Текст книги "Афонские монашеские молитвенные дневники"

Автор книги: Феодосий и Никодим Карульские

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

На часах, сразу почувствовал склонность к внимательной молитве, и скоро от сокрушения родилось умиление и слезы. Осталь-ное время молился без художества, в сердце продолжались перебои...

Заболел старец и я все время был занят с ним и дневник писать некогда было, и так до смерти его 2 октября 1937 г. Так и после смерти старца, как некому было показывать свой дневник, то я и прекратил писать его.

Болезнь старца началась с простуды. В своей безмолвной калибке он сокращал жития святых, ежедневно, по два часа в сутки. Комнатка-то его маленькая и потолок в ней низкий, после полудня воздух в ней нагревается и старцу становилось душно. Чтобы избегнуть этой духоты старец открывал два окна, одно против другого, делал сквозняк и на этом сквозняке просиживал по два часа, от этого и простудился. Простуда перешла внутрь и открылась болезнь в желудке, а затем перешла в грудь – под ложечку. Такая мучительная усилилась болезнь, особенно последние три дня, так что не давала ему и десяти минут находится в одном положении, т.е. не пролежит и десяти минут – велит посадить, посидит немножко – заставляет положить; итак попеременно, круглыя сутки непрестанно: то посади, то положи. По временам еще одолевала икота. И пред кончиной старец за час до смерти, по прочтении мною молитв ко причащению, представил уста свои ко мне и шопотом сказал: “Лобызаемся” – и мы поцеловались, в знак прощения, и благословляя меня сказал: “Господь да благословит тебя, чадо, и укрепит и сохранит, и в крайней нужде поможет”. И кивком головы дал мне знак поторопить духовника (совершавшаго литургию) поскорей придти, чтоб не опоздать, до смерти причастить его. И спустя 12 минут, с молитвой умной, по “Страннику” (т.е. так, как советуется в книге “Откровенные разсказы странника духовному своему отцу” – ред.) тихо скончался. В момент смерти я сидел с правой стороны старца, обняв левой рукой его сидячаго, а правой слушал пульс его, и молился с ним вместе, наблюдал, как выдыхая из себя воздух произносил духом: “помилуй мя”. И вдруг заметил я, что пульс у старца остановился, глянул на лице его и видел, как он три раза с паузами вздохнул и скончался у меня на руках. По Божию благоволению в день Воскресения Господа Иисуса Христа, 2 октября 1937 г. – на память св. блаженнаго Андрея Христа ради юродиваго, которому духом тайно он старался ревновать. Одно время дерзнул и самим делом юродствовать... Много можно бы писать о старце, но мне как ученику его неприлично писать о старце своем...

Еще за неделю старцу был указан день смерти его, когда уже больной, причащая больного полгода сужением горла, он сказал больному: “Помру на Покров, а ты через три дня после меня”. На Покров Божией Матери к вечеру (9-й час по афонски) старец потребовал свечу зажженную и держа ее, лежал с нею. Все мы, духовныя чада его, собравшись около него, молились; прочитали канон на исход души и несколько глав Евангелия, ждали смерти, а смерть не пришла. И старец спокойно сказал: “Возьмите свечу”. Наверно было опять открыто старцу, что помрет на другой день Покрова. Болезнь его с этого времени прекратилась, он лежал спокойно. Одно только желание было его: причаститься еще в последний раз. Сим озабочен был, боялся, что не сможет, т.к. в прошедший день с трудом проглотил Святое Причастие. Хотя все время – подряд десять дней – причащался, но еще очень хотелось перед смертью, и вот придумал такой способ: “Надо кровь Христову положить под язык, чтоб Она согрелась и со слюной смешалась”, и велел влить ему теплой воды под язык, с чайной ложечки. Я так и сделал, затем еще три раза попрактиковались. Все три раза с медлительностью легко проглатывал водицу. В заключении старец сказал: “Вот так смогу причаститься, скажи духовнику, чтобы он так причастил меня – под язык”.

