Текст книги "Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест"

Автор книги: Федор Сологуб

«Назвать, вот этот цвет лиловый…»

 
Назвать, вот этот цвет лиловый,
  А этот голубой.
Смотри: король и туз бубновый
  Легли перед тобой.
 
 
Приснился тихий сумрак храма
  И дымный фимиам.
Выходит пиковая дама,
  Гроза всех милых дам.
 
 
И всё же погадать нам сладко
  В мерцании лампад.
Легла червонная десятка
  Преградой для отрад.
 
 
Именованья и гаданья –
  Суровой Мойре дань.
Прими покорно все страданья,
  И скорбью душу рань.
 
 
Скажи: вот этот цвет – лиловый,
  А этот – голубой.
Истает мир, возникнет новый,
  И в нём Она с тобой.
 

«Призрак ели с призраком луны…»

 
  Призрак ели с призраком луны
Тихо ткут меж небом и землёю сны.
 
 
  Призрак хаты с призраком реки,
Чуть мерцающие, зыблют огоньки.
 
 
  А над зыбко ткущимися снами,
И над тихо зыблемыми огоньками,
 
 
  И над призраками бедных хат
Ночь развёртывает чародейный плат,
 
 
  Опрокидывает чёрный щит,
И о свете незакатном ворожит.
 

«Снова саваны надели…»

 
Снова саваны надели
Рощи, нивы и луга.
Надоели, надоели
Эти белые снега,
 
 
Эта мёртвая пустыня,
Эта дремлющая тишь!
Отчего ж, душа-рабыня,
Ты на волю не летишь,
 
 
К буйным волнам океана,
К шумным стогнам городов,
На размах аэроплана,
В громыханье поездов,
 
 
Или, жажду жизни здешней
Горьким ядом утоля,
В край невинный, вечно-вешний,
В Элизийские поля?
 

«Так же внятен мне, как прежде…»

 
Так же внятен мне, как прежде,
Тихий звук её часов,
Стук тоскующего сердца
В тёмном шорохе годов.
 
 
Не к земной зовут надежде
Хоры тайных голосов,
Но ясна для одноверца
Вера в правду вещих снов.
 
 
И в изорванной одежде
Он к причастию готов,
И узка, но блещет дверца
Однолюбу в край богов.
 

«Пришла ночная сваха…»

 
Пришла ночная сваха,
Невесту привела.
На ней одна рубаха,
Лицом она бела,
 
 
Да так, что слишком даже,
В щеках кровинки нет.
«Что про невесту скажешь?
Смотри, и дай ответ». –
 
 
«Да что же думать много!
Пришла, так хороша,
Не стой же у порога,
Садись, моя душа».
 
 
В глазах угроза блещет,
Рождающая страх,
И острая трепещет
Коса в её руках.
 

«В камине пылания много…»

 
В камине пылания много,
И зыбко, как в зыбке миров.
Душа нерождённого бога
Восстала из вязких оков,
 
 
Разрушила ткани волокон.
Грозится завистливой мгле,
И русый колышется локон,
Чтоб свившись поникнуть в золе, –
 
 
И нет нерождённого бога,
Погасло пыланье углей,
В камине затихла тревога,
И только пред ним потеплей.
 
 
Мы радость на миг воскресили,
И вот уж она умерла,
Но дивно сгорающей силе
Да будут восторг и хвала.
 
 
Едва восприявши дыханье,
Он, бог нерождённый, погас,
Свои умертвил он желанья,
И умер покорно для нас.
 

«Как ярко возникает день…»

 
  Как ярко возникает день,
В полях оснеженных бегущий мимо!
Какая зыбкая мелькает тень
  От синеватых клочьев дыма!
 
 
  Томившая в ночном бреду
  Забыта тягость утомлений,
И память вновь приводит череду
Давно не мной придуманных сравнений.
 
 
  И сколько б на земле ни жить,
  Но обречён я каждым утром
Всё тем же неизбежным перламутром,
Всё тою ж бирюзою ворожить.
 
 
Людей встречать таких же надо снова,
  Каких когда-то знал Сократ,
А к вечеру от счастия земного
  Упасть в тоске у тех же врат,
 
 
  И, так же заломивши руки
Такую ж острую вдыхая пыль,
Опять перековать в ночные муки
  Мгновенно-сладостную быль.
 

