Текст книги "На холмах любви"

Автор книги: Эйна Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

– Поверьте мне, Элизабет, я не хочу вам зла. Элизабет подняла глаза и встретилась с его страстным взором. Он быстро скинул с себя остальную одежду. Потом привлек ее к себе. И опять его близость, прикосновения его рук разожгли огонь в ее плоти, огонь, который он хорошо умел вызывать. И ее руки обвили его шею, и их губы слились в страстном поцелуе.

Глава 12

– Целая пачка! – торжествующим голосом воскликнул Дэвид Керкленд, загребая себе последнюю взятку.

Вскочил, обежал вокруг стола и поцеловал свою удивленную партнершу, Анну Барди. Та покраснела от такого бурного проявления чувств и бросила робкий взгляд на Элизабет.

– Знаешь, Дэвид, бедную девушку нужно наградить, а не наказывать, – пошутил Роберт и обернулся на жену. Во время обеда и потом, когда они играли в вист, он то и дело поглядывал на нее. Лицо ее после любовных забав сияло. Каждый ее жест будил его воображение, а смех возбуждал. От одного вида ее губ Роберта охватывало желание – они были все еще припухлыми от его поцелуев, и Керкленд вспоминал, как упоительны эти губы.

– Ну что, еще партию? – спросил Дэвид. Роберт остановил его:

– В другой раз, Дэвид. Сегодня мне не до карт.

– Ищешь удобного предлога? – фыркнул младший брат. – Началось, значит. Проиграл – и в кусты!

– В таком случае, скажем, я отдаю должное более умелому игроку, – уступил Роберт.

– А что же утренний набег, Роберт? – спросила Анна. – Вы поймали налетчиков?

Роберт поморщился:

– Оказалось, что двое парней украли корову. Элизабет засмеялась:

– Вы хотите сказать, что могущественный деспот Хайленда рисковал своей жизнью, преследуя столь опасных головорезов?

Ее смех был столь заразителен, что Анна и Дэвид тоже расхохотались, а вскоре всех троих охватило бурное веселье.

Роберту Керкленду в тот день уже пришлось раскаиваться – в чрезмерности наказания, которому он подверг Элизабет за изгнание Дезире из замка. Он снова начал злиться, потому что над ним смеялись.

– А скажите, милорд, вы что, связали по рукам и ногам этих подлых негодяев или просто сразили их мощным ударом меча? – продолжала Элизабет, не замечая, что Роберт все больше мрачнеет.

– Bien au contraire, madame[27]27
  Отнюдь, сударыня (фр.).


[Закрыть], – рявкнул Роберт, – я спустил им штаны и как следует выпорол их. А в данный момент мне очень хочется применить сей суровый прием и к моей супруге.

Элизабет знала Роберта совсем недолго, но сразу поняла, что означает этот тон. Смех ее внезапно оборвался.

– Миледи, нам пора откланяться. Мне не терпится получить еще один урок греческой мифологии, и к тому же нам нужно зайти к отцу.

– Греческой мифологии! – воскликнул Дэвид. – С каких это пор ты интересуешься греческой мифологией?

– О, познания Элизабет в этой области произвели на меня сильнейшее впечатление, – заявил Роберт. Взяв Элизабет за руку, он привлек ее к себе. – Особенно хорошо она знает Олимп. Поэтому я жажду очередного урока.

Поднимаясь по лестнице, Элизабет процедила:

– В один прекрасный день, милорд, я вырежу из вашей груди ваше черное хайлендское сердце.

– Ничуть в этом не сомневаюсь, миледи. – Роберт рассмеялся и обнял жену за талию. – В этом я ничуть не сомневаюсь.

Элизабет разбудил стук в дверь. Открыв глаза, она обнаружила, что лежит прижавшись к Роберту, а рука ее покоится на его бедре. Огонь в камине догорел, и теперь там едва теплились угольки. Озноб охватил молодую женщину. Но не оттого, что в комнате было холодно, а оттого, что слишком уж настойчиво стучали в дверь.

