Текст книги "Избыток целей"

Автор книги: Федор Московцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 7

Алферову удалось принять участие в расследовании гибели друга на законном основании – в рамках анти-браконьерских рейдов. В свое время Цыганков участвовал в масштабной операции «Путина», в ходе которой было арестовано десятки браконьеров, изъято 1,5 тонны незаконно добытой черной икры, десятки единиц огнестрельного оружия. Операция проводилась на территории Калмыкии и в дельте Волги – это Астраханская область.

И вот теперь Алферов отрабатывал контакты Портного – где, в каких местах он мог засветиться и показать своё лицо. Возможно где-то баловался с девочками и проболтался что находится в этих краях по спецзаданию. При захвате подпольных складов, особенно в Калмыкии, нередко звучали недвусмысленные угрозы «встретиться потом и разобраться». Собственно из-за сильно развитого местничества в операции участвовали отряды иногороднего спецназа, а руководили операцией из Москвы.

Алферов провел бесчисленное количество встреч с рыбинспекторами, жителями прибрежных сел (100 % браконьеры), сотрудниками местной милиции, СИЗО, работниками гостиниц и банно-прачечного комбината. Не обошел вниманием и путантрест. Все тщетно. Многие запомнили вооруженных ребят в масках, укладывавших злоумышленников мордой на асфальт и заталкивавших их в зарешеченный фургончик, но никто из опрошенных не видел лицо Артема Цыганкова.

Зацепка пришла из другого региона – Северо-Западного. Кропотливая оперативно-поисковая работа дала свои результаты.

В середине июня прошлого года в Управление Федеральной службы контрразведки по Санкт-Петербургу и Ленобласти пришла срочная оперативная информация – с Волгоградского рыбокомбината похищено 45000 банок черной икры; необходимо предупредить все таможенные переходы о возможном контрабандном провозе украденной икры. Через несколько дней после получения информации водитель одного из рефрижераторов предъявил на Себежской таможне документы на партию черной икры, они были скреплены номерной печатью. Таможенники вспомнили, что две недели назад за этой же печатью проходили документы с контрабандным цветным металлом. Рефрижератор отогнали на стоянку и решили всё проверить через Санкт-Петербург. Но день был воскресный и запрос повис. Неожиданно на стоянке появился отдыхавший в тот день один из руководителей таможни. Он спросил про груз, просмотрел документы и велел пропустить машину. Икра ушла на запад. А через день пришел ответ из Петербурга: документы фальшивые, груз контрабандный. Но ничего поделать уже нельзя. Рефрижератор уже наверное подъезжал к границе с Германией.

Возможно, успешный провоз этой партии мог усыпить бдительность контрабандистов, и вскоре можно было бы ожидать новый груз.

По таможенной декларации установили отправителя икры, но указанная фирма явно подставная. В результате проверки всех её контактов всплывало одно и то же имя – некий Авраам Рейзентул. С санкции прокурора установили прослушивание его телефона и уже один из первых звонков дал оперативникам интересную информацию: Рейзентул отчитывался в том, что адресат получил отправленную икру, и готовы документы на новую партию, далее следовало перечисление источников, откуда будет сформирован следующий груз – Пушкинский военторг, «Ленрыба», и Волгоградский рыбокомбинат.

(изначально вся продукция шла естественно из Астрахани и на 99 % являлась браконьерской. Отличие браконьерской икры от небраконьерской состоит в том, что последняя заготавливается государственным рыбным хозяйством. Всё остальное – упаковка, сертификаты, провозные и прочие документы – всё это абсолютно идентично, изготавливается и выдается одними и теми же работниками и чиновниками, нет никакого смысла их подделывать, так как можно задешево купить).

Оперативники удивились, когда выяснили, с кем разговаривал контрабандист. На другом конце провода был Лев Трахтенгерц, вице-мэр Санкт-Петербурга. Он курировал торговлю и при задержании мог выкрутиться – мол, подчиненный (а Рейзентул числился его помощником) отчитывается о торговой операции.

