Текст книги "В стране мифов"

Автор книги: Феликс Арский

 
Все про богов сочинили Гомер с Гесиодом совместно,
Что только срамом слывет, и что люди позором считают,
Будто воруют они, совершают и блуд, и обманы.
 

«Гомер заслуживает того, чтобы быть изгнанным из общественных мест и высеченным розгами», – категорически заявлял знаменитый Гераклит, прозванный Темным за свою туманную манеру выражаться. И хотя многое в его замысловатых изречениях оставалось непонятным, все же критические суждения в адрес богов были достаточно очевидными. Сократ говорил о нем: «То, что я понял, превосходно. Думаю, что таково же и то, чего я не понял». Но вряд ли можно было усомниться в атеизме человека, осмелившегося две с половиной тысячи лет назад провозгласить: «Мир единый из всего не создан никем из богов и людей, а был, есть и будет вечно живым огнем, закономерно воспламеняющимся и закономерно угасающим».

«Очень хорошее изложение начал диалектического материализма», – заметил по поводу этой фразы В. И. Ленин, называвший Гераклита «одним из основоположников диалектики».

Не много осталось места для богов и в системе мироздания, разработанной крупнейшим греческим материалистом Демокритом, утверждавшим, что мир, состоящий из атомов, никем и никогда не создан, а бесконечен и вечен.

От суеверного страха излечивал и Гиппократ, отрицавший божественное происхождение болезней.

Наконец крупнейший историк античности Фукидид, занявшись исследованием той области, где престиж олимпийцев оставался незыблемым, пришел к выводу, что причины событий надо искать не в сверхъестественном вмешательстве свыше, а в самих людях, их традициях, их взаимоотношениях, их государственном и общественном устройстве.

И, вероятно, наилучшим подтверждением правоты древних атеистов являлось как раз то, что боги не в состоянии были помешать их деятельности, внушить им противоположные мысли – словом, обратить их в истинную веру. И такова уж судьба всесильных, наводящих страх владык: едва обнаруживается в чем-то их слабость, немедленно лопается их дутый авторитет, и будущие, просвещенные, поколения тщетно пытаются понять, на чем же держалась их власть, приводившая некогда всех в трепет.

Но если боги не могли сами защитить себя, то нашлось немало людей, понявших, сколько опасно свободомыслие: ведь если исчезает вера в бессмертных, то что уж говорить о почтении к знатным гражданам, о покорности правителям. И появлялись научные трактаты, теоретически обосновывавшие священное право избранных вершить судьбу остальных смертных. Один из выдающихся умов античности, Платон, разрабатывая проект идеального государства, требовал запрещения всех жанров литературы, кроме гимнов, прославляющих богов и героев. Атеистов же – «одних надо казнить, других бичевать и заключать в тюрьмах, третьих лишать гражданских прав, четвертых наказывать нищетой и изгнанием из государства».

Хотя программу Платона никто никогда не пытался осуществить, но последнему совету следовали многие правители, справедливо усматривавшие в свободомыслии и критике огромную опасность для власти, которую они сосредоточивали в своих руках. В самом деле, кому из них приятно было бы услышать хоть раз трезвое, уничтожающее восклицание: «Король-то голый!» Потому-то, в конце концов, сумела завоевать доверие христианская церковь с ее теорией божественного происхождения власти. Лучшего помощника, пришедшего на смену древней религии, найти было нельзя.

Но, заменив старых богов, христианство все же использовало идею загробного мира – как для обещания блаженства достойным, так и для устрашения нечестивцев, которым не суждено уйти от возмездия.

ВО ЧТО ПРЕВРАЩАЛИСЬ ЛЮДИ

Яростно спорили друг с другом владыка моря Посейдон и Гера из-за долины одной небольшой реки, и никто из богов не вмешивался в их распри. Пришлось им обратиться за помощью к нейтральному лицу-смертному. В качестве объективного арбитра избрали царя города Аргоса – Инаха, и тот честно решил спор в пользу Геры. Наивный, он полагал, что это ему сойдет с рук. Но Посейдон имел свою точку зрения на судейство и покарал его страну, высушив там все реки (вот почему в Арголиде такой засушливый климат).

