Текст книги "В стране мифов"

Автор книги: Феликс Арский

Но, любуясь Ахиллом, Гомер явно симпатизирует и его противнику. И происходит любопытное несовпадение его оценок с нашими нынешними.

Гектор – полная противоположность Ахиллу. Он могуч и смел, но это прежде всего человек, способный и колебаться и испытывать страх. Сила его вовсе не в абсолютном бесстрашии и презрении к смерти, а в том, что он способен преодолевать свой страх. Он знает, что слабее Ахилла, и все же выходит сражаться с ним, ибо иного пути для него нет. Даже увидев, что боги отступились от него, он продолжает бороться, чтобы «погибнуть не без дела». Это особое мужество, победа над самим собой недоступна Ахиллу. Гектор тоже рыцарь чести, только честь его неразрывна с его семьей, городом, отечеством. Ахилл не знает колебаний, он холоден и незыблем, как скала. Гектор раздумывает, взвешивает, принимает на себя ответственность. Ахилл мрачен и суров. Это сильный, цельный человек – идеал, который в жизни (да и в искусстве) встретишь редко. Величие его духа восхищает. Но любить его трудно. Гектор добродушен и мягок, он сложней, противоречивей и человечней. Страсть Ахилла находит удовлетворение в войне. Гектор ее ненавидит. Ахилл одинок, Гектор – плоть от плоти гражданин, свой высший долг он видит в служении людям. Он мыслит более широкими, общечеловеческими категориями и потому гораздо понятней и ближе современному человеку, читающему поэму о напряженных днях последнего года Троянской войны. Кстати сказать, все действие «Илиады» развертывается на протяжении 51 дня, но насыщенных событиями дней всего лишь девять. В течение этих девяти дней и раскрываются перед нами характеры древних героев, их мораль, их мысль об окружающем мире, столь далеком и не похожем на наш.

ЗА НИТЬЮ АРИАДНЫ

В 1877 году критский купец случайно обнаружил в одном из пустынных мест острова развалины какого-то сооружения и многочисленные глиняные сосуды. Научный мир взволновался. Шутка ли, ведь речь шла не о каком-то малоизвестном острове, а о самом Крите – легендарном, великом, загадочном!

Слишком многое, что было связано с Критом, вызывало недоумение. Известий о нем сохранилось очень мало: отрывочные и довольно противоречивые свидетельства Гомера, Геродота, Фукидида, сообщения более поздних авторов – Аристотеля, Платона, Диодора Сицилийского, Плутарха и, конечно, мифы, к которым нередко вполне серьезно относились античные писатели.

Но ведь то древние. А каково было ученым конца XIX века? Не могли же они принимать на веру древние предания о могущественной державе царя Миноса, будто бы получившего власть от самого Зевса? Или полностью, слепо, подобно Шлиману, следовать за Гомером, считая, что в его поэмах действительно скрыт глубокий исторический смысл?

Крит оставался островом загадок. О нем знали меньше, чем в свое время о Трое или Египте. Можно было допустить, что когда-то там существовало сильное государство. Но когда? Кто населял его? На каком языке говорили его жители? На эти вопросы никто не мог ответить. Не к мифам же обращаться за разъяснением!

Впрочем… О чем же все-таки рассказывают мифы?

