Текст книги "Любовь во время войны (СИ)"

Автор книги: Фаина Гаккель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Спасибо вам – я выспалась впервые за очень долгое время.

– И тебе спасибо – тут он уже обернулся – спать в мягкой и чистой постели всяко лучше, чем в общем зале на скамье, где храпят и пердят сотни мужиков.

– В таком случае, эта постель ваша – быстро ответила она. И посмотрела ему прямо в глаза – спокойно, не краснея.

– Не боитесь, что ваши слова поймут неверно?

– Вы – нет.

– Ну и зря.

– Одно мое слово – и моя сестра убьет вас во сне.

– Хорошая ложь – он оскалился – Но ты забыла, что я ее знаю. Ты не приказываешь своей сестре, Санса. В любом случае – спасибо за предложение. Я подумаю. А сейчас мне пора.

– Подождите…

– Что – не хочешь, чтобы меня кто-нибудь увидел?

– Нет, мне это все равно. О моей невинности переживать в любом случае переживать уже поздно. – Ее изменившийся голос не укрылся от него, но он подавил порыв остаться, разговорить ее, вытянуть из нее все то, что она носила в себе – нет, сейчас точно не время. Поэтому он просто оделся и вышел.

Случайно или нет, но коридор оказался пуст. Он шел в задумчивости, и, должно быть, поэтому едва успел заметить серую тень сбоку, а миг спустя ему под ребра уперлось острие клинка.

– Что, пришла закончить начатое? Вычеркнуть еще одно имя из твоего списка?

– Тебя в нем больше нет. И списка больше нет.

– Надо же. Тогда какого хрена тебе от меня надо, волчонок?

Клинок сильнее вдавился в тело.

– Если ты причинишь моей сестре боль, я тебя убью.

– Я что, похож на того, кто может причинить боль твоей сестре?

– Именно.

Арья исчезла так же быстро и незаметно, как появилась, а Клиган, ощутив вдруг сильнейший голод, ускорил шаги в сторону большого зала. Боль – как же. Да она сама кому хочешь боль причинит. И ему – в первую очередь.

========== 4. ==========

VII. Кто чего хочет

В жизни Сансы наступило странное время – ее жизнь как будто раздвоилась. Днем она была все той же хозяйкой Винтерфелла в глухом платье, несущей на своих плечах весь груз ежедневных забот. Ночью, сбросив одежду, она словно сбрасывала броню, и из нее вырывалось на волю слабое дрожащее существо, которое цеплялось за каждую кроху тепла и защиты, что давал ей огромный угрюмый уродливый мужчина, годившийся ей в отцы. Каждый вечер он приходил, и каждое утро уходил, оставляя после себя смятые простыни и ощущение тепла там, где их тела соприкасались во сне.

Она теперь крепко спала, забыла о вине по вечерам и хотела только одного – чтобы это не кончалось. Чего хотел он – она не знала и не спрашивала. Но чем дальше, тем сильнее ее мучила тревога. Санса не боялась, что кто-нибудь обнаружит их и разболтает, не боялась сплетен и осуждения. Она боялась… Сама не знала, чего. Может его молчаливости, а может того, что он вел себя не так, как другие мужчины. Если бы он попытался нарушить их негласный уговор или стал бы ее домогаться, она бы знала, что делать – но в том-то и дело, что он не пытался. Какими бы тесными ни были их случайные объятия утром, он неизменно одевался и уходил, делая вид, что ничего не замечает – или и правда не замечал.

Каждый вечер Санса давала себе зарок поговорить с ним – и каждое утро на нее нападала немота. Она злилась на себя – ведет себя как глупая изнеженная девочка – но ничего не могла поделать. А война все ближе – скоро они выступят, он уйдет, и ей останутся только бесконечные вопросы и холодная постель. «Чего ты хочешь, Санса?» – строгим насмешливым голосом Арьи спрашивала она сама себя. Ответа не было. Открыться и посоветоваться – но с кем? С той же Арьей? Смешно. С Бриенной? Нет, она не будет смущать честную, прямолинейную и неопытную леди-рыцаря. С королевой? С ней Санса так и не сблизилась. С Браном? От этой мысли ее передернуло. Выходило, что только с ним самим.

