Текст книги "Алла Пугачева: По ступеням славы"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 81 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

МАРТ

Месяц начался с события знаменательного: свет увидела самая обширная за все эти эти годы статья об Алле Пугачёвой под названием «Алла Пугачёва… Какова она сегодня». Она была опубликована в одном из самых престижных в кругах интеллигенции журнале «Театр» и принадлежала перу критика Ирины Василининой, которая чуть позже выпустит буклет, посвящённый той же героине. Хорошо помню эту публикацию в «Театре», поскольку номер журнала приобрёл в день его выхода в свет в киоске «Союзпечать» и мгновенно проглотил. По тем временам этот материал (а он был назван «полемическими заметками» проходил по разряду сенсационных.

Начиналась статья с краткого перечня некоторых мнений о певице, принадлежавших людям разных профессий: от актёров до докторов наук. Например, один из старейших актёров МХАТа так отзывался о Пугачёвой: «Неужели она может так уж нравиться? Боже, сколько надрыва, крика, дешёвки! Не понимаю…» Ему вторил другой опрашиваемый: «Алла Пугачёва, конечно, талант, конечно… Но все-таки уж очень она, не знаю даже как сказать помягче, вульгарна. Вкуса ей не хватает, а скорее всего, режиссёра…»

А вот высказывания из противоположного лагеря. Известный драматург восторженно восклицает: «Был вчера на её концерте. Замечательно, грандиозно, пленительно! Что делает с залом – уму непостижимо!»

Сама автор статьи вспоминает о своих впечатлениях, полученных на концерте Пугачёвой, следующим образом: «Помню её вечер в Доме литераторов. Вышла, вернее, выбежала, на сцену бравурно, весело, сверкают глаза, улыбка, развеваются волосы, платье, руки с привычной лёгкостью держат микрофон, поправляют шнур от него, играют с копной кудрей… Гремит музыка… Но это антре наталкивается на вежливое молчание зала. Она поёт песню за песней – в ответ жидкие хлопки, холодноватое выжидание. Контакт явно не налаживается. Положение, трудное для любого исполнителя. Тогда Пугачёва, как всегда активная и откровенная в своих взаимоотношениях с публикой, подходит к рампе. „Ну и трудно мне, – говорит она. – Глаза у вас как лёд. Но я должна вас победить, и я добьюсь этого. Вот увидите“. Она победила. Полностью. Безоговорочно. Её не отпускали со сцены, гром аплодисментов сотрясал зал. Она пела, уходила за кулисы, снова возвращалась. Концерт продолжался, и казалось, не будет ему конца…»

Далее автор кратко пересказывает читателю вехи биографии певицы. Дойдя до конца 70-х, констатирует: «Стоит заметить, что к моменту её броского появления на сценических подмостках наша лирическая песня начала переживать некий кризис. Дело не в том, что перевелись талантливые композиторы и вокалисты, но уж очень они стали похожи друг на друга. Душевная доверительность стала основной интерпретацией лирической песни. Миленькие певцы, миленько одетые, распевали миленькие песенки, с душевной кротостью прославляя радостный май, соловьиную рощу, доверчиво сообщали о нежных весенних мечтах и розовых снах, с задушевной ностальгией распевали о милых встречах, с покорной лаской благодарили хороших людей за то, что они живут на свете. Жизнь в подобной лирической песне словно бы заволакивалась дымкой счастливой сентиментальной слезинки благости. Инфантильная умилительность стала разливаться в песенном воздухе эстрады.

Пугачёва принесла с собой на эстраду буйство чувств, красок, буквально бешеный темперамент и активность, подчёркнутую раскрепощенность поведения на сцене. Ведь как ни странно, статичность позы тоже начала становиться уделом эстрадного вокалиста, который все реже начинал позволять себе свободно распоряжаться всем пространством сцены. Пугачёва же ломала и крушила спокойно-уравновешанный стиль эстрадного исполнительства…»

Не обошлось в этой большой статье и без критики. Так, автор пишет: «Алла Пугачёва с присущей ей смелостью и изрядной долей самоуверенности стремится держаться на сцене вольно, раскрепощенно, независимо. И… проигрывает. Так, исполняя одну из песен, она решилась танцевать. И стало как-то неловко смотреть на неё, настолько её движения были беспомощны-непрофессиональны. Конечно же ни в коем случае ей не стоит отказываться от собственных творческих замыслов, от все более точного и определённого выявления своего художественного облика и кредо. Но что в этом ей сегодня просто необходимы режиссёрская помощь, профессиональная оснащённость и вкус, сомневаться не приходится. К сожалению, есть ли в эстраде те постановщики и педагоги, которые могут прийти ей на помощь, – вопрос открытый.