Как известно, свадебное путешествие финикийской царевны Европы и принявшего облик быка Зевса завершилось на острове Крите. Здесь и подарила Европа своему божественному супругу трех сыновей. Старшего из них-Миноса-олимпиец сделал царем острова. Это был мудрый и справедливый правитель, создавший мощную державу и подаривший критянам первые писаные законы. Законы оказались настолько хороши, что всем стало ясно: их продиктовал Миносу сам Зевс. Не случайно ведь каждые девять лет критский владыка, признававший только единоличные решения, удалялся в пещеру, чтобы побеседовать с отцом и получить у него необходимые инструкции, касающиеся управления страной. Очевидно, Зевсу уже была известна истина, открывшаяся позднее греческим мудрецам: «Всё-в меру». Именно этому принципу, по его мнению, должен следовать всякий глава государства: только тогда страна будет процветать, а население сможет найти согласие с царем. Быть слишком либеральным и потворствовать неразумной толпе – это путь кратковременного и непрочного успеха, Быть чересчур суровым и деспотичным – это не принесет славы и не оставит доброй памяти среди потомков. Правда, люди, как полагал Зевс, вечно чем-то недовольны и нередко сами не понимают, что же лучше для них. Они ругают одного царя, потом возмущаются его преемником, а в конце концов начинают жалеть о старых добрых временах, к которым каждое новое поколение проникается все большей симпатией. Латинский поэт I века Федр в связи с этим привел однажды притчу греческого баснописца Эзопа. Наслушавшись, как афиняне жалуются на Писистрата, который был хоть и не жестоким, но все же тираном, поскольку силой захватил власть, Эзоп язвительно заметил:

 
Лягушки, по болотам вольным странствуя,
Царя просили шумно у Юпитера,
Чтоб силою смирил их необузданность.
Отец богов, смеясь, ниспосылает им
Чурбан, который, быстро рухнувши,
Толчком и шумом всполошил пугливый род;
Но так как долго он лежал, зарывшись в ил,
Одна тихонько выставляет голову.
И, осмотрев царя, к себе сзывает всех.
Забыв о страхе, все наперебой плывут
И на чурбан гурьбою резко прыгают.
Его подвергнув всяким надругательствам,
Царя другого просят у Юпитера
Затем, что этот вовсе бесполезен им.
Тот посылает гидру им, которая
Их пожирает. Не умея гибели
Избегнуть и не смея вновь молитвы слать,
Гермеса просят умолить Юпитера,
Чтоб им помог в несчастии. Но бог в ответа
«Не захотели, – говорит, – вы доброго
Терпите злого». Так и вы, о граждане,
Чтоб хуже не пришлось, терпите это зло.
 

Царь Минос остался в памяти как идеальный правитель. Его заслуги обеспечили ему даже привилегированное положение в загробном мире, где он вершил суд над прибывшими туда душами – столь же справедливо и объективно, как на земле.

Правда, представления о справедливости были у него весьма своеобразными. Когда на Крите появился бежавший из Афин Дедал, Минос с радостью дал ему приют и проявил особую заботу о судьбе изгнанника. Для его же блага (а царь, разумеется, лучше разбирался в том, что полезно для людей, и потому героически творил добро, не спрашивал у них, хотят они того или нет) Минос окружил Дедала охраной – настолько надежной, что она защищала его не только от посторонних, но и от себя самого. Прославленный мастер по достоинству мог оценить столь трогательное внимание: мудрый правитель так дорожил им, что лишил всякой возможности покинуть остров и тем самым поставить под угрозу свою безопасность.

Установив порядок в собственном государстве и подарив подданным безупречные законы (среди которых был, например, и такой, как «не пить друг с другом до опьянения»), Минос не мог не облагодетельствовать и другие народы. А потому он завоевал много стран и городов, обложив их данью, создал флот, обеспечивший ему владычество на море, и вообще стал, выражаясь современным языком, крупным политическим деятелем международного масштаба.

Увы, как это нередко бывает, нелегкого испытания славой он все-таки не выдержал. И возгордился. Власть и удача настолько вскружили ему голову, что он стал приравнивать себя к богам. Вероятно, вспомнив об игривых развлечениях олимпийцев, нередко обманывавших друг друга, он решил, что ему тоже все сойдет с рук. Он попытался провести Посейдона и не принес ему в жертву обещанного великолепного быка. Морской бог разгневался и отомстил Миносу довольно изощренным способом: он заставил его жену Пасифаю влюбиться в злополучного быка. Плодом этой преступной любви стал полубык-получеловек, носивший имя Минотавра.

