Текст книги "Расстрелянные звезды. Их погасили на пике славы"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ни в коем случае этого делать нельзя, – принялся убеждать министра Карпец. – Более того, лейтенант – молодец. Решителен. Быстро и точно сориентировался.

– Ну хорошо, не будем его травмировать, – подвел итог министр.

Стоит отметить, что через некоторое время Карпец пригласил Гурова на работу к себе в главк – инспектором по предупреждению краж. Узнав об этом, Щелоков поначалу возмутился, но затем сменил гнев на милость и отцепился от Гурова. И в дальнейшем тот сделал хорошую карьеру в МВД.

Что касается льва Кинга, то его похоронили на даче того самого писателя Юрия Яковлева, где лев побывал незадолго до своей гибели. Кстати, пес писателя – файтерьер Чип – на следующий день после трагической смерти Кинга тоже умер. Говорят, от тоски по новому другу. А Берберовы вскоре завели нового льва, причем деньги на него им собрала столичная творческая интеллигенция, которая очень им сочувствовала. Но эксперимент завершился трагически: в 1980 году лев задрал сына Берберовых Рому, скальпировал хозяйку Нину Петровну, которая потом потеряла рассудок. С тех пор больше ни у кого из советских граждан не возникала мысль воспитывать львов или других хищников в домашних условиях.

Кто убил великого гея
Пьер Паоло Пазолини

В середине 70-х в СССР в год происходило порядка 16–17 тысяч убийств, что для почти 300-миллионной страны было каплей в море. Например, в сегодняшней России, которая по сравнению с СССР «похудела» ровно наполовину (в ней проживает 146 миллионов человек), от рук преступников погибает более 15 тысяч граждан. И это закономерно, учитывая, какой капитализм у нас победил – дикий.

В цивилизованной Италии, которая в середине 70-х насчитывала 55 миллионов жителей, в год убивали около 700–800 человек. Например, в 1975 году там было совершено 739 убийств, но самым сенсационным оказалось то, что произошло в начале ноября в пригороде Рима. Жертвой стал кинорежиссер с мировым именем Пьер Паоло Пазолини.

Пазолини родился в 1922 году в Болонье в семье офицера итальянской армии. Матерью его была дочь одного деревенского богача из области Фриули. Как позднее признается сам Пьер Пазолини: «Именно пребывание во Фриули было для меня очень важным, так как именно там я стал марксистом… Сразу после войны местные поденщики начали борьбу против крупных землевладельцев области. Впервые в жизни я столкнулся с классовой борьбой и без всяких колебаний встал на сторону поденщиков».

Стоит отметить, что марксистские воззрения у Пазолини не шли дальше обычных деклараций, он был, что называется, эстетствующим марксистом. В то время он часто проводил время в кругу простых крестьян, но настоящего сближения между ними не было.

В 1950 году 28-летний Пазолини переехал в Рим и занялся литературной деятельностью. В 1955 году свет увидела одна из самых известных его книг – «Продажные парни», а через четыре года появился роман «Жестокая жизнь». Одновременно с этим он пишет киносценарии, в их числе, в соавторстве с Федерико Феллини, – «Ночи Кабирии». В начале 60-х Пазолини решает связать свою жизнь с кинорежиссурой. Однако Феллини упрекнул его в дилетантизме, а знаменитый кинорежиссер Лукино Висконти заявил, что Пазолини лучше писать стишки и не лезть туда, где он ничего не смыслит.

Несмотря на столь уничижительные отзывы мэтров, Пазолини не изменил своего решения. Один за другим в 60-е годы вышли: «Аккатоне», «Мама Рома», «Евангелие от Матфея» (кстати, на роль Христа в этом фильме Пазолини пригласил Евгения Евтушенко, однако того не выпустили из СССР), «Птицы большие и малые», «Царь Эдип». Как писали критики, «первые его картины сочетали в себе неореалистическое внимание к деталям быта и метафорическое возвышение конфликтов на уровень общечеловеческой трагедии. Излюбленной темой Пазолини было обличение тлетворного влияния религиозного морализма».