Случай представился скорее, чем она ожидала. Очередным утром, когда он проснулся, осторожно вытащил свою руку из-под ее головы и отодвинулся, Санса тоже проснулась – и, против обыкновения, положила руку ему на локоть. Сандор обернулся и вопросительно взглянул на нее, но ничего не сказал. Санса тоже молчала, вглядываясь в его лицо, точно ища в нем что-то. Он двинулся, точно собираясь уйти, но потом вздохнул и сел на постели лицом к ней, показывая, что готов слушать. Санса водила пальцем по смятой простыне, не зная, с чего начать. Наконец, решилась:

– Вам, наверное, все это кажется странным.

– Да.

– И все же вы продолжаете приходить.

– Как видишь.

– Почему?

Он снова вздохнул и посмотрел в сторону, а затем опять на нее, слегка склонив голову набок и нахмурясь.

– А почему ты предложила мне это? И почему именно мне?

– Я не знаю – почти прошептала Санса. Говорить правду, открываться было мучительно, но она продолжила. – Я правда не знаю… Сандор. Все спрашиваю себя – но ответа нет. Возможно я не узнаю никогда, и, умирая, буду все так же спрашивать себя. Знаю одно – без вас мне плохо. А с вами я становлюсь как будто сильнее.

– Разве ты слабая? – Он вдруг наклонился и уверенным жестом взял ее за подбородок, поднимая ее лицо кверху. – Я знаю, что ты сделала со своим ублюдочным муженьком.

Санса вывернулась и снова опустила голову.

– Я не хочу говорить об этом – голос звучал глухо.

– Хорошо. Но я хочу знать, чего ты хочешь от меня.

Она молча покачала головой.

– Я приду к тебе снова, когда ты будешь знать ответ. – С этими словами он встал с кровати.

Вот тут она испугалась, страх накатил на нее неожиданно и резко, как волна холодной воды.

– Нет, не уходите. Если вы хотите меня, то…

Он развернулся и снова наклонился над ней – теперь в его взгляде не было ни капли равнодушия. Наоборот, его темные глаза горели огнем.

– Лучше я скажу, чего не хочу – чтобы ты продавала себя и делала что-то против своей воли. Не унижай себя этими играми, Пташка. Я приду сегодня – и буду приходить каждую ночь. Но и ты мне кое-что пообещай. Я хочу, чтобы ты была честной со мной. Не хочешь говорить правду – молчи. Но никакой лжи.

VIII. И кто чего не хочет

Первые несколько дней Клигану было даже весело, еще бы, такое развлечение в однообразной, и одновременно полной напряженного ожидания гарнизонной жизни – но потом стало не до смеха. Разумеется, он пришел тем же вечером, про себя слегка посмеиваясь над собственными же опасениями, что его все-таки кто-нибудь увидит. И правда смешно – после всего, что было в его жизни, бояться быть найденным в женской постели. Ритуал изо дня в день оставался неизменным. Он стучал, ему открывали, приветствуя в лучшем случае кивком, затем они оба раздевались и ложились с краев огромного ложа, не касаясь друг друга. Но утра были другими: каждый раз они просыпались в объятиях друг друга, все более тесных. То он находил ее голову на своей груди, а волосы щекотали рот и нос, то ее ногу – на своем бедре или свою руку – на ее груди. Как правило, он просыпался первым и начинал одеваться, вслед за ним просыпалась Санса в одной сорочке провожала его до двери, они так же молча кивали друг другу и расставались до вечера. Днем каждый был занят своим делом и своими мыслями, но его мысли все чаще останавливались на ней. Что, седьмое пекло, происходит – с ней, с ним, вообще? Долго так продолжаться не могло, он это знал – значит, придется все-таки вытрясти из нее хоть какую-то правду.

***

«Если вы хотите меня…» – сказала она чуть ли не с сомнением. Седьмое пекло, она еще спрашивает! Даже если бы он не знал ее в Королевской гавани, то уж точно захотел бы сейчас, увидев ее в Винтерфелле. И дело было не только в красоте, нет. Было в ней что-то, что запало ему в душу, да так глубоко, что за все эти годы не вытравилось.