Чтобы скрыть семейный позор, Минос приказал выстроить для чудовища огромное здание с массой комнат, соединявшихся запутанными переходами. В этот Лабиринт, построенный Дедалом, и упрятали Минотавра. А чтобы он не изнывал от безделья, Минос нашел ему достойное занятие-убивать людей, попавших в Лабиринт (если они до этого не успевали умереть от голода, заблудившись в его коридорах). Но поскольку добровольных охотников, желавших осмотреть эту гостеприимную обитель, не находилось, критский царь вынужден был прибегнуть к насильственным мерам.

Его сын, путешествовавший по Греции и одержавший победы на всех гимнастических соревнованиях, вызвал зависть афинского царя Эгея, и тот погубил его. Тогда Минос объявил Афинам войну, разгромил их и – пусть торжествует справедливость! – обязал каждые девять лет присылать ему семерых юношей и семерых девушек – на съедение Минотавру.

Дважды афинянам пришлось уплатить эту страшную дань. Когда подошел третий срок, вызвался плыть на Крит возвратившийся на родину сын Эгея – Тесей (который в действительности был сыном Посейдона, но всячески скрывал эту тайну от престарелого родителя). Представ перед Миносом, который разглядывал будущих мучеников и издевался над ними, Тесей скромно заметил царю, что он, между прочим, тоже не простой смертный и что боги не дадут его в обиду. Минос, недолго думая, швырнул в море золотой перстень и предложил герою достать его со дна моря – ведь если Тесей говорит правду, то, конечно, Посейдон поможет ему.

Неизвестно, знал ли Тесей известную пословицу: «Здесь Родос-здесь и прыгай!» (Ее приводит Плутарх, рассказывая о путешественнике, который, вернувшись на родину, хвастался тем, что широко прославился в чужих землях, в частности на Родосе, где он совершил невиданный прыжок. Изъявив готовность представить свидетелей этого факта, он услышал в ответ от своих сограждан: «Зачем обращаться к свидетелям? Представь себе, что здесь Родос – здесь и прыгай!») Так или иначе, Тесей ринулся в пучину и достиг глубин, о которых может только мечтать современный французский исследователь моря Жак Кусто.

Посейдон вручил ему перстень, и Тесей благополучно вернулся на берег острова. Влюбившаяся в него дочь Миноса Ариадна решилась выступить против отца и помочь герою одолеть Минотавра. Она обратилась за советом к Дедалу. Старый мастер, преданный своему искусству, давно уже стоял вне всякой политики. Его интересовали лишь изобретения, и потому он с одинаковым рвением оказывал услуги и Миносу (возводя для него дворцы и статуи), и Пасифае (придумав для нее наиболее благоприятный способ предаваться своей порочной любви), и, наконец, Ариадне, которой он дал клубок ниток, чтобы Тесей, закрепив его у входа, не заблудился на обратном пути из Лабиринта.

Победив Минотавра, герой вернулся на родину, освободив тем самым Афины от позорной дани и окончательно унизив Миноса тем, что захватил с собой его любимую дочь, которую он намеревался сделать царицей. Правда, на острове Наксосе, где остановился его корабль, бог Дионис явился ему во сне и приказал покинуть Ариадну, предназначенную в жены самому Дионису. И загрустивший герой, покинув Наксос, отплыл в Афины, забыв от огорчения сменить паруса на корабле (в знак того, что он возвращался целым и невредимым). А старый Эгей, увидев вдали черные паруса, в отчаянии бросился со скалы, так и не дождавшись возвращения сына.

Что же касается другого отца, то тот не стал разыскивать дочь – его одолевала иная забота: как найти ускользнувшего от него Дедала. Как уже рассказывалось, он в конце концов обнаружил его в Сицилии, но, пытаясь вернуть изгнанника, был коварно убит.