– Сэр Роберт, идите скорее. С хозяином худо, сэр, – раздался голос Корлы из-за двери.

Роберт мгновенно вскочил, натянул штаны и бросился вон из комнаты. Элизабет надела ночную рубашку и теплый халат. Подобрав рубашку мужа, она направилась в комнату графа.

Дэвида Керкленда тоже разбудили, сейчас он стоял у кровати отца напротив Роберта. Элизабет накинула рубашку на плечи мужа, неотрывно смотревшего на отца. Бет кто-то тронул за руку. Она обернулась и увидела Анну. Та кивнула ей. Элизабет улыбнулась одними губами, давая понять, что сочувствие сестры не осталось незамеченным.

Спустя несколько мгновений, держа за руки своих сыновей, лорд Керкленд закрыл глаза, на его благородном лице появилась спокойная улыбка, и он мирно погрузился в вечный сон.

Элизабет пошла в часовню помолиться и выплакаться. Она знала, что ей будет очень не хватать этого человека, который за короткое время, что она провела в его доме, стал значить для нее так много. С его уходом появилась пустота, какая появляется только когда теряешь близкого друга.

Вернувшись в их комнаты, она увидела, что убитый горем Роберт сидит в кресле. Элизабет хотела протянуть руку, утешить его, сказать, что он не один в своем несчастье, что другие тоже горюют. Однако отношения, которые установились между ними, исключали всякое изъявление сострадания. Молодая женщина потихоньку оделась, подошла к мужу и на мгновение задержалась перед его креслом.

– Я тоже любила его... – произнесла она.

Роберт поднял на нее глаза. Во взгляде его застыло какое-то непонятное, неопределенное выражение. Такое выражение она часто замечала в глазах своего отца.

– Его нетрудно было любить, – пробормотал он и тут же вновь ушел в себя.

Решив больше не навязываться со своим сочувствием, Элизабет неслышно вышла из комнаты и оставила Роберта одного.

На следующий день члены клана Керклендов и соседи начали собираться на похороны Майкла Керкленда, седьмого графа Керквуда. Едва рассвело, к замку уже тянулись люди. Кто-то ехал в экипаже. Кто-то – верхом. Но большинство шли пешком. Все направлялись к воротам Эшкерка.

В замке кипела бурная деятельность: готовили комнаты, в кухнях всю ночь трудились слуги.

Элизабет стояла у окна, смотрела на тех, кто шел отдать последнюю дань покойному. Тело лорда Керквуда уже было готово к погребению. Оно покоилось в большом зале.

Печальное зрелище. Отвернувшись от окна, Бет подошла к зеркалу, откинула волосы со лба, скрутила их, сделала пучок и закрепила его шпильками. Эта строгая прическа подчеркивала ее красоту. Она оделась в простое черное бархатное платье, круглый вырез которого и узкие длинные рукава подчеркивали ее изящные руки и шею. Единственным украшением был шарф в черно-красную клетку – цвета клана Керклендов, – закрывающий ее плечи и грудь и приколотый к поясу, концы его терялись в складках платья.

Большой зал, казалось, был набит до отказа. Роберт, занятый с кем-то разговором, запнулся на полуслове и точно завороженный уставился на Элизабет, спускающуюся по лестнице. Не отрывая от нее взгляда, он прошел через зал, подошел к подножию лестницы и ждал, пока молодая женщина спустится. Когда она ступила на последнюю ступеньку, ее глаза оказались вровень с глазами мужа. Несколько мгновений супруги смотрели друг на друга.

– Вы очень красивы, миледи.

Элизабет чуть улыбнулась и слегка наклонила голову. Роберт протянул руку, прикоснулся к клетчатой ткани и одобрительно кивнул.

– Вам очень не хотелось надевать это, миледи? – спросил он.

– Я надела это, милорд, исключительно как дань уважения к вашему отцу, – возразила Бет.

