Текст книги "Соло на водонапорной башне Юмористическая повесть"

Автор книги: Евгения Ярцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава двенадцатая. Спасение Нового Орлеана

Позапрошлый год был непутёвый, ведь яблок уродилось мало-мало. Прошлый год – ещё нескладней: яблок не было вовсе. Но самый неудачный год – нынешний. Потому что яблок столько – караул! Участки завалены падалицей, но на деревьях яблок не убывает и даже как будто прибавляется. На улице то и дело: бум! – покатилось, бум! – покатилось. Это бумкают яблоки с веток, перевесившихся через заборы. Да что на улице – в лесу спотыкаешься о яблоки! Дачники вывозят их туда на тачках, а уж о том, как бороться с урожаем осенью, когда яблоки станут падать всерьёз, и думать боятся. У кого три-четыре яблони – и те с содроганием смотрят в будущее.

А у дяди Кости с тётей Леной на шести сотках – двенадцать яблонь. Чуть ветер – беги из-под деревьев! Особенно такой бешеный, как сегодня. Чтоб высунуть на участок кончик носа, нужен яблоконепробиваемый зонтик. Или пробковые шлемы, как у строителей. У Сони с Сеней – ни того, ни другого. Поэтому они, пригнувшись и виляя из стороны в сторону, точно партизаны под бомбёжкой, перебежками добрались до задней калитки и выскочили на поле.

– Видали? – раздался голос.

Ник, оказывается, стоял у забора.

– Что ты тут делаешь?

– Слежу за погодой, как положено в вашей школе. И выследил, где начинается ветер. У вас на поле!

Он показал туда, где ровная полоска шоссе бежала вдоль горизонта. Одинокое дерево металось на ветру, будто хотело согнуться в три погибели и припасть к земле или, наоборот, оторваться от корней и улететь.

– Ветер всегда дует из области высокого давления в область более низкого, – поучительно сказал Сеня. Он по «Окружающему миру» лучший в классе.

– Точно, – кивнул Ник. – Вон она, эта область! И давление в ней просто высоченное. Из неё дует не ветер, а настоящий ураган!

Будто в подтверждение его слов, что-то где-то железно громыхнуло, бухнуло, хлопнуло, ветер вздыбил пыль и листья по сторонам шоссе, и призрачная волна понеслась по полю к дачным заборам, точно тень от бегущего облака.

– Ураганы, – стал объяснять Сеня, – зарождаются над океанами. («И над полями», – вставил Ник). – Нам на уроке рассказывали про ураган «Катрина», который разрушил Новый Орлеан.

И про учёных, которые придумывают, как бороться с ураганами…

– А с этим ураганом, – подхватил Ник, – поборемся мы. А то Новому Орлеану опять не поздоровится. Вдруг там сейчас как раз низкое давление? В атаку!

Но бросился не вперёд, как обычно делают, когда кричат: «В атаку!» – а назад, в калитку, и полез на яблоню:

– И вы забирайтесь, а то ураганом удует! – и с криками «Держись, ураганище! Вот тебе! Что, доволен?! Получи!» стал срывать и бросать яблоки.

Соня с Сеней недолго думая тоже взобрались на яблони и начали швыряться яблоками, покрикивая: «Что, получил? На тебе! Доволен?!»

Область высокого давления, как видно, переехала с поля на участок, – ураган дул теперь снизу вверх, вздувая пыль с листьями выше крыши. И, наверное, тоже хотел забраться на яблоню, потому что Ник горланил: «Куда лезешь?!» – и швырял яблоки обеими руками. Тогда Сеня принялся трясти ветви и мигом обтряхнул с дерева половину яблок. Перелезать за новыми снарядами на соседние яблони приходилось поверху, не спускаясь наземь, – чтоб не удуло на крышу, где давление наверняка было ужас каким низким.

Под конец яблочного боя Соня с Сеней вдвоём оказались на ближайшей к улице антоновке.

И тут за забором Соня увидела Дмитрия Палыча.

