Текст книги "Мы вас построим"

Автор книги: Филип Киндред Дик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Нет, – ответил Мори. – Это было моим предложением. Она– то хотела, чтоб он походил на Барроуза. Однако у нас было недостаточно информации для системы текущего управления монадой, гак что мы обратились к историческим персонажам. А я всегда

интересовался Гражданской войной – вот уже много лет это мой пунктик. И мы остановились на Стэнтоне.

– Ясно, – произнес я.

– И знаешь, она постоянно думает об этом Барроузе. Навязчивая идея, как говорит ее психоаналитик.

Размышляя каждый о своем, мы направились к офису «Объединения МАСА».

Глава 4

В офисе меня застал телефонный звонок. Это был Честер из Бойсе. Он вежливо напоминал об оставленном Эдвине М. Стэнтоне и просил забрать его, если, конечно, это возможно.

– Мы постараемся выкроить сегодня время, – пообещал я.

– Он сидит все там же, где вы его оставили. Сегодня утром папа включил его на несколько минут, чтобы проверить, есть ли какие новости.

– Какого рода новости?

– Ну, утренние новости. Типа сводки от Дэвида Бринкли.

Они ждали, что симулякр выдаст им новости. Таким образом, в данном вопросе семейство Розенов разделяло мою позицию: они воспринимали Стэнтона как некий механизм, а не человека.

– Ну и как? – поинтересовался я.

Новостей не оказалось.

– Он все толковал о какой-то беспримерной наглости полевых командиров.

Я повесил трубку и мы помолчали, осмысливая услышанное.

– Может, Прис съездить и забрать его, – предложил Мори.

– А у нее есть машина? – спросил я.

– Пусть возьмет мой «ягуар». И, пожалуй, лучше бы тебе поехать с ней. На тот случай, если твой папаша передумает.

Попозже Прис и в самом деле показалась в офисе, и вскоре мы с ней катили в Бойсе.

Она сидела за рулем, и первое время мы молчали. Затем она подала голос:

– У тебя есть на примете кто-нибудь, кого б заинтересовал Эдвин М. Стэнтон?

– Нет, – удивился я. – А почему ты спрашиваешь?

Зачем ты согласился на эту поездку? – продолжила она допрос. – Я уверена, у тебя имеются какие-то скрытые мотивы… они так и сквозят сквозь каждую твою пору. Если б это зависело от меня, я бы не подпустила тебя к Стэнтону ближе чем на сотню ярдов.

Прис не сводила с меня взгляда, и я чувствовал себя как под микроскопом.

– Почему ты не женат? – внезапно сменила она тему.

– Не знаю.

– Ты голубой?

– Нет!

– Может, не нашлось девушки, которая бы польстилась на тебя?

Внутренне я застонал.

– Сколько тебе лет?

Вопрос – вполне невинный сам по себе – в этой беседе, казалось, тоже таил какой-то подвох. Я пробурчал что-то невнятное.

– Сорок?

– Нет, тридцать четыре.

– Но у тебя седина на висках и такие смешные зубы.

Мне хотелось умереть.

– А какова была твоя первая реакция на Стэнтона?

– Я подумал: какой благообразный пожилой джентльмен.

– Ты сейчас лжешь, да?

– Да.

– А на самом деле, что ты подумал?

– Я подумал: какой благообразный, пожилой джентльмен, завернутый в газеты.

Прис задумчиво проговорила:

– Наверняка ты предвзято относишься к старым людям. Так что твое мнение не в счет.

– Послушай, Прис, ты доиграешься – когда-нибудь тебе разобьют голову! Ты отдаешь себе в этом отчет?

– А ты отдаешь себе отчет в том, что с трудом обуздываешь свою враждебность? Может, оттого что чувствуешь себя неудачником? Тебе, наверное, тяжело оставаться наедине с самим собой? Расскажи мне свои детские мечты и планы, и я…

– Ни за что. Даже за миллион долларов!

– Они столь постыдны? – Она по-прежнему внимательно изучала меня. – Ты занимался извращенным самоудовлетворением, как это описывается в пособиях по психиатрии?

Я чувствовал, что еще немного – и я упаду в обморок.

