Текст книги "Плавания вокруг света и по Северному Ледовитому океану (др.изд.)"

Автор книги: Федор Литке

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

Это единственное известное нам путешествие русских до XVIII столетия и единственное же описание Шараповых Кошек, которое мы доселе имеем. Оно, конечно, весьма неполно, но, по крайней мере, дает некоторое о них понятие, такое, в самом деле, какого мы не имеем о многих местах наших северных берегов. Желательно было бы, например, знать хоть столько же о восточном береге Новой Земли, вдоль которого в половине прошедшего столетия проплыл кормщик Лошкин; но, к несчастью, не нашлось другого Витсена, который бы сообщил нам подробности плавания этого предприимчивого морехода, о котором по этой причине, кроме имени его, едва ли нам теперь что-нибудь известно. О достопримечательном плавании этом будет упомянуто ниже.

В третьем десятилетии прошедшего века снаряжена была, по повелению императрицы Анны Иоанновны, экспедиция, которой по обширности ее действий едва ли найдем подобную в летописях морских открытий. Цель экспедиции этой была описать морской берег от города Архангельск к востоку до материка Америка и островов, рассеянных по Восточному океану. Мы коснемся только действий западного ее отряда, поскольку они относятся к нашему предмету.

Отряд этот, состоявший под непосредственным ведением Адмиралтейств-коллегии, должен был описать морем берег, заключенный между Архангельском и рекой Обью. Выбор судов и вообще снаряжение этого отряда предоставлено было главному командиру архангельского порта, который, по совету мореходов того края, построил для него два коча, подобные употребляемым последними для промыслов. Суда эти, названные «Экспедицион» и «Обь», были длиной 52¹/₂ фута, шириной 14 футов и глубиной 8 футов; командирами на них назначены лейтенанты Муравьев и Павлов. Экипаж каждого судна состоял из 20 человек.

1734 и 1735. Муравьев и Павлов. Они отправились от города Архангельск 4 июля 1734 года,[95]95
  Не найдя подлинных журналов лейтенантов Муравьева и Павлова, заимствовал я настоящие сведения из IV части Записок Г. А. Д. Описание же экспедиции преемников их извлечено из подлинных журналов.


[Закрыть] 21-го вышли из Белого моря и, миновав остров Колгуев и пройдя между островами Матвеев и Долгий, прибыли 25-го в Югорский Шар, в котором простояли на якоре три дня. В это время послан был подштурман на гребном судне для описания острова Вайгач. 29 числа оставили они Югорский Шар, посередине которого нашли глубину 12–14 сажен. Берег к востоку от него шел низменный, местами же возвышенный и отрубистый. Проплыв вдоль него один день, легли они поперек Карского моря на NOtO и 31 июля увидели восточный его берег, который лоцман их признал окрестностью Мутной губы. Вскоре открылась им самая губа эта, где они и встали на якорь; глубина в устье ее была только две сажени, далее же в губу девять сажен. Запасшись здесь водой и дровами, продолжали они путь к NtW вдоль берега по глубине 8-10 сажен. На другой день у Шараповых Кошек должны были из-за противного ветра стать на якорь. 8 августа вышли опять под парусами, но 9-го от крепкого противного ветра вынуждены были убежать назад в Мутный залив. Простояв тут шесть дней и определяя широту места – 70°50′, вышли они опять в море;

19 августа достигли широты 72°35′, от которой решились, по причине позднего времени, возвратиться к югу и искать удобного для зимовки места. 21 числа стали они на якорь в устье реки Кара и так как глубина не позволила им войти в реку, то и поплыли они к Югорскому Шару. Здесь также не нашлось возможности зимовать, почему и вынуждены они были идти в реку Печора, в устье которой вошли 4 сентября; а 17 числа, поставив суда на зимовку у деревни Кеевидки,[96]96
  Так сказано в записках Г. А. Д. (Ч. 4. С. 367). Вероятно, следует разуметь под этим названием деревню Тельвиску, в 17 верстах ниже Пустозерска лежащую, или речку Косвиску, в пяти верстах от Городецкого озера. Кеевидки же по всей реке Печоре нет.


[Закрыть] отправились с командами в Пустозерский острог.

