Текст книги "Из жизни идей"

Автор книги: Фаддей Зелинский

Итак, прежде всего – теория жилищ. Её основное положение гласит так: каждая планета в одном (или в двух) из знаков зодиака находится, так сказать, у себя «дома», равным образом каждый знак служит жилищем одной какой-нибудь планете. Находясь дома, планета «радуется»; эта радость сообщает ей сугубую силу, увеличивая благодетельность добрых и вредность злых. Легко понять, какую благодарную тему для насмешек эта «теория жилищ» дала врагам астрологии: как у планет, этих бродяг среди звёзд, оказываются определенные местожительства? Объяснение нашлось довольно убедительное на первый взгляд. Конечно, планеты теперь безостановочно блуждают, но ведь это их движение когда-нибудь же началось. Так вот, те знаки, которые планеты занимали в то время, когда таинственная рука привела их в движение, – эти знаки и являются для них точно родными очагами. Это было очень заманчивое объяснение, но… презрительная улыбка гиганта греческой философии, Аристотеля, подрывала всякое доверие к нему. «Движение небесного свода никогда не имело начала – оно предвечно», – учила перипатическая школа, и, конечно, не астрологии с её легковесным научным багажом было опровергать это учение. Его можно было только игнорировать, что она и делала порой – причем судьба сулила ей такой успех в будущем, о котором она и мечтать не смела. Действительно, пришло время, когда начало всемирного движения стало обязательным догматом верующих; когда рука Творца украсила небесный свод звёздами, она должна была и планеты разместить в определённых местах зодиака, по которому они движутся ныне.

Если вы согласны, говорили астрологи, что Солнце обнаруживает наибольшую силу в знаке Льва (т. е. в июле месяце, по-нашему), то как можете вы не допускать такого же усиления в связи с положением в зодиаке и для других планет? Вывод опять-таки очень заманчивый; устранив возражения противников, адепты спорной науки объявили пока знак Льва жилищем Солнца, а затем стали искать приличных обиталищ также и для остальных.

…Теперь, скептики, полюбуйтесь на стройность нашей системы и устыдитесь ваших сомнений. Мы распределяли планеты по знакам, руководясь вполне определённым, не допускающим колебаний принципом – их расстоянием от Солнца (расстоянием, замечу мимоходом, зодиакальным, а не действительным, которого тогда ещё не знали); посмотрите, однако, какие прелестные совпадения при этом получились. Можно ли было лучше пристроить Марса, чем у бодливого Овна и злобного Скорпиона, или зиждительницу Венеру лучше, чем в доме Тельца – или, говоря правильнее, тёлки, – этого символа зиждительной силы природы? Где холодный Сатурн будет чувствовать себя лучше, чем в обоих зимних знаках, Козероге и Водолеё Но это ещё не всё: послушайте дальше, и вы будете поражены. Марс живёт в Овне, а Овен – знак какого месяца? Не марта ли (Магtius от Mars)? Венера – Aphrodite помещена в Тельце, месяц которого, Aprilis, своей явной этимологией указывает на богиню, в честь которой он назван. Меркурию достались близнецы, знаки месяца мая; а май от кого получил свое имя, как не от Маи, матери Меркурия? Луна получила Рака, созвездие июня; а это вы, конечно, знаете, что Junius назван так в честь Юноны и что эта римская Юнона тождественна с Луной! Сатурна приютил Козерог, знак декабря; что же, знал об этом римский законодатель, когда он отвёл месяц декабрь Сатурну и его главному празднику, весёлым сатурналиям? Я ничуть не приглашаю читателя принять на веру предложенные здесь, отчасти рискованные, этимологии; достаточно того, что сами римляне считали их правильными.

Менее интересна вторая из указанных теорий – теория экзальтации и депрессий. Её основное положение – то же, что и в теории жилищ, с прибавлением отрицательного элемента: а именно, есть в зодиаке места, в которых планеты обретают наибольшую силу, и, наоборот, такие, в которых они ослабевают до минимума; места экзальтации отчасти совпадают с жилищами, отчасти же нет, причём никакого разумного принципа установить не удалось.