В непринуждённых разговорах с публикой Пугачёва нередко, что называется, хватает через край… Наверно, совершенно не обязательно столь запанибратски вести Пугачёвой беседы с залом. Дело не в том, что актёр эстрады не имеет права идти на непосредственный контакт со зрителем. Важны чувство меры и органичность. В данном случае Алла Пугачёва, что называется, переступает черту дозволенности и начинает выглядеть оттого не лучшим образом. Это тем более странно, что сама она прекрасно знает, сколь одиозно её имя, как плотно окружила его (слова из одной её песни) «молва с кривотолками»…»

Заканчивалась статья на не самой благостной ноте: «Она – на гребне популярности. Вокруг её имени бушуют споры, сталкиваются мнения, вкусы, разгораются страсти, оно рождает симпатии и антипатии. Хорошо это или плохо? Я бы сказала – опасно. Для актрисы, если она не сумеет прислушаться к ним, разобраться в них. Для её будущего. Чрезвычайная степень популярности безусловно дала Пугачёвой уверенность и независимость. Однако в том, что её творчество носит столь конфликтный, а подчас и скандальный характер, все-таки признак того, что актриса нет-нет да и переступает пределы подлинного искусства.Конечно, трудно отказаться быть центральной фигурой в новогодней цирковой программе. Но не стоит ли подумать о том, что фонтаны, облака, трапеции – весь оглушительно сверкающий антураж арены лишь мешает лирической героине Пугачёвой, мешает тому внутреннему контакту между ней и зрителем, к которому всегда так настойчиво и активно стремится актриса. Популярность делает Пугачёву самонадеянной и не слишком требовательной к себе – вот что грустно. Для выявления собственной индивидуальности нужны не только определённая смелость и сила, но и отказ от всего чуждого, неорганичного, лишнего, каким бы соблазнительным ни казалось все это со стороны. Надо научиться различать, что твоё, а что нет. Кем станет завтра лирическая героиня Пугачёвой? Эстрадной дивой, подавляющей своей бравадой, или той женщиной, мир души которой находит эмоциональный отклик у современников? Как говорится, будущее покажет…»

8 марта в другом издании – газете «Труд» – появилась ещё одна публикация об Алле Пугачёвой. Правда, по размерам она была не чета материалу в «Театре» (всего лишь пять коротких абзацев), но принадлежала перу известного человека – композитора Владимира Шаинского. Ещё на заре своего творчества Пугачёва тесно контактировала с ним в профессиональном плане, исполняя ряд его песен. Теперь это содружество почти исчерпало себя. О чем Шаинский горько сетует: «Она всегда предлагает мне показывать ей все новые песни. Внимательно слушает и очень редко выбирает свою песню. Чаще объявляет без экивоков, прямо: „Песня не моя“. Не скрою, это часто злит меня. Что это: капризы избалованной певицы? Нет, высокая взыскательность, чёткое представление о своих возможностях…». (Последней песней Шаинского в репертуаре Пугачёвой значился «Цыганский хор».

Кстати, на тот период уже исчерпало себя и тесное сотрудничество Пугачёвой с другим композитором – Раймондом Паулсом. И хотя впереди их ждут несколько совместных песен, однако былой теплоты в отношениях между ними уже нет. О том, почему это произошло, уже тогда ходило множество слухов. Согласно одному из них, камнем преткновения стала финансовая сторона вопроса. Дескать, в треугольнике композитор – поэт – исполнитель Пугачёва получала меньше всех, оттого и дистанцировалась от Паулса. Сам композитор вспоминает об этом следующим образом: «Наши застолья у Пугачёвой иногда заканчивались не очень приятно. В том числе и для меня. Всякое бывало там. И очки мне разбивали, и словами всякими обзывали. Кто? Пугачёва – кто же ещё? Когда Алла Борисовна выпивала больше нормы, то начинала творить такое, что мало не казалось. Черт знает что выписывала. Правда, со мною не дралась. Я был на особом положении и только наблюдал за всем происходящим. Обзывать – да, обзывала. Алла никогда за словом в карман не лезла, могла брякнуть все, что в голову приходило. Во всяком случае, я не решусь повторить её сочные тирады…»