Церковь записала Пазолини в число своих врагов. В 1963 году за киноновеллу «Овечий сыр» он был даже приговорен к 4 месяцам тюремного заключения за оскорбление религии. Правда, прокурор республики этот приговор отменил. Не меньший гнев церкви вызвали «Евангелие от Матфея» и «Теорема». Последний фильм аббат Бертье назвал сакрализацией секса, добавив, что «в нем нет ничего христианского и человеческого».

Пазолини почти не обращал внимания на все эти обвинения, считая их необоснованными. Он заявлял: «Говорят, что у меня три идола – Христос, Маркс и Фрейд. Но это все пустые слова. На самом деле мой единственный идол – действительность…»

Справедливости ради скажем, что в этой «действительности» Пазолини больше всего интересовали теневые стороны, отчего главными героями его фильмов становились нищие, проститутки, уголовники и т. д. Его последний фильм «Сало, или 120 дней Содома» (1974) по роману маркиза де Сада пошел дальше его прежних картин: были показаны садомазохистские оргии, поедание человеческого дерьма, кровь, слезы, унижение, смерть. Как писали критики: «Показав порок с максимальным натурализмом, Пазолини желал вызвать у зрителей страх, омерзение и отвращение ко злу, которое всем сердцем ненавидел сам».

Как это ни странно, но жестокость через несколько месяцев после завершения фильма настигла и самого великого режиссера. Он принял жуткую смерть, как бы вышедшую из той мрачной кинодействительности, которую он создавал последние 15 лет своей жизни.

Трагедия произошла в ночь на 2 ноября 1975 года в небольшом городишке Остия, неподалеку от римского аэропорта. Пазолини в ту ночь отправился в этот городок в поисках развлечений – он искал очередного любовника (режиссер был гомосексуалистом). Возле одного бистро он заметил группу парней, среди которых выделил 17-летнего симпатичного юношу. Это был некий Пино Пелоци. Остановив свою роскошную спортивную «Альфа-Ромео», Пазолини, не вылезая из машины, попросил показать дорогу на одну из здешних улиц. Это был предлог. Пелоци сначала отказался, но Пазолини пообещал за эту пустяковую услугу приличную сумму, и парень оказался в машине.

Ситуация изменилась сразу, как только машина отъехала от бистро. Пазолини положил свою ладонь парню на бедро и предложил «развлечься» где-нибудь в безлюдном месте, пообещав 20 тысяч лир. Для безработного паренька это были огромные деньги. Он согласился.

Они заехали в самый дорогой ресторан в городе, и голодный Пино вкушал там деликатесы, которых раньше и в глаза никогда не видел. Он заметил, что его спутника все узнавали, радостно кивали ему, а Пино никак не мог понять почему. В свои 17 лет он просто не знал, кто такой Пьер Паоло Пазолини.

После ресторана они приехали на морской пляж, где режиссер, судя по всему, бывал неоднократно. Здесь захмелевший Пазолини и соблазнил паренька первый раз. Заплатил обещанные 20 тысяч. А после этого предложил любовь «другим способом». Пино категорически отказался. Но Пазолини был агрессивно настроен и, не желая отпускать жертву, предложил миллион лир. Для Пелоци это было целое состояние, но и это не изменило решения парня. Он попытался убежать, но Пазолини крепко обхватил его руками и повалил на землю. Пино отчаянно сопротивлялся, но его противник, спортсмен-каратист, был сильнее его. И в это мгновение под руку паренька попала доска, лежавшая на земле. Схватив ее, Пино ударил ею насильника сначала по голове, а затем, когда тот упал, стал наносить удары в пах, в грудь. Отключив на несколько секунд противника, парень вскочил и бросился к стоявшей поблизости «Альфа-Ромео». В это мгновение очнувшийся Пазолини попытался подняться, но рванувшая с места машина задавила его насмерть.

Обезумевший Пелоци гнал машину с такой скоростью, что на первом же перекрестке попал в поле зрения полицейских. Кроме того, им было странно видеть за рулем такой машины столь юного водителя. За «Альфа-Ромео» была послана погоня, которая завершилась задержанием убийцы.