Зато третья теория – теория аспектов – требует нашего полного внимания, как один из главных рычагов всей астрологической динамики и вместе с тем как любопытнейший результат вторжения в астрологию математического мистицизма Пифагора. Планеты действуют не только на Землю и на её обитателей, но и друг на друга. Зодиак, этот вечный путь планет, разделён своими знаками на двенадцать этапов; пользуясь этими двенадцатью точками, мы можем (ввиду делимости числа 12 на 2, 3, 4, 6) вписать в круг зодиака правильные шестиугольник, четырёхугольник (т. е. квадрат), треугольник и двуугольник (т. е. диаметр). Возьмем созвездие Льва: проводя от него диаметр, мы натолкнёмся на Водолея; вписав правильный треугольник с одним углом во Льве, найдём в обоих остальных углах Овна и Стрельца; вписав квадрат – Тельца, Водолея и Скорпиона; вписав шестиугольник – Близнецов (Овна, Водолея, Стрельца) и Весы. Это значит, выражаясь астрологически, что Лев находится с Водолеем в диаметральном (супротивном) аспекте, с Овном и Стрельцом – в тригональном, с Тельцом и Скорпионом – в квадратном и с Близнецами и Весами – в секстильном. Всего, значит, семь созвездий, с которыми Лев находится в аспекте; семь исходящих от него лучей – блестящее подтверждение священного характера пифагоровой седьмицы и вместе с тем основание тех семи лучей света, которые мы встречаем ещё в христианском художестве. Что касается остальных четырёх знаков – обоих смежных, Рака и Девы, и ещё Рыб и Козерога, – то они, не состоя со Львом ни в каком аспекте, для него «безразличны».

Но в чём же заключается польза, которую астрология извлекла из этой мистической геометрий В том, что она давала ей возможность комбинировать влияния даже отдельных друг от друга, даже находящихся выше и ниже горизонта планет. Без этой возможности арсенал астрологов был бы очень беден, и им пришлось бы во многих случаях просто отмалчиваться на обращенные к ним вопросы; планет всего семь – очень легко могло бы не оказаться ни одной в восходящем и поэтому особенно важном для вопрошающего созвездии; да и если бы оказалась одна, то её всем известное значение не нуждалось бы в таланте и учёности астролога для своего истолкования. Теперь не то. Даже в совершенно пустом созвездии мы тем не менее найдём излияния если не всех, то большей части планет, и эти излияния, сами по себе очень неодинаковые по своим свойствам и силе, будучи комбинированы, дадут очень сложное и далеко не каждому доступное построение. Вы нашли в восходящем созвездии Юпитера – не торопитесь радоваться. Конечно, если это созвездие – Стрелец, Рыбы или Рак, т. е. жилище или место экзальтации светлого бога, то это хороший знак: сам радостный, он и вас постарается обрадовать. Но что, если это будет Козерог, место его депрессий Утомлённый, немощный, он не сможет уделить вам своих благодетельных лучей.

Можно без преувеличения сказать, что только благодаря теории аспектов греческая астрология стала тем, чем она была в течение веков: чарующей разнообразием своих комбинаций и кажущейся научностью своих вычислений – книгой судеб.