В июне 1735 года вышли они опять со своими кочами в море; 15 июля прибыли в Югорский Шар и, став в нем на якорь, отрядили штурмана описывать берег острова Вайгач. 21 числа вышли из пролива, но густой лед вынудил их возвратиться в тот же день на якорь, не оставлял их и тут в покое в продолжение двух недель. Они должны были часто менять места и укрываться то под тем, то под другим берегом. Наконец, 3 августа море ото льдов освободилось, и они могли продолжать свой путь; но вскоре встретили опять множество льда, в котором плавание делалось сугубо опасным от густых туманов. 11 августа одно из судов стало на подводную льдину и только посредством завоза могло быть с нее стянуто.[97]97
  Завоз («верпование») позволяет развернуть судно, снять с мели или перетянуть на другое место без помощи парусов. На шлюпке завозится якорь (чаще верп), и судно подтягивается к нему путем сматывания якорного троса.


[Закрыть] 18 числа они разлучились; лейтенант Муравьев 23 числа пришел к Мутному заливу и, простояв тут на якоре до 27-го, отправился к Югорскому Шару, где 6 сентября соединился с своим спутником. На общем совете решено было идти по-прежнему зимовать в реку Печора, куда они и прибыли 11 сентября.

1736 и 1737. Малыгин, Скуратов и Сухотин. Лейтенант Муравьев считал непригодными свои кочи и старался возложить на них вину своих неуспехов. Адмиралтейств-коллегия, уважив его представление, приказала построить у Архангельска два палубных бота, длиной 60 и 50 футов, и отправить их под командой лейтенанта Скуратова и Сухотина к лейтенанту Муравьеву. Между тем последний, как и лейтенант Павлов, были сменены (в Записках сказано: за непристойные поступки), а на место их командирован в Пустозерск лейтенант Малыгин, состоявший до отправления своего в море в распоряжении капитана Черевина, который, как кажется, послан был следовать за прежними начальниками.

Лейтенант Малыгин с начала мая стал готовить к походу коч «Экспедицион», который на месте имел уже течь по четыре дюйма в час. К исходу месяца был он готов; лоцман от деревни Тельвиска стал спускаться вниз реки. 28-го пришел он в устье и, увидев впереди лед, стал на якорь на юго-запад от Болванского Носа. На следующее утро понесло большой лед с верху реки; выпустив канат, подняли они паруса, но сели на мель; льдом понесло их через банки, прижало к стоячему на мелях льду, выломало форштевень[98]98
  Форштевень – деревянный брус, составляющий переднюю оконечность судна.


[Закрыть] и оторвало руль. Спасти судно не было никакой возможности и необходимо было помышлять только о спасении людей и груза. С помощью солдат и матросов, присланных к ним капитаном Черевиным на щерботах,[99]99
  Щер-боты (или шхер-боты) – боты, построенные с учетом особенностей плавания в шкерах.


[Закрыть] удалось им спасти всех людей и большую часть груза. Судно же оставлено на месте.

Малыгин приступил немедленно к исправлению кочи «Обь», и 17 июня мог уже на нем отправиться в путь. В устье реки задержал его противный ветер четыре дня. 21 июня вышел он опять под парусами, и в тот же день на высоте Двойничного Носа встретил множество льда, против которого должен был бороться целую неделю, останавливаясь на якоре то под материковым берегом, то под Гуляевскими Кошками, которые были покрыты большими грудами льда. 29-го достиг он острова Варандей и, встретив опять много льда, должен был остановиться за западной оконечностью этого острова. До 19 числа следующего месяца пытались они ежедневно сниматься с якоря и продолжать свой путь, но лед вынуждал их всякий раз опять ложиться на якорь в разных местах около острова Варандей. Иногда вынуждены они были отрубать якоря и после с великим трудом опять их отыскивать. Погода в это время по большей части стояла сырая и холодная; снасти покрывались ледяной корой, так что управление ими было почти невозможно. В судне была течь по три, а иногда и по девяти дюймов в час, – все это делало плавание их затруднительным выше всякого описания. 22 июля пришли они на расстояние видимости к острову Долгий; от встретившегося им тут судна промышленников узнали они, что море к востоку еще весьма льдисто. В этот день стали на якорь под островом Долгим. В этом месте пробились они 17 дней, не будучи в состоянии продолжать пути из-за льда. 7 августа присоединились к ним вышеупомянутые, построенные у города Архангельска боты, под начальством лейтенантов Скуратова и Сухотина.

