Текст книги "В стране вещей"

Автор книги: Феликс Кривин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Феликс Давидович Кривин
В стране вещей

Путешествие в страну вещей
(вместо предисловия)

В доме все спало, только часы тикали на стене. У меня, почему-то пропал сон, я лежал, прислушивался к ночным звукам и гадал, скоро ли утро.

– Тик-так, тик-так, – выстукивали часы.

Голос их казался усталым, безрадостным. А когда я вслушался в него хорошенько, то оказалось, что говорили часы вовсе не «тик-так».

– Ох-ах, ох-ах, ох-ах! – Это я теперь ясно слышал.

А потом Часы заговорили по-настоящему.

– Ох и жизнь каторжная! – жаловались они. – Круглые сутки покоя не знаешь, бегаешь, суетишься, а тут еще гирю эту подвесили – для чего, спрашивается? Без нее бы небось легче было!

Я думал, что Часы разговаривают сами с– собой. Но оказалось, у них был собеседник. Этажерка, стоявшая под ними, проскрипела:

– Не волнуйтесь, я вам помогу, я вас сейчас освобожу от гири.

«Как же она освободит их? – подумал я и тотчас вспомнил: – Ну, да! Я забыл вечером подтянуть гирю, сейчас она опустится на Этажерку, и тогда Часы освободятся от ее тяжести».

Так оно, вероятно, и случилось, потому что вскоре голос Часов ослабел, и я услышал совсем другое:

– Ох, ох, умираем, ох, сердце останавливается, помогите!

Я вскочил, подтянул гирю, и Часы опять завели свою песенку: «Тик-так, тик-так».

Потом я лежал и думал о чудачестве Часов, которые захотели освободиться от своей гири. И еще я думал о людях, которые, подобно этим Часам, мечтают, как бы освободиться от того, что кажется им лишним грузом.

С тех пор я привык по ночам прислушиваться к жизни вещей. Я узнал, что Подушка недовольна своим мягким характером, что Старую Туфлю никто не любит за то, что она задирает нос, а вот Парень Гвоздь – очень хороший, свой парень.

И теперь мне захотелось написать об этом… Мне кажется, что людям будет полезно узнать кое-что о жизни вещей, которые их окружают.

1

 
 Линейка говорит Перу: – Ты, братец, не хитри!
Уж если хочешь что сказать, то прямо говори.
По строчкам нечего петлять, значки-крючки вычерчивать,
Чтоб только зря интриговать читателей доверчивых.
Нет, если хочется тебе. Перо, иметь успех, —
Прямую линию веди, понятную для всех.
 

Подковино счастье

Железная Чушка пришла в кузницу, чтобы устроиться на какую-нибудь работу.

– Расскажите свою автобиографию, – предложил ей Огонь, председатель приемной комиссии.

– Родилась я на Урале. Окончила мартеновскую школу… – Чушка остановилась, потому что больше нечего было рассказывать.

– Работали где-нибудь?

– Пока не работала. Только собираюсь.

– Значит, закалка у вас слабовата, – сказал Огонь. – Придется с вами повозиться.

Эти слова обожгли Чушку. В мартеновской школе ее считали достаточно закаленной, а здесь… Увидев, что она покраснела, член комиссии Наковальня недовольно заметила:

– Плохо же вы реагируете на критику! Сразу обида!

– Просто ее мало били, – высказал предположение Молот, второй член комиссии.

Долго обрабатывали Чушку в кузнице. Нелегко ей досталась учеба. Но специальность она все-таки приобрела: ей присвоили звание Подковы.

Направили Подкову в распоряжение лошадиного Копыта. Прибили гвоздями, поскольку она должна была отработать положенный срок. Подкова рассчитывала, что хоть здесь, на самостоятельной работе, ей легче придется, но – куда там!

Это Копыто заменило Подкове и Огонь, и Молот, и Наковальню. С утра до вечера оно только и делало, что било Подкову о камни мостовой, как будто у него не было другой работы.

Когда кончился положенный срок, Подкова с радостью оторвалась от Копыта и осталась лежать посреди дороги.

Сначала было скучно, Подкова томилась в бездействии. Но потом у нее появились новые приятели – маленькие дождевые капельки. Как они отличались от ее прежних знакомых – Огня, Молота, Наковальни, Копыта! Они были очень ласковые, нежные и говорили Подкове только приятные вещи.