Очевидно, я затронула очень болезненную для тебя тему, – заметила Прис. – Но не стоит стыдиться. Ты же больше этим не занимаешься, правда? Хотя… Ты не женат и не можешь нормальным образом решать свои сексуальные проблемы.

Она помолчала, как бы взвешивая, и вдруг спросила:

– Интересно, а как у Сэма с сексом?

– Сэма Вогеля? Нашего водителя из Рено?

– Сэма К. Барроуза.

– Ты одержимая, – сказал я. – Твои мысли, разговоры, мозаика в ванной – и еще этот Стэнтон…

– Мой симулякр – совершенство!

– Интересно, что бы сказал твой аналитик, если б знал?

– Милт Хорстовски? Он уже знает и уже сказал.

– Ну так поведай мне. Разве он не назвал твою затею разновидностью маниакального бреда?

– Нет. Он считает; что творческий процесс полезен для моей психики. Когда я рассказала про Стэнтона, доктор похвалил меня и выразил надежду, что мое изобретение окажется работоспособным.

– Очевидно, ты предоставила ему выборочную информацию.

– Да нет, я рассказала ему всю правду.

– О воссоздании Гражданской войны силами роботов?

– Да. Он отметил своеобразие идеи.

– Боже правый! Да они там все сумасшедшие!

– Все, – ухмыльнулась Прис. Она потянулась и взъерошила мне волосы. – Но только не старина Луис. Так ведь?

Я молчал.

– Ты слишком серьезно все воспринимаешь, – насмешливо протянула Прис. – Расслабься и получай удовольствие. Да куда тебе! Ты же ярко выраженный анализирующий тип с гипертрофированным чувством долга. Тебе следует хоть раз расслабить свои запирательные мышцы… смотри, как все связано. В душе тебе хочется быть плохим, это ведь тайное желание каждого человека анализирующего типа. С другой стороны, чувство долга требует выполнения обязанностей. Все это ведет к педантизму и перманентному пребыванию во власти сомнений. Вот так. У тебя ведь куча сомнений…

– Нет у меня сомнений. Только чувство абсолютного всепоглощающего ужаса.

Прис засмеялась и снова прикоснулась к моим волосам.

– Конечно, очень смешно, – огрызнулся я. – Мой всепоглощающий ужас – отличный повод для веселья.

Это не ужас, – сухо сказала она. – Просто нормальное человеческое вожделение. Человеку естественно желать. Немного меня. Немного богатства. Немного власти. Немного славы.

Она свела два пальца почти вместе, чтобы продемонстрировать некое малое количество.

– Примерно вот столько. А в совокупности получается много. Вот тебе твои всепоглощающие чувства.

Прис улыбалась, явно довольная собой. Мы продолжали свой путь.

В Бойсе, в доме моего отца, мы упаковали нашего симулякра, погрузили его в машину и снова поехали в Онтарио. Там Прис высадила меня у офиса. На обратном пути мы мало разговаривали. Она снова замкнулась, меня же мучило чувство смутной тревоги и обиды. В то же время я подозревал, что мое состояние только забавляло Прис. Так что у меня хватило ума держать рот на замке.

Зайдя в офис, я обнаружил, что меня дожидается невысокая плотная женщина с темными волосами. Она была одета в короткое пальто и держала в руке кейс.

– Мистер Розен?

– Да. – У меня возникло неприятное предчувствие, что это судебный курьер.

– Я Колин Нилд из офиса мистера Барроуза. Он попросил меня заглянуть и побеседовать с вами, если у вас найдется свободная минутка. – Голос у нее был довольно низкий и какой– то неопределенный. Мне она напоминала чью-то племянницу.

– А что, собственно, мистеру Барроузу нужно? – с опаской поинтересовался я, предлагая даме стул. Сам я уселся напротив.

– Мистер Барроуз поручил мне изготовить копию вот этого письма к мисс Прис Фраунциммер и вручить ее вам. – С этими словами она достала три тонких гладких листка.

Я не мог четко разглядеть, что там было напечатано, но, несомненно, письмо носило деловой характер.

– Вы ведь представляете семейство Розенов из Бойсе, которое предполагает производить симулякры? – осведомилась Колин Нилд.

