Текст книги "Компенсация"
Автор книги: Федор Ошевнев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
События и на деле развивались по предсказанному сценарию. Не будем утомлять читателя описанием всех трудностей, преодоленных пресс-секретарем. Информируем только, что заключение служебного расследования он закончил печатать к семи утра. Все участники столкновения оказались трезвыми, участковые инспектора – свободными от службы после несения суточного наряда и без форменной одежды… Словом, дисциплинарным взысканием тут вовсе не пахло. А вот кто из водителей нарушил ПДД – это должен был позднее определить и документально зафиксировать специальный «ГАИшный» следователь. Хотя тут и невооруженным взглядом было видно, что вояка не учел помехи справа…
Кузнецов отнес три экземпляра готового заключения дежурному – теперь бумаги будут визироваться несколькими руководителями и в финале утверждаться начальником УВД. Можно часок и подремать на жестком стуле…
К восьми утра на службе обозначился подполковник Мильченко. Андрей сразу доложил о ночном ЧП и поинтересовался: кто же сегодня будет работать с радиостудиями?
– Как это «кто»? Вы и будете, – сразу попытался отфутболить его начальник.
– Я уже целые сутки отдежурил и на вторые оставаться не в состоянии. Между прочим, вас вчера дважды предупреждал, – запротестовал пресс-атташе.
– Вы Присягу принимали? Знаете, что сотрудник милиции обязан стойко переносить лишения и тяготы службы? Тем паче – когда по всей стране особый период усиления… и террористы действуют прямо в нашем регионе… Так что сожмите волю в кулак, напрягитесь – и вперед, на рабочее место.
«Крикуленко копирует», – подумал Кузнецов. А вслух сказал:
– Ваш приказ противоречит Закону. Мне после суток отдых по-любому положен. По кодексу о труде.
– Что-что-что? А может, вы еще и в реальной боевой обстановке на этот кодекс ссылаться будете? Мол, вы тут за меня повоюйте пока, а я всласть покемарю…
– Некорректное предположение.
– А вы мне тут, попрошу, без неуместных комментариев! – возвысил голос Мильченко. – Если только капля совести осталась – бегом в свой кабинет!
– А при чем здесь совесть? Дав-ле-ние! Ишачок свалится – кому тележку тащить?
– Не свалитесь – я гарантирую!
– Вы уже вчера нагарантировали…
Игорь Юрьевич медленно поднялся и сузил глаза:
– Я уже отмечал: вы слишком много разговариваете! Так вот: довольно демагогии! Идите и трудитесь, без рассусоливаний!
– Вы приказываете? – уточнил Андрей.
– Да!
– Можно в письменном виде?
– А вам что, моего устного распоряжения недостаточно? Слово подполковника нерушимо! Свободны!
Ох, и тяжко достался тот бесконечный день Кузнецову. Без преувеличения – человек расходовал последние резервы организма. И все же Андрей решил не спешить с докладом о незаконном приказе к начальнику УВД. Из гордости, вероятно? А сам полковник милиции вроде бы и не заметил, что под материалами служебного расследования по факту ночного ДТП стоит подпись пресс-секретаря, и он же сегодня продолжает находиться на своем посту.
К вечеру майор милиции чувствовал себя как никогда прескверно. Однако все неотложные дела, в том числе и очередную порцию перепечаток, он-таки завершил. И – поплелся в «дежурку».
– Слушай, найди какой-нибудь транспорт, а то, боюсь, на полпути до дома ноги протяну, – попросил он старшего оперативного дежурного.
– Да-а, – сочувственно протянул тучный майор. – По виду точно, как с того света выполз… Ладно, сейчас что-нибудь сообразим.
И пресс-атташе домчали с ветерком до родного угла на одной из служебных машин.
Без ужина, едва сумев раздеться, Андрей ничком рухнул на кровать.
А поутру, с разламывающейся от боли головой, еле встал с койки – и его сразу шатнуло. Перед глазами заплясали мушки, на глубоком вздохе кольнуло в сердце. Тошнило… Пока одевался – уже вспотел, а сердце учащенно колотилось.
«Приплыли! – сказал себе офицер. – Теперь – шагом марш в родную ведомственную поликлинику… Дойти бы!»