Доставленный в полицейский участок, тот рассказал всю правду о том, что произошло несколько минут назад на пустынном пляже. Когда полицейские приехали на указанное место, они нашли изуродованный труп мужчины. Как установят эксперты, у Пазолини было сломано десять ребер, раздавлено сердце, половые органы, сломаны челюсть, правая рука и даже наполовину… вырваны уши.

Это убийство потрясло Италию. И хотя творчество Пьера Паоло Пазолини принимали далеко не все, смерть, которую он принял в ночь на 2 ноября, ужаснула многих. Соратники погибшего всерьез подозревали неофашистов, которые после выхода в свет фильма «Сало, или 120 дней Содома» неоднократно угрожали режиссеру. Однако состоявшийся вскоре суд назвал единственным виновником смерти режиссера Пино Пелоци и приговорил его к 10 годам тюрьмы. В своем последнем слове тот заявил: «Я защищал свою жизнь и не хотел его смерти. Это было не убийство, а несчастный случай».

Пино Пелоци провел в тюрьме 9 лет и 7 месяцев и 10 дней. За последующие 10 лет он умудрился еще шесть раз угодить в тюрьму. А клеймо убийцы Пазолини осталось на Пино Пелоци на всю жизнь.

Ножом в сердце
Станислав Жданько

В 1978 году в советском кинематографе случилась не менее страшная любовная трагедия, правда, на почве традиционных, гетеросексуальных отношений. Жертвой ее стала восходящая звезда советского кинематографа актер Станислав Жданько.

Он родился в 1954 году в Сибири, в простой семье. После окончания средней школы поступил в Новосибирское театральное училище, но затем перевелся в Москву в Театральное училище имени Щукина. В кино начал сниматься, еще будучи студентом.

Первый серьезный успех пришел к нему в 1977 году, когда на экраны страны вышел фильм режиссера Владимира Рогового «Несовершеннолетние» (это он снял знаменитых «Офицеров»). Жданько играл в нем одну из главных ролей – вернувшегося из заключения боксера, который вместе с другом, бывшим десантником, расправляется с группой хулиганов, терроризирующих район. Картина имела бешеный успех у публики и заняла в прокате 1-е место (44,6 млн зрителей). Казалось, что после этого молодого актера ждет прекрасная карьера в кино, еще более горячая любовь и почитание зрителей. Однако достичь большего Жданько так и не удалось: в 1978 году он погиб. Произошло это при следующих обстоятельствах.

Будучи студентом Театрального училища имени Щукина, Жданько считался одним из самых талантливых учеников. В студенческом спектакле «Преступление и наказание» он потрясающе играл Раскольникова, и его исполнение восхищало многих. Среди них – известную актрису кино и Театра имени Вахтангова Валентину Малявину (1941). Она вспоминает:

«Еще мальчиком, когда он учился в Новосибирском театральном училище, а мы были там на гастролях, он часто подходил ко мне после спектаклей. Покупал открытки в киоске, я их подписывала. Спустя несколько лет, в Москве, он появился у нас в массовке, но сильно изменился. Привлекал к себе слишком много внимания, громко разговаривал, ходил в кирзовых сапогах, в таком деревенском стиле, под Шукшина. Но вот в спектакле «Преступление и наказание» на сцене оказался всепонимающий человек с углубленным в себя взглядом, и ничего общего с тем развязным парнем. Думаю: «Сколько же ему лет? Что-то он очень много всего понимает». В общем, его решение Раскольникова полностью совпало с моим восприятием. От этого совпадения у меня после спектакля забилось сердце, начались тахикардия, колотун. Мальчик, студент, который мне категорически не нравился, и такая проникновенность. Я зашла за кулисы к Женечке Симоновой, игравшей Дуню, поздравила ее, а он стоит в стороне, ждет, весь в напряжении. Наклонила его к себе, поцеловала, повернулась и ушла… Спустя какое-то время мы с вахтанговскими артистами были на юбилее нашего училища. Вокруг шум, смех, оглядываюсь, а сзади Стас. Наклоняется и целует край моей юбки. Посмотрела внимательно на него, он протянул мне руку. Все…»

Об их романе тогда судачила вся богемная Москва. Еще бы: 36-летняя актриса, побывавшая в любимых женщинах у таких звезд советского кино, как актеры Александр Збруев, Александр Кайдановский, режиссеры Павел Арсенов и Андрей Тарковский, сумела вскружить голову молоденькому студенту.

