Текст книги "Снег и виноград. О любви и не только"

Автор книги: Фазиль Искандер

Соавторы: Антонина Искандер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Гордость одиночества не будем

Осуждать – такое не к добру!

Только как тебе вернуться к людям,

Протянуть ладони к их костру?

ПОЭТ

Ты возвратишься ночью в комнату пустую,

С трудом открыв бесхитростный замок,

А заодно и истину простую,

Что пол опять уходит из-под ног,

Что стены косо падают под ноги,

И падая, опять твой потолок

Тебе на плечи тяжело налег...

Держись, атлант, и не ищи подмоги.

Тебе не привыкать, хоть всё не так-то просто...

Перековеркав всё в твоей судьбе,

Страна с хронической болезнью роста

Гигантским недорослем виснет на тебе.

Но упадешь ты, поздно или рано.

Суров и беспощаден будет век...

И ты стоишь, совсем уже не пьяный,

А сильный, обреченный человек.

ТВОЯ БЕССОННИЦА

Диптих

1 .

Гремящая, громящая

Бессонница твоя.

Бог помочь! – Я, держащая

Частицу бытия -

Как средство во спасение

Таблеток смесь в горсти -

И свет успокоения,

И, Господи, спаси.

2.

Его душа полна настолько,

В ней так от слов и мыслей тесно -

Не ясно мне, порой, насколько

Моё присутствие уместно.

Но все сомнения мельчают:

Над ним Дамоклов меч иль молот -

Бессонницы. Он день не чает

Прожить, кошмаром перемолот.

.. .Покой душевный – лишь приснится,

Благословенно засыпанье:

Таблетки да врачей старанье,

Чтоб на моём плече забыться.

* * *

Замереть под твоею рукою,

Защититься, простить, забыться...

Я покрепче глаза закрою,

Чтоб в спасительном сне очутиться.

Где минувшие наши лица

С настоящим играют в жмурки.

Но страшусь, что все повторится

В этих звуках – откуда? – мазурки,

Где вся в белом мерцает невеста,

Мир предчувствием сладким окутан...

Сон споткнулся, с реальностью спутан.

В том, исчезнувшем мире нет места

Неурядицам нашим и смутам.

* * *

Тамаре Ж.

Что там днем не сложилось – хоть тресни,

Не дано разобраться мне.

У бессонницы – свои песни,

Свой полуночный гул во тьме.

Может, выпить пару снотворных?

Но боюсь, не возьмет ни одно.

Жаль стихов, как котят бездомных:

В сон, как в дом, их впустить не дано.

* * *

Бьют горячие славы ключи.

Наша частная жизнь уплывает.

Воском плавится, оплывает

Свечка-жизнь, кричи не кричи.

Окружись частоколом забот,

И терпенью предела не станет,

И тебя никогда не затянет

Суесловий водоворот.

НА МЫСЕ КАЗАНТИП

Посвящается Киселёвым

Старый дом да скалистый уступ

В запустенье заглохшего мира.

Выбрав место, Володя и Ира

Здесь затеплили жизни уют.

От безвременья маеты,

От безрадостной нашей погоды

Смело бросились в царство свободы

И заброшенной красоты.

Шли года. Рядом море плескалось.

То грабеж, то иная беда.

Всё поселку чужие. Казалось,

Им не выдержать никогда.

Тяжек труд созидания мира...

Лучше глянь – как мечтой и трудом

Сотворили Володя и Ира

В темном царстве светящийся дом.

ЖИВЕМ В ЛЕСУ

Утверждения истины в жизни не сыщешь моей.

Заплуталась душа в пустяках бытования дней.

Метрономом стучит очередность незыблемых дел.

Вместо крупных мазков – мелкий пуантилизм мой удел.

Вместо поступи мудрости – мелких расчетов шажки,

Жизнь безжалостно крошится на каши и пирожки.

Не заснуть без снотворных, без кофе подняться – никак...

Но посажен в лесу меж корней базилик, пастернак,

И колдую над ними, над нами, как самозванный гуру,

Обогреть чтобы – тлею, не в высоком огне горю.

Но гремит жизни новой атака – берет на испуг,

И леса, как когда-то Итака, исчезают вокруг.

Вот и истина рядом – лесу, вечности сторожем быть...

И как Неба награда – вместе дни избывать и избыть.

/Переделкино/

* * *

Утром поздним выйду на крыльцо.

Солнечный на стол ложится глянец.

Дача. Завтрак. Сварено яйцо.