Он стоял с тачкой, на которой лежал газовый баллон. Всё дальше выкатывались из орбит его глаза, всё отчётливей отражалось в толстых стёклах очков море яблок, покрывавших участок. Сеня замахнулся яблоком с криком «Вот тебе!..», Соня на него цыкнула, и он осевшим голосом договорил: «…получи». А с ветки само собой сорвалось яблоко и звонко бумкнуло о баллон.

Дмитрий Палыч загудел:

– Обдирать яблони! Это… это…

По улице, тоже с баллонами на тачках, шагали старик Скрипкин и Ёлкины.

– Непорядок! – Дмитрий Палыч жестом призвал их в свидетели. – Швыряться яблоками! Безобразие! Хулиганство!

Те кивали и поддакивали.

– Если они в таком возрасте безобразничают – ЧТО ЖЕ БУДЕТ ДАЛЬШЕ? – разорялся Дмитрий Палыч.

Они все вместе покатились по улице со своими тачками. Долетали обрывки фраз:

– …безобразные игры! …пресечь хулиганство! …обратиться куда следует!

Неизвестно, обратился ли Дмитрий Палыч куда следует. Зато прекрасно известно, что было дальше.

Была гроза. У Дмитрия Палыча переломало половину веток, отяжелевших от урожая. У старика Скрипкина расщепилась надвое старая папировка. У Елкиных ветка с яблоками обрушилась на сарай и проломила шиферную крышу. Да и у всех что-то сломалось.

Только на участке тёти Лены и дяди Кости все ветки были целы. И на них мирно дозревали оставшиеся яблоки.

Глава тринадцатая. Художники-моменталисты

Сегодня – красный день календаря. Потому что приезжает мусоровоз. А тётя Лена всегда обводит на календаре день, когда вывозят мусор, красным карандашом, чтобы не забыть выставить за калитку чёрный мусорный мешок. У всех калиток сегодня такие же огромные мешки, как будто с утра намело небывалые чёрные сугробы.

Только у забора Дудкиных вместо сугробов высились пирамиды из цилиндрических банок с ручками. А рядом стоял Ник. В возмущённой позе, руки в боки.

– Это ж краска! – воскликнул он, когда Соня с Сеней к нему подошли. – Почему её выбрасывают?

– Может, она просроченная? – Сеня близко-близко разглядывал расплывчатые цифры на крышке. – Точно, ещё позапрошлой зимой срок годности истёк.

– Подумаешь! Краски от просрочивания становятся только лучше! Они чем старее, тем дороже. Вон как дорого ценятся картины старых мастеров!

Он щепочкой приоткрыл крышку. Там было доверху зелёной краски. Ник неглубоко макнул щепочку в банку. Краска заманчиво потянулась, закапала длинными каплями. Ник заглянул и в другие банки. Синяя! Красная! Белая! Жёлтая, яркая, как солнце!

– Сколько всего можно было бы ими разрисовать!.. Есть у вас тачка?

…Ник повёз тачку за дом, подальше от забора, чтобы мусоровоз не забрал спасённые краски. А из дому вышла тётя Лена:

– Я на собрание, – сообщила она. – Вернусь часа через три.

И ушла.

Услыхав, что тёти Лены долго не будет, Ник так и взвился:

– Ура! Мы раскрасим вашу дачу. Заодно сделаем вашей тёте сюрприз. Она придёт с собрания – и не узнает дом!

Соня с Сеней сомневались, что тётя Лена по достоинству оценит такой сюрприз. Она, может, вовсе не хочет, чтобы дом стал неузнаваемым!

– А чего она хочет, а? Чтобы ни за что ни про что пропадали такие чудесные краски?! Или она у вас совсем тёмная? Не уважает большое искусство?

– А ты уверен, что у нас получится большое искусство?

– А то! Дом-то во-он какой большой!

– Но раскрашивать дом – это как-то… необычно.