– Как вы сильны, как блестящи! – говорили дождинки. – Вам предстоит большое будущее.

Все больше дождинок окружало Подкову, все они рассыпались в похвалах, и казалось, чего еще не хватает Подкове для счастья!

Но счастье было омрачено страшным недугом – ржавчиной, которая незаметно подкралась к Подкове и теперь подтачивала ее с каждым днем.

Странные в жизни творятся вещи!

Невинная Бутылка

Бутылку судили за пьянство, а она оказалась невинной.

Суд, конечно, был не настоящий, а товарищеский, потому что, как известно, за пьянство не судят. Но для Бутылки и этого было достаточно.

Больше всех возмущались Бокал и Рюмка. Бокал призывал присутствующих «трезво взглянуть на вещи», а Рюмка просила скорей кончать, потому что она, Рюмка, не выносит запаха алкоголя.

А потом вдруг выяснилось, что Бутылка – не винная. Это со всей очевидностью доказала свидетельница Соска, которой приходилось постоянно сталкиваться с Бутылкой по работе.

Все сразу почувствовали себя неловко. Никто не знал, что говорить, что делать, и только Штопор (который умел выкрутиться из любого положения) весело крикнул:

– Братцы, да ведь нужно отметить это событие! Пошли, я угощаю!

И он повел всю компанию к своему старому другу Бочонку. Здесь было очень весело, Рюмка и Бокал ежеминутно чокались с Бутылкой, и она вскоре набралась по самое горлышко.

И все от души радовались тому, что Бутылка, которую они еще недавно так строго судили за пьянство, – совершенно невинная…

Впрочем, теперь это уже была несколько запоздалая радость.

Колун

Колун оценивает работу Рубанка:

– Все хорошо, – одобряет он, – остается устранить некоторые шероховатости. Я бы, например, сделал вот что…

– Колун берет разгон и привычным взмахом делит полено на две части.

– Вот теперь гораздо лучше, – удовлетворенно замечает он. – Но это еще не все.

Колун работает с увлечением, и вскоре от полена остаются одни щепы.

– Так и продолжайте, – говорит он Рубанку. – Я уверен, что с этим поленом у вас получится.

– С каким поленом? – недоумевает Рубанок. – Ведь от него ничего не осталось!

– Гм… Не осталось? Ну что ж! Тогда возьмите другое полено. Важно, чтобы вы усвоили принцип. А если будут какие-то шероховатости, – не стесняйтесь, прямо обращайтесь ко мне. Я помогу. Ну, действуйте!

Окурок

Попав на тротуар, Окурок огляделся по сторонам и, не найдя ничего примечательного, недовольно подумал: «Обстановочка! И надо же было моему старому болвану выплюнуть меня именно в этом месте!»

Потом он занялся рассматриванием прохожих, и настроение его значительно улучшилось.

– Эге, да здесь, я вижу, довольно смазливые туфельки есть! – воскликнул Окурок и тут же прицепился к одной из них.

– Отстаньте, нахал! – возмутилась Туфелька. – Я вас совсем не знаю!

– Хе-хе-хе! – ухмыльнулся Окурок. – Можно и познакомиться.

Потом, когда Туфелька его стряхнула, Окурок прицепился к старому Ботинку:

– Все еще скрипишь, папаша? Не пора ли в утильсырье?

Так слонялся Окурок по тротуару, приставая к обуви, никому не давая проходу, пока проходившая мимо Метла не отправила его в ближайшую урну.

Сила убеждения

– Помещение должно быть открыто, – глубокомысленно замечает Дверная Ручка, когда открывают дверь.

– Помещение должно быть закрыто, – философски заключает она, когда дверь закрывают.

Убеждение Дверной Ручки зависит от того, кто на нее нажимает.

Пест в отставке

Старый, разбитый Пест, непригодный к дальнейшей работе в ступке, остался на кухне в качестве разнорабочего: забивает гвозди, взвешивает продукты, выполняет различные мелкие поручения. Он значительно подобрел и даже подружился с Рафинадом, к которому прежде был беспощаден.

– Я понимаю, как вам приходилось несладко, – часто говорит он кускам сахара. – Жизнь меня многому научила.