Последние вышли из реки Двины 25 июня, несколько раз из-за противных ветров становились на якорь и 30 июня зашли в Шойна, лежащую от Канина Носа к S в 50 милях, для осмотра течи, открывшейся во втором боте.[100]100
  Бот лейтенанта Скуратова, старшего из обоих, назывался первым, а лейтенанта Сухотина – вторым.


[Закрыть] Вход в Шойну имеет ширину не более двух кабельтовов, глубину в малую воду три фута. Прикладной час 30 минут.[101]101
  Прикладной час – средний промежуток времени между моментом прохождения луны через меридиан места и полной водой во время прилива.


[Закрыть] Входя в реку, следовало держаться ближе к южному берегу.

Открыв и исправив повреждения второго бота, отправились они в путь, 2 июля обогнули Канин Нос и легли к острову Колгуев; пройдя его в туманную ночь, увидели поутру 4 июля Тиманский берег и к полдню стали на якорь на северо-восток от Святого Носа в четырех итальянских милях, на глубине шести сажен, грунт ракушка. Обсервованная широта[102]102
  Обсервованная широта – географическая широта места, определенная путем астрономических наблюдений.


[Закрыть] в этом месте (по журналу Сухотина) 68°01′, откуда выходит широта Святого Носа – 67°58′. Склонение компаса определено 12° восточнее. Прикладной час 7°24′. Святой Нос выдается от берега к северо-западу; от него к северо-востоку простирается высокий берег. Пролавировав без успеха четыре дня в проливе между материковым берегом и островом Колгуев, спустились они к последнему и 8 июля стали на якорь против реки Губистая, на глубине 4¹/₂ сажен на песчаном грунте. Запасшись водой и дровами, продолжали они путь около S оконечности острова Колгуева, но до 14 числа ничего не могли выиграть против северо-восточного ветра, и легли на якорь по южную сторону Плоских Кошек, где широта определена 68°28′ (по журналу Сухотина). Простояв тут до 18 июля, перешли они к реке Васькиной, чтобы запастись водой и дровами. От этой реки, находящейся в юго-восточной части острова, идет низменный песчаный берег к западу на восемь миль, и потом заворачивается на север-северо-восток к реке Губистой, глубина в одной итальянской миле от берега – четыре и пять сажен. 21 числа снялись они с якоря, но на другой день, встретив противный ветер, возвратились опять к острову Колгуев, где во время сильного шторма от северо-востока, продолжавшегося до 25 числа, первый бот потерял один якорь. Не прежде 3 августа позволил им ветер продолжать путь свой. Встав в тот день под паруса, прибыли они 7-го к островам Матвееву и Долгому, где и соединились с Малыгиным. На другой день все три судна, под начальством последнего, прибыли в Югорский Шар и стали на якорь между мысами Сухой и Перевозный.

Широта этого места по журналам Скуратова и Сухотина – 69°27′, а по журналу Малыгина – 69°49′; последнее определение превышает новейшие на 7′. Склонение компаса ³/₄ румба О.

Здесь последовала перемена командиров. Лейтенант Малыгин пересел на первый бот, Скуратову поручил второй, а Сухотину на коче «Обь» предписал следовать к городу Архангельск.[103]103
  В Записках А. Д. и Хронологической истории несправедливо сказано, что на коче к Архангельску отправлен лейтенант Скуратов.


[Закрыть]

Лейтенант Сухотин отправился в путь 19 августа. Около суток должен он был пробиваться сквозь льды, наполнявшие Югорский Шар. Выйдя в чистое море, лег он к западу, потом к западу-юго-западу и на шестой день, имея беспрестанно попутный ветер, достиг Канина Носа. 29 числа миновал остров Моржовец, а 1 сентября прибыл благополучно в реку Двину. Постоянное ему благоприятство ветра надо считать весьма счастливым обстоятельством, поскольку коч «Обь» находился в плохом состоянии, имея течи по пяти дюймов в час.

