Текст книги "Тайна профессора Бранкеля"
Автор книги: Фергус Хьюм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
VII. ВОЛЬФДЕН
Добрые господа! Умоляю вас, будьте осторожны; в этом доме водятся духи, каждый шаг пробуждает сотни врагов, которые могут наделать нам беды.
Это был странный, старый дом, выстроенный из дикого камня и почти сплошь заросший темно-зеленым плющом. Местами камни расселись и растрескались от времени, так что держались только благодаря обвивавшим их веткам. Вообще это был красивый, живописный дом, выстроенный в елизаветинском стиле, с узкими стрельчатыми окнами, высокими трубами причудливой формы и башенками по углам. Под крышей, где ласточки ежегодно вили гнезда, над большими дубовыми дверями, по краям окон – всюду виднелись уродливые лица, вырезанные из камня; казалось, домовые выглядывают из заброшенного дома. Трава зеленела в щелях между каменными плитами на балконе; широкий двор зарос чертополохом, всюду виднелась сероватая плесень. Ставни, сорванные ветром, валялись в траве под окнами, другие висели на петлях, качаясь и скрипя при каждом порыве ветра.
Когда-то этот дом отличался роскошным убранством и низкие потолки широких комнат были украшены превосходной живописью. Но широкие дубовые лестницы, по которым поднималось столько поколений, покрылись слоем пыли, и бледная луна, заглядывая в расписные окна, видела только пустые комнаты с изменчивыми тенями. Но не одна заброшенность этого дома делала из него предмет ужаса для местного населения. Говорили, что над ним тяготеет проклятие, потому что владелец его удавился, устроив в последний раз оргию на остатки своего состояния. В обширной обеденной зале до сих пор висел обрывок веревки, на которой он окончил свою жизнь. Сюда пришел он после той последней ужасной оргии – выпив до дна кубок жизни и почувствовав горечь ее осадка – пришел и самовольно переселился в иной мир. Говорили, что его дух является по ночам на место прежних безумств и оплакивает прошлое, которого уже не переделаешь. Но свет, являвшийся перед его приходом, был, по всей вероятности, блеск луны сквозь цветные окна, а ветер, завывавший в опустелых комнатах, принимали за голос духа. Однако, крестьяне возмущались такими объяснениями и твердо верили, что, вопреки всем уверениям современной науки, духи существуют и один из них посещает Вольфден.
По смерти последнего сквайра имение перешло в управление лорда-канцлера нему и дом был заброшен и запущен. Никто не соглашался снять его, даже в наш скептический век, так как местность была болотистая и туманная. Когда немецкий профессор поселился в нем, все удивлялись его смелости, а деревенские кумушки рассказывали шепотом, что он сам знаком с чернокнижием и потому не боится обитателей Вольфдена. Суеверие находило много последователей среди этих пустынных холмов, и чужестранец, так резко отличавшийся от местных жителей, возбуждал немало страшных подозрений.
Профессор не занимал всего дома, но только несколько комнат в правом крыле. Над его квартирой находилась восьмиугольная комната, которую он превратил в лабораторию для каких-то химических опытов. Свет виднелся в этой комнате далеко за полночь, потому что профессор больше любил работать по ночам, чем днем. Целый день он возился в библиотеке, перебирая книги и помогая баронету составлять историю химии. Сэр Гильберт был единственный человек в замке, с которым профессор оставался в дружеских отношениях. Филиппа явно избегала его, да и лорд Дольчестер не скрывал своей антипатии, на которую профессор от всего сердца отвечал тем же. Профессор постоянно следил за Филиппой, выжидая случая заманить ее к себе, так как твердо решился исполнить свой план, – убить девушку и добыть необходимый ингредиент. Филиппа постоянно встречала упорный взгляд его магнетических глаз, блиставших как две зловещие звезды, отравлявшие ее жизнь своим дурным влиянием. Она начала худеть и бледнеть под этим постоянным надзором. Природа не могла выносить такого напряжения, и Филиппа убедилась наконец, что заболеет, если не избавится от профессора. Тогда она приняла неожиданное решение, о котором сообщила Джеку:
– Джек, – сказала она однажды вечером, когда они сидели одни в гостиной, а профессор с сэром Гильбертом толковали о научных вопросах за бутылкой вина, – веришь ты в дурной глаз?
Лорд Дольчестер, лениво смотревший на огонь, встрепенулся.
– Господи, Филиппа, что за странные у тебя мысли? – сказал он недовольным тоном.
