Текст книги "Избавься от гордыни"

Автор книги: Эйлин Колдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Эйлин Колдер
Избавься от гордыни

Пролог

Почти каждый год я бываю в Толедо. Этот небольшой городок, дремлющий на холмистом берегу реки Тахо в самом сердце Испании, я посещаю не только для того, чтобы забыться в его умиротворяющей тишине, отдохнуть хотя бы на месяц от шумной суеты Нью-Йорка. Я приезжаю сюда также потому, что давно и, кажется, навсегда привязалась к этому необыкновенному месту, где совсем не бывает полутонов. Летом оно безжалостно выжигается солнцем, а зимой беспощадно обдувается ледяными ветрами…

Я полюбила Толедо с первого взгляда, и моя любовь к нему не тускнеет от времени. Наоборот, время лишь укрепляет, шлифует и закаляет ее подобно тому, как толедские мастера с былых времен и до наших дней закаляют лучшую в мире сталь для выделки шпаг и кинжалов.

Но не только климатические контрасты, спокойствие на улицах и даже испанские корни в моей генеалогии манят меня в Толедо. Я люблю его историю, его культуру и искусство. Знаете ли вы, что несколько веков назад этот тихий город был блистательной столицей Испании? Да, тогда его называли вторым Римом, императрицей Европы, светом всего мира. И сегодня он остается живым памятником, в котором соединились все элементы испанской цивилизации.

Чего стоит только архитектура этого восхитительного города! В тысяча двести двадцать седьмом году здесь был заложен первый камень знаменитого кафедрального собора. Строившийся в течение двух столетий, этот шедевр готики по роскоши и торжественности убранства превосходит все остальные соборы Европы и является одним из красивейших храмов в мире.

В бывшей столице Испании процветала. Не только архитектура. По выражению средневекового писателя Валтасара Грасиана, Толедо был «наковальней ума, школой изящной речи, примером благородных манер». Во многих странах знали о толедской Школе переводчиков, врачей и математиков, а устоявшееся в Толедо кастильское наречие до сих пор считается образцовым для всей Испании.

И во все века Толедо славился прекрасными и умнейшими женщинами. Толедская женщина, замечал тот же Грасиан, «одним словом скажет больше, чем афинский философ целой книгой». А яркую красоту одной из толедянок по имени Эрмоса и трагическую любовь к ней кастильского короля Альфонса VII описал знаменитый драматург Лопе де Вега…

Во время своего последнего посещения города на берегу Тахо я познакомилась с такой вот прекрасной толедянкой, женщиной с характером, красивой, умной и много пережившей, несмотря на молодость. Впрочем, толедянкой она стала не так давно, но разве это имеет значение? Общение с этой удивительной женщиной навсегда осталось в моей памяти…

В один из дней моего пребывания в Толедо, в этом «музее под открытым небом», как его называют в современной прессе, я проснулась довольно рано и сразу распахнула окно гостиничного номера в чудесное летнее утро. Издалека донесся перезвон церковных колоколов. Над городом плыла лазурь, красночерепичные крыши домов и шпиль кафедрального собора привычно купались в осиянных далях Вселенной.

У меня было прекрасное настроение. Позавтракав, я решила прогуляться в дом-музей Эль Греко, чтобы еще раз восхититься бессмертными полотнами художника, а затем полюбоваться панорамой реки из уютного сада, окружающего дом. Когда я уже вышла в сад и направилась к смотровой площадке, моего слуха вдруг коснулась английская речь.

Разговаривали женщина и девочка, причем с явным американским акцентом. Я подняла глаза и увидела приближающихся ко мне красавицу-блондинку и светловолосую девчушку лет четырех. Когда они поравнялись со мной, я улыбнулась и из простого любопытства спросила женщину:

– Мама с дочкой из Штатов, не так ли? У вас такой недвусмысленный акцент…

– Да, это моя дочурка. – Красивая незнакомка ласково погладила девочку по голове. – Я родилась в Америке и почти всю жизнь прожила в Нью-Йорке. – А сюда заглянули как туристы?