Лейтенант Малыгин с двумя ботами простоял в Югорском Шаре до 24 августа. Неоднократно посылал он людей своих на самоедских оленях осматривать море с возвышенных мест острова Вайгач, но всегда получал известие, что оно покрыто множеством льда. В проливе носило его также немало. Погода стояла прехолодная, так что море около судна несколько раз замерзало. 24 числа мог он, наконец, выйти из пролива, но великие льды вынудили его в тот же день стать на якорь за Мясным островом. Он пробыл тут 13 дней, не в состоянии будучи тронуться с места из-за льда, который иногда по всему горизонту стоял неподвижно. В продолжение этого времени сделано описание Мясного острова и материкового берега, ему прилежащего; осмотрены речки, около тех мест впадающие (которые все оказались мелководными), определена широта места 70°09′ (по двум наблюдениям 26 и 31 августа, журнал Малыгина) и прикладной час 5°12′. 5 сентября сделан был общий совет, в котором участвовали унтер-офицеры и кормщики (архангелогородские мореходы в звании лоцманов); на этом совете решено было, как видно, продолжать путь, потому что оба судна на другой день снялись с якоря и пошли к востоку между стоячим льдом и берегом. 6 сентября стали из-за противного ветра на якоре против речки Ляда (по журналу Скуратова-Ладена; вероятно, Ладейная), лежащей от острова Мясной в 36 итальянских милях. Подштурман Великопольский и кормщик Юшков нашли в устье этой речки, в полную воду, только 4¹/₂ фута глубины. На другой день пошли далее; 10 сентября стали на якорь перед устьем реки Кара, а 11-го вошли в самое устье, где обсервовали широту 69°48′. Фарватер в реку идет на OSO между южным берегом и косой, протянувшейся от низменного северного берега; глубина шесть-восемь футов, а в реку четыре сажени. 13 сентября на консилиуме, подобном прежнему, решено было, неизвестно по каким причинам, идти зимовать в реку Моржовка; вследствие чего оба судна в тот же день вышли опять в море, но, не дойдя реки Моржовка, встретили сплошные льды, заставившие их возвратиться на зимовку в реку Кара, куда они прибыли 18 сентября, а 26 числа поставили суда свои на зиму в трехозерной речке. В декабре месяце оба начальника переехали с командами на оленях в Обдорск, оставив при судах подштурмана Великопольского с 11 человеками.

Селифонтов. В этом же году, в июле и августе месяцах, геодезист Селифонтов описал, объехав на оленях, западный берег Обской губы и, переплыв на карбасе к острову Белому, осмотрел часть его южного берега. В ноябре присоединился он к лейтенанту Малыгину.

В начале мая 1737 года Малыгин и Скуратов возвратились к ботам своим и стали готовить их к походу. В начале июня вскрылась река Кара; но так как известно было, что море очищается ото льда не прежде середины июля, то решили с общего совета пробыть на месте до 1 июля. В середине июля появилась между служителями цинготная болезнь, которую, однако же, успели истребить употреблением противоцинготных трав, которые собирали по окрестным тундрам.

17 июня по полуночной и полуденной высотам солнца определена широта трехозерной речки 69°13′ (по журналу Скуратова), склонение компаса ³/₄ румба О.

1 июля вышли они в реку Кара, а 3 числа стали на якорь в ее устье. В море видно было еще весьма много льда, почему и простояли они тут три дня, посылая описывать берег к востоку и западу. 6 числа вышли в море и легли к востоку, к Байдарицкой губе, против устья которой стали на якорь 9 числа. Во входе в губу эта глубина только шесть футов, в самой же губе четыре сажени; фарватер шириной не более одного кабельтова. Здесь замечено, что прилив шел к востоку только четыре часа, а отлив к западу восемь часов; из чего заключали, что в Байдарицкую губу должны были впадать значительные реки. Впрочем, течение приливное было гораздо сильнее отливного. 12 числа снялись и пошли к северу вдоль берега, описывая его. На пути встречали много льда, который несколько раз заставлял их вставать на якорь. 18-го миновали реку Ерубей, на широте 69°53′ лежащую, устье которой окружено мелями, 21-го прошли Мутную губу и Шараповы Кошки. Широту первой определили 70°27′, а последних – от 70°46′ до 71°12′. На Кошках видели несколько песчаных холмов. Кормщики сказывали, что между ними есть проливы, в которые можно заходить и стоять там безопасно на якоре. 22 числа миновали реку Медведица, на берегу которой видели чум[104]104
  Так называются из оленьих шкур сшитые палатки, в которых обитают самоеды.


