Текст книги "Северная граница"

Автор книги: Феликс Крес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

11

Тереза вернулась на заставу вне себя от ярости. Она владела собой до последнего мгновения, но в полумиле от ворот, уже не в силах сдерживаться, опередила отряд и появилась на плацу, когда солдат еще не было видно за клубами снежной пыли. Спрыгнув с коня, она сняла шлем и сорвала с шеи грязные тряпки, защищавшие от мороза. Вид заброшенной заставы (снег на плацу доходил до лодыжек) превратил ее раздражение и злость в настоящий приступ гнева. Несколько мгновений она стояла, тупо глядя перед собой, потом швырнула снятый с головы шлем в сугроб. Внезапно оскалившись, она быстрым шагом, а потом и вовсе бегом направилась в сторону комендатуры. Оттолкнув в сторону дежурящего у входа легионера, она ворвалась в комнату коменданта и с грохотом захлопнула за собой дверь. Рават дремал в кресле за столом. Разбуженный неожиданным шумом, он вскочил.

– Спишь?! – прошипела она. – Ты спишь?!

Тереза двинулась прямо к сотнику, словно стола между ними не было. Рават инстинктивно попятился и чуть не опрокинул кресло, когда Тереза наткнулась на крышку стола. Наклонившись, она с яростью смахнула все, что там лежало. На пол полетели какие-то исписанные страницы, завертелось в воздухе гусиное перо. Надкушенный сухарь жадно впитывал чернила из опрокинутого пузырька.

– Что ты здесь вообще делаешь? – взвыла она. – С меня хватит, слышишь?! Я жрать хочу! – завопила она во весь голос. – И они тоже! Все, хватит с меня!!!

Еще не до конца проснувшийся Рават пытался собраться с мыслями. При таком шуме это было просто невозможно. Он открыл рот, но не смог вымолвить ни слова.

– Все время одно и то же! – Тереза оттолкнулась от стола, отступила на шаг и повернулась кругом, разводя руками, словно призывая стены комнаты в свидетели. – Все время одно и то же! А-а-а!!! – снова завопила она. – Я спасаюсь от стай! У меня тридцать человек! – Она схватилась за голову. Тридцать человек, слышишь?! А ты умеешь только сидеть и спать, сам бы взял отряд, вышел да посмотрел! Ездишь вокруг этого проклятого мешка, из которого то и дело вылезает какая-нибудь стая, голов в триста, а то и четыреста! И что мне с ними делать? А?

Она снова навалилась на стол.

– Алерцы ходят сытые, – сказала она чуть тише, с неприятной усмешкой на некрасивом лице. – Они уже приучили крестьян, что запасы прятать нельзя. Если приходит стая, крестьяне бегут в лес или прямо в степь. И ждут. Ну померзнут немного, но вреда им никто не причинит. Стая входит в деревню, забирает все, что нужно, и спокойно уходит. Крестьянам остается достаточно, чтобы они не померли с голоду и даже не чувствовали себя особо пострадавшими. Сгорают только те хижины, в которых ничего нет… И крестьяне научились ничего от стай не прятать. А знаешь, от кого прячут? От меня! Попробуй купить в деревне еды для солдат или овса для коней. Нету! – снова закричала она, отступая и воздевая к небу руки. – Ни за воинские расписки, даже за звонкое серебро – нету! Ничего нет! Как только кончается то, что я везу в мешках, приходится возвращаться! А что я там везу?! Летом, по крайней мере, была трава для коней! Впрочем, меня это траханное быдло вовсе не удивляет! – Она уже визжала от ярости, вытаскивая меч, словно хотела убить им Равата. – Я бы на их месте тоже ничего не дала! Таким легионерам, которым только бы брюхо набить! Деревню от грабежей защитить не могут? Не могут! Хрен бы я дала этим дармоедам! В задницу их!..

Разрубив клинком крайнюю доску стола, она громко выложила все, что касалось задниц легионеров. Наконец Тереза медленно отступила, опустила меч и прикусила ноготь.

– Зачем ты меня туда посылаешь? – прошептала она. – Я больше не могу.

Рават молча смотрел на нее.

Сначала ее вопли взбесили его, но вдруг он неожиданно понял, что на самом деле злит его совершенно другое – он и сам так не может… Да, он не покидает заставы. Но ему не хуже Терезы известно, что происходит, хотя он и не испытал этого на собственной шкуре.