Но на этом бедствия Инаха не кончились. Его дочь – Ио – имела несчастье привлечь внимание самого Зевса. Но поскольку Гера была ничуть не менее дальнозоркой, чем ее супруг, и с высот Олимпа вполне могла разглядеть и оценить любую земную красавицу, взволновавшую олимпийского владыку, царь богов прибегнул к хитрости и превратил Ио в белоснежную корову. Уловка, правда, ни к чему не привела: Гера увидела эту корову и потребовала, чтобы Зевс подарил ей ее. После этого ревнивая богиня поручила стеречь ее стоглазому великану Аргусу, самому бдительному стражу на Земле, у которого даже во время сна часть глаз, рассыпанных по всему телу, продолжала бодрствовать.

Долго крепился Зевс и, наконец, не выдержал – приказал услужливому Гермесу расправиться с всевидящим великаном и отрубить ему голову.

Легко сказать! Как его обманешь, когда он буквально все видит насквозь?

Полетел Гермес на край земли, туда, где скрывается днем богиня Луны со своими конями, и выпросил у нее сияющий лунный серп. Закутал его в колпачок и понесся к Аргусу. Хитер посланец богов, но не уступает ему и стоглазый Аргус. Посмотрел он на Гермеса:

– Что это сияет у тебя под колпаком?

– Всего лишь мои пастушьи песни. Их поет богиня Луны своим коровам. Хочешь, я научу тебя им?

Вытащил Гермес лунный серп и запел песню Обманчивых Снов. Только он один среди богов знал ее, потому что спускался в царство Ночи, где жили Сны. И начал засыпать великан.

Тогда Гермес отсек ему голову, и стали меркнуть глаза на теле гиганта. Правда, не дала им совсем угаснуть Гера: вдруг явилась со стаей белых павлинов, сорвала глаза с обезглавленного тела и рассыпала их по длинному павлиньему хвосту.

Однако Ио от этого не стало легче. Наслала на нее Гера чудовищного овода, и погнал он несчастную корову через моря и горы, из страны в страну. Мчится она, обезумев от страха, а овод летит за ней и беспощадно жалит ее.

Вот перебралась она через пролив, отделяющий Европу от Азии – его назвали поэтому «Бычий проход», или «Коровий брод» (по-гречески-Боспор), пересекла огромное море, в честь ее названное Ионическим и, наконец, очутилась в Египте, где к ней вернулся прежний облик и прекратились ее мучения.

Таков миф.

Чем он интересен? Прежде всего, если оставить в стороне чисто моральную характеристику нравов богов (хотя это тоже довольно любопытно, ибо боги предстают перед нами, прямо скажем, не в самом лучшем свете), миф объясняет-объясняет какие-то явления из жизни природы, происхождение возникших в глубокой древности названий. И в этом одна из особенностей многих мифов.

Почему?..

Почему у павлина столь необычный, красочный хвост?

Почему море называется Ионическим или, например, Эгейским?

Откуда произошли растения гиацинт, кипарис, лавр, нарцисс?

Как появились созвездия на небесах?

Ответы на подобные вопросы давали мифы, в которых обожествлялась природа и даже неодушевленные предметы воспринимались как священные, некогда живые существа.

Дуб – патриарх лесов – вызывал уважение своей долговечностью, солидностью, мощью. А отсюда и почитание его. По шелесту листьев дуба пытались определить волю богов – и, прежде всего, естественно, Зевса.

Лавр (по-гречески-Дафна) был посвящен Аполлону. Почему? Да потому, что когда-то жила красавица Дафна, в которую был влюблен бог света. Он преследовал ее, и она умолила богов, чтобы они спасли ее и обратили в дерево.