И милиционеры продолжили наблюдение за Рейзентулом.

Через некоторое время установили, что он рассчитался с поставщиками за новую партию икры и готовит её к отправке за границу. В начале сентября 2001 года на складе Ленрыба, а также на Волгоградском рыбокомбинате ящиками с черной икрой были загружены новые рефрижераторы. Руководивший операцией Рейзентул подготовил таможенные декларации, и вскоре контрабандный товар прибыл на таможенный склад; а там не прерывавшие всё это время наблюдение милиционеры обратили внимание, что таможенник опечатывавший машину находился в более чем приятельских отношениях с контрабандистами. При этом определив, что некоторые таможенные бумаги оформлены неправильно, он отчитал подельников за халатность в таком серьезном деле.

До границы в сопровождении автомобилей, в которых находились люди Рейзентула, рефрижераторы добрались без приключений. А там их уже ждали – и проверенные таможенники, и милиция, и сотрудники ФСК. В результате было изьято около трех тонн черной икры, а все участники операции, включая выпустившего груз таможенника, задержаны. По нью-йоркским ценам $1500 за килограмм икры стоимость груза составляла порядка $4,5 млн.

Как только Рейзентулу стало известно о задержании груза, он отправился в Смольный отчитываться. С санкции прокурора в кабинете вице-мэра была установлена прослушивающая апппаратура, и оперативники услышали интересные вещи.

Фрагмент записи:

«…брали груз по заданию таможни – ОБЭП. Есть второй вариант – что это инсценировка, и что идет кидало со стороны этой группы. Вот сейчас мне нужно встретиться с Кумариным и определиться…»

Кумарин являлся лидером так называемой «тамбовской группировки», в сферу деятельности которой входила также таможня. Бизнес состоял в том, что они осуществляли таможенные операции – импортэкспорт любой груз за 10 % стоимости, что обходилось дешевле, чем официально оформлять все бумаги.

У организатора схемы таким образом возникло подозрение, что милицейская операция не что иное как театр, дымовая завеса, а на самом деле товар попадет в руки Кумарину со товарищи – есть разница $60,000 и $600,000 (на внутреннем российском рынке стоимость икры составляла около $200 за килограмм, и эта стоимость была указана в провозных документах); ну кое-что заплатят массовке – клоунам в погонах. А потом продадут за границу.

Неизвестно, чем закончились переговоры в верхах. В результате икорных разборок пострадали мелкие сошки – посредники, курьеры, перевозчики. За утечку информации кое-кто из питерских поплатился жизнью.

А в феврале в руки петербургских УБОПовцев попала запись интересного разговора, сделанная в клубе «Наследие», что на Исаакиевской площади (по сути дела это обыкновенный блядский притон); во многих подобных заведениях, куда приходит целевая аудитория УБОПа, установлена прослушка. Из-за громкой музыки не все удалось детализировать, но по контексту разговора стало ясно, что речь идет об устранении жителя города Волгограда по фамилии Цыганков. Разговаривали два посредника – один как бы со стороны заказчика, другой вроде как готов дать исполнителя. Они были с работавшими там дамами специальной профессии, и оперативники поначалу не приняли всерьёз полученный материал – настолько всё нелепо выглядело. Например, такой фрагмент записи, женский голос увлеченно рассказывал о том, что,

– … короче, весь день занята – отбоя от клиентов не было. Только щас освободилась. Домой собираюсь. Если так будет продолжаться, то придется на время прекратить пилотный бизнес – дома в постели любимый притрагивается, а у меня ТАМ всё болит, хоть кричи. Утром поставила сосиски в микроволновку, а сама пошла в туалет какать. Какаю-какаю, чувствую – что-то горит. Быстренько попу вытерла, выбегаю на кухню – мамочки, пожар! Оказывается это я вместо того чтобы 40 секунд поставить, поставила 40 минут! А как я это умудрилась сделать? Дело в том, что вместо того, чтобы как обычно два раза тыкнуть на «Старт», в этот раз я решила, что минуты будет много и хотела выставить 40 секунд. Но кнопки перепутала, вместо секунд добавляла минуты и получилось 40 минут. Вот сосиски и задымились! Кое-как всё проветрила, все окна открыла, вытяжку включила, но всё равно вся квартира провонялась. Не посоветуете, что бы такое купить, чтобы запах гари как следует устранить?