Насекомых лёгкий рой нагрянет,

И в глаза нежданно с ложки глянет

Стрекозы свирепое лицо.

Бабочка в таком же приближеньи

Сходное покажет выраженье.

Умоляю: пёстрые, порхайте!

Сущности своей не выдавайте!

* * *

Ф.И.

Неспешны будни деревенские.

С прохладным днем играем в прятки.

С ленцой следишь уловки женские,

На солнце золотятся прядки.

Клик журавлиный примерещится,

И смотришь – не журавль ли в небе?

И море Черное заплещется -

Ты так давно на море не был.

И веришь – все опять повторится -

Не может ведь не повториться -

И окна на вечер зашторятся,

И в мраке забелеют лица.

Ты думаешь: глаза закрою,

Чтоб в сон блаженный устремиться,

И обниму тебя рукою,

В которой трепетнет синица.

/Переделкино/

* * *

Сон приснится цветной спозаранку:

Юный юнкер, цирюльник хромой,

Песни южные, блажь перебранки

И цветастая шаль с бахромой

Удивительно светлой цыганки.

* * *

Солнечный мир заоконный

Счастье неясно сулил.

Облака облик знакомый

Мимо загадочно плыл.

Облака облик знакомый

Плыл за стеклянной стеной,

Памятью ли влекомый

Или разлукой самой?

В облачном зыбком портрете

Мука иль благодать?

Жизнь не избыв до смерти,

Тайны не разгадать.

ОСЕРЕБРЯННОМ ВЕКЕ

Перчатки, перья и муары,

Роскошества богемной жизни.

А по ночам без сна кошмары

Предчувствия грядущей тризны...

Начало века. Мемуары.

Читаем о конце отчизны.

СТАРЫЕ СНИМКИ

Как серьезны наши предки -

Снимки старые возьми -

Хоть мы с ними однолетки,

Как значительны они.

Видно, знали: мир их зыбок,

И не ведали они

Беззастенчивых улыбок,

Непременных в наши дни.

Неужели в их далеком

Взгляде в камеру – в упор,

Отпечатан ненароком

Будущего приговор?

* * *

Бабушки юной корсет

Хранился на дне сундука

И снимок, где бравый корнет,

Брат ее, – жертва Чека.

Младший брат ее – юнкерок

Сам на площадь явился на сбор -

И никто и подумать не мог,

Что расстрелян будет в упор.

Старый снимок, где лицам родным

Так спокойно, что больно смотреть.

И ничто не пророчило им

От чахотки в тридцатом смерть.

А корсетный китовый ус

Сварен – суп вам из топора! -

Страшен сказки военной вкус,

Но накормлена детвора.

Мы – бастарды, мы как бы никто,

Лишены и корней, и родни.

Но спасают их лица, и то,

Как из прошлого смотрят они.

РАННЕЕ ДЕТСТВО

В стойле лошадь бьет копытом,

Пахнет хлевом и теплом...

А во времени забытом

Холм, деревня за холмом.

Дикий бред эвакуаций,

Детству жесткий окорот.

Учит есть цветки акаций

Деревенский идиот.

Нежный липовый листочек -

Тоже сочно, тоже в рот.

В небе виден немец-летчик,

Низко-низко самолет.

И, подняв над головою

Яростный свой кулачок,

Я грожу ему, со мною -

Деревенский дурачок.

Вкус очисток от картошки -

Наш военный бутерброд.

Отдаленный гул бомбежки.

Рядом – добрый идиот.

* * *

Конфетами с начинкой пралине

Друг угощал тебя еще недавно.

Ты скатерть вышивала мулине,

И жизнь текла, налажена исправно.

Имелся секретер и будуар,

Сарай каретный и болонки в доме.

Чай, утро, бонна, самовар, и пеньюар -

Так жизнь текла в младенческой истоме.

В России от сумы и от тюрьмы

Издревле велено – не зарекайся.

Вдруг свой мятеж подняли силы тьмы,

И ты за старый мир – плати и кайся.

Какой же воцарился перепуг!

Кто так погиб, кто после битвы спёкся...

А твой высокородный верный друг -

Он от родителей своих отрекся.

Раздавленный, ты вспоминала, как

Он клялся с честью выиграть сраженье -

Чернь победившую зажать в кулак

И отомстить за ужас униженья.

Достиг он власти. Но в предсмертной тьме,

Настигнутый вдруг детской дифтерией,

Не вспомнил ли?...Конфеты-пралине,

И жизнь на ниточке качнувшейся России.