[Закрыть] и около него людей. Широта ее определена 71°49′ (журнал Скуратова). От устья ее к северо-западу простираются сухие банки. Наконец, 23 июля усмотрели остров Белый, а 24 числа встали на якорь в проливе, отделяющем его от материкового берега. Широту его определили 73°08′ (журнал Скуратова). Прилив шел здесь с запада только четыре часа, а отлив с востока восемь часов; первый приносил с собой соленую воду, а последний пресную. Отливное течение было гораздо сильнее приливного, которое иногда едва было ощутимо. Прикладной час – три часа; подъем воды 1¹/₂ фута. Пролив усеян мелями, между которыми бывают сильные спорные течения. Противные ветры задержали лейтенанта Малыгина в этом проливе 25 дней. 18 августа вошел он наконец в Обскую губу, 11 сентября в реку Обь, а 2 октября в реку Сосьва, где и зимовал. Команды расположены были в Березове по квартирам.

1738 и 1739. Скуратов и Головин. Лейтенант Малыгин из Березова возвратился берегом в С. – Петербург, а Скуратову предписано было с обоими ботами плыть в будущем году к Архангельску. Назначив командиром на второй бот подштурмана Головина, отправился лейтенант Скуратов из реки Сосьва 30 июня 1738 года, а 7 июля вышел из устья реки Обь. В Обской губе встретил он множество льда, против которого боролся с великим затруднением и опасностью, потерял якорь и едва к 31 июля достиг до Белого острова. 3 августа вступил в Карское море и поплыл к югу, встречая на каждом шагу страшные от льдов препятствия, и, наконец, в конце августа затерт был ими совершенно на южном берегу Карского моря, между реками Кара и Байдарица. В сентябре наступили бури и морозы; суда стало сильно бить льдами и волнением; поэтому не было другого средства спасти их, как затащить по возможности далее на берег и оставить там на зиму. Около того же времени раздавило льдами одно промышленное судно около реки Кара; люди с него, лишась всего, явились к Скуратову с просьбой о спасении их от голодной смерти. В ноябре месяце, когда зима совсем установилась, отправился лейтенант Скуратов со всей своей командой на самоедских оленях в Обдорск, оставив при ботах подштурмана Великопольского с кормщиками и некоторым числом людей.

В мае 1739 года возвратился он опять к судам; когда льды отстали от берегов, спустил их на воду, а 4 июля, вооружась совершенно, поплыл к западу между берегом и стоящим льдом, который образовал канал не более 1¹/₂ мили шириной. У реки Кара льды заградили ему путь почти совершенно; в течение двух недель подвигался он вперед не более как по одной и по две мили в сутки, держась всегда вплоть к берегу, иногда не далее нескольких сажен. С 19 июля плаванье стало несколько успешнее; 25 числа миновал он Мясной остров, а 29-го стал на якорь в Югорском Шаре. Запасшись тут водой и дровами и догрузив боты, отправился он на другой день далее. У островов Долгий и Матвеев встретил много льда, сквозь который пробравшись, плыл уже беспрепятственно и 4 августа стал на якорь у острова Колгуев для ожидания второго бота, с которым разлучился во льдах 2 августа. Прождав его тщетно два дня, продолжал он путь; 9 числа обогнул Канин Нос, а 11-го прибыл благополучно к реке Двина. Второй бот пришел туда двумя неделями позже.