Один из ответов был такой:

– Ничего не надо покупать – просто покакай посреди кухни.

Итак, в этом притоне, в компании проституток, два человека обсуждали «пилотный бизнес», сгоревшие сосиски, а заодно устранение волгоградца по фамилии Цыганков.

Завершающая фраза была такая (заказчик говорит исполнителю):

– Винц, никто не должен знать, что с волгоградской икрой замешан Смольный. Поэтому не нанимай на это дело идиотов.

Глава 8

Римма Абрамова, руководитель отдела продаж Совинкома, плотная коротко стриженая конопатая девица, всеми силами стремилась израсходовать наработанную ею дельту. Терзалась, ночами не спала, мучаясь оттого, что хозяин получает недопустимо высокую прибыль. Месяца не проходило, чтобы она чего-нибудь не выклянчила с почти глумливой приговоркой: «Все же на благо фирмы» – новый сотовый телефон, стажировку, путевку, и так далее. Хотя прекрасно понимала, что самое главное благо для фирмы – это когда мало издержек. Андрея уже трясло, когда она подкрадывалась к нему с характерным предпросьбенным выражением на своей конопатой физиономии. Вот и думай, что лучше: посредственный, но скромный работник, или же такой вот результативный хапуга.

Хуже этого могло быть только пересечение запретных границ, но в какой-то момент и они вдруг стали для нее прозрачными. То выясняется, что Римма ведет переговоры с Джонсоном, то лезет к корпоративным клиентам. В феврале 2002 года Ф.Ю.Азимов, главный врач больницы № 6 г. Казани, позвонил в офис (как выяснилось, поручил секретарше дозвониться до Андрея, а та набрала первый попавшийся номер в телефонной книжке – которым оказался телефон волгоградского офиса Совинкома), и после некоторых переговоров трубку взяла пронырливая Римма. Азимову срочно нужно было обсудить крупную заявку, и, так получилось, что Андрей именно в эти дни не мог уехать из Питера, и доверил это дело Римме.

Она с радостью отправилась в Казань, и, помимо того, что ей повезло с заказом (она самовольно включила его себе в план), Азимов ей озвучил свои условия, а так как сразу же по выставлению счета произвели оплату (все произошло в течение недели), она же отвезла ему комиссионные. Это было совершенно недопустимо – все крупные клиенты считались корпоративными, никому кроме хозяина не разрешалось общаться с ними, а тем более передавать деньги.

К моменту очередной поставки (товара по спецификации содержалось приблизительно на полгода, время от времени больница делала заявку, ей отгружали продукцию – шовный материал для кардиохирургии и дорогостоящие расходники для рентгенхирургии – после чего производилась оплата) Андрей отпросился у Владимира на пару рабочих дней и поехал в ЦАВС, угол Большой Морской и Невского, за авиабилетами.

«Как удачно!» – подумал он, узнав, что есть прямой рейс.

Однако, рассмотрев на купленном билете время вылета и прилета, нахмурился:

– Э-э… тут опечатка? Почему время полета указано более пяти часов?

(до Волгограда ближе на двести километров, а время полета около трех часов).

Кассирша не повела и бровью:

– Все верно: пять часов страха, и вы на казанской земле.

– Что значит… страха?!

С чувством юмора у нее было все в порядке. С шуточками-прибауточками она поведала, что из Питера на Казань летает доисторический аэроплан, который заводят с толкача, и скорость у него конечно же небольшая. Андрей живо представил себе этот пепелац – без шумоизоляции, продуваемый насквозь, на борту которого температура не отличается от забортной, и протянул билет обратно:

– Будьте добры, билет на утренний рейс из Москвы.