«Мне боги праведные дали…»

 
Мне боги праведные дали,
Сойдя с лазоревых высот,
И утомительные дали,
И мёд укрепный дольных сот.
 
 
Когда в полях томленье спело,
На нивах жизни всхожий злак,
Мне песню медленную спело
Молчанье, сеющее мак.
 
 
Когда в цветы впивались жала
Премудрых медотворных пчёл,
Серпом горящим солнце жало
Созревшие колосья зол.
 
 
Когда же солнце засыпало
На ложе облачных углей,
Меня молчанье засыпало
Цветами росными полей,
 
 
И вкруг меня ограды стали,
Прозрачней чистого стекла,
Но твёрже закалённой стали,
И только ночь сквозь них текла,
 
 
Пьяна медлительными снами,
Колыша ароматный чад.
И ночь, и я, и вместе с нами
Томились рои вешних чад.
 

«Туманы над Волгою милой…»

 
Туманы над Волгою милой
Не спорят с моею мечтой,
И всё, что блистая томило,
За мглистою никнет чертой.
 
 
Туманы над милою Волгой
В забвении тусклых болот
Пророчат мне счастья недолгий,
Но сладостно-ясный полёт.
 

«Из чаш блистающих мечтания лия…»

 
Из чаш блистающих мечтания лия,
Качели томные подруги закачали,
От озарений в тень, из тени в свет снуя,
Колыша синевой и белым блеском стали.
 
 
По кручам выше туч проходит колея,
Высокий путь скользит над темнотой печали,
И удивляемся, – зачем же мы дрожали?
И знаю, – в полпути угасну ярко я.
 
 
По колее крутой, но верной и безгрешной,
Ушёл навеки я от суетности внешной.
Спросить я не хочу: «А эта чаша – чья?»
 
 
Я горький аромат медлительно впиваю,
Гирлянды тубероз вкруг чаши обвиваю,
Лиловые черты по яспису вия.
 

«Обнажённый царь страны блаженной…»

 
Обнажённый царь страны блаженной,
Кроткий отрок, грозный властелин,
Красотой сияя нерастленной,
Над дремотной скукою равнин,
 
 
Над податливостью влажных глин,
Над томленьем тусклым жизни пленной
Он вознёсся в славе неизменной,
Несравненный, дивный, он один.
 
 
Блещут яхонты, рубины, лалы
В диадеме на его кудрях,
Два огня горят в его очах,
 
 
И уста его, как вишни, алы.
У него в руках тяжёлый меч,
И в устах пленительная речь.
 

«Ты хочешь, девочка луна…»

 
Ты хочешь, девочка луна,
Идущая с крутого неба
Отведать горнего вина
И нашего земного хлеба.
 
 
Одежды золотая сеть
Пожаром розовым одела
Так непривыкшее гореть
Твоё медлительное тело.
 
 
Вкусив таинственную смесь
Того, что в непонятном споре
Разделено навеки здесь,
Поёшь ты в благодатном хоре.
 
 
Твой голос внятен только мне,
И, опустив глаза, я внемлю,
Как ты ласкаешь в тишине
Мечтательною песней землю.
 

«И это небо голубое…»

 
И это небо голубое,
И эта выспренная тишь!
И кажется, – дитя ночное,
К земле стремительно летишь,
 
 
И радостные взоры клонишь
На безнадёжную юдоль,
Где так мучительно застонешь,
Паденья ощутивши боль.
 
 
А всё-таки стремиться надо,
И в нетерпении дрожать.
Не могут струи водопада
Свой бег над бездной задержать,
 
 
Не может солнце стать незрячим,
Не расточать своих лучей,
Чтобы, рождённое горячим,
Всё становиться горячей.
 
 
Порыв, стремленье, лихорадка, –
Закон рождённых солнцем сил.
Пролей же в землю без остатка
Всё, что от неба получил.
 

«Словно бусы, сказки нижут…»

 
Словно бусы, сказки нижут,
Самоцветки, ложь да ложь.
Языком клевет не слижут,
Нацепили, и несёшь.
 
 
Бубенцы к дурацкой шапке
Пришивают, ложь да ложь.
Злых репейников охапки
Накидали, не стряхнёшь.
 
 
Полетели отовсюду
Комья грязи, ложь да ложь.
Навалили камней груду,
А с дороги не свернёшь.
 