1943-го года, 23 февраля, Понедглник Чистый. Начал писать свой дневник. Слава Богу опять дождался святого Поста и с Божией помощью вступил в подвиг спасительнаго поприща говения и молитвы. Да поможет Бог благополучно преплыть, кажущуюся мне страшной сию пучину святой Четыредесятницы, с пользой для души своей, также в благодушном терпении достигнуть светлаго торжества Христова Воскресения. В благоговейном страхе поклониться честным Его страстям и светлому Воскресению. И удостоиться в духовной радости насладиться Святой Пасхи. Как всюду кругом тихо и спокойно, все работы и заботы теперь на время прекратились и все внимание обращено на душевное устроение и мне пришло на память продолжать давно оставленный дневник, в который с сего дня и решил опять записывать.

Страдание от помыслов и брань с ними

Вижу себя, представляю себя, в плену и в большом здании или лучше сказать в обширной тюрьме наполненной арестантами разных сословий и характеров обоих полов, всякого рода злодеи и развратники, разбойники, воры, грабители, убийцы, обманщики, льстецы, клеветники, празднословцы, сквернословцы, пьяницы, блудники, похабники, сквернители, ругатели, безбожники, хулители и просто сказать – все, что есть греховнаго и зловреднаго на свете, то все собрано в этой тюрьме. И все эти люди, погубившие в себе подобие человеческое и похожие скорее на зверей и на животных, не сидят на одном месте, а все время находятся в движении и беготне и искакании – каждый кого-то себе подобнаго. Я в этой тюрьме лежу на полу, больной и разслабленный, грязный и оскверненный, в одежде бедной разодранной, а из ран у меня течет непрестанно гной, издающий тяжкое зловоние. А эта подобная мне вся тюремная шваль, окружив меня, каждый с сильным натиском старается навязать мне свои обманы и соблазны и непрестанно, то один, то другой, досаждают мне. И этими льстивыми, исполненными зловредностями и всякой гадостью беседами, как острыми ножами и смертоносными стрелами, изранили всю мою душу. Но злоба и хитрость тюремщиков моих не умолкает. Они еще с большим злорадством и наглым издевательством, как можно больше – досадить мне и навязать мне свои понятия, вкусы и убеждения, одним словом, сделать меня подобным во всем себе – гадким и злонравным. И как лютыя собаки терзают меня, не на одну минуту не дают мне покоя, всего меня измучив до крайности, так что не достает у меня и сил вырваться от них и освободиться, хотя бы на малое время. Не дают мне эти злодеи обратиться за помощью к родным, друзьям и знакомым, которых вблизи я не вижу. А если стану кричать жалобно и звать кого-либо на помощь, то они затыкают мне рот или сильнейшим своим шумом и гамом стараются заглушить меня, чтоб не был услышан мой слабый голос. И так я в таких муках остаюсь беззащитным и безпомощным, а потому по временам совершенно падаю духом, видя себя в таком безпощном состоянии и поневоле отчаявшись, отдаюсь им во власть, прекращая всякое противление им, и нехотя примиряюсь со своей горькой судьбой, а забыв о своем должном – упокаиваюсь и начинаю кое в чем соглашаться с ними, а от того начинаю дуреть и в большее безумство приходить и сильнее душой и телом болеть.

Бывает и подолгу в таком забвении и повиновении пребываю у своих злодеев. Но иногда случается: откуда – не знаю, спускается на меня луч света и мне делается так хорошо и легко, а эта мрачная тюрьма и все злые арестанты становятся очень противны. В эту минутку и я снова воспринимаю надежду высвободиться из этой тюрьмы и начинаю опять, собрав в себе все силы, жалобно-жалобно кричать, звать кого-нибудь к себе на помощь. Так бывало кем-либо и услышан был. В то время, или лучше сказать, момент, возсиявает свет и мрак тюремный исчезает, да и сама тюрьма с арестантами изчезает. Открываются мои зажмуренные глаза и я вижу пред собой во свете моих милых друзей, родных, знакомых: ласково и сладко беседующих со мной. На душе от этого света и бесед становится спокойно, тихо радостно, но это не надолго так бывает, по причине болезненной моей слабости я не в силах держать себя с ними в надлежащем и приличном состоянии, да еще и нажитом в дурном обществе. Дурным своим обычаем и зловониями скоро отгоняю их от себя и они с жалостью обо мне отходят. И тогда опять постигает меня тот же мрак и те же разбойники, да еще с большей лютостью и злобой начинают тиранить и мучить меня. Но кроме этих мучений временных, меня ожидают еще страшнейшия и лютейшия мучения, уготованныя для грешников: геена огненная и тартар мрачный и червь не усыпающий, и мучение то – вечное, конца не имущее.

