Текст книги "Группа «Михал» радирует"

Автор книги: Ежи Зюлковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

НЕМЦЫ ГОТОВЯТ НАСТУПЛЕНИЕ

Богдан Цитович в сопровождении Эдека Згида в качестве помощника выехал в Пётркув, где ему предстояло пока работать. В это время произошло важное событие. В Варшаву прибыл Зигмунд Енджеевский, сообщивший мне о чрезвычайно интересном наблюдении: его люди зафиксировали большой поток пустых грузовых автомобилей, направляемых на Центральный фронт. Я предположил, что это может быть связано с предстоящей перегруппировкой значительных масс войск. Мы немедленно отправились к Арцишевскому, чтобы вместе обсудить эту интересную информацию.

Командир, в последнее время почти неуловимый из-за частой смены квартир, принял нас на улице Малой в доме Заневской. Сообщение показалось ему настолько важным, что он срочно приказал привести в состояние повышенной активности все наши наблюдательные посты, имевшиеся теперь практически во всех концах страны. Арцишевский сделал вывод, что немцы замышляют что-то серьезное. Тут же, пользуясь случаем, он поручил ускорить отъезд в Краков Юрека Томашунаса с тем, чтобы расширить там сеть наблюдательных постов. До сих пор поступавшие с этого направления сведения не были регулярными и составляли известный пробел в нашей информации.

Вскоре из разных мест стали поступать сообщения о начавшейся перегруппировке гитлеровских войск. Из Пшемысля, превращенного в транспортно-перевалочную базу фронта, братья Межвинские доносили о всевозрастающей интенсивности перевозок войск, боевой техники и снаряжения. Иногда через эту станцию за одни сутки проходило до 36 воинских эшелонов и перебрасывалось свыше 13 тысяч солдат. Сотрудничавший с братьями Межвинскими Флигер, у которого были родственники в Берлине, сообщал о подготовке к крупному наступлению на юге.

Рымкевич, вернувшийся из поездки в Литву, привез информацию (от офицера авиационной части Рихт-Хофена) о том, что фюрер принял решение нанести удар на Кавказ с целью скорейшего овладения богатыми нефтеносными районами. Эти сведения подтвердил также и Янушевский. Достаточно достоверные данные о подготовке немцев к новому наступлению удалось получить Янеку через майора Сикорского.

Вся эта информация немедленно передавалась в Центр. Напряжение в эти дни было настолько велико, что Арцишевский работал чуть ли не круглые сутки, стремясь раскрыть истинные замыслы гитлеровцев и определить направления предполагаемого их удара.

О том, насколько большим доверием Центра пользовался Арцишевский и как высоко ценилось его мнение, свидетельствует тот факт, что ему было дано задание изложить свою оценку общего военно-политического положения и высказать соображения о возможных направлениях немецких ударов. Центр высоко оценил деятельность Арцишевского и всей группы «Михал» в целом[21]21
  В официальных советских источниках отмечается: «…полнее и шире, чем другие, освещал переброски немецких войск через Польшу. В этой области «Михал» оказался важнейшим источником, данные которого принимались за основу при оценке передислокации войск». (Прим. автора.)


[Закрыть].

Однако возросшая в этот период активность группы «Михал» обошлась очень дорого. И вскоре нам пришлось расплатиться за нее первым тяжелым ударом. Один из ценнейших наших помощников, Юрек Томашунас, попал в руки гестапо. При трудновыяснимых обстоятельствах, во время сбора донесений в Кракове, он был арестован местным отделением гитлеровской тайной полиции. Мы подозревали в предательстве одного из людей, с которым Юрек установил связь в самое последнее время. Арест Томашунаса дезорганизовал нашу работу – пришлось срочно ликвидировать все известные ему явки и заменить документы людям, с которыми ему доводилось общаться. Несмотря на пытки, Юрек никого не выдал. Однако полной уверенности, что гитлеровцы не напали на наш след по каким-либо другим путям, теперь не было. В частности, меня крайне озадачил визит на одну из моих квартир неизвестного молодого человека из Кракова, назвавшегося товарищем Юрека Томашунаса и предложившего свое сотрудничество. Он просил о встрече с командиром группы или его заместителем. Я пообещал ему содействие, но, наведя справки и узнав, что он был арестован вместе с Юреком, а сейчас разгуливает на свободе, прервал с ним всякую связь. Еще одна квартира оказалась проваленной.