Пробежав глазами документ, я уловил снова и снова вылезающее имя Стэнтона. Не вызывало сомнений, что это – ответ на какое-то письмо Прис, написанное ранее. Однако общий смысл послания Барроуза упорно ускользал от меня, слишком уж оно было многословным.

Затем внезапно наступило просветление.

Я осознавал, что Барроуз неправильно понял Прис. Ее предложение воссоздать перипетии Гражданской войны при помощи

наших симулякров он воспринял как некую гражданскую инициативу патриотического характера. Этакий жест доброй воли направленный на усовершенствование системы образования. Может, рекламная акция, но никак не деловое предложение. Вот, чего добилась эта девчонка! Я еще раз перечел полученный ответ: Барроуз благодарил мисс Фраунциммер за ценную идею, предложенную его вниманию… однако, говорилось далее, он ежедневно получает подобные предложения, в данный момент у него на руках уже немало интересных проектов… в некоторых он принимает посильное участие. Например, он затратил немало усилий на запрещение строительства дороги, проходящей через жилой район времен войны где-то в Орегоне… далее письмо становилось таким расплывчатым, что я и вовсе потерял нить рассуждений.

– Могу я оставить это у себя? – спросил я у мисс Нилд.

– Конечно, – любезно ответила она. – И если у вас есть какие-то комментарии, мистер Барроуз будет счастлив с ними ознакомиться.

– Сколько лет вы работаете на мистера Барроуза?

– Восемь лет, мистер Розен, – Казалось, этот факт делал ее абсолютно счастливой.

– Он действительно миллионер, как утверждают газеты?

– Полагаю, что так, мистер Розен. – Ее карие глаза блеснули за стеклами очков.

– Насколько хорошо он обращается с своими сотрудниками?

Вместо ответа мисс Нилд улыбнулась.

– А что это за история с жилым районом, которая упоминается в письме? Кажется, Грин-Пич-Хэт?

– Да, именно так. Это один из крупнейших многоблочных жилых массивов на северо-западном побережье Тихого океана. Его официальное название – «Небесные Врата Милосердия», но мистер Барроуз предпочитает то, что указано в письме. Хочу заметить: изначально наши противники вкладывали в это название издевку, в то время как мистер Барроуз использует его, чтобы защитить граждан, проживающих в том районе. И люди ценят его заботу. Они подготовили петицию с благодарностью мистеру Барроузу за его участие в этом многотрудном деле. Там почти две тысячи подписей.

– Я так понимаю, жители района не хотят, чтоб его сносили?

О да, они горячо поддерживают нас. Проблему создает некая группа доброхотов, в основном из домохозяек и светских людей, которые присвоили себе функции ходатаев по данному делу. Они добиваются передачи земли под сельскии клуб или что-то в этом роде. Называет себя эта группа «Товарищество граждан Северо-Запада за улучшенную застройку», их лидер – миссис Деворак.

Я припомнил то, что читал об этой даме в орегонских газетах: достаточно высокое положение в светских кругах, всегда в центре событий. Ее фотография регулярно появлялась на первых страницах модных журналов.

– А почему мистер Барроуз хочет спасти этот участок застройки?

– Он не желает мириться с фактом ущемления прав американских граждан. Ведь большинство из них бедные люди, им некуда идти отсюда. Мистер Барроуз прекрасно понимает их чувства, поскольку сам многие годы жил в подобных условиях…вы ведь знаете – его семья была не бог весть как богата. И свое благосостояние он обеспечил себе сам, годами упорного труда.

– Да, – сказал я.

Мисс Нилд, казалось, ждала продолжения, поэтому я добавил:

– Замечательно, что, несмотря на все свои миллионы, он сохраняет связь с рабочим классом Америки.

– Хотя мистер Барроуз сделал свое состояние на крупной недвижимости, он прекрасно понимает, как трудно рядовому американцу обеспечить себе пусть маленькое, но достойное жилье. В этом его отличие от великосветских дам, подобных Сильвии Деворак. Для них Грин-Пич-Хэт – это всего лишь кучка старых домов. Они же никогда там не бывали, более того, им и в голову такое не придет!