 
По болоту-бездорожью
Огоньки там, ложь да ложь, –
И барахтаешься с ложью,
Или в омут упадёшь.
 

«Хотя бы нам и обещали…»

 
Хотя бы нам и обещали
Завоевание луны,
Но все небесные скрижали
Ещё для нас запрещены,
 
 
И всё ещё безумье радо
Ковать томительные сны
Над плитами земного ада
Под гулы тусклой глубины,
 
 
И всё ещё разумной твари
Века неволи суждены
Томиться в длительном угаре
Всегда сжигаемой весны.
 

«Ничто не изменит…»

 
    Ничто не изменит
  В том мире, где водят волов,
  Один из бурливых валов,
Когда мою лодку, разбивши, опенит.
 
 
    Склюют мне лицо
  Вороны, резвяся и грая,
  И дети, песками играя,
Сломают мне палец и стащат кольцо.
 
 
    Мне кости почище,
  Солёная влага, домой.
  Мой дух возвратится домой,
Истлевшему телу не нужно кладбище.
 

«В угрюмой, далёкой пещере…»

 
В угрюмой, далёкой пещере,
В заклятой молчаньем стране
Лежит уже много столетий
Поэт в зачарованном сне.
 
 
Не тлеет прекрасное тело,
Не ржавеют арфа и меч,
И ткани расшитой одежды
С холодных не падают плеч.
 
 
С тех пор, как прикрыли поэта
Тенёта волшебного сна,
Подпала зароку молчанья
Отвергшая песни страна.
 
 
И доступа нет к той пещере.
Туда и высокий орёл.
Хоть зорки крылатые очи,
А всё же пути не нашёл.
 
 
Одной только деве доступно
Из всех, кто рождён на земле,
В святую проникнуть пещеру,
Витать в очарованной мгле,
 
 
Склоняться к холодному телу,
Целуя немые уста,
Но дева та – муза поэта,
Зажжённая в небе мечта.
 
 
Она и меня посещала
Порою в ночной тишине,
И быль о заклятом поэте
Шептала доверчиво мне.
 
 
Не раз прерывался слезами
Её простодушный рассказ,
И вещее слово расслышать
Мешали мне слёзы не раз.
 
 
Покинуть меня торопилась, –
Опять бы с поэтом побыть,
Глядеть на спокойные руки,
Дыханием арфу будить.
 
 
Прощаясь со мною, тревожно
Она вопрошала меня:
«Ты знаешь ли, скоро ли вспыхнет
Заря незакатного дня?
 
 
Ах, если бы с росною розой
Могла я сегодня принесть
Печалью пленённому другу
Зарёй осиянную весть»
 
 
Он знает: сменяются годы,
Столетия пыльно бегут,
А люди блуждают во мраке,
И дня беззакатного ждут.
 
 
Дождутся ль? Светло торжествуя,
Проснётся ли милый поэт?
Иль к вечно-цветущему раю
Пути вожделенного нет?
 

«Я вышел из потайной двери…»

 
Я вышел из потайной двери,
И нет возврата в милый рай.
Изнемогай, но в ясной вере,
Душа, томительно сгорай.
 
 
В кипенье тёмного потока,
Бегущего с горы крутой,
Рукою беспощадной Рока
Заброшен ключ мой золотой.
 
 
У первозданных стен Эдема
В пустыне безнадёжных дней
Что мне осталось? Диадема
Из опаляющих огней,
 
 
И мантия пророка, – тяжко
На плечи давит мне она, –
И скрытая в одежде фляжка
С вином, где дремлет тишина,
 
 
И что ещё? Воспоминанья,
О днях любви, когда и я
Испытывай очарованья
И осиянность бытия.
 
 
И вот один у тайной двери,
Как пригвозжённый раб, стою,
Безумству моему и вере
Смятенный дух мой предаю.
 

Свирель. Русские бержереты

Посвящаю Анастасии Сологуб-Чеботаревской

«Амур – застенчивое чадо…»

 
Амур – застенчивое чадо.
Суровость дня него страшна.
Ему свободы сладкой надо.
Откроет к сердцу путь она.
 
 
Когда ничто не угрожает,
Как он играет, как он рад!
Но чуть заспорь с ним, улетает
И не воротится назад.
 
