Текст книги "Карибский кризис"

Автор книги: Федор Московцев

Соавторы: Татьяна Московцева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Глава 28,
В которой я анализирую своих внутренних демонов

Каждый человек, у которого больше одной извилины в мозгу, сталкивается с сомнениями относительно того, что делает. Если вы не счастливый носитель линейного шаблонного мышления, то наверняка часто задумываетесь, насколько правильным является ваш путь, вы мучаетесь, принимая решения, от которых зависит ваша жизнь и жизни ваших близких. Обычно эта умственная работа незаметна для других, и, слушая указания руководителя, предельно четкие и лаконичные, иной работяга думает: «Ну, блин, я так тоже могу пальцами водить». Слова начальника кажутся простыми, а принятые им решения, казалось бы, лежат на поверхности, чего тут мудрствовать – бери и работай, но за каждым простым указанием, например, поехать вправо или влево, скрывается титаническая работа мысли: почему нужно ехать вправо, а не влево и не вперед. И начальник, отдавая приказ: «Двигаться вправо», уже знает, что там будет, и что произойдет, если поехать другим маршрутом.

Моя интуиция всегда говорила мне: «Бежать, бежать, вперёд, вперёд без остановки!» Мой бывший компаньон Штейн часто призывал меня к тому, чтобы отвлечься, абстрагироваться от бесконечных сделок, провести в офисе день, два, неделю – сколько нужно, чтобы организоваться, наладить систему, построить алгоритм работы – планирование, отчетность, учет и так далее. Иными словами, подтянуть нашу организационную структуру к уровню возросших объемов продаж. Но я игнорировал его – в значительной степени потому, что планировал отжать бизнес, прозрачность была мне не нужна и я сознательно поддерживал состояние контролируемого хаоса, точнее, хаоса, который был бы подконтролен одному мне. А если компаньон вдруг обнаруживал какое-то серьезное упущение, неточности в цифрах или сделку, по которой я перед ним не отчитался, я переводил стрелки на наемных сотрудников.

И как привыкший недоливать бармен уже не может наполнять до краев бокал, так и я, войдя в роль, после ухода Штейна уже не мог наладить на Совинкоме внятный управленческий учет. (В Петербурге, на Экссоне, это удалось сделать усилиями нескольких человек). Вкупе с моей авантюрностью это привело к появлению феномена перманентных финансовых дыр.

Впервые я обнаружил отрицательное сальдо где-то в середине 1999 года. Я попросил бухгалтера снять со счета сто тысяч рублей на личные нужды и чрезвычайно удивился, когда она сообщила, что на счету таких денег нет, и показала банковские выписки. По моим расчетам, там должны были оставаться эти деньги. Бухгалтер свела взаиморасчеты и оказалось, что у нас образовалось отрицательное сальдо в размере ста тысяч, то есть разница между активами (грубо говоря – это денежный остаток + складские запасы + долги клиентов) и пассивами (наши долги перед поставщиками и прочие пассивы). Я стал ломать голову, куда израсходовал эти сто тысяч. Всё контролировалось лично мной, все товарно-денежные потоки, поэтому воровство исключалось полностью. Оставалось одно: перерасход. Постепенный перерасход – просто бездумно снимались со счета деньги с оборотных средств и незаметно образовалась недостача.

Это была небольшая сумма, вскоре недостача перекрылась доходами с новых сделок; бухгалтер сказала: «Сто тысяч загуляли. А вот так вдруг загуляет миллион?» Её слова оказались пророческими: в конце 2004 года загулял миллион, причем не рублей, а долларов, и всё оказалось так ловко запутано, что ни один аудитор бы не разобрался, куда исчезли эти деньги.

Растущие обороты вселяли уверенность, и вскоре после того первого случая со ста тысячами я уже спокойно относился к тому, что у меня где-то загуляли двести-триста-пятьсот тысяч. Поскольку хорошо просматривались будущие крупные сделки, с которых можно эту недостачу покрыть, то я уверенно смотрел в будущее.

