Текст книги "Пленники подземного тайника. В глубинах пещер. Том II"

Автор книги: Фагим Лукманов

Соавторы: Михаил Самсонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Откуда ты это взял, Шараф? – поинтересовался Саша.

– Как откуда? Из книг. Записал, может пригодиться.

– Это что… За пять часов – один желтопузик попался! – растягивая слова, произнес Арменак. – Вот в нижнем течении Вахша заповедник – Тигровая балка называется. Дядя рассказывал. Вот там змей, это да-а-а. Точно – муравейник! Кишат! А еще есть лебеди, персидская выдра, дикие кабаны, утки, цапли… И олени даже есть! Тигры, те встречаются, но редко, а могут и совсем не встретиться…

Крутые подъемы и спуски утомили друзей, но они настойчиво продолжали продвигаться вперед, сверяя свой путь по пчелам.

– Ура! – закричал Арменак, услышав журчание воды. В стороне, из-под скалы, пробивался родничок. Вода, словно обрадовавшись солнышку, бежала веселой струйкой, переливаясь всеми цветами радуги.

– Шараф, Саша, идите сюда! Источник! Попьем!

Первым подбежал Саша. Не сняв рюкзака, упав грудью на землю, он жадно, не переводя дыхания, глотал живительную влагу.

Арменак, видя, что товарища не оторвать от воды, а с желудком-бурдюком ему будет идти в горы трудно, взглянул на Шарафа, подмигнул и сложил губы трубочкой.

– У-ш-ш-ш, – послышалось над ухом у Саши. Тот, словно змея уже всадила ему жало в ногу, стремглав взлетел на огромный валун.

– Где змея? – прошептал он, рукавом вытирая лицо.

– Какая змея? Нет змеи, – Арменак развел руками. – Ошпаренный петух от дождя убегает. Ты голову свою в руки возьми, дедушка обязательно так бы сказал.

– Ты крикнул – змея! – возмутился Саша.

– Мой хороший, слово змея не произносил! Шараф свидетель! Хотел сказать, как ты заморился… Произвести слово полностью не успел, ты вскочил – меня напугал. Видишь? Мои ноги дрожат, как у тебя.

Шараф беззвучно смеялся. Арменак продолжал:

– Это у тебя что-то вроде условного рефлекса. Услышал шипение, вообразил – змея. Надо было раньше зашипеть! Бросился и пьешь, словно верблюд. Идем в гору, тяжело, а еще лежа на животе пить нельзя. Не знаешь, что ли, что в родниках пиявки есть? С водой проберутся тебе в живот, присосутся и будут расти. Операцию потом нужно делать. А то умрешь, без среднего образования.

– Пить хотелось, – прохныкал Саша виновато, продолжая тереть лицо.

– Э-э-э, поговори с тобой, – закачал головой Арменак. – «Пить-пить!» Заладил одно! А про среднее образование совсем забыл…

Арменак сполоснул флягу, наполнил ее водой и крикнул:

– Шараф, смотри, как много следов бараньих! Видать, сюда они на водопой ходят!

Шараф с любопытством осмотрел грунт.

– Это отпечатали киики – горные козлы, а рядом следы архаров – горных баранов. Их следы различать меня дедушка научил. Они спускаются сюда на водопой с альпийских лугов, из-под облаков. Там они живут у самых снегов, бродят стадами. Видишь следы: это самцы, а поменьше – самки…

Шараф снял сандалии, подошел к роднику и принялся расчищать его. Сначала отбросил крупные камни, затем – мелкие. Арменак помогал. Вскоре забила мощная струя, весело потащила за собой песок. Юноши тут же соорудили запруду, и появилось маленькое озерко. С разбегу не перепрыгнешь.

Теперь – хорошо, – с сияющим лицом проговорил Арменак. Шараф в знак согласия довольно покачал головой.

