, не хочу. Я пытаюсь лишь объяснить, что человек может отвечать всем требуемым нормам официальной морали и тем не менее быть отчаянным подонком. А несчастная женщина, по простоте душевной подписывающая всякие глупые бумажонки, – любить даже придорожную грязь этой страны.

– Мы напрасно теряем время, – холодно резюмировал Эдвардс.

Джек поднялся, отодвигая стул.

– Спасибо, полковник, что выслушали меня.

– Не за что. – Откровенно испытывая неловкость, Эдвардс добавил: – Очень хотелось бы поработать вместе, парень. Но ты сам видишь…

– Не вините себя. – Джек сделал успокоительный жест. – По правде говоря, я даже рад, что вы не обратили внимания на мое заявление. Макфиф невиновен, пока не доказано обратное.

Собрание потихоньку расползалось. Боссы «Калифорния мэйнтэнанс» радостно выскакивали в коридор, чтобы вернуться к своим привычным делам. Аккуратная стенографистка собрала записи, сигареты в сумочку. Макфиф, исподтишка бросив на Гамильтона злорадный взгляд, прошмыгнул мимо и исчез.

В дверях Эдвардс задержал Джека.

– Что ты собираешься делать? – хмуро спросил полковник. – Думаешь прочесать фирмы на полуострове? Например, Тиллингфорда… Знаешь, а он запросто возьмет тебя!.. Он ведь дружил с твоим отцом.

В реальном мире Гамильтон еще не побывал у Гая Тиллингфорда.

– Возьмет… – произнес он задумчиво. – Может, из–за отца… А может, потому, что в электронике я все–таки специалист высшего класса.

Эдвардс, как гимназистка, у которой неожиданно лопнула на трусах резинка, покрылся красными пятнами.

– Извини. Я имел в виду…

Джек передернул плечами, как если б ему вдруг стало зябко. Тут же дала о себе знать боль в стянутом пластырем ребре. На десны давили вставные зубы, во рту ощущался какой–то гнусный привкус, словно хлебнул из сточной канавы. И зообще Джека терзало странное чувство, будто он заглянул в зеркало и увидел вместо своего собственного лица чью–то чужую морду. Джек отчетливо осознал, что здорово постарел и вымотался за время скачки по шизоидным мирам.

– Я не пойду к Тиллингфорду, – вздохнул он. – Буду работать самостоятельно.

Потоптавшись на месте, Эдвардс спросил:

– И затаишь обиду на нас?

– Нет. Работу я, конечно, потерял, но теперь это не важно. Я чувствую себя как больной, только что вышедший из стен госпиталя. Я был в глубокой коме и вот очнулся. Я стряхнул с себя остатки дурного сна. К тому же меня наконец–то ткнули носом в собственное дерьмо. Поэтому действовать по–старому я уже не смогу. В голове, наверное, что–то перещелкнулось. Вот так!

– Ну, Джек…

– Раньше мне все давалось слишком легко. У моих родителей была уйма денег. Папаня – всемирно известная шишка. Люди моего положения редко сталкиваются с уродцами типа Макфифа. Но времена меняются. Макфифы выползают из нор, чтобы охотиться на нас. Пришла пора и нам обратить на них внимание.

– Все это крайне трогательно. – Эдвардс поскреб подбородок, прикидывая следующую фразу. – Но тебе придется зарабатывать на жизнь, содержать семью. Без спецдопуска ты не сможешь проектировать ракеты ни здесь, ни в другом месте.

– Ну и что? Честно говоря, я устал делать бомбы.

– Однообразие надоело?

– Я бы назвал это пробуждающейся совестью. Случилось нечто, перечеркнувшее многие мои убеждения. Как говорится, вышибло меня из накатанной колеи.

– Ах да! Несчастный случай…

– Я увидел множество таких вещей, о которых и не подозревал. Наверное, стоило пережить вереницу кошмаров, чтобы выбраться из ямы на свободу.

По коридору разнеслось знакомое стаккато каблучков. Марша, запыхавшаяся и румяная, подбежала и взяла Джека под руку.

– Мы готовы, – задорно сообщила она.

– И еще, – сказал Гамильтон полковнику. – Я узнал самое главное: Марша говорила правду. Новую работу, в конце концов, найти можно, а вот с любимым человеком дело посложнее.