IX. Теория генитур учит нас определять судьбу человека, жизнь которого началась под той или другой констелляцией; что нам скажут звезды, то и исполнится. Напротив, инициатива имеет основанием возможность выбора для человека. При более внимательном разборе это противоречие как будто устраняется. В сущности, генитура – та же инициатива, только применённая к акту рождения человека. Если ребёнок родится при данной констелляции, его судьба будет такая-то; допуская, что он мог бы и не родиться при ней, предсказание звёзд теряет свою силу. Но стоит вникнуть ещё глубже в предмет – и противоречие вновь воцаряется. Генитура моих детей в зародышевом состоянии находится в моей собственной. Далее: раз моя судьба предопределена, то предопределены все мои поступки, а тем более важные; какой же смысл имеет тогда инициатива? Звёзды не могут меня предостеречь, а только предсказать мне вместе с моим неизбежным поступком и его неизбежные последствия. Решение этого труднейшего вопроса было не по силам астрологии; она предоставила его своей покровительнице и союзнице, стоической философии. Из стоиков некоторые ответили на наш вопрос серьёзно и безжалостно: да, боги предопределили судьбу человека во всех её частностях. Но можно ли в таком случае её узнать? Можно. А узнав её, можно её изменить? Нет, конечно. Но для чего же тогда её узнавать? Для того, чтобы ей заранее покориться с достойным мудреца бесстрастием. Отсюда практический вывод для астрологов: занимайтесь сколько угодно генитурами, но не касайтесь инициатив. Ваш клиент только высмеет вас, если вы ему истолкуете ответ звёзд в такой форме: «Ты отправишься сегодня морем в Египет и на пути туда утонешь», он преспокойно останется в Риме – и не утонет. Понятно, что астрологи не могли примириться с учением, которое отнимало у них большую половину их клиентов. Были установлены тонкие различия между необходимостью, роком, судьбой и т. д. Как всегда бывает в подобных случаях, воля восторжествовала над рассудком, и инициативы были спасены.

Но если по вопросу об инициативах астрология имела дело с покладистой метафизикой, то по вопросу о генитурах она натолкнулась на совершенно неожиданное сопротивление со стороны точных наук. Разнообразные излияния божественных планет сосредоточиваются на рождающемся младенце и кладут этим неизгладимую печать на него. Тут эмбриология ставила с виду наивный вопрос: но как же вы объясняете, что у близнецов, родившихся в одно и то же время, бывают тем не менее различия и в наружности, и в характере, и в судьбё Астрология с улыбкой сострадания показывает противнице вертящееся гончарное колесо. «Попробуй два раза подряд очень быстро брызнуть чернилами на его окружность!» Колесо остановилось. «Видишь? Чернильные пятна оказались на далеком расстоянии одно от другого. Небесный же свод вращается несравненно быстрее этого колеса; и ты удивляешься тому, что у рождающихся – ведь все же один после другого – близнецов оказываются различные констелляции, различные генитуры?» На это сравнение эмбриология с притворным смирением ничего не отвечает и ставит другой вопрос, на этот раз очень серьёзный. «Но ведь печать вовсе не налагается в момент рождения. У рождающегося младенца наружность та же, что и несколько секунд до рождения: уже если говорить о роковом решающем моменте, когда налагается печать, то им будет момент зачатия, а не рождения». Что же, будем ставить генитуру по моменту зачатия. «Интересно знать, как вы это будете делать?» Астрология смущена: действительно, затруднения серьёзные. «Конечно, это дело родителей; но во всяком случае дана возможность определить момент…» – «Момент чего?» – коварно спрашивает эмбриология. «Конечно, зачатия». – «Ошибаешься: только совокупления. А зачатие совершается уже затем, неощутимо, в неопределимый, иногда довольно долгий срок». Возражение на вид убийственное, на деле же очень выгодное для астрологов; они, как и вообще оккультисты, рады всему, что расширяет область неопределимого. Неопределим тот момент для медицинской науки; для астролога же он оказывается вполне определимым. Солнце – источник всякого бытия; Луна – специально богиня родов и женской половой жизни. Отсюда следует (по крайней мере, по астрологической логике), что в момент зачатия Луна была в том же положении относительно Солнца, как и в момент рождения; зная второй, можно с математической точностью определить первый. Понятно, что после этого урока эмбриологии осталось только сконфуженно предоставить поле победительнице – генитура была спасена.