К середине 2003 года «нормальным» считалось отрицательное сальдо размером в полтора-два миллиона рублей. Я считал это отрыжкой 2001 года, когда мне пришлось выложить $40,000, чтобы войти соучредителем в аккумуляторный бизнес, и этот долг так и тянулся, то возрастая, то уменьшаясь. Пора было избавиться от него, чтобы не платить проценты по займам и не краснеть перед поставщиками (физически этот долг ложился на поставщиков, на банки и на частных заимодавцев, ведь чтобы закрыть недостачу, приходилось у кого-то занимать). Но вместо того, чтобы исчезнуть, этот долг всё возрастал – постоянно возникали какие-нибудь бюджетоемкие проекты: аптеки, расширение ассортимента (постоянно приходилось пополнять склад новой продукцией), и так далее. Самой разумной инвестицией было пополнение уставного фонда Экссона – мы закупали больше сырья и выбирали с аккумуляторного завода больше продукции. К началу 2005 года доля каждого учредителя возросла до $400,000. Соответственно росли наши доходы. Все остальные инвестиции оказались нерентабельными… (ну, почти все). Так получилось, что бремя долгов легло на поставщиков, в том числе на стратегических, с которыми ни в коем случае нельзя было портить отношения: Джонсон и Джонсон, Б. Браун, Эгамед и другие. Они доверяли мне, как хозяину компании, в активе которой большая клиентская база и гарантированные объемы продаж, поэтому отпускали продукцию со скидками и на условиях отсрочки платежа.

И я смело рисковал, рассчитывая на то, что инвестируемые направления являются высокорентабельными, и стоит напрячься, потратить вот эти последние пять миллионов, и инвестиции начнут приносить стабильный высокий доход и покроют все издержки. Так получилось с аптеками, которые стали прямо-таки моей идеей фикс.

Тут я немного отвлекусь, чтобы схематично обрисовать механизм образования недостачи или долга. На ваш расчетный счет поступила предоплата от клиента, а у вас в этот момент возникла острая потребность в деньгах. Вы принимаете решение воспользоваться полученными средствами, а дебиторскую задолженность перед клиентом закрываете товаром, который берете у поставщика на условиях отсрочки платежа. Когда подходит срок оплаты, у вас нет возможности погасить долг, так как ваши расчеты оказались неточными и у вас нет нужной суммы. Тут ваши клиенты перечисляют вам новую предоплату (вы поддерживаете с ними хорошие отношения – в отличие от поставщиков, потому что платежеспособных клиентов мало, а поставщиков – пруд пруди), и таки что ви делаете? Конечно, закрываете этими деньгами долг перед поставщиком, чтобы взять у него новую партию товара на отсрочку платежа и закрыть дебиторку перед клиентом; либо бросаете поставщику на счет мелкую сумму, чтобы показать динамику платежей, лишь бы он не подал в суд, а для закрытия сделки с клиентом обращаетесь к другому поставщику и просите товар на отсрочку. А полученные деньги крутите на бирже, в казино, финансовых пирамидах, и в других известных вам местах, где можно быстро получить высокую маржу. Механизм запущен, вам понравилось крутить чужие деньги (особенно если это бюджетные средства и вас не сильно торопят с погашением задолженности, к тому же есть возможность договориться с чиновниками, чтобы они оформили документы, будто уже получили оплаченный товар), и вы не замечаете, как совершенно закономерным образом долг возрастает в десятки и сотни раз. А возрастет он обязательно, с неотвратимостью прихода ночи.

Это простая ситуация, в которой легко разобраться, куда что подевалось, но когда поставщиков и клиентов сотни – тут начинается реально веселая канитель в случае, если ваши расчеты по возврату инвестиций оказались неточными.

У меня очень часто возникали, казалось бы, на ровном месте, финансовые дыры, и мне приходилось прибегать к рискованным схемам, чтобы выровнять положение. Что характерно, я инвестировал деньги (в том числе чужие) в такие рукопожатные проекты, как аптечный бизнес, а в оконцовке, чтобы закрыть финансовую брешь, пускался во всевозможные блудняки, о которых даже стыдно тут писать…

Всё же, расскажу об одном, самом приличном.