Любимец Аполлона – Гиацинт пострадал от неосторожности могучего бога: метнув диск, тот случайно поразил им юношу, который превратился в алый ароматный цветок.

Друг Аполлона Кипарис однажды на охоте случайно поразил копьем своего любимого оленя и так расстроился, что пожелал умереть вместе с ним. Он молил сребролукого бога, чтобы тот дал ему возможность вечно грустить. И Аполлон внял его просьбе – одел его темно-зеленой хвоей и превратил в дерево плача и тоски. И с тех пор у дверей дома, где есть покойник, греки вешали ветвь кипариса, его хвоей украшали погребальные костры и сажали кипарисы у могил.

Естественно, что современный человек совершенно иначе смотрит на вещи, чем первобытный. Нет, он вовсе не утратил способности удивляться, а кое-что в науке и технике ему и поныне кажется чудом. И все-таки ко многому он относится спокойнее и более трезво. Древние были ближе к природе и, не зная еще ее законов, не проникнув в ее тайны, наделяли ее божественной силой и очень остро воспринимали ее. Скалы и ущелья, леса и реки, моря и вулканы – все это было загадкой, волнующей и привлекательной. Небо – это целый мир, своего рода звездная книга, которую в те времена многие могли прочесть.

Так ли уж часто нынешнее дитя города, любуется небосводом, а главное – так ли уж много среди образованных людей тех, кто хотя бы разбирается в созвездиях? Осуждать, конечно, их нельзя – это своего рода плата за тот уровень культуры, которого добилось человечество, нередко находящее сейчас поэзию в том, что древним показалось бы чистейшей нелепостью.

А первобытный человек действительно верил в самые невероятные чудеса, в самые необыкновенные превращения: в то, что человек может стать растением, что неодушевленный предмет обладает загадочной силой, что все природные явления результат деятельности богов.

И в этом основное отличие мифа от обычной сказки, которую ни сам рассказчик, ни его слушатели всерьез – как истину – не воспринимают.

Другое, не менее важное отличие: сказка не связана ни с какими религиозными обрядами и поклонением ее героям. Всякий же, кто верит в миф, обязательно совершает какие-то обряды, и в этом, в частности, неумолимая связь мифа с религией. До поры до времени! До того времени, пока верующий не усомнится в правдивости сказания.

Что такое эхо?

Загадка. Непостижимое явление!

Как его объяснить? И рождается миф, по которому Эхо-это нимфа, поплатившаяся за свою болтливость. Она взяла на себя неблагодарную миссию отвлекать Геру разговорами, пока Зевс в горах любезничал с нимфами. И всесильной богине ни разу не удавалось поймать супруга с поличным. Поняв, что ее дурачат, владычица Олимпа изрекла: «Пусть навсегда умолкнет твой язык, который обманывал меня!»

И с тех пор Эхо обречена лишь откликаться на чужую речь, повторяя жалкие концы слов. (В Олимпии был даже выстроен портик, получивший название Портика Эхо: голос в нем повторялся до семи раз!)

Почему же никто не видел эту злосчастную нимфу? Оказывается, она превратилась в камень, иссохнув от безнадежной страсти к самовлюбленному Нарциссу. Правда, это была не единственная жертва надменного красавца: никого не любил он, кроме себя, многих нимф сделала несчастными его спесивая гордость. И, наконец, одна из отвергнутых прокляла его: «Пусть не ответит ему взаимностью тот, кого он полюбит!»

И Нарцисс влюбился – отчаянно, безумно и безнадежно. В свое собственное изображение. Он увидел себя в зеркале воды и с тех пор потерял покой. Сколько ни погружал он обе руки в волны, чтобы обнять себя, все было тщетно!

Он не ел, не пил, не спал, не в силах отойти от ручья, и таял буквально на глазах, пока, наконец, боги не послали ему спасительную смерть. А там, где склонилась его голова, вырос душистый белый цветок холодной, безнадежной красоты – нарцисс.