Опять вспоминаю и светлыя минуты. В одно из посещений меня моими друзьями, они сказали мне: “Хочешь ли ты, чтобы мы научили тебя как избавиться от этой злой и темной толпы разбойников и никогда не омрачаться их тьмою, но всегда быть во свете?” На это я ответил им: “Хочу друзи и милые доброжелатели мои, и очень хочу и умоляю усердно вас, научите меня какия надо принять меры к избавлению”. Они сказали мне: “Это вот как: всех сожителей твоих – арестантов, возненавидеть от корня души – совершенною ненавистью, но если ты еще по немощи духа твоего не можешь так возненавидеть, то возьми из нас, друзей твоих, самых лучших и нужнейших для тебя, – пять, в помощники себе, которые избавят тебя из тюрьмы и от арестантов, и от вечных страшных мук. Но с этими друзьями непременно нужно заключить любовный договор и союз, чтобы любить этих пятерых друзей больше и паче всего на свете. С ними всегда и везде жить и быть, не выпуская из памяти их, никогда и нигде не забывать о них, но и сидя, и лежа, и при ходьбе, и за работой, и за едой, и при разговорах не забывай об них, и никогда не изменять им в положенном завете с ними, а непрестанно смотреть на них и беседовать с ними, слушаться их во всем, что они будут внушать тебе без перекора и отлагательств. И они покажут тебе тайную щель этой твоей тюрьмы, чрез которую входят к тебе твои друзья, из которой возсияет для тебя свет. Эту щель ты заприметь и непрестанно смотри в нее. В ней будут показываться тебе по переменно светлые твои друзья и беседовать с тобою и во всем научать тебя. Всяким хранением храни эту щель, чрез нее входит жизнь для тебя. Но так как ты теперь измучен и потемнел, потому и не можешь ясно различать своих от чужих. И часто случается, что ты принимаешь злодеев за своих друзей. По такому случаю положи себе правило: каждый день уделять пока хоть пол часа или час и два в претрудном упражнении – в искусной борьбе со злыми своими врагами. А искусство это заключается в том, чтобы устремив весь свой взор на показанную тебе щель, с неразвлекаемым вниманием и ясно смотрел бы чрез нее на своих пятерых друзей и непрестанно повторял бы чудныя, святыя, страшныя их имена: “Господи Иисусе Христе, помилуй мя”, – попеременно одно за другим, как они по одному будут показываться тебе и беседовать с тобою, поучая и наставляя тебя на всяку истину. При том еще становится в условие тебе, чтоб кроме этих пяти своих ты никого из чужих не видел и ни на что другое во все время урока не смотрел, а слипающиеся свои глаза насильно раскрывал, чтоб ясно можно было видеть каждаго друга своего, а языком твердо выговаривать имена их. И так, с помощью Божией, возможешь избавиться из этой мрачной тюрьмы и от злых врагов твоих и получишь совершенную свободу.

С начала этот урок будет для тебя труден, но если будешь неупустительно каждый день трудиться в нем, то постепенно он будет легчать, и душа твоя будет укрепляться, выздоравливать и просвещаться. И урок твой сей в непрестанное занятие в тебе обратится и станет жизнью для тебя, и в сей временной жизни, и в будущей вечной.

Итак, когда я послушался совета любящих светлых моих друзей, и с Божией помощью начал исполнять предложенный ими урок, то действительно, собственным своим опытом убедился: все враги мои со злым своим шумом, во мгновение ока, как дым от ветра и тьма от света исчезают. И на душе делается легко и в уме светло.

Слава Богу, помогшему мне опять положить начало доброму подвигу, благословенному от старца деланию, к занятию умно-сердечной молитвой, и вести свой дневник тоже по благословению и настоянию от него (Поясним, что в данной главе о. Никодим под арестантами подразумевал свои плененные грехом помыслы, под друзьями – помыслы от Бога, а под пятью нужнейшими друзьями – пять слов молитвы Иисусовой – ред.).

Размышления сопутствующия молитве

“Соль – добрая вещь; но, если соль потеряет силу, чем исправить ее? Ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают ее” (Лук. 14; 34, 35). “Имейте в себе соль” (Марк. 9, 50).