Джек повернулся и зашагал прочь, даже не вслушиваясь, что там полковник булькает ему вдогон.

– Милый, – взволнованно сказала Марша, когда они спускались по ступенькам главного подъезда, – машины уже прибыли. Разгрузка идет полным ходом.

– Отлично! – обрадовался Джек. – Это хороший допинг к вечеру, когда мы на родном матрасике слегка…

– Не говори так! – воскликнула Марша, сжимая его руку. – Мне стыдно за тебя.

Широко улыбаясь, Гамильтон помог жене сесть в машину.

– С этого момента я абсолютно честен со всеми. Жизнь чересчур коротка, чтобы ходить кругами.

Марша пожаловалась:

– Меня беспокоит вся эта ваша с Биллом затея…

– Мы разбогатеем! – весело крикнул Джек, выруливая на шоссе. – Запомни мои слова! Ты и Прыг–Балда будете есть сливки до отвала и спать на шелковых подушках.

Через полчаса они стояли на пустыре, критически рассматривая небольшой ангар из гофрированного железа.

К ним навстречу, согнувшись против осеннего ветра, шагал Билл Лоуз. В зубах – потухшая сигарета, руки засунуты в карманы.

– Ну что, – криво усмехнулся он, – скоро будет очень весело. Мы, конечно, можем провалиться. Но зато провалимся с музыкой.

– А Джек сказал, что мы разбогатеем, – разочарованно проговорила Марша, надув губы в кокетливом недовольстве.

– Чуть позднее, – пояснил Лоуз. – Когда из нас песок посыплется. И старым маразматикам станет уже невмоготу как следует оттянуться.

Вприпрыжку подбежал мальчонка, не старше одиннадцати лет.

– Вы что будете строить? – возбужденно спросил он. – Ракеты?

– Нет, – улыбнулся Джек. – Проигрыватели. Чтобы люди слушали музыку.

– Здорово! А я в прошлом году сделал приемник с наушником, на батарейке…

– Хорошее начало! Может, еще и у нас поработаешь.

– А сейчас я строю тюнер.

Осторожно ступая по развороченному пустырю, подошла Эдит Притчет. В тяжелой меховой шубе и вычурной шляпке на крашенных хной кудрях.

– Ладно, не докучай мистеру Лоузу и мистеру Гамильтону, – одернула она сына. – У них и так забот хватит.

Дэвид надулся.

– Мы говорили об электронике! – прежде чем удалиться, буркнул он.

– Очень много оборудования вы купили! – настороженным тоном поведала миссис Притчет мужчинам. – Наверняка это стоило уйму денег.

– Нам оно понадобится, – спокойно ответствовал Джек. – У Билла разработан новый проект. Это будет сенсацией на рынке эксплуатации!

– Вы, дегенераты! – шутливо крикнула Марша. – Обслуживаете капризы класса бездельников!

– Я считаю, – не моргнув глазом, продолжал Гамильтон, – что музыка всегда будет нужна. Вопрос в том, как и на чем ее слушать.

– Я вот как это представляю, – ухмыльнулся Лоуз. – Молодые ребята, сидя на полу где–нибудь в Норт–Бич, в экстазе вертят ручки настройки, в то время как из динамиков на них обрушивается абсолютно чистый, полновесный рев паровоза, свист снежной пурги, грохот самосвала, сбрасывающего железный лом. И прочая экзотика. Живая!

– Я что–то не улавливаю… – запричитала миссис Притчет. – Вы оба столь эксцентричны… А как же финансовый успех? Я не собираюсь инвестировать, пока не буду уверена в умеренной прибыли.

– Миссис Притчет, – сурово обратился к ней Джек, – помнится, кое–кто желал вдолбить в головы всем олухам высокое искусство?..

– О Боже! – Миссис Притчет картинно заломила ручки. – Нет ничего более важного в жизни, чем наследие великих гениев прежних поколений…

– Значит, вы поступаете правильно! – заверил ее Гамильтон. – Ваш рэкет накрыл нужную цель.

– Мой…

– Ракеты, – уточнил Лоуз. – Джек сравнил ваши деньги с ракетами, поскольку они взлетят очень высоко! Вы же помните, он работал на ракетном заводе… Так что простите его.

