Текст книги "Золотой саркофаг"

Автор книги: Ференц Мора

Ференц Мора
Золотой саркофаг

Блеск и сумрак императорского Рима

Римская империя… Эти слова вызывают в памяти любого сколько-нибудь сведущего в истории человека ассоциации двоякого рода. Прежде всего, возникает образ могущественной средиземноморской державы, подчинившей своей власти народы на огромных пространствах от Британии на северо-западе до Египта и Сирии на юго-востоке и установившей «Римский мир» едва ли не на всей известной тогда европейцам ойкумене. Но, как правило, тут же всплывают картины не столь величественные и торжественные, но не менее впечатляющие. Картины нравственного разложения римского общества, как бы забывшего гражданские доблести и моральные императивы своих предков и погрязшего в праздности, лицемерии и разврате. Более осведомленный читатель, вероятно, вспомнит при этом название знаменитого труда английского историка Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи». Вышедший более двухсот лет назад, труд Гиббона как бы навеки соединил представление о Римской империи со словами «упадок и разрушение», а сами эти слова стали устойчивым выражением, кстати, использованным для названия своего романа другим английским автором – классиком литературы XX столетия Ивлином Во.

Верны ли эти «расхожие» представления о Римской империи? Да, в общем верны. Но гораздо сложнее ответить на вопросы о том, когда и в силу каких причин начался кризис Римской державы? Как писал недавно знаток античной культуры М. Л. Гаспаров, «его относят и к религиозному кризису I в. н. э., когда явилось христианство, и к социальному кризису III в., когда рабство стало уступать место новым формам общественных отношений, и к национальному кризису V в., когда большая часть римского Запада оказалась заселена германцами». Авторы исторических романов, люди, нередко хорошо знающие источники и исследовательскую литературу об избранной ими эпохе (достаточно назвать имена Феликса Дана и Дмитрия Мережковского, Лиона Фейхтвангера и Теодора Парницкого), вольны, однако, присоединиться к одной из возможных версий описываемых ими событий. Положение профессионального историка несколько сложнее: он должен учитывать все имеющиеся в науке гипотезы и в силу этого, как правило, более осторожен в своих оценках и выводах. Имея в виду данное обстоятельство, попытаемся, хотя бы в общих чертах, познакомить читателя романа Ференца Моры «Золотой саркофаг» с представлениями современных ученых об истории Римской империи. По необходимости нам придется напомнить основные события того времени, «так как и то, что известно, – заметил Аристотель в своей „Поэтике“, – известно немногим».

Началом Римской империи обычно считают либо битву 31 г. до н. э. у мыса Акция, в которой флот Октавиана одержал решающую победу над флотом Антония и Клеопатры, либо события 27 г. до н. э., когда Октавиан, внучатый племянник Юлия Цезаря, возвратился в Рим и, торжественно объявив сенату об окончании гражданских войн, сделал попытку (очевидно, лицемерную) сложить с себя чрезвычайные полномочия триумвира. В 27 году и в последующие годы Октавиан получил многочисленные звания и привилегии: среди них был титул императора, подчеркивавший его непосредственную связь с войском, титул Августа (поэтому годы его правления позднее стали называть «эпохой Августа»), звание «отца отечества».

Дальновидность Августа как государственного деятеля проявилась в том, что он, удовлетворив насущные требования армии, поставил ее под свой жесткий контроль и стал осуществлять на практике идею согласия различных социальных слоев римского общества. Август отказался от политики террора и вернулся к лозунгу Юлия Цезаря о «милосердии». Себя Август скромно называл «принцепсом», то есть первым по списку сенаторов. Тем самым декларировалась, якобы, решающая роль сената в политической жизни Рима и подчеркивался его авторитет, хотя уже современникам было очевидно, что полномочия Августа не отличаются от монархических. Именно слово «принцепс» дало название всей эпохе Ранней империи – ее принято называть эпохой принципата.

После смерти Августа в 14 г. н. э. в Риме более полувека (до 68 г. н. э.) правили представители родов Юлиев и Клавдиев (или усыновленные ими). Династия Юлиев-Клавдиев прекратилась со свержением и гибелью Нерона. После кровавой борьбы 68—69 гг. на императорский престол взошел Веспасиан, основатель династии Флавиев. К ней принадлежали также сыновья Веспасиана Тит и Домициан. И ближайшие преемники Августа, и представители рода Флавиев не отличались, за редким исключением, политической дальновидностью и мудростью, терпимостью и нравственным авторитетом. Во всяком случае римские авторы II вв. н. э., в том числе такие знаменитые, как Сенека[1]1
  Сенека Луций Анней (ок. 4 г. до н. э – 65 г. н. э.) – римский философ и писатель, представитель стоицизма.