Таковы мифы, которые пересказывали в своих сочинениях античные писатели. Одни верили всем чудесам, о которых упоминалось в них, другие сомневались. Но само по себе существование царя Миноса и его мощной державы признавалось как что-то абсолютно достоверное. Точно так же подробно описывали поражавший воображение Лабиринт.

Реальным историческим лицом считал Миноса еще Гомер. В «Одиссее» говорится:

 
Остров есть Крит посреди виноцветного моря прекрасный,
Тучный, отвсюду объятый водами, людьми изобильный;
Там девяносто они городов населяют великих,
Разные слышатся там языки…
 

И дальше сообщается, что городом Кноссом управлял Минос, «в девятилетие раз общаясь с великим Зевсом».

Геродот называет Миноса морским владыкой, который «покорил многие земли и прославился военными удачами».

«Минос раньше всех, как известно нам на основании предания, обзавелся флотом, овладев большей частью моря, которое называется теперь „эллинским“… Он очистил острова от разбойников и заселил большинство их колонистами». Так пишет Фукидид, в серьезности и добросовестности которого не сомневались ни древние, ни современные историки. Минос привел существовавшее до него законодательство в определенную систему, утверждает Аристотель, тщательно изучавший государственное устройство у разных народов.

И все-таки очень уже неправдоподобными казались мифы, связанные с Критом. Даже если откинуть явно фантастические элементы и предположить, что держава Миноса действительно существовала, все равно многое остается непонятным, и, прежде всего – что произошло с могучим государством, которое держало в страхе многие народы Средиземноморья? Где следы его истории и его культуры?

В конце XIX века ответов на многие подобные вопросы ждали не от мифов или памятников письменности (которые были уже основательно изучены), а от археологии. Потому так загорелся Генрих Шлиман, узнав о находках на Крите. С тайной надеждой, что ему удастся раскопать легендарный Лабиринт, он отправился туда, но его упорство ученого уступило упрямству торгаша: владелец участка заломил неслыханную цену (100 тысяч франков) и не позволил исследователю даже произвести беглую разведку местности. Шлиман увидел лишь засыпанное землей разрушенное здание и черепки посуды, очень похожей на ту, которую он обнаружил на территории Греции при раскопках древнего города Микены, откуда происходил родом (если верить Гомеру) царь Агамемнон, руководивший походом против Трои. Шлиман был уверен, что Крит – центр древнейшей греческой культуры и находки на этом острове еще удивят мир.

Мир действительно вскоре удивился. В 1900 году на Крите стал работать английский археолог Артур Эванс. Его раскопки открыли удивительную страницу в мировой истории, связанную с загадочным островом.

На месте легендарного Кносса он обнаружил огромный дворец общей площадью в 20 тысяч квадратных метров, со многими комнатами, расположенными на нескольких этажах, парадными и театральными залами, запутанными переходами и галереями, многочисленными лестницами, кладовыми, где хранились в глиняных сосудах остатки зерна и других продуктов. Это грандиозное сооружение поражает и современного человека. Что уж говорить о древних греках, которым оно казалось огромной ловушкой, откуда невозможно найти выход! Очевидно, именно этот дворец или ему подобный они и стали именовать Лабиринтом (само название произошло от слова «лабрис» – «двойной топор», изображение которого часто встречалось на Крите). Сам же Эванс был уверен, что перед ним дворец Миноса, царствовавшего, как он предположил, в середине II тысячелетия до нашей эры. По имени легендарного царя (личность которого приобретала все более реальные черты) ученый назвал древнюю культуру Крита минойской.