Первоначально миф о Нарциссе служил одной цели – объяснить происхождение этого цветка. Но отношение к мифам у греков постепенно менялось. Наивность древних сказаний становилась все более очевидной. И все чаще пытливые эллины искали в мифах ответа на совсем иные вопросы. Тот же миф о Нарциссе позднее рассматривался ими как своего рода приговор индивидуализму, созерцательному углублению в собственные переживания: красота для себя теряет всякий смысл и обречена на гибель.

ПРОПАЛА ЕВРОПА

Дочери финикийского царя Европе приснился странный сон: две женщины, две части света, яростно спорили из-за нее.

«Она родилась на моей земле, я воспитала ее», – утверждала одна. Ее звали Азией-в честь жены титана Прометея.

«Нет, ее именем будут называть меня», – возражала вторая, безымянная.

Царевна в тревоге пробудилась: шутка ли – ее имя хотят дать целому континенту! Обратилась она к отцу за советом, но ничего вразумительного от него не услышала.

Однажды, когда она с подругами бродила по прибрежному лугу, из моря вышел необыкновенный, златошерстый бык. Он был настолько эффектен, красив и кроток, что никому не внушал страха. Поэтому, когда он склонил колена перед Европой, будто приглашая ее взобраться к нему на спину, царская дочь со смехом уселась на него и предложила остальным девушкам последовать ее примеру. Но бык, видимо, не был склонен к подобным массовым увеселениям. Он вскочил на ноги и помчался к берегу.

Напрасно молила Европа о помощи – бык погрузился в волны и поплыл в открытое море. А вскоре царевна уже забыла о страхе и все больше и больше удивлялась. В самом деле, быки не имеют привычки плавать по морям. К тому же непонятно, почему с таким почтением приветствуют быка все обитатели Посейдонова царства, а сам владыка моря укрощает волны и обеспечивает безопасную дорогу путникам.

И тут, как обычно бывает в сказках, заговорил бык человечьим голосом и признался, что он не кто-нибудь, а сам Зевс, что он полюбил царевну и намерен сыграть с ней свадьбу на острове Крите – вдали от гневных взоров ревнивой хозяйки Олимпа.

Вот как объясняли в мифах название Европейского материка (впервые он был так обозначен в VI веке до нашей эры). И это общее правило: возникшие в глубокой древности географические наименования, обозначения народов связывались, как правило, с именами богов, героев или царей – тоже, разумеется, мифических.

Так появились названия, связанные с именами братьев Европы, которых отец отослал на поиски пропавшей сестры, запретив под страхом смерти возвращаться на родину без нее. Феникс ушел недалеко и на берегу Средиземного моря основал Финикию. Килик остановился на юге Малой Азии и стал царем Киликии. Кадм добрался до Греции, где построил крепость Кадмею, вокруг которой потом выросли Фивы.

Сыном единственной супружеской пары – Девкалиона и Пирры, уцелевшей после всемирного потопа, уничтожившего род людской, был Эллин. Его считали родоначальником греческого народа, он же дал имя сначала маленькому городку в Фессалии, а затем и всей Греции – Эллада.

Узнав о гибели своих сыновей от рук коварных Данаид, брат Даная, владевший обширным царством, раскинувшимся по берегам Нила, умер с горя, оставив, однако, память о себе в названии страны.

Имя его было Египт.

Царь дарданов Ил, одержав победу во Фригии, получил в награду 50 юношей и девушек и корову. Оракул повелел ему отправиться вслед за коровой и там, где она остановится и ляжет на траву, основать город. Животное дошло почти до моря и улеглось у подножия холма. Там Ил и начал строить крепость, получившую название Илион (Троя).