[Закрыть], Тацит и Светоний, не жалели мрачных красок при характеристике их образа жизни и деятельности. Хотя современные ученые спорят о том, не слишком ли тенденциозно и односторонне, в пылу собственных политических пристрастий, изображали римские писатели еще недавно всесильных императоров, но тем не менее очевидно одно: в сознание образованного римлянина II в. н. э. настойчиво «внедрялась» мысль о «кровожадных тиранах» I в. н. э. Некоторые из них, особенно из династии Юлиев-Клавдиев, рисовались просто полубезумными людьми.

С 96 г. н. э. в течение почти столетия (до 192 г.) на римском престоле находилась династия Антонинов, получившая свое название по имени одного из ее представителей – Антонина Пия. Отметим любопытную деталь: уже в эпоху Юлиев-Клавдиев некоторые будущие императоры не принадлежали по крови к правившему роду, а усыновлялись и объявлялись преемником императора. Этот обычай стал устойчивой традицией в эпоху Антонинов. Кроме последнего императора Коммода, действительно являвшегося сыном Марка Аврелия, все предшествующие императоры были усыновлены своими предшественниками с одобрения армии и римского сената. Такой порядок косвенно свидетельствовал о примирении императоров с сенаторами, об установившемся в Риме политическом согласии и социальном мире.

Эпоху Антонинов нередко называют «золотым веком» Римской империи. Действительно, это было время наивысшего внешнего могущества Рима и, хотя бы относительной, внутренней стабилизации империи. При Траяне (98-113 гг.) империя достигла своих максимальных границ. После покорения Дакии этот император раздал часть богатой добычи римскому плебсу, что, несомненно, способствовало росту популярности Траяна (праздник по поводу победы над даками длился три месяца!). Интереснейшую фигуру представлял собой и Марк Аврелий (161—180 гг.), выдающийся полководец и одновременно – «философ на троне», последний стоик Рима, автор знаменитого сочинения «К самому себе» (или «Размышления»).

Что же можно сказать о самом римском обществе эпохи принципата? Оно было очень неоднородным, так как сословное деление дополнялось делением на римских граждан и т. н. перегринов (отсюда – более позднее слово «пилигрим» – странник). К высшим сословиям – сенаторов и всадников – принадлежали люди, обладавшие имуществом соответственно в 1 млн. и 400 тыс. сестерций[2]2
  Сестерций – древнеримская монета, чеканилась с III в. до н. э.


[Закрыть]. Наряду с представителями знатных родов, в I в. н. э. императоры начинают выдвигать в состав сенаторского сословия лично им преданных людей, сначала из италийских городов, а с середины I в. – и уроженцев других провинций. Достаточно широкие круги муниципальной знати Италии, а затем и провинций составляли третье сословие – декурионов. Разноликим был состав римского плебса, формально не считавшегося особым сословием. Наряду с торговцами и владельцами ремесленных предприятий, среди плебеев было много людей, работавших по найму, и едва ли не столь же много – людей без определенных занятий. Опасаясь социального недовольства плебса, отстраненного в эпоху принципата от активного участия в политической жизни Рима, императоры стремились умиротворить плебеев, реализуя на практике знаменитый лозунг «хлеба и зрелищ». Только в самом Риме даровой хлеб получали около 100—150 тысяч человек.

Все большее распространение получает в эпоху империи институт вольноотпущенничества. Либертины (вольноотпущенники), хотя и несли некоторые повинности по отношению к своим патронам, иногда сами добивались высокого положения в обществе и становились богатыми людьми. Наиболее эксплуатируемой частью населения империи, несомненно, являлись рабы. Но и в этом сословии, как и среди либертинов, усиливается социальное расслоение. Во II в. н. э. некоторые рабы получают в качестве пекулия участок земли или ремесленную мастерскую. Рабовладельцы начинают переводить своих рабов на положение колонов.