– Я думаю, что у профессора дурной глаз, – мрачно продолжала она. – Всякий раз, когда я взгляну на него, я встречаю его взгляд.
– Предоставь мне разделаться с ним и я выбью ему глаза, – свирепо сказал Джек.
– Не говори глупостей, – возразила Филиппа, ничуть не тронутая этим великодушным предложением, – он друг папа.
– Он, однако, не остановился у вас, – сердито отвечал Дольчестер, пожав своими широкими плечами.
– Это все равно, – спокойно отвечала Филиппа, – он просиживает у нас по целым дням. Но вот что я тебе скажу, Джек, – я больше не могу выносить этого, я заболею.
– Да, ты что-то похудела, – сказал Джек, окидывая ее беспокойным взглядом.
– Поэтому я решилась уехать в Лондон к тетке Гертруде.
– О!
Лорд Дольчестер вздрогнул. Он очень хорошо помнил эту почтенную матрону с высоким лбом и римским носом, так как она преследовала его в течение нескольких лет, проча его в мужья одной из своих дочерей, которые также обладали высокими лбами и римскими носами.
– Не корчи гримас, Джек, – улыбнулась Филиппа, знавшая от него о преследованиях, которым он подвергался со стороны ее кузин, – ты можешь остаться здесь.
– О, об этом я не думаю, – возразил Дольчестер. – Я не боюсь, теперь я жених.
– Джек, – торжественно сказала его возлюбленная, лукаво сверкнув глазами, – умоляю тебя, не доставляй моим кузинам случая отнять у меня твое сердце. Ты знаешь, что наше обручение не может служить помехой, а до какого совершенства довели они искусство пленять мужчин, – о, лорд Дольчестер!
– Пусть попробуют, – отвечал Джек, весело смеясь при этой мысли, – я готов рискнуть, Филь.
Так и решили. Филиппа написала тетке и получила от нее нежнейший ответ, в котором сообщалось, что тетка будет ей душевно рада, и что на зиму они едут в Южную Францию; поедет ли с ними милая Филиппа? Милая Филиппа готова была ехать на северный полюс, лишь бы избавиться от ужасных глаз профессора. Итак, она принялась укладываться и назначила день отъезда.
* * *
Вольфден, ноября 22. – Не везет мне с эликсиром! Я так же далек от исполнения моих желаний, как и прежде. Мисс Харкнесс упорно избегает меня и я не могу найти случая остаться с ней наедине. Ее проклятый любовник всегда с ней и, как я подозреваю, не поколеблется нанести мне личное оскорбление. Он ненавидит меня и нисколько не старается скрыть этого. Это грустно, потому что мешает исполнению моего плана. Я приглашал мисс Харкнесс сюда, но она решительно отказывается приходить, и порой я в отчаянии думаю, что мне не удастся ее заполучить. В довершение моих затруднений, она собирается уехать в Южную Францию, где, по ее словам, останется надолго. Я же не могу остаться в Англии более полугода; итак, если она уедет, я, по всей вероятности, потеряю ее из вида. Впрочем, еще неделю она пробудет здесь; надо придумать какой-нибудь способ добиться моей цели. Мне часто приходит в голову, что если я убью ее, то буду иметь дело с законами Англии. Закон не симпатизирует священному делу науки и повесит меня за убийство (как он назовет мой поступок) так же спокойно и беспристрастно, как обыкновенного преступника, до смерти забившего свою жену. Приходится примириться с этим; если я хочу довести до совершенства великое открытие, то должен сделаться жертвой закона. Но мое открытие будет жить; и меня будут помнить, как мученика науки. Я завещаю мой дневник, если меня приговорят к повешению за принесение этой девушки в жертву науке, какому-нибудь ученому моей родины; он издаст его и все увидят, как постепенно дошел я до увенчания дела моей жизни. Меня будут чтить, как мученика; итак, я не отступлю перед поступком, который предаст меня в руки закона. «Кровь мучеников – семя церкви», и моя смерть только средство сообщить миру тайну эликсира, благодаря которому люди будут знать и прошедшее, и настоящее, и будущее. Они получат возможность предотвращать бедствия, которые обрушились бы на мир, если б будущее оставалось темным. Что значат ничтожные физические страдания в сравнении с великолепной будущностью, которая предстоит миру благодаря мне? Я решился – я готов погибнуть мучеником науки, жертвой невежества, и на моей могиле будет написано только одно слово: «Recurgam»![10]10
Я вновь восстану, воскресну (лат.).