– Нет, мы живем в Испании, – сказала она. – Дочка родилась уже в этой стране, а я переселилась сюда из Нового Света еще пять лет назад. С сынишкой. Но по инициативе мужа; у него больше испанской крови. Наша вилла находится примерно на полпути между Толедо и Мадридом.

Неожиданно блондинка повернула голову и кому-то помахала рукой. Проследив за ее взглядом, я увидела в конце аллеи высокого брюнета, а рядом с ним – мальчика лет девяти с такими же черными, как у отца, волосами. Оба улыбались и тоже махали руками. Толедская красавица наклонилась к малышке и спросила по-испански:

– Кьенес эстан алли, Эсперанса – Кто там стоит, Эсперанса?

Девочка исподлобья взглянула на меня и, помолчав, смущенно ответила по-английски:

– Шон и папа.

Через минуту мы все познакомились. А вскоре стали друзьями, и я узнала историю любви этих красивых людей. Эта история тронула и увлекла меня.

Через год в свет вышел мой новый роман…

1

– Мама, а папа собирается жениться! Слова прозвучали для нее, как удар грома среди ясного неба.

– Прости… Что ты сказал, Шон? – переспросила Марджи Уайет, наливая сыну лимонад.

Ее рука дрогнула, и несколько капель напитка упали на яркое летнее платье.

– Ты пролила лимонад на платье, – сказал четырехлетний ребенок и вытащил из корзинки для пикника плитку шоколада.

– Я знаю. – Обычно Марджи не разрешала сыну прикасаться к шоколаду до тех пор, пока он не съест сандвичи. Но сейчас она даже не обратила внимания на его жест. – Шон, что ты сказал о папе?

– Он собирается жениться. – Мальчик откусил кусочек шоколада и уставился на мать глазами, которые были так похожи на отцовские. – Если папа женится, у меня тоже будут две мамы, как у Мэри?

– Ну… полагаю, что да…

Марджи растерялась, не зная, что ответить сыну. Она была в шоке. Всего минуту назад ей казалось, что все в ее жизни отлично налажено, что она твердо стоит на ногах. Но от слов сына весь мир перевернулся…

Хотя… какое ей дело до Фернандо! Он давно уже ничего для нее не значит.

Отец ее сына, тридцативосьмилетний Фернандо Ретамар, был чертовски привлекателен и сказочно богат. Уже многие годы он пользовался повальным успехом у женщин, а теперь, когда его сорокалетие было не за горами, он, возможно, призадумался над тем, что пришла пора покончить с донжуанством, остепениться и бросить якорь в семейной гавани.

Что ж, это его право. Но кто же мог стать его избранницей? Может быть, Фернандо собирается наконец жениться на Линде Хуарес, которой он увлекался еще в мальчишеские годы?

Женщины приходили и уходили, но Линда, казалось, никогда не исчезала из его жизни, несмотря на то, что порой судьба надолго разъединяла их. И даже тот факт, что несколько лет назад у Фернандо родился сын, не вбил клин в их отношения. Линда готова была перенести любые испытания, любые капризы и удары судьбы, чтобы остаться с ним рядом. Не было ли это доказательством и проявлением истинной любви? Мысль об этом больно резанула по сердцу Марджи.

– Ты уверен, Шон? – ласковым голосом спросила она сына. – Почему ты решил, что папа собирается жениться? Он сам сказал тебе об этом?

Рука мальчика потянулась в корзинку за бисквитом, он покачал головой и сказал:

– Я уже лег спать, но у меня вдруг разболелась голова; я встал и услышал, как он с кем-то разговаривает…

– Это было вчера вечером? Шон кивнул.

– И с кем же он разговаривал? Мальчик пожал плечами и захрустел сладким печеньем.

– Может быть, с Линдой? Она приходила вчера домой к папе?

– Он разговаривал с кем-то по телефону.

Марджи вдруг опомнилась. Ей стало стыдно, что она с таким пристрастием расспрашивает четырехлетнего ребенка о делах взрослых, и она тут же переменила тон голоса и тему беседы с сыном.

– Шон, – строго сказала она, – сейчас же прекрати жевать сладости! Сначала съешь сандвич.

Какая разница, с кем разговаривал Фернандо по телефону, подумала она. Его личная жизнь ее совершенно не интересует!