– Очень даже обычно, – отрезал Ник. – Мы будем играть в художников… художников… как же они называются?.. О, вспомнил – МОМЕНТАЛИСТЫ!

– Почему такое название?

– Потому что они моментально рисуют огромные картины! Есть у вас кисти? Тащите!

А сам бросился выгружать из тачки банки.

Только Соня с Сеней отыскали в сарае кисти и приставили к дому лестницы, глядь – за забором стоят Кристина, Олька и Витёк.

– Что это вы делаете?

– Мы – художники-моменталисты, – гордо сказал Сеня.

– Мента-кто? – переспросил Витёк.

Соня с Сеней подробно объяснили, кто такие художники-моменталисты. И что нельзя их отвлекать, тоже объяснили. Что они должны успеть, пока тётя Лена на собрании, раскрасить дом в духе моментального, но большого искусства. И пожелали им счастливого пути. Идите, мол, куда шли.

Не тут-то было. Эти трое как начали канючить, чтоб их тоже взяли в художники-моменталисты! Кристина сказала, что с рождения мечтает нарисовать что-нибудь большое. А Олька с Витьком, оказалось, не раскрашивают свою дачу только потому, что у их бабушки аллергия на краску. И ещё склероз. Она забывает про собрания и вечно торчит дома.

Ш-ш-ш-шух! – резко затормозил на мелкой щебёнке чей-то велик. Это приехал Лёша – зазывать Сеню на футбольный матч. Но, выслушав рассказ о художниках-моменталистах, погнал домой за кистью. И очень скоро вернулся – с Ваней и Максимом.

– А что рисовать-то? – спросил Максим.

– Да что угодно! – откликнулся Ник. – Художники-моменталисты делают так: взял краски, взял кисти – и давай малевать, что в голову взбредёт. А потом этот шедевр щёлкают из фотоаппаратов и показывают по телевизору.

Ваня признался:

– Я вообще-то рисовать не умею. У меня по рисованию твёрдая двойка. И кисти у меня нет.

– Ерунда! – сказал Ник. – Художники-моменталисты как разбушуются от вдохновения, так прямо из банок обливают стены и вообще всё подряд. И-и-и-эх! – Он изобразил, будто с размаху выплёскивает краску из банки.

Ване такая идея понравилась. «И-и-и-эх!» – и ты уже художник-моменталист!

– Ну всё, построились! – торопил Ник. – Парами! Чтобы разрисовывать дом со всех сторон!

Пары получились такие: Максим с Сеней, Соня с Олькой, Витёк с Кристиной. А Ваня – с Лёшей. Сам Ник подхватил две банки и забрался по лестнице на крышу.

Но Лёша боялся, что Ваня, разбушевавшись от вдохновения, обольёт красками не только стену, но и его самого. И, вместо того чтобы рисовать, ходил вокруг дома.

– Кто это такой красный? – спрашивал он у Ольки. – Марсианин, да? А чего он такой ушастый?

– Это корабль! С парусами!

– А это чей жёлтый хвост?

– Да это река! По ней корабль плывёт.

– А-а-а… – Лёша переходил к стене, над которой трудились Сеня и Максим. – О, классный кашалот! И река похоже получается.

– Сам ты кашалот, – отвечал Максим. – Это же вездеход!

– А это – дорога! – добавлял Сеня, малюя по стене синей краской.

Лёша заглядывал на третью стену, где рисовали Витёк и Кристина.

– А почему у вас дорога зелёная?

– Балда, это ракета.

– А это что? Дом?..

– Это портрет моего папы!

А Ванина стена превратилась в настоящий салют из разноцветных клякс. Он и в самом деле разбушевался от вдохновения, так что несколько клякс даже угодило на крышу. Да, а что же нарисовал на крыше Ник?..

Из салюта вылетала… белоснежная птица! Ник дорисовывал вокруг неё небо: плескал синей краской и с упоением размалёвывал её кистью. Только огорчался, что нельзя подняться наддачами и посмотреть, как выглядит крыша сверху.

