Текст книги "Коррупция в Политбюро: Дело «красного узбека»"
Автор книги: Федор Раззаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Выслушав его, я сказал:
– Видно, вы всесторонне все продумали, но есть неясности.
– В чем? – спросил он, усиленно продолжая угощать меня.
– Насколько мне удобно выступать от всех республик Средней Азии и Казахстана? И это притом, что я уже почти полчаса говорил с трибуны съезда. К тому же я давно уже не работник Узбекистана, работаю рядом с вами в Москве. На съезде присутствуют Первые секретари Компартий всех республик. Им нужно собраться и договориться, кто выступит от имени региона – Кунаев, Рашидов или другой.
Козлов возразил:
– Не ломай договоренность. Поручается выступить тебе.
– Но кто меня уполномочил на это? Тем более из секретарей ЦК КПСС никто по этому поводу не выступает.
Тогда он заметил:
– Имей в виду – хозяин сильно обидится. Я должен сейчас доложить по телефону о нашем разговоре.
– Хорошо, передай мои соображения.
Тут к нам в комнату вошла жена Козлова. Я поблагодарил за угощение, попрощался и вышел…».
Отдадим должное Мухитдинову: он, будучи человеком, который считал Сталина повинным во многих преступлениях (в Президиуме ЦК Мухитдинов, в частности, отвечал за вопросы реабилитации жертв среди переселенных народов: чеченцев, ингушей, крымских татар), не побоялся выступить против инициативы Хрущева. А все потому, что понимал: в большей своей массе советский народ (в том числе и его земляки-узбеки) отнесутся к перезахоронению Сталина отрицательно. Поэтому и не стал брать на себя ответственность собственным выступлением освящать хрущевскую блажь. Впрочем, так поступил не только он один. Например, лидер Грузии Василий Мжаванадзе тоже отказался выступать, правда поступил более хитро: сослался на простуженное горло (он даже пришел на заседание съезда с перевязанным горлом). В итоге вместо него пришлось выступить его коллеге – Г.Д. Джавахишвили.
От республик Средней Азии и Казахстана инициативу Хрущева публично никто не поддержал. При этом трудно сказать, обращались ли к ним с подобным предложением или нет. Вполне возможно, что и обращались, но они не стали этого делать, поскольку по мусульманским обычаям, как правильно отметил Мухитдинов, тревожить прах покойного – большое святотатство. Тем более такого человека, каким был Сталин, которого подавляющая часть советских людей продолжала уважать, даже несмотря на его злоупотребления властью. При этом свою роль играло еще одно обстоятельство: на фоне Сталина тот же Хрущев выглядел, конечно же, куда менее притязательно: как внешне, так и в своей деятельности на посту первого руководителя государства.
Как отмечает Мухитдинов в своих мемуарах, его опала (а его, напомню, вывели из состава Президиума ЦК и сделали заместителем председателя Центросоюза) была связана не только с его поведением на съезде (к отказу выступать добавился и его неприход на заключительное заседание), но и с теми кознями, которые на протяжении ряда последних лет вели против него не только его отдельные соратники по Президиуму – главный идеолог партии Михаил Суслов и 2-й секретарь ЦК Фрол Козлов, но и земляки, в числе которых ведущую скрипку играл Шараф Рашидов. Судя по всему, это заявление является правдой. Однако мемуарист не объясняет, какие причины толкали, к примеру, того же Рашидова объединиться с Сусловым и Козловым и выступить против своего земляка, который по сути являлся главным «толкачом» узбекских проблем в высшем руководстве страны. Учитывая, что Рашидов был умным и опытным царедворцем, можно предположить, что у него к подобным действиям имелись вполне реальные основания.
Как только Мухитдинов получил назначение в Москву, его связи с Узбекистаном заметно ослабли, поскольку Хрущев ввел его в Президиум прежде всего как «толкача» республиканского масштаба (а не одного Узбекистана). Сам Мухитдинов приводит в своих мемуарах следующие слова Хрущева по этому поводу: «Темпы роста экономики и всего хозяйства Узбекистана стали выше, чем во многих республиках. Даже ваши соседи относятся к этому ревниво. Мы не имеем право не учитывать всего этого, так как должны обеспечивать равномерное развитие всех республик, одинаково ко всем относится. Вот Вы, находясь здесь, в ЦК, будете следить за этим…».