Но если бы жизнь, о которой говорит Пест, дала ему возможность вернуться в ступку, то…

Впрочем, пусть об этом беспокоится Сахар.

Краеугольный камень

– Уголь – это краеугольный камень отопительного сезона, – говорил Кусок Угля своим товарищам по сараю. – Мы несем в мир тепло. Что может быть лучше этого? И пусть мы сгорим, друзья, но мы сгорим недаром!

Зима была суровой, тепла не хватало, и все товарищи Куска Угля сгорели. Не сгорел только он сам, и на следующий год говорил своим новым товарищам по сараю:

…Мы несем в мир тепло, – что может быть лучше этого? И пусть мы сгорим…

Краеугольный Камень оказался камнем обыкновенным.

Пень

Пень стоял у самой дороги, и пешеходы часто спотыкались об него.

– Не все сразу, не все сразу, – недовольно скрипел Пень. – Приму сколько успею: не могу же я разорваться на части! Ну и народ – шагу без меня ступить не могут!

Пломба

Свинцовая Пломбочка и мала, и неприметна, а все считаются с ней. Даже могучие стальные замки нередко ищут у нее покровительства.

И это понятно: у Пломбочки хоть и веревочные, но достаточно крепкие связи.

Светило

В магазине электроприборов Люстра пользовалась большим уважением.

– Ей бы только добраться до своего потолка, – говорили настольные лампы. – Тогда в мире сразу станет светлее.

И долго еще, уже заняв свои места на рабочих столах, настольные лампы вспоминали о своей знаменитой землячке, которая теперь – ого! – стала большим светилом.

А Люстра между тем дни и ночи проводила в ресторане. Устроилась она неплохо, в самом центре потолка, и, ослепленная собственным блеском, прожигала за вечер столько, сколько настольным лампам хватило бы на всю жизнь.

Но от этого в мире не стало светлее.

Проблема Ломаного Гроша

Неизвестно, кто первый высказал мысль, что в расположении комнаты находится Ломаный Грош. Как бы то ни было, решено было его найти.

Старший Советник Всевозможных Дел Молоток в ударном порядке стал снаряжать экспедицию на розыски Ломаного Гроша. Специально для этой цели из стены был отозван Гвоздь, который раньше поддерживал там Вешалку. Вешалка рухнула, но не похоронила под собой блестящей идеи отыскания Ломаного Гроша.

Затем стали подбирать членов экспедиции. Кто-то высказался за кандидатуру Веника, «который превосходно знает местность и у которого специальное образование». Но эту кандидатуру сейчас же отвергли по вполне понятной причине: у Веника родственница в передней – Половая Тряпка. А у Половой Тряпки, как известно, подмоченная репутация.

После долгих раздумий и советов в экспедицию наконец попали три члена: кристально чистый Стакан, полированный Шкаф (у него было все гладко) и Плевательница. Последняя хоть и не была особенно чиста, но за нее ручался кристально чистый Стакан.

Долго работала экспедиция. Долго, но безуспешно. Кристально чистый Стакан в самом начале розысков разбился где-то под кроватью, Шкаф принимал участие в экспедиции только косвенно, давая разные советы, потому что не мог без посторонней помощи сдвинуться с места, а Плевательница хоть и могла сдвинуться, да не хотела, потому что отнеслась к делу несерьезно и наплевательски.

Стали искать новых кристально чистых членов экспедиции, в результате чего все стаканы, чашки, тарелки и блюдца закончили свое существование на славном поприще отыскания Ломаного Гроша.

Веник, которому прибавилось работы – убирать останки мучеников науки, решил покончить с этой историей, и сам, не включаясь ни в какие экспедиции, нашел то, чего все так долго искали.

Ура! Ломаный Грош найден! Но теперь возникла новая забота – что с ним делать, зачем он нужен?

Об этом раньше, в суматохе поисков, как– то не успели подумать.

Патефонная Игла

Тупая Патефонная Игла жаловалась:

– Когда-то я пела и меня с удовольствием слушали, а теперь вот – уши затыкают. Еще бы! Разве это пластинки?! Разве это репертуар?!

Удостоверение личности

– Табуретка! Табуретка! – позвал кто-то из комнаты.