– Знаете, – сказал я, – то, что вы рассказываете о мистере Барроузе, вселяет в меня надежду на сохранение нашей цивилизации.

Миссис Нилд одарила меня теплой, почти неофициальной улыбкой.

– А что вам известно об этом электронном симулякре Стэнтоне? – задал я вопрос.

– Я знаю, что он существует. Мисс Фраунциммер сообщала об этом и в письме, и в телефонном разговоре с мистером Барроузом. Также мне известно, что мисс Фраунциммер хочет отправить его одного, без сопровождения, на грэйхаундовском автобусе в Сиэтл, где в настоящий момент находится мистер Барроуз. По ее мнению, это должно наглядно продемонстрировать способность симулякра раствориться в толпе, не привлекая ничьего внимания.

– Забавно, если принять во внимание его костюмчик и раздвоенную бороду.

– Меня не информировали об этом моменте.

– Не исключено, что симулякр затеет спор с водителем автобуса о кратчайшем маршруте от автовокзала до офиса мистера Барроуза. Это станет дополнительным доводом в пользу его человечности.

– Я обсужу данный вопрос с мистером Барроузом, – пообещала Колин Нилд.

– Позвольте еще спросить: вы знакомы с электроорганом Розена, или, может быть, со спинет-пианино?

– Не уверена.

– Фабрика Розенов в Бойсе производит самые лучшие из всех существующих электроорганов. Хаммерштайновский тональный орган по сравнению с нашим не более чем слегка видоизмененная флейта.

– К сожалению, я не имею такой информации, – призналась мисс – или, может быть, миссис – Нилд. – Но я обязательно сообщу это мистеру Барроузу. Он всегда был ценителем музыки.

Я все еще сидел, погруженный в изучение письма Сэма К. Барроуза, когда мой партнер вернулся с ланча. Я показал ему бумагу.

– Значит, Барроуз пишет Прис. – Мори сосредоточенно изучал письмо. – Глядишь, из этого что-нибудь да выгорит… Как думаешь, Луис? Возможно же, что это не просто выдумка Прис? О, Боже, здесь ничего не понять… Ты можешь мне сказать, он заинтересовался или нет нашим Стэнтоном?

– Кажется, Барроуз ссылается на страшную занятость в связи с собственным проектом под названием Грин-Пич-Хэт.

– Я жил там, – сказал Мори, – в конце пятидесятых.

– Ну и как?

– Я скажу тебе, Луис, – сущий ад. Эту помойку следовало бы сжечь до основания. Спичка, одна только спичка спасла бы это место.

– Некоторые энтузиасты тебя бы с радостью поддержали.

– Если им нужен исполнитель для такого дела, – мрачно пробормотал Мори, – можешь предложить мою кандидатуру, я с радостью соглашусь. Это ведь собственность Барроуза, насколько я знаю.

– А…

– Собственно, он сделал на этом состояние. Один из самых выгодных бизнесов сегодня – сдача трущоб внаем. Получаешь в 5–6 раз больше, чем вкладываешь. Тем не менее, полагаю, не стоит впутывать личные отношения в дела. Сэм Барроуз – смышленый парень, как ни крути. Пожалуй, он лучший, кому бы мы могли доверить раскрутку наших симулякров. Хоть он и порядочный подонок… Но, ты говоришь, в письме он отказывается?

– Можешь позвонить ему и лично выяснить. Прис, кажется, уже звонила.

Мори взялся за телефон.

– Погоди, – остановил я его.

Мори вопросительно поглядел на меня.

– У меня дурное предчувствие – это добром не кончится.

Мори пожал плечами и проговорил в трубку:

– Алло, я хотел бы поговорить с мистером Барроузом…

Я выхватил у него трубку и швырнул на рычаг.

– Ты… – Мори дрожал от гнева. – Трус!

Он снова поднял трубку и набрал номер.

– Прошу прощения, связь прервалась. – Он огляделся в поисках письма с номером телефона Барроуза.

Я скомкал листок и швырнул на пол. Мори выругался и снова дал отбой. Мы стояли, тяжело дыша и глядя друг на друга.

– Какая муха тебя укусила? – поинтересовался наконец Мори.