РОССИЙСКИЕ БАРЫШНИ

Маме

Вы причесывались – не так,

Не ходили в красных косынках,

Всюду в туфельках, не в ботинках,

Не признав пролетарский диктат.

Не признав пролетарский диктат,

Не теряли времени даром,

Становились живым товаром -

И рабфаковцам и комиссарам

Доставались одной из наград.

Чудом вывезены в Москву,

В коммунальной сойдясь квартире,

Ждали очереди в сортире...

Узнавали своих за версту.

* * *

Выцветали книги страницы -

Роттердамский Эразм...

Время врачам отступиться:

Склероз или просто маразм.

А тебя обуяли боязни

Отголосками детских лет:

Уплотнения, обыски, казни,

А родных и в помине нет.

Ты еще ходила по дому.

Опасаясь недобрых глаз,

Закрывала шторы подолгу -

И свет солнца в доме угас.

Близких как смыло – и точка,

Беспамятства беспредел.

Неузнаваемы дочка

И внучка – и мир опустел.

Как-то было: старался внучонок

Вручить тебе яблок пакет.

Приняла из его ручонок,

Повторяя: – Не надо, нет.

Унесла – помыла – обратно:

Вот, гостинец, мальчик, поешь.

Доброта пробивала отрадно

В твоем замкнутом мире брешь.

Пробивался солнечный зайчик

И сквозь шторы, радуя взор.

“Возьми яблоко, мальчик” —

Все слышится до сих пор.

* * *

Вспомню – батюшка соборовал,

Ты лежала, хрипло дыша,

Словно слабую нить оборвал -

Тихо так отлетела душа.

Видно, так испокон веков:

Прикасаемся к жизни иной,

Как бы вырвавшись из оков

Стойла теплого жизни земной.

Как морозит разлуки новь.

Ставлю свечку зябкой рукой.

Остается со мною любовь,

А с тобою вечный покой.

Зыбок свечки прощальный блеск.

Как из вечности, дует в дверь.

Только чувства внезапный всплеск -

Мы воистину вместе теперь.

...А в гостиной царил полумрак,

Четких линий – почти ни одной.

Фотографии, ворох бумаг -

Смутный призрак жизни земной.

23 ИЮНЯ

Как будто кто вменил

Под храмовую сень

Вступить в июньский день,

В день мамы именин.

Начало всех начал.

Борьба добра и зла.

Акафист отзвучал.

Я медленно ушла,

За церковь завернув,

Иду среди могил.

И тополиный пух

Как сонм мельчайших крыл

Вниз, вверх легко летит,

Уж все вокруг покрыл -

И так легко парит

Над тяжестью могил.

В могильный тесный круг

Влетает не спеша.

И отзовется вдруг

Мне мамина душа.

ПРОЩАНИЕ С ОТЦОМ

Так тоской исходил одиноко,

Так глубок и печален был вздох,

Так глядел на меня издалёка -

Что пронзило: он болен и плох.

Он храбрится. Но дух обездолен.

Заостряются смертью черты.

Он с собой разобраться не волен

Пред чистилищем немоты.

Но запомнилось: утром рано

С этим взглядом издалека

Так естественно, так нежданно

Лоб мой крестит его рука.

ПОДСТРОЧНИК СНА

Мне иногда снится сон,

Что у нас есть квартиры,

Вполне хорошие, но и вполне чужие.

(И солнечная сторона,

И изолированность комнат,

И обстановка – все как надо).

Но мы в них не живем.

А, упрекая себя за это,

Заходим иногда из осторожности,

Чтоб их не потерять,

И заодно полюбоваться

Их безусловными достоинствами.

А спим, живем по-прежнему

Все вместе в комнате

В квартире коммунальной

В том доме девять на Тверском бульваре,

Со всей той мебелью,

Роскошными паркетными полами

И теснотой, -

Как в детстве.

Здесь папа, мама, я и брат.

Но здесь и муж, и наша дочь

...И мальчик незнакомый,

Быть может, не рожденный мной ребенок.

...Отец так добр,

Так пронзительно уютен,

И главное – так жив:

До сапожной щетки в руках,

Которой он привычно,

С удовольствием,

Надраивает свои черные туфли на кожимите...

1977 г.

О ДЕРЕВЕНСКОМ ДЯДЕ

“Рабочий и крестьянин

сразу”

В. Маяковский

За прядью прядь власы перебирая,

Она сидела на крыльце и пела

И черную громадину сарая

С мычащим стадом видеть не хотела.

Лукавым взором барчука ласкала

И видела – его пылали уши.