В этот период мы получили сообщение о том, что генерал Андерс вывел из СССР на Ближний Восток польскую армию[22]22
  В 1942 году по требованию эмигрантского польского правительства в Лондоне, проводившего в это время открыто враждебную к СССР политику, с территории Советского Союза генералом В. Андерсом была выведена в Иран польская армия, сформированная на территории нашей страны с помощью и при содействии Советского Союза. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Арцишевский расценил этот шаг как противоречащий интересам Польши.

В стране тем временем множество различных подпольных военных организаций стали объединяться в одну, подчиненную единому командованию. Объединенная организация получила название Армии Крайовой. В рядах ее все более стали активизироваться группы, решительно настроенные против сотрудничества с Советским Союзом.

В этой обстановке Арцишевский решил принять дополнительные меры предосторожности, осуществить реорганизацию нашей группы путем подготовки еще нескольких радистов и получения новых радиостанций, а также ввести более строгие требования конспирации. Первым курс обучения стал проходить Богуслав Копка, который должен был заменить Игоря с тем, чтобы тот занялся обучением новых радистов.

До сих пор вся связь с Центром лежала на Игоре. В этой трудной и ответственной работе ему энергично помогала неутомимая Ирмина. Оба они явно симпатизировали друг другу. Нервное напряжение и постоянная опасность еще более их сближали. Потому для нас не явилось неожиданностью, когда они объявили о намерении жениться. Арцишевский, очень доброжелательно относившийся к обоим, устроил по этому поводу «семейный» ужин. Сердечная атмосфера этого торжества надолго сохранилась в нашей памяти.

В июне стали поступать тревожные сведения о новых арестах. За малоизвестные нам торговые сделки была арестована дочь Брацкой. Наша разведка в Павяке донесла, что она стала рассказывать немцам об Арцишевском буквально все, что знала. Но, к счастью, знания ее о Миколае не шли дальше эпизода, как он в новогоднюю ночь одевался в мундир капитана Войска Польского. Неделей позже были арестованы Карповичи несколько человек из его группы. От Карповича гитлеровцам ничего о нас выведать не удалось. Прошли аресты и среди знакомых Арцишевского, состоявших не в нашей группе, а в других подпольных организациях.

Нам снова пришлось сменить оказавшиеся ненадежными квартиры, явки и документы. Арцишевский переселился на улицу Добрую, куда перебрался и Жук. Сюда мы переправили все документы, печати, оружие и снаряжение. Охранял все это имущество живший там инвалид, друг нашего хозяина. Все прежние квартиры мы сочли проваленными, и лишь Янек продолжал оставаться в квартире Гурницкой. На все предложения сменить место жительства он отвечал, что из его окружения никто не провалился и потому переселяться нет необходимости. Положение наше становилось тяжелым, но Арцишевский не падал духом. Он сохранял спокойствие сам и помогал другим, побуждая нас к активным действиям. Помнится, однажды, почувствовав, что все угнетены и подавлены внезапными арестами, он собрал всех находившихся в то время в Варшаве на квартире своих знакомых. Мы расположились в мягких креслах, и Валеры стал рассказывать о временах правления короля Собеского, об искусстве и литературе того периода. Он до такой степени завладел нашим воображением, что мы полностью перенеслись мыслями в ту эпоху, забыв о войне, неудачах, арестах. Мы просидели у горящего камина почти всю ночь. Утром, хоть и невыспавшиеся, мы чувствовали себя бодрыми и с новой энергией принялись за выполнение своих заданий.

НАЧАЛО ТРАГЕДИИ

Материалов набиралось все больше. Темпы подготовки немецких войск к новому наступлению с каждым днем нарастали. Немцы собирали все силы, готовясь к удару, который должен был утвердить господство «третьего рейха» над миром.

Арцишевский уже не успевал разбирать и шифровать доставляемые связными донесения. Чтобы высвободить время на организационные вопросы по расширению деятельности группы, он передал мне шифровальные таблицы, и я стал ему помогать в этой трудоемкой работе.