Только что купленная Электрическая Лампочка испугалась: она лежала в кухне на Табуретке и могла разбиться, если бы Табуретке вздумалось сдвинуться с места. Поэтому Лампочка откликнулась:

– Кому это нужна Табуретка? В чем дело?

Чайник, который всюду совал свой нос, услышал это и удивился. «Какая странная Табуретка!» – подумал он, глядя на Электрическую Лампочку.

Когда стемнело, Лампочка решила, что пора ей приступить к своим обязанностям.

– Я хочу устроиться к вам на работу, – обратилась она к Пустому Патрону.

Пустой Патрон только собирался с мыслями, а Чайник уже опять сунул свой нос:

– Вы – на работу к Патрону? Ха-ха! Ведь вы же не Лампочка, вы же Табуретка!

– Какие глупости! – возмутилась Лампочка. – Меня можно проверить на работе. Во мне целых двести свечей.

– Ишь ты, проверить! – ухмыльнулся Чайник. – Ты справку представь. Удостоверение личности. С круглой печатью.

– Правильно! Нечего тут! – вмешался Электрический Утюг. Он был лицом заинтересованным, потому что сам работал в этой сети благодаря своему другу Жулику.

Пустой Патрон все еще не успел собраться с мыслями, поэтому он произнес рассеянно:

– Да, да, пожалуйста… С круглой печатью.

Картина

Картина дает оценку живой природе:

– Все это, конечно, ничего – и фон и перспектива. Но ведь нужно же знать какие-то рамки!

Оратор

Испорченный Кран считал себя первоклассным оратором. Круглые сутки он лил воду, и даже ведра, кастрюли и миски, которые, как известно, только и существуют для этого, сказа? ли в один голос: «Нет, с нас довольно!»

Но у Крана была Раковина – верная подруга его жизни. Она исправно поглощала все перлы его красноречия и даже временами захлебывалась от восхищения. Правда, удержать она ничего не могла и оставалась пустой, но ведь и это было следствием ее исправности.

Как хорошо, что у испорченных кранов есть такие исправные раковины! Иначе было бы очень трудно избежать потопа.

Печная Труба

С точки зрения Печной Трубы, у всех ее кухонных домочадцев довольно-таки нелепые заботы. Кран с утра до вечера наполняет водой одни и те же ведра, Газовая Плита подогревает одни и те же кастрюли, чайники и сковородки, Топор, кроме дров, ничего не хочет рубить.

И только Печная Труба стоит выше этих узких кухонных интересов: она снабжает дымом всю вселенную.

Жертва моды

Прищепка впервые попала в комнаты, и для нее это было просто сказочное царство. Куда ни посмотришь – всюду ковры, красивая мебель, салфеточки, занавески. А если хорошенько задрать голову, то можно увидеть представителей «высшего света». Они никогда не смотрят вниз, а знают только свои сферы.

– Бонжур, месье Абажур, – скрипит маркиз Карниз; это его любимая фраза, потому что ею ограничивается весь его словарный запас.

Абажур в ответ только сдержанно улыбается: его словарный запас и того меньше.

Но Прищепке все эти великосветские тонкости были непонятны. Она происходила из простого, незнатного рода, изъяснялась на кухонном диалекте, но больше молчала, потому что стоило ей открыть рот, как моментально с веревки падало белье.

Сделав несколько шагов по комнате, Прищепка вдруг увидела свою знакомую. Это была Нейлоновая Блузка, с которой Прищепка изредка встречалась на веревке.

– Здравствуйте, а вы как сюда попали? – спросила наивная Прищепка. При этом она по своей профессиональной привычке ухватила Блузку за ворот.

Блузка хотела ответить грубостью: вокруг было столько знакомых, и они могли бы подумать, что Прищепка ее приятельница или, чего доброго, родственница. Но Блузка не успела ничего сказать, потому что в разговор вмешался Галстук.

– Послушайте, Блузка, – сказал Галстук, – я вижу, у вас новая брошка. Это очень оригинально, – продолжал он, разглядывая Прищепку. – Я готов вам отдать за нее свою бриллиантовую булавку.

И Блузка, которая только что не знала, как отделаться от Прищепки, ответила:

– Нет, что вы, она мне самой нужна!