Эта культура и поныне остается во многом загадочной, так же как и история острова. Ученые сумели довольно точно определить основные этапы его развития. В частности, доказано, что в XVI–XV веках до нашей эры Критское государство действительно переживало исключительный расцвет. Отсутствие оборонительных укреплений и крепостных стен убеждало в том, что критские города не боялись нападений извне. Сложнейшие сооружения, оружие, предметы домашнего обихода и орудия труда – все это подтверждало высокий уровень техники, ремесла. Что же касается изобразительного искусства, то фресковая живопись, украшавшая парадные залы дворца, рисунки на вазах явно превосходили произведения художников всех остальных стран тогдашнего мира. Критянам было известно многое из того, что впервые возникло в Египте или Греции лишь несколько веков спустя.

Достаточно сказать, что во дворце Миноса были открытые лестницы и веранды, большие окна, дававшие много света. А ведь даже позднейшие греческие жилища оставались тесными, душными и полутемными. В классический период расцвета античной Эллады греки не знали ни водопровода, ни канализации, ни ванн. В кносском дворце все это уже было за тысячу лет до «золотого века» Афин!

Наконец на Крите обнаружена письменность, которую удалось расшифровать лишь в 1953 году. Она помогла ученым понять природу древнего государства, быт и нравы его населения.

Сейчас установлено: в эпоху расцвета Критской державы ее коренные жители были не греками, а представляли совсем иной народ. И критская культура отнюдь не греческая. Правда, позднее что-то случилось на острове, и древняя культура погибла. Осталась письменность, но она уже оказалась связанной именно с греческим языком. А дальше совсем непонятно. Письменность тоже исчезает – и от времен Гомера до нас не доходит ни одного ее памятника. Странно и то, что IX–VII века до нашей эры – эпоха куда более примитивная (и в отношении культуры и в смысле экономики и государственного устройства), чем 700 лет назад.

Что же все-таки произошло?

На Крит вторглись завоеватели-ахейские племена. Они захватили города, разрушили дворцы, прошлись огнем и мечом по острову. Но, покорив критян, греки в то же время многое восприняли от их культуры и, между прочим, приспособили древнюю письменность к своему языку. Вот в чем разгадка того, что памятники письменности XV–XII веков до нашей эры на Крите и в материковой Греции сходны, так же как схожи многие предметы материальной культуры.

Но от державы Миноса остались одни развалины. Знаменитый дворец сгорел, хозяйство постепенно приходило в упадок. От былого военного могущества остались одни воспоминания. И чем дальше отодвигались события, тем все более легендарными, мифическими казались события, связанные с историей острова. И все-таки даже в фантастических преданиях сохранился конкретный исторический смысл.

В самом деле. Легендарный Тесей убивает Минотавра и освобождает Афины от кровавой дани. Реальные ахейцы, некогда зависевшие от Критского государства, вторгаются в Кносс и разрушают его. Отныне роли меняются: они хозяйничают на острове.

Мифический Дедал улетает от Миноса. Государство теряет удивительного мастера-художника, строителя, изобретателя. А в действительности? Критская культура приходит в упадок, искусство и ремесла становятся более примитивными, грубыми, городская жизнь замирает.

Легендарный Минос гибнет в Сицилии. Он тщетно пытается возвратить бежавшего Дедала, а прежние союзники предают его. Реальная морская держава разваливается, бывшие покоренные племена избавляются от ее господства.

Не разгадана личность Миноса. Был ли он на самом деле? Ведь доказано, что в XVI веке до нашей эры именно кносские правители подчинили себе остальных царей Крита и кносский дворец превратился в административный, политический и хозяйственный центр всей державы. Уже тогда существовал разветвленный государственный аппарат, давались инструкции чиновникам; очевидно, существовало и разработанное законодательство. Не удивительно, что предание приписывало все это одному царю. И, как обычно бывает в мифах, происхождение этого царя связывалось с богами, ибо, как полагали греки, первыми правителями на земле были потомки богов, объединявшие народы и создававшие государства.

Что же касается имени царя, то неясно, относить ли его к одному человеку или к нескольким: дело в том, что имя Минос было весьма распространенным на Крите, и до самых поздних времен сохранилось название ряда поселений – Миноя (на Крите, в Сицилии, в Пелопоннесе, на Делосе и даже в Сирии и Аравии).