Именно в этот ответственный для группы момент Игорь сообщил, что в районе дач, где находилась наша радиостанция, замечены неизвестные люди, по всей вероятности, ведущие за ними тайное наблюдение. Высланный в разведку Януш подтвердил, что действительно возле нашей конспиративной квартиры крутится какой-то подозрительный тип.

Командир посоветовал Игорю и Ирмине незаметно исчезнуть из Свидера, а я получил задание переправить радиостанцию в Варшаву. Поскольку не было ни возможности, ни времени провести предварительное наблюдение за местностью и людьми, следившими за Игорем, я решил действовать внезапно. Взяв с собой Анджея Жупанского и Франека Камровского, электричкой поехал в Свидер. На всякий случай мы вооружились пистолетами.

По дороге со станции ничего подозрительного мы не заметили. Подойдя к даче, одного из своих спутников я оставил у калитки для наблюдения, а со вторым вошел в дом. Вытащив передатчик из подвала, мы с тяжелым чемоданом двинулись обратно. Едва подошли к станции, как раздался шум приближающегося поезда. Бегом влетели мы на перрон и, не купив даже билетов, вскочили в вагон в самую последнюю минуту, когда поезд уже тронулся. После нас в поезд никто не сел, значит, слежки за нами не было. В Варшаве прямо с вокзала мы направились на улицу Добрую, где временно и пристроили передатчик.

Начались интенсивные поиски новой квартиры. Ирмина на этот раз пыталась снять «тихий домик для больного мужа». Однако в разгар летнего сезона сделать это было не так-то просто. После двухдневных поисков мы наконец наткнулись на никем не занятый еще маленький домик в Юзефове. К сожалению, он находился слишком близко от того места, где мы прятали передатчик, однако ничего более подходящего у нас не было, и мы решили временно снять пока этот домик. Правда, Стефан Выробек мобилизовал своих ребят на поиски подходящего места в районе Пельцовизны, но дело и там затягивалось.

Ирмина быстро организовала переезд, а мы доставили передатчик в Юзефов. И снова пошли в эфир материалы о подготовке немцев к крупному наступлению на Южном фронте и связанной с ним перегруппировке войск. Эти сведения дополнялись нами данными о дислокации авиации, средств противовоздушной обороны и складов военного снаряжения. Из Центра в это время было получено указание подготовиться к приему новых агентов и радиопередатчика.

Арцишевский, планируя расширить сферу наших действий, устанавливал новые контакты, которые в будущем дали бы возможность охватить нашей разведсетью всю территорию Поморья и Пруссии. С этой целью он начал переговоры с представителями уже действующих там подпольных организаций.

В напряженной обстановке, вызванной последними арестами, весьма неприятное впечатление произвело поведение Брацкой. Встретив случайно в Юзефове Мицкевича, она набросилась на него чуть ли не с кулаками, требуя, чтобы Арцишевский помог освободить из тюрьмы ее дочь, не то она все расскажет немцам. Такое поведение Брацкой можно было оправдать, пожалуй, только тем, что она тревожилась за близкого человека, но своим поведением она внесла в нашу группу нервозность. Поначалу мы даже подозревали, что она была арестована вместе с дочерью и потом выпущена, чтобы навести на след нашей группы. Однако после детального ознакомления с ее делом выяснилось, что ее не арестовывали, просто у женщины сдали нервы.

Но Игорь долго не мог успокоиться. Получив спартанское воспитание, он не способен был понять, что человек может так сломаться. Арцишевский решил для придания бодрости Игорю ездить в Юзефов всем по очереди. Поскольку Валеры самому хотелось в спокойной обстановке обработать донесения и окончательно обсудить с Центром вопрос о принятии очередного курьера, он решил поехать в Юзефов на целых три дня. Во время нашей встречи перед самым отъездом Миколай был сильно взволнован и рассказал мне, что случайно встретил одну знакомую, которую знал еще до войны и о которой говорят, будто она сотрудничает с немцами.