– Мне не нравятся эти сандвичи! Они с какой-то тыквой! Фу! – Мальчик поморщился и демонстративно зажал пальцами нос.

– Они не с тыквой, а со свежим огурчиком, и наверняка понравятся тебе. Ведь ты любишь маленькие свежие огурчики, не так ли?

– Я ненавижу их!

– Съешь хотя бы один сандвич, сынок.

– А вот папа не заставляет меня есть всякую дрянь.

Марджи так и передернуло от раздражения. Отец для Шона был кумиром, и мальчик постоянно сопоставлял ее принципы и доводы с рассуждениями и действиями «папули», как чаще всего Шон называл Фернандо. В течение одного только сегодняшнего дня она услышала от него тысячу фраз, в каждой из которых упоминался отец. Папа не гонит меня в постель так рано… папуля разрешает мне смотреть по телевизору эту программу… папочка читает мне книжки, когда я просыпаюсь ночью и долго не могу заснуть…

Обычно все эти хвалебные слова сына в адрес отца Марджи старалась пропускать мимо ушей. Но порой, особенно в моменты нервного напряжения или усталости, она с трудом сдерживалась. Ей хотелось сказать ему что-нибудь уничижительное, даже злое, хотелось выплеснуть ему всю правду о Фернандо. Ей хотелось открыть Шону глаза на ту истину, что его идеальный папочка вовсе не был тем человеком, которому можно во всем верить и доверять.

Но, разумеется, она никогда не опускалась и никогда не опустится так низко, чтобы сказать что-то недоброе сыну о боготворимом им отце. Потому что правда заключалась в том, что какую бы боль ни причинял ей Фернандо Ретамар в прошлом и как бы ей ни хотелось забыть о самом его существовании, он и в самом деле был для Шона прекрасным отцом.

– Пожалуйста, не перечь мне, Шон, – сказала Марджи тоном, не терпящим возражений. – Я хочу, чтобы ты съел этот сандвич. Иначе я вынуждена буду сказать твоему отцу, когда он придет за тобой сегодня вечером, что ты вел себя как настоящий капризуля.

Она понаблюдала, как ребенок еще с минуту-другую покуражился, а затем молча вступил в схватку с ненавистным сандвичем. Промокая салфеткой лимонадные пятна на платье, Марджи подумала о том, насколько сухи и коротки были ее беседы с отцом Шона. Уже несколько лет они ограничивались одной простой темой – в какое время он может приехать и забрать к себе домой сына, чтобы провести с ним субботу и воскресенье. Говорить с Фернандо о чем-то еще было для нее просто мукой, потому что любая фраза или даже слово могли разбередить бесчисленные раны в ее сердце.

Неужели Фернандо действительно собирается жениться? Когда Шон сказал об этом, что-то внутри нее дрогнуло. Но уже через мгновение в голове властно ударил колокол самоконтроля: нет, вовсе нет, ничего у нее не дрогнуло! Ведь она уже давно пришла к выводу, что Фернандо Ретамар – не ее мужчина. Их короткий и бурный роман был капризом судьбы, случайностью. Правда, в результате этой случайности у нее родился Шон… И опять ирония судьбы: так и не став мужем и женой, Марджи с Фернандо были любящими родителями. Она – в будние дни, он – по выходным. И сейчас ей не давал покоя лишь один вопрос: как женитьба Фернандо подействует на будущее их сына?

– Можно мне теперь покататься на качелях? – спросил Шон, расправившись с сандвичем.

– Можно, если тебе это нравится.

Мальчик рванулся с места и, словно маленькое торнадо, во всю мочь помчался к игровой площадке, которая находилась в какой-нибудь сотне ярдов от того места на берегу пролива Лонг-Айленд, где они устроили субботний пикник. Марджи посмотрела на небо, огляделась вокруг. День выдался изумительный. Полуденный воздух будто звенел от ярких лучей солнца, а над притихшей, счастливой землей висела какая-то сладостная умиротворенность.

Марджи невольно улыбнулась и подумала вдруг о Фернандо. Интересно, что у него запланировано на сегодня? Обычно он заезжал за Шоном в субботу утром и посвящал ему оба выходных дня. Но на этот раз он заехал за ребенком вечером в пятницу. А ранним утром сегодня Шон уже был возвращен матери, однако примерно в четыре часа после полудня Фернандо должен был забрать его снова. Столь крутые виражи он объяснил тем, что в первой половине дня у него были «кое-какие дела».