Горечь в ее словах вовсе не удивляла. Во всем округе полно было крестьян-беженцев, людей, изгнанных из-под занятого Алером неба. Беспомощность отрядов, ездивших вдоль границ «языка», иногда даже забиравшихся под проклятое небо, подавляла всех. Алерцы были достаточно разумны для того, чтобы не жечь деревень без необходимости. Ведь это их продуктовые склады. Сидевшим в пределах «языка» тысячам воинов нужно было что-то есть, а доставка провизии из-за реки, лишь недавно замерзшей, сталкивалась с немалыми проблемами. Рават, с некоторых пор знавший об алерцах больше, чем все остальные жители Шерера, вместе взятые, прекрасно осознавал масштабы этих трудностей. Ведь дело было не только в расстоянии… Для сопровождения подобных транспортов нужно было посылать целые армии.

Так или иначе, после того как алерцы выметали в деревнях все подчистую, стаи отправлялись в новые походы – в юго-восточную часть бывшего округа Алькавы, на западные и юго-западные территории Эрвы или, наконец, на юг, в земли его благородия Б.Е.Р.Линеза. За провизией ездили сильные, хорошо вооруженные (нередко – трофейным оружием) отряды, от которых конники Терезы могли лишь бежать со всех ног. А сами люди давно уже за провизией не ездили…

Тереза неподвижно стояла, закрыв глаза и грызя ноготь, тяжело и часто дыша. Внезапно она повернулась и направилась к двери.

– Тереза, – окликнул Рават.

Она остановилась.

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Я все это прекрасно знаю, и потому…

– Понимаешь? – не оборачиваясь, перебила она. – Что ты можешь понимать? Сидишь себе подремываешь… Сотник Рават, комендант заставы… Во имя Шерни, где Амбеген?..

Она хотела уйти. Рават двинулся за ней.

– Вернется он, вернется! – сварливо крикнул он. – Вернется твой Амбеген и устроит тут такую резню!.. Пусть только сперва помощь выпросит! А я пойду еще подремлю, а как же! Ведь это важнее всего, чтоб ты знала!

Тереза остановилась на пороге.

– Что с тобой? – странным голосом спросила она.

Неожиданно он замолчал и опустил голову.

– Ты нужна мне, Тереза, – сказал он. – Я ждал твоего возвращения, как… Ты мне нужна, – повторил он. – Я запретил… запретил выступать против серебряных. Мы сражаемся только с золотыми. Конец твоим никому не нужным походам.

Она пристально смотрела на него. Рават сглотнул слюну.

– Поговори со мной, – попросил он. – Здесь нет никого, с кем можно было бы посоветоваться. Я принял решение, которое наверняка справедливо, и тем не менее… Творится что-то не то, – признался он.

– С тобой? – спросила Тереза.

– Со мной, наверное… тоже.

Она снова посмотрела на него:

– Похоже на то. Ну… ну ладно. Но что ты сказал? Мы больше не сражаемся с серебряными? Почему? Ведь дело не в том, что я не… что… Она замешкалась. – Я вовсе не хочу торчать на заставе! Я хочу ходить в походы, но в теплой куртке, с полными вьюками, с водкой… Водка! – Она аж захлебнулась. – Я вернусь, – пообещала она, – но сначала… Дай мне хотя бы в нужник сходить. И поесть! Чего-нибудь горячего! – В голосе ее снова зазвучало раздражение.

Она открыла дверь, вышла наружу и… увидела своих солдат.

Замотанные в тряпки, засыпанные снегом люди ждали на плацу, верхом на измученных лошадях. Ровные, дисциплинированные тройки, готовые к докладу. Докладу, о котором она забыла. Вокруг всадников собиралась местная пехота.

Глядя на заиндевевшие бороды и красные носы, а ниже – негнущиеся, посиневшие пальцы, держащие поводья, подсотница вдруг ощутила, как сжалось ее сердце. Она медленно подошла к солдатам, обводя взглядом их лица, не пропуская ни одного.

– Что вы здесь торчите? – хрипло спросила она. – Лошадей на конюшню, быстро! Я… – Она на мгновение замялась. – Я подогрею вам вина на кухне… Надеюсь, тут еще осталось немного, а если нет… придумаю что-нибудь. Приходите все!

Она повернулась и поспешно ушла. Ей было немного весело, но вместе с тем очень грустно… Она понятия не имела отчего.