Утром 28 июля я подготовил материалы, полученные уже после отъезда Миколая, и с Тадеком Жупанским отправил их в Юзефов. Тадек под видом «кузена» Игоря ежедневно курсировал между нашей базой и радиопередатчиком. На явочную квартиру на улице Доброй в тот день пришел Збышек Романовский и кто-то еще из связных с донесениями. Во время нашей беседы раздался сильный стук в дверь. Приятель хозяина пошел открывать. На пороге стоял белый как полотно Тадек Жупанский. Мы услышали лишь одно слово:

– Провал!

– Где? Кто? – посыпались вопросы.

– Наши. Я шел со станции к даче и сразу за поворотом увидел автомашины и много немцев. В последнюю минуту мне удалось ускользнуть. Обратного поезда надо было ждать часа полтора. Я здорово нервничал; донесения, которые были у меня с собой, уничтожил.

Наступила гробовая тишина. Это был страшный удар. У меня перед глазами встали образы моих дорогих друзей: Арцишевского, Мицкевича, Ирмины, Копки… Трудно себе было даже представить, какую огромную потерю мы понесли. Подробностей никто не знал. Нас или кто-то предал, или гитлеровцы засекли передатчик пеленгаторами.

Однако времени на размышления не было. Немцы в любую минуту могли нагрянуть и сюда. Надо было срочно покинуть квартиру, спрятать чемодан с секретными документами, шифром, радиодеталями и оружием, а также оповестить всех о провале. Договорились, что Збышек предупредит Стефана Выробека, с которым в последнее время он работал в тесном контакте. Тадек – своих друзей, а я займусь чемоданом, поеду к Янеку, к тетке и на все остальные известные мне явочные квартиры. Встречу я назначил на следующий день в 10 утра возле дома братьев Яблковских, поскольку все наши явки теперь оказались под угрозой.

По одному вышли мы из дома. По дороге я начал прикидывать, куда бы пристроить чемодан. Квартиры знакомых и родственников я давно предоставил в распоряжение группы для встреч, и неизвестно, не ведет ли сейчас гестапо за ними наблюдение. Тут я вспомнил, что совсем неподалеку живет один из моих друзей, Сам он был в концлагере, но его мать хорошо меня знала. Я направился к ней. Наверное, я был очень бледен и взволнован, потому что она обеспокоенно спросила:

– Что случилось?

– Арестован мой товарищ. Не могу ли я оставить ненадолго у вас чемодан?

– Не впутывайте меня в свои дела, – ответила она. – Я хочу выжить и хоть раз еще увидеть сына…

Я вышел на улицу. «Ну что ж, придется ехать в Беляны к Ядзе, – подумал я, – там не должны отказать. Путь, правда, туда неблизкий и небезопасный, но другой квартиры у меня сейчас нет».

В Белянах я без труда получил разрешение оставить на хранение опасный груз. Теперь самое главное – предупредить Янека. По его передатчику можно поддерживать связь и сообщить в Центр о провале. Немцы, если они захватили шифр, попытаются, конечно, продолжать передачи и передавать ложные донесения, дезинформируя Центр. Они смогут также легко принять курьеров, которые должны быть к нам высланы. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Я должен сделать все, чтобы вовремя предупредить не только своих людей, но и Центр.

К сожалению, ни Янека, ни Гелены я не застал дома, двери были заперты. Ждать же их возвращения я не мог – предупредить надо было еще очень многих.

Сначала я поехал к своей тетке Виктории. Сообщил ей о провале и попросил моего кузена Януша обязательно предупредить Янека. А сам поехал в город. Вечером, валясь с ног от усталости, я еще раз зашел к тетке, которая уже успела перебраться на другую квартиру. Януш сообщил мне, что на Хотимской Янека не застал, дома никого не было. Я рассудил, что вечером он должен быть дома, и решил пойти к нему.

Лестница в доме Янека на Хотимской, ведущая на второй этаж, показалась мне неимоверно длинной, как никогда прежде, ступени стали выше, а ноги налитыми свинцом. В голову лезли всякие мысли. «Кто же предал? Кто откроет двери – Янек или гестапо?»