Таким образом Мухитдинов, чтобы оправдать оказанное ему доверие, вынужден был иной раз принимать решения в ущерб своей республике, дабы не ущемлять права других. Естественно, Хрущеву подобный подход импонировал, чего нельзя сказать о Рашидове, который по долгу службы в первую очередь должен был учитывать интересы своего региона. Отсюда, судя по всему, и брали свои истоки его разногласия с Мухитдиновым (не забудем также, что последний принадлежал к другому клану – ташкентскому, также как и Ариф Алимов, которого Рашидов, как мы помним, сместил с поста премьер-министра той же осенью 61-го). Видимо, об этом были прекрасно осведомлены и противники Мухитдинова в самом Президиуме ЦК, что и стало поводом к их объединению с Рашидовым.
Напомню еще раз, что с тех пор как Рашидов возглавил республиканскую организацию, он угодил в ситуацию между молотом и наковальней. Сохранить власть в подобном положении имел возможность только тот человек, кто обладал стратегическим мышлением и умел заглядывать в будущее, выстраивая свою политику не только в соответствии с интересами своих союзников, но и противников. Иной раз, чтобы победить в дальней перспективе, от таких людей требуется наступить на горло собственной песне (например, объединиться с противниками) и сделать шаг назад, чтобы потом совершить два шага вперед. Именно таким образом чаще всего и поступал Рашидов, который еще в годы своего президентства научился умело балансировать между интересами различных кланов и группировок, что и позволило ему почти 10 лет быть президентом одной из крупнейших советских республик, а потом еще почти 25 лет быть ее полновластным хозяином.
В годы горбачевской перестройки, когда советские СМИ целенаправленно лепили из Рашидова этакого монстра без чести и совести, все его хитрые стратегические шаги, которые он совершал в целях не только укрепления своей власти, но и во благо республики, были выданы как аморальные, а то и вовсе преступные. Все эти обвинения были достаточно легко восприняты большинством обывателей, поскольку массовому сознанию всегда легче двигаться в плоскости рассуждений «плохой – хороший». Поэтому для умелых политтехнологов не составляет особого труда, манипулируя фактами, выставить любого политика в том свете, какой выгоден конъюнктуре данного момента.
Было бы наивным утверждать, что Рашидов, занимая на протяжении почти четверти века высший руководящий пост, не совершал неверных поступков. Таких политиков в мировой истории попросту не существует, а тот человек, кто утверждает обратное, попросту выдает желаемое за действительное и тем самым вводит общественность (вольно или невольно) в заблуждение. Здесь уместно привести слова историка Жана-Поля Ру, написанные им по поводу деятельности великого правителя Самарканда Амира Тимура: «Разумеется, его политика не была чиста, но она никогда не была низкой. Он шел к своей цели на удивление открыто, решительно и с ясным пониманием состояния вещей».
В основе всех неоднозначных поступков Рашидова лежало не только желание сохранить свою власть (а это естественное желание для любого настоящего политика), но и забота о вверенном ему регионе – подчеркнем, одном из крупнейших в стране. И само время, которое, как известно, является лучшим судьей, наглядно подтвердило правильность большинства поступков Рашидова: именно во многом благодаря заложенному им фундаменту сегодняшний Узбекистан продолжает оставаться одним из самых мощных и развивающихся государств на постсоветском пространстве.
Чтобы читателю стало понятно, каким образом политтехнологи времен перестройки «шили дело» против Рашидова, приведу в качестве примера историю, которая относится именно к тем временам, о которых идет речь в данной части этой книги – к первому пятилетию его правления.
Если быть точным, история датирована маем 1959 года, когда Рашидов всего лишь два месяца как стал хозяином республики. Именно тогда он поднял в Москве вопрос о том, чтобы снизить закупочные цены на хлопок-сырец. С точки зрения интересов республики это был, конечно же, явный откат от решения середины 50-х (тогда, как мы помним, Центр повысил цены на хлопок-сырец, что позволило Узбекистану получить 3 млрд. рублей дополнительного дохода). Кроме этого, Рашидов предлагал лишить дехкан, так называемого «отоваривания» (кроме денег за сданный хлопок дехкане получали также пшеницу, муку, жмых, стройматериалы и т. д.). Поэтому против этого предложения активно возражали многие узбекские политики: например, Н. Мухитдинов (член Президиума ЦК КПСС), Г. Габриельянц (секретарь ЦК КП Узбекистана по сельскому хозяйству), Н. Таджиев (председатель Госкомцен Узбекистана), С. Зиядуллаев (председатель Госплана Узбекистана).