– Думаю, нам не стоит связываться с таким человеком.

– Каким таким?

– Если боги хотят погубить человека, они лишают его разума, – процитировал я.

Это, похоже, проняло Мори. Он смотрел на меня, смешно, по– птичьи склонив голову.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он. – Считаешь меня психом, оттого что я звоню Барроузу? Бронируешь место в клинике? Что ж, может, ты и прав, но я сделаю это.

Он прошел через всю комнату, поднял и разгладил бумажку, запомнил номер и снова вернулся к телефону. С упрямым выражением лица стал накручивать диск.

– Нам конец, – констатировал я.

Ответом мне было молчание.

– Алло, – внезапно ожил Мори. – Я хотел бы поговорить с мистером Барроузом. Это Мори Рок из Онтарио, Орегон.

Пауза.

– Мистер Барроуз? Говорит Мори Рок. – Он скособочился, опираясь локтем на бедро, на лице застыла напряженная гримаса. – Мы получили письмо, сэр, к моей дочери Присцилле Фра– унциммер… это по поводу нашего изобретения – электронного симулякра. Вы помните, совершенно очаровательный мистер Стэн– тон, военный советник мистера Линкольна.

Снова пауза.

– Так вы заинтересованы в нем, сэр?

Пауза, гораздо длиннее, чем предыдущие.

«Нет, Мори, не надо продавать его», – заклинал я в душе своего партнера.

– Да, мистер Барроуз, я все понимаю, сэр, – бубнил Мори. – Но позвольте обратить ваше внимание… Боюсь, что вы недооцениваете…

Разговор тянулся до бесконечности долго. Наконец Мори распрощался с Барроузом и повесил трубку.

– Ничего не вышло?

– Ну… – промямлил он.

– Что он сказал?

– То же, что и в письме: он не рассматривает это как коммерческое предложение и продолжает нас считать организацией патриотического толка. – Мори выглядел растерянным. – Пожалуй, ты прав – ничего не выходит.

– Н-да, плохо.

– Может, оно и к лучшему, – голос его звучал потерянно, однако я видел: Мори не сдался. Когда-нибудь он снова повторит свою попытку.

Никогда еще мы с моим партнером не были дальше друг от друга.

Глава 5

В последовавшие за этим две недели начали сбываться мрачные прогнозы Мори относительно спада в сбыте электроорганов– все наши грузовики возвращались ни с чем. Одновременно с этим хаммерштайновские менеджеры снизили цены – их тональные органы теперь стоили меньше тысячи. Естественно, не считая налогов и расходов на транспортировку. Но все равно мы приуныли…

Между тем, драгоценный симулякр Стэнтон все еще оставался нашей головной болью. Мори пришла в голову идея устроить на улице демонстрационный павильон, где Стэнтон развлекал бы публику игрой на спинет-пианино. Заручившись моим согласием, он связался с подрядчиками, и работы по перепланировке пер вого этажа здания закипели. Тем временем Стэнтон помогал Мори разбирать корреспонденцию и выслушивал его бесконечные инструкции по поводу предстоящей демонстрации спинета. Он с возмущением отверг предложение Мори сбрить бороду и по-прежнему оживлял панораму наших коридоров видом своих седых бакенбардов.

– Позже, – объяснил мне Мори в отсутствие своего протеже, – он будет демонстрировать самое себя. Сейчас я как раз в процессе окончательной доработки проекта.

Он пояснил, что планирует установить специальный модуль в участок мозга, отвечающий за стэнтоновскую монаду. Управление – элементарное, оно снимет в будущем почву для возникающих разногласий, как в случае с бакенбардами.

И все это время Мори занимался подготовкой второго симулякра. Он оккупировал одно из автоматизированных рабочих мест в нашей мастерской по ремонту грузовиков, и процесс сборки шел вовсю. В четверг мне было впервые дозволено ознакомиться с результатами его трудов.

– И кто же это будет на сей раз? – спросил я, с чувством глубокого сожаления озирая кучу соленоидов, прерывателей и проводов, загромоздивших алюминиевую плату.

Банди был весь поглощен процессом тестирования центральной монады: он воткнулся со своим вольтметром в самую середину проводов и сосредоточенно изучал показания прибора.