 
И как ни плачь, и как ни смейся,
Уже его не приманить.
Не свяжешь снова, как ни бейся,
Однажды порванную нить.
 
 
Поймите, милые, что надо
Лелеять нежную любовь.
Амур – застенчивое чадо.
К чему нахмуренная бровь?
 

«Бойся, дочка, стрел Амура…»

 
«Бойся, дочка, стрел Амура.
Эти стрелы жал больней.
Он увидит, – ходит дура,
Метит прямо в сердце ей.
 
 
Умных девушек не тронет,
Далеко их обойдёт,
Только глупых в сети гонит
И к погибели влечёт».
 
 
Лиза к матери прижалась,
Слёзы в три ручья лия,
И, краснея, ей призналась:
«Мама, мама, дура я!
 
 
Утром в роще повстречала
Я крылатого стрелка
И в испуге побежала
От него, как лань легка.
 
 
Поздно он меня заметил,
И уж как он ни летел,
В сердце мне он не уметил
Ни одной из острых стрел,
 
 
И когда к моей ограде
Прибежала я, стеня,
Он махнул крылом в досаде
И умчался от меня».
 

«Цветков благоуханье…»

 
Цветков благоуханье,
И птичье щебетанье,
И ручейков журчанье, –
Всё нам волнует кровь,
И сказывает сказки
Про радостные ласки,
Про сладкую любовь.
 
 
Прекрасна, как цветочек,
Легка, как мотылёчек.
Иди ко мне в лесочек,
Иди ко мне смелей.
Чего тебе бояться?
Не долго улыбаться
Весне в тени ветвей.
 
 
Поспешно мчатся Оры.
И дни, и ночи скоры.
Замолкнут птичьи хоры,
Всё милое пройдёт.
Настанет час истомный,
Увянет ландыш скромный,
Фиалка отцветёт.
 
 
К чему терять мгновенья
На ложные сомненья,
На скуку размышленья?
Целуй меня, целуй!
Любви отдайся нежной
И ласке безмятежной
У этих звучных струй.
 

«Вижу, дочь, ты нынче летом…»

 
«Вижу, дочь, ты нынче летом
От Колена без ума,
Но подумай-ка об этом,
Что тебе сулит зима.
 
 
У Амура стрелы метки,
Но ещё грозит беда:
Был же аист у соседки,
Не попал бы и сюда». –
 
 
«Мама, я не унываю.
Чтобы ту беду избыть,
Я простое средство знаю:
Надо аиста убить.
 
 
Что же мне тужить о ране!
Как она ни тяжела,
У Амура есть в колчане
И на аиста стрела».
 

«Румяным утром Лиза, весела…»

 
Румяным утром Лиза, весела,
Проснувшись рано, в лес одна пошла.
Услышав пенье пташек по кустам,
Искала гнёзд она и здесь и там,
 
 
И что же взор прекрасной подстерёг?
То был Амур, любви крылатый бог.
Она дрожит, в огне жестоком кровь,
Лицо горит, и к сердцу льнёт любовь.
 
 
Корсаж Амуру сделавши тюрьмой,
Она несёт его к себе домой,
И говорит отцу, едва дыша:
«Смотри, отец, как птичка хороша!»
 
 
Ждала улыбки Лиза от отца.
Отец ворчит: «Узнал я молодца!»
Амуру крылья вмиг обрезал он,
И в клетке бог, – попался в злой полон.
 

«Скоро крылья отрастут…»

 
Скоро крылья отрастут
У пленённого Амура,
И фиалки зацветут
В сладких песнях трубадура.
 
 
Прутьев клетки не разбить
Соловью иль робкой кенке,
Но Амура полонить
Разве могут эти стенки?
 
 
Ах, придёт, придёт весна,
Засмеются гибко ветки,
И, проснувшийся от сна,
Улетит Амур из клетки.
 

«Весна сияла ясно…»

 
Весна сияла ясно.
Фиалка расцвела.
Филис, легка, прекрасна,
Гулять в поля пришла.
 
 
И думает фиалка:
«О дева, ты – весна,
И как мне, бедной, жалко,
Что слишком я скромна!
 
 
Увы! Мой венчик малый
Что даст её мечте?
Цвести бы розой алой
На пышном мне кусте.
 