То, что началось как невинное, что, впрочем, еще вопрос, развлечение, начинало превращаться в какую-то противоестественную игру. От того, как легко и естественно она ложилась с ним в постель, а потом делала вид, что не замечает, как они просыпаются, прижавшись друг к другу, ему начинало казаться, что он сходит с ума… Вот только этого в жизни не хватало. И посоветоваться не с кем – не с Тормундом же, в самом деле. У этого красавца дерьмо в заднице не держится, что знает он – знает весь Винтерфелл, а он не для того таскался за Стену, чтобы король Севера (или кто он теперь) срубил ему голову за бесчестье сестры. Конечно, можно просто делать вид, что ничего не происходит, а там уже они выступят в поход, он сдохнет в битве, прихватив с собой побольше мертвяков, и все. Но уезжать от нее вот так – от этой мысли в нем рождалось что-то, похожее на боль.

В тот последний разговор он наконец увидел, как ледяная маска на ее лице дала трещину, и уцепился за эту крошечную надежду – вот только на что он собственно надеется? Целый день он только и думал, что об этом. Сегодняшняя ночь изменит между ними все – и либо из этого выйдет… что-то, либо все окончательно пойдет в пекло. Уже поздно вечером, по дороге в ее спальню, Сандор пообещал себе, что при любом исходе как следует напьется. Может быть даже Тормунда позовет.

========== 5. ==========

IX. Перед смертью не надышишься (?)

После того разговора Санса весь день с трудом могла думать о делах. Все ее мысли занимала предстоящая ночь. Она понимала, что их молчаливому соглашению пришел конец, все изменилось. Между ней и этим человеком образовалась связь, для которой она не могла подобрать названия. Не любовь, не страсть, не дружба, не союз, не вражда, не кровное родство, не служба или власть. Может быть, близость? Санса повела плечами, прогоняя внезапную дрожь. Сандор Клиган был последним человеком на свете, о ком она могла бы предположить подобное – но тем не менее, так и было. И что делать теперь с этой близостью, она не знала. А делать что-то придется – она все это начала, ей и отвечать.

Собственно говоря, выходов было всего два – либо прекратить эту странную связь одним махом, либо превратить ее во что-то другое. Мысль о первом решении рождала в ней тоску и какую-то детскую жадность – «мое-не-отдам!», а мысль о втором – липкий страх, который был ее вечным спутником, но до встречи с ним по большей части держался где-то в глубине то ли разума, то ли души, а теперь вдруг всколыхнулся в ней с десятикратной силой. Чего она боялась? Боли, отвращения, того, что все обернется унизительной пыткой? Или того, что он, как и большинство мужчин, считал, таких как она «порчеными», грязными, оскверненными?

Санса успокаивала себя тем, что до того Клиган до того ни словом, ни взглядом, ни жестом никак не показал, что думает о ней подобным образом. Но она-то знала его сдержанность и умение владеть собой – и кто знает, что там, под этим высоким лбом и хмурыми глазами под густыми бровями? «А что в глубине тебя?» – задала она следующий вопрос. Холодная неуютная тьма? Кровавая радость мести, мерзкое удовлетворение от чужой страшной смерти? Клубок черноты – небольшой, но никуда не исчезнувший со временем? Та самая часть Рамси, о которой он ей с глумливой улыбочкой сказал перед тем, как собаки начали рвать его? Почувствовав подступающую к горлу жгучую струю рвоты, Санса сглотнула и отпила вина, и чуть не поперхнулась, когда в дверь постучали.

С трудом держа себя в руках, она открыла. Внешне в нем со вчерашнего дня не изменилось – почти. Только взгляд вместо хмуро-спокойного, как у старого, видавшего виды волкодава, стал пытливым, ищущим – словно он хотел забраться не столько под одежду ей, сколько в душу. Санса, разрываясь между желанием подчиниться этому взгляду (а может и не только ему), и желанием закрыться от него, встретила гостя кивком и отступила в сторону. Но вместо того, чтобы начать раздеваться, она села на постель и, теребя в руках кончик тяжелой цепи – единственного своего украшения – поняла, что не знает, с чего начать разговор.