Слава об оригинальной «Блузкиной брошке» облетела всю комнату, достигнув самых высших сфер. И, глядя на Прищепку, маркиз Карниз шептал восторженно: «Бонжур, месье Абажур», – а месье Абажур сдержанно улыбался.

И только одна Прищепка ничего не понимала. Ловя на себе восхищенные взгляды, она робела, смущалась, не знала, куда себя девать. Она, бедняга, стала жертвой моды, о которой не имела никакого понятия.

Петух-массовик

На штатную должность в курятник был назначен Петух-массовик.

Это был дельный, опытный Петух. В свое время он подвизался в качестве штатного поэта в популярной газете «Быка за рога», потом возглавлял какую-то спортивную организацию, и вот теперь, в связи с развернувшейся кампанией за повышение вылупляемости цыплят, был брошен в курятник.

Петух собрал вокруг себя наседок и принялся разучивать с ними песню. Куры, взявшись за крылышки, ходили по кругу и пели:

 
Мы выполним, высидим долг до конца,
Яйцо – нашей жизни опора.
И если наседка уйдет от яйца —
Она не уйдет от позора!
 

Культурно-массовая работа была в полном разгаре.

Правда, куры с трудом выкраивали минутку, чтобы посидеть на яйце; правда и то, что цыплят с каждым днем вылуплялось все меньше.

Но это был единственный недостаток успешной борьбы за повышение вылупляемости.

Фонарный Столб

Закончив свое высшее образование в лесу, Дуб, вместо того чтобы ехать на стройку, решил пустить корни в городе. И так как других свободных мест не оказалось, он устроился на должность Фонарного Столба в городском парке, в самом темном уголке – настоящем заповеднике влюбленных.

Фонарный Столб взялся за дело с огоньком и так ярко осветил это прежде укромное место, что ни одного влюбленного там не осталось.

– И это молодежь! – сокрушался Столб. – И это молодежь, которая, казалось бы, должна тянуться к свету! Какая темнота, какая неотесанность!

По чужим нотам

Скворец пошел на повышение: его назначили соловьем.

Сидит Скворец в кабинете и вникает в соловьиные дела: сегодня ему придется выступить на расширенном заседании заведующих секторами до, ре, ми, фа, соль и ответственных работников Управления по согласованию диссонансов. Остается только набросать выступление.

Скворец нажал кнопку, и в дверях неслышно появился начальник Соловьиного кабинета Воробей.

– Набросай-ка, голубчик, несколько нот по канареечному вопросу. Только, знаешь, в таком, мажорном духе.

Начальник Соловьиного кабинета вызвал к себе в кабинет свою заместительницу по работе среди женщин Ворону.

– Тут, товарищ Ворона, насчет канареек нужно что-нибудь придумать. Тащи сюда нотную энциклопедию и займемся…

Вечером Скворец выступал на расширенном заседании. Поклевывая лежащую перед ним плотную стопку бумаг, он начал: – Чик-чирик! Карр! Чик-чирик! Заведующие секторами и ответственные сотрудники Управления слушали, зевали, но не удивлялись: к таким выступлениям они давно привыкли. И во времена бывшего соловья Дрозда, и во времена Чижа, и во времена Зяблика, – всегда выступления на любую тему звучали одинаково: «Карр! Чик-чирик!»

И немудрено: ведь их всегда готовили старые, опытные работники Соловьиного кабинета Воробей и Ворона.

Административное рвение

Расческа, очень неровная в обращении с волосами, развивала бурную деятельность. И дошло до того, что, явившись однажды на свое рабочее место, Расческа оторопела:

– Ну вот, пожалуйста: всего три волоска осталось! С кем же прикажете работать?

Никто ей не ответил, только Лысина грустно улыбнулась. И в этой улыбке, как в зеркале, отразился результат многолетних Расчески– ных трудов на поприще шевелюры.

Пробочное воспитание

В семье Сверла радостное событие: сын родился.

Родители не налюбуются отпрыском, соседи смотрят – удивляются: вылитый отец!

И назвали сына Штопором.

Время идет, крепнет Штопор, мужает. Ему бы настоящее дело изучить, на металле себя попробовать (Сверла ведь все потомственные металлисты), да родители не дают: молод еще, пусть сперва на чем-нибудь мягоньком поучится.

Носит отец домой пробки – специальные пробки, – и на них учится Штопор сверлильному мастерству.