Между тем зададимся вопросом: если все эти деятели прекрасно понимали негативные последствия для республики от подобного предложения, неужели сам Рашидов об этом не догадывался? Естественно, все он прекрасно понимал. Однако почему-то выдвинул Москве столь заманчивое предложение, которое сулило Центру экономию в миллионы рублей, но несло мало пользы его республике. Что же двигало Рашидовым?
Судя по всему, это был дальний расчет. Своеобразная приманка для Москвы, которая должна была убедить ее, что свой выбор в пользу Рашидова она сделала правильно. И Москва эту наживку проглотила, что обеспечило Рашидову возможность более уверенно чувствовать себя в кресле хозяина Узбекистана. И вот уже спустя год (в 60-м) он добивается от Хрущева продолжения субсидирования освоения Голодной степи, которое «вытянуло» из Центра гораздо больше средств (4,5 млрд. рублей), чем те миллионы, которые потерял Узбекистан от снижения закупочных цен на хлопок-сырец (отметим, что в перспективе и Центр не останется в накладе, поскольку голодностепский хлопок принесет в копилку Центра миллиарды рублей, в том числе и валюту).
Кроме этого, Рашидов способствовал вытеснению из Президиума ЦК КПСС Н. Мухитдинова и фактически сам занял его место, выдвинувшись в число влиятельных политических деятелей из числа мусульман. Рядовой обыватель, скажет, что это коварство, а любой сведущий в политике человек назовет это иначе: тонкой и расчетливой деятельностью государственного мужа. Ведь подобную политику вели практически все руководители советских республик, однако именно Рашидову (а также еще нескольким представителям окраин) удалось войти в святая святых – Президиум (Политбюро) ЦК КПСС (пусть и в качестве кандидата). Случилось это, как мы помним, в октябре 1961 года.
Глава 12
В горниле «Карибского кризиса»
Сразу после ХХII съезда Хрущев предпринял свою первую широкомасштабную поездку по Средней Азии. Заметим, что сделал он это неожиданно даже для своих соратников по Президиуму, поскольку у Хрущева было много текущих дел в Москве: после съезда надо было заниматься перераспределением персональных обязанностей в новом составе Президиума и Секретариате, встречаться с зарубежными делегациями и т. д. И в этот момент Хрущев внезапно буквально срывается со своего места и отправляется в Среднюю Азию. Почему?
Судя по всему, сделал он это не случайно, а под впечатлением тех событий, которые развернулись на съезде вокруг его инициативы перезахоронить Сталина (кстати, это мероприятие состоялось 31 октября, причем не днем, а глубокой ночью, то есть его инициаторы действовали «аки тати в ночи»). Уязвленный тем, что среднеазиатские руководители отказались публично поддерживать его инициативу, Хрущев решил лично убедиться в настроениях среднеазиатских элит и, если нужно, «вправить им мозги».
В самих среднеазиатских республиках тоже не ожидали приезда высокого руководителя. Ведь там в тот период шла горячая страда – уборка хлопка и практически все руководство занималось именно этим вопросом (выезжали в колхозы, решали насущные вопросы обеспечения уборки всеми необходимыми средствами и т. д.). Однако у Хрущева, видимо, земля горела под ногами – так ему хотелось защитить свое уязвленное самолюбие.
Хрущев прилетел в Ташкент 10 ноября. В аэропорту его встречали не только руководители Узбекистана во главе с Рашидовым, но и главы всех среднеазитских республик, а также несколько союзных министров, представителей общественности Ташкента. Отдохнув на правительственной даче в Дурмене, высокий гость утром следующего дня на поезде отправился в Самарканд. Ознакомившись с достопримечательностями этого древнего города, его историческими памятниками, Хрущев встретился с партийными и советскими работниками области, принял рапорт колхозников и рабочих совхозов о выполнении годового плана хлопкозаготовок. После этого он направился на родину Рашидова – в Джизакскую область. В конце дня провел совещание работников управления «Главголодностепстрой», руководителей ряда целинных хозяйств, где были обсуждены первые результаты освоения новых земель.