[Закрыть]
* * *
Раз! с соседней колокольни доносятся тяжелые гулкие удары. Полночь. В этот час духи посещают землю. Они встают из земных могил; скелеты убийц спускаются с виселиц; души богачей выходят из склепов. Воздух наполнен призраками; их бестелесные формы кружатся в нем, как осенние листья.
Вольфден, угрюмый и мрачный покоится в сиянии луны; мириады звезд смотрят на него, но не могут рассеять окутывающей его тени. А его жилец, – присоединился ли он к духам, реющим в воздухе, или мечтает об исполнении своего отвратительного замысла? Сумасшедший он? Его могучий эликсир – порождение расстроенного мозга? Или он в самом деле гений и сделал великое открытие?
Как тиха ночь; слышится только ропот реки, катящей свои волны в безбрежное море. Несколько барок виднеются на ней: черные, неуклюжие массы, точно повисшие в центре огромного моря между усеянным звездами небом вверху и его отражением внизу. Крик совы раздается с колокольни, в ответ ему слышится другой из Вольфдена, затем колокол: раз! два!
Поднялся ветер; колокол пробудился и заунывные, дикие звуки разнеслись среди пустынных холмов. Как загудело в обеденной зале! Обрывок веревки закачался взад и вперед. Дух старого сквайра что-то не является сегодня. Ставни затряслись, заскрипели на ржавых петлях; вот одна оборвалась, рухнула вниз и ветер понесся далее, как будто радуясь своему делу. Виррр… как загудело в трубе… лаборатория… какая армия склянок, какие странные кабалистические аппараты. В печке еще тлеют угли… Как они вспыхнули и заискрились, точно гневный глаз Циклопа. Пойдемте вниз по старинной дубовой лестнице, на которую луна бросает кровавый отблеск сквозь цветные стекла. Вот и спальня профессора. Ветер развевает гардины, и бледный луч месяца освещает его лицо. Дух ли оживляет это тело или лишь надежда на открытие великой истины? Как бледно лицо, каким мертвенным кажется в рамке черных волос, разбросанных по подушке. Как судорожно стиснуты его руки! Тень пробегает по его лицу. Что это, дух возвращается в тело? или тучка прошла перед луной? Безумен ли он? Неужели за этим высоким лбом роятся только безумные грезы расстроенного мозга? Кто знает? Только время разрешит эту загадку. Оставим его с его грезами и фантазиями. Скорее к морю, где огромные корабли рассекают седые волны. Дальше, дальше! Смотрите, как тучи несутся по небу! как вздымаются седые валы Атлантики! Ветер на просторе разгуливает среди купола черных туч, нависших над кипящими пучинами океана.
VIII. В ЛАБОРАТОРИИ
Лишь только человек
Добрался до вершины своих желаний,
– Стой! – кричит Смерть, – и вот он
падает вниз.
Перед самыми воротами Вольфдена стоял огромный куст боярышника и его обнаженные от листьев ветки тряслись и качались во все стороны под напором ноябрьского ветра. Дождь лил как из ведра, небо оделось тучами и нигде не было видно просвета, обещавшего хорошую погоду.
Под кустом, стараясь укрыться от дождя, стояли лорд Дольчестер и его невеста. Они пошли гулять и гроза захватила их у ворот Вольфдена.
Джек старался укрыть Филиппу под кустом, но они могли бы остаться и в открытом поле, потому что защита была призрачная. До замка оставалось еще с четверть мили, бури и конца не предвиделось, а укрыться можно было только в Вольфдене, куда Филиппа ни за что не хотела идти.
– Я не пойду туда, пока там живет этот ужасный человек.
– Я тоже не люблю его, – сердито отвечал Дольчестер, – но стоит ли тебе рисковать здоровьем из-за этого? У нас даже нет зонтика. Вольфден ближайшее место, где мы можем укрыться; буря скоро пройдет, почему бы не переждать ее там?
Филиппа бросила кругом себя отчаянный взгляд. Дождь лил не переставая; всюду виднелись лужи. На ней была шубка, но ноги ее промокли совершенно, так что в конце концов она согласилась воспользоваться гостеприимством профессора.
– Нищим выбирать не приходится, – сказала она с досадой. – Пойдем, Макдуф[11]11
Макдуф – тан Файфа, одолевший и убивший Макбета в трагедии Шекспира «Макбет».
[Закрыть].
Макдуф (иначе лорд Дольчестер) отворил ворота и, пропустив Филиппу, захлопнул их. Дом выглядел еще угрюмее и пустыннее под дождем, но им некогда было рассматривать его. Они поспешили к подъезду и вскоре стояли перед огромной дубовой дверью. Джек изо всех сил постучал молотком и через несколько минут профессор самолично отворил им дверь. Он очень удивился при виде гостей и тут же решил про себя привести в исполнение свой план, раз уж стихии сами отдали жертву в его руки.