Я нажал кнопку звонка. В квартире кто-то есть – слышатся шаги. Щелкнул замок. Дверь открывается, на пороге… Гелена. В следующую минуту появляется Янек. Мое сообщение о провале их очень встревожило. Начали обсуждать вместе, что предпринять. Янек уже два дня ничего не передавал, так как последняя его конспиративная квартира провалилась. Он рассчитывал буквально на днях найти новую и возобновить связь. Мы договорились, что к следующей нашей встрече я приготовлю зашифрованную радиограмму об обстоятельствах ареста руководителей группы и адрес, куда должен прибыть ожидаемый курьер. Пока же мы условились встречаться ежедневно на трамвайной остановке на углу Пулавской улицы и площади Унии.

На следующий день я поехал на правобережную сторону Варшавы – в Прагу. Там жил очень толковый парень из роты Стефана Выробека – Конрад Коласинский. Мы с ним довольно часто говорили о политике, и я знал, что могу рассчитывать на его помощь. И действительно, в нем я не обманулся – он согласился принять направляемого к нам курьера. Мы подробно обсудили план встречи курьера и установили пароль.

Из Праги я поехал к Збышеку. По пути встретил едущего в том же направлении одного из братьев Жупанских. На Злотой, к нашему удивлению, мы увидели… Копку. Он торопливо шел по улице, как всегда, с всклокоченной шевелюрой. Но в каком виде! На нем были только брюки и наброшенное прямо на голое тело пальто. Его трясло, как в лихорадке, в лице ни кровинки, глаза возбужденно горели.

– Куба! Что случилось? Как ты уцелел?

– Я сбежал, когда нас окружили немцы…

– Что с Арцишевским?

– Не знаю. Немцев было очень много, наверно, всех схватили…

– Живы?

– Стрельба была сильная. Их могли и перестрелять.

– А где шифр?

– Не знаю. Когда нас окружили, шифр был у Валеры – он как раз шифровал донесение.

– Как же вас накрыли? Как тебе удалось ускользнуть?

И Копка рассказал:

– Утром Игорь спустился в подвал и начал сеанс. Я сидел у окна с пистолетом и читал конспекты последней лекции[23]23
  Копка был студентом подпольного мединститута.


[Закрыть]. Арцишевский шифровал радиограмму. Ирмина возилась на кухне, она как раз собиралась ехать в Варшаву подыскивать новое помещение для рации. Вдруг я заметил, что дом окружают немцы. Я предупредил Арцишевского, тот что-то крикнул Ирмине и велел мне бежать. Прогремели выстрелы. Я выскочил с пистолетом в окно прямо в гущу гитлеровцев. Они опешили и стрелять в меня не решились, боясь перестрелять друг друга. Я вскочил на ограду. Тут они открыли огонь, но в спешке в меня не попали, а я успел перескочить через ограду и, прячась за деревьями, побежал со всех ног. Когда я совсем уже выбился из сил, впереди вдруг показались какие-то строения. Я решил среди них притаиться, но меня заметила какая-то женщина и закричала: «Вор!» Пришлось бежать дальше. Добежал до Вислы, разделся и бросился в воду. Поплыл вниз по течению, потом спрятался в ивняке и просидел там до вечера. К вечеру стало холодно. Я пробрался в какой-то сарай, зарылся в солому и заснул. Утром хотел выйти из сарая и пробраться на Саскую Кемпу к родственникам своей невесты. Но сарай оказался запертым. Услыхав во дворе шаги, я крикнул, чтобы меня выпустили. В ответ раздались проклятия по-немецки – как видно, я попал в сарай фольксдойча. Недолго думая, карабкаюсь по соломе наверх, разбиваю черепицу и через дыру в крыше скатываюсь вниз. Хозяин ко мне с вилами, а я через забор и, прячась за деревьями, к реке, а потом, кроясь в зарослях камыша, почти голый кое-как пробрался к бабке своей невесты на Саскую Кемпу. Она меня вот приодела, и я теперь прямым ходом к Франеку Камровскому.

Рассказ Копки на время вывел нас с Жупанским из равновесия. Но события торопили, и мы теперь уже втроем направились к Збышеку.