– Авраам Линкольн, – торжествующе объявил Мори.

– Ты окончательно спятил.

– Отнюдь, – возразил он. – Мне нужно нечто действительно грандиозное, чтобы произвести должное впечатление на Барроуза, когда мы встретимся с ним через месяц.

– О! – Я был сражен. – Ты ничего не говорил мне о своих переговорах.

– А ты думал, я сдался?

– Увы, – вынужден был признать я, – Для этого я слишком хорошо тебя знаю.

– Поверь, у меня чутье, – расцвел мой компаньон.

Назавтра, после нескольких часов мрачных раздумий, я полез в справочник в поисках телефона доктора Хорстовски, куратора Прис по восстановительной терапии. Его офис располагался в одном из самых фешенебельных районов Бойсе. Я позвонил и попросил о скорейшей встрече.

– Могу я узнать, по чьей рекомендации вы звоните? – поинтересовалась ассистентка.

– Мисс Присциллы Фраунциммер, – после колебания назвал я.

– Отлично, мистер Розен. Доктор примет вас завтра в половине второго.

На самом деле мне полагалось быть сейчас в пути, координируя работу наших грузовиков. Составлять карты, давать рекламу в газеты… Но со времени телефонного разговора Мори с Сэмом Барроузом я чувствовал себя как-то странно.

Возможно, это было связано с моим отцом. В тот самый день, когда он посмотрел на Стэнтона и осознал, что перед ним всего лишь хитроумная, смахивающая на человека машина, он явно сдал. Вместо того чтобы ежедневно отправляться на фабрику, он теперь частенько оставался дома, часами глядя в телевизор. Отец сидел, сгорбившись, с озабоченным выражением лица, и его способности явно угасали.

Я пытался поговорить об этом с Мори.

– Бедный старикан, – отреагировал он. – Луис, мне неприятно констатировать данный факт, но Джереми явно сдает.

– Сам вижу.

– Он не сможет дальше тянуть лямку.

– И что, по-твоему, мне делать?

– Ты, как сын, должен уберечь его от перипетий рыночной войны. Потолкуй с матерью, с братом. Подберите ему подходящее хобби. Я не знаю, может, это будет сборка моделей аэропланов времен Первой мировой войны – типа «Спада» или фокке– ровского триплана… Так или иначе, ради своего старого отца ты должен разобраться с этим. Разве не так, дружище?

Я кивнул.

– Это отчасти и твоя вина, – продолжал Мори. – Ты не помогал ему, а ведь когда человек стареет, ему нужна поддержка. Я не деньги имею в виду, черт возьми, ему нужна духовная поддержка.

На следующий день я отправился в Бойсе и в двадцать минут второго припарковался перед изысканным, современным зданием, в котором помещался офис доктора Хорстовски.

Доктор встречал меня в холле. При взгляде на этого человека я сразу подумал о яйце. Доктор Хорстовски весь выглядел яйцеобразным: округлое тело, округлая голова, маленькие круглые очечки – ни одной прямой или ломаной линии. Даже его движения, когда он шел впереди меня в свой кабинет, были плавными и округлыми, словно мячик катился. Голос прекрасно гармонировал с внешним обликом хозяина – мягкий и вкрадчивый. Тем не менее, усевшись напротив доктора, я разглядел нечто, раньше ускользнувшее от моего внимания, – у него был жесткий и грубый нос. Создавалось неприятное впечатление, как будто на это мягкое и гладкое лицо приделали птичий клюв. Сделав это открытие, я внимательнее присмотрелся к своему собеседнику и в его голосе обнаружил те же жесткие, подавляющие нотки.

Доктор Хорстовски вооружился ручкой, разлинованным блокнотом и принялся задавать мне обычные нудные вопросы.

– И что же привело вас ко мне? – спросил он меня в конце концов.

– Видите ли, моя проблема следующего рода, – начал я. – Дело в том, что я являюсь владельцем небезызвестной фирмы «Объединение МАСА». И с недавних пор у меня сложилось некое противостояние с моим партнером и его дочерью. Мне кажется, они сговорились за моей спиной. Хуже того, их негативное отношение распространяется на все семейство Розенов, в особенности на моего далеко не молодого отца, Джереми. Они пытаются подорвать его авторитет, а он уже не в том возрасте и состоянии, чтобы противостоять подобным вещам.