Может быть, у него была запланирована встреча с Линдой?… Может быть, сейчас он катает ее по ювелирным магазинам и подбирает ей обручальное кольцо?

Марджи убрала коробку с сандвичами в корзинку и, поудобнее расположившись на разостланном легком коврике, стала опять наблюдать за сыном. Но мысли о Фернандо не оставляли ее. О Господи! Да пусть он имеет хоть целый гарем – ей все равно! Но как Марджи ни уверяла себя, что будущая женитьба Фернандо ее не волнует, обида и горечь все сильнее овладевали ее душой, омрачая красоту летнего дня.

Со стороны пролива потянул легкий, прохладный бриз; Марджи взглянула на блистающий морской простор и вдруг вспомнила другую водную гладь, которая тоже сверкала и переливалась в лучах солнца. Но как давно это было! Сколько воды утекло с тех пор?… Над землей вот так же, как сейчас, млел теплый летний полдень, и она лежала в объятиях Фернандо на берегу реки. Он расстегнул ее блузку, и его рука властно и уверенно ласкала ее обнаженную грудь.

– Марджи, – слышала она его горячий шепот. – Я хочу заняться с тобой любовью… Хочу тебя прямо сейчас…

Эти внезапно всплывшие в памяти подробности жаркого свидания внезапно пробудили в ней дремавшее желание, Марджи бросило в жар, и ей вновь захотелось оказаться в объятиях Фернандо. Но она тут же резко одернула себя. Прошли годы с тех пор, как ты последний раз спала с этим мужчиной, и твои чувства к нему давно умерли, строго внушала она себе. Эти чувства не только мертвы, но и похоронены, а все твои стенания о прошлом давно размыты и унесены в безвозвратность беспощадной рекой времени.

– Привет, Марджи.

Неожиданно прозвучавший голос Фернандо вмиг охладил жар ее воспоминаний, она вскочила как ошпаренная, но тут же взяла себя в руки и снова опустилась на коврик.

Внезапное появление мужчины, о котором она только что думала, едва не ошеломило ее. Он словно шагнул к ней из прошлого, в котором всего минуту назад пребывало ее воображение.

– Как ты здесь оказался? – с недоумением спросила Марджи.

– Приехал из Нью-Йорка – оттуда всего полчаса езды на машине до твоего излюбленного места, – непринужденным тоном ответил он, усаживаясь рядом с ней на коврик. – О том, что вы поедете сегодня с утра в Нью-Рошелл, чтобы устроить субботний пикничок на берегу пролива, мне сообщил вчера Шон. Я просто захотел увидеть вас обоих, и в первую очередь тебя.

Фернандо, как всегда, выглядел потрясающе. Он был настолько привлекателен, что Марджи редко удавалось в его присутствии сосредоточиться на каких-то мыслях, ибо все ее внимание было приковано к его внешности. Он был испанцем лишь наполовину: отец, дед, прадед и прапрадед Фернандо всегда жили в Мадриде, но его корни по материнской линии уходили в суровую и таинственную Шотландию. Во внешнем облике этого высокого, широкоплечего мужчины удивительным образом переплелись характерные черты обеих наций.

Фернандо посмотрел на нее и, когда их взгляды встретились, сказал:

– Хорошо выглядишь.

– Спасибо.

Марджи почувствовала, как взгляд его черных глаз оценивающе скользнул по ее длинным светлым волосам и стройной, гибкой фигуре, и от этого взгляда ее снова бросило в жар, как это уже случилось несколько минут назад перед самым его приходом, когда она вспомнила их далекое любовное свидание на солнечном берегу.

– Так зачем же ты явился сюда, Фернандо? – Голос Марджи прозвучал резче, чем она того хотела, но мужчина, казалось, не обратил на это никакого внимания.

– Мне нужно кое-что обсудить с тобой, – спокойно ответил он.