Встретившись со Збышеком и остальными ребятами, я отправился с Кубой добывать ему новые, временные документы. Затем в условленное время поехал к Янеку с зашифрованным донесением. Он сказал, что передатчик перенес на новую квартиру и скоро переберется туда сам. Мое донесение он пообещал передать в первую очередь. Мы договорились с ним встретиться на следующий день.

На обратном пути я зашел на работу к одной своей знакомой, жившей в Юзефове. Она понятия не имела, кто я на самом деле, и думала, что я торговый агент. Я нашел ее сильно возбужденной событиями прошедшего дня. Она рассказала, что неподалеку от ее дома вчера была перестрелка, немцы, кажется, запеленговали какой-то передатчик. Двое гестаповцев и кто-то из разведчиков были убиты. А еще одного мужчину и женщину, раненных, гитлеровцы увезли на грузовике.

Из этой скудной информации можно было сделать вывод, что раненых скорее всего отвезли в Павяк. Я решил съездить к пани Зофье Дуллингер, которая через своих знакомых в АК могла разузнать об арестованных. Пани Зофья энергично взялась за дело.

Сведения из Павяка я получил быстрее, чем предполагал. Оказалось, что, несмотря на ранения, все трое живы. Арцишевский, раненный в ногу, находится в Павяке в одиночной камере. Мицкевич, убив одного и ранив второго гестаповца, выстрелил себе в голову. Но немцы, сделав ему трепанацию черепа[24]24
  После войны мне стало известно, что эту операцию по приказу немцев сделал ему тюремный врач Лот. (Прим. автора.)


[Закрыть], пытаются его спасти. Тяжело раненная Ирмина сидит в одиночке. Гестапо сообщило своему шефу Гиммлеру, что раскрыта крупная разведгруппа, работавшая на всей восточной территории, и арестован ее руководитель. Удалось ли им захватить шифр, было пока неизвестно.

Мне не давала покоя мысль, как освободить Арцишевского. Нападение на сильно охраняемый Павяк было бы, конечно, безумием, надо искать другие пути. Увы, мы не знали тюремных порядков, и у нас не было нужных связей. Обсудив все это с пани Зофьей, мы решили, что она через своих знакомых обратится к генералу Ровецкому[25]25
  В то время командующий Варшавским округом АК. (Прим. перев.)


[Закрыть] и попросит помочь нам. Вскоре нам сообщили, что помощь мы получим.

Было предложено заразить Арцишевского тифом. Немцы переправляли инфекционных больных в госпиталь на Хотимскую, а там мы сможем отбить его собственными силами. Конечно, я согласился с таким вариантом и начал готовиться.

31 июля ко мне зашел Януш и предупредил, чтобы я не ходил на явочную квартиру на Хотимской, так как в доме там была перестрелка. Кажется, погиб какой-то юноша и арестована женщина. На следующий день он привез более точные сведения. Сын Гурницкой, Веся, пришел к знакомым своей тетки и рассказал, что, когда он возвращался с матерью и Янеком домой, у входа в подъезд их окружили вооруженные немцы. Янек, выхватив два пистолета, начал отстреливаться. Весе в суматохе удалось бежать.

О Янеке точных сведений я не получил и не знал, что с ним: то ли он погиб, то ли арестован, а может быть, ему удалось бежать? Если его схватили, то могли перехватить и мое донесение. Тогда вместо нашего агента гестапо может подослать к нам своего человека и выловить нас всех. А если Янек мою шифровку не передал, то Центр, ничего не зная о событиях у нас, будет принимать информацию, которую подсунут немцы.

Через несколько дней тетка Виктория узнала от своей знакомой, живущей в одном доме с Гурницкой, подробности о событиях на Хотимской. На квартиру Гелены пришли гестаповцы. Никого не застав, они устроили внизу, в квартире дворника, засаду. Под угрозой расстрела всей семьи немцы заставили дворника показать в окно, когда пойдет Мейер. Прождали несколько часов. Появился Янек с Геленой и ее сыном.