Вот так и воспитывается сын Сверла – на пробках. Когда же приходит пора и пробуют дать ему чего-нибудь потверже (посверли, мол, уже научился) – куда там! Штопор и слушать не хочет! Начинает сам для себя пробки искать, к бутылкам присматриваться.

Удивляются старые Сверла: и как это их сын от рук отбился?

Сказка про козлика

Жил-был у бабушки серенький козлик.

Пошел он однажды в лес погулять – зверей посмотреть, себя показать. А навстречу ему – волки.

– Привет, старик! – говорят. – Куда топаешь?

Козлик чуточку струхнул, но ему было приятно, что такие взрослые волки с ним, как с равным, разговаривают, и это придало ему смелости.

– Здравствуйте, ребята! – сказал он, по примеру волков клацнув зубами. – Вот вышел немного проветриться.

– Прошвырнемся? – спрашивают волки.

Козлик не знал, что означает «прошвырнемся», но догадался, что волки приглашают его в компанию.

– Это можно! – тряхнул он едва пробивающейся бородкой.

– Тогда подожди здесь, – говорят волки. – Тут одно дело есть. Мы – мигом.

Отошли в сторонку и советуются, как с козликом быть: сейчас сожрать или на завтра оставить?

– Вот что, мальчики, – говорит один. – Жрать его нет смысла. Каждому на зуб – и то не хватит. А в селе у него приличные связи, они нам всегда сгодятся. Отпустим его. Хорошо иметь своего козла отпущения.

Вернулись волки к козлику.

– Слушай, старик: нужна помощь. Мотнись в село, приведи кого-нибудь из приятелей.

Пошел козлик, привел двух баранов.

– Вот, знакомьтесь, – говорит, – это мои приятели.

Стали волки с баранами знакомиться – только шерсть с баранов посыпалась. Козлик хотел было остановить волков, но побоялся, что они его засмеют, что скажут: «Эх ты, бабушкин козлик!», и не остановил, а только сердито боднул баранью тушу.

– Ишь ты, какой кровожадный! – с уважением заметили волки и этим окончательно покорили козлика.

– Подумаешь – два барана! – сказал он, – Я могу еще больше привести, если надо.

– Молодец, старик! – похвалили его волки. – Давай, веди еще!

Побежал козлик.

Но едва прибежал в село, его схватили и бросили в сарай: кто-то видел, как он баранов в лес уводил.

Услышала бабушка, что козлика ее посадили, и – в колхозное правление.

– Отпустите его, – просит, – он еще маленький, несовершеннолетний.

– Да он двух баранов загубил, твой козлик, – отвечают бабке в правлении.

Плачет бабушка, просит, домой не идет. Что с ней делать – отдали ей козлика.

А козлик, не успел еще на порог дома ступить – снова в лес. Волки его уже ждали.

– Ну что, где твои бараны? – спрашивают.

Стыдно было козлику рассказывать, как бабушка его выручала.

– Я сейчас, – говорит он волкам. – Вы только подождите. Я их приведу, вот увидите.

Опять привел, опять попался. И опять его бабушка выручила. А потом бараны умнее стали: не хотят водиться с козликом, не верят ему.

Злятся волки, подтягивают животы. Смеются над козликом:

– Тоже, герой нашелся! Сказано – бабушкин козлик!

Обидно козлику, а что делать – не знает.

– Ты нас к бабке своей сведи, – предлагают волки. – Может, она нас хоть капустой угостит. Да и неудобно, что мы с ней до сих пор не знакомы.

– И верно! – обрадовался козлик. – Бабка у меня хорошая, она вам понравится.

– Конечно, – соглашаются волки. – Еще как понравится!

– И капуста понравится, – обещает козлик.

– Ну, это тебе видней, – уклончиво отвечают волки.

Привел их козлик домой.

– Вы пока знакомьтесь с бабушкой, а я сбегаю в огород, капусты нарву.

– Валяй, – говорят волки. – Мы здесь сами найдем дорогу.

Побежал козлик. Долго не возвращался. Известное дело – пусти козла в огород!

Когда принёс капусту, волков уже не было. Не дождались они – ушли. Не было и бабушки. Бегал козлик по дому, искал ее, звал – да где там!

Остались от бабушки рожки да ножки.