Нет сомнения, что экспедиция, продолжавшаяся сряду пять лет, могла бы совершить более, чем было сделано лейтенантами Муравьевым, Малыгиным и прочими. Берега, исследованиям их подлежащие, осмотрены ими были очень поверхностно, за исключением немногих мест, описанных подробно; астрономические наблюдения их были сколь малочисленны, столь же и недостоверны; наблюдения физические были как бы совершенно чуждым для них предметом. Но несправедливо было бы отнести это на счет управляющих экспедицией: они исполнили все, что им было возможно; из них особенно Малыгин и Скуратов отличались всеми достоинствами, которым мы удивляемся в первейших и прославляемых мореходах: решительностью, осторожностью, неутомимостью. Но препятствия физические были столь велики, а средства, им данные, столь недостаточны, что более должно удивляться тому, что совершено ими, нежели тому, что не сделано. При всем том желательно, чтобы извлечения из журналов их выходили в свет с гораздо большей подробностью, чем с той, какой они доселе были удостоены и какую допустили тесные пределы этих листов. Правда, что некоторая часть берегов, ими осмотренных, описана теперь уже гораздо точнее. Продолжение береговой экспедиции штурмана Иванова доставит нам точное сведение и об остальной части, но зато многие подробности собственно морские, как то: о глубинах, грунтах, течениях моря и т. п., можем мы почерпнуть единственно из их журналов, без которых, следственно, невозможно составить обстоятельного гидрографического описания той страны.

1757. Юшков. Новоземельский кормщик Юшков, служивший лоцманом в последнеописанную экспедицию, был, по-видимому, один из тех, которые наиболее верили, или, по крайней мере, уверяли в изобилии серебра на Новой Земле; по его словам, выходило оно там на поверхность земли, как некоторая накипь.[105]105
  Новые ежемесячные сочинения. Ч. 19. С. 45.


[Закрыть] Такое богатство воспламенило воображение директора шуваловской сальной конторы Кина, который в 1757 году решился отправить Юшкова на Новую Землю и за отыскание этой накипи обещал ему, сверх особенных выгод по промыслам, еще 250 рублей денежного награждения. Но как тот, так и другой в надеждах своих обманулись, ибо Юшков на пути к Новой Земле умер.

1760. Лошкин. Около 1760 года, предприимчивейший из других, новоземельский кормщик Савва Лошкин, олончанин, думая, что на восточном берегу Новой Земли, куда ни один промышленник никогда не заходил, должно быть зверей гораздо более, чем по другим местам, решился испытать в той стороне счастье свое, и от Карских Ворот пустился вдоль этого берега к северу. К сожалению, подробности этого путешествия не дошли до нас; мы знаем только, что Лошкин, встречая страшные препятствия ото льдов, должен был две зимы провести на восточном берегу и три лета употребить на то, чтобы около мыса Доходы перейти на западную сторону Новой Земли. Весь восточный берег нашел он низменным и не имеющим никаких гаваней; выкинутого леса на нем много, большей частью лиственничного.[106]106
  Новые ежемесячные сочинения. Ч. 31. С. 8–54. Предание о плавании Лошкина сохраняется и по сей день между архангельскими мореходами точно в той силе, как передал нам его Крестинин.


[Закрыть]

1768 и 1769. Розмыслов. Проект об отыскании на Новой Земле дорогих металлов возобновлялся по временам между архангельскими капиталистами. В 1768 году один из богатейших тамошних купцов Бармин решился снарядить для этого кочмару.[107]107
  Кочмарами называются в Архангельске трехмачтовые суда, поднимающие груза до 500 пудов, и потому это не собственное имя, как сказано в Записках А. Д. Ч. 4. С. 579.


[Закрыть] Начальство над ней было поручено было штурману в ранге поручика Розмыслову, которому было предписано произвести опись берегов Новой Земли и Карского моря.

Итак, цель экспедиции этой была двоякая. Правительство имело в виду географические открытия, а Бармин серебряную руду.[108]108
  Крестинин говорит только об отыскании руды; в Записках А. Д., ч. 4, упомянуто об одном описании берегов.


[Закрыть] Инструкцию, данную Розмыслову архангельским губернатором генерал-майором Головцыным, должны мы, к сожалению, считать потерянной безвозвратно, поскольку в журнале судовом ее нет, а Архангельский Губернский Архив, где бы ее, конечно, можно было найти, сгорел в 1779 году.