Мазнув по ней взглядом, Клиган прошел к столу, сев, вытянув длинные ноги, взял второй кубок, отпил и посмотрел на нее.

– Я пришел, миледи.

– Да… милорд.

– Вот наградите меня лордством, тогда и буду лорд. А пока…

– Я знаю – с ноткой раздражения перебила она. – Звать вас по имени.

– Думаю, нам пора поговорить, Санса. – Его голос стал ниже, тише и как будто мягче. – Что происходит?

– Я не знаю – ответила она так же тихо и упрямо.

– Врешь. Ты знаешь, но не хочешь говорить об этом. Или не можешь. Я зря пугал тебя тем, что не приду больше – это тоже была ложь. Мне эти ночи так же нужны, как и тебе. Могу сказать почему, раз уж ты боишься.

Санса, снова сглотнув, посмотрела на него, и усилием воли оставила цепочку в покое.

– Я слушаю, Сандор.

Он поставил чашу на стол с легким стуком, подобрал ноги и оперся локтями о колени, глядя на нее совсем другим взглядом – тяжелым, мужским, полным вожделения. Желание закрыться и спрятаться стало в ней почти невыносимым. Почему она сидит здесь, почему не прогонит его, не запретит ему показываться ей на глаза?

– Я пришел к тебе потому, что ты мне нужна. Хрен его знает почему – но нужна. И я хочу тебя. Давно такого не было – я думал, что и не будет, по правде говоря. А еще я зачем-то нужен тебе. Но об этом уже ты мне скажи.

– Но вы… Но ты никогда не…

– Не пытался тебя трахнуть? Не путай меня со своим ублюдочным муженьком или с моим старшим братом. Я либо плачу, либо беру то, что дают по доброй воле.

– И ты хочешь взять меня?

– Чтоб мне сдохнуть – да. – Еще один взгляд исподлобья, тяжелый и горячий, будто закипающая смола.

Санса замолчала, глядя на носки сапожек, виднеющиеся из-под края подола. Внутри у нее зрело решение – глупое, отчаянное, возможно, ошибочное, могущее погубить ее окончательно. Но если все они могут умереть, и очень скоро – то есть ли разница?

– Хорошо. – Она резко кивнула и встала. – Хорошо. – Дергаными движениями он стащила перчатки – кожа прилипала к вспотевшим ладоням – и начала распускать шнуровку платья, одновременно пытаясь стащить с себя сапожки.

Он встал – медленно, плавно – подошел к ней, положил на плечи тяжелые теплые руки, подождал, пока она поднимет на него взгляд.

– Постой, девочка. Ты не ответила мне на один вопрос. Чего хочешь ты?

– Ты сказал, что я могу молчать, если не хочу говорить правду. Так вот – я не хочу.

– Сказал, да. Но сейчас не время молчания и уверток. Я не буду трахать тебя против твоего желания.

– А что, когда женщина раздевается – это не ответ?

– Шлюха тоже раздевается, когда кладешь монету на стол, но только последний идиот поверит, что она его взаправду хочет. Ты не шлюха, я тебе не платил, ты ничего мне не должна, а потому ответь на вопрос: Чего ты хочешь?

Санса замерла – пальцы путались в завязках, она избегала взгляда, который стал почти осязаемым. Внутри нее поднималась волна злости – ну почему он все портит, неужели он не может либо сделать то, что нужно, либо молча уйти? Зачем эти вопросы? Она прекрасно обходилась без них все эти ночи. Тяжелые ладони давили на плечи. Поддавшись злости, она вывернулась и отошла, глядя на него почти с ненавистью, желая то ли наброситься на него, то ли разрыдаться. Напряжение нарастало.

– Чего ты хочешь, Санса? – повторил он вопрос почти спокойно, но теперь в низком голосе звучал скрытый гнев, отголосок той ненависти, что двигала тем человеком, которого она знала по Королевской гавани.

– Не знаю! – почти выкрикнула она, теряя терпение. – Зачем ты меня мучаешь?

– Ты сама себя мучаешь.

– Что ты знаешь обо мне! Что ты вообще знаешь?