X. Вернёмся к нашей рулетке. В ней было три составные части. Во-первых, разноцветные шарики – это планеты. Во-вторых, обод с его 12 отделениями, обозначенными фантастическими символами, – это зодиак. Соединим отделения между собой линиями, которые образуют в диске шесть диаметров, четыре треугольника, три квадрата и два шестиугольника, согласно четырем аспектам; далее мы в каждом отделении намалюем те планеты, жилищем, экзальтацией или депрессией которых оно является. А затем обратим внимание на третью составную часть нашей рулетки. Это тот диск, по которому катятся шарики, его имя – круг генитуры. И он, подобно зодиаку, разделен на 12 частей; но эти части – «места», или «дома» – отмечены именами, имеющими непосредственное отношение к человеческой жизни[7  7. I – «дом жизни»; II – «дом прибыли»; III – «дом братьев», он же и «дом дружбы»; покровительница – «богиня»; IV – дом родителей», он же и «дом вотчины»; V – «дом детей», покровительница – «добрая судьба», VI – «дом пороков», он же и «дом болезней», покровительница – «злая судьба»; VII – «дом брака», VIII – «дом смерти» и «дом наследства», IX – «дом религии» и «дом странствий»; покровитель – «бог», X – «дом чести»; XI – «дом заслуги», покровитель – «добрый гений», XII – «дом вражды» и «неволи», покровитель – «злой гений».


[Закрыть]].

Перенося нашу рулетку с земли на небо, мы превращаем наш двенадцатидомный круг генитуры в неподвижный обруч, по которому скользит зодиак с его знаками и планетами. Этот обруч одной своей половиной находится под землёй, другой – над нею; тот пункт на востоке, где горизонт его пересекает, называется гороскопом.

Чего же мы, однако, спрашивается, достиглй Достигли того, что получили возможность гадать. Дело сводилось к тому, чтобы сопоставить части круга генитуры с соответственными частями зодиака и определить влияние планет на каждую из них. Среди конкурирующих планет должна быть выделена «господствующая» – та, которая, находясь самолично или путём аспекта в данном знаке, имеет в нём в то же время свое жилище или свою экзальтацию, которая находится в сильно благоприятном аспекте с симпатичными ей планетами той же секты, и т. д. Возьмем, ради примера, девятый дом – тот, который, находясь под покровительством «бога», имеет ближайшее отношение к «религии» новорождённого и в то же время – о логической связи лучше не спрашивать – содержит указание на предстоящие ему «странствия». Допустим, что соответствующий знак зодиака – двойной (т. е. Рыбы, Близнецы, Весы); это значит, что на долю новорождённого выпадет сугубая мера скитаний. Допустим, что в этом знаке господствует Меркурий – путешествия будут прибыльны. С Юпитером в соответственном знаке они получают значение царских (или вообще государственных) командировок; с Венерой – любовных экскурсий; но если господствует Марс, то путешествие грозит опасностью жизни будущего странника.

Хорошо, если пророчества генитуры сбудутся; недурно также, если удастся хоть post factum представить их сбывшимися. Но если они недвусмысленно опровергнуты – астролог должен взять вину на себя. Ошибка же тем легче может быть предположена, чем сложнее система; и вот вторая (после желания сузить круг избранников) и, пожалуй, главная причина сложности астрологической науки. И эта сложность роковым образом должна была расти и расти, повторённые «ошибки» должны были породить мнение, что в самой системе есть незамеченный пробел. Мы вот, определив гороскоп, по порядку сопоставляем дома круга генитуры с знаками зодиака; не слишком ли это просто? Другая школа астрологов, измерив по зодиаку расстояние Солнца от Луны, отмечает эту дугу по тому же зодиаку и, определив таким образом «клир фортуны», с него ведет счёт домам; это – труднее, учёнее и потому правильнее. Третья этим осложнением не довольствуется: она для каждой рубрики: «отец», «мать», «брат», «сестра» и т. д. – производит соответствующую пунктуацию путём измерения расстояния между соответственными планетами – Сатурном и Солнцем для отца, Венерой и Луной для матери, Сатурном и Юпитером для брата и т. д. Рассудок не протестовал: принеся столько жертв, он уже находился в настроении проигравшегося игрока, ставящего на карту своё последнее имущество. Звёзды не лгут – это символ веры, который нельзя было отнять у этих людей, не делая их глубоко несчастными. «Природа продолжила свои пути во многих направлениях, желая, чтобы человек доискивался их самыми разнообразными средствами», – это второе, вспомогательное соображение. Попробуем считать дома от клира фортуны; быть может, это один из тех многих путей Природы. В случае успеха будем считать этот путь правильным – в противном случае будем искать других путей. Неверно поняли люди твою генитуру – научи их; есть в ней ошибки – исправь её; не можешь исправить – сойди с арены. Минута уступает минуте, человек – человеку, метод – методу, но принцип верен: наука правдива, и звёзды не лгут.