– Эге, батенька! Да у вас, без сомнения, гипертонический криз, – осмотрев Кузнецова и измерив давление, поставил диагноз пожилой врач-терапевт. – Двести на сто тридцать! А раньше, судя по записям в медкнижке, выше ста пятидесяти на сто не поднималось…
– Дозрел, значит, – грустно усмехнулся Андрей. – И то сказать: месяц на усиленном варианте, да без выходных, да приплюсуйте двое последних суток на службе подряд. Итого – плоховастенько…
– Молодой человек! – наставительно произнес врач. – Если вы сами не будете следить за собственным здоровьем, то уж, будьте покойны, никто из ваших сослуживцев об этом точно не позаботится. Се ля ви… А сейчас – пожалуйте на укольчик, давление сбивать будем. Света! Сборную соляночку ему – магнезия, папаверин, дибазол… Посидите – и на кардиограмму…
На работе, разумеется, был временно поставлен крест: по прогнозам доктора, пресс-секретарь выпадал из обоймы минимум на неделю.
По пути домой Кузнецов завернул в соседнюю аптеку. На прописанные лекарства ушли и те деньги, что оказались в кармане, и вся заначка за обложкой удостоверения личности. Впрочем, на какой-то успокаивающий раствор сложной рецептуры их все одно бы не хватило, но его еще только предстояло готовить провизору. Так что на завтра планировались дополнительные расходы.
Возвратившись в свою квартиру, Андрей первым делом позвонил Крикуленко. Длинные гудки… Тогда он оповестил о своем уходе на больничный лист секретаря отдела кадров, попил чайку, вприкуску с целой горстью таблеток, и с чистой совестью завалился спать…
Как бы не так: минут через пять телефон зазвонил. Требовательно… Кузнецов сначала не хотел брать трубку, но быстро сообразил – так могут и прогул записать, ходи потом доказывай, и даже с больничным листом на руках.
Конечно, на проводе оказался подполковник Мильченко.
– Это что еще за фокусы? – сразу сбившись на «ты», завопил он. – Начальник УВД приказал: привезти тебя живого или мертвого! Вся работа с радио встала! Собирайся, срочно высылаю машину!
– Гипертонический криз, – коротко ответил Андрей. Добавил: – С вашей гарантией…
Положил трубку на рычаг и решительно выдернул телефонный штепсель из розетки. Присланного же за ним на личной автомашине капитана Подгорного не без издевки проинформировал:
– А оно ж таки, как видишь, разразилось… Теперь вот пожинаю… приказа глупого плоды.
– Выглядишь ты, правда, неважнецки, – пробурчал Подгорнов. – Да я-то что… Можешь и не ехать – не мне ж потом отвечать…
– За свой базар всегда… – грустно усмехнулся пресс-секретарь.
Следующим днем, чуть ли не в восемь утра, Кузнецову звонил уже сам подполковник Крикуленко.
– Немедленно прибыть! – бесновался он. – Я тебя сам лечить буду! Слышишь? Я – хороший доктор!
– Не сомневаюсь, – согласился блаженствующий в ничегонеделании Андрей. – Только зачем вас обременять? Больничный у меня имеется, лекарства прописаны, принимаю…
– Я т-те покажу! Бездельник! Уволю!
– За что? За то, что ваш зам двое суток кряду на разрыв аорты пахать заставлял? Я ж его предупреждал… Вот пускай теперь сам по радиостудиям мотается. И речи ваяет. И адреса приветственные.
– Да его уже начальник УВД раком ставил! А толку? Какой из него, к свиньям, журналист?! Давай, живо выходи!
– Только после полного излечения…
– Ну, смотри! Пожалеешь! – рявкнуло в трубке, и угроза завершилась сочной матерной тирадой…
Лечился Кузнецов добросовестно. Вот только давление, быстро снизившись до ста шестидесяти на сто десять, дальше опускаться никак не желало. И больничный лист Андрею продлевали и продлевали. Что вызывало великий гнев подполковника Крикуленко.
– Сколько ты еще будешь шлангом прикидываться? – орал он, позвонив в очередной раз. – Бросить пост в такой ответственный момент! Приказываю: сей секунд собраться и прибыть на рабочее место!
– После полного излечения, – неизменно слышалось в ответ.
– Ах, ты!..
И большой начальник вновь скатывался на виртуозную ругань.