Мгновение, показавшееся им обоим вечностью, Роберт смотрел ей в глаза, и молодая женщина вспыхнула – таким пытливым был взгляд мужа.

– Он был бы рад. Цвета Керклендов вам к лицу, Элизабет.

Он предложил жене руку, и юная чета присоединилась к собравшимся.

Над холмами печально раздавался медленный барабанный бой, сопровождаемый тихим, скорбным завыванием волынок. Родственники Роберта несли гроб с телом графа к месту его последнего упокоения. Позади тянулась похоронная процессия. Элизабет замерзла и поплотнее запахнула плащ. Дул ледяной ветер. Она не могла не восхищаться величественным видом этих простых жителей гор, килты[28]28
  Килт – шотландская мужская юбка.


[Закрыть] которых теребил ветер. Роберт тоже надел юбку шотландского горца. Поверх белой рубашки на нем была черная бархатная куртка с широкими рукавами. Клетчатая юбка доходила только до колен и не скрывала его длинных мускулистых ног, вместо сапог он надел броги. Его темные волосы скрывал красный берет – обязательная часть шотландского костюма. Он подошел к краю могилы и остановился.

Дэвид был в таком же костюме, только без золотой цепи и медальона, которые полагалось носить только главе клана. Эти двое мужчин, стоящие бок о бок, казалось, совсем не чувствовали холода, и, хотя при них не было оружия, они производили впечатление непобедимых.

Роберт был убит горем, однако он выстоял всю церемонию.

Почувствовав взгляд Элизабет, он поднял глаза, но смотрел сквозь жену. «О чем он сейчас думает?» – спросила себя Бет. Ведь она по-прежнему совершенно не знает этого человека.

Когда церемония подходила к концу, кто-то взял Элизабет за руку. Рядом с ней стоял Тимз, слезы текли по его щекам. Бет погладила мальчика по голове и нежно ему улыбнулась.

Волынки вновь заиграли коронах – погребальную песнь, участники процессии по очереди подходили к могильной яме, чтобы бросить на гроб горсть земли, и вот наконец последний из них принес последнюю дань, и могущественный глава клана обрел покой.

Когда же похоронный ритуал завершился, траурная атмосфера, царившая среди собравшихся, изменилась и плавно перешла в празднование бракосочетания Элизабет и Роберта.

Бет удивлялась, как легко эти люди смирились с уходом того, кого они любили. Отчасти их поддерживало сознание, что на смену старой жизни пришла новая, и утешало не столько упование на личное бессмертие, сколько уверенность в бессмертии рода.

Элизабет была очаровательной, любезной хозяйкой, хотя не запутаться в огромном количестве новых лиц и имен оказалось непросто. Все были удивлены внезапной женитьбой Роберта, и вскоре на лицах горцев можно было прочесть не печаль по поводу потери главы клана, но радость – все поздравляли молодого Керквуда с приобретением столь красивой и очаровательной жены.

Большая часть гостей разъехалась не дожидаясь вечера, но несколько человек остались. Они собрались вокруг Роберта и обсуждали ход войны. Оставшиеся женщины сидели маленькими группками, обсуждая новобрачную.

Дезире дю Плесси стояла рядом с лордом Лэнгли. Роберт склонился к француженке. Та что-то шептала ему на ухо. Увидев это, Элизабет нахмурилась.

К ее великому облегчению, лорд Лэнгли собрался уезжать, и она, как хозяйка дома, подошла к нему попрощаться. Дэвид Керкленд и Роджер Лэнгли договаривались насчет охоты. Дезире и Роберт были поглощены беседой. Роберт не заметил приближения жены, но Дезире заметила и немедленно перешла на французский, полагая, что Элизабет не поймет их.

– Je vais quitter Langely Castle la semaine pro-chaine. Quand te reverrai-je?[29]29
  Я уезжаю из замка Лэнгли на следующей неделе. Когда я опять увижу тебя? (фр.).