Мимо на великах катились Богдан с Артёмом. Продолжая по инерции крутить педали, они не сводили глаз с преобразившегося дома. И чуть не въехали в забор. Бросили на траву велики, ни о чём не спрашивая, схватили освободившиеся кисти. На их счастье, углы дома оказались кое-где не закрашенными.

Ник спустился с крыши, и тут Лёша спохватился, что он голодный как волк, а собрание, наверно, с минуты на минуту закончится. Не опоздать бы к обеду! И все остальные почему-то разом вспомнили про обед и дружно разбежались по домам.

А собрание и вправду закончилось. Из-за поворота на вторые дачи показалась бабушка Дудкина. За ней шагали Платоновы, старик Скрипкин им что-то втолковывал, помогая себе жестами. Следом шли и другие соседи.

Бабушка Дудкина остановилась так внезапно, что старик Скрипкин, увлечённый разговором, на неё налетел. Поднял голову – да так и замолчал на полуслове с поднятой рукой. И соседи, шедшие следом, тоже останавливались один за другим. Последней появилась тётя Лена. Она деловито, не глядя по сторонам, шла по улице. Окинула недоуменным взглядом безмолвную толпу возле забора, толкнула калитку, сделала по дорожке шаг, другой…

И увидела дом.

Она закрыла руками пол-лица. А глаза, наоборот, раскрыла широко-широко.

– Что это? Что это?! ЧТО ЭТО?!!!

…Весь остаток дня тётя Лена сокрушалась, что, во-первых, дача превратилась в дикую невидальщину, а во-вторых, у неё растут сумасшедшие племянники. И, главное, – ЧТО СКАЖУТ ЛЮДИ?! Придётся тратить безумные деньги и заново красить не только дом, но и крышу! Она уже звонила каким-то рабочим и приценивалась. И даже сделала в одной красильной фирме предварительный заказ.

С утра Соня с Сеней уныло сидели в доме. Тётя Лена сказала, что теперь никуда не будет их пускать. Дескать, сумасшедшие, мало ли что ещё втемяшится им в голову!

Из окна они видели, как тётя Лена развешивает бельё на верёвках. И как двое незнакомцев остановились у забора. Наверно, те самые люди, про которых тётя Лена волновалась, что они что-то скажут. И люди сказали: – Можно узнать, во сколько вам обошлось оформить дачу?

Тётя Лена хотела что-то ответить, но не успела. Напротив калитки притормозил красный джип, из него выскочили еще двое, и – шасть! – к тёте Лене. И давай умолять, чтоб она подсказала им координаты дизайнера. Они всю жизнь мечтали о чём-то в таком роде и, увидав её дом, поняли, что именно об этом!

К вечеру напротив дома опять собралась толпа. В отличие от предыдущей, она отнюдь не безмолвствовала, от неё, наоборот, было полно беспокойства. Взять хотя бы щелчки, напоминающие выстрелы, или всполохи, как от взрывов, озарявшие разноцветные стены. Это стреляли вспышками фотоаппараты, которыми толпа была вооружена до зубов. Тётю Лену так допекали вопросами, как фамилия дизайнера, что она заперлась на втором этаже, прихватив припасы – чашку чая и бутерброд – на случай длительной осады.

Вздрагивая от вспышек, она заколебалась, стоит ли тратить безумные деньги и не лучше ли будет их сэкономить. Когда стемнело и толпа с фотоаппаратами рассеялась, тётя Лена перезвонила в красильную фирму и отменила свой заказ.

На следующее утро Соня с Сеней вышли на террасу… и зажмурились, ослеплённые лучом прожектора. По участку тянулись чёрные кабели. Улицу перегораживал белый фургон. И машинам, которые хотели куда-нибудь поехать, ничего не оставалось, как выезжать на асфальтированную дорогу вкругаля, через вторые дачи.

Прошло ещё два, а может быть, три дня. Соня с Сеней ужинали под аккомпанемент телевизора. «Новости культуры, – сказал телевизор, – репортаж нашего специального корреспондента».