В XII веке до нашей эры ахейских завоевателей сменили дорийские племена. Наступил общий упадок древнейшей культуры. Развитие цивилизации было приостановлено, и культура отброшена на много столетий назад. Письменность была забыта. Ее воскресили лишь через три тысячи лет, и сейчас именно ей суждено стать той «нитью Ариадны», которая поможет современным ученым проникнуть в тайну далеких веков.

А ведь, по сути дела, первый шаг на этом сложном пути был сделан еще в 70-х годах XIX века ничего не подозревавшим критским купцом, который случайно наткнулся на остатки дворца царя Миноса. Но история не удержалась от улыбки. Купец носил звучную фамилию Калокэринос. Звали же его, между прочим… Минос.

ЗАГАДКА ВЕКОВ

Муза истории, иронически усмехаясь, задавала вопросы и с любопытством следила за тем, как ее служители пытаются ответить на них. Мельпомене, Музе трагедии, было не до смеха. В венке из виноградных листьев, одетая в мантию, с трагической маской в одной руке и с мечом или палицей в другой – такой представлялась она древним. Она тоже предпочитала говорить загадками. Решали их по-разному, но итог всегда оказывался печальным.

Человек и его место в жизни. На что он способен? Где пределы его возможностей? В чем его сила и слабость? Его права и свобода? Не эти ли «вечные» проблемы волновали мыслителей всех времен – философов, писателей, художников?

Трагедия как форма театрального представления родилась в середине VI века до нашей эры из религиозных, культовых обрядов. Очень скоро она стала учительницей жизни, активной политической силой. Нередко она обращалась к злободневным сюжетам и непосредственно откликалась на актуальные события. Она преподносила уроки, возбуждала зрителей, вызывала их гнев, повергала в смятение. Когда в 494 году до нашей эры персы разрушили восставший греческий город Милет и продали в рабство его жителей, афинский драматург Фриних написал трагедию «Взятие Милета», где разгром цветущего города представлялся как результат неудачной политики Афин. Зрители были потрясены и не могли удержаться от слез. Фриниху же пришлось заплатить за эти слезы. Его прогнали со сцены (а в те времена поэты сами исполняли свои пьесы!) и приговорили к крупному денежному штрафу.

Однако чаще сюжетами трагедий служили мифы. Правда, их нельзя было произвольно изменить, но зато сохранялась полная свобода для их различного истолкования. И оказалось, что почти каждый миф содержал в себе трагические элементы. Проделки богов, борьба героев, участь смертных-все это наводило отнюдь не на веселые мысли. И традиционные мифические истории представали неожиданно в совсем ином, трагическом свете.

Герои трагедий боролись с людьми и богами. Против чего? Против зла и несправедливости. Против всего, что мешает человеку свободно мыслить и действовать. За то, чтобы мир стал лучше, чтобы исчезли страх и насилие. В этой борьбе герои погибали, и притом не случайно – неотвратимая сила, которую невозможно преодолеть, уничтожала их. Трагичной являлась не смерть сама по себе – так или иначе, ее не избежишь. Трагично именно столкновение с этой таинственной, непреложной, непознаваемой силой, которая ставит пределы человеческой мысли и воле.

Имя ей – рок, судьба. Ей подчиняются даже боги, она не имеет облика, она везде и всюду – суровая, непонятная, внушающая ужас. Бороться с ней безнадежно. Каждый, кто посмеет выступить против нее, обречен. И все-таки… Смельчаки идут в разведку. Они ищут границы, пределы возможностей. Они каждый раз проверяют, можно ли их переступить и всегда ли они будут незыблемыми.

Гибнут Сизиф и Асклепий. Низвергается с небесных высот Икар.

Бросает вызов року и фиванский царь Эдип.