 
Она меня взяла бы,
Мой аромат вдохнуть,
И я тогда могла бы
К её груди прильнуть».
 
 
Фиалкиным мечтаньям
Не внемлешь ты, весна.
Иным очарованьем
Филис упоена.
 
 
Мечтает о Филене.
Филен сюда придёт,
И о любовном плене
Ей песенку споёт.
 
 
Она ступила белой
И лёгкою ногой,
Ещё незагорелой,
На цветик полевой.
 
 
На травке увядает
Помятый стебелёк.
Фиалка умирает.
Увы! Жестокий рок!
 
 
Любовь неодолима,
Проносится, губя.
Филис проходит мимо,
Мечтая и любя.
 

«За цветком цветёт цветок…»

 
За цветком цветёт цветок
Для чего в тени дубравной?
Видишь, ходит пастушок.
Он в венке такой забавный.
 
 
А зачем, скажи, лужок?
На лужке в начале мая
Ходит милый пастушок,
Звонко на рожке играя.
 
 
Для чего растёт лесок?
Мы в леску играем в прятки.
Там гуляет пастушок.
С пастушком беседы сладки.
 
 
А песочный бережок?
Он для отдыха годится.
Там гуляет пастушок,
В воды светлые глядится.
 
 
А прозрачный ручеёк?
Хорошо в ручье купаться.
Близко ходит пастушок,
Хочет милую дождаться.
 

«Скупа Филис, но пыл мятежный…»

 
Скупа Филис, но пыл мятежный
Сильвандру надо утолить.
Баранов тридцать деве нежной
Он дал, чтоб поцелуй купить.
 
 
Наутро согласилась рано,
И к пастушку щедрей была, –
Лобзаний тридцать за барана
Пастушка милому дала.
 
 
День ото дня Филис нежнее,
Боится, – пастушок уйдёт.
Баранов тридцать, не жалея,
За поцелуй ему даёт.
 
 
Потом Филис умней не стала,
И всех баранов и собак
На поцелуи променяла,
А он целует Лизу так.
 

«В лугу паслись барашки…»

 
В лугу паслись барашки.
Чуть веял ветерок.
Филис рвала ромашки,
Плела из них венок.
  Сильвандра
  Она ждала.
  Филис Сильвандру,
  Сильвандру
  Венок плела.
 
 
А в роще недалёкой
Сильвандр один гулял.
Для Лизы черноокой
Фиалки он сбирал.
  Сильвандра
  Филис ждала.
  Она Сильвандру,
  Сильвандру
  Венок плела.
 
 
Вдруг видит, – Лиза входит
Украдкою в лесок.
Её к ручью выводит
Коварный пастушок.
  Сильвандра
  Филис ждала.
  Филис Сильвандру,
  Сильвандру
  Венок плела.
 
 
Таясь в кустах ревниво,
Увидела она,
Как Лиза шаловлива
И как она нежна.
  Сильвандра
  Филис ждала.
  Она Сильвандру,
  Сильвандру
  Венок плела.
 
 
К траве склонившись низко,
И плачет, и дрожит,
Но утешенье близко, –
К Филис Филен бежит.
  Сильвандра
  Она ждала.
  Она Сильвандру,
  Сильвандру
  Венок плела.
 
 
«Филис, к чему же слёзы? –
Ей говорит Филен. –
В любви не только розы,
Бояться ли измен?»
  Сильвандра
  Филис ждала.
  Но не Сильвандру,
  Филену
  Венок дала.
 

«Нет, я тому не верю, что шепчет мне Колен…»

 
Нет, я тому не верю, что шепчет мне Колен,
Как радостен для сердца любовный милый плен.
  Перед Клименой отчего же
    Климен в слезах,
  И вечно всё одно и то же,
    То ох, то ах!
О нет, я не поверю, как ни шепчи Колен,
 
 
Что сладостен для сердца любовный нежный плен.
  Тогда зачем же все моленья
    У милых ног,
  И столько горести, томленья,
    Тоски, тревог?
О нет, о нет, не верю, как ни шепчи, Колен,
Что для сердец отраден любовный хмельный плен!
 

«Как мне с Коленом быть, скажи, скажи мне, мама…»

 
Как мне с Коленом быть, скажи, скажи мне, мама.
О прелестях любви он шепчет мне упрямо.
 