– Пройдемте наверх в мою лабораторию, – сказал он, пожимая руку Дольчестеру, которому эта любезность, по-видимому, вовсе не доставила удовольствия, – это единственная комната в доме, в которой есть огонь.
– Благодарю, я останусь здесь, – холодно сказала Филиппа, глядя из двери на потоки дождя.
– Позвольте вам заметить, мисс Филиппа, – отвечал профессор, – что я немножко доктор и предсказываю вам простуду, если вы останетесь здесь в мокром платье.
– Лучше пойдем, Филь, – вмешался Джек, отряхиваясь, как мокрая собака, – я тоже пойду.
Профессор остался очень доволен этим решением и пошел вперед, показывая путь в лабораторию.
Это была восьмиугольная комната с высоким стрельчатым окном с разноцветными стеклами и огромной печью напротив него. Всюду виднелись аппараты и склянки с реактивами; на столике лежали письменные принадлежности.
Напротив входной двери виднелась другая, маленькая, крепкая, обитая железными полосами; она была полуоткрыта, но за ней ничего не было видно.
Профессор ввел своих нежданных гостей в эту мастерскую науки и, извинившись за беспорядок, усадил Филиппу в кресло перед печью. Затем, приоткрыв дверцу, чтобы впустить в комнату больше тепла, он спросил, не желают ли гости вина. Оба отказались и профессор стал придумывать способ отделаться от Дольчестера.
Джек заинтересовался странными аппаратами, и сообразительный немец, заметив это, начала рассказывать ему о различных опытах. Филиппа задумчиво глядела на огонь, в то время как они расхаживали взад и вперед по комнате. Случайно Дольчестер очутился перед обитой железом дверью.
– Что там у вас, профессор? – сказал он, отворяя ее настежь.
У профессора засверкали глаза. Вот случай удалить Дольчестера.
– Посмотрите сами, – сказал он, смеясь.
Джек, подстрекаемый любопытством, вошел, а профессор затворил за ним дверь. Она была с механическим затвором и захлопнулась с резким звуком, который вывел Филиппу из задумчивости.
– Где лорд Дольчестер? – сказала она, вставая и оглядываясь с беспокойством.
– Там, – отвечал профессор, указывая с торжествующим смехом на дверь.
– Эй, профессор, выпустите меня, – крикнул Джек, стуча в дверь.
Профессор не обратил внимания на его крик и подо шел к Филиппе.
– Отворите ему, профессор, – сказала она с наружным спокойствием, которого вовсе не чувствовала, так как пугалась блеска его глаз. – Мы можем идти; буря стихла.
Профессор не отвечал, но, открыв ящик стола, достал из него длинный стальной нож и с ужасной улыбкой попробовал на пальце лезвие. Сердце Филиппы замерло; она готова была лишиться чувств, но собрала все свое мужество, и оправилась.
– Молодая леди, – медленно произнес профессор, глядя на нее с торжествующей улыбкой. – Несколько месяцев тому назад я сделал великое открытие, но для завершения труда требуется одна вещь. А именно – кровь невинной, чистой девушки. Я выбрал вас для осуществления этого великого замысла, для познания высших таинств Природы. Ваша жизнь будет коротка, но слава вечна.
Филиппа содрогнулась при виде блестящего лезвия и дико горящих глаз профессора.
– Великая честь, – продолжал он тем же бесстрастным тоном, – оказать содействие делу науки. Что значит смерть? Мгновенное страдание и все кончено. Готовы ли вы?
Бедная девушка шептала молитву и в ужасе смотрела на сумасшедшего.
– Вы были гостем в доме моего отца, – сказала она резким голосом, который показался ей самой ненатуральным. – Неужели вы решитесь обагрить ваши руки кровью его дочери?
– Это великая честь, – повторил безумец с жестокой улыбкой, проводя большим пальцем по лезвию ножа. – Готовьтесь.
Филиппа при его приближении отступила к окну и оглянулась, ища какого-нибудь оружия. На окне подле нее стояла большая бутыль с каким-то реактивом. В обыкновенное время она не смогла бы поднять ее, но опасность удесятерила ее силы, и, схватив бутылку, она повернулась к немцу.
Теперь он стоял против печки и она видела огонь, пылавший позади его.
– Еще шаг и я брошу в вас этим, – крикнула она с бешенством, стискивая зубы.