– Простите, каким вещам?

– Я имею в виду намеренное и безжалостное разрушение розеновской фабрики спинетов и эдектроорганов, равно как и всей нашей системы розничной торговли музыкальными инструментами. Все это делается во имя безумной претенциозной идеи спасения человечества, победы над русскими или еще чего-то в таком роде… Честно говоря, я не очень хорошо разбираюсь в подобных вещах.

– Почему же вы не разбираетесь? – Его ручка противно поскрипывала.

– Да потому что все это меняется каждый день, – сказал я и замолчал, его ручка тоже замолкла. – Порой мне кажется: все это задумано, чтоб объявить меня недееспособным и прибрать к рукам весь бизнес, включая указанную фабрику. К тому же они снюхались с некоей одиозной личностью, Сэмом К. Барроузом из Сиэтла. Это невероятно богатый и могущественный человек, вы наверняка видели его на обложке журнала «Лук».

Я замолчал.

– Продолжайте, пожалуйста, – поощрил меня Хорстовски, но его голос звучал совершенно бесстрастно.

Хочу добавить, что зачинщиком всего является дочь моего партнера – как мне кажется, крайне опасный и психически не уравновешенный человек. Это девица с железным характером начисто лишенная угрызений совести. – Я выжидающе поглядел на доктора, но он никак не отреагировал на мое заявление. Тогда я добавил: – Ее зовут Прис Фраунциммер.

Доктор деловито кивнул.

– Что вы на это скажете? – поинтересовался я.

– Прис – динамичная личность. – Казалось, все внимание доктора было поглощено его записями, он даже язык высунул от старательности.

Я ждал продолжения, но так и не дождался.

– Вы думаете, это все мое воображение? – настаивал я.

– Каковы, по-вашему, их мотивы в данной ситуации? – задал он вопрос.

– Понятия не имею, – удивился я. – Мне кажется, разбираться в этом не мое дело. Черт возьми, они хотят толкнуть своего симулякра Барроузу и сделать на этом деньги, что же еще? Вдобавок заработать власть и престиж. Это их идея фикс.

– А вы стоите у них на пути?

– Именно.

– Скажите, а вы не разделяете их планы?

– Тешу себя надеждой, что я реалист. По крайней мере, стараюсь им быть. И все же, возвращаясь к этому Стэнтону: скажите, доктор, вы его видели?

– Прис как-то приводила его сюда. Он сидел в приемной, пока мы беседовали.

– И чем занимался?

– Читал «Лайф»

– Вас это не ужасает?

– Не думаю.

– Вас не пугает то опасное и неестественное, что планирует эта парочка – Мори и Прис?

Доктор пожал плечами.

– Господи! – с горечью воскликнул я. – Да вы просто не хотите ничего видеть! Сидите здесь, в своем теплом и безопасном кабинете, и не желаете знать, что происходит в мире.

На лице Хорстовски промелькнула самодовольная улыбка, что привело меня в бешенство.

Так вот, доктор, – заявил я, – позвольте ввести вас в курс дела. Мой визит к вам – всего лишь злая шутка Прис. Именно она послала меня сюда, чтоб я разыграл этот маленький спектакль. К сожалению, я не могу продолжать в том же духе и вынужден признаться. На самом деле, я такой же симулякр, как и Стэнтон. Машина, нашпигованная реле и электросхемами. Теперь вы видите, насколько это жестоко, то, что она с вами проделала? И что вы скажете на это?

Прервав свои записи, Хорстовски внимательно посмотрел на меня и спросил:

– Вы, кажется, говорили, что женаты? В таком случае, как зовут вашу жену, где она родилась? Назовите также ее возраст и род занятий, пожалуйста.

– Я не женат. У меня была когда-то подружка, итальянка по национальности, которая пела в ночном клубе. Высокая, темноволосая девушка, довольно симпатичная. Ее звали Лукреция, но ей больше нравилось имя Мими. Не поверите, доктор, но мы с ней дрались. Позже она умерла от туберкулеза. Правда, это случилось уже после того, как мы расстались.