Джек крепко обнял жену:

– Как тебе нравятся перспективы, дорогая?

– Прекрасно! – Марша судорожно сглотнула. – Но ты поаккуратнее… Помни о моих ожогах!

Все еще с недоверчивой миной на лице Эдит Притчет рылась в своей объемистой сумке в поисках чековой книжки.

– Что ж, дело выглядит вполне пристойно.

– Конечно, – кивнул Гамильтон. – Поскольку без денег никакого дела быть не может.

Резким движением миссис Притчет защелкнула сумочку.

– Пожалуй, не стану я встревать…

– Не обращайте на него внимания, – поспешила на выручку Марша. – Они оба несут полную околесицу.

– Ладно. – Миссис Притчет, наконец–то решившись, выпустила пары, словно паровоз после тяжелого подъема в горы. Она с крайней осмотрительностью достала чековую книжку и выписала чек на покрытие первоначальных расходов. – Я ожидаю, что получу все обратно! – строго заметила она, передавая чек Лоузу. – Согласно условиям нашего договора.

– Конечно, получите! – заверил ее Лоуз.

И вдруг с воплем подпрыгнул на месте. Схватившись за лодыжку, он нагнулся и, морщась, раздавил что–то пальцем.

– Что там? – нервно спросил Джек.

– Оса… Заползла под штанину и цапнула, зараза! – Лоуз криво улыбнулся и добавил: – Простое совпадение. Случается и не такое… Откуда она только взялась?

– Мы надеемся, что вы получите обратно ваши деньги, – торжественно обратился Джек к миссис Притчет. Голова его инстинктивно вжалась в плечи, как бы в предчувствии неожиданного удара. – Естественно, на все сто обещать не можем. Но мы постараемся.

Он выждал. Нет, по ноге никто не ползал и не кусал.

– Слава Богу, – вздохнула Марша. И украдкой глянула на чек. Размашисто зашагав в сторону ангара, Билл Лоуз прокричал:

– Эй, чего вы ждете? За работу!

Мастер всея Галактики

Galactic Pot–Healer (1969)

Перевод с английского О. Флегонтовой

Синтии Голдстоун посвящается

И я боялся, страшно я боялся,

Но, вместе с тем, еще сильней гордился,

Что моего искал гостеприимства

Тот, что нежданно появился

Из темных врат неведомой земли

^[7]

.

Глава 1

Его отец тоже был Мастером. Он также воскрешал из небытия бесценную керамику, сохранившуюся с Ветхих Времен. Давным–давно, еще до войны, люди не все подряд лепили из пластмассы. Оставались светлые головы, которых воротило от квадратов и прямоугольников, тупой геометрии железобетонных джунглей.

Керамический сосуд – вещь удивительная. Каждый образец, который приходилось реставрировать, он запоминал навсегда. Форма, текстура, глазурное покрытие – все это оставалось не только в памяти, но западало глубоко в душу.

Правда, сегодня уже никто не нуждался в его помощи. На планете сохранилось слишком мало керамических изделий, счастливые владельцы старательно следили, чтобы их сокровища не портились.

«Я, Джо Фернрайт, – лучший мастер на Земле, – убеждал он себя. – Я, Джо Фернрайт, – не чета другим».

В его мастерской пылилась груда футляров – пустые металлические коробки. В них он обычно возвращал клиентам восстановленные сосуды. Теперь заказов нет. Верстак пуст вот уже семь месяцев.

У Джо за месяцы вынужденного безделья была уйма времени, чтобы подумать. Он прикидывал, не стоит ли ему все бросить и заняться чем–нибудь другим – какой угодно работой, лишь бы не сидеть на пособии. Может, у него страдает качество, и клиенты обращаются к другим мастерам? Как–то раз у Джо мелькнула соблазнительная идея самоубийства. Потом пришла мысль о тягчайшем преступлении – грохнуть кого–нибудь из высшей иерархии КПСЗ (или полностью – Контрольно–Прогрессивного Сената Земли). Но что бы это дало? Скорую расправу, и только. К тому же, если честно, жизнь совсем неплохая штука. Даже когда все валится из рук и идет наперекосяк, остается одна лазейка. Одна отдушина в беспросветности бытия, называемая Игрой.