Тереза уже несколько недель жила словно королева. В ее распоряжении были две комнаты, предоставленные ей одной. Но это ее не радовало… Пустые и холодные помещения офицеров заставы постоянно напоминали о смерти. Ведь эти люди никуда не ушли. Они погибли, и некоторых даже не могли похоронить.

Подсотников в Эрве все время преследовали несчастья. Посланный за теплой одеждой и провизией, еще до памятного похода Равата, командир топорников пропал без вести вместе с возничими и солдатами сопровождения. Скорее всего на обратном пути они наткнулись на алерцев. Подсотник лучников погиб под Алькавой. С командирами двух клиньев конницы, прибывшими из западного округа, Тереза не успела даже переспать, не то что подружиться. Они пропали где-то в поле вместе со своими солдатами. Кажется, один отряд она потом нашла. То, что от него осталось.

А месяц назад умер офицер топорников, алькавец, раненный во время достославного отступления Амбегена, когда остаткам тяжеловооруженных отрядов удалось пробиться к Эрве. Он долго мучился. Эту смерть она переживала сильнее всего: старый солдат умирал спокойно, она заботилась о нем как могла. Между приступами боли он рассказывал ей самые разные, иногда немного непристойные, иногда грустные, а иногда забавные истории. Однажды, вернувшись из похода, она обнаружила пустую постель.

Тереза с сожалением вспоминала о том, как злил ее когда-то устраиваемый мужчинами беспорядок. Теперь при виде грязной миски или ножа, воткнутого в стену в качестве вешалки, Тереза только порадовалась бы… При множестве недостатков мужчины были доброжелательны и обычно более откровенны, более искренни, чем женщины. Когда-то, едва добившись приема на службу в легион, она начинала в десятке лучниц, так что хорошо знала, что представляют собой женщины – спутницы жизни в гарнизоне… Она предпочитала мужчин. Несмотря ни на что.

Рават охотно принял ее приглашение; ей даже показалось, он предпочитает ее жилище комендатуре, постоянно напоминающей о докладах офицеров, сотник явно хотел избежать подобных ассоциаций. Он нуждался в разговоре, а не служебном докладе. Они договорились встретиться поздно вечером.

Тереза поймала себя на том, что пытается придать холодной, неуютной обстановке немного тепла. Эта мысль ее почти разозлила, но по-настоящему она рассердилась лишь тогда, когда медный гребень безнадежно увяз в жирных, грязных, спутанных волосах. Швырнув гребень в угол, она сделала все возможное, чтобы выглядеть как можно хуже, то есть так, как обычно, после чего успешно превратила обе комнаты в такой же хлев, как и всегда. Это ей удалось превосходно и тотчас же привело ее в неподдельную ярость. Когда Рават наконец пришел, она едва не набросилась на него, разозленная своим детским поведением и осознанием того, что сама она страшна как пугало… что, впрочем, не соответствовало действительности. Гнев стягивал ее чересчур широкий рот, а верхняя губа иногда приподнималась, открывая ослепительно белые и ровные зубы. Выигрышно смотрелись и широко раздутые ноздри, воинственно наклоненная голова придавала взгляду заносчивую вспыльчивость. Она выглядела вполне симпатично… и неожиданно прочитала это в глазах коменданта. Сбитая с толку, Тереза успокоилась – и, увы, тут же подурнела.

Оба не знали, с чего начать, так что сперва просто сидели и пили принесенную Раватом водку. На голодной и холодной заставе это была настоящая редкость.

– Это солдаты… – вдруг ни с того ни с сего сказал сотник, покачивая жидкость на дне кружки.

Тереза вопросительно посмотрела на него.

– Это солдаты, – повторил Рават, всматриваясь в кружку, словно промывал в ней золото. – Серебряные алерцы. Они носят щиты и панцири, и у всех вехфеты. Обязательно – вехфеты, и обязательно – щиты. Не каждый, у кого есть щит и вехфет, – солдат. Но у каждого солдата обязательно имеется и то и другое. Это солдаты, такие же, как мы. Мы сражаемся с войском.