Авиабилет поменяли, а железнодорожный билет до Москвы Андрей взял в соседней кассе.

Домодедово представлял собой перманентно ремонтируемый гадюшник, населенный лохотронщиками всех мастей и бомбилами-таксистами, которые запросто могли опрокинуть на деньги, забрать вещи и даже раздеть, после чего высадить голым на трассе (это в лучшем случае, в худшем…) (однажды подобное произошло с Вадимом Второвым, и он раздетый бежал по морозу в аэропорт).

Благополучно миновав все ловушки, Андрей прошел паспортный контроль, досмотр багажа, и очутился в терминале вылета – длинном коридоре, справа-слева были витринные стеклянные стены и выходы на посадку, к которым подъезжали автобусы, над каждым выходом висело табло с номером рейса; по центру – сиденья для ожидания, на которые не побрезговал бы присесть разве только бомж.

Найдя свой рейс, 369, Андрей встал под табло, вынул книгу недавно вошедшего в моду Бориса Акунина, и погрузился в чтение. Он ничего не видел вокруг себя – настолько увлекательным оказалось чтиво.

Объявили посадку, Андрей машинально протянул посадочный талон – картонку с написанным от руки номером рейса (аппараты со штрих-кодом были редкостью), и проследовал в автобус.

Он читал и в автобусе, и даже поднимаясь по трапу. А когда устроился в кресле, то где-то с третьего раза до него дошел вопрос стюардессы:

– Кто тут у меня на Казань?

Он посмотрел в окно, понаблюдал за отъезжающим трапом, и снова уткнулся в книгу. Тут снова послышалось:

– Кто тут у меня на Казань?

«Дура что ли? – подумал он. – Все на Казань, неужели кого-то будут выбрасывать по пути?!»

И тут его сознание стало фиксировать некоторые детали. Во-первых, на самолетах Татарских авиалиний везде фигурирует национальная символика, даже на подголовниках; во-вторых основная масса пассажиров темноволосая и разговаривает по-татарски; в-третьих объявления сначала звучат на татарском языке, затем по-английски, в последнюю очередь по-русски. Андрей осмотрелся – лица все европейские, национальной символики не видно, татарской речи не слышно.

– Куда летим? – осведомился он у соседа.

– В Саратов, – удивленно ответил тот.

Андрей резко поднялся:

– Черт побери!

И направился к выходу:

– Я! Я на Казань!

Вернули трап, Андрей выслушал от стюардессы кучу претензий, и не нашел что сказать в свое оправдание, все мысли были заняты тем, что вероятно его самолет уже улетел, и считай рабочий день пропал, договоренности полетели к дьяволу.

Дверь открыли, стюардесса протянула посадочный талон:

– Повнимательнее, молодой человек!

– Это вы проглядели, что у меня другой рейс! – огрызнулся он.

Она не осталась в долгу:

– Не мы, а домодедовские клюшки, давай скорее.

Не увидев машины, Андрей спросил, кто повезет его обратно (терминал, откуда автобусы должны забирать пассажиров и везти к самолету, находился достаточно далеко). Стюардесса лишь усмехнулась:

– Блиаааа! Чо ты как маленький!

Он бросился к водителю трапа, но тот вообще никак не отреагировал на просьбу подвезти.

Ничего не оставалось делать, как бежать через все летное поле, время от время пригибая голову, шарахаясь от взлетавших самолетов.

Когда до терминала вылета оставалось метров сто, Андрей сообразил, что не имеет понятия, к какому выходу направиться. Терминал был вытянутый, – длинная-длинная кишка, не менее десяти выходов (причем на обе стороны), почти у каждого стояли автобусы. Куда бежать – непонятно.