Уже в годы правления Марка Аврелия стало очевидно, что сдержать наступление варваров на границы Римской державы удается ценой огромного напряжения военных сил и благодаря ряду уступок. Особенно тяжелыми оказались войны на дунайской границе, где, наряду с другими варварами, выступили германские племена квадов и маркоманов (т. н. Маркоманские войны 167—180 гг.). «Золотой век» Антонинов закончился бесславно: император Коммод, обладавший красивой внешностью и исключительной физической силой, «обессмертил» себя тем, что решился выйти на арену как борец с дикими зверями и как гладиатор. Как писал о Коммоде римский поэт IV в. Авсоний, «жизнью дурной обличив свою мать в недостойнейшем блуде, он поплатился за все, горло подставив петле».

Начавшаяся в Римской империи в 193 г. смута явилась как бы прологом к длительному кризису, охватившему в III в. н. э. едва ли не все сферы жизни римского общества. В суждениях ученых на этот счет есть свои нюансы: Е. М. Штаерман склонна рассматривать весь период с конца II в. до времени Диоклетиана как «эпоху кризиса», а М. Л. Гаспаров понимает под последней лишь период т. н. «солдатских» императоров (то есть узурпаторов, выдвинутых армией), сменявших друг друга на престоле в 235—284 гг.

Гражданская война начала 90-х годов II в. н. э. закончилась победой уроженца Африки Септимия Севера, поддержанного дунайской армией и положившего начало династии Северов. За исключением самого Септимия Севера, все императоры III в. умерли не своей смертью, а были убиты. Чем же объяснить и эту кровавую вакханалию[3]3
  Вакх – в античной мифологии одно из имен бога виноградарства Диониса. Со II в. до н. э. празднества в честь Вакха приобрели в Риме характер оргий (вакханалии).


[Закрыть], и общий упадок римского могущества в III веке?

Когда речь идет о сложных исторических явлениях, о крушении некогда могущественных государств, бывает совсем не просто объяснить причины подобного развития событий, даже если сам их ход известен достаточно хорошо. Всегда привлекательной кажется идея выявить доминанту хода истории, то есть, говоря проще, одним-двумя словами растолковать, почему все случилось именно так, а не иначе. Но, с другой стороны, в мировой истории, как и в жизни отдельного человека, так переплетены «начала и концы», причины и следствия, что самый пытливый исследователь приходит порой в недоумение. Еще чаще оно охватывает читателя, не являющегося профессиональным историком: как же так, вопрошает он, столько лет ученые анализируют эти события, написали сотни, если не тысячи книг, но до сих пор не могут объяснить мне, непрофессионалу, почему, скажем, погибла Римская империя? Это недоумение вполне естественно, но история именно тем и интересна, что она многолика и по сути своей неисчерпаема, любое событие может быть интерпретировано по-разному. Вспомним известную поговорку о том, что «наши достоинства есть продолжение наших недостатков». Новый закон или покорение соседней области, распространение запрещенных ранее культов или перенесение торговых путей – все это (мы назвали примеры произвольно) может иметь для государства одновременно и положительные, и негативные последствия.

Самой общей причиной кризиса, охватившего Римскую империю в III веке, исследователи античности обычно называют упадок того рабовладельческого уклада, на котором зижделось в течение предшествующих столетий процветание римского общества. Во многих хозяйствах, покоившихся на рабском труде, стала остро сказываться нехватка рабочей силы. Резкое уменьшение численности рабов, в свою очередь, имело различные причины. Ушли в прошлое победоносные для Рима войны, связанные с захватом пленных; сказались эпидемии, голод и другие бедствия, не способствовавшие воспроизводству рабского населения; развивалась практика отпуска рабов на волю, что влекло за собой серьезные перемены во всей организации хозяйственной жизни.

В III веке многие области Римского государства обезлюдели. Особенно бросалось в глаза то обстоятельство, что захирели некоторые, еще недавно цветущие, города. Торговля приходила в упадок. Достаточно быстрыми темпами шел процесс натурализации римской экономики. Росло крупное землевладение латифундиального типа, и многие латифундисты порывали с городским образом жизни.