XI. «Генетлиалогия», или учение о предопределении судьбы рождающегося младенца, составляет самую сложную часть греческой астрологии; рядом с нею учение об инициативах поражает своею простотой и доступностью; это не более как перенесение в астрологию общераспространенной практики определения удобства или неудобства данного момента для данного действия. Во всем этом астрологии ещё нет; всё же переход от этих «инициатив» народных поверий к астрологическим был очень прост и естествен. Отсюда развилась, прежде всего, так называемая хронократория, т. е. учение о чередовании планет в их власти над определёнными промежутками времени. Было решено, что каждый час дня и ночи состоит под покровительством одного из семи планетных божеств. Прежде чем совершить какой-нибудь более или менее важный поступок, справьтесь в вашей табличке, какому божеству принадлежит час; вы поступите совершенно правильно, если для заключения контракта с вашим подрядчиком изберёте час Меркурия, а для написания любовного письма – час Венеры.

Вообще же система хронократорий, будучи единой для всех и имея в своем основании общеизвестное значение планет, дозволила верующим обходиться без услуги астролога: достаточно было завести несложную таблицу хронократорий – и человек знал, с каким богом ему приходилось считаться в каждый день и каждый час астрологической недели. Система хронократорий была поэтому для учёных только одним из моментов, принимаемых в соображение при определении инициатив; остальными элементами были все те же части небесной рулетки – планеты, зодиак и круг генитуры. Присутствие последнего на первый взгляд нас озадачивает: дело ведь касается не генитур, а инициатив – какой смысл может иметь «дом родителей», если я совещаюсь по поводу предполагаемого путешествия в Египет, или «дом религии», если мне нужно знать, будет ли пойман мой сбежавший раб? Дело в том, что астрология по мере своего роста обнаруживала тенденцию предать забвению качественное значение знаков зодиака, как чересчур наивное и годное для профанов, сохраняя за ним только геометрическое, так сказать, значение, как подкладку для теории жилищ, экзальтации и аспектов.

XII. Располагая тем научным аппаратом, который был создан работой многих поколений, астрология была очевидно неуязвима: сколько бы раз ни ошибались астрологи, сколько бы человеческих жизней ни гибло от излишней доверчивости к их вычислениям – последующие «математики» всегда найдут средство обнаружить ошибки своих предшественников и доказать, что совершилось именно то, что – по правильному толкованию инициативы или генитуры – должно было совершиться. Так-то всякое мнимое поражение астрологии оказывалось, при более правильном взгляде на дело, её торжеством. Слишком глубоко запал в душу античному человеку догмат всемирной симпатии; слишком близок был его сердцу тот вывод из него, который Шиллер в «Валленштейне» с чисто античным чутьем высказывал устами своей героини («Пикколомини», д. III, явл. IV, пер. Шишкова):

 
О, если в этом знанье астрологов –
Я с радостью готова разделить
Их светлое ученье. Как отрадна,
Как сладостна для сердца эта мысль,
Что в высоте небес необозримой
Из светлых звёзд венок любви для нас
Уж был сплетён до нашего рожденья!
 