Тем временем продолжаются приключения сценария «Алла» на самом кинематографическом верху. В середине марта он вновь попал в Главную сценарную редакционную коллегию. 21 марта по нему было вынесено следующее заключение: «ГСРК отмечает некоторую одноплановость в подаче материала, постоянную экзальтацию в изложении сюжета и состоянии Певицы, однообразие в показе её триумфа…

По нашему мнению, более скромный тон повествования, введение в сценарий спокойных эпизодов отдыха, размышлений, творческих сомнений артистки не только не снизит самого значения «явление Алла Пугачёва», но сделает его интереснее и понятнее широкой зрительской аудитории и даст возможность внимательнее проникнуть в смысл её музыкальных монологов…»

В целом положительно оценив сценарий, ГСРК переслало его наверх – председателю Госкино для окончательного утверждения. Это случилось 27 марта на заседании, где присутствовала весьма представительная компания кинематографических боссов в лице Филиппа Ермаша (глава Госкино), Владимира Баскакова и Бориса Павленка (его заместители), а также кинорежиссёров Сергея Герасимова, Георгия Чухрая и др. Все присутствующие единогласно проголосовали за утверждение постановки фильма «Алла» и утвердили режиссёра, рекомендованного «Мосфильмом» – Наума Ардашникова. Этот 52-летний режиссёр начинал свою карьеру в кино как оператор, сняв такие известные фильмы, как «Время, вперёд!» (1966), «Сюжет для небольшого рассказа» (1970), «Выбор цели» (1976), «Странная женщина» (1978), «Поэма о крыльях» (1980). Как режиссёр Ардашников на тот момент имел за плечами всего лишь две ленты, и обе телевизионные: «Вся королевская рать» (1971, с А. Гутковичем) и «Старый Новый год» (1980, с О. Ефремовым). Так что фильмом «Алла» Ардашников должен был дебютировать в большом кино в качестве режиссёра.

Тем временем пресса не забывает Аллу Пугачёву. В мартовском номере звукового журнала «Кругозор» она была представлена одной песней. В другом журнале – «Телевидение и радиовещание» – опубликован её творческий портрет.

АПРЕЛЬ

3 апреля «Советская культура» опубликовала на своих страницах письмо одной из своих читатальниц – М. Мамеди из Орджоникидзе. Рассуждая в своём послании о влиянии кумиров на умы и сердца советских людей, она вспомнила и про Аллу Пугачёву. Цитирую: «С певицами ещё сложнее. Тут, пожалуй, можно выделить лишь Аллу Пугачёву. Почти каждая её песня – это ступенька вверх в смысле творческого роста. Но ажиотаж вокруг певицы падает, юные теперь не находят в её песнях того, что им надо, её номера стали взрослыми, серьёзными. Раньше мы обвиняли певицу в раскованности, в излишней свободе в поведении на сцене. Сейчас это ушло, но в её исполнении появились жеманство, холодность, какая-то надменность. А так хочется простоты, естественности. Этого мне теперь и не хватает в Алле Пугачёвой…»

Несмотря на то что Госкино дало «добро» на запуск фильма «Алла», продолжалась дальнейшая шлифовка сценария в различных инстанциях. Создавалось такое впечатление, что киношное начальство разрывалось между двумя желаниями: и денег побольше срубить на модной теме, и славу Пугачёвой лишний раз не выпячивать. В народе такую ситуацию обычно характеризуют фразой: «И рыбку съесть, и… на лодке покататься». Судите сами. 3 апреля своё очередное заключение по сценарию дала сценарно-редакционная коллегия 3-го объединения, где фильм должен был сниматься. Цитирую: «Нельзя не сказать, что и на этом этапе работы авторам не удалось преодолеть излишне восторженного освещения творчества певицы, её взаимоотношений со зрителями. Очень важно, чтобы на этапе режиссёрского сценария авторы попытались установить возможное равновесие между „традиционной данью восторгов и преклонения“ и рассказом о творческом пути певицы, её поисках, сомнениях, работе…

Нет сомнения, что рассказ об одной из наиболее популярных певиц советской эстрады привлечёт в кинотеатры большую аудиторию и, что особенно важно, фильм может рассчитывать на успех у молодого зрителя».