Между тем сами влюбленные на все эти слухи и сплетни внимания не обращали и продолжали встречаться. Жданько регулярно появлялся на всех спектаклях своей возлюбленной, что, собственно, и предопределило в дальнейшем его выбор собственного места работы – Театр имени Вахтангова.

В. Малявина вспоминает: «Однажды в Ленинграде, в ресторане «Москва», нам принесли серебряные чашки с водой для полоскания рук и Стас сказал: «У нас тоже так будет. Я тебе обещаю». И действительно было бы так, если бы он не поторопился. Но он хотел все сразу: работу, славу, квартиру, машину, семью, детей. Однажды приезжает, красивый, молодой, необыкновенный, ложится на диван: «Я хочу у тебя спросить: ты не завидуешь Нееловой, Тереховой?» – «Нет». – «Как это у тебя получается?..»

А затем со мной стали происходить всякие несчастья. Сначала я сломала руку, потом ногу, семь месяцев в гипсе. Стас бегал ко мне в больницу, переживал: «Чувствую, кто-то против нас колдует, наводит порчу». К тому же у него закрыли фильм с главной ролью и никакой работы в театре, он хотел уходить. А я обожала его, но все же была больше занята собой, работой…»

Фильм, о котором упоминает Малявина, назывался «Ошибки юности». Его снял режиссер Борис Фрумин по сценарию Эдуарда Тополя. На экраны он не вышел потому, что высокие цензоры посчитали его сюжет слишком крамольным для тогдашнего кино. Речь в картине шла о молодом парне, который, с отвращением (!) отслужив в армии, вернулся на гражданку и отправился на Север искать для себя лучшей доли. Помимо Жданько в фильме снималась целая плеяда звезд советского кино: М. Неелова, Н. Варлей, Н. Караченцов, А. Кочетков и др. Невыход картины, в которой он сыграл одну из лучших своих ролей, Жданько переживал очень сильно. Но идти жаловаться было не к кому. К тому же что-то не ладилось и в его отношениях с Малявиной. Не случайно он записал в своем дневнике следующие строчки:

«Я делаю вид, что мне все равно, бросит она меня или нет. А на самом деле страшно боюсь, ревную и мучаю ее и себя. Я живу, и мне тошно, и мне жутко. Катастрофа неминуема».

Почти одновременно со съемками в «Ошибках…» Жданько был приглашен на главную роль в трехсерийный телефильм «Время выбрало нас», который снимался на Минской киностудии. Работа шла споро, и к весне 1978 года была снята большая часть фильма, две серии. Однако по стечению обстоятельств и эту работу молодому актеру не суждено было не только увидеть на экране, но и вообще закончить. Наступил роковой день – 13 апреля 1978 года.

В тот день утром Жданько и Малявина посмотрели в «Ленкоме» спектакль «Вор». По словам Малявиной, Стас после этого сник, позавидовав своему приятелю Виктору Проскурину, исполнявшему в спектакле главную роль; в отличие от него Жданько приходилось играть в Театре имени Вахтангова одни эпизоды. Затем они втроем отправились на квартиру к Жданько – отметить прекрасную работу Проскурина и заодно «обмыть» предстоящий отъезд: обоим актерам через три часа предстояло уехать в Витебск на съемки фильма «Время выбрало нас».