В течение двух следующих дней Хрущев посетил казахстанскую часть нового крупного района хлопководства (колхоз «Пахта-Арал»), затем вернулся в Ташкент, где посетил один из старейших (создан в 1925 году) и знаменитейших колхозов «Политотдел» (20 км от города, в Верхнечирчикском районе). Затем в Янгиюльском районе встретился с прославленной женщиной-механизатором 24-летней Турсуной Ахуновой. 14 ноября Хрущев посетил Всесоюзный научно-исследовательский институт хлопководства, расположенный в окрестностях Ташкента. Наконец, 15–16 ноября в ташкентском Театре оперы и балета имени А. Навои Хрущев провел зональное совещание по вопросам сельского хозяйства. На повестке дня стоял всего один вопрос: «О мерах по увеличению производства хлопка, мяса, молока и других сельскохозяйственных продуктов в республиках Средней Азии, Азербайджана и южных областей Казахстана». На этом совещании Хрущев вручил ордена Ленина представителям Ташкентской и Самаркандской областей и Каракалпакской АССР за успехи в развитии хлопководства, достигнутые еще в 1959 году.
Эта поездка ясно указывала на то неослабевающее внимание, которое продолжал уделять среднеазиатским республикам Центр. И самым влиятельным политиком этого региона был именно Шараф Рашидов. И своим приездом в Узбекистан Хрущев, в частности, собирался рассеять свои сомнения относительно того, а прав ли он был, когда вместо Мухитдинова сделал свою ставку именно на Рашидова.
Отметим, что «ташкентцы» из Бюро ЦК КП Узбекистана (Я. Насриддинова, М. Абдуразаков и др.) пытались отговорить Хрущева от ужесточения кары для Мухитдинова (его собирались вывести и из состава ЦК КПСС) и с этой целью вручили ему письмо, подписанное двумя секретарями райкома и двумя председателями колхозов, в котором те заступались за Мухитдинова. Это ходатайство возымело действие на Хрущева: он дал указание своему помощнику позвонить в Москву Фролу Козлову и не давать хода проекту решения о выводе Мухитдинова из состава ЦК.
Видимо, поведение Рашидова вполне удовлетворило Хрущева и он покинул Узбекистан с чувством, что на этого человека можно положиться. Поэтому не случайным выглядит то, что весной 1962 года именно Рашидова привлекли в качестве основного участника к секретной операции «Анадырь», которую затеял Хрущев, решивший подложить хорошую свинью под самый бок США – разместить на Кубе советские стратегические ракеты.
Дело в том, что советское руководство было убеждено в том, что США обязательно нападут на Остров Свободы, а потерять этот оплот революционного движения в Латинской Америке СССР не хотел. А поскольку обеспечить оборону острова обычными вооружениями не представлялось возможным, и было выбрано единственно возможное решение – разместить там ракеты. Правда, отправить их туда надлежало скрытно. И в этой операции именно Рашидову отводилась одна из главных ролей – он должен был усыпить бдительность американцев. Каким образом?
По задумке разработчиков операции ракеты (а также военнослужащие) на Кубу должны были быть доставлены секретно на нескольких судах, которые, якобы, перевозят сельскохозяйственную технику для орошения земли, а также туристов. Поскольку такую технику выпускали и использовали в Узбекистане, Рашидову предстояло взять на себя миссию дымовой завесы. Во второй половине марта 1962 года он прибыл в Москву и 22-го числа в течение 1 часа 15 минут пробыл в кремлевском кабинете Хрущева. Для большинства людей эта встреча проходила как рабочее совещание по вопросам мелиорации, на самом деле собеседники помимо этого вопроса обсуждали и другой – планы предстоящей операции по отводу глаз американцев.