В первой половине апреля Алла Пугачёва на гастролях в Вильнюсе. В эти же дни там находился шахматист Гарри Каспаров, который 9 апреля сумел одолеть в сложном поединке Василия Смыслова и добился права через год играть чемпионский матч с Анатолием Карповым. Пугачёва была много наслышана о молодом шахматном вундеркинде и давно хотела с ним познакомиться. Лучшего случая, чем теперь, представить себе было трудно. Сближению двух знаменитостей способствовало и то, что их дни рождения почти совпадали: Каспаров родился 13 апреля, Пугачёва 15-го. А если учитывать, что у Евгения Болдина это событие тоже выпадало на 13 апреля, то станет понятно, каким образом проходило это знакомство. Короче, за один раз было справлено сразу три дня рождения.

Вернувшись в Москву, Пугачёва догуляла свой 35-й день рождения уже в кругу столичных друзей и знакомых. Дату отмечали дома у именинницы на улице Горького. Тут ещё и фанатки из Гнесинского училища подсуетились: переоделись в народные костюмы и устроили любимой певице импровизированный концерт прямо во дворе её дома. Пели девушки в основном народные песни. Да так лихо и задорно, что Пугачёва, услышав их, выбежала во двор и пригласила всю гоп-компанию к себе в дом. Там девушки продолжили своё пение, а именинница им подпевала. Короче, день рождения выдался на славу.

Одной из этих девушек была Лариса Омелькина, учившаяся на факультете хорового дирижирования. Её приятелем в те годы был студент той же Гнесинки Филипп Киркоров, который уже тогда был без ума от Аллы Пугачёвой. Узнав о том, что Лариса с подругами попала на день рождения Аллы, он чуть от зависти не лопнул. А когда девушка попыталась его успокоитть, он внезапно заявил: «Рано или поздно, но я женюсь на Пугачёвой». Лариса засмеялась: «Ты совсем, что ли, сбрендил? Если ты женишься на Пугачёвой, обещаю, что мою дочь будут звать Аллой Борисовной». – «Ах, ты не веришь? – взвился Киркоров. – Давай спорить!» Девушка немедленно согласилась, и они поспорили на ящик шампанского. Как мы теперь знаем, Киркоров своё слово сдержал. Но и Лариса ему не проспорила, поскольку тоже выполнила обещанное: она вышла замуж за парня по имени Борис, и дочь свою они назвали Аллой. Аллой Борисовной. Но вернёмся в апрель 84-го.

Аккурат в тот самый день, когда Алле Пугачёвой исполнилось 35 лет, сценарий фильма «Алла» окончательно приняла ГСРК. В заключении говорилось: «Коллегия считает целесообразным представить на экране более разнообразный репертуар певицы (сейчас в подборе песен преобладает тема усталости актрисы), что позволит полнее раскрыть её творческое дарование…».

Спустя неделю генеральный директор «Мосфильма» Николай Сизов вышел в Госкино с просьбой увеличить метраж фильма до 2 700 метров (мол, надо и песен побольше включить, и зрителей на концертах снять). Эту просьбу немедленно удовлетворили.

МАЙ

Начало месяца выдалось для Аллы Пугачёвой, как теперь говорят, тусовочным. Так, 4 мая она присутствовала на 70-летии известного композитора, мэтра советской эстрады Марка Фрадкина, которое проходило в зимнем саду ресторана «Прага». По этому случаю там собралась весьма разномастная компания: музыканты и актёры, поэты и критики, творческая общественность столицы. Помимо Пугачёвой там были: композиторы Никита Богословский, Владимир Шаинский, Леонид Афанасьев, пародист Александр Иванов, юморист Владимир Винокур, конферансье Борис Брунов, певица Мария Лукач, поэты Роберт Рождественский и Илья Резник и др. Как пишет последний: «Этот юбилей был настоящим праздником фантазии, импровизации, где творцы состязались друг с другом в остроумии, а юбиляр, убелённый благородными сединами, с интересом внимал и милой лести, и немилосердной иронии…».

На том торжестве Пугачёва мастерски поставила на место мэтра отечественной эстрады Никиту Богословского. В её репертуаре была одна его песня – «Кукушка» – которую она исполняла в несколько изменённом виде. Именно это обстоятельство и стало камнем преткновения. В разгар застолья Богословский вдруг стал вслух сокрушаться: «Вы слышали „Кукушку“? Это не моя песня. Там она изменила фа-диез на соль. У меня была гениальная песня, а Пугачёва её испортила». Поскольку сказано это было за столом, все ждали реакции самой Пугачёвой. Она думала недолго. «Раз эта песня не ваша, то авторские за неё теперь буду получать я», – громогласно заявила певица. Богословский сошёл с лица. «Как это? Нет, подождите, секундочку…» – затараторил он. Зал взорвался от хохота.