[Закрыть]

Роберт ответил, хмурясь:

– J'ai beaucoup a faire avant de retourner a Montrose. Je me mettrai en rapport avec toi plus tard[30]30
  Мне нужно кое-что сделать, прежде чем я вернусь к Монтрозу. Я дам тебе знать позже (фр.).


[Закрыть].

Элизабет, не подавая виду, что рассержена, обратилась к ним с очаровательной улыбкой:

– Si vous voulez, je реuх sertir afin que vous puissiez regler vos affaires entre vous[31]31
  Если вам будет угодно, я отойду, чтобы вы могли обо всем договориться (фр.).


[Закрыть].

И прежде чем отвернуться, Элизабет заметила на лице француженки удивление. А Роберт смотрел вслед своей удаляющейся жене с видом довольным и гордым.

Глава 13

Лучи утреннего солнца осветили серое небо. Иней укрывал землю и деревья ледяным плащом. Из ноздрей и ртов всхрапывающих лошадей валил пар, они нервно били копытами о схваченную морозом землю. В студеном воздухе стоял острый, неприятный запах.

Элизабет дрожала, и ей очень хотелось побыстрее отправиться в путь. Она взглянула на мужа. Роберт и Дэвид, сблизив головы, о чем-то совещались.

Когда Роберт сказал Элизабет, что он должен объехать свой клан, она решила, что это просто предлог, чтобы уехать к Дезире дю Плесси. Поэтому молодая женщина была приятно удивлена, когда тот заявил – он надеется, что жена поедет вместе с ним. Как ни странно, но Элизабет согласилась на это предложение.

Окончив разговор, Роберт дружески похлопал Дэвида по плечу и подошел к Бет.

– Вы готовы, миледи?

Он протянул ей руку, чтобы помочь сесть в седло, Элизабет приподняла юбку, и тут Роберт заметил, что на ней – штаны в красно-черную клетку. Новоиспеченный граф Керкленд раскрыл рот от удивления.

– Что это такое?

Элизабет помедлила в стремени, прежде чем перенести ногу через седло, соблазнительные округлости ее derriere[32]32
  Ягодиц (фр.).


[Закрыть] в черных и красных клетках были совсем близко, у самого лица Роберта. Бет насмешливо глянула на него сверху вниз.

– Очевидно, надето в знак уважения к вам, милорд.

Графиня села в седло, Роберт тоже. В его глазах плясали огоньки смеха.

– Вы сказали мне, что надели наши цвета на сердце в честь моего отца. Должен ли я придавать какое-либо значение вашему поступку на этот раз, миледи?

– Вы чрезвычайно проницательны, милорд. Видите ли, ваш отец мог предъявить права на мое сердце. В то время как вы, сэр, вы никогда не сможете претендовать ни на что, кроме того места, на котором я сижу.

– Не хотите ли вы сказать, что хотя бы ваш «низ» выполняет наш брачный договор? – И Роберт ухмыльнулся.

– Ваша глупость, сэр, только подтверждает то, что, кроме нескольких часов, по принуждению проведенных с вами в постели, у меня с вами нет ничего общего.

Тут Роберт запел со злобной радостью:

Увы, моя девица

На меня гневится:

Не отдает мне сердце,

А только ягодицы...

Годится!

– Сэр, если вы и дальше намерены выражаться столь вульгарно, я поверну обратно и вернусь в Эшкерк. Возможно, женщины, в обществе которых вы бываете, и не смущаются подобными разговорами, я же нахожу их оскорбительными. Боюсь, ваше общество для меня всегда будет невыносимо.

Однако Роберт был не из тех, кто отмахивается от брошенной перчатки. Он проговорил:

– Как можете вы быть столь уверены в этом, Элизабет?

Элизабет повернулась к мужу. Теперь они смотрели друг другу в глаза, и ни один не хотел первым отводить взгляд.