В команду Розмыслова назначены были от правительства подштурман Губин и два матроса, а от купца Бармина кормщик Чиракин и девять человек работников. Они отправились из реки Двины в полночь 10 июля, 12-го миновали остров Сосновец, а 13-го от крепкого северного ветра укрылись в Девятом становище, находящемся к югу от реки Паноя в 10 милях. В этом месте открыта была в подводной части их судна течь в разных местах, которые кое-как исправили, 16 числа вышли они из Девятого становища, а на другой день стали на якорь в трех островах. Розмыслов определил широту этого места 66°43′ и склонение компаса 4° О. В определении первой погрешил он, так как она приблизительно равняется 67°05′. Из-за противных ветров только 24 июля смог он сняться с якоря и на другой день достиг Св. Носа. Ветер был с WSW, следственно, для плавания к Новой Земле самый благоприятный; но, по обычаю новоземельских мореходов того времени, надлежало им взять отшестие непременно от Семи островов, почему и стали они лавировать; а так как ветер скрепчал, то вынуждены были укрыться в губу Кашкаренцы, лежащую в 17 милях к SO от Св. Носа. 27 числа снялись они отсюда и, миновав в тот же день Святой Нос, легли с ветром с SO к семи островам, куда и прибыли 28 июля вечером. Отправив рапорт на имя Е. А. Головцына, запасшись водой, дровами и рыбой, взяли они, наконец, 2 августа отшествие к Новой Земле.

Свежие, между SW и NW, ветры ускорили плавание их так, что 6 числа поутру увидели они уже Новую Землю, и именно Гусиный Нос, от которого находились на NW 50° в восьми итальянских милях. Отсюда пошли с тихими, переменными ветрами и 7-го в полдень, заштилев, встали под мысом Бритвин на якорь. 9 августа ветер сделался вдруг от NW крепкий; они поспешили встать под паруса и, по совету кормщика Чиракина, зашли в губу Бритвину. Вход в губу эту лежит между юго-восточным берегом острова Бритвин и отделившимися от берега Новой Земли наружными камнями, сначала на юго-восток, потом на северо-северо-восток; этот вход широк и имеет глубины 7-10 сажен. По северо-западную же сторону ходить нельзя по причине многих банок. Розмыслов стоял на якоре между островом Бритвин и Отрубистым мысом (Базаром) Новой Земли на глубине пяти сажен, грунт – мелкий песок. Он описывает стоянку эту удобной для промышленных судов, потому что в случае крепкого с моря ветра могут они уходить далее в губу за Утиный Нос. Берега, окружающие Бритвину губу, гористы, но у самой воды оставляют песчаные низменности, покрытые плоским камнем. Растений по берегам, кроме моха и изредка травы, никаких нет.

Вид берегов Новой Земли и Маточкина Шара

12 августа, вытянувшись завозами с якорного места в море, продолжал Розмыслов путь к северу вместе с трехмачтовым судном промышленников, которое он застал в Бритвиной губе. Двое суток продолжались маловетрия от разных румбов, отчего плавание их было весьма медленно. Несколько раз должны они были вставать на якорь, и не ранее 14-го числа пришли к острову Панькова, лежащему перед устьем Маточкина Шара. Берег продолжался невысокий, к морю обрывистый; покрытые снегом и туманом горы лежат от него в отдалении; «таким образом, между горами и морем находится обширная равнина, ничем, кроме растущего моха, не испещренная». В Маточкином Шаре встретил их шторм с востока, в продолжение которого они должны были оставаться на якорях. 16 числа поутру пошли по проливу к востоку, но когда миновали мыс Бараний, кормщик Чиракин объявил, что он далее того места не бывал и потому судно вести не может. Это заставило Розмыслова встать на якорь. На другой день отправился он на гребном судне для промера пролива и к 19 числу промерил его до мыса Моржовый и нашел везде глубину от 9 до 15 сажен, грунт – камень. Противные ветер и течение заставили его отсюда возвратиться к судну. 21 августа отправил он подштурмана Губина к речке Медвянке для того, чтобы оттуда начать описание южного берега Маточкина Шара; сам же, в ожидании его возвращения, промерял пролив от своего судна по разным румбам, брал пеленги[109]109
  Пеленг – определенное по компасу направление на предмет, удаленный от наблюдателя.