Марджи помолчала; она знала, что будет дальше. Нежданный гость сообщит ей, что собрался жениться. Ее удивило, что он специально приехал в такую даль из Нью-Йорка, чтобы уведомить ее о предстоящих переменах в его личной жизни. Она надеялась, что он поведет себя в сложившейся ситуации как порядочный, цивилизованный человек… с учетом того, что у них есть сын, перед которым они оба несли ответственность. Но беда была в том, что она сама вдруг перестала ощущать себя цивилизованным человеком.

Их взгляды пересеклись вновь, и ее сердце екнуло, будто ударилось изнутри о грудную клетку. В то же мгновение в ее памяти неожиданно всплыла ночь, когда она сказала ему, что забеременела. И еще ей вспомнились чувства, которые охватили ее после того, как он сделал ей предложение. Сделал предложение таким тоном, как будто кто-то со стороны подсказывал ему слова и вынуждал их произносить… В горле у Марджи застрял ком, и она едва не разрыдалась, когда поняла, что ее возлюбленный сделал ей предложение просто из жалости, что он не любил и никогда не полюбит ее. Ей ничего не оставалось, как отвергнуть его. Ибо брак без любви – вовсе не брак. Так посчитала она тогда, так же считала и сейчас.

И вот этот человек сел рядом с ней на коврик и приготовился сообщить ей, что собирается жениться, но только уже на другой женщине. Она почувствовала горечь в горле и опустила глаза. Потом перевела взгляд на Шона. Он качался на качелях, взлетая все выше и выше, при этом серьезная сосредоточенность на его маленьком личике становилась все напряженнее и напряженнее. Ребенок так увлекся качелями, что даже не заметил, что приехал боготворимый им отец.

– Я уезжаю из Нью-Йорка, Марджи, – буднично произнес Фернандо. – Возвращаюсь в Испанию и хочу остаться там навсегда. Хочу взять с собой Шона.

Марджи вскрикнула и уставилась на него безумными глазами. Она не ослышалась?

– Я понимаю: принятое мной решение шокировало тебя, – продолжил он, – однако когда ты успокоишься и оценишь все логически, здраво, то поймешь, что это разумный шаг. Это послужит на благо Шону. Не забывай, что в нем течет испанская кровь. Он будет моим наследником. В Испании перед ним откроются огромные возможности. Надежной опорой и гарантией безопасности в его жизни станет большое семейство, целый клан, состоящий из его двоюродных братьев и сестер, дядюшек и тетушек, не говоря уже о дедушке, который безумно любит его. Все они с нетерпением ждут его приезда.

Марджи не понимала, почему позволяет Фернандо продолжать говорить. Просто она находилась в таком сильном шоке, что потеряла дар речи и была не в состоянии остановить его, прервать этот бред.

– Шон должен жить в Испании, там его родной дом, – категоричным тоном закончил Фернандо.

– Родной дом Шона здесь, в Америке, и он живет со мной, а не с тобой! – Голос наконец вернулся к ней, и она стала выплескивать слова с несдерживаемой яростью.

– Понимаю, тебе будет тяжело расстаться с сыном.

Марджи охватила паника: он говорил об этом как об уже совершившемся факте!

– Я знаю, как ты сильно любишь Шона, – продолжал развивать свою мысль Фернандо. – Именно поэтому, мне кажется, нам обоим следует подумать о том, как поступить лучше. На мой взгляд, мы должны найти какой-то компромиссный вариант, который бы удовлетворял всех.

– Мне не придется переносить тяжесть расставания с сыном, потому что он никогда и никуда отсюда не уедет!

Произнеся эти слова, Марджи принялась торопливо собирать тарелочки, чашки, вилки и прочие аксессуары пикника и укладывать все в корзинку. Ей хотелось прекратить эту глупую дискуссию и как можно быстрее уехать домой. Фернандо наблюдал за ее резкими, нервными движениями с невозмутимым спокойствием.

– Послушай, – сказал он, – я предлагаю на время забыть о наших собственных чувствах и эмоциях и сосредоточиться на том, что сейчас лучше для Шона.

– Я всегда сосредоточена на том, что лучше для Шона! – взорвалась Марджи. В ее голубых глазах полыхнуло пламя гнева. – И не вмешивайся, пожалуйста, в нашу жизнь с сыном.