Он покачал головой:

– Стаи, за которыми мы всю жизнь здесь гоняемся, – это грабители. Банды разбойников, вроде наших Всадников Равнин. Отбросы общества. Но вместе с тем это как бы… профессия. Понимаешь? Так, как у нас охотники или даже китобои. Слышала о китах? Можно не быть китобоем, можно не любить охоту на китов, но добывать китовый ус и жир. Солдаты Серебряных Племен покупают у грабителей добычу. Охотнее всего – наше оружие. Там нет железа, а если даже и есть, они не умеют его выплавлять, а тем более обрабатывать. Они проигрывают… – Он посмотрел подсотнице прямо в глаза и тут же снова опустил взгляд. – Те орды золотых, что когда-то к нам приходили, – ерунда. Просто заплутавшие стаи. Золотые, они наподобие наших волков. Но там, – он показал в неопределенном направлении, – их десятки тысяч. Они истребляют все живое, без разбора… Страшный, проклятый мир, преданный собственным создателем. Знаешь, кто останется лет через сто или двести? Одни золотые. Они будут пожирать друг друга – среди шипастых лесов и мягких как пух, ядовитых растений, которые могут есть только вехфеты. Золотые выживут. Они умеют только убивать, они не в состоянии что-либо создать, у них нет даже языка, хотя они как-то общаются между собой. И тем не менее они – разумные существа… Ведь золотые знают огонь и умеют им пользоваться. А знаешь, как они танцуют? О, как прекрасно они танцуют под звук чего-то похожего на бубны… Ты бы не поверила. Зато серебряные умеют рисовать. Видела их щиты? Ну вот.

Он замолчал и отхлебнул водки.

– Ты мне рассказываешь… свои сны? – тихо, как будто несмело, спросила Тереза. – Я слышала, ты и… ну знаешь, те двое лучников… Вы вроде видите сны об алерцах. Это правда?

– Я даже начинаю понимать их язык… Отдельные слова, иногда чуть больше. – Рават вздохнул. – Не знаю, что случилось, Тереза. Или, наверное… знаю. Я был там, когда они откопали своего бога. Астат и Агатра тоже были. Видимо, тогда и… А когда еще? До этого ничего подобного не происходило.

– Но… – Подсотница поколебалась. – Но чего ты, собственно, хочешь? То есть что со всем этим делать? Ведь это только сны… Какая от них польза? В чем суть? Я могу тебя выслушать, это и в самом деле очень интересно… Девушка чувствовала, что говорит что-то не то, но лучших слов подобрать не могла. – Вот только…

Она замолчала. Странным образом ей было жаль этого угасшего, измученного человека, который, оказывается, вот уже несколько месяцев живет чем-то весьма необычным и непонятным. Она хотела спросить, почему он выбрал для исповеди именно ее. Но это могло быть превратно истолковано… А как иначе? Они ведь друг друга не любят, никогда не любили, три месяца вообще друг с другом не разговаривают, и…

Она прикусила губу и все же спросила:

– Почему я? Какой помощи ты хочешь? Или от меня требуется только выслушать?

Ее слова прозвучали сухо, неприязненно, почти враждебно.

– Я сплю все дольше, все чаще мне снятся сны. – Тон Равата неожиданно стал деловитым. – С Астатом и Агатрой происходит то же самое. Вот только я – командир этой заставы, а ты – мой единственный офицер, то есть, в силу обстоятельств, и заместитель. Астат и Агатра уже не годятся даже на роль простых солдат… А я чем отличаюсь? Подхожу ли я на роль командира?

Он пристально посмотрел на нее.

– Ну? – со странной, мрачной иронией спросил он.

Тереза не ответила – а что она могла ответить?

– Я хотел дождаться возвращения Амбегена, – сказал Рават. – Но последние три дня жду только тебя… Я поеду туда.

– Куда поедешь?

– К алерцам, – спокойно промолвил он. – Тереза, с ними можно договориться! Ты примешь на себя командование заставой. Астат и Агатра скорее всего поедут со мной. Они могут пригодиться…

– Ты бредишь? – резко спросила Тереза. – Или опять заснул? Говоришь, с тобой такое часто бывает? Сейчас я в этом убедилась!

– Послушай, Тереза…

– Не желаю слушать всякие глупости. О своих снах рассказывай на здоровье. Если те знания, которые тебе дают, истинны, можно прикинуть, как их использовать. Но…

– Я как раз и говорю о том, как их использовать! Я могу…

– Знаешь, что ты можешь? Можешь… – Она недвусмысленно выразилась, что именно он может. Язык у нее и в самом деле был весьма заборист. – Какие переговоры? С кем?! И касательно чего? А?