Далее послушаем В. Малявину: «Они с Витей много выпили, я не пила ни грамма. Видя, что я совершенно спокойно не пью, что за меня можно не волноваться, сам Стас захотел еще (Витя к тому времени уже ушел). А у него давление очень высокое, я ему запрещала. Завтра он должен был уезжать в Минск, настроение взвинченное, плохое. В дорогу я ему купила бутылку «Гурджаани», и, когда он пришел домой, надо было, конечно, ее открыть. Видела же, что он не в себе, но ведь никогда не знаешь, что будет потом. Мы сидели, он снова собрался уйти, в ресторан ВТО. Возмутилась, встала, достала эту бутылку, открыла ее ножом, налила себе полный бокал, выпила демонстративно залпом, вышла на кухню и вылила все остальное в раковину. Чисто по-женски. Из принципа. Стою у окна, психую.

Приблизительно в 21.30 я вошла в комнату и увидела, как Стас медленно валится с кресла на пол. Я помогла ему прилечь на ковер. Ножа я нигде не заметила. Кровь я вначале тоже не заметила, потом лишь увидела, что она сочится из его груди. Я зажала рану ладошкой, прижалась головой. Крови было мало. Я брала его голову, прижимала к себе, спрашивала его: «Стас, что с тобой?» Вначале глаза Стаса были открыты и он смотрел на меня. Потом Стас прошептал: «Пойдем со мной…» После этих слов он добавил: «Голову…» Больше до приезда «Скорой помощи» ни одного слова он не сказал…»

Стоит отметить, что вызов на станцию «Скорой помощи» поступил в 21 час 33 мин. Однако адрес был назван неверно – и врачи около часа проплутали в арбатских переулках. Затем сами перезвонили, уточнили адрес и только после этого прибыли к месту происшествия. Но спасти актера им было уже не суждено. Он умер. Впрочем, даже если бы врачи прибыли оперативно, печального исхода все равно бы избежать не удалось. Как затем установит следствие, удар 30-сантиметровым кухонным ножом был слишком силен, а рана слишком глубока – 9 сантиметров. Сердце было пробито насквозь. Направление удара резко сверху вниз, из-за чего была задета и печень. После этого пострадавший жил всего лишь несколько минут.

Все время, пока врачи хлопотали над погибшим, Малявина стояла рядом. Как только врач констатировал смерть, женщина внезапно схватила злополучный нож и с криком: «Я хочу умереть с тобой!» попыталась вонзить его себе в грудь. Но ей это не удалось. Схватив нож за лезвие, она только поранила себе пальцы.

Вскоре к месту трагедии прибыл наряд из 60-го отделения милиции. Как и положено, был составлен протокол, соблюдены другие формальности. Пока все это происходило, врачи свозили Малявину в Институт Склифосовского, где ей были наложены на руки швы. Затем женщину привезли в отделение милиции. Там она была подробно допрошена. Однако самое удивительное, что в уголовном деле этот протокол впоследствии так и не появится: сначала про него «забудут», а затем и вовсе потеряют.

Гибель молодого актера взбудоражила столичную богему. В те годы подобные случаи в творческой среде были крайне редки, поэтому одних разговоров хватило бы на несколько толстенных томов. К тому же в деле была замешана одна из известных киноактрис, а это придавало событию особую сенсационность. Но были люди, которым лишняя шумиха в этом деле была абсолютно не нужна. Речь идет о чиновниках из Министерства культуры и Госкино. Видимо, им очень не хотелось, чтобы факты этого происшествия всплыли наружу, поэтому было предпринято все возможное, чтобы поскорее его закрыть. Вот почему тогдашним следствием рассматривалась только одна версия произошедшего: самоубийство в состоянии аффекта. На основании этой версии дело тогда и закрыли.

Что касается погибшего, то за его телом в Москву приехала мать, Александра Александровна (она воспитывала сына одна). Похороны Жданько прошли на его родине в Ярках, где его похоронили на кладбище рядом с могилами дедушки и бабушки. Была на тех похоронах и Малявина.

Между тем для последней дело на этом не закончилось. Спустя почти два года – 6 августа 1980 года – в «Литературной газете» появилась статья В. Баскова «Рюмка чая», посвященная этому происшествию. И хотя все герои трагедии были спрятаны за посторонними инициалами, большинство читателей догадались, о ком именно идет речь. Заволновалась и прокуратура. Дело было вновь возобновлено, но через какое-то время прекращено по чьему-то указанию «сверху». Так прошло еще три года.