– Достаточно. И о тебе тоже. Знаю, что с тобой сделали, знаю, что ты сделала в ответ. Знаю, каково жить с ненавистью – и об этом уж точно побольше тебя. Знаю, как легко стать мертвецом уже при жизни, и никакие сраные Белые ходоки тут не нужны. Поэтому я тут вожусь с тобой, а не трахаю послушную и пригожую шлюху в ближайшем борделе.

– И я должна быть благодарна? – Санса призвала на помощь всю свою холодность.

– Ничего ты мне не должна. А вот себе – да. Иначе ты бы меня не позвала греть тебе постель.

Санса снова прошла к столу, сделала большой глоток уже остывшего вина. На голодный желудок в голове слегка зашумело. Этот человек как всегда, говорил ей правду – не щадя ее, не делая вид, что мир лучше, чем он есть. Поэтому она и потянулась к нему безотчетно в ту первую ночь. Он прав, во всем прав – без ответа на этот вопрос все, что произойдет в этой спальне, будет насилием – только насильником будет она сама.

Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза, не отводя взгляда.

– Ты хочешь знать, чего я хочу? Хорошо.

Х. Bene venebatur!

Седьмое пекло, он и не подозревал, что от простого разговора устаешь, как после целого дня битвы. До этого с ним подобное было только раз – когда Рэй тонко, как ювелир золотую проволоку, тянул из него душу – и вытянул-таки все до донышка, старый хрыч. А теперь ему самому пришлось делать то же самое с ней. Но оно того стоило, видят боги, стоило. Когда она, наконец, сумела выдавить из себя честный ответ, то разрыдалась – в голос, тяжело и надсадно, будто на похоронах. Тут уж ему ничего не оставалось как подойти, обнять, прижать к себе, гладить по спине и ждать, заставляя себя стоять спокойно и не сдерживать себя. Слишком долго у него никого не было, слишком близко она была, слишком остро он ощущал ее – всем телом. Еще немного – и он либо сбежит обливаться ледяной водой из колодца, либо потащит ее в постель, не дожидаясь, пока она сама этого захочет. Сандор не хотел ни первого, ни второго. Насчет своих любовных талантов он не обольщался – какие уж тут таланты, когда всю жизнь по борделям и трактирам, а за звонкую монету любая будет стонать и извиваться. Но сделать так, чтобы ей было хотя бы не больно и не страшно – это он может. Хотя бы попробовать.

И ему это удалось. Когда, перестав плакать, она вдруг потянулась и поцеловала его в щеку, он с трудом сдержался от того, чтобы прижать ее к себе посильнее. Но Санса, глядя на него без улыбки, почти мрачно, взяла его за руку и потянула к постели. Там, наконец, он сделал то, о чем мечтал – где-то, в самой глубине души, эта мечта жила если не с самой первой их встречи, то уж точно с Королевской гавани – запустил руки в эти роскошные рыжие пряди, пропуская их между пальцами. Когда он сдвинул ладони вперед и обхватил ими ее лицо, она вдруг положила свои руки поверх, и, посмотрев ему прямо в глаза, сказала тихо:

– Ты не обидишь меня. – Еще одно воспоминание, пароль, известный только им двоим.

– Нет, Пташка, я тебя не обижу – ответил он и поцеловал ее.

***

Клиган отпил вина из кожаной фляги и вытер губы рукой. Никакого Тормунда, он, конечно, искать не пошел, более того – сам сбежал ото всех сюда, в Разрушенную башню. И уж конечно он не собирался никому рассказывать о том, что он делал спальне леди Винтерфелла – не из-за Сансы, а из-за себя. Почувствовав, что щеки обдало жаром, он сердито отхлебнул вино снова и нахмурился. Да что с ним такое, седьмое пекло? Здоровый мужик уже, а смущается как мальчишка при одном воспоминании о прошедшей ночи.