– Касательно перемирия. Совместных действий против золотых.

– Чего? Перемирия?! Золотые – херня! – рявкнула она во весь голос. – О Шернь, да какой дрянью тебе башку засрало?

– Думай, что говоришь! – не выдержал Рават.

– Хочешь сказать, что золотые явились сюда вслед за серебряными? Золотые?! Да золотых я копытами топтала как хотела, и знаешь, что они против меня могли? Могли… – завопила она на всю заставу. – Да только я не дала! Говорят, ты получил постоянное назначение?! Ну вот и сиди на своей заднице ровно! На заднице!!! Или на голове, я уже сама не понимаю, где у тебя что!

Он чуть не взорвался, но сумел-таки взять себя в руки.

Они стояли друг напротив друга – даже не заметили, как вскочили с мест. Сотник отступил на полшага, беспомощным жестом поднял руки и тут же их опустил.

– Послушай, – попытался он еще раз. – Они пришли сюда, чтобы найти бога. Того, что дал им разум. Когда-то он был изгнан, проклят… заключен в статуе каменного дракона… Впрочем, не знаю, все это… очень странно. Видимо, они могут разбудить бога, вернуть его. Я не до конца понимаю, в чем тут дело, они сами, кажется, не все понимают… И ничего странного. Разве я могу понять Шернь?

– Рават, что с тобой творится? – спросила Тереза.

Он замолчал. У него возникли опасения, что эту стену ему не пробить.

– Ну что с тобой? – повторила она, тоже пытаясь заставить себя успокоиться. – Сядь, выпей водки. Только послушай, как все это звучит: сотник умирающей от голода заставы отправляется заключать перемирие между Вечной Империей и Серебряными Племенами Алера… Слышишь? Сотнику приснилось такое вот перемирие. Ну и пошел он его заключать. Просто здорово.

Рават прикрыл глаза:

– Не вижу ничего смешного.

– В самом деле?

– Нет, не вижу.

Она покачала головой:

– Хочешь закончить свою карьеру? Таким образом? Знаешь, комендант, а может, проще повеситься? А? Как всаднику, с седла. Хочешь, я коня из-под тебя выгоню?

Иногда разговаривать с ней было просто невозможно. Она все превращала в издевку и насмешку, не слышала ни единого слова. К тому же крепкая солдатская водка убрала ее внешний лоск, оболочку приобретенных среди офицеров хороших манер… Куда-то исчезли проведенные в легионе семь или восемь лет, – казалось, будто эта молодая женщина делает все, лишь бы показать, кем она была до того, как военный мундир изменил ее жизнь. Наружу вылезла натура простой крестьянки, которой впору коров пасти, а не конницей командовать. Как и она, подавляющее большинство солдат и четвертая часть офицеров происходили из крестьян, никто об этом даже не думал, поскольку солдат есть солдат, не более того… Но что касается Терезы, порой создавалось впечатление, что она украла офицерский мундир и теперь, когда ее поймали на обмане, будет вынуждена его отдать. Равату очень хотелось сказать ей об этом, но тут же ему стало стыдно: даже думать о таком нельзя. На войне все равны. Все они – легионеры, добровольно избравшие войну своим ремеслом.

– Что ж, ладно, разговор окончен, – сказал Рават, старательно скрывая раздражение. – Я принял решение, и, собственно, ты, подсотница, никак на него не повлияешь. Я прикажу тебе остаться на заставе, и все. Думал, что ты попытаешься меня понять, может, что-то присоветуешь… Нет так нет. Раньше уйти было нельзя, но теперь я передаю командование тебе и, значит, спокойно могу отправиться в путь. Уеду завтра утром. Все.

– Погоди, – возразила Тереза. – Ведь не можешь ты так просто…

– Могу. Знаешь, что мне нравится в войске? То же самое, что и тебе. Насколько я знаю, мы стремимся к своей цели разными путями, но результат-то один. Да, я люблю поговорить с подчиненными, поскольку хочу, чтобы они знали, чем я руководствуюсь. Но в конце концов, Тереза, на этой заставе я – король. Я могу делать все, что угодно, и отвечаю только перед начальством… Одно дело, я бы принялся раздавать странные, непонятные приказы, однако передать командование? На это я всегда имею право.