– Милорд, советую вам ни минуты не сомневаться в том, что моя воля не слабее вашей. То, что я подчинилась вашей грубой силе, еще не значит, что я сдалась. В нашем поединке вы сильнее меня, милорд. Но не забывайте, существует еще и хитрость. Честно говоря, я считаю большинство горцев дикарями. Но вы, милорд, худший из них всех, поскольку вы знаете, как должно себя вести, но делаете вид, что не знаете. Ваши люди насквозь пропитаны семейной и родовой спесью, но при этом спокойно смотрят, как вы бездельничаете и пьянствуете, в то время как земля у вас пребывает в запустении. И в то же время вы готовы ринуться в любую кровавую битву, какая подвернется, лишь бы показать свою храбрость.

В глазах Роберта вспыхнул злой огонь.

– Сударыня, наши недоброжелатели часто возводят на нас напраслину. Наша земля – сплошные скалы и склоны. На ней особо не развернешься, и все же мы используем каждый клочок нашего любимого Хайленда. Мы возделываем то, что можем, там, где можем. По-моему, это называется не праздностью, а... как-то по-другому. Что же до этих дикарей, – продолжал Роберт, – о которых вы говорите с таким презрением, они вовсе не должны менять свои обычаи ради вас и только потому, что вы считаете другие обычаи лучшими. Ведь враги уважают и боятся их. Я же полагаю, что не обязан оправдывать или объяснять мою преданность и привязанность к ним, поскольку я одной с ними крови. И вы тоже должны быть им преданны. Уважение же нужно заслужить.

Элизабет передернула плечами.

– А почему это, сэр, я должна быть им преданна?

Роберт ответил тоном, не терпящим никаких возражений:

– Потому что вы моя жена, Элизабет.

«Как мне надоели эти гляделки, – подумала молодая женщина. – Он, наверное, часами перед зеркалом упражнялся».

– На один год, милорд. – И Бет пустила свою кобылку вскачь.

Следующие четверть часа они ехали молча. Каждый погрузился в собственные мысли. Элизабет была сбита с толку своим двойственным отношением к Роберту Керкленду. С одной стороны, она была целиком во власти мужа, и хотя старалась не поддаваться, но в постели он всегда умел сделать так, что она отзывалась на его ласки. Элизабет сама себя ненавидела за эту слабость. Но Роберт разжег в ней скрытый огонь. Конечно, если этот огонь уже занялся, любой мужчина сможет превратить его в костер!

Вскоре они подъехали к маленькой горной деревушке Керкмуир, состоявшей из нескольких домов, кузницы и церкви. Дома – простые прямоугольные постройки без окон, сложенные из грубого камня, не скрепленного раствором, с соломенными крышами. Каждый дом был разделен на две половины: в одной жили люди, в другой – домашний скот. Единственная дверь вела в оба помещения.

Хотя большая часть членов клана Керклендов принадлежала к протестантской церкви, Элизабет с удивлением заметила, что храм в деревне – католический. Он сохранялся для тех, кто придерживался старой веры. Это было маленькое простое здание, тоже без окон, со стенами – из прутьев, обмазанных глиной. Единственным украшением его был алтарь из березового дерева и распятие, висевшее на стене.

Супруги остановились у самого большого дома в деревне. Роберт спешился, помог Элизабет сойти с лошади. Человек, появившийся в дверях дома, заслонил собой весь дверной проем. Ему было по меньшей мере лет восемьдесят. Волосы – совершенно белы. Одет – в типичный костюм горца: простую белую рубаху, плед, закрепленный на поясе ремнем, на ногах броги, килт до колен; поверх рубашки – безрукавка из оленьей кожи.

Осанка этого человека была гордой, исполненной достоинства. Годы не согнули его.

Старик узнал Роберта, и его изборожденное морщинами лицо расплылось в улыбке. Он шагнул вперед и обнял молодого человека.