Этому человеку всю жизнь приходилось решать загадки. Он нашел ответы на все из них. Кроме одной. Правда, той, над которой бились лучшие умы человечества и через тысячи лет после него.

Что же такое человек – творец, деятель или игрушка в руках судьбы? Быть ему послушным и смиренно принимать все ниспосланное свыше или идти наперекор, следуя велениям собственной совести? Иными словами, быть рабом, исполняющим приказы и не отвечающим за них, или брать на себя ответственность за свои поступки, принимать самостоятельные решения и оставаться человеком?

Задача действительно для мудреца. Ключ к ней искала вся греческая драматургия. Ответ на нее попытался дать и король трагедии – Софокл, живший в V веке до нашей эры.

В широко известном мифе рассказывалось.

Однажды фиванский царь Лай нанес визит своему соседу – пелопонесскому правителю Пелопу. Там он увидел юного сына радушного хозяина, и мальчик так понравился Лайю, что он, отправившись в обратный путь, похитил его. Не вытерпев надругательств, наследник Пелопа покончил с собой.

Шли годы. Угрызения совести не мучили фиванского владыку. Безмятежно жил он со своей женой Иокастой, и единственное, что омрачало их семейное счастье, – это отсутствие потомства. Лай обратился за советом к Дельфийскому оракулу, и тот изрек:

 
– Не спорь с богами. Лай, и о потомстве мысль
Оставь: родишь ты сына – он убьет тебя.
 

Предостережение оказалось весьма своевременным. У царя в самом деле вскоре родился сын. И Лай, проколов ему ступни, приказал рабу отнести младенца на гору и оставить на съедение хищникам. Но раб пожалел ребенка и тайно передал его другому рабу– пастуху коринфского царя. Коринфские правители Полиб и Меропа были бездетны и решили сделать мальчика своим наследником. Назвали они его Эдипом, то есть «Человеком с опухшими ногами».

Эдип рос в твердой уверенности, что он законный сын Полиба и Меропы. Но однажды на пиру кто-то из захмелевших гостей неосторожно назвал его подкидышем. Юноша бросился к родителям, начал расспрашивать друзей, но никто не открыл ему тайну его рождения. Оставалось одно – пойти за ответом к Аполлону. И оракул, как обычно, дал исчерпывающий ответ: «Тебе суждено убить своего отца и жениться на собственной матери».

Итак, все стало ясно. Кроме одного – кто же, собственно, его родители? В сущности, оракул ответил не на тот вопрос, который был задан. Но, так или иначе, получив столь грозное предсказание, Эдип должен был решать, что делать дальше. Конечно, можно поверить в предначертанное свыше, вернуться в Коринф, а там – как судьбе будет угодно. И хотя совершенно непонятно, за что на него обрушится жестокая кара, все равно ее избегнуть невозможно. Разве кому-нибудь удавалось обмануть богов и скрыться от возмездия? И смогут ли его осудить боги, если он в точности выполнит то, что ему предписано судьбой?

Неизвестно, как боги, а вот люди вряд ли примут во внимание ссылку на оракула, и ни один суд не оправдает его за подобное преступление. Главное же он сам, Эдип, не может поступать против своей совести. А это значит, надо сделать все, чтобы злодеяние не совершилось. И Эдип решает не возвращаться в Коринф.

Он поворачивает в другую сторону, и дорога приводит его к… Фивам. Неподалеку от Фив, на перекрестке трех путей, он повстречал ехавшего в колеснице Лайя. Возница закричал, чтобы Эдип освободил дорогу, и замахнулся на него бичом.

Эдип разгневался, ударил слугу и попытался пройти мимо. Но неожиданно Лай взмахнул посохом и нанес ему удар по голове. В завязавшейся драке рассвирепевший юноша убил царя, перебил всю его свиту, и лишь одному рабу удалось скрыться. Случайно это оказался тот самый раб, который когда-то спас его, младенца, от гибели.