А давеча все ведра расплескала,

Чтобы в жару порадовали лужи:

Ах, как веселье через край хлестало,

Когда, босые, брызгались блаженно,

Когда преграды пали, и не стало

Вдруг разницы в годах и положенье.

Как половодьем вешним затопила

Всей деревенской прелести услада.

И барчуково сердце затомило

Возможности крестьянского уклада

Предчувствие. О, как ему не сбыться,

И как в эпоху войн и потрясений,

Чтоб выжить, приспособиться, забыться -

Забиться в глушь еще родных селений?

Не помышляя об ином обряде,

Он расписался, наскоро женился.

...Решилась так судьба барчонка-дяди,

Он от сумы и от тюрьмы укрылся.

* * *

На смерть брата

Отшатнулся брат мой Лёня -

Жизнь без света и любви.

Не подставили ладони

Мы, все близкие твои.

Ты ушел, не оглянулся —

Нам укором на века,

В лучшем мире ты очнулся,

Залетев за облака.

Господи, молю, не в гневе

Зри, как плачу и плачу -

На его сорокадневье

Ставлю робкую свечу.

В горестном земном поклоне

В церкви маленькой стою,

Брату Лёне, брату Лёне

Царство в Небесах молю.

Он сорвался – Боже знает,

Без сознанья, сгоряча...

Долго, долго догорает

Виноватая свеча.

Боже, то не грех гордыни,

А отчаянье в ночи!

Вечно светит свет отныне

Виноватой той свечи.

09.10.99.

* * *

А на кладбище – утро воскресное,

Маме, папе – Царство Небесное,

А из церкви – пенье чудесное,

И солдатики свечки жгут.

В этот светлый день Вознесения

Свято радостное утешение -

Свет с Небес и солнце весеннее,

И уверенность – Там нас ждут.

* * *

Памяти Лели М.

Я люблю кавказских старых женщин.

Всмотришься – не так уж и стары.

Самоотреченьем дух их мечен,

Лица непреклонны и добры.

Только небесам их подвиг внятен -

Целый век трудись, постись, говей -

Так болит душа от ран и ссадин,

От судьбы заблудших сыновей.

Как прекрасна, как грустна забота

Этих женщин, из последних сил

Бьющихся, чтоб дом был и ворота,

Грел очаг и сад плодоносил.

Чтоб не захлебнулся детский гомон:

Лом без них – что древо без ветвей.

Взгляд ваш к детям до конца прикован,

Матери заблудших сыновей.

БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ

Мы все от братьев Карамазовых,

Юродствующих на Руси.

Мы все поражены проказой их.

Убей нас, Бог, но воскреси.

Мы не самоубийцы кроткие

И не отцеубийцы мы.

Но речи наши – не короткие

И взгляды наши – не прямы.

Не жизнелюбы, но живучи мы,

Себе же в тягость, а живем.

Мы жизнь прожжем, слезами жгучими

Огонь тот сами же зальем.

А если плачут Карамазовы -

Падучая! Иль благодать.

И здесь – свое благообразие,

Здесь вера – ереси под стать.

Здесь тягостным крестом увенчаны

И святотатствуют, и чтут.

И карамазовские женщины,

Предав, на каторгу идут!

...А вы богатыря безусого

Соорудили напоказ.

О, не выдумывайте русского!

Вы просто помните о нас.

Мы не изделья богомазовы.

Мы вам не лыбимся с лубка.

Мы – разные, мы – Карамазовы.

И Русь являем на века.

* * *

Трезв, трудолюбив, благоразумен,

Поневоле чтит еврей Завет.

Но чуть что – гоним и наказуем:

За спиной Спасителя-то нет.

Православный мой богоизбранник,

Ванька, крой! Пей из последних сил!

Нагрешил – и дальше! Вечный странник.

Ты прощен. Спаситель искупил.

Вера во Спасение первична.

Потому-то на Руси бедлам.

Не дано нам устрашиться лично:

Каждому воздастся по делам.

* * *

Будь, как скромная божья коровка,

Тихо ползай да крылья смежи.

Что ты чуешь в себе, полукровка,

Между этносов руша межи?

Воплощение двуединства,

Беззаконный этнический стык.

Верх – отцовства иль материнства,

Даже если один язык?

Больше общего или различья?

Ты упорством – потомок славян,

Спесь ярильских – до неприличья?

...Но упрямые выи армян...

МОЛЧАНИЕ ЯГНЯТ

Законы древние с времен Юстиниана.