Как полагают современные исследователи, демографические факторы во многом являются симптоматичными при определении «состояния здоровья» общества и происходящих в нем глубинных перемен. В конце II – начале III вв. н. э. все большее число «исконных» римлян вытеснялось в армии, административных учреждениях и даже в сенате «провинциалами», в том числе выходцами с Востока. Высокомерные римляне считали провинциалов людьми «второго сорта». Сын Септимия Севера, вошедший в историю под именем Каракаллы, издал в 212 г. эдикт, по которому право римского гражданства было даровано всем свободным жителям империи, за исключением т. н. дедитициев (бывших врагов Рима, сдавшихся «на милость победителя»).

Среди факторов, способствовавших кризису империи в III в., надо назвать длительную и весьма ожесточенную борьбу двух политических тенденций: выразителями одной из них были «сенатские» императоры, а другой – «солдатские». В первые десятилетия III в. те и другие сменяли своих предшественников на престоле в результате кровавых заговоров. С 235 г. в течение почти полувека императорами становились лишь военные командиры, опиравшиеся на верные им легионы, – это было время политической анархии в Риме.

Уже упоминавшийся Септимий Север, «солдатский» император, пытался укрепить положение дел в государстве, увеличив армию до 600 тысяч человек. Нарушая все римские традиции, он даже разместил легион в самой Италии. Каждый солдат, независимо от сословного положения, мог теперь дослужиться до самого высокого звания. Ветераны приравнивались в правах к сословию декурионов. В то же самое время Септимий Север применял массовые репрессии против знати, в том числе сенаторов. О его правлении мы узнаем из такого, весьма спорного, источника IV в., как «Истории Августов» (имя Август являлось в то время титулом правящего императора). «Сочинители истории Августов» (до сих пор неясно, действительно ли этот памятник написан шестью историками или он является плодом творчества одного, оставшегося анонимным, автора) замечают, что Септимий Север «убил многих по действительным или мнимым винам. Многие были осуждены за то, что подшучивали, другие за то, что молчали, иные за то, что не раз выражались иносказательно». Несмотря на свою жестокость, Септимий Север казался современникам и ближайшим потомкам далеко не худшим из императоров. Тот же источник свидетельствует: «После его смерти все высоко оценивали его – главным образом потому, что государство в течение долгого времени не видело ничего хорошего ни от его сыновей, ни после, когда многие устремились к власти, и Римское государство стало добычей для грабителей».

Другой представитель династии Северов – Александр Север (222—235 гг.) – был «сенатским» императором. Сочетавший в себе нравственность с твердостью, доброжелательный к людям и усердный в государственных делах, Александр Север проводил политику, объективно более выгодную крупным собственникам, чем солдатам и ветеранам. Убийство Александра Севера и его матери во время солдатского мятежа на Рейне в 235 г. знаменовало наступление эпохи «солдатских» императоров, длившейся вплоть до правления Диоклетиана.

Отсутствие политического согласия, неумение или нежелание императоров III в. найти компромисс со своими политическими противниками приводило либо к террору, либо к разгулу политической анархии. Такой поворот событий, впрочем, уже не удивлял ко всему привыкших римских граждан. Казалось, что сама человеческая жизнь потеряла всякую цену. Социальная нестабильность, естественно, рождала и соответствующую житейскую «философию». Люди спешили получить от жизни именно сегодня «все, что можно», ибо завтра могла оборваться уже и сама их жизнь. Нравственная деградация затронула буквально все слои римского общества. Конечно, различный стиль и «уровень» жизни богатого представителя знатного рода и неимущего плебея вносили специфические нюансы в эту картину морального разложения Рима. Но многое было общим.

Назовем лишь три черты, особенно отчетливо свидетельствующие об упадке нравов римского общества, – это праздность, жестокость и развращенность. Работать не хотел уже никто – ни рабы, ни свободные граждане. Физический труд и ранее не считался достойным занятием для знатного римлянина, но в республиканскую эпоху его неприятие «компенсировало» стремление проявить себя на поле брани, в общественных делах и т. п. Теперь же подобное служение обществу тоже не казалось необходимым, а тем более привлекательным. Оставались одни увеселения. Число праздничных дней в Риме доходило в середине II века до 180 в году!