А Саша, удобно устроившись, сидел, опершись спиной о скалу. Глаза закрыты. Видно, задремал путешественник от большой усталости.

– Шараф, – прошептал Арменак и кивнул в сторону Саши. – Еще пошиплю? Разыграем!

– Давай!

Опять послышалось: ш-ш-ш…

Саша вскочил, испуганно оглядел товарищей и не понял: во сне это было или наяву? Может, опять пошутили? Арменак разогнулся, посмотрел на Сашу.

– Ты что? Может, сон нехороший видел? Озираешься… – засмеялся он.

– Да нет! Живот что-то… – юркнул Саша за выступ скалы.

Солнце уже скатывалось за снежные вершины, когда глазам юных путешественников открылось плато, покрытое ярким цветочным ковром. Почти в центре его стояло огромное дерево со срезанной, наверное, молнией вершиной. Над ним клубилось жужжащее пчелиное облако.

Арменак и Саша невольно остановились, напуганные этой встречей. А Шараф, продравшись сквозь заросли шиповника, смело подошел к дереву. Молодой пчеловод много слышал о пчелах, которые ютятся в дуплах, в расщелинах скал, находил дикие улья и сам, но такого скопления пчел еще не видел.

«Вся наша пасека здесь», подумал Шараф и увидел, как у самой земли из трещины в сухой коре сочился мед. На земле он разливался небольшим озерком и тонкой струйкой стекал по скале вниз. Там тоже кружились пчелы.

– Сколько пропадает меда! – ахнул Шараф и крикнул: – Идите сюда, не бойтесь! Покажу вам медовое озеро и реку!

И видя, что товарищи боятся даже пошевельнуться, подошел к ним и повел, словно детей, взяв за руки.

– Идите тихо и смирно. Если пчела сядет даже на нос, не трогайте ее. Тронете – все на вас бросятся. Думайте, друзья, только о том, сколько меда зря пропадало и сколько фляг мы в колхозный амбар сами отвезем!

Арменак отошел в сторону и стал, по его выражению, «мозговать», определять объем дупла, кубатуру озерка.

– Около 5 тонн, – почему-то шепотом сообщил он.

– Даже, если ты ошибся в десять раз, все равно хорошо, – «выставил ему оценку» Шараф. – А теперь давайте хорошенько запомним место – и в путь. Завтра же вернемся сюда с флягами. Хотя нет… Лошадей нужно или ишаков привести. Как такую уйму меда унесем?

Назад Арменак предложил идти низом, по ущелью, берегом реки. Ребята согласились и, не теряя времени, двинулись в обратный путь.

Вот это находка!

И на обратном пути Шараф шагал впереди. Ребята гуськом держались за ним. Узкая кабанья тропа диктовала такой порядок передвижения.

Обратный путь показался намного труднее и дальше. Ущелье, по которому шли, петляло на каждом шагу, и часто ребята снова оказывались там, где уже были час тому назад.

– Смотрите… Архары, – остановился Шараф.

Ребята взглянули туда, куда он показывал, и увидели стройных, мирно пасшихся красивых животных.

– Те же антилопы. Охота на них запрещена. Благородные животные, – с видом знатока изрек Арменак.

Двинулись дальше. Откуда-то сверху, из-за скалы, доносился сердитый клекот орла. Миновали заросли шиповника, рябиновую рощу, с трудом поднялись по сыпучему щебню на перевал. Отсюда открывалась чудесная картина, будто выписанная кистью талантливого художника. До снеговых шапок, казалось, рукой подать. И тут же, чуть ниже, большие зеленые пятна – заросли ореха, миндаля, диких яблок. Неподалеку, с шумом, мириадами брызг падал ручей. Над ним клубилось светлое облако. Ребята долго стояли, не отрывая глаз от горной панорамы и не произнося ни слова. Голоса здесь были совсем лишними: можно было спугнуть эту красоту. Наконец, Шараф махнул рукой: пошли! Тропинка неожиданно оборвалась и дальше пришлось продвигаться по отполированным веками и водой камням.