На крыше своего жилища, с термосом для ленча в руках, Джо Фернрайт ожидал транзитного аэробуса. Холодный утренний ветер пощипывал кожу. Джо ежился. «Вот–вот появится эта жужжалка, – думал он. – Впрочем, она может оказаться переполненной. Тогда она не остановится, а прожужжит мимо, набитая под завязку. Впрочем, я могу и прогуляться».

Он уже привык ходить пешком. Правительство жутко запустило общественный транспорт, как и все остальное. «Черт бы их побрал, – ворчал про себя Джо. – Или, точнее, черт бы побрал всех нас». В конце концов, он тоже был частицей гигантской паутины, которая повсюду распростерла свои липкие сети, словно в любовном экстазе заключив всех землян в объятия смерти.

– С меня хватит, – буркнул мужчина рядом с Джо. На его гладко выбритых скулах ходили желваки. – Я спускаюсь по желобу на уровень земли и иду пешком. Всем привет. – Мужчина протиснулся сквозь толпу ожидающих, толпа сомкнулась позади него, и он исчез.

«Я тоже пойду», – решил Джо и направился к желобу. За ним последовали и другие ворчуны.

Он вышел на уровне улицы, ступил на потрескавшийся тротуар, глубоко вздохнул и зашагал на север.

Жандармский крейсер, плавно опустившись, завис над головой.

– Эй, ты ковыляешь слишком медленно, – окликнул Джо громила в униформе и прицелился лазерным пистолетом. – Ну–ка, пошевеливайся, или я тебя прихвачу.

– Клянусь Богом, я сейчас прибавлю шаг, – отозвался Джо. – Я только что вышел и просто не успел набрать скорость. – Он пошел быстрее, приспосабливаясь к темпу других, проворно снующих пешеходов, как и он, довольных хотя бы тем, что у них есть куда спешить в этот промозглый четверг в начале апреля 2046 года, в городе Кливленде, в Народной Автономной Республике Америке (или сокращенно – НАРА).

Серые тени людей скользили по разбитым тротуарам – если не по важным делам, то хотя бы в поисках какой–нибудь работы. Может, найдется кто–нибудь, кому нужны твои знания и опыт?Его так называемая мастерская . – по сути дела, жалкая каморка–модуль – вмещала верстак, инструменты, груду пустых металлических футляров, небольшой стол и старинное кресло – обитое кожей кресло–качалка, принадлежавшее когда–то деду, а затем отцу. Теперь в нем угнездился Джо – просиживал изо дня в день, из месяца в месяц. Еще здесь была одна–единственная керамическая ваза, приземистая и широкая, украшенная бледно–голубой лазурью по белому фарфору. Джо нашел ее много лет назад, определил, что это японская работа семнадцатого века. Он обожал эту вазу и сумел пронести ее в сохранности сквозь все невзгоды, даже сквозь войну.

Сейчас Джо забрался в кресло, чувствуя, как оно чуть подается тут и там, словно приспосабливаясь к знакомой фигуре. Кресло так же привыкло к хозяину, как он к креслу. Казалось, будто оно знает все секреты его личной жизни. Джо потянулся к кнопке почтового ящика – патрубок от ящика спускался прямо к столу, – потянулся и застыл в нерешительности. А если там ничего нет? Обычно там пусто. Но в этот раз могло быть иначе. Это как артобстрел: если его долго нет, значит, можно ожидать в любой момент. Джо нажал кнопку.

На стол скользнули три квитанции.

А вместе с ними выпал грязно–серый пакетик с сегодняшним госпособием. Государственные бумажные деньги, в виде аляповатых, почти ничего не стоящих инфляционных талонов. Каждый день, получив сизый пакетик со свежеотпечатанными купюрами, Джо стремглав мчался в ближайший обменно–закупочный центр и совершал свой суетливый бизнес – обменивал талоны, пока они хоть что–то еще стоили, на еду, журналы, лекарства, новую рубашку. Так вынуждены были делать все: хранить госденьги хотя бы в течение суток означало катастрофу, фактически самоубийство. Примерно каждые два дня государственные деньги теряли восемьдесят процентов своей покупательной способности.