Немцы по знаку дворника выскочили на лестницу и бросились на Янека. Вспыхнула короткая перестрелка. Янек убил двух гестаповцев и упал, прошитый пулями[26]26
  Позднее из архивных документов стало известно, что тело Янека, пронзенное тремя пулями, 31 июля 1942 года было доставлено в морг на ул. Очки. Немцам удалось установить, что под именем Бутка (Мариана Василевского) скрывался Мейер, связанный с разведчиком Мицкевичем, арестованным в Юзефове. (Прим. автора.)


[Закрыть]. Гелену увезли в Павяк. Брат Гелены, когда дом был окружен немцами, не желая попасть в их лапы, застрелился.

Были основания считать, что гестапо располагает достаточно обширными сведениями о деятельности нашей группы и будет пытаться выловить нас всех. Понимая, что гитлеровцы могли напасть и на мой след, я решил изменить внешность и отправился к своей знакомой Галине Яблонской, которая однажды упомянула в разговоре, что умеет гримировать и, если понадобится, сделает из меня совсем «другого» человека. И действительно. Она покрасила мне волосы и брови в черный цвет, изменила прическу, сделав посередине пробор, приклеила усики и велела надеть очки – в зеркале я увидел совершенно незнакомое мне лицо. Новый светло-серый костюм и кепка совсем преобразили меня.

Теперь надо было поменять документы. Ксендз Ян, выдавший мне метрику для оформления кеннкарты, был весьма опечален известием об аресте Миколая.

– Я его уважал, хотя мы и расходились во взглядах по многим вопросам. Он незаурядная личность и много мог бы еще сделать как умный и дальновидный политик, – сказал ксендз.

– Мы попытаемся его освободить, – ответил я, – но пока у нас слишком мало сил.

– Если вам понадобится помощь, свяжитесь со мной. У меня широкие связи с политическими деятелями подполья.

Я как-то не задумался над тем, какая это может быть помощь. Поблагодарив его за участие и метрику, я поспешил заняться изготовлением документов.

Временно мне удалось поселиться у своего друга Богдана Крыловича, адреса которого никто из арестованных не знал. Несколько позже Юзек Грудневский подыскал мне квартиру на Маршалковской напротив улицы Скорупки.

Вскоре стало известно, что гестапо побывало на улице Червоного Кшижа, где последнее время жил Миколай и, кроме того, арестовало невесту Кубы. Все говорило о том, что арестованные никого не выдают, а немцы просто проверяют адреса, фигурирующие в кеннкартах, лопавших им в руки при аресте.

По-прежнему не было у нас твердой уверенности, не попали ли в руки гестапо наши шифры и успел ли Янек передать мое последнее донесение. Чтобы не допустить дезинформации Центра гитлеровской контрразведкой, я обратился ко всем товарищам и знакомым, имевшим контакты с руководством подпольных организаций, с просьбой уведомить Центр о нашем провале. Вскоре поступило несколько подтверждений, что наше сообщение доведено до Центра через Лондон. Не довольствуясь этим, я направил Анджея Жупанского в Грубешовский повят[27]27
  Повят – единица административного деления Польши, равная примерно району в СССР. (Прим. перев.)


[Закрыть] с задачей разыскать там партизанский отряд и попытаться через партизан еще раз передать о провале. К сожалению, Анджею не удалось установить контакт ни с одним из отрядов.

Я тем временем интенсивно занимался организацией помощи арестованным и в первую очередь подготовкой побега Арцишевского. Для участия в этой акции более всего подходили ребята из Гдыни и отряда Стефана Выробека. Когда я сообщил им об этом, все с радостью согласились участвовать в освобождении Миколай. Гдыньские ребята имели уже опыт в таких делах, и я хорошо их знал. Меньше я знал людей из роты Выробека. Для их проверки я решил провести с группой Конрада Колясинского операцию по разоружению немцев. Таких нападений предполагалось осуществить несколько – помимо всего прочего, нам нужно было оружие и немецкие мундиры. Я планировал организовать похищение Арцишевского из госпиталя, переодевшись в немецкую форму.

Из Павяка поступили новые сведения. Арцишевский по-прежнему отказывался давать показания. Мицкевич и Ирмина поправлялись. В Павяке содержалась также и Гелена Гурницкая. На допросе она заявила, что не знала, кем являлся ее жилец, и комнату ему сдала по объявлению в газете. В тюрьму на Павяке доставили и невесту Кубы, а затем также мать братьев Жупанских. Причем ее дело не связывали с Арцишевским; оно было связано с провалом в Кракове. Сами братья в связи с нашим провалом скрывались, и гестапо не смогло их арестовать.