В таких «плодотворных» общениях и прошли-пролетели две недели. Обретший румянец щек Кузнецов, наконец, появился в здании УВД. Разумеется, на него тут же свалилось десять больших и столько же мелких заданий. Впрочем, на радиорейдах уже был поставлен жирный крест – начальник УВД загорелся новой идеей: организации «горячей линии» на тему антитеррора и иже с ним. А Крикуленко было строго-настрого указано: пресс-секретаря на дежурства не ставить! И вообще – задействовать по кадровым вопросам только с личного разрешения самого полковника милиции.
Меж тем Андрей выбрал минуту и постучался в кабинет Мильченко.
– В чем дело? – сухо поинтересовался двойной зам, как и обычно, не предлагая визитеру присесть.
– Вот… – выложил тот перед начальником листок с ксерокопиями аптекарских чеков.
– Что это? – не понял подполковник.
– Мои затраты, которые я понес, выполняя ваш неправомерный и противозаконный приказ, вследствие чего и бюллетенил полмесяца, – доходчиво пояснил пресс-секретарь.
– Ну, это еще доказать надо, насчет противозаконности.
– Элементарно. А пока: вы собираетесь мне потраченные по вашей вине средства компенсировать? Тут ведь почти на два миллиона «рябчиков» набежало…
– Почему так много? И вообще: почему это я? С какой стати? Что за ерунда? Ты сам виноват! Не собираюсь, и даже думать забудь!
– Ясно. Стало быть, напишем жалобу.
– Да хоть сто порций! На большее ты и не способен! – и женственное лицо моментально побагровело от нескрываемой злобы.
– По себе-то не судите, – не сдержался Кузнецов…
Через сутки обещанный документ, адресованный на имя начальника УВД, обрел реальность и в тот же день был переправлен подполковнику Крикуленко из секретариата, куда изначально и сдавалась жалоба.
– У тебя что, совсем крыша поехала? – возмущенно осведомился Степан Григорьевич у вызванного «на ковер» пресс-секретаря. – Быстро забирай свою писульку и сходи с ней в сортир!
– Она зарегистрирована, – не согласился подчиненный. – Вы обязаны поставить свою визу!
– Эх, выпороть бы тебя хорошенько! – мечтательно протянул подполковник. – Ну, раз хочешь официальности – пожалуйста…
И махом наложил резолюцию: «Рассмотрение жалобы считаю нецелесообразным».
Впрочем, начальник УВД с этим посылом не согласился, приняв иное решение:
«Тов. Крикуленко! Прошу разобраться в обстоятельствах жалобы и лично провести служебное расследование».
– Ты что, считаешь, мне делать нечего? – бушевал Степан Григорьевич, получив отфутболенный ему же, нетипичный по фабуле документ. – Кроме как ваши дрязги разбирать! Ну, проболел ты, да, ну – потратился… С кем не бывает… Я тоже после ночных проверок бюллетенил, однако ведь к начальнику УВД иска не предъявляю…
– Это ваше право. А вот Мильченко права не имел меня на вторые сутки оставлять! Откуда и гипертонический криз, и расходы.
– Ох, и мелочный ты! Подумаешь, сумма!
– Для вас, возможно, и небольшая. А для меня – значительная.
– Ну, неужели вы, два взрослых мужика, не можете полюбовно договориться?
– Так если он ничего и слушать не хочет! Талдычит, мол, сам виноват!
– Я тоже так считаю! Частично… Мог бы после ночного дежурства просто домой уйти – и точка.
– Но он же не разрешил и приказал!
– Ладно. Разберемся…
Пришлось Крикуленко самому опрашивать Мильченко и старшего оперативного дежурного, а для Кузнецова выписывать направление на ОВВК.
Там же терапевт и невропатолог резонно посчитали, что месяц работы по усиленному варианту несения службы без выходных обязательно должен был привести организм в состояние сильного нервного перенапряжения, а дальнейшее усиление нагрузки – то есть вторые, неполные сутки работы без ночного отдыха – вполне могло вызвать гипертонический криз.
Старший оперативный дежурный подтвердил, что задействован был пресс-секретарь с десяти вечера до семи утра.
Но вот подполковник Мильченко решительно отперся от противоправности своих действий.