Солнце мягко опустилось на вершины гор, заливая их нежным розовым светом. Теперь и пасека недалеко, но засветло не дойти, а в темноте можно сорваться в пропасть да и по камням много не напрыгаешь, когда темень – хоть глаз коли. Шараф поделился этими своими соображениями с ребятами, и друзья стали выбирать место для ночлега.

И тут Шараф схватился за голову. Ведь вот же грот, где прятал старик свой турсук! Значит, лагерь совсем рядом, но все равно нужно переночевать здесь. Вдруг удастся поднять завесу над тайной?

– Привал, – скомандовал Шараф.

Сбросили рюкзаки. Много времени заняла заготовка дров. Искали сушняк, а угловатые кривые стволы низкорослых елочек, затейливо выгнутых ветром, крепче дуба или карагача.

– Ребята, сюда! Смотрите, что нашел! – вдруг крикнул Арменак. Шараф и Саша тут же подошли. На ладони у Арменака шевелился голенький птенец. Он пронзительно пищал, широко раскрывая клюв. Арменак торопливо снимал с его красненького тельца муравьев, а те и не думали спасаться бегством, впившись в беспомощного малыша.

– Этого вылупыша я видел, – безучастно произнес Саша. – Тоже мне птица! От муравьев отбиться не может!

– А почему не поднял? Видишь, как его облепили? – возмутился Арменак.

– Все равно не выживет, – махнул рукой Саша. – Его все равно мать с отцом сами из гнезда теперь выбросят.

– Дубина! – сердито крикнул Арменак и с презрением глянул на товарища. Сняв с птенца муравьев, отдуваясь и пыхтя, залез на дерево и осторожно водворил его в гнездо.

Саша не стал ужинать и молча начал устраиваться спать. На землю бросил куртку, под голову – рюкзак. В его ушах все еще звучала брошенная не на шутку рассердившимся Арменаком «дубина».

– Ты что, так хочешь ночевать? – поинтересовался Шараф, передвигая костер ближе к выходу. Ничего не ответив, Саша повернулся на другой бок.

– Встань, сделай подстилку из сухой травы, – властно произнес Шараф.

– Тепло, – отмахнулся было Саша, но, взглянув на Шарафа, нехотя поднялся.

– Это сейчас тепло, а ночью – дрожжи вовсю продавать будешь, – вслед ему бросил Шараф.

Камнем с гор на землю упала темнота – густая, тяжелая, какой она бывает только в горах.

Друзья на месте отодвинутого костра устроили ложе. Полуметровый слой из хвои и травы покрыли брезентом.

– Вот теперь будет не только мягко, но и тепло от разогревшихся камней, – довольно произнес Шараф.

Рядом, закрывая вход в грот, полыхал новый костер.

Лишь только ребячьи головы прикоснулись к рюкзакам, в пещере послышалось ровное посапывание: тяжелый дневной переход, усталость давали себя знать…

– А может, ночи и не было? – сквозь сон услышали ребята Сашин голос. – Смотрите! И на улице солнце, и у нас в пещере солнце!

– А вот и луна, – протирая глаза, показал Арменак на большое серое пятно под самым потолком грота.

– Что за луна? Там, кажется, ниша? – вскочил Шараф. – Интересно, интересно…

– Интересный факт, – в тон ему многозначительно произнес и Арменак.

– Не могу заглянуть туда! Высоко! Подсадите! – крикнул Шараф.

Ребята, согнувшись и уткнувшись лбами в стену, подставили ему спины. Шараф взобрался на выступ скалы и, подсвечивая лучиком фонаря, заглянул внутрь.

Там в глубине лежали кошмы, седла. Все было под толстым слоем пыли.

«Здесь кто-то бывал, но, видно, давно», – подумал он.