В середине 2003 года по наводке Винцаса Блайваса я вышел на проживающего в Москве чеченского плохиша по имени Лечи Вайнах, имевшего связи в Центробанке и информированного о том, у каких коммерческих банков отзовут лицензию в ближайшее время. Он имел возможность выписывать векселя этих банков и предлагал их за 50 % номинала. Минимальная сумма составляла один миллион долларов. Я набрал пул поставщиков, готовых продать продукцию за эти векселя; о том, что ценные бумаги выписаны банками без пяти минут банкротами, разумеется, никто не знал. И в последних числах января 2003 года я, а точнее, подставные люди, выбрали на складах поставщиков (в Москве) товар (медицинские расходные материалы) на сумму миллион долларов и расплатились необеспеченными векселями. После чего отключили телефоны и съехали с офиса – скрылись, оставив фирмы с левыми бумажками, что называется, с носом. Когда фирмачи пришли в банк, чтобы обналичить вексели, то банк уже не функционировал. Вайнаху дали $70,000, и Блайвас выступил перед ним гарантом сделки и сумел сначала добиться скидки 10 %, а затем отжал еще на сто тысяч долларов, и выбил дополнительно три месяца отсрочки. По факту реализации Вайнах получил свои $280,000.

По уговору мне причиталось 40 % с миллиона долларов, то есть $400,000. Но я был вынужден продавать товар с дисконтом, от 10 до 20 %, потому что реализация по реальной стоимости приобрела бы черты бесконечности. На воровство и распиздяйство сотрудников было заложено 10 %. Так оно и вышло – с этого проекта чистыми я получил около $340,000. Неприятным моментом стало то, что Блайвас потребовал причитавшиеся ему $250,000 чистыми, без учета дисконта. Хорошо, что хотя бы удалось заставить погасить половину организационных расходов по проекту (аренда левого офиса, подставные люди, телефонные переговоры, командировки, транспорт). Но он никак не хотел брать на себя дисконт или дать дополнительную отсрочку, если товар продается по своей стоимости.

Не случайно Лечи Вайнах охарактеризован как «плохиш». В вексельной схеме было задействовано много народу, в том числе инсайдеры в самом Центробанке, а также некоторые сподручные Лечи, разыскиваемые по подозрению в совершении ряда убийств.

Я фактически являлся центральной фигурой – вытащил деньги для участников схемы; для чего изначально всю эту схему разработал (Блайвас не разбирался в вопросе и знал одного лишь посредника, который имел опосредованный выход на Лечи), я вёл переговоры с Лечи и сумел продать ему эту идею и выторговать условия (то, что он предлагал изначально, было вообще невыгодно и рассчитано я не знаю на каких лохов – плохиш требовал деньги вечером, а векселя утром неизвестно какого дня), я набрал пул московских поставщиков, заказал у них товар, организовал подставных людей, которые в один день расплатились с поставщиками левыми векселями и оперативно вывезли товар, после чего я этот товар реализовал. Таким образом, рисковал я больше всех. Но у меня было хорошее прикрытие со стороны Блайваса, за которым стоял сам Коршунов. Когда возникла напряженность с Лечи, Блайвас прибыл к нему на принадлежащем Коршунову бронированном лимузине в сопровождении нескольких бойцов, и провёл переговоры на очень хорошем уровне.

Напряженность возникла не только с Лечи, я попал в разработку и мной заинтересовался московский ОБЭП, и даже был выдан ордер на мой арест. И в этот момент меня прикрыл святой Иосиф – поклон ему за это до самой земли.

Хороший конец бывает только в сказке… ну, говорят еще, что «в женщине, как в сказке, должен быть хороший конец»… ну а данный эпизод с векселями кое-для-кого завершился отнюдь не сказочно. Тот самый посредник, который вывел Блайваса на Лечи, а также еще один черт, дружбан этого посредника, были застрелены в собственном офисе на Тверской улице. А один из моих подставных людей, получавший товар на фирмах, просто бесследно исчез.

По результатам этого проекта я планировал избавиться от проблемных долгов – расплатиться с кредиторами, однако по мере поступления средств на расчетный счет они расходились куда угодно, но только не на погашение задолженности. Как только появлялись свободные деньги, они моментально засасывались в страшные черные дыры. Так, на оборудование и ремонт аптек, переданных горздравотделом, к началу 2004 года было израсходовано около пяти миллионов рублей, и, несмотря на то, что под векселя было взято много аптечного товара, потребовались дополнительные расходы на приобретение медикаментов для аптек.