ПОСЛЕДНЕЕ БЛАГОДЕЯНИЕ АФИНЫ

Столица Аттики была названа в честь Афины. И не без оснований. Когда-то с ней соперничал Посейдон, мечтавший получить во владение эту богатую область. Тяжба затянулась, и боги обратились к Зевсу. Но тот не пожелал брать на себя ответственность и переложил ее на плечи основателя Афин – царя Кекропа.

Настал день суда. Зевс постановил: власть будет принадлежать тому, кто принесет более ценный дар стране.

И тогда Посейдон, подняв трезубец, ударил им в гранитную скалу. Она раскололась, и оттуда хлынула вода.

«Отныне здесь вечно будет бить источник», – гордо произнес бог, уверенный, что ничего лучшего для города придумать нельзя.

Подняла копье Афина и вонзила его в землю. И тотчас же выросла вечнозеленая олива, усыпанная золотистыми плодами.

Кекроп был покорен. Он присудил победу мудрой дочери Зевса, обещавшей людям изобилие и радость.

Об этом споре греки никогда не забывали. На протяжении ряда веков они показывали трещину в скале – ту самую, которую оставил трезубец морского бога, и оливу, за которой тщательно следили и ухаживали. И им казалось естественным, что их город, который опекала богиня мудрости, покровительница ремесла, стал культурным центром тогдашнего мира, собравшим лучших поэтов, художников и ученых.

Жители других греческих полисов тоже считали себя избранниками богов. Каждый город гордился своими покровителями – будь то боги или легендарные герои, от которых происходил тот или иной народ. Жертвы приносились и умершим гражданам: они охраняли страну, если им продолжали оказывать почет.

«Совещайтесь всегда в присутствии большинства», – советовал оракул мегарянам, спрашивавшим, от чего зависит благополучие их города. Большинство же – это, естественно, покойники. Так поняли указание Аполлона жители Мегар и построили здание совета на месте погребения граждан. Чтобы увеличить число богов-покровителей, нередко даже переносили останки героев, похороненных вдали от родины.

Сложнее обстояло с общегреческими богами. Как доказать, что Зевс, Гера или Афина, культ которых существовал во многих местах, благосклонны к какому-нибудь одному полису? Нередко города считали того или иного олимпийца своей собственностью; чужеземцам запрещалось поклоняться ему и даже входить в храм. Только афинянин допускался в святилище Афины-Девы – Парфенон, только аргосский гражданин мог войти в храм Геры.

От богов-покровителей ждали помощи, к ним обращались в минуты опасности: «Ты, обитающий на нашей земле, неужели ты изменишь ей и допустишь, чтобы погибли наши дома и очаги?» Но боги требовали жертв, и греки ясно осознавали, что отношения с небожителями должны строиться на взаимной выгоде. Фиванцы говорили своим божествам: «Будьте нам защитой – ведь наши интересы совпадают с вашими: если город процветает, он чтит богов своих. Покажите, что вы любите нас. Подумайте о почестях, вам воздаваемых, и жертвах, вам принесенных!»

Если город проигрывал войну, вину возлагали не только на полководцев, но и на богов. Считалось, что они не выполнили своего долга, и иногда доходило до того, что разрушали их алтари, закидывали камнями храмы.

Чтобы победить соперника, надо было, кроме всего прочего, договориться с его богами-покровителями. Их просили удалиться из города либо обращались с молитвами, чтобы они позволили взять верх над противником. Как уже рассказывалось, для захвата Трои понадобилось похитить из нее статую Афины. Иной выход нашли афиняне, собиравшиеся воевать с островом Эгиной, надежным и могучим защитником которой был сын Зевса – Эак, дед Ахилла. Понимая, что война будет нелегкой, они отложили исполнение своих замыслов на 30 лет и соорудили храм, посвященный чужому богу. Они были убеждены, что если в течение трех десятилетий Эак будет получать от них жертвоприношения, то он перестанет поддерживать эгинян и перейдет на сторону Афин.