Хорстовски подробно все записал.

– Вы не хотите ответить на мой вопрос? – поинтересовался я.

Безнадежно. Если у доктора и создались какие-нибудь впечатления по поводу симулякра, сидящего в его приемной и занятого чтением «Лайф», то он не собирался сообщать их мне. А может, их и не было. Возможно, ему было безразлично, кто там сидит в его приемной, среди его журналов. Скорее всего, профессиональная этика предписывала доктору ничему не удивляться.

Но, по крайней мере, мне удалось выудить его мнение о Прис, которая, по сути, пугала меня куда больше, чем симулякр.

– В конце концов, у меня есть мой армейский «кольт» и патроны, – сказал я. – Все, что мне нужно. А случай представится, будьте уверены. Рано или поздно она попытается проделать такую же бесчеловечную штуку, как со мной, с кем-нибудь еще, это только вопрос времени. Я же вижу свою миссию в том, чтобы положить этому конец.

Пристально глядя на меня, доктор Хорстовски произнес:

– Я абсолютно уверен – и ваши слова это подтверждают, – что основная проблема заключается в вашей враждебности. Враждебности скрытой, подавляемой. Это чувство, тем не менее, ищет себе выход и находит его в ваших отношениях с партнером и его восемнадцатилетней дочерью. Обремененной, кстати сказать, собственными проблемами. Но Прис честно ищет наилучший путь Для их решения…

Я замолчал. Положим, все именно так, как он говорит. У меня нет врагов. А то, что снедает меня, – это лишь мои подавленные чувства, проявления расстроенной психики. Мне все это совсем не понравилось.

– И что же вы мне посоветуете? – спросил я.

– К сожалению, не в моих силах исправить реальное положение вещей. Но я могу помочь вам трактовать их по-новому. – Доктор выдвинул ящик стола, и я увидел там множество коробочек, бутылочек, пакетиков с пилюлями и даже крысиную нору, очевидно, лечебного назначения. Порыскав среди всего этого многообразия, он вернулся ко мне с маленькой открытой бутылочкой.

– Я могу вам дать вот это, – сказал он, – Абризин. Принимайте по две таблетки в день, одну утром, одну на ночь.

– И что это мне даст? – Я засунул бутылочку подальше в карман.

– Попробую объяснить вам действие препарата, поскольку по роду деятельности вы знакомы с работой тонального органа Хаммерштайна. Абризин стимулирует работу переднего отдела спетального участка мозга. Это обеспечит вам большую бдительность плюс подъем и сознание, что все не так уж плохо. По своему воздействию это сопоставимо с эффектом, который обеспечивает тональный орган. – Доктор передал мне маленький листок бумаги, сложенный в несколько раз. Развернув его, я обнаружил запись какой-то мелодии, аранжированной для хаммерштайновского органа, – Однако эффект воздействия данного препарата намного выше. Вы же знаете, величина шокового воздействия тонального органа лимитируется законом.

Я скептически просмотрел запись на листке и замер. О, боже! Это было самое начало Шестнадцатого квартета Бетховена. Вы знаете это мощное жизнеутверждающее звучание, энтузиазм Бетховена позднего периода. От одного только взгляда на эту вещь я почувствовал себя лучше.

– Я мог бы напеть вам ваше лекарство, – сказал я доктору. – Хотите, попробую?

– Благодарю, не стоит, – вежливо отклонил он мое предложение. – Итак, в том случае, если лекарственная терапия окажется бессильна, мы всегда можем попробовать иссечение мозга в области височных долей. Естественно, речь идет о полноценной операции в Объединенной клинике в Сан-Франциско или на горе Сион, в наших условиях это невозможно. Сам я стараюсь избегать подобных операций – вы ведь знаете, правительство запрещает это в частных клиниках.

– Я тоже предпочел бы обойтись без этого, – согласился я. – Некоторые из моих друзей успешно перенесли иссечение… но лично у меня это вызывает трепет. Нельзя ли попросить у вас эту запись? И, возможно, у вас есть что-нибудь из лекарств, аналогичное по действию хоралу из Девятой симфонии Бетховена?