В 1983 году, с воцарением в Кремле Юрия Андропова, дело по факту гибели Жданько было вновь открыто. Новая экспертиза установила, что рана, нанесенная жертве ножом, не могла быть нанесена им лично. Не мог актер пробить себе сердце и, несмотря на болевой шок, сопротивление хрящей, вытащить нож из раны в идеально противоположном направлении. На основании этого заключения и был сделан вывод: Жданько убила Малявина.

В июне 1983 года актриса была арестована. Состоявшийся через месяц суд приговорил ее к 9 годам лишения свободы. Этапы ее тюремного пути: Бутырка – Красная Пресня – Можайская зона – Воронежская тюрьма – поселение в Ростовской области. Однако отбыть весь срок актрисе было не суждено. В 1987 году Малявина была освобождена по амнистии.

Тайна трех смертей
Валерий Мулявин, Владимир Ивасюк, Леонид Гарин

В 70-е годы сразу трое представителей советской эстрады ушли из жизни при таинственных обстоятельствах. Расскажем о каждом из них по отдельности.

Артистов популярного ВИА «Песняры» народная молва хоронила неоднократно. Чаще всего в роли «погибших» выступали два солиста: Анатолий Кашепаров и Леонид Борткевич. Но волею судьбы оба этих человека благополучно дожили до наших дней, а вот младший брат руководителя «Песняров» Валерий Мулявин действительно погиб при весьма странных обстоятельствах. Произошло это летом 1973 года. Дело было так.

«Песняры» принимали участие в фестивале «Крымские зори», который проходил в Ялте. Устроители фестиваля должны были предоставить братьям два номера «люкс» в одной гостинице, но что-то напутали и в результате развели Мулявиных в разные гостиницы. Между тем вечером того рокового дня у одного из «Песняров» – Николая Пучинского – был день рождения. Весь коллектив отмечал это событие в ресторане гостиницы и только под утро стал расходиться. Валерий уходил одним из последних.

Далее послушаем рассказ очевидца – Леонида Борткевича: «Меня поселили с Толей Кашепаровым. В четыре часа утра в дверь нашего номера постучали. Я открыл дверь – на пороге стоял милиционер:

– Там убили парня, кого-то из ваших. Некоего Мулявина. Вам нужно пойти на опознание.

Мы с Толей быстро оделись и спустились вниз, все еще не веря. Нас повели к месту происшествия.

Валера лежал ничком на парапете, лицо – в ссадинах, а под головой – кровь. Эта ужасная картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Но осознание происшедшего и весь ужас от того, что случилось, пришли позднее.

Нам в этот день нужно было работать два концерта. Из Москвы позвонила Фурцева, министр культуры, и сказала, чтобы обязательно хоть один концерт отработали, потому что по городу идет молва, будто мы напились и чуть ли не поножовщину устроили. Мне до сих пор непонятно, почему многие детали этого дела замалчивались и почему оно стало обрастать нелепыми слухами. Хотя были свидетели. Последним видел сидящего на скамейке Валеру живым водитель поливочной машины, которая проезжала по набережной. Рядом стоял чемоданчик, а недалеко от скамейки кучковалась группа молодых людей. Когда поливальщик ехал обратно, их уже не было. Чемоданчик стоял там же, а Валера лежал рядом мертвый.

Потом мы узнали – какие-то подонки проиграли одного из «Песняров» в карты, и на месте Валеры могли оказаться хоть я, хоть Толя Кашепаров… Так что получилось, Валера прикрыл собой кого-то из нас. И почему-то все это пытались замять – может, боялись сорвать фестиваль…

Но весь город знал, что убили одного из «Песняров». А концерт-то надо работать. И я помню этот битком набитый зал. Обычно мы завершали концерт песней «Березовый сок», предпоследней была «Хатынь». И в ней я выходил вместе с Валерой, чтобы сыграть проигрыш на трубе. Он с одной стороны, я с другой. Когда работаешь концерт, как-то забываешь про все. А тут машинально выхожу и смотрю – нет Валерки. Он же должен выходить… И потом вдруг понимаю, что его уже никогда не будет. Все.