– В одном из дачных посёлков Подмосковья неизвестный художник осуществил оригинальный проект…

И в телевизоре Соня с Сеней увидели жёлтую реку, которая превращается в синюю дорогу, которая превращается в зелёную ракету, которая превращается в салют, из которого вылетает белая птица… Да-да, показали дачу тёти Лены и дяди Кости, раскрашенную художниками-моменталистами!

– …Никто ещё не придумывал ничего подобного. Идея настолько своеобразна и неожиданна, что привлекла всеобщее внимание, – закончил специальный корреспондент.

– Поразительно… – пролепетала тётя Лена с порога.

Соня с Сеней молча переглянулись. Но и они были удивлены не меньше. Их, само собой, поразила фраза «никто не придумывал ничего подобного». Ну и тёмный же этот специальный корреспондент! Неужели он никогда не слышал про художников-моменталистов?!

Глава четырнадцатая. Явление дяди

– Эй, выходите! Дрыхнете себе спокойно?

Кто-то неистово барабанил в стекло.

Соня с Сеней распахнули оконные створки, и в комнату тут же всунулась рыжеватая Лёшина голова.

Оказалось, рано утром Дмитрий Палыч приходил на вторые дачи и очень громко разговаривал с тётей Ниной. Так что Лёша через закрытое окно услышал, что «дети, за которыми не следят, вырастают нарушителями общественного спокойствия», «ни в какие ворота не лезет то, что они вытворяют» и что «люди, ответственные за порядок, обязаны принять меры».

Из дальнейшего разговора Лёша понял, что Дмитрий Палыч написал какую-то жалобу и требовал, чтобы тётя Нина отнесла её в Хорошовку.

– Но я Ника предупредил, – добавил Лёша. – Я его в лесу встретил, он на тарзанке качался. Я ему всё рассказал.

– А он что?

– Ничего. Домой пошёл…

Соня с Сеней побежали к лесу. И готовы были бежать до самой Хорошовки.

Но так далеко бежать не пришлось.

На асфальтированной дороге, которая отделяет дачи от леса, они увидели Дмитрия Палыча. Видно, тётя Нина на его требования не поддалась. Он размахивал листом бумаги и агитировал жаловаться старика Скрипкина и Платоновых, которые вышли с собаками. Старик Скрипкин отнекивался: ему, дескать, нужно встретить машину со стройматериалами. А Платоновым охота была просто прогуляться, не говоря уж об их собаках.

И тут на лесной тропинке показался странный человек в тёмных очках и с чёрной бородой. Хотя что в нём, собственно, странного? Что он необычайно высокий? Такое бывает. И жёлтый зонтик – наверняка солнечный! – в его руке очень даже кстати, ведь день сегодня ясный, знойный. А что в другой руке спиннинг – тоже не удивительно: незнакомец, наверное, возвращается с рыбалки. По-настоящему странной выглядела только пожарная каска у него на голове.

Все в глубоком молчании созерцали приближающуюся фигуру. Даже собаки перестали гоняться друг за другом и насторожились.

Незнакомец остановился в нескольких шагах от компании на дороге. Казалось, он был польщён вниманием, с которым его встретили.

Сеня сдавленно хихикнул, Соня пихнула его локтем, и он тут же принял невозмутимый вид. И спросил у незнакомца как можно серьёзней:

– Вы – дядя?

– Я – дядя, – басисто отозвался незнакомец.

– Это дядя того самого мальчика, Ника, – подсказала Соня Дмитрию Палычу.

Дмитрий Палыч с изумлением разглядывал высокую фигуру. Похоже, он заподозрил какое-то надувательство. А незнакомец с достоинством ждал, пока Дмитрий Палыч и остальные его как следует рассмотрят. Солнце переливалось в его чёрных очках.