Тяжелое молчание ягнят,

Иль агнцев, – Библии или Корана -

Закланьем безответным мир объят.

Как вечно тихое ягнят долготерпенье.

Да слышит Божеский и человечий Суд:

Уловите ягнят сердцебиенье -

Острожников на каторгу ведут.

О, как молитва страждущих кротка ты:

Приди, нарушь молчание ягнят!

...В ходу у дьявола из Библии цитаты,

И потому непредсказуем Ад.

В ГЛУХИЕ ГОДЫ

А около храма Космы и Дамиана

Разномастный собирается народ.

Здесь убогим – милосердья манна,

Но толчётся и нечистый сброд.

Прихожане храма Космы и Дамиана,

Средь свечами озарённых разных лиц

Как узнать вам соглядатая и хама

В этих людях, падающих ниц?

А батюшки храма Космы и Дамиана

Будто и не чают нечисть извести.

Видно, упованье – Небесная охрана,

Господи, спаси!

* * *

Сначала было Слово.

Слова...слова...

Слова – всему основа

И голова.

А после было дело

Без лишних слов,

И вскоре поредело

Число голов.

Виновных, непричастных

Не спас и Спас:

Огонь их душ несчастных

Равно угас.

О, скольким вновь неймется -

Насиловать!

В раскаянье уймется ль

Россия -мать?

Где твари, где Творенью

Предел-порог?

Смотрите: меч отмщенья

Поднял пророк.

ВРЕМЯ

Ах, эта бабья заумь,

Мужской топорный ум.

Куда же мы сползаем,

Плетемся наобум?

Нас дома давят стены,

На воле – воли нет.

Не распознать подмены,

Но веры меркнет свет.

В народе воцарилась

Глухая нищета.

Глаза в глаза воззрилась

Российская тщета.

Молчит пророк-прозаик

В крикливые года.

И родина сползает

Неведомо куда.

* * *

А. Г.

Где волшебно затаились

Стены белого дворца,

Чудом наши очутились

Всполошенные сердца.

Гор лесистых полукружья,

Графика древесных крон...

Мирно правит, без оружья,

Лодкой вечности Харон.

Благодать и тишь такая,

Что решили ты и я

Здесь чуток пожить, макая

Хлеб во млеко бытия.

* * *

Чувство собственной правоты,

Невозможность его отоварить

Вызывает прилив черноты

До неистовой жажды ударить.

Но гневливости нашей черты

Растворятся в стыдливом смиренье,

Если чувство неправоты

Нам подламывает колени.

* * *

О, прогресса сполохи

В боли, тьме, крови!

Боже, твои олухи

Гибнут без любви.

* * *

/Декабрь, война в Чечне/

Никого не поражает

Кровь разъявшейся страны.

Как живут, как поживают

Наши люди в наши дни?

В них несчастья вековые,

Рабства вечное клеймо.

Нехотя вставляют выи

В подновленное ярмо.

Так живут, так поживают

Наши люди в эти дни:

Сыновей их пожирает

Сумасбродный дух войны.

Знать, раскаянья-прощенья

Так и не взалкал народ -

И в печальном отвращенье

Отвернулся сам

Господь?..

СОЛДАТ В ГОСПИТАЛЕ

Буду помнить потерянный Терек,

Словно узник тюремную стену.

Покидая невольничий берег,

Оберег я на шею надену.

Будут в грохоте эти пространства

В новостных передачах являться.

...Но во сне, во спасенье – тиранство

Буду переиначивать в братство.

Все мне мнится: ползу из траншеи,

Братство мертвых – куда ни глянь.

Оберег – просто камень на шее,

И остра его каждая грань!

ПЕСНЯ

О НЕВЫПЛАКАННОМ

ГОРЕ

Осветит солнце горы,

Потом уйдет за море.

Твое уймется горе

Иль неизбывно горе?

Мужчина сник бессильно.

Страшна войны потрава.

Отцу оплакать сына -

Не дал обычай права.

Все юные ложатся

Подножием Отчизне.

Ах, как ему держаться

На бивуачной тризне?

Мужчины здесь не плачут,

Мрачны, прямы их взоры.

На лошадях поскачут

Крепить сынов дозоры.

Осветит солнце горы

Потом уйдет за море.

Твое уймется горе

Иль неизбывно горе?..

О НАРЯДНОСТИ

ЦЕРКВЕЙ В РОССИИ

Люди холодной и темной земли,

Где вам осветиться-согреться?

Из Греции веру вам принесли

Владимир и единоверцы.