Около самого города Эдип увидел чудовище, терроризировавшее фиванцев, Сфинкса. С головой женщины и туловищем льва, оно требовало постоянных жертвоприношений и уничтожало каждого путника, направлявшегося в Фивы. Уцелеть мог только тот, кто сумел бы разгадать его загадку, но пока таких мудрецов не находилось. Брат овдовевшей царицы Креонт пообещал даже отдать Иокасту в жены тому, кто спасет город от чудовища.

И вот Эдип перед Сфинксом.

«Скажи мне, кто ходит утром на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?»

«Человек, – ответил Эдип. – В детстве он ползает на четвереньках, в зрелом возрасте ходит, как подобает, на двух ногах, а в старости – опирается на костыль».

Сфинксу пришлось выполнить волю богов: он бросился со скалы в морскую пучину. Разгаданный, он больше не внушал страха.

А благодарные фиванцы провозгласили своего избавителя царем, и он стал мужем Иокасты. Она родила ему двоих сыновей и двоих дочерей, и жизнь их текла спокойно и безоблачно. Вновь расцвели многострадальные Фивы, и не было там ни недовольных, ни обиженных. Поистине мудрым и справедливым был царь Эдип. И мало кто вспоминал теперь о прошлых бедах. И о том, что смерть Лайя осталась неотомщенной, тоже забыли.

Люди. Но не боги! Ведь для бессмертных «сроков давности» не существует! Это у людей короткая память, а боги твердо знают: ни один преступник не должен уйти от расплаты. Неважно, виноват Эдип или нет, он ли напал или на него. Его руки обагрены кровью, и возмездие неизбежно. В Фивах начался мор. Земля перестала приносить плоды. Чума косила жителей.

Как спастись от гибели? Чем умилостивить богов?

И народ обращается к Эдипу – ведь однажды он уже спас город! Царь действует решительно. Он посылает Креонта к оракулу. И вскоре получает ответ: Аполлон требует изгнать того, кто осквернил Фивы кровью, – убийцу Лайя.

Кто же убийца? Единственный спасшийся тогда раб – далеко. Но в самом городе есть слепой прорицатель, которому известно все. Эдип требует от него, чтобы тот сказал правду. Долго колеблется старик и, наконец, открывает истину. Поверить в нее Эдип не в состоянии. И все же узел распутывается.

В отчаянии Иокаста кончает самоубийством, а Эдип выкалывает себе глаза и отрешается от власти. Рок торжествует победу. Тщетны жалкие усилия человека уйти от судьбы. Он обречен быть игрушкой в ее руках.

Таков этот странный миф. Удивительные, бесчеловечные боги с их жестокой моралью. Человека карают за преступления, которые ему же заранее предписаны свыше. Спрашивается, в чем же его вина? Миф подрывает веру в справедливость богов. Он ставит роковой вопрос: всегда ли правы бессмертные? И что ждет человека в мире, которым управляют такие боги? А если боги ни при чем значит, есть сила над ними, которую и они не в состоянии одолеть?

Эдип сделал все, чтобы не выполнить предначертанного. Но ведь сетей богини заблуждения Аты не может избежать никто. Его губит неведение. Его губит двусмысленность оракула. Его уничтожает неумолимый рок. Все силы свыше ополчились против него. И все же он прав. Так считал Софокл, так понимали трагедию «Эдип-царь» и зрители древних Афин.

Они знакомились с царем в тот момент, когда он, стоя на ступенях дворца, слушает, как столпившиеся у подножия лестницы фиванцы возносят мольбы о спасении. В их глазах он «первый, лучший из людей», только он может избавить их от гибели. Эдип чувствует себя ответственным за всю страну и ее народ. Он готов к энергичным мерам. При этом никто не упрекнет его в своекорыстии, надменности или дерзости. Он благожелателен к людям, добр, умен, благороден словом, идеальный человек и вождь. Все, что он делает и говорит, – единственно правильные дела и речи. И тем не менее…