Что касается Экссона – там, хоть и было стабильно, и доходы постоянно росли, но, чем больше мы зарабатывали, тем жестче действовали наши конкуренты. Кроме того, постоянно менялись условия работы с нашими основными партнерами – Управлением железной дороги и аккумуляторным заводом Балт-Электро. Ответственных исполнителей Управления РЖД тасовали, как карты, достигнутые вчера договоренности сегодня уже могли ничего не значить, многих поставщиков динамили с оплатой годами – они поставляли продукцию, а им не платили, судиться же с такой структурой совершенно бесполезно. Вопросы конкурентной борьбы и взаимоотношения с контрагентами не входили в круг моих обязанностей, но я знал, каково приходиться Артуру и Владимиру. Они успешно преодолевали всё возрастающие трудности, но в любой момент всё могло закончиться. Всем было ясно, что наша тема с заводом Балт-Электро не вечна и когда-нибудь нам придётся искать что-то новое. Но найдётся ли мне месте в новом проекте?!

Чем быстрее развивались события на Экссоне, тем повелительнее становится требование развивать альтернативный путь (медицинский и аптечный бизнес – то, чем я располагал). Я поставил перед собой задачу добиться ультимативных успехов в этом направлении. Во что бы то ни стало мне нужно было обеспечить себе запасной аэродром на случай, если на Экссоне что-то пойдёт не так.

Я мог сделать и действительно делал всё возможное и невозможное, дабы преуспеть на нескольких фронтах. Я был готов пожать плоды победы. Но когда запущенная мной с авантюристической смелостью финансовая машина оказалась на краю пропасти и оставалось только две возможности – либо проскочить над этой бездной по рельсам успешного медицинского бизнеса (в чем уверенности не было), либо провалиться в неё и навсегда прослыть в деловом мире безнадёжным банкротом, – я не колеблясь и без сожалений впутывался во всё более и более рискованные авантюры. Что руководило моими действиями?! Не иначе как потусторонние существа с рогами и копытами.

Глава 29,
Повествующая о реальном человеке

Моё знакомство с Василием Кохраидзе состоялось летом 1996 года благодаря моей подруге Кате Третьяковой. Василий, плотный, коренастый, круглолицый, усатый, с большим разбойничьим носом, был другом Катиного отца, и на своей машине отвёз нас в Абхазию, где поселил у своих родственников. Мы провели там два незабываемых месяца. Мы с Катей планировали пожениться, но обстоятельства сложились таким образом, что она уехала в другой город (как потом выяснилось, во Владивосток, где служил её отец), и мой с ней контакт был утрачен. В июле следующего, 1997 года, я женился на Мариам. Катя вернулась в Волгоград в августе. На второй день после приезда и за день до своего 24-го дня рождения она погибла в автокатастрофе.

Следующая моя встреча с Василием произошла летом 1999 года – совершенно неожиданно он появился в моём офисе, никак не объяснив причину своего внезапного приезда (на тот момент он проживал в Москве). Он пробыл в Волгограде неделю. Мы каждый день виделись, он побывал у меня в гостях, мы съездили на Катину могилу (как раз была годовщина), много говорили о делах. Оказалось, Василий возглавлял компанию «Медкомплекс», торговавшую медицинским оборудованием – не учредитель, а наёмный директор. То есть занимался примерно тем же, что и я. Если я специализировался на продаже продукции Джонсон и Джонсон и Б. Браун, то его компания занималась в основном продажами лабораторного оборудования и расходных материалов.

Цель его приезда выяснилась в день его убытия. Я провожал его на поезд, и на перроне он поведал, что в своё время его кинули ребята, ставшие впоследствии хозяевами московского банка «Совинком». И если раньше невозможно было призвать их к ответу, то сейчас появились рычаги воздействия, ведутся переговоры. Узнав о существовании волгоградской компании с таким названием, Василий решил проверить – может, появятся дополнительные зацепки для взыскания долга. Оказалось, это просто совпадение. Видно невооружённым глазом: явно не тот уровень.

Услышав это, я почувствовал себя бараном, которого провезли мимо бойни.

– Ну, ты чего так напрягся, всё в порядке, – сказал Василий, протягивая руку.

Пора было уже заходить в вагон. Попрощавшись, мы расстались.

– Рад был встрече, увидимся! – крикнул Василий из тамбура.