Отдельные формы, в которых выражалась эта идея, могли быть преходящими; пока сама идея не была опровергнута – астрологии нечего было опасаться за своё существование.

Находясь на границе между областью наблюдения и областью умозрения, между астрономией и философией, астрология естественно подвергалась нападениям с той и другой стороны; но все эти нападения – это полезно будет отметить теперь же – были направлены лишь против тех или других (правда, очень существенных) её постулатов, а не против ее основного догмата всемирной симпатии. Астрономия, прежде всего в лице своих лучших представителей в III и II вв. до Р. X ., относилась безусловно отрицательно к астрологическому ведовству, хотя и признала устами своего корифея Гиппарха физическое родство звёзд с людьми и астральный характер человеческой души. От неё, таким образом, помощи ожидать было нечего – и, само собою разумеется, это положение дел только делает честь греческой астрономической науке. Не было особенно дружелюбным отношение к нашей науке философии. Последователи Платона, вскоре после зарождения астрологии, протянули руки скептицизму: «новая» академия с её просветительным задором не обошла своим вниманием новоявленного метода ведовства и выставила против его тезисов свои антитезисы, грозные и беспощадные, но, разумеется, бессильные против пламенного желания верующих. Школа Аристотеля недоверчиво относилась к теории, которая разрушала представление о вечном мире в заоблачном пространстве, внося туда разного рода «болезни» и страдания, дружбы и неприязни, «экзальтации» и «депрессии». Ещё пренебрежительнее было отношение влиятельной секты эпикурейцев, которая, признавая бытие богов как существ безусловно совершенных и блаженных, именно поэтому не допускала их вмешательства в человеческие дела ни в форме указаний и предостережений, ни – подавно – в форме непосредственного руководства или влияния. Из влиятельных школ последнего века до Р. X. одна только стоическая приняла астрологию под свое покровительство.

Но пока во всем греческом мире кипела научная борьба, на Западе назревала культурная величина, всё более и более определявшая направление умственных движений Востока. Уже со II в. до Р. X. стало вполне ясным, что двигательная сила и практическая важность каждого нового направления в области мысли будет зависеть от того влияния, которое оно будет иметь на духовную жизнь Рима.

XIII. Почва народного сознания была здесь подготовлена ничуть не хуже, чем в Греции. Римская религия не обладала определённостью греческой; если для грека было несколько затруднительно отождествить своего Зевса, которого ему изобразил Фидий в Олимпии, с ничуть не похожей на него планетой того же имени, то от римлянина это отождествление требовало гораздо меньше интеллектуальных жертв. С другой стороны, чуткая и боязливая в религиозных делах душа италийца сознавала себя окруженной постоянным током ежеминутно чередующихся божественных сил, имевших более или менее значительное влияние на физическую и умственную его жизнь; эти эфемерные божества – божества древнейших молитв, – бывшие в сущности лишь воплощениями моментов, представляли много родственного с астральными излияниями, с которыми имели дело поборники нового учения. Но иное дело – римский народ, иное – римская интеллигенция, этот естественный мост между Римом и греческой культурой. Её наиболее ярким и обаятельным представителем во II в. до Р. X. был кружок Сципиона Младшего, традиции которого держались в римском обществе до Цицерона включительно; а этот кружок находился под влиянием талантливого греческого философа-популяризатора Панетия. Правда, Панетий был стоиком, и благодаря ему это сильное, здоровое по своему существу учение пустило корни в Риме; но в то же время он был реформатором стоицизма, и в число его реформ входил и разрыв с астрологическими теориями. Очевидно, этому центральному влиянию Панетия и Цицерон был обязан просветительным характером своей философии; в своём сочинении «О ведовстве», в котором он, по словам Вольтера, «предал вечному осмеянию все ауспиции, все прорицания, всякую вообще ворожбу…», он, по собственному признанию, последовал почину Панетия, да и стрелы свои брал большею частью из его арсенала.