– Это наш новый лэрд, Мэри! – крикнул он низким голосом, обращаясь к кому-то в доме.

Появилась женщина лет шестидесяти. С ног до головы она была укутана в плед, который на талии перехватывал пояс. Небольшой кусок льняного полотна, завязанный под подбородком, покрывал волосы, заплетенные в косы и уложенные на макушке. Полными руками она обняла Роберта, тот тоже обнял и поцеловал ее. Женщина погладила Керкленда по щеке, в глазах ее блестели слезы.

– Ах, Робби, мы соскучились по тебе, мальчик. Роберт опять обнял ее и опять поцеловал в щеку.

– Слыхали мы, слыхали, что старый лэрд помер. Жалость-то какая. Все мы тут горевали, все. Мы ведь любили его, Робби.

– Я знаю, Мэри. И он вас любил.

Тут старуха устремила взгляд на Элизабет, стоящую поодаль.

– А это кто такая, а? Это милое дитя – твоя жена? Твоя хозяйка?

– Элизабет, познакомьтесь, пожалуйста, с моими родственниками, Джоном и Мэри.

Те кивнули ей. Элизабет улыбнулась в ответ.

– Джон ведет летопись нашего клана. Он записывает рождения, смерти, браки – все, что случается. Даже какая у кого корова.

– Наверное, это очень серьезное дело, – отозвалась молодая женщина.

– Да уж, оно не допускает легкомысленного отношения к себе, девочка, – проговорил Джон.

– А вы зашли бы, чайку попили, – пригласила Мэри.

Вскоре Элизабет сидела у простого стола, стоящего на козлах. Мэри быстро приготовила чай и подала небольшую тарелочку с овсяным печеньем. Джон положил на стол толстую книгу и вписал в нее дату смерти графа Керквуда, имя нового лэрда и дату бракосочетания Роберта Керкленда из Эшкерка и Элизабет Скотт из Бэллантайна.

– Вы обвенчались в церкви преподобного Мак-Кинстри? – спросил Джон.

– Нет, в Эшкерке. И священника не было, – ответил Роберт.

Брови Джона поползли вверх, он не одобрил услышанного. Воцарилось молчание, нарушаемое только скрипом пера – Джон продолжал свои записи.

– А кто были свидетели, мальчик?

– Свидетелями нашего бракосочетания был мой отец, граф Керквуд, мой брат, лорд Блейкли, и леди Анна Барди, двоюродная сестра моей жены, – ответил Роберт.

Перо передали Роберту, потом – Элизабет, и они оба поставили свои подписи под историческим документом. Закрыв чернильницу, Джон захлопнул книгу и положил в металлический ящик.

Завершив свое дело, он присоседился к сидящим за столом.

– А теперь скажи, Робби, намерен ты созвать клан?

– Пока я еще не решил.

– Теперь ты лэрд, Робби. Тебе и решать. Как ты скажешь, так мы все и сделаем.

– Однако я еще не решил. Это дело важное, и я должен взвесить все «за» и «против».

– Это верно, мальчик, должен. – Джон кивнул. – Ты такой славный, и жаль, если придется положить тебя к себе на колени и отшлепать. А придется, если ты не будешь думать как следует.

Закинув голову, Роберт захохотал, а Джон повернулся к Элизабет.

– Да, миледи, множество раз мне приходилось класть себе на колени этого мальчугана и его брата Дэвида и спускать с них штаны. Сущие были дьяволята, скажу я вам!

– Ничуть в этом не сомневаюсь, – кивнула Элизабет. Она чувствовала, что за этими насмешками скрывается горячая привязанность старика к Роберту и Дэвиду.

Вокруг глаз Роберта разбежались веселые морщинки.

– И всякий раз после этого Мэри совала нам с Дэвидом сладкое печенье.

– Робби, – упрекнула его Мэри, – это ведь наша тайна!

Джон с суровым видом глянул на жену.

– Видно, я задавал трепку не тем, кому нужно, женщина. Пороть нужно было вовсе не мальчишек.