23 марта Рашидов вновь был в Кремле у Хрущева, только на этот раз к их беседе присоединились еще несколько человек: председатель Госэкономсовета СССР А. Засядько, академик-секретарь отделения гидротехники и мелиорации ВАСХНИЛ А. Аскоченский и ряд других лиц. Эта встреча длилась в два раза дольше вчерашней – почти два с половиной часа. На ней речь шла только о мелиорации в Узбекистане, однако и это рандеву также было частью «ракетного» плана, поскольку информация о нем была опубликована в печати, что было все той же дымовой завесой для американских спецслужб, которые буквально с лупой штудировали всю советскую прессу.
Месяц спустя (24 апреля) Хрущев принял у себя группу высокопоставленных военных: министра обороны Р. Малиновского, главкома ракетных войск стратегического назначения С. Бирюзова, командующего войсками ПВО В. Судец, главкома авиации дальнего действия Ф. Агальцова. Судя по всему, на этой встрече утрясались детали все той же «ракетной» операции.
Еще через месяц (23 мая) Хрущев принимал у себя мелиораторов – специалистов сельского хозяйства по орошению земель и выращиванию хлопка. Однако кроме них во встрече принимают участие представитель МИД СССР, член Госкомитета Совмина СССР по внешнеэкономическим связям и главный редактор газеты «Сельская жизнь» П. Алексеев. На следующий день именно в этой газете появится подробный материал об этой встрече, где будет сообщено, что она была посвящена вопросам оказания материальной помощи братской Кубе.
На тот момент Рашидов уже был в Москве. Сначала он в качестве кандидата в члены Президиума участвует в заседании, где руководство страны утверждало окончательное решение по переброске ракет на Кубу. Как вспоминает генерал армии А. Грибков (он был одним из немногих военных, посвященных в эту операцию):
«Хрущев поставил вопрос, каким образом можно предотвратить вооруженную агрессию против дружественной нам Кубы, если политические и дипломатические меры не дадут желаемого эффекта. Предложив перебросить на Кубу для усиления ее обороны некоторое количество наших ракет, он тут же признал, что это неизбежно вызовет острую реакцию со стороны Соединенных Штатов. Но главное, что его волновало, – не начнут ли США ядерную войну!
Поскольку вероятность такого исхода событий была весьма велика, дебаты продолжались долго. И все же большинство участников заседания поддержало Хрущева: военную силу можно сдержать только военной силой. Постановили: Совету Министров, Министерству обороны и Министерству морского флота СССР организовать скрытную доставку войск и боевой техники на Кубу. Это решение было зафиксировано в протоколе заседания. Все члены Президиума документ подписали. Что касается его секретарей, то некоторые из них, ссылаясь на свою некомпетентность, протокол не подписали. И только после разговора с Хрущевым все же поставили свои подписи…».
25 мая Рашидов вновь приходит к Хрущеву, чтобы принять участие в последнем совещании, где окончательно утрясаются детали «ракетной» операции. На той встрече, кроме нашего героя, присутствовали: Ф. Козлов (секретарь ЦК КПСС), А. Громыко (министр иностранных дел СССР), С. Бирюзов (главком ракетных войск), Ю. Андропов (секретарь ЦК по международным делам), А. Алексеев (посол СССР на Кубе), О. Трояновский (помощник Председателя Совета Министров СССР). Встреча заканчивается тем, что именно Рашидова Хрущев назначает главой делегации, которая отправляется на Кубу. В состав делегации также вошли: С. Бирюзов (под псевдонимом инженер Петров), А. Алексеев и ряд других лиц.
На Рашидова возлагалась миссия под видом переговоров с Фиделем Кастро об оказании помощи Кубе в поставках сельскохозяйственных машин, а также техники для мелиорации передать предложение советского правительства о поставках и размещении на Кубе ракет для обороны от американской агрессии. Всю техническую сторону размещения этих ракет должен был обсудить с Кастро Бирюзов, а на долю Алексеева выпадала миссия связника.
Делегация пробыла на Кубе две недели и вернулась на родину 10 июня. На следующий день все ее члены прибыли к Хрущеву и доложили ему о согласии кубинского руководства с предложением советского правительства на поставки ракет. Они должны были начаться уже в июле, причем перебросить предстояло огромную группировку: только ее ядерная составляющая представляла из себя целую ракетную дивизию из трех полков Р-12 (24 пусковые установки). Вся группировка насчитывала порядка 51 тысячи человек, однако перебросить в итоге удалось только 42 тысячи (остальных не пустили американцы, которые все-таки узнали об операции, обнаружив с воздуха строящиеся на Кубе позиции для ракет).