Были ли эти стрелы действительны? Приходится признать, что они частью совсем не попадали в цель, частью же касались только поверхности астрологии, не проникая в её сердцевину. Вероятно ли одинаковое влияние планет при их громадном расстоянии друг от друга? Возможно ли устанавливать общий для всей Земли круг генитуры, когда на разных широтах аспект неба бывает различен? Не безумно ли допускать влияние на новорождённого только этих неощутимых астральных токов, оставляя в стороне гораздо более заметную силу метеорологических явлений? Затем, если для всех одновременно рождающихся и генитура одна, то как объяснить, что никто из родившихся одновременно со Сципионом Африканским не стал на него похож? Если астральные излияния кладут на рождающегося неизгладимую печать, то как объяснить, что столько и врождённых, и телесных, и душевных недостатков исправляется воспитанием? Это касается людей; но астролог ставит генитуры даже городам, предполагая, очевидно, что астральные излияния действуют также на кирпичи и камни стен. Во всех этих нападениях не было ничего смертоносного; но астрологии не пришлось даже защищаться от них. В то самое время, когда Цицерон писал свои возражения, её поборники уже знали, что будущее принадлежит им. Торжеству астрологии содействовали главным образом два момента. Первый был тот, что современник Цицерона и самый образованный человек своего времени, стоик Посидоний, открыто выступил защитником астрологии. Он отдал в распоряжение астрологии такой богатый арсенал, что борьба с врагами на теоретической почве уже не представляла для неё особой трудности. Посидоний стал настоящим философом астрологии; кто отныне хотел вести борьбу с ней на умозрительной почве, на того ложилась нелёгкая задача опровергнуть его доводы. Вторым элементом было то, что римское общество под влиянием целого ряда внутренних и внешних причин дошло мало-помалу до такого состояния, при котором вера в астрологию стала для него логической необходимостью. Прибавим к этому ту выдающуюся роль, которую играло ведовство в частной и политической жизни Рима; значение ауспиций, без которых не совершался ни один важный государственный акт; значение этрусского гадания по внутренностям жертвенных животных, к которому государство обращалось в исключительных случаях, частные же люди – сплошь и рядом; наконец, книги судеб римского народа, пророчества древней Сивиллы.

От диадохов до Августа, от Бероса до Посидония простирается эпоха юности греческой астрологии – та эпоха, во время которой её здание достраивалось и укреплялось. В ней было много таких постулатов, которые необходимо было принять на веру; а для веры требуется элемент божественный, откровение, источник которого давно уже предполагался иссякшим. Вот почему на сцену выступает, как гарантия достоверности, древность; самые современные и туземные тезисы выдавались за порождения халдейской мудрости – этим самым им обеспечивался тот успех, которого вправе ожидать полумиллионолетняя традиция. Самое слово «халдеи» превращается в нарицательное; «халдеи» и «математики» называются рядом просто как люди, занимающиеся составлением генитур и инициатив.