– Марджи, я хочу лишь сказать…

– Я не глухая и слышу, о чем ты говоришь. Ты просто несешь всякую чушь. Забираешь ребенка только на выходные и праздничные дни и воображаешь, что тем самым выполняешь высокую миссию отцовства. Позволь мне разочаровать тебя: твои субботние и воскресные забавы с Шоном очень и очень далеки от этой миссии. Ты не имеешь ни малейшего представления о каждодневных родительских обязанностях, о реальных заботах матери и отца о детях в течение всей недели, а не только в субботы и воскресенья. Для тебя реальные родительские обязанности – это просто красивые мыльные пузыри… Впрочем, вся твоя жизнь состоит из таких пузырей. – Ей не терпелось подпустить ему шпильку поострее, и она добавила: – Если бы ты набрался храбрости и взял к себе Шона на целую неделю, то уже через час поднял бы лапки вверх и зазвонил во все колокола, чтобы тебя вытащили из этого ада, который называется «реальной заботой о ребенке».

– Вот тут ты ошибаешься. Если бы Шон перебрался ко мне на целую неделю, я был бы счастлив. И буду еще счастливее, когда Шон переедет ко мне навсегда. Именно этого я в данный момент и добиваюсь.

Марджи заметила, что голос Фернандо утратил хладнокровную уверенность и твердость, в нем появились даже нотки раздражения. Вот и отлично, с легким злорадством подумала она. Надо же! Тихо-тихо подкрался ко мне, спокойненько уселся на коврик и хладнокровно объявил, что собирается увезти моего сына к черту на рога. Вслух она произнесла:

– Ни один судья в Соединенных Штатах не позволит отнять ребенка у матери без серьезной на то причины. Так что убирайтесь восвояси, мистер Ретамар. И не морочьте мне больше голову.

– Наш сын уже не малыш. Скоро он пойдет в школу.

Проигнорировав его слова, Марджи молча собрала обертки от конфет и сунула их в корзинку. Оставалось только убрать коврик. Пикник закончился, и можно было возвращаться домой, в Нью-Йорк. Вдруг Фернандо схватил ее за запястье и отнюдь не спокойным тоном сказал:

– Вопрос о нашем сыне мы должны решать сами. Я и ты. Если же дело дойдет до суда, тебе придется пожалеть об этом, Марджи.

Смысл его слов был для нее ясен как Божий день. Все знали о могуществе клана Ретамаров. У этого семейства были деньги, оно могло оказывать влияние и всегда добивалось того, чего хотело. Никому еще никогда не удавалось выигрывать у этого клана дела в суде. Приложив максимум усилий, чтобы Фернандо не заметил в ее глазах паники, Марджи бросила на него вызывающий взгляд и твердо произнесла:

– Ты сейчас находишься не у себя в Испании, сеньор Ретамар. Ты находишься в моей родной стране, и американский суд никогда не позволит тебе отнять у меня Шона.

– Мне не хотелось бы сражаться с тобой, Марджи, – мрачно сказал Фернандо. – Но если ты не пойдешь на компромисс и мирным переговорам предпочтешь военные действия, я прибегну к любым средствам, чтобы победить. Если будешь играть с огнем, то рискуешь от огня и погибнуть.

– Папа!

Звонкий голосок малыша мгновенно снял напряжение, катастрофически нараставшее между двумя взрослыми. Фернандо разжал пальцы на запястье Марджи и подхватил на руки бросившегося к нему с разбега Шона. Сын обвил ручонками шею отца и крепко прижался к нему. Марджи наблюдала сцену их встречи с тайной завистью.

– Папулечка, ты можешь подтолкнуть меня на качелях? Можешь? Я могу качаться на них так высоко… так высоко, что взлетаю чуть ли не до неба и…

– Эй, успокойся, дружище. – Фернандо рассмеялся и поставил ребенка на коврик. – Дай мне сначала отдышаться.

– Шон, нам пора ехать, – почти приказным тоном произнесла Марджи; ей не хотелось больше тратить время на перепалку с Фернандо.

– Но, мама! – жалобным голосом запротестовал Шон. – Папа только что приехал. Неужели он не сможет подтолкнуть меня? Ну пожалуйста, разреши. Ну, мамочка!