Окончательно поняв смысл приезда Василия, я невольно вздрогнул. Для меня это были дни скорби, дни воспоминаний (Катя очень много для меня значила, и её уход стал для меня трагедией), а для моего гостя – дни пытливых наблюдений. Скорее всего, Василий не ограничился одними наблюдениями, и тайно обыскал шкафы, тумбочки, и все места, где хранились документы.

Далее, у нас завязались деловые отношения. Василий отгружал мне на реализацию крупные партии товара – рентгенпленку, шприцы, системы, химреактивы, инструменты, недорогое отечественное оборудование, и т. д. Сроки реализации не оговаривались, и я часто перехватывался деньгами, которые должен перечислить на Медкомплекс – впрочем, не утрируя, чтобы не испортить отношения. Сложилась такая ситуация, при которой Совинком постоянно ходил в дебиторах у Медкомплекса. Меня очень выручали эти деньги, особенно учитывая, что летом 2001 года я перебрался в Петербург и вступил в новый бизнес.

В конце 2001 года у Василия возникли проблемы. При взыскании долга со своих дебиторов (учредителей банка Совинком), он, бывший военный, отслуживший в Афганистане, применил самый эффективный калькулятор – АК-47, и в дебиторских рядах появились невосполнимые потери. На него завели уголовное дело и выставили в розыск. Он приехал ко мне в Петербург и попросил отдать ему наличными то, что Совинком задолжал Медкомплексу, плюс пять тысяч долларов в долг. Итого набегала сумма $30,000. Это грозило неприятностями с учредителями Медкомплекса, так как я задолжал фирме, а не лично наёмному директору, теперь уже бывшему. Но Василий попросил меня довольно убедительно отдать деньги ему в руки. Прямо ничего такого не говорилось, но мне стало ясно без лишних слов, что я достаточно долго кредитовался, пользовался чужими деньгами, теперь пришла пора платить по векселям. Ибо сказано: ничто на земле не проходит бесплатно.

Для передачи денег мы встретились в кафе «Онтромэ» на Большой Морской улице, напротив Внешторгбанка. Как всегда, стоял гул дневных голосов, играла заунывная психотропная музыка, которую можно с легкостью использовать для терапевтических программ в психушках. Перед Василием стоял фужер с дымящимся латте (высокая стеклянная чашка на ножке, по форме напоминающая фужер для шампанского) и тарелка с двумя французскими пирожными; передо мной просто латте. В момент передачи денег, только что снятых со счета (то были, как обычно, оборотные средства – перечисленные клиентами деньги), мне показалось, что в кафе наступила мгновенная тишина, хотя я продолжал слышать и гул голосов, и музыку; и было бы естественно, чтобы это состояние разразилось какой-то катастрофой. Но ничего не случилось, я старался поддерживать непринужденный разговор, делая вид, что для меня это самое обычное занятие – снимать со счета деньги и отдавать их тут в кафе, потягивая латте из фужерчика. А в голове проносились кошмарные видения – снова где-то перехватываться деньгами, товаром, возможно, новые займы, финансовые дыры, недостачи, проблема зависшего склада. Ведь берёшь чужие деньги, а отдаёшь-то свои. В свете всего этого мне показалось, что сидящий напротив человек потерял всякое сходство с давно известным мне Василием. Он говорил о вещах, которые в прежнее время никогда не могли бы ему прийти в голову.

– …да, новая жизнь, Андрей, новая жизнь, – сказал тогда Василий, пряча пачки банкнот во внутренних карманах пиджака. – Сколько я их прожил, штуки три, наверное. Был Афганистан, мы заезжали в села на БТР-ах и расстреливали всех подряд, как уток в тире. Потом Москва, жизнь с богатой тёткой на положении друга сердца – немного странно для бравого офицера и самостоятельного мужика. И многое, многое другое…

Я кивнул – мне всегда казалось странным видеть коренастого, широкоплечего, коротко стриженого усатого Василия в костюме, да еще в этих французских кондитерских (в Москве мы постоянно встречались в одной такой на Маяковке), в окружении очкастых интеллектуалок, полумальчиков-неформалов, кучерявых пидарасов и прочих постмодернистов. Ему больше подходила военная форма, автомат, и поле, усеянное трупами.