Культ жестокости проявлялся не только в постоянных заговорах и политических убийствах (едва ли не все императоры первых веков нашей эры запятнали свое имя убийством кровных родственников, включая матерей и детей, а также жен, ближайших соратников и т. д.). Этот культ стал неотъемлемой частью повседневной жизни римлян. Быть может, наиболее цинично он заявлял о себе во время массовых театрализованных представлений, на которые стекались десятки тысяч людей. «Острые» зрелища, будоражившие до предела эмоции, и раньше были распространены в Риме. Достаточно вспомнить гладиаторские бои. Но теперь этого было мало. Приговоренных к смерти заставляли выходить на арену цирка или амфитеатра и играть последнюю в своей жизни роль – роль персонажа, гибнущего по ходу спектакля. Собравшимся зрителям «щекотало нервы» то обстоятельство, что они были свидетелями подлинной, а не мнимой гибели «героя» спектакля, что лилась горячая человеческая кровь… К слову заметим, что этот образ – образ «гибнущего всерьез» актера – использовал Борис Пастернак, написавший о творчестве подлинного художника в эпоху его зрелости («старости») следующие строки:

 
Но старость – это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актера,
А полной гибели всерьез.
 
 
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлет раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.
 

Иногда на арене амфитеатра казни «обставляли» иначе: например, ранних христиан порой отдавали на растерзание диким зверям, которых перед этим не кормили несколько дней…

Не гражданские дела и общественные заботы, а удовольствия и развлечения, часто весьма непристойного характера, занимали все большее место в жизни знатного римлянина. Пуританские нравы республиканской эпохи давно были забыты. Пиры и оргии с самыми изощренными сексуальными наслаждениями становились обыденным делом. Посещение терм (особенно знамениты были термы Каракаллы, где одновременно могли пребывать около полутора тысяч человек) стало для многих любимым занятием. Женщины мылись в одних помещениях с мужчинами, так как никого уже не смущала нагота женского тела. Более того: все хвастались многочисленными любовными связями, ибо в ту пору, по словам Л. Фридлендера, «целомудрие являлось доказательством уродства». Плебеи и даже рабы старались не «отстать» от знатных римлян – если не в изысканности и изощренности сексуальных удовольствий, то хотя бы в их многочисленности и, с позволения сказать, интенсивности. Между прочим, знатные матроны часто брали себе в любовники актеров, гладиаторов, рабов.

В такой вот обстановке нравственного распада и политической анархии, когда «солдатские» императоры в результате очередного заговора сменяли друг друга на престоле (нередко в одной части империи легионы провозглашали одного командира императором, а в другой – иного), когда казалось, что никто и ничто уже не спасет некогда великий Рим, к власти пришел Диоклетиан. Судьба этого человека не только удивительна, но во многом и загадочна.

Его настоящее имя было Диокл. Он происходил из Иллирии (или Далмации) и был сыном вольноотпущенника. В детстве гадалка предсказала ему великое будущее. Но в жизни он всего добивался сам, пройдя путь от солдата до начальника дворцовых войск. Аврелий Виктор рассказывает в своем сочинении «О цезарях» об обстоятельствах прихода Диокла к власти. Императора Нумериана тайно убил его родственник, префект претория Апр, рассчитывавший, вероятно, на престол. Диокл в окружении солдат отомстил за невинно погибшего юного императора, зарубив находившегося рядом Апра, но «всем остальным дано было прощение, и почти все его враги были оставлены на своих должностях». Этот шаг свидетельствовал скорее не о великодушии, а о трезвом политическом расчете Диоклетиана (став императором, он изменил свое имя на римский манер).

Хотя Диоклетиан не получил серьезного образования и не отличался интеллектуальной изысканностью, как, скажем, Марк Аврелий, он вошел в историю Рима как один из наиболее крупных государственных деятелей. Можно предположить, что Диоклетиан правильно оценил обстановку в буквально разваливавшейся на части империи (как в результате внутренних смут, так и под натиском варваров) и принял решение разделить «бремя власти», взяв себе в соправители Максимиана. Весной 285 г. Максимиан получил титул Цезаря, а через год – Августа. Империя была поделена на две части: Диоклетиан оставил себе более богатые восточные области империи, а Максимиану отдал Запад. Диоклетиан торжественно объявил, что ровно через 20 лет они с Максимианом добровольно откажутся от высших полномочий и передадут власть другим. Поразительно, но он сдержал это свое обещание!

Резиденцией Диоклетиана стала Никомидия[4]4
  Никомидия – город на берегу Мраморного моря.