Популярность «халдейской» астрологии возбудила ревность другого народа – носителя оккультистических идей – египетского… или, говоря вернее, навела находчивых людей на мысль воспользоваться священным страхом, который внушали людям пирамиды и сфинксы берегов Нила, для того, чтобы создать конкуренцию мудрёным «вавилонским» вычислениям. В течение I в. до Р. X. появляется – разумеется, «найденная» гдёто – объёмистая книга, украшенная именами древнего египетского царя Нехепсона и его придворного прорицателя Петосириса. Эти два автора нашей книги предполагались жившими в VII в. до Р. X. Возраст этот был ничтожный в сравнении с ошеломляющей халдейской древностью; зато египетская Исида была много популярнее вавилонских Мардуков и сильнее действовала на фантазию жителей Римского государства. Вторжению Петосириса астрология была обязана новым и опасным приобретением – астрологической медициной. Кто послушно и доверчиво принял все применения догмата всемирной симпатии, которые вошли в состав чистой астрологической науки, тому уже ничего не стоило признать заодно и влияние планет и знаков зодиака на человеческое тело, его здоровье и болезни… Метод этой новой науки был в своем основании несложен: надлежит вытянуть зодиак в одну плоскую полосу, начиная с Овна, знака весеннего равноденствия, и на этой полосе растянуть человеческое тело; при этом получался целый ряд изумительных совпадений. Голове будет соответствовать Овен; вполне резонно, так как Овен – голова зодиака. Шее – Телец, или, согласно более глубокому толкованию, тёлка; опять-таки очень разумно, так как главная сила тельца – в шее. Плечи и руки – Близнецам; это уже совсем хорошо: двойное созвездие действует на парные члены. Грудь – Раку; тоже как нельзя более убедительно, так как и грудь, и рак защищаются костяной броней. Бока – Льву; и в этом есть смысл, если вникнуть в дело поглубже. Продолжать параллелизацию не совсем удобно; достаточно будет прибавить, что в конце концов мы доходим до ног, коим соответствуют Рыбы: так как и ног две, и рыб две, то адепт новой науки должен был почувствовать себя вполне удовлетворённым. Астрология не замедлила наложить руку и на другие области науки. Научная медицина создала науку о климатах; астромедицина, следуя её примеру произвела особую астрогеографию, задачей которой было определить преимущественное влияние на каждый участок Земли определённой планеты или зодиачной звезды. Научная медицина создала себе помощницу в лице фармакопеи, из которой на вольном воздухе греческой научности развилась ботаника, а за нею и зоология, и минералогия; астрология создаёт особые астроботанику, астрозоологию и астроминералогию, с утомительно однообразной задачей – установить мистическую связь между звёздами, с одной стороны, и породами животных, растений, минералов – с другой. Везде торжествует абсурд; историку бывает трудно сохранить хладнокровное настроение, когда он исследует это поразительное вырождение здоровой и сильной некогда науки.

XIV. Если бы астрология перешла в придворную римскую среду в том виде, в каком её знала семиэтажная каланча вавилонской обсерватории, её представители могли бы вести тихую и приятную жизнь под тёплыми лучами императорской милости, не страшась злокозненного Марса, живя в добром согласии со старым хитрецом Сатурном и ожидая всего хорошего от Юпитера, Меркурия и даже Венеры. К сожалению, эти безмятежные времена прошли безвозвратно; пройдя через горнило греческой мысли, астрология приняла в себя такие элементы, которые, удесятеряя её привлекательность и важность, увеличивали также и её ответственность до ужасающих размеров.

Пока мы видели астрологию союзницей императорской власти; но легко понять, что это была союзница опасная, внушающая гораздо более беспокойства, чем доверия. Было желательно для императора знать генитуру своих приближённых; но было очень нежелательно, чтобы эти приближённые интересовались его генитурой. И вот начинаются ограничительные и карательные меры против астрологии и астрологов. Ещё во время республики «халдеи» и «математики» были иногда прогоняемы из города Рима; но эти гонения были продиктованы совершенно другими соображениями: просветительная закваска была сильна в римском обществе, оно могло со спокойной совестью принимать меры против тех, которые ради наживы эксплуатировали легковерную толпу своими вздорными вычислениями. Более политический характер имел декрет, изданный в эпоху последней междоусобной войны, но и его можно было оправдать соображениями общественной пользы; умы были мучительно напряжены предстоящим конфликтом между Октавианом и Антонием, и астрологи, предсказания которых ещё более волновали и без того беспокойный народ, были в столице очень нежелательным элементом. Но эра преследований, начавшаяся при Тиберии, носила совсем другой характер: астрологию преследовали потому, что её боялись, а боялись её потому, что в неё верили.