Он начал с крайнего – подойдя к пассажирам, спрашивал какой рейс, и бежал дальше. Нужный рейс оказался третьим по счету. Кто-то нервно курил на улице, внутри автобуса все громко возмущались задержкой вылета. Оказалось, самолет должен был подняться в воздух сорок минут назад, но его задержали из-за опоздания пассажира. Андрей примостился где-то сбоку, закрылся книжкой, и стоял, не отсвечивая. Так прошло минут пятнадцать. Обстановка накалялась, люди звонили в Казанский Кремль, чтобы выяснить у правительства Татарстана причины творящихся в Домодедово безобразий (по разговорам складывалось ощущение, что из Казани в Москву летают бабаи уровня не ниже премьер-министра РТ). Пассажиры требовали объяснений у водителя, тот ничего не мог сказать, больше спрашивать было не у кого – дверь закрыли и обратно в здание аэропорта никак не попасть.

И вот, когда собралась инициативная группа, чтобы проникнуть через соседний выход в здание, найти ответственных людей и потребовать объяснений, – в этот момент в автобусе появилась женщина, проверявшая посадочные талоны, а вместе с ней трое охранников. Они стали выяснять, нет ли среди присутствующих того, кто перепутал рейсы и случайно оказался в чужом самолете, а затем вернулся обратно. Андрей, хоть и был мысленно там, среди героев книги, какой-то частью сознания насторожился. Но немного – по крайней мере со стороны было совсем незаметно.

Тогда один из охранников заявил, что все должны вернуться и заново пройти досмотр. Эти слова были встречены таким шквалом эмоций, посыпались угрозы не только уволить «виновников», но и закрыть аэропорт. И охранники ретировались. Бабаи победили, водителю автобуса поступила команда закрывать двери и ехать к самолету.

Аэробус еще не набрал нужную высоту, а Андрей уже дочитал книгу, и только в этот момент стал осмысливать произошедшее.

* * *

Эта поездка получилась какая-то скомканная. Вначале Андрей заехал в РКБ (Республиканская клиническая больница, находится как раз на въезде в город, если ехать из аэропорта). На входе его встретила главный врач роддома Вера Ильинична Галишникова и провела в свой кабинет, после чего ушла в операционную.

Просторный кабинет главврача с задней «чайной» комнатой, обставленный дорогой мебелью, конечно же отличался от каморки, что была в прежнем здании. Да и само медучреждение уже не то – раньше было отделение РКБ, занимавшее крыло в многофункциональном больничном комплексе, в котором было мягко говоря тесновато, а теперь полноценный родильный дом – четырехэтажное здание, оборудованное по последнему слову техники. И фирма Совинком сыграла не последнюю роль в поставках оборудования. Не только благодаря хорошему контакту с «барышнями» (главврач и начмед – Галимулина Нонна Ильинична), но также благодаря тому, что Андрей сумел позиционировать свою фирму как эксклюзивного поставщика уникального оборудования (по его наущению заказчик писал техзадание именно на такие аппараты). В тех разделах, где это сделать не удалось, предпочтение было отдано московским представительствам производителя (в частности Frezenius). Андрей пытался влезть и в этот, и в другие аналогичные проекты, но Минздрав РТ вышел напрямую на производителя.

Ему пришлось ждать больше часа. Галишникова и Галимулина пришли вместе, но не смогли уделить достаточно времени для беседы – снова торопились в операционную.

– Что же ты не проявляешь признаков жизни, – укоризненно заметила Нонна Ильинична, – уже неинтересно с нами работать?

Андрей не любил плакаться, но тут пришлось – он пожалился на то, что побывал в аварии, получил травму и долго (тут сильно слукавил) пролежал в больнице. Объяснение приняли, но видимо не на 100 % – когда он предложил продолжить разговор вечером, в ресторане, они ответили уклончиво, мол не знаем, что там домашние.