***

Целоваться она не умела совершенно, более того – довольно быстро отстранилась и снова посмотрела на него этим своим холодным взглядом – но теперь за ним ему почудилась мольба. Он слегка вздохнул – он-то как раз был не прочь продолжить с поцелуями – но не стал напирать, а вместо этого раздел ее до нижней сорочки, но на попытку снять и ее, Санса покачала головой. «Позже» – беззвучно произнесли ее губы. Ну ладно – позже так позже. В конце концов, напомнил себе Клиган, хотел бы по-другому – пошел бы в бордель. Но он не в борделе, а здесь, с этой холодной, несчастной и изломанной женщиной – то ли что бы ее спасти, то ли что бы спастись самому, а может быть, чтобы просто забыться перед надвигающейся на них белой холодной смертью.

Они легли в постель, и там уже его руки начали свое путешествие по ее телу – неторопливо, основательно, сдерживая тот огонь, который давно уже разгорелся внутри. Сначала Санса и правда показалась ему похожей на каменную статую – застывшая, холодная, напряженная, она настороженно следила за ним взглядом, точно ожидая подвоха или удара. Но постепенно она начала оттаивать: ее тело становилось все более теплым, мягким, податливым, дыхание участилось, настороженность во взгляде почти пропала, и, наконец – вот она, первая победа – осторожно потянулась сама обнять его.

Это было сигналом – все так же медленно и осторожно, точно подкарауливая редкого и пугливого зверя, он стал подбираться к главному. В итоге все оказалось гораздо лучше, чем он себе представлял, хотя и слишком быстро. Каково было ей – понять было сложнее, и что означали две слезинки в уголках глаз – тоже. В любом случае, заснула она, положив голову ему на грудь.

Впрочем, он надеялся, что одним разом все не ограничится – хотя с нее и такое станется. Готов ли он к тому, что сегодня вечером ему не откроют дверь, вышвырнут вон, возненавидят? Клиган сделал еще один глоток. Ответа не было. Возможно, так и будет, возможно, он для нее всего лишь инструмент или лекарство, как зелье мейстера или кипящее вино для ран – разве не с этого все началось? Да даже если и так – жалел ли он? Вот на это ответ у него был: нет, не жалел. Ни об одном миге из того времени, что он провел в ее спальне и уже точно не о минувшей ночи. И, предложи ему кто выбирать – он снова выбрал бы так же.

Комментарий к 5.

========== 6. ==========

XI. Привилегия леди

Оказывается, засыпать в объятиях мужчины довольно приятно. А то, что было до – может быть не ужасом, мучением, суть которого – даже не сама боль, а ее постоянное ожидание – а чем-то другим. Нельзя сказать, чтобы ей было хорошо, но этого она и не ждала. Как она сказала тогда – «Я не хочу умирать, не узнав, как это бывает по-другому». Что ж – вот она и узнала. Узнала, что это такое, когда мужчина, который ложится с тобой в постель не для того, чтобы причинить боль и утвердить свою власть и даже не для того, чтобы удовлетворить свою похоть – хотя в его желании она не сомневалась. И, несмотря на отсутствие того удовольствия, о котором она только слышала, но никогда не испытывала сама, это все равно была лучшая ночь в ее жизни за очень, очень долгое время. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждое движение были как будто… Как ведро горячей воды, которой отмывают грязный пол. В этот раз его отмыть не удалось, но грязи стало меньше.

За первой ночью последовала вторая, за второй – третья, за третьей – четвертая и пятая. И каждую ночь ей становилось все лучше, все легче – неловкость постепенно уходила, она привыкала к Сандору в качестве своего любовника, и ей день ото дня нравилось делить с ним ложе все больше и больше. Он и сам ей нравился, Санса даже как-то поймала себя на том, что, среди дня, подумав о нем, улыбается, и тут же стерла с лица эту улыбку, спрятала ее поглубже.

Начать разговаривать с ним ей оказалось едва ли не труднее, чем в первый раз позволить коснуться себя. Он как раз не спешил сложившийся порядок, и первые несколько ночей после того разговора снова погрузился в молчание, только иногда спрашивал, не больно ли ей. Санса неизменно говорила, что нет, про себя думая, неужели он не понимает, как сильно изменились ее представления о боли – или она для него в чем-то все та же наивная девочка в розовом платье?

C этого она и решила начать. Как-то – уже после того, как в очередной раз все закончилось, и он лег рядом с ней, она заговорила:

– Мы оба сильно изменились с нашей последней встречи.