Соль сия есть три молитвенныя делания, привлекающия благодать Божию: самоукорение, сокрушение и крестное знамение. Помнить всегда надо, что человек в греховном своем состоянии, по сказанию свв. отцев есть “исполу-мертв” (Триодь постн.); “полу-мертв” (Филарет архиеп. Черниговский); “мерзость есть пред Богом” (Еп. Игнатий /Брянчанинов/). В чем же сие заключается?

1-е. По сердцу. В гордости своей человек мерзок смердяч и вонюч, отвратителен и нестерпим для Бога, ангелов и св. угодников Божиих. “Мерзость пред Богом всякий надменный сердцем” (Притч. 16, 5); “что высоко у людей, то мерзость пред Богом” (Лук. 16,15). Потому у гордаго и все чувствования его, которыя преживает он надменным сердцем, хотя бы и от добрых и святых предметов приходили к нему в сердце, но от надменности и высокомерия эти чувствования в нем оскверняются и становятся не чистыми. Отсюда и все мысли из сердца рождающияся, от скверных чувствований выходящих, бывают скверныя, злыя, тщеславныя и блудныя. А этими мыслями оскверняется и весь ум его: памятование, воображение и разсуждение. Вся умственная деятельность такого человека сплошная сквернота, все мысли его мерзость. Потому еще у мерзкаго человека сердце грешно, что оно жестоко, раздражительно и нетерпеливо, уныло, гневливо, сластолюбиво и сквернолюбиво, а потому и гнусно и нетерпимо Богу и человекам.

2-е. И по уму такой человек мерзок. А мерзкий ум не может ни думать, ни разсуждать, ни молиться чисто. Святое и чистое, о чем он мыслит, в нем мерзкою гордостию, надменностию, высокоумием и зловонным тщеславием – осквернено. И молитва его, хотя бы и усердная, оскверненная бывает во грехе (Пс. 108; 7: Пр. 28; 9), и еще: Бог гордым противится, а смиренным дает благодать (иак. 4, 6; 1 Петр. 5, 5), а грешников Бог не слушает (Иоан. 9, 31), и потому высокоумием осквернившийся ум становится прегордостным и злосмраднейшим, – от испускания из себя непрестанно скверны своей: злобных, гордых, хульных и блудных помыслов, которые по слепоте ума своего часто не замечает. И по телу, все чувства телесныя: слух, зрение, вкус, осязание и обоняние у такого человека осквернены. Всякое помышление злое, исходящее из сердца, по словеси Господню оскверняет всего человека. Слушать он любит только скверное, смотреть на скверное, и в разговорах любит он вставлять шутки и прибаутки, а то и всей беседой скверной любит услаждать слух свой. И в молитве своими скверными устами и языком хотя и святыя произносит слова, но если без участия смиреннаго самоукорения и сокрушения сердца, то и молитва его бывает скверная и не в пользу ему, потому что Бог не языку внимает, а сердцу. Как и через пророка Он сказал: “приближаются ко Мне люди и чтут Меня устами своими, а сердце их далеко от Меня отстоит” (Ис. 29; 13), и еще: “Сыне, даждь Ми сердце твое” (Пр. 23; 26). Напрасна бывает и молитва такая, Бог не слушает ее. “Отвращу лице Мое от них, да не услышу их” (Иер. 11; 11). И если таково состояние грешнаго человека даже во время усердной молитвы, то во время “ленивой” молитвы или в другое немолитвенное время каково его состояние? Конечно, тогда такой человек есть сплошная мерзость и непрестанное зловоние гадкое, которое подобно трупу дохлой скотины, выброшенной на поле, гниющей и полной червей, издающей смрад зловонный, мимо котораго проходя, люди затыкают нос... Так и от человека, когда он забывает свою греховность, и в обольщении своем надмевается гордостью, отступает благодать Божия и ангел-хранитель отдаляется от него и сетует о нем. А он, бедный, не видит этого и не знает об этом, и по привычке даже радуется своему зловонию. В то время бесы, чуя сродное им зловоние, приступают к нему, как к приготовленной пище, и облепив его всего подобно зверям, птицам и разным насекомым, с жадностью грызут, ядят эту смердящую стервятину. Бесы, по словам святых отцов, питаются человеческими страстями, т.е. услаждаются и радуются, когда человек творить их волю и охотно принимает их зловредное и пагубное внушение. А сам человек по привычке к болезни своей греховной и не чует этого, но даже и сам вместе с бесами с радостью услаждается своею погибелью.