С большим трудом я тогда доиграл этот проигрыш на трубе. Песню «Березовый сок» я пел, глотая слезы. Весь зал нам хлопал стоя, но мы этого не слышали. Выдержав весь концерт, мы сразу уехали.

Потом были похороны в филармонии и цинковый гроб. У Валеры остались двое маленьких детей.

Володя Мулявин был в шоке. Он замкнулся и долгое время просто не мог говорить…»

В 1979 году советская эстрада потеряла одного из своих самых талантливых композиторов – Владимира Ивасюка. С 1966 года он жил в Западной Украине, в Черновцах, и писал песни. Правда, ему некоторое время приходилось скрывать свое подлинное имя под псевдонимом Весняный. Почему? Дело в том, что Ивасюк оказался замешан в националистическом движении, которое в Западной Украине всегда было достаточно сильным. За это его исключили из медицинского института, где он учился, после чего ему пришлось устроиться рабочим на завод «Легмаш». Там Ивасюк руководил хором, а также продолжал писать песни. Однажды он послал на областной конкурс под псевдонимом Весняный две песни – «Отлетали журавли» и «Колыбельная для Оксаночки», – и одна из них («Журавли») завоевала первую премию. Вскоре после этого надобность в псевдониме отпала.

Всесоюзная слава пришла к Ивасюку в 1971 году, когда он написал свой самый знаменитый хит – «Червона рута», который вскоре стал визитной карточкой Софии Ротару. Однако первым исполнителем этой песни был именно Ивасюк – он исполнил ее в первом выпуске «Песни года», в том самом 71-м. Став сотрудничать с Ротару и ее коллективом «Червона рута», Ивасюк за несколько лет написал множество хитов (самый известный – «Водограй»). Однако, даже несмотря на это, его творческую судьбу нельзя было назвать гладкой. Например, осенью 1975 года Ивасюк записал с Ротару долгоиграющий диск под названием «Песни Владимира Ивасюка», куда вошли 12 песен Ивасюка: «Я твои крило», «Баллада о мальви», «Писня буде помиж нас», «У доли своя весна», «Колиска витру», «Нестримна течия», «Лишь раз цвите любов», «Кленовий вогонь», «Запроси у сни», «Два перстни», «Далина», «Писня про тебе». Эта пластинка должна была помочь молодому композитору пробиться в Союз композиторов Украины. Но этого не случилось. Выход диска «заморозили» украинские власти. Более того, в начале 1976 года Ивасюка… исключили из Львовской консерватории с формулировкой «за прогулы» – причем прогулом было объявлено его пребывание в Киеве на записи того самого диска.

Уже в наши дни в США бывший сотрудник КГБ Украины Михаил Крыжановский поведал миру о том, что Ивасюк являлся… негласным осведомителем КГБ. Отметим, что сам Крыжановский в 1977–1982 годах учился на факультете иностранных языков Черновицкого университета (доцентом филфака там был отец Ивасюка – Михаил Григорьевич Ивасюк), после чего стал сотрудником контрразведывательного отдела Ивано-Франковского областного управления КГБ. Именно тогда ему и стала известна информация о том, что Ивасюк-младший стал агентом органов в 1976 году, видимо, в силу все той же своей невостребованности в творчестве.

В композиторских верхах Украины Ивасюка считали композитором одной песни, да и ту якобы он украл. Речь идет о мегахите «Червона рута», мелодия которой очень напоминала одну народную чешскую песню. На основе этого Ивасюка называли плагиатором, всячески зажимали. Видя, в какой депрессии находится молодой композитор (а после своего отчисления из консерватории ему пришлось даже лечь в психоневрологическую клинику), КГБ предложил ему сделку: он становится негласным осведомителем Комитета в националистических кругах Западной Украины, а чекисты взамен помогают ему в его карьере. В итоге уже спустя два года после заключения сделки свет увидел тот самый диск Софии Ротару «Песни Владимира Ивасюка» (и это после почти трехлетнего лежания «на полке»), а также в издательстве «Музична Украiна» вышел первый поэтический сборник Ивасюка с девятью песнями. Короче, все шло к тому, что следующим шагом будет прием Ивасюка в члены Союза композиторов Украины. Но этому событию помешает трагическая смерть композитора. Но расскажем обо всем по порядку.