[Закрыть], расположенная на побережье Мраморного моря. Такой выбор императора объясняют тем, что в условиях постоянных столкновений с варварами Рим оказался неудобен со стратегической точки зрения. Диоклетиан стремился быстрее реагировать на передвижения варваров у границ империи, и положение Никомидии как бы на «стыке» Европы и Азии его вполне устраивало. Резиденцией Максимиана стал Медиолан[5]5
  Медиолан – современный Милан.


[Закрыть] (Милан), а позднее – Равенна.

В 293 г. цезарями были объявлены Констанций Хлор и Галерий. Их резиденции находились в Галлии и Паннонии. Таким образом, в конце III в. н. э. в Римской империи сложилась т. н. тетрархия – система четырех правителей. Но несомненно, что в течение этого двадцатилетия (с 285 по 305 год) решающее значение имела многообразная деятельность Диоклетиана. Она знаменовала начало нового периода в истории Римского государства – периода домината (от латинского слова «доминус», то есть «господин»).

Если, по существу монархическая, власть императоров I—II вв. лицемерно сочеталась с сохранением прежних республиканских институтов и традиций (приходилось, вероятно, считаться и с устойчивым менталитетом римского общества), то Диоклетиан и его преемники отбросили за ненужностью «республиканские одежды» эпохи принципата. Отныне власть императора приобрела «божественный» характер и стала считаться абсолютной. Диоклетиан носил шитую золотом пурпурную одежду. Он редко появлялся перед народом, но если кто-то бывал допущен к его священной особе, то должен был неукоснительно соблюдать специально разработанный церемониал: падать ниц перед императором и целовать край его одежды. Подобные обычаи, принятые при дворе персидских царей, свидетельствуют о том, что при Диоклетиане власть римского императора стала внешне напоминать восточную деспотию. Но, по мнению известной исследовательницы Е. М. Штаерман, говорить об «ориентализации» Поздней Римской империи следует с большой осторожностью.

Диоклетиан провел ряд реформ с целью упорядочить положение дел в огромном государстве. Административная реформа сводилась к разукрупнению провинций, число которых перевалило за сотню. Несколько провинций объединялось в диоцезы (их было 12). В провинциях гражданская власть была отделена от военной. Был создан огромный бюрократический аппарат. Все чиновники были распределены по рангу, и их благополучие и продвижение по службе всецело зависело от воли императора. Административный аппарат в эпоху домината не был уже связан с определенным сословием или социальным слоем и представлял самостоятельную силу.

На некоторое время удалось укрепить боеспособность армии. Были выделены части, постоянно стоявшие на границах империи (солдаты этих отрядов находились на положении военных поселенцев), и легионы, в случае необходимости перебрасываемые в любую область империи. Численность армии была доведена до 450 тысяч человек. Примерно вдвое возросло число легионов, но количество воинов в каждом из них значительно сократилось. Улучшение комплектования армии, укрепление воинской дисциплины, строительство пограничных оборонительных сооружений – все эти меры позволили Диоклетиану успешно отражать наступление варваров и подавлять мятежи на подвластной Риму территории. Но уже при ближайших преемниках Диоклетиана стало очевидно, что военная реформа не решила глубинных проблем: ни сыновья ветеранов, ни солдаты, набранные из числа колонов, не были особо заинтересованы в воинской службе. Приходилось вновь обращаться к найму варваров или заключать соглашения с соседними племенами. Последние переходили на положение федератов, «друзей и союзников римского народа», требуя за это землю в провинциях.

Стремясь усилить влияние государства на хозяйственную жизнь, Диоклетиан много внимания уделял финансовым вопросам и налоговой политике. Суть его налоговой реформы до сих пор не вполне ясна историкам. Вероятно, многие косвенные налоги были заменены прямым поземельно-подушным налогом, взимавшимся в натуральной форме. Христианский автор Лактанций[6]6
  Лактанций – писатель и мыслитель конца III – начала IV в. н. э. (умер ок. 325 г.), почтительно прозванный в эпоху Возрождения «христианским Цицероном».


[Закрыть], несколько сгущая краски, писал: «Число сборщиков податей до такой степени превысило количество тех людей, которые обязаны были эти подати платить, что земледельцы, силы которых истощились от неумеренности податей, покидали поля, а обработанные земли превращались в леса… Взимание бесчисленных податей было явлением не то чтобы частым, а просто непрерывным, и невозможно было вынести творившиеся при этом несправедливости».