– Смотри, – разъяснял Крикуленко Андрею, – он вовсе не подтверждает того факта, что приказывал тебе не уходить после ночи. Пишет: «я попросил», «желательно, чтобы остался», а «он» – то есть, ты – «согласился в добровольном порядке».
– Врет! И нагло! А еще подполковник! Слово его, утверждал, нерушимо!
– Ты так говоришь, он – эдак. Магнитофонной записи нет.
– Давайте, очную ставку нам сделайте…
– Это уже следственные действия, на производство которых я не имею полномочий… – Заместитель начальника УВД по кадрам задумался… – А может, в свете вновь открывшихся обстоятельств, по тебе самому «служебку» открыть?
– За что?
– А кто тебя знает… Вдруг, ты с умыслом остался, дабы нарочно криз спровоцировать и на полмесяца с антитеррористического фронта… Так сказать, дезертировал…
– Да как вы можете! – не поверил своим ушам Андрей и в запале вскочил со стула.
– Ладно, сядь… Сядь, я сказал, не кипятись… Разберемся по существу, – обнадежил его начальник.
И «разобрался», написав в резолютивной части материала служебного расследования следующее:
«Решить вопрос о причинно-следственной связи временной потери трудоспособности майора милиции Кузнецова А. М., вследствие, якобы, нарушения подполковником милиции Мильченко И. Ю. норм трудового законодательства, и материальном возмещении последним затрат Кузнецова А. М. на приобретенные лекарственные препараты, в ходе настоящей проверки не представляется возможным. Рекомендовать майору Кузнецову А. М. обратиться в суд для принятия окончательного решения по существу жалобы».
Изучив эту резолюцию, пресс-секретарь день-другой поразмышлял на тему вопиющего отсутствия в милиции социальной справедливости, а на третий, прямо с утра, направился к зональному инспектору, ведущему личные дела сотрудников самого УВД.
– Будь добр, подсчитай мою календарную выслугу, – попросил он.
– Двадцать лет и два месяца, – получил он ответ после обеда.
– А это точно? Меньше потом не получится?
– Ручаюсь, – заверил зональный.
– Так, стало быть, я уже право на пенсию уйти имею?
– Да, конечно. Только куда торопиться? Тебе ж еще до сорока пяти – восемь лет… А там, глядишь, и еще на годок-другой-третий продление оформим – было бы здоровье. Как раз выслугу «календарей» за тридцать догонишь.
– Сколько веревочке ни виться, а одной смерти не миновать, – свел воедино две пословицы Кузнецов и пошел писать рапорт на увольнение из рядов МВД.
– Совсем уж офонарел! – поначалу не поверил в серьезность намерений подчиненного Крикуленко. – Или, может, цену себе набиваешь? Надеешься, за тобой на коленях приползут? Умоляя рапорт забрать? Не выйдет! На обиженных воду возят!
– Черта лысого! Ничего мне не надо! – отрубил Андрей. – Даже – видите? – от прохождения ОВВК отказываюсь.
– А работать за тебя кому? – сменил тактику начальник. – Таких специалистов у нас… Да ладно, ладно, охолони. Ну, давай, я распоряжусь, чтоб тебе приказ на премию подготовили… На те же два миллиона… Вот тебе и компенсация будет.
– Теперь я только единственную приемлю, – рассмеялся пресс-секретарь в лицо работодателю. И разъяснил: – Это если Мильченко из органов выкинут. По негативу.
– Совсем спятил! – изумился и скривился Степан Григорьевич. – Да на каком, позволь спросить, основании?
– Это уже ваши проблемы. Игра такая детская есть: поищи – найдешь.
– У меня даже слов нет… – после долгой паузы заявил Крикуленко. – И букв… Одни междометия остались! Последний раз добром прошу: заберешь рапорт?
– Нет! – упорствовал Кузнецов. – Хочу уволиться. В народное хозяйство пойду.
– Дурак! – вновь наскочил подполковник милиции. – Кому ты там на хрен нужен? Да еще и с гипертонией! Не буду я ничего подписывать – и… что?
– Две недели отработаю, потом через суд уволюсь, – объяснил Андрей.
На тему «еще послужить» с Андреем позднее беседовал и сам начальник УВД, но упершийся майор милиции круто закусил удила: «Не интересует!!!»