– Угу. Ты выросла, я постарел.

– Ничего подобного – она приподнялась на локте и погладила его по щеке, словно в потверждение своих слов. Сандор дернулся, но не оттолкнул ее. Санса снова легла рядом, положив голову ему на грудь и слушая стук его сердца.

– Когда мы говорили в Разрушенной башне, ты упомянул об одном человеке, септоне… – Она замолчала, не зная, как продолжить.

Сандор тяжело вздохнул.

– Ты хочешь знать?

– Да. Правда за правду.

– Хорошо, я тебе расскажу. – Он подтянулся на подушках, и полусидя, продолжил. – Когда твоя проклятая сестрица бросила меня умирать в Долине, я был тяжело ранен. Рэй и его люди нашли меня не сразу – а я был так плох, что он даже решил, что я уже умер. А когда понял, что я жив, то промыл и перевязал мои раны и увез с собой.

– Ты был рад?

– Хрена с два. Я мечтал сдохнуть поскорее, а для меня все это значило только продолжение мучений. Я бранился и богохульствовал, надеясь, что он не выдержит и бросит меня. Но этот тип оказался крепче, чем я думал – он лечил меня, не обращая внимания ни на мою брань, ни на вонь, которая от меня исходила. Меня привезли в общину – кучка бедняков, которые, услышав его проповедь, последовали за ним в надежде на лучшую жизнь. Там меня продолжали лечить, и, в конце концов, я встал на ноги.

– И ты остался с ними?

– Да.

– Почему?

– Мне было некуда идти.

Этот простой ответ почему-то поразил Сансу.

– К тому же – продолжил Сандор – мне было там хорошо. Меня никто не ненавидел, не пугался моего лица, и я был полезен.

– Мне казалось, тебе нравилось, когда тебя ненавидят.

– Да. И сейчас это удобно. Но и без ненависти можно жить. Это то, что Рэй мне объяснил.

– Ты хотел бы там остаться навсегда?

– Не знаю. Возможно, если бы не это гребаное Братство, так бы оно и было. А может и нет. В любом случае, я уже не там, а здесь.

– И ты рад?

– Рад? Пожалуй. Как любит говорить твоя сестра – все люди смертны. Но умереть за что-то стоящее совсем не то же самое, чем сдохнуть в пьяной драке.

– А тому…. – Санса замялась – Тому, что происходит сейчас – ты рад?

Он посмотрел на нее, слегка приподняв брови:

– Почему ты спрашиваешь, Пташка? Я ведь сказал, что хочу тебя.

– Тирион меня хотел – странным сдавленным голосом ответила она. – И Рамси тоже. И Мизинец. И сейчас меня хочет каждый второй мужчина в замке, если не больше. Я спрашиваю – рад ли ты?

Он снова схватил ее пальцами за подбородок, внимательно вглядываясь в ее лицо. Санса не знала, что на нее нашло: она уже раскаивалась за свою слабость, и боялась расплакаться, услышав ответ «Нет» или «Мне все равно» или «Мне приятно тебя трахать». Да что с ней такое? После всего, через что она прошла – неужели она станет глупой безвольной плаксой, как в Красном замке?

– Седьмое пекло, конечно, я рад. Перестань реветь – добавил он, стирая пальцами слезы с ее щек. – И иди ко мне.

XII. Bring me to life

Санса ему врала. Сандор был уверен в этом, но не мог определить, в чем именно. Или нет, не врала – недоговаривала, но опять же – что именно? После их последнего разговора он был в этом уверен. От этих мыслей голова пухла, и он уже был почти готов рискнуть и поговорить с Тормундом – даже если поделить надвое все его байки, рыжий ублюдок и правда вроде бы разбирался в женщинах.

Недолгое затишье в замке сменилось оживлением, среди солдат шли разговоры о том, что скоро выступать. Сандор был этому и рад, и не рад – он чувствовал, что засиделся и соскучился по хорошей драке, но при этом не хотел уезжать от Сансы, не выяснив все до конца. Допрашивать ее и давить он не хотел, да и смысла в этом не было – чем он тогда будет отличаться от других – тех, кто хотел ее, но отказывал ей в собственных желаниях. Убалтывать и развязывать язык он был не мастер, соблазнять – тем более. Все, что он мог – это быть рядом и ждать, но на это у него не было времени.