И он до вечера маялся, не зная, что предпринять. В его распоряжении всего два дня, и за это время нужно пообщаться с двумя серьезными клиентами, причем на хорошем уровне. Если звонить сейчас Азимову, тот может запросто взять в оборот, и освободишься только где-нибудь к утру. И тогда с «барышнями» выйдет конфуз – если они позвонят. А если звонить Азимову завтра, в день отъезда, он может обидеться, что не обнаружился накануне – то есть вечер провел с кем-то другим. И придется переносить отъезд на следующий день.

19-00 – такое было намечено контрольное время для принятия решения. «Барышни» не отзвонились, и в 19–02 он набрал Азимову, сообщил, что только что прибыл, и спросил когда удобно встретиться – сегодня или же завтра на работе.

– Я наберу, – ответил главврач «шестерки» и отключился.

Это могло означать все что угодно – наберет через десять минут, или завтра или вообще не проявится и придется ему перезванивать. И конечно же по закону подлости через несколько минут позвонила Галимулина и сказала, что они в принципе готовы встретиться – только где?

Он выбрал «Пирамиду» – это было недалеко от гостиницы «Джузеппе», в которой остановился.

Развлекательный комплекс «Пирамида» находился прямо напротив Кремля, и представлял собой стеклянное сооружение пирамидальной формы, на верхнем уровне под конусообразным куполом был ресторан, из окон (точнее прозрачных стен) открывалась панорама города, отлично просматривался стадион, и во время матчей, вооружившись биноклем, можно было наблюдать за игрой. В пятницу-субботу была шоу-программа, причем артисты выступали, даже если в зале находились один-два посетителя.

В этот раз занятыми оказались всего два столика, но ребята добросовестно отработали программу.

Разговор состоялся отвлеченный, Андрей не говорил о заявках, ждал, когда кто-нибудь вспомнит о делах, но так и не дождался. Конкретного ничего не прозвучало. От телефонных переговоров бывало больше толку.

РКБ уже давно ничего не закупала, поставки шли через Татхимфармпрепараты (эта структура распоряжалась бюджетом РКБ), которому по специальному договору «спонсорской помощи» нужно было перечислять обратно 10 % от переведенных им сумм, и кроме того, сидевший на заявках исполнитель вымутил для себя 5 %. Несмотря на то, что Галимулина лично договаривалась с гендиректором, исполнитель смог себя так поставить, что его никак не обойти, и во избежание пробуксовок с заказами и оплатами пришлось пойти с ним на контакт.

Все указывало на то, что ресурс исчерпан, заявки становились мизерными – 500,000 рублей на два-три, а то и на четыре месяца. Барышни не выводили на руководство РКБ, которое могло бы заказывать не только для родильного отделения. Андрей пытался расширить влияние на Татхимфармпрепаратах, но там дали понять, что все уже поделено, и надо радоваться, что есть хоть какие-то заказы. Единственное, чем удалось заинтересовать – продукция Шварц Фармы (в которой Вадим Второв до сих пор работал и давал Совинкому цены как для крупного оптовика да еще на отсрочке платежа три месяца).

Был еще один клиент – РКБ № 3 (ее еще называли «обкомовская больница»), на руководство которой Галишникова в свое время вывела и с суммы закупок которой получала 5 %, но продажи по этой больнице также резко сократились.

Оставались шестая больница и ДМЦ (детский медицинский центр, находящийся на территории РКБ, первоначально с главврачом наладил контакт Вениамин Штейн, потом, когда он сошел с дистанции, Андрей туда приехал, в обычном порядке записался на прием, и, попав к главному врачу, без обиняков заявил, что продолжит работу на прежних условиях – 10 %. И, плюс к этому, так же как в волгоградском кардиоцентре, 5 % втайне от главного врача получал ведущий хирург).

Компаньоны подняли бы его на смех, если б узнали, что Андрей летает в Казань ради таких, как РКБ и ДМЦ. На Экссоне такими клиентами никто специально не занимался, они прибывали самотеком, упрашивали насчет комиссионных, за которыми сами же приезжали на завод.