Тереза уже порядком напилась и, судя по всему, потеряла нить разговора. С тем же успехом Рават мог спорить со стеной. Он встал и направился к двери. Однако неожиданно трезвые слова заставили его остановиться:

– А кроме того? Кроме тех снов? Случилось ведь что-то еще, что-то очень плохое. Да?

Он медленно обернулся. Глаза Терезы блестели, но было видно: говорит она вполне сознательно. Подсотница снова удивила его, проявив неслыханную интуицию. Ведь она не могла знать…

– Конечно, это не мое дело. Но и в твои сны я тоже не лезла… Если уж решил поговорить со мной, выкладывай все.

– О чем ты? – спросил он.

Они долго смотрели друг другу в глаза.

– Мне известно, что ты отнюдь не беден, – наконец проговорила она, взвешивая каждое слово. – У тебя много друзей, я слышала, у тебя прекрасная жена… Но вдруг такой человек, как ты, бросает все, бежит на Северную Границу и не спешит возвращаться, хотя то, что здесь можно приобрести, у него уже давно есть… А сейчас внезапно выясняется, что ты к тому же хочешь одним движением перечеркнуть всю свою военную карьеру. Ты отбросил одну свою жизнь, а теперь хочешь сломать другую? Сны об алерцах это ведь не главное, правда?

– Ты что, размышляла о моей жизни? – тяжело спросил он, опершись спиной о стену.

Тереза внезапно потупила взгляд:

– Много раз.

Он прикусил ус и нахмурился:

– Но почему?..

Тереза вздохнула:

– Не знаю.

Она снова подняла взгляд.

– А ты, – горько спросила она, – задумывался ли ты о моей жизни? Хотя бы раз?

Он покачал головой:

– О жизни, наверное, нет… Но временами я думал о тебе, Тереза.

Неожиданно ему стало больно. Возможно, виной тому были мучительные, навязчивые сны, не приносившие отдыха, или выпитая водка, а может, странный, прощальный настрой этого разговора… В общем, он сел прямо там, где стоял, у стены, и, опершись головой о камень, выложил все женщине, которая терпеть его не могла.

– Мне некуда возвращаться, но и торчать здесь я больше не могу… подытожил он. – Сама представь. Разве я смогу охотиться на алерцев и дальше, зная о них то, что знаю? Зря я сюда приехал. Она… – он все время говорил о жене «она», – хотела иметь в мужьях прославленного солдата, но где солдат должен был снискать свою славу? В саду возле дома? За дружеским столом? Я, Тереза, всегда один и тот же… Не понимаешь? Я очень тебя уважаю, больше всего тогда, когда это не заметно вовсе… Ибо я такой же, как и она. Я хотел бы иметь рядом гордую, непокорную женщину, которая знает, чего хочет, и в голове у которой что-то есть… Но… Женщина эта не должна командовать конницей. Что поделаешь, если именно такие женщины хотят командовать конницей, а те, что сидят дома, вовсе не гордые, они редко когда знают, чего хотят… Я никогда бы к тебе не пришел, – он показал на разворошенную постель, – поскольку ты все равно вышвырнула бы меня вон.

Рават слабо улыбнулся:

– Скорее я предпочел бы пойти к солдаткам. Видишь ли, я не хотел ей изменять, а с тобой – это была бы измена. Все точно так же, как дома со слугами, – рассеянно говорил он, забывая о том, что весь мир для подсотницы заключался сначала в убогой деревне, а потом – в военных гарнизонах. – Лишь удовлетворение потребностей, а измена… Ведь она могла со слугами так же, как я – с солдатками. На то и слуги в доме. Чтобы оказывать услуги.

Молча, прикусив губу, Тереза слушала его все более бессвязную речь.

– Сломать жизнь. – Он тряхнул головой. – Что тут еще можно сломать? Военную карьеру? Да что мне с этой карьеры? Я хочу от всего освободиться. Мне кажется, я могу изменить… весь мировой порядок. Может, стоит попробовать? Тереза, я должен ехать к алерцам, потому что… потому что должен. Да, слишком многое мне в жизни не удалось, но даже не в этом дело. Не только в этом. Я поехал бы, так или иначе. Когда сделаю то, что должен, наверное, тогда я буду думать, что дальше. Если и не брошу войско, то попрошу должность… кто его знает? В Дартане? Или в Громбеларде? Пока не знаю, ничего не знаю.

Он замолчал.