В это время в Вильно уезжал по направлению АК мой товарищ по армии Стшемский. На встречу со мной он пришел в немецкой форме. Я вручил ему шифровку о провале с просьбой переслать ее через линию фронта. Вернувшись домой с этой встречи, я узнал от хозяйки, что ко мне приходила какая-то худенькая женщина. Ждать она не могла и просила зайти к пани Зофье. Встревоженный, я тут же направился на Злотую.

Еще в дверях по выражению лица Зофьи Дуллингер я понял, что произошло что-то неприятное.

– У нас плохие вести, – огорченно проговорила она. – Немцы издали приказ, запрещающий вывозить инфекционных больных из Павяка. Теперь их будут содержать в тюремных изоляторах.

Все наши планы рухнули. Отпала последняя реальная возможность спасти Арцишевского. Оставалась, правда, какая-то надежда освободить его под залог или попытаться обменять. Но для этого у нас не было ни денег, ни нужных контактов. И все же следовало попытаться. Я решил собрать людей, наиболее ценивших Арцишевского и имевших вес в подпольных кругах.

Встреча состоялась у Зофьи Дуллингер. Пришли ксендз Ян, Алик и еще несколько человек. Решили, что ксендз и Алик предварительно обсудят этот вопрос с руководством подполья. Алик и Зофья займутся сбором средств, а я подготовлю своих людей к действиям на случай необходимости.

Через несколько дней мне сообщили о намеченной встрече с представителями генерала Ровецкого для более подробной беседы об Арцишевском. От Алика я узнал, что по этому вопросу имелись разногласия, но было принято все-таки положительное решение благодаря позиции, занятой ксендзом Яном, с которым очень считались и который горячо отстаивал Арцишевского.

Встреча состоялась возле кондитерской Лярделли. От АК пришли женщина по фамилии, кажется, Иллякович и мужчина, носивший псевдоним «Альбин». Они расспрашивали меня об Арцишевском: что он за человек, какие у него взгляды. Хотя, как оказалось, они и без меня многое о нем знали. При прощании мои собеседники заверили меня, что кое-какие возможности спасти нашего командира есть, и если уж не освободить, то хотя бы отсрочить исполнение приговора. Следующую встречу мы назначили через четыре дня.

С нетерпением ждал я новых сообщений – ведь гестаповцы в любой момент могли замучить или расстрелять дорогих нам людей. При следующей встрече мне сообщили, что по делу Арцишевского установлен контакт с одним высокопоставленным немецким чиновником.

Возвращаясь с этой встречи, я обратил в трамвае внимание на хлипкого человечка, который незаметно присматривался ко мне. На первой же остановке я пересел в другой вагон, но этот тип последовал за мной. «Ого, кажется, за мной следят, надо поскорее от него отделаться». Я выскочил из трамвая и тотчас свернул на Злотую. Хлюпик тоже выскочил и последовал за мной. Я мгновенно юркнул во двор, через который знал узкий проход среди развалин на Сенную. Сюда-то он не сунется!

К себе на Маршалковскую я вернулся только к вечеру. Моросил мелкий дождь. В воротах, как всегда, на своем обычном посту стояла дама легкого поведения на этот раз с каким-то мужчиной в сером пиджаке. Проходя мимо, я расслышал тихий шепот:

– Это он!

Не оглядываясь, я пересек двор. Неужели и здесь слежка? Или мне только кажется? Нет, я достаточно четко слышал, хотя это и было сказано шепотом, «это он»… Кроме меня, рядом никого не было…

Я взбежал вверх по лестнице, пулей влетел в свою комнату и стал торопливо переодеваться. Натянул бриджи и сапоги. Мои только что отпущенные и покрашенные в черный цвет усики в одну секунду были сбриты. Потом я снял очки, спрятал под шляпу волосы, надел плащ и вышел из комнаты. В маленькой прихожей стояла хозяйка.