– Это великая честь, – повторил он с безумной улыбкой и шагнул к ней.
Она в отчаянии закрыла глаза и изо всех сил швырнула в него бутылкой. Задев за плечо сумасшедшего, бутылка заставила его пошатнуться и полетела в печь. Раздался страшный взрыв и Филиппа, падая в обморок, успела только увидеть перед глазами стену пламени…
* * *
Между тем Джек, чувствуя, что в лаборатории творится что-то неладное, с удвоенной силой колотил в дверь, но, убедившись, что она не поддается его усилиям, сталь искать другого выхода.
Он находился в узкой, длинной комнате, на противоположном конце которой было небольшое окно, сквозь которое проходил слабый свет. Джек бросился к окну и распахнул его. Под ним оказался карниз, тянувшийся вокруг всего дома и отстоявший от земли футов на двадцать. Но плющ, обвивавший стены, представлял естественную лестницу. Джек не колебался ни минуты и быстро спустился вниз. Как он добрался до земли – он и сам не понимал; но, почувствовав под ногами твердую почву, он обежал дом, ворвался в дверь, которую профессор оставил открытой и бросился вверх по лестнице.
Дверь лаборатории была заперта. Но она не могла противостоять его атлетической силе и, выбив ее плечом, он ворвался в комнату, полную дыма. Он споткнулся о что-то валявшееся на полу и, нагнувшись, увидел тело профессора, лежавшее в луже крови.
Он с криком перескочил через него и нашел Филиппу в обмороке под окном, поднял ее на руки и понес вниз по лестнице, громко призывая слуг.
Когда они явились, он послал их наверх посмотреть, что с профессором и, положив Филиппу на диван, брызнул ей в лицо водой. Она с глухим стоном открыла глаза и, увидев наклонившееся над ней лицо Джека, с судорожным рыданием уцепилась за его руку.
– О, Джек, – прошептала она, – что случилось?
– Желал бы я знать это, – с тревогой отвечал Джек.
– Профессор хотел убить меня, – сказала она, глядя на него помутившимися главами, – а я пустила в него бутылью. Она упала в огонь, последовал взрыв и больше я ничего не знаю.
Джек ничего не сказал, но, велев слугам сходить за полицией, отвез Филиппу домой.
* * *
Разумеется, эта история наделала шума. Профессору оторвало при взрыве часть черепа и смерть, без сомнения, была мгновенная. В бутылке, очевидно, заключалось какое-нибудь взрывчатое вещество. Его похоронили в Англии, известив о кончине его родных в Германии.
Сэр Гильберт ужаснулся, узнав о случившемся, и при шел к заключению, как и все, впрочем, что немец был сумасшедшим. Нервное потрясение не обошлось Филиппе даром, и она долго была больна.
Теперь она леди Дольчестер, обожаемая своим супругом.
Дневник профессора попал в руки сэра Гильберта и Филиппа узнала из него страшную цепь событий, чуть не приведших ее к гибели.
Джек гордится храбростью своей жены, но она не может вспомнить без содрогания ужасную минуту, когда профессор открыл ей свою тайну.
Примечание д-ра Эндрюса. – Я посетил сэра Гильберта Харкнесса и нашел в его библиотеке дневник покойного профессора Бранкеля. Я прочел его и глубоко заинтересовался работой этого больного мозга. У сэра Гильберта оказался флакон с чудесным эликсиром профессора; я проанализировал эту жидкость и убедился, что ее главная составная часть была опий. Без сомнения, он-то и порождал видения и галлюцинации, описанные в дневнике. Действительно ли он нашел и разобрал криптограмму, – я не знаю, но думаю, что то количество опия и других веществ, которые он принимал, должно было довести его до помешательства.
Судя по первой части его дневника, я склонен думать, что в нем уже раньше были зародыши помешательства, которые развились под влиянием эликсира.
Я получил от сэра Гильберта позволение напечатать ту часть дневника, которая относится к этому происшествию, и дополнил ее со слов леди Дольчестер и ее супруга.
Видение, описанное в V главе, показалось мне особенно странным. По-видимому, это краткий и красочный отчет о галлюцинациях сновидца, набросанный, вероятно, тотчас по пробуждении. Он написан наскоро и таким неразборчивым почерком, что местами я не мог ничего понять.
Внутренняя работа человеческой души всегда интересна. Это обстоятельство в связи с странной цепью событий, связующих душу с внешним миром, заставило меня обнародовать историю, рассказанную выше. Без сомнения, нет пословицы справедливее той, которая гласит: «Действительность страннее вымысла».