Люди старались чужую речь

Постичь – на костыль опереться,

Чтоб душу свою распрямить и сберечь

И заодно – отогреться.

И засияли хоромы церквей

В селах бедных и в стольном граде.

Здесь злато икон и пламя свечей,

Здесь люди в тепле и отраде.

Сияньем Небесного Царствия здесь

Светло одаряются люди.

Пред Небом церковным ни снег с небес,

Ни холод – души не остудит.

С тех пор наша вера тепла и светла,

И взгляд прихожан неспешен:

Здесь золота яркость, елейная мгла -

Согрет человек и утешен.

* * *

В Бога верила беззаветно,

Хотя в церковь нечасто ходила.

Неумело и безответно

Ощущала в молитве силу.

Робость к батюшке пробиваться

Мне всегда в многолюдье мешала.

Но к святыням – вольно приобщаться,

Ощутив очищенья начало.

И как редкое чудо – причастье

Во спасенье давало отраду.

И Небесный Свет от несчастья

Ограждал, и другого не надо.

У СОСНОВО-БЕРЕЗОВОЙ

РОЩИ

Чудо рыжих и белых стволов,

Зелень листьев и вспышки цветенья.

Синева – как небесный улов,

И прозрачность, как в дни Сотворенья.

Замер взгляд, как в тенетах застрял

В водах заводи или тони...

Словно чуткую душу в астрал,

Ты в зарю погружаешь ладони.

Как предвечная наша любовь -

Певчих птичек столпотворенье.

И как встарь, возносятся вновь

Над Россией наши моленья.

/В Светлую Пасхальную неделю!

ВЕЧНЫЙ ЖРЕБИЙ

Л . Г .

Сжало судорогой молчания.

Биться – воду в ступе толочь.

Но в привычной тщете помочь

Снова бьётся, отбросив прочь

Недоступную роскошь отчаянья.

Как живется с такой перегрузкой?

Как написано на роду:

В здравой памяти иль в бреду,

Впопыхах, на лету, на бегу

Отводить от своих беду -

Вечный жребий женщины русской.

ГРУСТНЫЙ ДИПТИХ

1.

Душа надломилась тоскою,

Как дерево рыхлостью мха.

Но если чего-нибудь стою -

Спасусь и спасу от греха.

Предвижу березы паденье

В глухом равнодушном лесу.

Но – явится стихотворенье,

И душу живую спасу.

2.

Вдруг нахлынет боль щемящая,

Как прибой грядущих бед -

Возникает уходящая

Перспектива прошлых лет.

Сердца грусть неутоленную,

Память с миром упокой.

Сбить бы с глаз волну соленую

Закачавшейся строкой.

МОНОЛОГ ОФЕЛИИ

А знаете, меня убили.

Я не шучу. Мне вовсе не до смеха.

Не вырвали из пальцев моих лилии,

Не сняли синтетического меха.

Разбоя и насилья не было.

И даже бриллиантик подарили.

Почти не заслонили света белого,

И среди света белого – убили.

РЕАНИМАЦИЯ

Но вот очнулась. Импульс жизни

Включил твой пульс. Опять живи.

И призраком внезапной тризны

Себя и близких не трави.

Когда назначено судьбою,

Не раньше! – в вечность дверь открой.

И, если выдержишь, с тобою

Пребудут воля и покой.

* * *

А средней полосы унылость

Теперь с годами все милей.

Здесь гармонично угнездились

Терпенье и надежность дней,

Лесов дремучесть, свет полей

И долгая зимы постылость.

Здесь меры таинство открылось.

И повторюсь, мне все милей

Земля – не рай, но Божья милость.

ЛОПУХ

Лопух на газоне-поляне царит.

Он как бы из кактусового беспородья,

Но как экзотично-сурово глядит

Среди разноцветья и разноплодья.

Траву я вокруг него подстригу,

Он гордо роскошные выпрямит листья.

Я глаз от него отвести не могу,

Из лейки полью, помогу укрепиться.

Смотрите, как прям и высок он, и горд!

Не нашего, царского – вот ведь! – обличья.

Средь треньканья общего – мощный аккорд

Нетронутой, цельной природы величья.

Как свеж, неожиданней его дар

Величием облагородить пространство -

По нашей банальной привычке удар

Упорно вершить травокоса тиранство.

...Дизайнеры сада, борцы с сорняком,

Сторонники оскопленной лужайки,

Закон разнотравья нам с детства знаком

И он нам милей всех экзотов Ямайки!