Но даже охранительница городов, опекавшая столицу Аттики, не смогла уберечь города от многих бедствий, обрушившихся на него, начиная с конца V века до нашей эры. Она не спасла афинян от пожаров, разрушений и эпидемий во время Пелопоннесской войны; она не защитила их от натиска македонских царей; не пришла она на помощь и тогда, когда город штурмовали римские отряды под водительством Суллы (в 86 году до нашей эры). Лишь однажды она еще раз проявила себя, да и то благодаря знаменитому скульптору Фидию, отлившему ее фигуру из бронзовых щитов, отбитых у врага в период греко-персидских войн.

Предание гласит, что, когда орды диких кочевников ворвались в Афины, их вождь был настолько потрясен видом статуи, что, не тронув города, приказал своим отрядам покинуть его.

ДОПОТОПНЫЙ ОСТРОВ

Древнейшие греки были сухопутным народом. Заселив страну, которая позднее получила звонкое имя – Эллада, они быстро убедились в том, что скудная земля с трудом прокормит их. Нуждались они во многом – и в тканях, и в украшениях, и даже в обычных металлах. Все это могли дать страны, раскинувшиеся по берегам Средиземного моря. Но как добраться до них? И народ пастухов и земледельцев начинает завоевывать море. У покоренных ими племен учились они строить корабли, подгоняемые, как писали поэты, «суровой бедностью, горькой нуждой и мучениями пустого брюха». Позаимствовали они и само слово, обозначающее море («таласса»).

В конце концов они стали самыми искусными мореплавателями древности, соперничая в славе с финикийцами. Но моря они все-таки опасались. Небосвод, где все подчинялось Зевсу, казался им олицетворением мирового порядка. Подводное же царство было грозным и таинственным. И его хозяин землеколебатель Посейдон – отличался суровым и строптивым нравом. Ему посвящали десятки храмов, приносили бесчисленные жертвы, но никто не мог поручиться за свою жизнь, вверяя ее морским волнам. Когда Диагор, прозванный Атеистом, находился в Самофракии, ему показали в храме многочисленные дары с изображениями людей, которые уцелели после кораблекрушений. Его спросили: «Ну, вот ты, считающий, что богам глубоко безразличны людские дела, что скажешь ты о стольких людях, спасенных их милосердием?» – «Пусть так, – ответил философ, – но ведь тут нет изображений утонувших, а их несравненно больше».

В стихотворении IV века до нашей эры говорилось:

 
Дела морского беги. Если жизни конца долголетней
Хочешь достигнуть, быков лучше в плуга запрягай:
Жизнь долговечна ведь только на суше, и редко удастся
Встретить среди моряков мужа с седой головой.
 

Необуздан и коварен колебатель земли. Свирепы и безжалостны к людям его потомки. За исключением Тесея, все сыновья Посейдона питают лютую ненависть к смертным. Обычно это звероподобные исполины, уничтожающие всякого, кто встретится им на пути.

Одноглазый гигант – циклоп Полифем – с наслаждением пожирал спутников Одиссея, очутившихся в его пещере. Разбойник Синнид, по прозвищу Сгибатель сосен, развлекался тем, что привязывал путников к верхушкам согнутых деревьев, которые, распрямляясь, разрывали жертву. Царь Египта Бусирис приносил в жертву Зевсу каждого чужеземца, появлявшегося в его стране. Владыка Ливии великан Антей заставлял каждого, кто проходил через его владения, бороться с ним, и побежденного ожидала смерть.

И все же детям Посейдона не везло. В схватках с героями, которым покровительствовали другие боги, они неизменно терпели поражение.

С Полифемом расправился Одиссей, которого опекала Афина. Напоив циклопа и дождавшись, пока он заснет, находчивый грек выжег ему горящим бревном единственный глаз, а затем хитроумным способом выбрался из пещеры.

Тесей, которому помогала Афродита, одолел Синнида и казнил его, привязав к тем же самым согнутым соснам.