Светлый экранчик забегал по бугристым стенам. В эту пещеру-грот, как заключил Шараф, был только один вход. Просунул голову, а потом и весь забрался вовнутрь и потянул за угол кошмы.

– Отойдите! – крикнул вниз.

Арменак и Саша выбежали из пещеры. Полуистлевший войлок рассыпался в руках, но же Шараф сбросил его вниз. В первые минуты Шараф ничего не мог увидеть, сотрясаясь от безудержного чихания.

– Что там такое? – кричали ему ребята, но в ответ только слышалось все то же: апчхи!

Наконец, пыль улеглась, и Шараф увидел под обрывками кошм груду винтовок, наганов, клинков, ножей.

– Вот это находка! – ахнул он. – Ребята! Смотрите, что здесь! – и протянул им винтовку, саблю, револьвер. Следом он и сам спрыгнул, отряхиваясь от пыли, толстым слоем покрывшей голову, лицо, одежду.

Ребята внимательно рассматривали трофеи. Металлические части оружия покрыты ржавчиной. Нигде ни следа смазки.

– Видно, давно они здесь лежат, – заметил Арменак.

– Вот здорово! – радовался Саша, стирая с лица рукавом грязный пот. Он вертел в руках наган, пытаясь повернуть барабан.

– Возьмем по одному, отмочим в керосине, почистим. Жалко, патронов нет, постреляли бы.

– Нет, не возьмем, – отрезал Шараф. – Все положим на место и – на свежий воздух!

Сели на овринг, упираясь спинами в скалу, взметнувшуюся вверх на десятки метров. Под ногами отвесная стена, падающая далеко вниз, где глухо рокотал не знающий покоя ни днем, ни ночью горный поток.

– Что будем делать с кладом? – вздохнул Саша.

– Как, что делать? – удивился Шараф. – Оружие пока полежит здесь, никто не возьмет, а потом сдадим в милицию. А мы займемся своим кладом… Медом!

Арменак одобрительно кивнул головой.

Саша промолчал, но весь его вид говорил о полном несогласии с этим решением.

– Подъем! – скомандовал Шараф.

Нуритдин-ака будто знал, когда ожидать ребят, потому что казан с пловом был уже накрыт крышкой. А плов лучше старого пасечника вряд ли кто мог готовить во всем селе. Но к его удивлению и обиде, ребята очень холодно отнеслись к сообщению, что на обед – плов. А он-то так старался! И пастухи словно чувствовали, что он ждет путешественников, принесли свежего мяса.

И лишь когда ребята рассказали о своем походе, о находках, у Нуритдина-ака отлегло от сердца.

– О пчелах знал, догадывался, вернее, – говорил он. – Хотел вам сказать, но потом решил, что вы сами догадаетесь. Особенно, Шараф. Он же старый пчеловод, – с любовью глянул старик на внука и продолжал:

– Оружие оставили басмачи, больше некому. В народе говорят, что где-то здесь в пещерах и золото спрятано. Бухарский эмир, спасаясь от Красной Армии, не успел тогда увезти его. Вот и запрятал где-то. А мед – бесхозяйственный, поможем нашим пчелам перетаскать его. А пока, мальчики, пчел нужно обеспечить тарой. Таскать-то им мед некуда! Надо ускорить откачку меда. А потом придется мне опять ехать в город – вощина, фляги нужны. Привезу дружков своих седобородых. Старики на пенсии, давно просятся сюда помогать. Да и в милицию заглянуть нужно будет. Оружие, хоть и старое, но дело серьезное…

Неделя пролетела, как один день. Ребята даже купаться редко ходили. Накачали две бочки меда, во все улья поставили вощину, что была в запасе у пасечника.

– И чего дедушки так долго нет? – сетовали ребята.

А старый пчеловод сидел в это время у своего старого друга, полковника милиции Наби Норматовича Норматова. Полковника он нашел только дома, больным, врачи запретили тому подниматься с постели.