Испуг композитора был понятен: авторы получали за свои произведения приличные деньги, тем более если их песни становились популярными и крутились с частотой пулемётной очереди. А вот исполнители не имели с этого ни гроша. Пугачёва первая попыталась это изменить: в триумвирате Паулс – Резник – Пугачёва она предложила разбить гонорары следующим образом: 40% и 40% – авторам, 20% – исполнителю. Но эта идея не прошла. Как метко выразится по этому поводу сама певица: «Авторы меня всю жизнь „имели“. А я просто пела…»

9 мая Алла Пугачёва оказалась в числе приглашённых на другом юбилее – 60-летии Булата Окуджавы. В качестве подарка она спела юбиляру новую песню «Осень» (музыка и слова Аллы Пугачёвой), которая его очень тронула. А две строчки из неё ему особенно понравились: «Если есть гитара в доме, в нем уютно и тепло». Под впечатлением этой песни Окуджава вскоре напишет стихи под названием «Гимн уюту». А в качестве эпиграфа взял упомянутые две строчки Пугачёвой. Кстати, сама Пугачёва позднее будет сетовать, что включила эту песню в свой репертуар: «Мне до сих пор не по себе оттого, что „Осень“ стала эстрадным номером. Это моя ошибка. „Осень“ должна была остаться тихим и скромным подарком Булату Окуджаве…»

 
Осень, рыжая подружка,
Не грози в моё окно.
Не греми ты погремушкой, —
Я зароюсь под подушки,
Не встревожишь все равно,
Не встревожишь все равно!..
 

12 мая «Советская культура» реабилитировалась в глазах поклонников Аллы Пугачёвой. Как мы помним, в начале апреля на её страницах было опубликовано письмо читательницы из Орджоникидзе, где та сетовала на то, что Пугачёва, мол, стала не та, испортилась. Поскольку эта публикация вызвала бурю протеста со стороны поклонников певицы, редакция решила не «дразнить гусей» и предоставила место другой стороне. Почётная миссия защитить звезду номер один выпала студенту из Перми С. Михалёву. В своём письме он писал: «Интересная вещь: её (Пугачёвой. – Ф. Р.) творчество оказывает на большинство зрителей не только музыкальное влияние. Заметьте, на её концертах не визжат, не свистят, а плачут, смеются, думают. Ей пишут письма не с просьбой выслать фотографию или автограф, а спрашивают, как быть с любимым, как жить дальше, зовут в гости. Наверное, это необходимо в наше время – верить, что есть на земле человек, который поймёт и поддержит тебя…»

Между тем все мысли самой Пугачёвой были тогда связаны с важным событием: через месяц в спорткомплексе «Олимпийский» она должна была показать свою новую программу «Пришла и говорю», поэтому все свободное время посвящала репетициям. Они были по-настоящему изнурительными, что называется, на грани истерики. Пугачёва была трудоголиком и требовала такого же отношения к работе от всего своего коллектива. Но угнаться за ней было порой не под силу. И тогда Пугачёва срывалась. Как пишет А. Беляков: «Недели за две до сдачи она носилась по площадке „Олимпийского“, чуть ли не вырывая на себе волосы, и завывала:

– Господи! Ни черта не готово! Ни черта не получается! Да зачем мне все это нужно? Да пропади оно пропадом! Нашли дуру – все тут делать самой!

– Алла, ты же сама так решила, – спокойно вмешивался в её страстный монолог Болдин.

– Да, я решила, потому что думала, что остальные пятьдесят человек будут вкалывать так же, как и я! И что?! Где опять Моисеев?! Я спрашиваю, где Моисеев?! Опять опаздывает? Когда придёт, скажите, чтобы сам взял вот ту верёвку и удавился…»

Танцор Борис Моисеев попал в новую программу Аллы Пугачёвой не случайно. Около трех лет назад она отдыхала в Юрмале и увидела в тамошнем варьете интересного танцора – Моисеева. У него был экстравагантный номер «Синьор Ча-ча-ча», во время которого он выходил на сцену, держа в зубах огромную розу. Узнав, что в зале находится сама Пугачёва, Моисеев решил во что бы то ни стало обратить на себя её внимание. Ему это удалось. Выбежав на сцену, он поцеловал розу и бросил её аккурат в ту сторону, где сидела Пугачёва. Та, в порыве чувств, тоже подалась вперёд, пытаясь поймать на лету предназначенный ей подарок, и едва не опрокинула стол. Короче, именно с этого момента она обратила внимание на танцора. Спустя год, когда он приехал в Москву выступать в Олимпийской деревне, Пугачёва стала приглашать его к себе в дом, где регулярно проводились всевозможные тусовки. Так танцор стал вхож в дом к звезде номер один, после чего получил место и в её новой программе – Моисеев должен был выступать в составе трио «Экспрессия».