Сидя и слушая шутливую перебранку между этими людьми, Элизабет чувствовала себя посторонней. Она прекрасно понимала, что они очень привязаны друг к другу.

Вскоре появились другие жители деревни, и Бет вспомнила, что многих из них она видела на похоронах. Перед тем как уехать, Элизабет и Роберт разделили со стариками вечернюю трапезу, состоявшую из сыра, черного хлеба и эля, который здесь варили из вереска.

Объезжая членов клана, Элизабет узнала многое. Где бы они с Робертом ни появились, всюду их встречали тепло и сердечно. Если эти люди и были воинственны, это никак не сказывалось на их отношении друг к другу. Они веселились, шутили, поддразнивали своего лэрда. Элизабет заметила, что им вовсе не чуждо чувство красоты – это сказывалось не только в их отношении к родному Хайленду, но и в звуках их ритмичных мелодий, и в строках их стихотворных произведений. Больше всего Бет удивило, что, несмотря на отсутствие образования, они своими песнями и рассказами могли бы затмить лучших придворных писателей и поэтов.

Вскоре Элизабет, к своему изумлению, обнаружила, что эти горцы ей весьма симпатичны.

Поздним вечером того же дня прекрасная графиня Керкленд сидела, обхватив руками колени, и размышляла о горцах. Она не замечала, что Роберт не сводит с нее глаз.

По дороге их застал снегопад, и Роберту пришлось отказаться от намерения добраться до своего охотничьего домика засветло. Услышав его предложение – провести ночь в пещере, молодая женщина пришла в ужас. Но муж успокоил ее. Когда они с Дэвидом были еще мальчишками, они там проводили немало времени и все хорошо обустроили. Теперь, сидя перед жарким огнем, поужинав холодной куропаткой, хлебом и вином – все это было взято в дорогу, – Элизабет совершенно растаяла.

– Вы так задумчивы сегодня, миледи. Не связаны ли ваши мысли хотя бы в малой степени с моей особой? – Роберт подбросил в огонь поленья. Он долго смотрел на Элизабет, и постепенно желание просыпалось в нем.

– Сколько у вас кузенов, милорд? Кажется, в ваших краях все зовут друг друга кузенами?

Роберт усмехнулся:

– Это просто обращение, принятое у нас в Хайленде. Оно уравнивает всех со всеми, и никто не оказывается родом выше другого. Единственный признанный здесь титул – это титул лэрда.

Элизабет хмыкнула. У нее на родине это не принято. Ни одному фермеру в Бэллантайне никогда не придет в голову назвать ее или Эндрю кузенами.

– Признаю, что у этого обычая есть свои достоинства.

Роберт поднял брови.

– Вы хотите сказать, что обнаружили в наших краях нечто такое, что вызвало ваше одобрение?

– О, мне многое понравилось в Хайленде, – ответила молодая женщина. – Ваша земля мне кажется прекрасной. Я никогда не видела ничего подобного. Она рождает в человеке вдохновение. Понятно, почему все вы поэты: в природе вокруг вас есть нечто одухотворенное.

– Прекрасные слова, миледи.

– И поэтому я не могу понять, как они в то же время могут быть такими негодяями, – пожала она плечами.

Желание разгорелось в Роберте с такой силой, что он уже не владел собой. Он обнял жену, повалил ее на пол пещеры, заглянул в ее испуганные глаза. Во взгляде Керкленда горела страсть. Осторожным и ласковым движением он отвел темную прядь с ее лица, провел пальцем по нежной щечке.

– А я, наверное, самый негодный из всех этих негодяев, Элизабет, потому что мне все равно, как вы ко мне относитесь. Я хочу вас и буду владеть вами. И если я не могу владеть всем, но только вашим телом, меня это вполне устраивает. Меня это вполне устраивает, Элизабет, и это так и будет, – прошептал он хрипло и коснулся губами ее губ.