Геракл, которого схватили слуги Бусириса и уже вели к жертвеннику, разорвал путы и убил египетского царя. А вскоре сын Зевса встретился и с Антеем, сыном Посейдона и богини земли Геи. Никто не мог победить этого великана, которому мать давала новую силу, когда он падал на землю. Правда, до сих пор гордый Антей обходился без посторонней помощи. Но в поединке с Гераклом ему пришлось все-таки прибегнуть к этому крайнему средству.

 
Пал ослабевший Антей. Сухая земля поглотила
Пот его, жилы тотчас налились горячею кровью,
Мышцы вновь напряглись, окрепли и руки, и ноги,
И обновленная мощь порвала Геркулесову хватку…
Равные ныне сошлись: один – с материнскою мощью,
С собственной силой другой.
 

Сыну Зевса осталось лишь одно – оторвать противника от земли.

 
«Больше тебя не доверю Земле и упасть не позволю;
В воздухе будешь висеть, к моей груди крепко прижатый;
Так ты погибнешь, Антей!» И вот, прильнувшего долу,
Поднял Антея он ввысь. Земля не могла уже больше
Силу из недр перелить в своего умиравшего сына.
Долго Алкид держал его так, пока смерть не сковала
Хладное тело врага…
 

Не менее сурово обошелся с потомками Посейдона и сам Зевс, уничтоживший целое царство, созданное его братом. Об этом известно из мифа, рассказанного Платоном в диалогах, о которых уже упоминалось.

Когда Афине досталась в удел Греция, Посейдон вынужден был удовлетвориться обширным островом, лежащим на краю света, в Атлантическом океане. Там бог морей «поселил своих потомков, рожденных от смертной женщины», и «произрастил из земли в достаточном количестве пищу всякого рода». Каждый из наследников а их было пять пар близнецов – получил десятую часть страны. Главным царем считался старший сын Атлас, от имени которого произошли названия Атлантический океан и остров Атлантида. Здесь «сложилась великая и грозная держава, власть которой простиралась на весь остров, многие иные острова и на некоторые части материка».

Богатству и мощи атлантов могли позавидовать современники. Земля давала обильные урожаи, из недр ее добывали ценные металлы. Храмы и дворцы были отделаны золотом, серебром и слоновой костью. Центральную часть города окружали каналы, через весь остров тянулась сеть водопроводов, подававших воду для питья, орошения садов, отопления помещений. Гавани «кишели судами и прибывавшими отовсюду купцами, которые днем и ночью оглашали местность криком».

Атланты были вооружены луками, копьями и пращами. Их армия насчитывала 10 тысяч парных упряжек и 60 тысяч легких колесниц, а в состав морских сил входили 1200 кораблей и 240 тысяч матросов. Но военная сила предназначалась только для иноземцев – закон запрещал царям воевать друг с другом, и они обязаны были оказывать взаимную поддержку, если кто-либо намеревался истребить царский род. «Сообща, подобно предкам, принимали они решения относительно войны и других предприятий, предоставляя высшее руководство роду Атласа. И царь не властен был приговорить к смерти никого из родственников, если более половины царей не будут на этот счет одного мнения». Внутри же своей области каждый царь правил по своему усмотрению, «наказывая и присуждая к смерти кого захочет».

Эту деспотическую державу Платон противопоставлял пре-афинскому государству, называя атлантов варварами, а строй их-тираническим. И потому самую большую заслугу предков афинян он видит в том, что они 9 тысяч лет назад обуздали могучую силу, «дерзостно направлявшуюся на Европу и Азию со стороны Атлантического моря», отстояв свободу «всех живущих по эту сторону Геракловых столбов». Богиня мудрости, защищавшая афинян, вновь посрамила колебателя земли. Но окончательно расправился с атлантами владыка Олимпа.