Все началось 24 апреля 1979 года, когда Ивасюк зашел в здание Львовской консерватории и позвонил оттуда своему отцу, сообщив ему, что скоро приедет домой, в Черновцы. После этого свидетели видели, как Владимир сел в автомобиль, который дожидался его у входа. С этого момента в живых молодого композитора (а в марте ему исполнилось ровно 30 лет) больше никто не видел.

Тело Ивасюка было обнаружено 18 мая. Солдаты местной воинской части проводили учения в Брюховичском лесу и наткнулись на тело мужчины, повешенного на дереве. Следствие вынесло заключение: самоубийство. Однако родители погибшего были не согласны с этим выводом, поскольку лицо их сына было сильно избито, а пальцы на обеих руках переломаны. То есть перед смертью Ивасюка, судя по всему, пытали и только после этого повесили с целью имитации самоубийства. На основе этих данных в народе пошли слухи о том, что с композитором расправился… местный КГБ за его националистические взгляды.

О том, как проходили похороны В. Ивасюка, на сайте его памяти в Интернете написано следующее: «Хоронили Володю 22 мая, в день, когда прах Великого Тараса Шевченко перевезли на родину. Дубовый гроб, который украсили веточками калины и вышили рушником, люди отказались класть на автомобиль и на плечах несли от квартиры до самого Лычаковского кладбища. Это была невиданная в те годы процессия, это была акция непослушания власти, администрации, судебным обманам. Про место и время похорон нигде не сообщалось. Некролог появился только в одной газете, которая выходила маленьким тиражом, – в «Львовском железнодорожнике». В вузах именно на этот день назначены комсомольские собрания с обязательной явкой. Были даны указания не идти на похороны. Ни одного живого цветка не найти было во Львове, все они там – для Володи, последние живые цветы его последней весны.

Впереди процессии шла в национальном строю и несла на руках портрет Володи в миртовом венке дочка известного львовского художника Патика – Оксана. Позади нее Назарий Яремчук вместе с Левкой Дутковским несли большой венок живых белых цветов, присланный Софией Ротару (отметим, что певицу ждали до последнего, надеясь, что она приедет, но она так и не приехала – певица гастролировала по Дальнему Востоку и не могла отменить концерты. Зато она просила зрителей на своих концертах почтить память Ивасюка вставанием, перед тем как исполнить его песни. – Ф. Р.)…

Когда гроб поставили возле ямы, все ждали какого-то мгновения: кто выйдет и скажет первое слово. Этот шаг сделал и первое печальное слово сказал Ростислав Братунь. Голос его постоянно дрожал и срывался, ощущалось, что хочет сказать то, что знают все, но еще не время. Когда закончил, тысячи мысленно поклонились ему за то, что не побоялся, не предал, не отступил. А это стоило Ростиславу Андреевичу должности председателя Львовской организации Союза писателей…»

Фраза «знают все, но еще не время» расшифровывается просто: речь идет о все той же «руке КГБ» в этом деле. Во Львове тогда усиленно курсировали слухи о причастности к гибели Ивасюка местной госбезопасности, с которой якобы у композитора были давние «непонятки». Однако мы уже упоминали на этих страницах имя сотрудника того же КГБ Михаила Крыжановского, который в наши дни объявил, что Ивасюк сам был… негласным осведомителем госбезопасности с 1976 года. И на этом основании никак не мог быть убит своими кураторами, которые считали его ценным осведомителем в националистической среде. Скорее с Ивасюком могли расправиться именно националисты, которые отомстили ему за его сотрудничество с чекистами. Этим можно было объяснить и сломанные пальцы композитора – их могли сломать в отместку за то, что покойный писал агентурные доносы. После пыток композитора повесили.