Оставался Азимов, существование которого Андрей тщательно скрывал, несмотря на то, что на «шестерку» его вывели «барышни» и по идее им полагалось 5 % со всех заказов.

Но их заслуга была минимальна – они познакомили лишь с рядовым врачом кардиохирургии, через которого Андрей по длинной запутанной цепочке попал к главному врачу, и добился крупных заявок, применив специальные приемы.

Больше того, у него возникло подспудное подозрение, что «барышни», особенно Галимулина, будут крайне недовольны известием, что у Совинкома все хорошо сложилось с больницей номер шесть, даже если будут получать свои 5 %. Азимов свободно распоряжался деньгами, проводил своих поставщиков мимо открытых конкурсов, и это не могло не вызвать вспышку ревности у «барышень», лишенных такой возможности.

Об этом размышлял Андрей, развлекая их рассказами о Петербурге, беспокоясь, как бы не позвонил Азимов и не поставил в неловкое положение.

Он позвонил, – правда, уже в начале десятого, во время десерта. Андрей ухитрился незаметно от собеседниц тихонько сказать, что «находится у родственников», и сейчас быстренько развяжется и приедет. Возможно, в привычном «Танго» просидели бы дольше, но здесь в «Пирамиде», фактически под открытым небом (стеклянная крыша над головой), да еще когда голые красотки вокруг резвятся, «барышни» чувствовали себя неуютно.

Расстались, не договорившись ни о чем конкретном. Андрей устремился на улицу Профсоюзную, в ресторан «Мясной удар» – что совсем недалеко от «Пирамиды».

Азимов оказался не один – вместе с ним были двое заведующих из его больницы. (что характерно, он всегда расплачивался не только за себя, но и за всех своих друзей, хотя по укоренившейся традиции фирмачи должны были оплачивать счет во время деловых обедов с клиентами).

После первой он предложил пройти в уборную, где Андрей передал конверт, и попросил подробно рассказать, как будет работать схема (Римма уже объясняла, но ему было важно услышать это лично). И Азимов растолковал – условия 25 %, договор составляется рамочный, и в спецификации забивается в два раза больше продукции, чем планируется выбрать. Он заранее указывает, что ему нужно, и на эти коды устанавливается максимальная наценка. На остальное – ниже себестоимости, чтобы аналогичная заявка конкурентов по сумме выходила ниже. Правила проведения конкурсов таковы, что учитывают общую сумму заявки, и не оценивают каждую позицию по отдельности. Когда больница выберет весь необходимый товар, составляется новый договор. То, что по предыдущему не все выбрано – на это никто не смотрит. Решение возможных проблем Азимов брал на себя (несколько московских компаний подавали жалобы, после того как их опрокинули).

Это были фантастические условия, поставщику отводилась роль контрольно-кассового аппарата. Андрей подобрался к мучающему его вопросу.

– Знаете, Фоат Юнусович, общаться с вами буду я, мы пожалуй выключим отсюда Римму и других сотрудников, кто к вам ездил.

Азимов уже собрался вернуться в зал, но остановился, поняв, что не увидит больше Римму:

– Что, зажал для меня тёлочку?

О вкусах не спорят, какими бы они ни были специфическими, все же Андрею пришлось собрать волю в кулак, чтобы не расхохотаться. Азимов, хоть и слегка за сорок, но при своих внешних данных мог найти себе помоложе и получше Риммы даже не за деньги.

– Не испытывал ее в ближнем бою, Фоат Юнусович, но в других местах язык ей только вредит. Не могу ручаться за тайну финансовых взаимоотношений.

Приобняв Андрея, Азимов подтолкнул легонько к выходу:

– Ладно, найдешь мне другую.