За чаем Нуритдин-ака рассказал ему об оружии, что нашли школьники, о страшных ночных звуках, о загадочном старике с того берега. Полковник, не вставая с постели (благо телефон рядом), позвонил в управление и попросил направить к нему домой Теплова-младшего. Пока друзья вспоминали о прожитых годах, расспрашивали друг друга об общих знакомых, прибыл молодой лейтенант милиции Гриша Теплов.

Нуритдин-ака снова повторил свой рассказ, и решили: Теплов тоже отправится в горы с пчеловодом. Норматов сожалел, что не мог выехать сам, но упорно обещал, что следом приедет вместе со старшим Тепловым – полковником, отцом Гриши.

…Колхозный грузовик с прицепом остановился почти у самой палатки. Из кабины, припадая на протез, вышел дедушка Нуритдин. Из кузова спустились три человека. Двоих из них ребята знали – тоже пчеловоды, друзья дедушки и его одногодки – Азиз-ака и Садык-ака. Первый из них – худенький, тонкий, словно мальчик, а Садыка-ака природа комплекцией не обидела. Третий приехавший – незнакомый. На вид ему лет двадцать пять, не больше. Он в легком костюме, без головного убора, и показался ребятам футболистом. Сказал, что звать его Гриша, а фамилия Теплов. Молодой, сильный, ловкий, он почти один, без помощи ребят, разгрузил машину. Свой чемодан занес к ребятам в палатку.

– Пусть пока постоит здесь. А мы тем временем себе жилье сварганим, – и лукаво подмигнул мальчишкам.

И верно, еще до завтрака они разбили привезенную армейскую палатку.

Вечером, у костра, Шараф, что называется, из первых уст рассказывал собравшимся о ночных криках, таинственном старике, о переправе на турсуках, о пещере. Арменак и Саша, обжигаясь горячей шурпой, отчаянно кивали головами, подтверждая все сказанное.

– Получается, вторая Има Сумак в горах поселилась? – пошутил Теплов.

– Не может быть! – встрепенулся Арменак и чуть не поперхнулся. – Но что-то неестественное в этом факте имеется. Вы только представьте себе, как страшен тот дикий голос, прямо ужас! Да еще этот старик-горец!

– А может, это снежный человек? – вмешался в разговор Саша. – Мне интуиция подсказывает. Или наш предок неандерталец? А? – И с важным видом оглядел всех. Вот, мол, какими словами мы запросто бросаемся!

– Нет, ребята, это не снежный человек и не предок, – заговорил Григорий. – Но и с Арменаком я не согласен, что в этом факте есть что-то неестественное. Будем гадать-разгадывать… Вон сколько нас! Целых четверо!

– Пятеро, – поправил Саша и добавил: – Жучка пятая…

Услышав свое имя, та деловито стала мести хвостом по земле.

Старики отправились в новую утепленную палатку, вокруг которой замкнутым кругом была уложена веревка из бараньей немытой шерсти – надежная преграда от фаланг, змей, каракуртов, скорпионов и прочей нечисти, к которой старики за долгие годы своей жизни так и не смогли привыкнуть.

Ночь темным пологом занавесила горы. Шараф и Гриша поставили свои раскладушки на открытом воздухе. Тишина. Даже река, казалось, угомонилась и прекратила свою вечную перебранку с камнями.

Но что это? Тишину рассек хлесткий выстрел, будто удар гигантской плети. И тут же – дикий крик! Шараф узнал этот знакомый страшный голос. Жучка заскулила, подползла к раскладушке. И снова тот же страшный голос. Шараф вскочил, подбежал к Теплову.

– Гриша, Гриша, – тормошил он. – Проснись!

– Слышал, слышу и не шуми, – спокойно ответил тот. Поднялся, сел. Прислушался.

– Пошли ближе к берегу, – шепнул он. – Только тише, пожалуйста.