При Диоклетиане улучшилось денежное обращение, порченая монета была заменена полноценной; в 301 г. издан эдикт, устанавливавший максимальные цены на товары и на оплату труда. Но попытки борьбы со спекуляцией, в частности на зерно, не были эффективны.

Диоклетиан стремился жесткими, хотя иногда и поощрительными, мерами заставить все слои населения трудиться «на общую пользу». Средние землевладельцы из числа декурионов, именуемые теперь куриалами, объединялись в консорции, коллективно отвечая за наложенные на них обязанности, в частности, по сбору налогов. Ремесленники со своими потомками прикреплялись к соответствующей коллегии и не могли ее оставить. Еще более ограничены в своей свободе были колоны, которые позднее, уже при Константине, вообще утратили право переходить с места на место. Эти суровые меры сочетались, однако, в эпоху Диоклетиана с нововведениями, направленными на защиту низших слоев населения: запрещалось отбирать у крестьян за долги орудия труда и рабочий скот, позже был введен запрет на продажу без земли колонов и посаженных на землю рабов и т. п. Диоклетиан стремился к тому, чтобы быть в глазах своих подданных суровым, требовательным, но и по-своему справедливым «господином».

Как отмечал известный историк античности С. Л. Утченко, в эпоху империи принципиально изменился сам характер социальных связей. Полисная шкала ценностей предусматривала непосредственные и «неотчужденные» связи в системе «община-гражданин», то есть связи соучастия. К III в. н. э. сформировалась иная система связей («империя-подданный»), которые можно определить как связи подчинения.

Этого подчинения государство добивалось различными, в том числе и репрессивными, методами. Уже в первые годы правления Диоклетиана было подавлено, правда, не окончательно, движение т. н. багаудов (с конца II века они именуются в источниках «разбойниками»). Согласно легенде, багауды укрепились в римской крепости на р. Марне и совершали набеги на виллы землевладельцев и на слабо защищенные города Галлии. Несколько позднее Максимиан разбил отряды повстанцев в Северной Африке, а благодаря успешным действиям Констанция Хлора была восстановлена власть Рима над отпавшей Британией. При Диоклетиане укрепились позиции империи на Дунае и Рейне, а также в Иберии. Столь же успешными были военные кампании на Востоке – в Армении, Месопотамии, против персов и др. Разваливавшаяся на части Римская держава за 10—15 лет вновь обрела единство и была послушна воле императора и его соправителей.

Отношение Диоклетиана к религии было прагматическим и во многом было обусловлено его политической доктриной. Император стремился придать своей неограниченной власти еще и «божественный» характер. Для достижения этой цели использовались различные средства – от идеологических и пропагандистских (утверждалась преемственная связь Диоклетиана с Юпитером[7]7
  Юпитер – в римской мифологии верховный бог. Соответствует греческому Зевсу.


[Закрыть], а Максимиана – с Гераклом) до репрессивных. Именно в это время христиан стали подвергать жестоким преследованиям, хотя церковная традиция обычно отодвигает «в глубь веков» (в эпоху Нерона) начало гонений на христиан. С этим вряд ли можно согласиться. В I—II вв. Римская империя была еще могущественной державой, и христианские общины, как и другие религиозные секты, не представляли для нее сколько-нибудь серьезной угрозы. Несомненно, отдельные, порой кровавые, столкновения с ранними сторонниками христианского вероучения имели место, но о целенаправленной политике империи против христиан в I—II вв. говорить не вполне корректно.

Ситуация изменилась к концу III в. Несмотря на множество распространенных в Римской империи культов (часто – восточного происхождения), именно в христианстве власти почувствовали таящуюся для них опасность. Преодолевая все препоны (а, может быть, благодаря им!), христиане сумели тайно создать очень крепкую и жизнеспособную организацию, игнорировать существование которой римские власти уже не могли. Непосредственным поводом для преследования христиан нередко был их отказ участвовать в обряде жертвоприношения. При Диоклетиане были изданы эдикты, согласно которым имущество христианских общин конфисковывалось, а их религиозные книги должны были быть сожжены. Христианские церкви разрушались, а сами христиане должны были отказаться от своих обрядов и принести жертвы римским богам. «Упорствующие» в своих заблуждениях предавались мучительной казни.