* * *

Поздней осени цветы

Хрупкие, невзрачные

Бережно опустишь ты

В рюмочку прозрачную.

Вот сиреневый цветок,

Листики зеленые

И ромашковый желток,

Стужей опаленные.

Огорчишься невпопад

Их прозрачной редкости.

Но притягивает взгляд

Обаянье ветхости.

Ждать июльской красоты

Нам – как в небе просини...

Запоздалые цветы,

Икебана осени.

РЕДЕЕТ ЛЕС

Очередная высохла береза,

Ветвями чертит неба окоем.

И проводам привычная угроза,

В опасности и крыша, и сам дом...

Содом! Коттеджей громадье ваяют,

Костры палят, жгут пластик и гудрон.

Что станется, когда леса повалят?!

Опять в лесоповал люд вовлечен!

Среднеазийцы, русы из провинций -

Работа спорится, грохочет – дым в глаза!

У местных незатейливых провидцев

В глазах печаль да дымная слеза.

Лес погибает, стонет...Да не слышат!

Объемы строек распирают лес,

Крошатся его ребра, еле дышит...

Бес правит бал по праву? Или без?

И крах экологов...

Но гнев Небес...

Переделкино, август 2007.

ЗА ГОРОД

С МАЛЫШОМ

Нимбом над городом смог -

Словно предвестник конца.

Дымным дыханием – с ног

Робкого пришлеца.

Город властной рукой

Держит, драконом в упор

Дышит, и быт городской

Мчится во весь опор.

...Воля где и покой -

Счастье простых забав?

В день оголтелый такой

Сына с собой забрав,

Вырвалась за город с ним

В лиственный лес у реки,

Чтоб насладиться одним

Небом из-под руки,

Солнцем и тенью дерев,

Запахом трав и земли,

Чтобы себя отогрев,

Души дышать смогли.

Звонкий родник какой!

Птичий гомон дубрав.

Патриархальный покой

Пьем, на колени припав.

ЛЕТО В ПОДМОСКОВЬЕ

Июнь наступил. Птицы гнезда слепили.

Их слушали все, кто был слушать готов.

Но капли дождя то и дело лупили

По листьям и сникшим головкам цветов.

В природе мы жадно искали приметы

Содействия нашим неярким местам,

Ловили тепло долгожданного лета

И к солнцу тянулись, подобно цветам.

Представьте, хотелось денечков погожих,

Хотелось поменьше дождей проливных

И летних веселий, и праздных прохожих -

Нам юга хотелось в широтах родных.

* * *

Тане Э.

Осень грустной птицей

Кружится нал нами.

Но воспоминаньем

Об иной поре

С синими горами,

С южными морями

Сон цветной приснится

Людям в ноябре.

Спите больше, люди,

Осенью ненастной

И когда несчастье,

И когда невмочь-

Сон до боли ясный,

Солнечный, прекрасный

Вам спасеньем будет,

Люди, в эту ночь.

Вы не сомневайтесь,

Вам приснится это:

Просто где-то лето

В солнечном кольце,

Ввысь столпами света

Поднята планета,

А вот и вы смеётесь -

Брызги на лице!

СТАРАЯ ГАГРА

Памяти принца Ольденбургского

Просолёной воды напевность,

Запах дерева, дух земной.

Этих мест черноморская древность

Нас окатывает новизной.

Деревянный дворец, как в сказке,

Без гвоздя – не наш глазомер! -

Возведен по заморской подсказке

На загадочный русский манер.

Днем недвижен колосс деревянный,

Мертв, как замок из кирпичей.

Но живет он в волнении странном

В темноте и тиши ночей.

Будто тень императора бродит

Или принца тоскует душа,

Колобродит, владенья обходит

И творенья свои, не спеша.

Как изгнанник седой и былинный,

Молчаливый ночной пророк

Обивает строитель старинный

Свой последний, свой вечный порог.

...И тот скрип половиц и шуршанье,

Шепоток потолков и стен

Убаюкивают обещаньем

Утешительных перемен...

ИТАЛИЯ, ГОРОД ПЕННЕ

В тот древний Пенне, в серебре,

С дороги чуть не сбившись,

Мы прибыли. Он на горе

Стоит, в нее врубившись.

Как занесло наверх горы

Соборов древних стены?

А рядом – крики детворы

В час школьной перемены.

К собору грузному впритык

Легла тумана млечность.

Здесь город к вечности привык,

Не замечая вечность.

Средневековых замков спесь,

Чугунные балконы.

Мужчины мрачноваты здесь

И замкнуты матроны.