Сели на камнях. Молчали. Молчали и горы. Поднявший их надрывный крик, в котором слышались боль, муки, отчаяние, больше не повторялся. Только где-то вдали истошно голосил одинокий шакал.

По бездонному небу пронеслась комета, оставляя за собой длинный хвост. Стрекотали кузнечики, что-то свое, важное, бормотала ночная птица.

– Так вот, Шараф, сцена, с которой «выступает» Има Сумак, где-то неподалеку отсюда. А голос действительно похож… Похоже, ничего не скажешь.

Снова в путь!

Шарафа разбудил рокот отъезжающей машины. Откинул одеяло, огляделся. У новой палатки на кошме сидели за дастарханом старики и Теплов. Арменак и Саша, видно, еще спали. «Устали, бедные, ведь трудились допоздна», – подумал Шараф. Умылся под рукомойником, к реке не захотел идти, подошел к сидящим, пожелал им доброго утра.

Следом, закрутив чалмой полотенце, подошли Арменак и Саша. «И когда это они только поднялись? – недоумевал Шараф. – Ведь несколько минут назад еще во всю храпели!»

А у стариков разговор шел на высоких нотах. Узнав, откуда поступает «неплановый мед», Садык-ака, возбужденно размахивая руками, так и наскакивал на пасечника.

– Ты во что пчел хочешь превратить? В хищников, в бандитов? Что они сейчас делают? Вместо того, чтобы цветы облетывать, опылять их, они у тебя грабежом занялись! Совсем испортишь их!

– Ну нет, Садык-джан, тут ты перегнул, – заступился за друга Азиз-ака, – перегнул, как любит говорить мой сынок – председатель колхоза.

– Разве это грабеж? – продолжал он. – Сам знаешь, мед вытекает, пропадает. Осенью и весной его дожди смывают. Зачем добру зря пропадать?

– И никакого тут грабежа нету, – недовольно загудел Нуритдин-ака. – Я горных пчел хорошо знаю, к себе в дом не пустят. А вот они, эти горные дикарки, налетят – наши не отобьются. Полный разгром учинят!

– Дедушка, – робко вмешался в разговор стариков Шараф. – Дикарок надо попробовать одомашнить. Там, у дерева, можно наши улья поставить. Будем следить за отроением… Потом сюда перенесем, горянок изучать будем. Сами же говорили, дикарки крупнее, сильнее и лучше переносят холод.

– Правильно, – затряс бородой Садык-ака. – Одомашнивать надо!

– Верное дело, – подтвердил и Азиз-ака. И повернулся к Шарафу. – Ну, Шараф, если не свернешь на другую дорогу и не сбавишь темпа, будешь ты пчелиный профессор. Мой сын, председатель колхоза, обязательно так бы сказал!

– Вот что, Нуритдин! Осмотреть надо место «грабежа», как говорит несравненный, досточтимый мой друг, обремененный пчелиной наукой Мирзо-султан Садык-бек, – голосом шахского придворного проговорил Азиз-ака и учтиво склонил голову.

– Дедушка, – улучив момент, опять заговорил Шараф, – можно мы тоже пойдем с вами? Один улей возьмем с собой и поставим его там?

– Согласен, – улыбнулся дедушка.

– Опять туда идти, – захныкал Саша, отправляя в рот ложку с медом. Арменак хотел что-то сказать и, видно, резкое, но Шараф взглядом остановил его. Не годится же при взрослых ссориться!

– Ты здесь останешься, Саша, дежурным по лагерю будешь.

Решили выйти завтра с рассветом, чтобы без ночевки в горах засветло вернуться обратно.

Время до вечера ушло на сборы. Улей разобрали, увязали его в заплечные мешки – так удобнее нести.

…Рассвет еще только угадывался, когда группа покинула лагерь. Жучка весело бежала впереди. Спустились к реке и шли низом. По верху был когда-то проложен овринг, но мощная лавина снега срезала его, будто гигантским рашпилем начисто оскоблив скалы.