 
  Колен всегда такой забавный,
  Так много песен знает он.
  У нас в селе он самый славный,
  И знаешь, он в меня влюблён,
 
 
И про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
 
 
  Меня встречая у опушки,
  Он поднимает свой рожок,
  И кукованию кукушки
  Он вторит, милый пастушок.
 
 
Он про любовь свою всё шепчет мне упрямо…
Но что же делать с ним, скажи, скажи мне, мама.
 
 
  Он говорит: «Люби Колена.
  Душа влюблённая ясна,
  А время тает, словно пена,
  И быстро пролетит весна».
 
 
Всё про любовь свою он шепчет мне упрямо.
Что мне сказать ему, ах, посоветуй, мама!
 
 
  Он говорит: «Любви утехам
  Пришла пора. Спеши любить,
  И бойся беззаботным смехом
  Мне сердце томное разбить».
 
 
Люблю ли я его, – меня он спросит прямо.
Тогда что делать с ним, скажи, скажи мне, мама.
 

«В лес пришла пастушка…»

 
  В лес пришла пастушка,
  Говорит кукушке:
  «Погадай, кукушка,
  Сколько лет пастушке
  Суждено прожить?»
 
 
Кукушка кукует: раз, два, три, четыре, пять, шесть, –
Кукует, кукует так долго, что Лизе не счесть.
 
 
  И, смеясь, пастушка
  Говорит с кукушкой:
  «Что же ты, кукушка?
  Неужель старушкой
  Весело мне быть!»
 
 
Кукушка кукует: раз, два, три, четыре, пять, шесть, –
Кукует, кукует так долго, что Лизе не счесть.
 
 
  Вздумала пастушка
  Так спросить кукушку:
  «Погадай, кукушка,
  Сколько лет пастушку
  Будет друг любить?»
 
 
Кукушка кукукнула раз, и молчит, и молчит,
А Лиза смеётся: «Так что же, хоть год!» – говорит.
 

«Небо рдеет…»

 
  Небо рдеет.
  Тихо веет
Тёплый ветерок.
  Близ опушки
  Без пастушки
Милый пастушок.
 
 
  Где ж подружка?
  Ах, пастушка
Близко, за леском,
  Вдоль канавки
  В мягкой травке
Бродит босиком,
 
 
  И овечки
  Возле речки
Дремлют на лужку.
  Знаю, Лиза
  Из каприза
Не идёт к дружку.
 
 
  Вот решился
  И спустился
К быстрой речке он.
  Ищет тени,
  По колени
В струи погружён.
 
 
  Еле дышит
  Лиза, – слышит
Звучный лепет струй.
  Друг подкрался,
  И раздался
Нежный поцелуй.
 
 
  Славить радость,
  Ласки сладость,
Где найду слова?
  До заката
  Вся измята
Мягкая трава.
 

«Не пойду я в лес гулять одна…»

 
Не пойду я в лес гулять одна, –
Тень лесная мне теперь страшна.
 
 
  Накануне повстречалась
  Там я с милым пастушком,
  Но лишь только обменялась
  С ним приветливым словцом,
  Уже он меня лобзает
  В щёки, в губы и в плечо,
  И о чём-то умоляет,
  Что-то шепчет горячо.
 
 
Не пойду я больше в лес одна, –
Мне страшна лесная тишина.
 
 
  Поняла, о чём он стонет,
  Что стремится он найти,
  И к чему он речи клонит.
  Как мне честь мою спасти?
  Уж смыкаются объятья,
  В бездну жуткую влача.
  Развязался пояс платья,
  Лямка падает с плеча.
 
 
Нет, уж не пойду я в лес одна, –
Мне лесная тишина страшна.
 
 
  Так бы я совсем пропала,
  Но на счастие моё
  В том лесу Филис гуляла.
  Мы увидели её,
  И в смущеньи, и в испуге
  Он умчался как стрела.
  Побежала я к подруге:
  «Хорошо, что ты пришла!»
 
 
Не пойду вперёд я в лес одна, –
Мне страшна лесная тишина.
 

«Не знают дети…»

 
Не знают дети,
Зачем весна,
Какие сети
Плетёт она.
 
 
И я не знала,
Зачем весна,
И я срывала
Цветы одна.
 
 
Но наступила
Моя весна
И разбудила
Меня от сна.
 