[Закрыть] с разных пунктов берега и прочее. Губин возвратился к судну 30 августа, и Розмыслов тотчас отправился для окончательного обозрения Маточкина Шара. Прибыв в тот день к его восточному устью, взошел он на высокую гору и увидел, что Карское море ото льдов совершенно свободно. Это открытие его, конечно, обрадовало, но худые качества кочмары не оставляли надежды воспользоваться безледностью моря. «Наше судно, – говорит он, – противными ветрами ходить весьма не обыкло; неспособность оного известна, и на что-то доброе надеяться невозможно; сложение оного не дозволяло ни на парусах ходить против ветра, ниже лавировать, ниже дрейфовать; когда оное имеет ветер с кормы, то большой парус нарочито способствует, но если ветер переменился и стал противен, то должно подымать другой, малый парус и возвращаться назад». На обратном пути осмотрел Розмыслов Белужью губу, находящуюся в северном береге пролива в 13 итальянских милях от восточного устья, которую он нашел удобной для зимовки судов. 2 сентября прибыл к своему судну; в ожидании, когда ветер позволит им идти далее по проливу, он продолжал описание южного берега, начатое подштурманом Губиным. Между тем, предвидя, что ему придется зимовать в Маточкином Шаре, он разобрал стоявшую около того места избу и взял на судно, чтобы зимой иметь более простора. 6 сентября поднялся, наконец, ветер с юго-запада; они подняли паруса и на другой день прибыли в Белужью губу.

Приближение зимы было в это время уже весьма приметно; морозы со дня на день становились сильнее, ветры большей частью дули бурные, погоды стояли ненастные. Уверясь, что в этом году невозможно уже ничего более предпринять, решился Розмыслов остановиться на зимовку и для этого избрал небольшую бухту Тюленью, в восточном берегу Белужьей губы. Избу, найденную в Маточкином Шаре, поставил в этом месте, а привезенную с собой сложил на южном берегу у Дровяного мыса для того, чтобы иметь зимой выгоднейшие промыслы. В каждую из изб поместилось по семь человек. Кормщик Чиракин был тогда уже болен.

20 сентября покрылся льдом Маточкин Шар; 25-го посетили Розмыслова жившие на Дровяном мысу спутники его и сказывали, что и по Карскому морю весь горизонт также покрыт льдом. В этом месяце при пасмурной погоде дули большей частью тихие восточные ветры. Снег шел почти каждый день.

Октябрь. Ветры частью крепкие, частью тихие, чаще с востока; пасмурные и туманные погоды, иногда вьюги.

Ноябрь. Крепкие ветры с разных сторон, морозы и вьюги, пасмурная погода. 1 числа законопатили избяные окна «от нестерпимости больших снегов и крепких ветров, да притом солнце, скрывши свои лучи за горизонт, не дает уже дневного света». 17-го кормщик Чиракин окончил свои долговременные страдания. Кроме него, больных было обыкновенно два или три человека.

Декабрь. Бурный месяц; ветры преимущественно северо-восточные и северо-западные; облачно, жестокие морозы и вьюги. 12 числа пополудни в восемь часов было затмение луны на румбах ONO; больных один или два человека.

1769 год, январь. Бурный месяц. Ветры северо-западные; облачные погоды. 24 числа увидели мы солнце на горизонте «при склонении южном 16°20′».

Мы теперь достоверно знаем, что Розмыслов зимовал на широте 73°18′. В этой широте, при обыкновенной горизонтальной рефракции, верхний край солнца должен показаться на горизонте при южном склонении около 17¹/₂°, следовательно, 19 января. Пятидневное опоздание его в этом случае весьма легко объясняется тем, что южный горизонт места зимовки Розмыслова пересечен высокими горами, заслоняющими солнце, когда оно в самом деле находится уже сверх горизонта. В журнале Розмыслова не сказано, когда именно оно скрылось за горизонт; но если это случилось в тот день, когда они законопатили свои окна, то скрытие его совершенно согласно с исчислением математическим.

26 января работающих с трудом два человека; да и «прочие имеют немалую тесноту в груди, ибо крепость ветра и снежная вьюга не допускают делать прогулки за десять сажен».

31 числа «один из работников, живших на Дровяном мысу, увидя на северном берегу стадо оленей, вознамерился идти, дабы получить, сколько из оных всевышний определить изволит; и по отбытии его, через малое время, сделался вдруг жестокий ветер и курева (вьюга), который закрыл своей темнотой глаза, дабы видеть человека за 10 сажен; от чего наш промышленник через сутки назад не возвратился, поэтому и положили считать его в числе мертвых без погребения».