Между тем Рашидов продолжал участвовать в операции «Анадырь» и в последующие дни. Так, 13 июля он встречался в Кремле с Фиделем Кастро. Помимо них на той встрече с советской стороны также присутствовали и два министра: Р. Малиновский (обороны) и А. Громыко (иностранных дел).
Как уже говорилось, ракетная техника перебрасывалась на Кубу под видом поставки сельскохозяйственных машин, а также под видом военных учений, а военнослужащие – как обычные туристы. И вновь послушаем рассказ генерала армии А. Грибкова:
«План дезинформации и маскировки был разработан на весь период проведения операции. Она осуществлялась под видом стратегического учения всех видов и родов войск ВС СССР, перебрасываемых с этой целью в различные районы Советского Союза железнодорожным и морским транспортом. В графике движения было четко указано, откуда, куда, в какой промежуток времени следует к месту назначения тот или иной эшелон, корабль, та или иная воинская часть. При этом соблюдалась строжайшая маскировка. Скопление транспорта в одном месте категорически не допускалось. Все было расписано по минутам, если не по секундам. А это колоссальный труд, ведь только кораблей океанского класса было привлечено около 85! И совершили они более 180 рейсов!
Ни один из иностранных лоцманов во время прохождения проливов так и не попал ни на один из наших кораблей. И не только потому, что мы досконально изучили существующие фарватеры и установленные в них заграждения. Подошедшему на катере лоцману наши моряки опускали за борт корзинку, а в ней и бутылочка, и все к ней прилагающееся. Ни один из них не обиделся на качество и количество презентуемого! Или вот другой пример: в газете «Заря Востока» была опубликована заметка, что впервые к берегам Кубы отправляется теплоход «Адмирал Нахимов» с большой группой советских туристов, а на борту находилось около тысячи военнослужащих. Я уже не говорю о гражданской форме одежды (наши солдаты в шутку даже переименовали операцию «Анадырь» в операцию «Клетчатая рубашка») и о том, что на борт загружались полушубки, валенки, лыжи…».
Как уже говорилось, американцы все-таки узнали о «ракетной» операции (это случилось 14 октября), что спровоцировало «Карибский кризис». В ночь с 27 на 28 октября мир стоял в пяти минутах от ядерной войны: тогда президент США Джон Кеннеди был готов отдать приказ напасть на Кубу, а Хрущев в таком случае готов был нанести ответный удар по США. К счастью, страшного исхода удалось миновать. Однако в той ситуации Хрущев повел себя по отношению к Кубе весьма оскорбительно. Впрочем, иного и быть не могло, поскольку Остров Свободы советское руководство рассматривало как свою новую союзную республику, а с ними они порой тоже особо не церемонились. Что же случилось?
Когда Хрущев узнал от Кеннеди, что американцы собираются бомбить ракетные стартовые площадки на Кубе, он стал торговаться с президентом США. В итоге руководители двух сверхдержав пришли к компромиссу: Хрущев согласился вывести с Кубы все ракеты, а Кеннеди в ответ пообещал не бомбить остров. Однако свое решение советский руководитель принял без всякого согласования с Кубой. В итоге, когда на следующий день эта информация была передана на весь мир открытым текстом (по Московскому радио), то возмущению кубинцев не было предела. Ситуацию усугубило еще и то, что когда в тот же день лидер кубинцев Фидель Кастро потребовал от США полного прекращения подрывной деятельности против Кубы, американцы цинично заявили, что эту проблему будут обсуждать и решать… с руководством СССР. Подобный ответ преследовал одну цель: унизить Кастро и заставить его порвать с Советами. И Кастро уже был готов сделать это, но Хрущев вовремя опомнился и отправил на Кубу утрясать конфликт мастера подобных дел Анастаса Микояна. И тот с миссий справился – конфликт уладил. Как заявит чуть позже Ф. Кастро: «Хрущев по отношению к нам допустил ошибку, причинившую Кубе боль, но это тем не менее не может затмить или аннулировать заслуженных им чувств нашей благодарности».