А с некоторыми бывает еще и так: они не зная о своей внутренней греховной прелести, по внешности кажутся исправными: ходят на службы в церковь, и дома молятся усердно, а то еще и непрестанной молитвой занимаются, – только внешней, тщательно исповедуются духовнику, в явных грехах своих, даже и причащаются Св. Таинств Тела и Крови Христовых, и всякия добродетели творят от избытка славолюбиваго сердца своего и хвалятся своим внешним преуспеянием, а о внутренней греховной болезни и погибели своей не знают и не каются в том, и потому всегда находятся под влиянием бесовским: бесы живут в них, как в своем доме. По наружности таковые люди хвалимы, а по внутренности – не угодны Богу. “Что высоко у людей, то —мерзость пред Богом” (Лук. 16, 15). “Приступит человек и сердце глубоко”, и “ни кто же знает человека, токмо дух человека”, но у кого дух в порабощении у бесов и лишен чувства, как он может узнать и увидеть себя?

Некоторые, например, замечают явные свои грехи и хотят избавиться от них, но не могут. А причины не знают: почему это они не могут? – и никогда не узнают. Если только не постараются с усердием прочитывать деятельныя творения святых отцов в “Добротолюбии” и подобных книгах отеческих. А если этого не сделают, то и не узнают себя и не избавятся в себе от прелести бесовской. И никто не избавит таковых, потому что гордость их не допустит им принять совета от другого. Требуется самому узнать себя и покаяться слезно пред Богом, а без самопознания и усерднаго покаяния так и останется человек без надежды на свое спасение. Таким людям помогает на некоторое время причащение Тела и Крови Христовой, но за небрежение и невнимание скоро утрачивается в них это освящение. Итак, желающему избавиться от этой невидимой и неощущаемой беды своей душевной – прелести диавольской, и не быть мерзостью презренною, но быть благоуханием у Бога, прежде всего требуется, хотя бы умом одним против воли поверить и убедить самого себя в том, что – непременно есть во мне такая беда. А потом для избавления от нея принять во всегдашнее памятование, и .особенно во время молитвы, три необходимыя молитвенныя делания.

1-е дело ума – самоукорение;

2-е дело сердца – сокрушение;

3-е дело тела – крестным знамением истовое себя осенение и слов молитвенных внимательное и благоговейное произношение. Этими тремя деланиями мы Богу бываем приятны. Именно: самоукроением с памятованием о грехах своих мы смиряем себя и этим приклоняем Бога на милость к себе и привлекаем взор его на себя. “На кого воззрю? Токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес моих”, – сказал Бог. Сокрушением, как благовонным фимиамом мы облаговониваем себя, заглушая тем зловоние своего мертвеца. Епископ Игнатий (Брянчанинов) сказал: “Кто хочет помолиться, тот должен прежде покадить сокрушением в сердце своем”. “Жертва Богу – дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит” (Пс. 50). Крестное знамение само уже есть Божия благодать, если оно полагается истово и благоговейно. Нужно помнить, что Сам Господь Иисус Христос распятый висит на кресте. Такая молитва есть время благоволения Божия к молящемуся. Следовательно, в это святое время все освящается в нас и не остается места зловоннаго. Эти три делания для человека прельщеннаго есть надежное убежище. Без них опять зловоние полезет и бесы паки облепят. Так скоро в человеке меняется духовное состояние его. Как сказал богомудрый пастырь отец Иоанн Кронштадтский: “от жизни до смерти один шаг” (Дневник). Состояние меняется: то в духовное, то в греховное, то в святое, то в слепое. Посмотри на себя во время молитвы – как бывает с тобой. Самоукорения в уме нет, тоже и сокрушения в сердце нет, и крестишься без внимания не благоговейно, также и молитвы читаешь небрежно. Откуда же родится чувство умиления, являющееся признаком благодати Божией. Вот и есть ты живой мертвец.

Начнешь нудить себя на эти три делания, —пробудится и чувство, согреется сердце от сокрушения, а затем придет и умиление – благодать Божия и потекут слезы. Вот и воскрес мертвец, слава Богу. А чаще так будешь делать, а затем и повсегда в молитве и без молитвы, то и никогда не будешь умирать, и освободишься от прелести благодатию Божиею, за ходатайство Божией Матери и за молитвы святых. Аминь.

Эти мысли – главныя в моей молитве и с помощью Божией я всегда пользуюсь ими.