Гуляли до утра, – когда ресторан закрылся, отправились в «Провокацию», ночной клуб, находящийся на улице Братьев Косимовых, рядом с рестораном «Танго». Оказавшись у себя в номере в семь утра (гостиница «Джузеппе» находилась на Кремлевской улице, в квартале от Кремля), Андрей завалился спать, но вскоре был разбужен телефонным звонком. Беспокоил тот самый нудилка, Руслан Якушев, исполнитель с Татхимфармпрепаратов – осведомленный о приезде директора Совинкома, он жаждал встретиться, чтобы получить 5 % с перечисленных сумм. И желательно поскорее – а то ему нужно на дачу.

Сообщив, где находится, Андрей поднялся, оделся, спустился в кафе, но даже не успел выпить кофе, как снова раздался звонок – подъехал Якушев, крепкий и жизнерадостный, как молодой мухомор.

Андрей не стал садиться к нему в машину – чтобы не шокировать человека своим выхлопом, и передал конверт прямо на улице. И был несказанно удивлен, получив крупный заказ на продукцию Шварц Фармы. Передавая листок с заявкой, Якушев попросил держать сделку втайне от «барышень».

Андрея и так уже разбирали сомнения, и он попытался их рассеять, спросив, с кем еще, кроме него, работает руководство роддома РКБ, то есть Галишникова с Галимулиной. Якушев таинственно улыбнулся и еще раз попросил никому не докладывать о сделке с препаратами Шварц Фармы.

И они попрощались. Якушев отправился на дачу, Андрей вернулся в номер. Ему так и не удалось заснуть – нахлынули мысли, сомнения, новые идеи, и отогнали сон.

Римме хоть и было прямо указано на то, что шестая больница является корпоративным клиентом, но она включила последний платеж в свой план и теперь ждет 2 % с суммы три миллиона рублей. Еще один черт, менеджер отдела продаж, однажды побывавший в этой больнице (находился в Казани и его попросили просто передать документы), тоже вдруг посчитал этого клиента своим, и тоже засчитал себе три миллиона. Римма как руководитель подмахнула ему подпись, и теперь еще требует дополнительно 0,5 % от этих трех миллионов (по договоренности она получала 2 % с перечислений своих клиентов, плюс 0,5 % с продаж всего отдела). Тут явная предвзятость взята, и конечно же никто ничего не получит, может быть, небольшой бонус, но Андрей устал бороться с постоянными поползновениями своих сотрудников ободрать фирму. Дня не проходило без выяснений таких моментов. С самого начала границы были очерчены, и дано указание – нарабатывать своих клиентов. Но менеджеры, козыряя своими Совинкомовскими визитками, упорно лезли туда, куда не просят. Или, провернув одну-две крупные сделки, резко растопыривали пальцы, теряли тонус, и требовали повышение оклада и разные привилегии. Так, например, один, по фамилии Елдянский, не особенно выделявшийся своими результатами, добился от казанской больницы, с которой раньше не работали, перечислений на сумму около 600 тысяч рублей. Ему не удалось повторить свой подвиг, но он возомнил себя непонятно кем, и стал требовать, чтобы его назначили «старшим менеджером», вывели из-под контроля руководителя отдела продаж, и много чего еще.

Это был довольно неумный и болтливый хлыщ. Приняли его по протекции (жена – подруга Мариам, жены Андрея), сам он – сын главврача районной больницы, работал там заведующим отделением гинекологии, но в один из дней поскандалил с отцом и в пять минут уволился.

– Я прямой как шпала – всегда говорю то что думаю, – утверждал он на собеседовании.

Это оказалось правдой – у него отсутствовал барьер между языком и мозгами. На Совинкоме его прозвали «доктор-пиздогляд» (по профессии он был гинекологом). Сам деревенский, Елдянский часто ездил в область, и в одной из районных больниц ему удалось войти в тесный контакт с зав. аптекой, отвечавшей за закупки. Об этом тесном контакте с женщиной, которая ему в матери годится, он растрезвонил по всему офису, хвастаясь, что теперь эта больница закупает только у него (суммы смехотворные – не более 50,000 рублей в месяц). Причем рассказывал всем – даже девушкам, к которым подбивал клинья, и тем, кто знал его жену.