– Ты можешь встретиться с ним попозже. К тому же сегодня ты остаешься у него на ночь. Так что на качелях можешь покататься вечером в папином саду.

Марджи решительно встала.

Фернандо невольно залюбовался ее длинными шелковистыми волосами, рассыпавшимися по плечам и отливавшими на солнце прозрачным спелым медом. Потом его взгляд остановился на глубоком вырезе ее яркого платья, чья легкая материя только подчеркивала очертания соблазнительной фигуры, не скрывая ни одного изгиба, ни одной округлости…

– А можно мне еще немножко побыть здесь с папой?

Слова сына полоснули по ее сердцу как острый ножик.

– Нет, нельзя. – Марджи повернулась к Фернандо, и их взгляды – в который уже раз за последние пятнадцать минут – встретились. Его глаза светились торжествующей улыбкой и как бы говорили ей: «Вот видишь, мой сын хочет быть со мной, а не с тобой». – Пожалуйста, поднимись с коврика, мне надо свернуть его, – холодно обратилась она к сыну.

Шон, казалось, пропустил слова матери мимо ушей и уже собрался было попросить ее о чем-то еще, как вдруг, к ее удивлению, на помощь ей пришел Фернандо.

– Надо слушаться маму, Шон, – сказал он, вставая с коврика и увлекая за собой сына.

– Спасибо, – сухо поблагодарила его Марджи.

– Нам надо продолжить разговор, – спокойным тоном заметил Фернандо, наблюдая, как она укладывает свернутый коврик в корзинку,

– Нам не о чем больше говорить. Я уже дала тебе свой ответ.

– Мне он не понравился.

– Почему же? Может быть, потому что тебе хотелось услышать другой? – Она усмехнулась, и ее взгляд небрежно скользнул по его лицу. – Я знаю, что ты привык настаивать на своем, но на этот раз у тебя ничего не выйдет.

– Посмотрим. – Его черные глаза сощурились, и в них сверкнули молнии.

– Твоя идея просто смешна, Фернандо, так что советую выбросить ее из головы!

Эту фразу она произнесла резким и громким голосом, на что сразу обратил внимание Шон. Уставившись на мать, он спросил:

– Вы что, ругаетесь с папой?

– Нет, мой мальчик, мы просто разговариваем. – Марджи протянула ему руку. – Пойдем, маленький, нам надо побыстрее попасть домой. Дядя Норманн сказал, что может сегодня позвонить нам.

В последнее время этот «дядя Норманн» стал слишком часто бывать в доме у Марджи. Это вызывало у Фернандо раздражение.

– Мы вернемся к нашему разговору в конце недели, – сказал он.

– Повторяю: нам не о чем с тобой говорить.

– Напротив, мы должны поговорить о многом, – очень спокойным тоном заметил Фернандо. – Как ты смотришь, если мы где-нибудь поужинаем вместе в следующую пятницу? Я приглашаю. Твоя мама сможет посидеть с Шоном?

– Поужинать вместе? – Марджи посмотрела на него как на сумасшедшего. – О чем ты? Нет, моя мама не сможет остаться с ребенком.

– Ну… тогда я сам подъеду к тебе. Поужинаем в твоем доме.

– Это неудобно.

– Я позвоню тебе к концу недели, чтобы подтвердить нашу договоренность. – В его голосе прозвучал металл.

Марджи хотела было сказать ему напрямую, чтобы он не тратил зря время, но в этот момент она заметила, что к их диалогу внимательно прислушивается Шон. Взяв его за руку и кивнув на прощание Фернандо, она зашагала прочь от уютного местечка, где несколько минут назад завершился их субботний пикник.

Фернандо вновь залюбовался ее стройной, гибкой фигурой и длинными светло-русыми волосами, развевавшимися за ее спиной в струях теплого бриза.

Шон бежал рядом с ней вприпрыжку и то и дело оборачивался, чтобы помахать ему рукой. Марджи за все время их следования до ближайшего поворота тропинки ни разу не обернулась.

И все-таки она поступит так, как решит он. Он в этом не сомневался. Придет время, и она вернется туда, куда он хочет ее вернуть. К нему, в его жизнь.