…Прошло три недели. Теперь уже бывший пресс-секретарь УВД сдал своему зональному кадровику полностью подписанный обходной лист и служебное удостоверение. Получил на руки трудовую книжку и военный билет. Напоследок, не стучась, распахнул дверь кабинета Мильченко. Без приглашения вошел и уселся на стул перед рабочим столом подполковника. Тот тревожно взирал из своего кресла на бывшего подчиненного.
– Ну, что, Милка, от души тебе руководство перца на хвост насыпало из-за моего увольнения? – со смешком начал Кузнецов.
– Выйдите отсюда! – только и произнес хозяин кабинета, впрочем, не очень-то и громко.
– Перебьешься, паскуда, – весьма убедительно заявил гость. – Гриб такой есть, отсосиновик называется. Вот и заполучи его в руки, с двух рук!
– За оскорбление ответите!
– Черта лысого! Магнитофонной записи-то нет. В крайнем случае скажу: всего лишь попрощаться-поручкаться заходил… Впрочем, до тебя и дотрагиваться-то противно. Вообще: чего я, собственно, пришел… Жалко, что нет у нас на сегодня дуэлей, как в царской России. Там-то честь мундира и твердость слова куда дороже ценились, а не как в нашей конторе. И за оскорбление лейтенанта даже полковник обязан был ответ своей жизнью держать. Ну, дальше уж – как там Господь рассудит… Нет, конечно, воля была и от вызова отказаться. Однако в подобном случае офицер – армейский ли, полицейский – немедля обязан был написать рапорт на увольнение из системы. Лети, трус поганый, вольной птахой в родительское имение! Лети, да помни: слухом земля полнится. Потому ни к тебе никто из соседей в гости не приедет – дабы самому не запачкаться, – ни ты к ним, по той же причине, вхож не будешь.
Увы, отошли дуэли в славное русское прошлое. Да ведь и ты из штатного «Макарова» стреляться, непременно обгадился бы… Так что же прикажешь с тобой делать? Личико набить душевно? Опять, руки марать… Просто в морду плюнуть? Чую, быстро утрешься… Ладно, живи, крыса… Пока хвост не прищемили…
И отставной майор, не оглядываясь, шагнул вон из кабинета…
– Уважаемые пассажиры! Скорый поезд номер тридцать пять, сообщением Санкт-Петербург – Адлер, прибывает на первый путь, – женским голосом, искаженным до мужского, пробубнили вокзальные динамики.
Андрей еще с минуту не покидал вокзального кресла. Дожидался, пока вызвавший столь негативные воспоминания человек удалится из зоны видимости на перрон.
«Вещей у него с собой нет, значит, тоже кого-то встречать явился», – сообразил Кузнецов.
Сам он должен был забрать гостинцы у возвращавшейся в Краснодарский край из столицы свояченицы. После передачи объемистой сумки, конечно, начались бесконечные вопросы: как жена, как дети, как здоровье и как дела вообще. При этом проезжающая больше торопилась выдать на-гора свои новости-впечатления, то и дело, перебивая родственника.
Десятиминутная и почти односторонняя беседа подошла к концу – объявили отправление состава. Андрей дождался, пока окно купе, за которым свояченица знаками показывала, что по приезде обязательно созвонится, поехало в сторону, и поднял туго набитую сумку.
Подходя к входу в здание вокзала, он невольно замедлил шаг: навстречу ему, по перрону, двигался толстопузый Милка, обремененный чемоданом на колесиках, а рядом семенила тощая старушенция с небольшой корзиночкой и тяжело топал дородный старик, везущий еще один чемодан.
Узрев на расстоянии нескольких шагов давнего подчиненного, полковник милиции сбился со своей характерной походки, а потом и вовсе оцепенел.
– Ты чего? – не поняла старушенция.
– Знакомый, что ли? – догадался старик и оценивающе уставился на Кузнецова, тоже остановившегося.
Мильченко молчал. Как, впрочем, и бывший пресс-секретарь УВД. Взгляды отставного и действующего старших офицеров жгуче уперлись друг в друга. Секундное противостояние – и полковник не выдержал, потупил взор.
Андрей глубоко, звучно вздохнул. Презрительно сплюнул сквозь угол рта. Повернулся к стеклянным двустворчатым дверям. И решительно, не оглядываясь, зашагал в круглосуточно живущее здание. А, пересекши его насквозь, – так же быстро направился к автобусной остановке на привокзальной площади…