Была и еще одна трудность – чем больше он проводил времени с Сансой, тем больше ему хотелось, тем сильнее он начинал в ней нуждаться. Сначала он был доволен и тем, что она смотрит на него без отвращения, после того, как они стали спать в одной постели – ему захотелось трахнуть ее, а теперь ему нужна была его душа, и еще – чтобы она нуждалась в нем не только как в средстве для сна или любовнике, который согреет постель, пока не появится кто-то получше – например лорд с подходящим титулом или замком.

Последнюю мысль он гнал от себя как мог. «Не будь идиотом» – твердил себе Клиган. – «Не будь хреновым идиотом, не вздумай». Но чем дальше, тем больше ему казалось, что он уже идиот, самый что ни на есть тупой идиот во всех Семи королевствах. И конечно же, вопреки всем своим мыслям и спорам с самим собой он все равно придет вечером в ее спальню, чтобы в очередной раз согреть леди в постели, развлечь беседой и уйти утром.

***

– Ты что, не понимаешь? – она уже почти кричала. – Я монстр! Я чудовище! Он был прав!

Он подскочил к ней, сжал ее плечи и тряхнул так, что зубы клацнули.

– Что ты несешь? Кто был прав?

– Мой… Мой муж! Рамси! Он сказал… – Санса запнулась на мгновение, а затем продолжила уже тише. – Перед тем, как я спустила на него собак, он сказал, что часть его останется во мне навсегда. И он оказался прав. Часть Рамси вечно живет во мне. Злоба, жестокость, умение убивать.

– Послушай меня, Пташка…

– Не называй меня так.

– Послушай меня – повторил он. Мы все монстры, все чудовища, все убийцы. Разве я не говорил тебе этого давным-давно? Твой отец, твоя мать, этот безумный парень – Теон Грейджой, твоя сестра, ты, я, король севера и драконья королева. Все мы.

– И что с этим делать?

– Ничего. Жить дальше. Ты никогда не избавишься от того, что сделала. Оно будет с тобой, потому что прошлое не изменить. Только настоящее и будущее – может быть.

– Это тебе сказал твой септон?

– Рэй? Да, он. Он тоже был убийцей, кстати – до того, как стать септоном, он был воином, и думаю, отправил в пекло немало народу.

– Как ты живешь с этим? – Санса внимательно смотрела на него, слегка нахмурившись.

– Не знаю. Просто живу.

– Тогда в чем разница между тобой и Псом, каким ты был?

– Раньше я получал от убийств удовольствие. Теперь я люблю хорошую драку, но убиваю по необходимости. Наверное, это означает мир в душе.

Санса помолчала.

– Я хотела убить Рамси. Не просто убить – я хотела, чтобы он умер в муках, как мучилась я, и Теон, и другие люди, кого он мучил и убивал.

– Ну и молодец, поделом ублюдку.

– Я не знаю, как жить дальше. Не знаю, как найти свой мир.

Сандор хмыкнул.

– Завтра сюда могут заявиться Белые ходоки, мы все сдохнем, и тебе не придется над этим думать.

Санса слабо улыбнулась.

– А пока они еще не пришли – в пекло все. В пекло все – повторил он, накрывая ее щеки ладонями. – Мы можем жить, дышать… Любить.

Последнее слово он произнес совсем тихо – не смог удержаться и тут же пожалел об этом. Но Санса не стала вырываться, даже наоборот – шагнула еще ближе, прижалась тесно, приподнялась на цыпочках и сказала так же тихо:

– Тогда люби меня этой ночью.

Он резко дернул ее к себе, стиснул в объятиях, прошептал в ухо, уже с трудом сдерживаясь:

– Сними рубашку.

И она сняла.

***

Он не помнил, как они оказались в постели, и когда он сам успел раздеться. Помнил только, что впервые за все время их связи перестал сдерживаться и заметил, что ее это не пугает. Более того – сдерживаться перестала и она, словно внутри нее рухнула невидимая плотина.