Тропа, навиваясь, ползла по стенам, осыпям, круто поднимаясь вверх, лепилась по карнизам над бездонными обрывами, вышагивала по ступеням, высеченным в скалах.

– Идем точно по графику, в пути уже два часа, – заметил Арменак. – Пора делать привал.

Расположились на небольшой площадке, только-только поместиться всем. Садык-ака, несший провизию, разостлал скатерть, выложил продукты. Все дружно принялись за еду.

Отсюда, с высоты, хорошо были видны и их тропа к реке, и место рыбалки с «мраморной ванной», как ребята прозвали заливчик, где купались. Шараф узнал и место переправы седобородого.

– Значит, где-то под нами и тот грот, куда странный старик тогда прятал турсук и где мы нашли оружие… А вон за той грядой и сухая чинара с медом, – показывал Шараф спутникам знакомые места.

– Ну, пора и в путь-дорогу, – бросил Теплов, навьючивая на себя рюкзак.

…Ребята как ни просили стариков переложить к ним часть груза, ничего не получилось.

– Ваш – нам давайте, пожалуйста! – хитро переглянулись старики. Гриша только улыбнулся и ничего не сказал. Как и в прошлый раз, назад решили идти – низом. Теплову необходимо было осмотреть грот, где ребята тогда ночевали и нашли оружие. Да и с самим оружием тоже нужно будет познакомиться.

Звонкий лай Жучки только что раздавался рядом, за скалой, а теперь она голосила в каменном распаде, вплотную подступившем к тропинке.

И вдруг ее заливистый лай стих.

– Почему не слышно Жучки? Где она? – спохватился Шараф. Остановился, окликнул. Позвал громче.

– Дядя Садык, Гриша, подождите, пожалуйста! Я Жучку поищу. Она куда-то пропала… Вот только что лаяла… – Остановился, сбросил рюкзак, тревожно оглядел товарищей.

– Иди, – согласился Азиз-ака, присаживаясь на камень.

– Вместе пойдем, Шараф, подожди, – сказал Теплов, тоже сбрасывая ношу.

Шараф почти бежал впереди, не переставая окликать Жучку. На повороте оступился, ухватился за кусты, чтобы удержаться, и вместе с кустом стал скользить вниз.

– Гриша! – еще успел крикнуть он, цепляясь за выступы, какие-то корни, и почувствовал, что остановился.

Рядом послышалось радостное повизгивание Жучки.

– И тебя угораздило сюда сорваться!

Шараф сел.

«Легко отделался» – подумал он, ощупав себя и убедившись, что, кроме ссадин на руках да дыр на штанах, ничего нет.

– Шараф! Где ты? – донесся сверху взволнованный голос Григория. – Живой?

– Живой. Удачно приземлился. Жучка тоже здесь, – отозвался Шараф со дна каменного колодца.

«Глубина, пожалуй, метров десять. Стенки – гладкие. Без помощи отсюда не выбраться», – невесело подумал Шараф.

И снова услышал Теплова.

– Шараф, жди! Я быстро, за веревкой!

– Иди! – донеслось из колодца. Глаза Шарафа постепенно привыкли к темноте. Сначала он решил, что свалился в каменный мешок, но, присмотревшись, увидел на стене, противоположной той, по какой он скользил, выемку около метра в диаметре. Подполз к ней. Лаз отлого уходил вниз. Любопытство преодолело страх.

– Посмотрим, что там такое… Жучка здесь и Теплов рядом… – проговорил Шараф, на четвереньках продвигаясь по лазу. И, словно по ледяной горке, заскользил вниз. Упав на руки, он увидел, как в темноте что-то сверкнуло, кажется, клацнуло зубами и бросилось в глубь пещеры! И оттуда тут же донесся хриплый тяжелый стон.

Шараф не был трусом, но тут он почувствовал, как под тюбетейкой зашевелились волосы и по спине побежала холодная дрожь…