 
О чём, какою, –
Скажи, весна, –
Душа тоскою
Упоена?
 
 
О чём мечтаю?
Скажи, весна.
В кого, не-знаю,
Я влюблена.
 
 
Ручей струится, –
Тобой, весна,
Он веселится,
Согрет до дна.
 
 
Иду я в воды
К тебе, весна,
И речь природы
Мне вдруг ясна.
 
 
Люблю Филена, –
Узнай, весна!
Мои колена
Ласкай, волна!
 

«Солнце в тучу село…»

 
Солнце в тучу село, –
Завтра будет дождь.
Но пойду я смело
Под навесы рощ.
 
 
Стану для забавы
У седой ольхи,
Где посуше травы
И помягче мхи.
 
 
Хорошо, что дождик
Вымочит весь луг, –
Раньше или позже
К роще выйдет друг.
 

«Солнце от востока…»

 
Солнце от востока
Зажигает в росах
Травных огоньки.
Друг мой одиноко,
Опершись на посох,
Дремлет у реки.
 
 
В утренней прохладе
Мягко тонут звуки
Бега моего.
Подбегу я сзади,
Положу я руки
На глаза его,
 
 
И ему шепну я
На ухо: «Не мешкай,
Угадай, кто я!»
Руки мне целуя,
Скажет он с усмешкой:
«Ты – Филис моя!»
 

«Не дождь алмазный выпал…»

 
Не дождь алмазный выпал, –
То радугу рассыпал
Весёлый Май в росу.
Вдыхая воздух чистый,
Я по траве росистой
Мечты мои несу.
 
 
Я – не с высоких башен.
Моим ногам не страшен
Твой холодок, роса.
Не нужны мне рубины, –
Фиалками долины
Осыпана коса.
 
 
Не пышные, простые,
Цветочки полевые,
Но все они в росе,
Как бриллианты, блещут,
Сияют и трепещут
В густой моей косе.
 

«Соловей…»

 
  Соловей
  Средь ветвей
Для подружки трели мечет,
  И ручей
  Меж камней
Ворожит, журчит, лепечет.
 
 
  Не до сна!
  Ах! весна
И любовь так сладко ранят.
  Тишина
  И луна
Лизу в рощу к другу манят.
  Мама спит, –
 
 
  И спешит
Лиза выскочить в окошко,
  И бежит,
  И шуршит,
И шуршит песком дорожка.
 
 
  У ручья
  Соловья
Слушай, милому внимая.
  «Жизнь моя!» –
  «Я – твоя!»
О, любовь в начале мая!
 

«Дождик, дождик, перестань…»

 
Дождик, дождик, перестань,
По ветвям не барабань,
От меня не засти света.
Надо мне бежать леском,
Повидаться с пастушком, –
Я же так легко одета.
 
 
Пробежать бы мне лесок, –
Близко ходит мой дружок,
Слышу я, – кричит барашек.
Уж давно дружок мой ждёт,
И меня он проведёт
Обсушиться в свой шалашик.
 
 
И тогда уж, дождик, лей,
Лей, дождинок не жалей, –
Посидеть я с милым рада.
С милым рай и в шалаше.
Свежий хлеб, вода в ковше, –
Так чего же больше надо!
 

«Посмотри, какие башмачки!..»

 
Посмотри, какие башмачки!
Как удобно в них ходить и ловко!
Высоки и тонки каблучки!
Разве же не славная обновка?
 
 
Чтоб совсем была нарядна я
И тебе понравилась, дружочек,
Набери цветочков у ручья,
Подари мне свеженький веночек.
 
 
А когда журчащий ручеёк
Перед нами на дорогу прянет,
Башмачки сниму я, а венок
Сохраню, пока он не завянет.
 

«Ах, лягушки по дорожке…»

 
Ах, лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки.
Как пастушке с ними быть?
Как бежать под влажной мглою,
Чтобы голою ногою
На лягушку не ступить?
 
 
Хоть лягушки ей не жалко, –
Ведь лягушка – не фиалка, –
Но, услышав скользкий хруст
И упав неосторожно,
Расцарапать руки можно
О песок или о куст.
 
 
Сердце милую торопит,
И в мечтах боязни топит,
И вперёд её влечёт.
Пусть лягушки по дорожке
Скачут, вытянувши ножки, –
Милый друг у речки ждёт.