– …сейчас настала пора всё поменять, начать всё заново, новую жизнь. Меня тянет на историческую родину, понимаешь, зов крови…

Из дальнейшего рассказа стало понятно, что это была не та чисто славянская готовность в любое утро, в любой день, в любой час своего существования отказаться от всего и всё начать снова, так, точно этому ничто не предшествовало – та варварская свобода мышления, которая показалась бы оскорбительной каждому кавказцу. Из прошлой жизни в новую Василий брал крупную сумму денег. Те задолжавшие ему ребята, учредители банка Совинком, не расплатились с ним полностью. (в начале 90-х, они, как и другие хозяева финансовых структур, создали что-то типа пирамиды. Василий крутил там деньги, получал неплохие проценты, а потом, когда лавочка прикрылась, стал преследовать хозяев, почти как тех душманов, чтобы вернуть свои вложения. В отличие от «обманутых вкладчиков» он не устраивал пикетов – просто обладал человеческим достоинством, не любил позориться). В процессе возврата денег пригодились навыки стрельбы, в рядах противника произошли потери, зато долг возвращен полностью.

– …и без войны падёж людей бывает, – поддакнул я.

Василий еще раз попросил взаймы $5000, хоть уже получил всю сумму – долг за отгруженный Медкомплексом товар плюс заемные средства. Да, я понимал, что человек, долгое время кредитующий другого, вправе попросить у этого другого взаймы.

– …месяца два-три, где-то так, – скороговоркой произнес Василий, – позвонишь Иораму или Анзору, знаешь их телефоны?

Заметив мой удивленный взгляд, он пояснил, что уезжает к ним, в Абхазию, и Анзор уже присматривает ему недвижимость поближе к морю, а его жена Тинатин подыскивает ему невесту (это были те самые люди, у которых мы с Катей гостили летом 1996-го). Я вспомнил слова Тинатин: «…вот приедет сюда Василий Гурамович, мы запрем его у себя дома, проедем по окрестным селам, найдем ему красивую грузинку и женим на ней». И я, просияв, закивал головой: как это прекрасно – оставить этот бренный, полный низменного блуда мир, и уединиться в комфортабельной вилле на берегу моря с красивой невинной девушкой.

В этом месте нашей беседы я наступил на горло нежной песне, чтобы коснуться некоторых приземленных вопросов:

– Ну а это… если твои учредители будут меня преследовать, что мне им говорить? Я ведь должен перечислить задолженность на расчетный счет Медкомплекса, а передаю наличные тебе в руки.

– Вали всё на меня, – живо откликнулся Василий, – хочешь, пойдем к нотариусу, подпишем бумагу.

Чтобы окончательно утвердиться в роли джентльмена, для которого самый главный документ – это слово другого джентльмена, я заверил, что доверяю другу, и в крайнем случае разыщу его через Анзора, – посоветоваться, как действовать. А по-другому было никак – игра под ответ всяко лучше, чем игра под очко.

Когда всё было досказано, мы вышли из кафе и направились в сторону Исаакиевской площади. Я всегда оставлял там машину, и шел пешком в банк, так как на Большой Морской вечно проблема припарковаться. Заговорив о своем житье-бытье, вспомнил о надвигающихся проблемах в связи с выведением из оборота крупной суммы денег, и мои мысли помрачнели. Но на площади, когда увидел Исаакиевский собор, настроение сразу переменилось. Как туман с утеса, с лица сползла озабоченность, вспомнились заснеженные хребты Кавказа, горные реки, поросшие лесом горные склоны, море – новая среда обитания Василия.

– Ты там это… забей мне местечко под солнцем, – сказал я, пожимая Василию руку на прощание.

И мы расстались. Я поехал на работу на завод Балт-Электро, а Василий отправился осваивать новую среду обитания.

Позже, я дважды приезжал к нему в Абхазию, и всё с разными девушками (последний раз весной 2004 года с Таней Кондауровой). Василий купил дом в Агудзере прямо у моря, построил мини-отель, а также занялся выращиванием цитрусовых.

Как я и предполагал, у меня возникли проблемы с учредителями Медкомплекса, пошли угрозы и предарбитражные письма, но потом обстановка нормализовалась – учредители, как это часто бывает, поссорились между собой и проблема долга Совинкома отошла в сторону.