– Иди, – негромко сказала Тереза. – Командование ты передал. Теперь иди.

Он кивнул ей, поднялся – и вышел.

Разбитые окна были закрыты какими-то одеялами, благодаря чему тепло уходило из комнаты чуть медленнее. Сквозь узкую щель между оконной рамой и неровно повешенной «занавеской» проникал луч желтого, мигающего света. Огоньки стоящих на столе свечей мерцали, и в ритме их мерцания загорались и гасли снежинки под окном.

Сидящая в комнате женщина, и без того уже оглушенная отвратительным самогоном, напивалась все сильнее.

Из мрака, из-за угла здания, появилась какая-то тень. Навстречу ей вышла вторая.

Когда падал густой снег, от котов-разведчиков не было никакой пользы. По уши увязающий в сугробах, оставляющий везде следы, видный как на ладони – такой кот-солдат никому не нужен. Разведчики Дорлота давно не покидали заставы. Люди, привыкшие к виду котов-легионеров, лишь делали вид, что «все нормально». Но ни одна часть не насчитывала целых восьми котов. Мало того, не все они были тирсами, как Дорлот… Двое разведчиков происходили из громбелардских гадбов. Старательно скрывая беспокойство, солдаты косо посматривали на этих странных созданий. Редко кто умел договориться с котом – не определишь, что оскорбит его, а что развеселит. Ну а гадбы вообще были созданы Шернью как машины для убийства… Ничто на свете, обладающее подобными размерами и весом, не имело ни малейшего шанса на победу в поединке с этим управляемым разумом клубком мышц. Застигнутый врасплох человек мог стать легкой добычей, уже в первое мгновение ослепленный меткими ударами когтей… Солдаты вовсе не считали, что коты стоят ниже их по развитию, однако попробуй пойми, что у кота в голове, отсюда разнообразные опасения. В особенности побаивались намного более крупных, чем тирсы, и малоизвестных в Армекте воинов-гадбов.

Именно такой кот и встретился с Дорлотом под окном, через которое можно было заглянуть в комнату Терезы.

– Он уже не вернется, – сказал гадб. – Спит.

Последовал быстрый, немногословный кошачий разговор, почти непонятный для человека. Поскольку Рават не собирался еще раз беседовать с подсотницей, оставалось действовать, пока женщина не упилась до потери сознания. Если уже не упилась…

– Вэрк, – сказал Дорлот, утонувший в холодном белом пуху по самое брюхо. – Я иду к ней.

Большими прыжками он понесся по снегу. Сначала отчаянно царапался в дверь, но быстро выяснилось, что скорее он привлечет внимание часовых у частокола, чем добьется аудиенции… Вернувшись к окну, Дорлот оттолкнулся и с каменным спокойствием приземлился прямо посреди комнаты – вместе с сорванным одеялом. Тереза испуганно вздрогнула, потом, обернувшись, стала разглядывать запутавшегося в тряпке кота, словно не веря собственным глазам. Учитывая ее состояние, в этом не было ничего удивительного.

– Кот, – наконец проговорила она.

Она терпеть не могла котов. Использовать их способности она не умела, ну а то, как они воспринимают и исполняют приказы, всегда доводило ее до белого каления. Тереза тяжело встала и, пошатываясь, зашарила в поисках меча… Впрочем, она тут же потеряла равновесие и оказалась на полу, нос к носу с десятником разведчиков.

От убийственного перегара обычно не слишком впечатлительного кота затошнило. Пиво он любил, но к водке относился как к обычному яду; от одного ее запаха хотелось ощетинить усы и прижать уши.

– Бесполезно, – мрачно сказал он сам себе.

Подсотница пыталась подняться, что-то неразборчиво бормоча.

– Завтра, слышишь? – выразительно проговорил Дорлот. – Завтра поговорим. Сегодня же запомни одно: не отпускай Агатру с Раватом. Слышала? Запомнишь? Агатра должна остаться на заставе.

Тереза подползла на четвереньках к стене, оперлась головой и начала блевать.

Кот двинулся обратно к окну.

– По… подожди, – выдавила она. – Что ты сказал?

– Не отпускай Агатру с Раватом, – повторил десятник. – Астат хочет идти, но она – нет. Я это точно знаю. Запомнишь? Задержишь ее?

Она кивнула, набрала в грудь воздуха, и ее снова вырвало.

Кот исчез за окном.