Атланты, оказывается, постепенно вырождались. Пока в них еще сохранялось достаточно божественной крови, «они держались образа мыслей истинного и высокого, мало дорожили тем, что имели, и не падали наземь, опьяненные роскошью, теряя от богатства власть над собой…

Но когда доля божества от частых и обильных смешений со смертною природой в них, наконец, истощилась и нрав человеческий одержал верх, они развратились, не в силах выносить настоящее свое счастье». И тогда Зевс, увидев, что атланты погрязли в пороках, наказал их. Когда на земле «проходили страшные землетрясения и потопы, в один день и бедственную ночь остров Атлантида исчез, погрузившись в море».

Как известно, больше двух тысячелетий идет спор об этом загадочном царстве и о достоверности известий Платона, которые не подтверждаются ни одним древним мифом.

Недавно подсчитали, что атлантологическая литература накопила 25 тысяч томов, объем которых составит 2,5 миллиона страниц, то есть в 100 тысяч раз больше, чем написано Платоном. Польский астроном Л. Зайдлер замечает по этому поводу: «Не верящим, что причиной гибели Атлантиды был ниспосланный Зевсом всемирный потоп, придется поверить хотя бы тому, что катастрофа Атлантиды вызвала всемирный потоп атлантологической литературы».

Что касается «всемирного потопа», то современная наука вовсе не отрицает грандиозных стихийных катастроф (наводнений, землетрясений, опусканий суши и т. п.) в исторический период. С Атлантидой обстоит сложнее. Приходится решать, по крайней мере, два главных вопроса: находился ли когда-нибудь в Атлантическом океане остров, погрузившийся впоследствии на дно или полностью разрушенный, и существовало ли там государство, подозрительно подробно описанное Платоном?

Многие геологи, геофизики, палеоботаники допускают, что между Европой и Америкой (или Африкой и Америкой) мог когда-то быть остров, который исчез около 12 тысяч лет назад. Но населяли ли его люди столь высокой культуры, создавшие мощную державу, – на это ответить утвердительно археологи, историки, этнографы пока не в силах. И потому мнение о том, что Платон познакомил нас не с подлинным, а выдуманным обществом, пока преобладает.

Вся традиционная греческая мифология знает Атласа не как старшего сына морского владыки, а как брата Прометея, титана, который держит на плечах небесный свод. Он дал имя горному хребту в Северной Африке и Внешнему морю, или Океану. Лишь в V веке до нашей эры Геродот обозначил его как Атлантическое море.

Сейчас отыскивают и иную этимологию этого слова. Ссылаются, например, на то, что в древнегреческом языке нет подобного корня. А вот у ацтеков немало названий с корнем «атл». Ацтлан – так именовали свою древнюю родину ацтеки (что значит «люди из Ацтлана»). В память о первом вожде – Теноче – своей столицей они сделали город Теночтитлан («город Теноча»), поразительно похожий по своей планировке на столицу атлантов. Само слово «атл» означает «вода», а «атлан» – «находящийся посреди воды». Не напоминает ли это опять о злополучном царстве Посейдона? Но тогда как отнестись к сообщению фризской хроники, написанной, как полагают, в 1256 году? Автор ее утверждает, что за 3449 лет до него (то есть в 2193 году до нашей эры!) в результате катастрофы погибла находившаяся в океане страна Алдланд (или Атланд), что значит «древняя земля».

Споры об Атлантиде порождают фантастические гипотезы, появляются сообщения о сногсшибательных открытиях. Вероятно, чтобы остудить пыл любителей сенсаций, в 1955 году международная конференция одобрила список 78 тем, к которым следует относиться с величайшей осторожностью. В решении конференции, в частности, говорилось, что «ЮНЕСКО предостерегает от легковерного восприятия сообщений, связанных с некоторыми проблемами – такими, как… раскрытие тайны пирамид, сфинкса и других древних строений, открытие и расшифровка знаков в древних рукописях и книгах…, погибшие континенты, вроде Атлантиды».