Наконец Дмитрий Палыч откашлялся. И, решительно сдвинув брови, заговорил голосом, в котором, тем не менее, сквозила некоторая нерешительность:

– Так вот… Мы, члены садоводческого товарищества «Березняки», полагаем, что дети, за которыми не следят, вырастают…

– Ещё как вырастают! – с готовностью подхватил незнакомец. – Настоящими дылдами становятся! – он гордо оглядел свои длиннющие ноги. – Полностью с вами согласен!

Брови у Дмитрия Палыча полезли вверх, как будто жили самостоятельной жизнью. Он произнёс: «Э-э-э». Вернул брови на место. И снова начал:

– Ни в какие ворота не лезет…

– Точно! – откликнулся незнакомец. – Если эти дылды полезут в ворота… Да они снесут их к чёртовой бабушке! Это какие ж ворота надо строить! А дома какие, кстати? Всю архитектуру придётся менять. Полностью с вами согласен!

Сбитый с толку этой пламенной речью, Дмитрий Палыч сделал явное усилие, чтобы вспомнить, о чём он вообще собирался говорить. Покрутил головой, пытаясь сосредоточиться. И сделал ещё одну попытку:

– Куда смотрят люди, ответственные за…

– Вот именно! – радостно перебил незнакомец. – Куда они, спрашивается, смотрят, а?! Совсем не туда, куда надо! Смотрели бы лучше на свои ворота! И строили бы их повыше! Чтобы в них смог заехать вон тот грузовик! – он показал на старенький ЗИЛ, который как раз подкатил к участку старика Скрипкина. Задний борт грузовика был откинут, оттуда свисали неровные доски со следами коры. Для ворот грузовик оказался высоковат: вот-вот снесёт верхнюю поперечину и раскурочит ворота к чёртовой бабушке!

– Назад! – закричал старик Скрипкин, бросаясь к грузовику, будто хотел остановить его голыми руками.

Грузовик дёрнулся назад, доски ткнулись в противоположные ворота – Дмитрия Палыча, распахнув их настежь.

– Стой! – теперь Дмитрий Палыч схватился за голову. Грузовик резко остановился, доски по инерции съехали назад и рухнули на газон. И опрокинули лейки и вёдра с водой, приготовленной для полива.

Все кричали, ругали водителя, грузовик и доски, собаки лаяли и носились кругами.

Высокий незнакомец тем временем потихоньку пятился к лесу. Только Соня с Сеней заметили, как он допятился до деревьев, развернулся и проворно зашагал по тропинке. Они побежали следом.

…Ник остановился возле рюкзака, лежавшего под кустом. Закатал брюки, отстегнул ходули, снял бороду и тёмные очки.

– А мы тебя сначала не узнали, – сказала Соня. – Подумали, что твой дядя и вправду приехал.

– А он, кстати, вправду приезжал! Только, м-м-м… уже улетел.

– Как – улетел?..

– На самолёте. Он же лётчик. Разве я вам не рассказывал? Дядя в промежутке, когда перестал быть пожарным, но ещё не сделался клоуном, работал лётчиком.

– Здесь же нет аэродрома! – сказал Сеня. – Как он приземлился? И как взлетел?

– А у него маленький самолёт, он взлетает с земли прямо в облака! И такие витки в облаках выделывает – залюбуешься! – Ник рукой изобразил, как витает дядин самолёт: виток, ещё виток, ещё виток!

– Разве возможно, чтоб у дяди было столько профессий? – сказала Соня.

– Так нельзя! – поддержал Сеня.

– Вот и дяде всю жизнь долбили, что так нельзя. Но он не слушал!

– А кто ему долбил?

– Тётя, кто ж ещё.

– Они ведь ни разу не встречались!

– Она ему писала.

Завалила его письмами! Дядя из-под них с трудом выбрался, такая это была гора.

– Как же он их прочитал, такую гору?

– А он их не читал. Ни одного!

– Тогда как он узнал, что в них написано?

– Да что тётя может написать? Она всю жизнь твердит одно и то же: «Не витай в облаках, не витай в облаках, не витай в облаках…»