В те дни многим казалось, что у Пугачёвой не было ближе друга (или подружки, поскольку Моисеев никогда не скрывал своей нетрадиционной ориентации), чем Моисеев. Куда бы она ни собиралась, всегда брала с собой танцора. Однажды заставила его идти пехом несколько километров от улицы Горького до спорткомплекса «Олимпийский». Как говорил потом сам Моисеев, он никогда столько пешком не ходил. А дело было так.

Пугачёвой срочно понадобилось в спорткомплекс, чтобы утрясти последние детали предстоящих концертов. А служебной машины поблизости не оказалось. Тогда-то она и решила отправиться туда пешком. Моисеев попытался её отговорить: мол, тебя же сразу узнают, проходу не дадут. На что Пугачёва ответила: «А я шарфиком обмотаюсь и новую шляпу надену. А на глаза – очки». И ведь действительно: проделав это, стала неузнаваемой. Даже домработница Люся Дороднова, вернувшаяся из магазина домой в самый разгар переодевания, не смогла узнать певицу. Столкнувшись с ней в коридоре, она всплеснула руками: «Хто это?». – «Я это, я», – ответила Пугачёва, чрезвычайно довольная произведённым эффектом. Но ещё большую радость Пугачёва испытала на улице. Возле её подъезда вечно толпились фанатки, которые знали своего кумира как облупленную. Однако и они не смогли распознать в женщине, которая вышла вместе с Моисеевым из подъезда, звезду номер один. Фанатки подумали, что это, наверное, очередная танцовщица из моисеевского ансамбля. Тем более что на этой женщине было какое-то странное платье и дешёвые туфли явно отечественного производства. Как вспоминает сам Б. Моисеев: «Я обалдел от этого похода. А она спокойно его перенесла… И что-то после этого произошло. Алла вышла из кризиса, и, как сейчас помню, после этого дня у неё все пошло как по маслу: и декорации, и спектакль весь сложился; она уже точно знала, кто куда идёт, где нужна та или иная мизансцена, где и какой свет…»

О том, как сдавалась программа «Пришла и говорю», рассказывает другой очевидец – Александр Кальянов:

«Во время сдачи все стояли на ушах. Принимать явилось все руководство Росконцерта. Море аппаратуры. Все надо отстроить. Я отвечал за зал. За мониторы – то, как артист слышит себя на сцене, – другой звукорежиссёр. Так бывает в гигантской аудитории. Я сходил с ума наверху, где осветители. Пугачёва на сцене пульсировала, словно обнажённый ком нервов… Началась репетиция, и что-то не заладилось с мониторами. Певица поёт, но себя плохо слышит. Только это в тот раз было не моё. Вдруг А. Б. останавливает репетицию да на весь зал как крикнет: „Кальян! (В зале тысячи две зрителей, неизвестно как просочились…) Давай скорее сюда. Помоги настроить…“ Не секрет, что я прихрамываю. Упал как-то с четвёртого этажа. Подробности опускаю… Как только мог, пошёл быстро. Но ей, видимо, все равно показалось, что медленно. А. Б. как топнет ногой: „Я сказала быстрей!“ Меня будто парализовало. Ушам своим не сразу поверил. А когда дошло, пошёл медленно-медленно… Тут она как звезданёт микрофон об пол! Заплакала и ушла…

Администрация, понятно, ко мне: «Немедленно извинитесь перед Аллой Борисовной!» Просто перед женщиной я готов был извиниться даже за свою вину в организации ледникового периода на земле. Но в этой ситуации виноваты были скорее передо мной. «Тогда тебя уволят», – предупредили меня.

Я наладил звук и стал ждать увольнения. Пугачёва вышла, взяла микрофон и, будто ничего не произошло, продолжила репетицию. Потом мы десять лет работали вместе. Ни разу не вспомнили о том…»