Ход нашей жизни клочковат,

Сплошные неувязки.

Но Пенне убедит стократ

Жизнеподобьем сказки.

...И вновь Россия в ноябре,

Да тусклый свет в оконце.

Но вспомним – город на горе,

Вино, спагетти, солнце.

В АРМЕНИИ

Ни лесов, ни берез, ни полянок...

Арарат. Горы. Камни. Севан.

Только крупноголовость армян

И точеные лица армянок.

Как горды их печальные лица

И гортаней их древний язык.

Здесь поет, причитая, родник.

Здесь от общего горя не скрыться.

* * *

Древности живительный изыск -

Внятен нам восточной кухни искус.

Разнотравья как таинственен язык!

Прихотлив как вкус, как ярок привкус,

Как затейлив древности изыск!

НА СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ

Диптих

1.

В грехах покаялась, врагов простила,

Зла не держала, от души молилась -

Была мне явлена такая милость -

У Господа на Родине гостила.

2.

Жили в мороке, но в подсознанье

Мы, потомки взыскующих града,

Сберегали чужие названья -

То ль отрава нам, то ль – отрада.

И попав в этот край изначальный -

Это чудное чудо – попали! -

Воздух неба сухой и печальный,

Как предвечный покой вдыхали.

Как нас Мертвое море держало

В колыбельных, но крепких объятьях,

Солью, солнцем смысл выжигало:

Здесь Прародина всех Прабратьев!

В КРЫМ

Все давит жизнь на плечи,

Хлопот – невпроворот.

Уедем мы далече,

Туда, где море ждет.

...И бухта Коктебеля

Распахнута глазам,

И мы, глазам не веря,

Ударим по газам.

Как будто джазом-свингом

Растоплены глаза.

Машина лязгнет с визгом -

Нажмем на тормоза.

Царит на побережье

Наш здешний Колизей —

Жив и несет служенье

Волошинский музей.

И будто жизнь по новой

Свой солнечный отсчёт

Начнёт – и мы в столовой

Гадаем – чёт-не-чёт.

Кругом свои роятся,

Уютностью дыша.

И перестанет рваться

И отдохнет душа.

Отроги Кара-Лага

И голубой прибой.

Столичный бедолага,

Очнись – и Бог с тобой.

УЕДЕМ НА КАЗАНТИП

На мире панцирь тусклый, горький.

Но как же расцветаешь ты,

Когда распахиваешь створки

В мироприимство доброты.

Тогда нам повезет воочью

Увидеть мир, как Божий рай -

И ярким днем, и тайной ночью;

И шум волны и птичий грай

Услышим, как ни разу прежде;

Увидим чаек тяжкий взлёт

И пляжный люд в скупой одежде

И местный незлобивый скот -

Козу с козлёнком, трио кошек

Ла стайку куриц и гусей,

Их вечный поиск мошек, крошек,

Рыбёшек – словом, снеди всей.

Земля и море, степь сухая

И солнечный коловорот.

И чайка, крыльями махая,

Над самой головой полет

Вершит бесстрашно, явно целясь

В рой заигравшихся мальков -

Жестокая природы прелесть

Без всяких ханжеских оков

Вокруг представлена успешно.

...А нам осталось в корень зритъ,

Взывать к Всевышнему утешно,

За жизнь, за все благодарить.

ПОЛЕТ ЗИМОЙ

В БЕЗОБЛАЧНОМ НЕБЕ

Какая радость видеть с самолета

Земли родной раздольные поля,

Лесных селений хлебные щедроты

И чувствовать тебя родной, земля!

Снега на солнце, будто перламутр,

Блистают, выделяя навсегда

Дороги, реки, самый малый хутор

И самые большие города.

Леса, леса, очерченные снегом,

Внушают нам в кольце дорог и рек,

Что созданный отчасти человеком,

Сей Божий мир щедрей, чем человек.

* * *

Экономика – наука?

Иль ученое холуйство?

Экономика – искусство?

Экономика – игра!

Корифеи мыслят вяло,

И проглядывает скука

В умудренности ученых.

Лишь азартны шулера!

ПОЭТЫ

Ваш удав – всевластный редактор,

Укреплён теневой мошной,

И чиновник-то небольшой,

Глаз замылен и пуст душой -

Между верхом и низом адаптор.

Верх – начальствующие коллеги

Смотрят вниз сквозь чиновью спесь:

Там толпятся поэты-калеки,

Не прося социальной опеки,

Нищеты и гордыни взвесь.